ПРИЕМ ПО СЛУЧАЮ ДНЯ РОЖДЕНИЯ ТЕТИ ФАННИ 3 страница



— Мы сели за стол с опозданием почти на полчаса, Фанни, — ответила ей мама.

— Да? Вот как! — Одним махом она стянула шляпу с головы и вздохнула. Затем прошла вперед и вытащила из-под мышки завернутую в подарочную бумагу коробку. — Счастливого дня рождения, дорогая Энни.

— Спасибо, тетя Фанни.

Я торжественно взяла коробку и повернулась, чтобы раскрыть ее, не нарушая порядка на столе. Папа сидел с каменным лицом, сложив руки под подбородком. Люк потупил глаза и покачал головой. Дрейк широко улыбался. Тетя Фанни нравилась Дрейку больше, чем кому-либо из нас. Мне кажется, она знала об этом, потому что всегда смотрела в его сторону и подмигивала, как если бы между ними были какие-то особые отношения.

Ее подарок был уникальный и совершенно неожиданный — коробочка для драгоценностей из слоновой кости ручной работы. Когда открывалась крышка, звучала мелодия «Воспоминания» из музыкального спектакля «Кошки». Мама широко раскрыла глаза, пораженная.

— Она превосходна, Фанни! Где ты ее достала?

— Достала то, что невозможно достать в Уиннерроу, божественная. Послала... джентльмена, моего друга, в Нью-Йорк специально для тебя, Энни.

— О, благодарю тебя, тетя Фанни.

Я поцеловала ее, и она засияла.

— Подарок для Люка дома. Он слишком велик, чтобы таскать его. Купила для него лично цветной телевизор.

— Это превосходно, Люк, — заметила мама.

Но Люк лишь слегка склонил голову. Он не любил часто смотреть телепередачи, отдавая предпочтение книгам.

— Хотела бы я, чтобы вы родились с перерывом в несколько месяцев, — сказала тетя Фанни, заняв свое место за столом. — Было бы удобнее приходить на ваши дни рождения. — Она сопроводила эти слова взрывом смеха. — Ну, что вы все разинули рты? Если это завтрак, давайте будем есть. Я не ела с... вчерашнего дня, — добавила она и снова засмеялась.

Несмотря на шуточки тети Фанни за столом и ее громкие комментарии, раздававшиеся время от времени, нам всем было очень весело и приятно. Это торжество было самым замечательным и восхитительным в моей жизни. Исключительный день, наполненный музыкой, смехом и солнечным светом, день, который заполнил много страниц в моем дневнике. И я не могла дождаться, когда Люк будет позировать мне для картины, которую я назову «Портрет в день восемнадцатилетия».

Каждый старался сделать для меня все, чтобы я чувствовала себя принцессой. Даже слуги купили мне подарки. Затем произошло еще одно удивительное событие.

Прежде чем я смогла забрать Люка, чтобы проехаться в моем новом автомобиле, а затем улизнуть на нашу террасу, моя мать отозвала меня в сторону и попросила подняться с ней наверх. Мы прошли в родительскую спальню — огромную комнату с большой широкой кроватью, стенка у изголовья которой была сделана из орехового дерева с ручной резьбой, а по углам, у ног, возвышались большие колонны того же дерева. Для того чтобы поднять такую кровать, понадобилось бы, на мой взгляд, не меньше дюжины мужчин.

Над кроватью висела одна из немногих картин, которые мать взяла из Фартинггейл-Мэнора. Поскольку я знала это, картина имела для меня особое, почти магическое значение. И, как художник, я также высоко ценила ее. Полотно изображало старую хижину в Уиллисе и двух стариков, сидящих в качалках на веранде.

Моя мать неоднократно перепланировала и отделывала заново эту комнату, с тех пор как поселилась в Хасбрук-хаусе. Теперь на окнах были элегантные голубые шелковые занавеси, отделанные золотом. Стены покрыты светло-голубой бархатной материей, на полу лежал такого же голубого цвета толстый и мягкий ковер, по которому мне так нравилось ходить босиком.

Туалетные столики и шкафы были сделаны по особому заказу из того же орехового дерева, что и кровать. Почти всю правую стену комнаты, целиком покрытой зеркалом, занимал туалетный столик матери. Она подвела меня к нему и выдвинула средний ящик.

— Теперь, когда тебе исполнилось восемнадцать, я хочу, чтобы это было твоим, — сказала она. — Естественно, ты будешь надевать это лишь по особым случаям. В этом я уверена, но тем не менее хочу подарить именно сегодня.

Она вынула длинный черный как уголь футляр, в котором, я знала, находились ее самое дорогое брильянтовое колье и такие же серьги.

— О, мама! — Я буквально остолбенела при мысли, что сейчас произойдет.

Она открыла футляр и протянула его мне. Мы обе молча взирали на сверкающие брильянты. Я давно заметила, что когда мама смотрела на них, то вспоминала какие-то особые моменты своей жизни. Как бы мне хотелось, чтобы эти прекрасные вещи, когда я их надену, передали мне все секреты прошлого, запечатлели дорогие воспоминания матери также и в моей памяти и научили меня той мудрости и тем знаниям, которые она приобрела за счет не только горького, но и прекрасного жизненного опыта.

— Они принадлежали моей бабушке Джиллиан, которая жила, как королева.

— И которая не позволяла тебе называть ее бабушкой, — прошептала я, вспомнив один из тех немногих эпизодов из ее жизни в Фартинггейл-Мэноре, которые мама рассказывала мне.

— Да. — Она улыбнулась. — Джилл была очень тщеславной и хотела оставаться вечно молодой и красивой. Она цеплялась за любое выдуманное средство, за любую иллюзию с упорством тонущей женщины, которая хватается за проплывающую ветку. Она «цеплялась» за драгоценности, красивую одежду, — продолжала мать с нежной улыбкой. — Конечно, она подтягивала кожу на лице, лечилась на курортах и покупала все «чудотворные» мази. Всякий раз, бывая на солнце, Джиллиан надевала шляпу с широкими полями, так как боялась, что солнечные лучи вызовут на лице морщины. Ее кожа оставалась гладкой и свежей.

Я слушала, затаив дыхание, потому что это было одно из наиболее подробных описаний прабабушки, когда-либо мною услышанных. И мне хотелось, чтобы мама продолжала свой рассказ.

— И хотя она была на двадцать лет старше Тони, — вновь заговорила мама после небольшой паузы, — никто, кроме посвященных, не мог бы этого предположить. Джилл могла часами просиживать за своим туалетным столиком. — При этих словах мать широко улыбнулась.

Затем она замолчала, углубившись в воспоминания.

— Во всяком случае, — вновь заговорила она, вернувшись из прошлого, — эти драгоценности я получила по наследству и хочу, чтобы теперь они были у тебя.

— Они так прекрасны, что я буду бояться надевать их.

— Ты не должна бояться носить и владеть прекрасными вещами, Энни. Было время, когда я была точно такой. Чувствовала себя виноватой, что имела так много, ведь помнила, как бедно жила моя семья в Уиллисе. — В ее голубых глазах внезапно появилось решительное выражение. — Но вскоре я поняла, что богатые не заслуживают больших, чем бедные, прав наследовать и наслаждаться богатствами и самыми великолепными вещами, которые может предоставить эта жизнь. Никогда не думай, что ты лучше других только потому, что выросла в привилегированных условиях.

Последние слова мама произнесла с силой, не оставившей у меня никакого сомнения в том, что они подкреплены пережитыми ею болью и страданиями.

— Зачастую богатые руководствуются в жизни такими же мотивами, как и очень нечестные или очень бедные люди. Может быть, даже в большей степени, чем бедные, так как у богатых больше свободного времени, чтобы потерять свой разум.

— Ты все это познала в Фартинггейле? — тихо спросила я, надеясь, что она выбрала восемнадцатый день моего рождения для того, чтобы раскрыть мне все свои секреты.

— Да, — прошептала мама. Затаив дыхание, я ждала продолжения рассказа. Но внезапно воспоминания как будто захлопнулись. Ее глаза расширились и заблестели, словно она только что вышла из состояния гипноза. — Давай не будем говорить больше ни о чем неприятном. Особенно сегодня, в такой день, дорогая. — Она наклонилась и поцеловала меня в щеку, затем вложила в мои руки брильянтовое колье и сережки. — Настало время передать их тебе. Конечно, я могла бы иногда просить, чтобы ты их мне одалживала.

Мы обе рассмеялись, и она обняла меня.

— Я пойду положу их в безопасное место и спущусь вниз, — сказала я матери, мягко освобождаясь от ее объятий. — Я хочу проехаться с Люком в моем новом автомобиле.

— И не забывай про Дрейка. Он также мечтает об этом, Энни.

Мать всегда настаивала на том, чтобы я была почаще с Дрейком.

— Но в машине только два сиденья! — воскликнула я в тревоге.

Мне предстояло сделать выбор, затронув чувства одного из юношей.

— Дрейк проделал немалый путь, приехав из колледжа специально на твой день рождения, Энни. Ему не легко было сделать это. Люк всегда находится здесь, и, кстати, ты проводишь с ним слишком много времени. Я заметила, вот уже несколько месяцев ты ни с кем больше не встречалась. Другие ребята в городе, вероятно, начинают чувствовать себя обескураженными.

— Ребята в моем классе глупые и какие-то недоразвитые. Их интересует лишь одно — пойти куда-нибудь и напиться до чертиков, чтобы доказать, что они мужчины. С Люком я, по крайней мере, в состоянии разумно поговорить, — оправдывалась я, чувствуя, что могу сейчас разреветься.

— Все же, Энни, — произнесла мама, опустив глаза, — это нездорово.

Ее слова падали на меня, как тяжелые капли дождя. Но я знала, что они справедливы. Я кивнула головой и попыталась ответить спокойным, без дрожи голосом:

— Мне его жалко.

— Я знаю, но скоро он уедет в колледж, чтобы начать самостоятельную жизнь, а ты отправишься путешествовать по Европе и будешь встречаться с различными людьми. Кроме того, у Фанни для него есть деньги, а он очень умный и в вашем классе первый ученик. И нет никаких причин жалеть Люка. Готова поспорить, — добавила мать с улыбкой, — он бы обиделся, если бы узнал об этом.

— Пожалуйста, никогда не говори ему то, что услышала от меня!

— Я никогда не поступлю так, Энни. Не думаешь ли ты, что я не проявляю заботы о Люке и не понимаю, через что ему пришлось пройти и с чем он жил все эти годы? Вот почему у меня вызывает восхищение то, каким он стал теперь, — заверила мама, поглаживая мои волосы. — А теперь ступай, убери свои брильянты и прокатись вначале с Дрейком, а потом с Люком. Сегодня не должно быть ни слез, ни печальных слов. Я категорически запрещаю это и могла бы даже попросить мэра Уиннерроу издать немедленный указ по этому поводу, — произнесла она со смехом.

Я улыбнулась и прогнала свои беспокойства.

— Спасибо тебе за то, что ты так прекрасно относишься ко мне, — прошептала я.

— Иначе и быть не могло, дорогая, я так тебя люблю.

Мама еще раз поцеловала меня, и я поспешила пойти убрать подарок в ящик туалетного столика, где хранились мои украшения. Когда я спустилась вниз, то увидела, что Дрейк, Люк и мой отец увлеченно обсуждают серьезные экономические проблемы. Они спорили о торговом дефиците и необходимости принятия протекционистских законов. Некоторое время я слушала, любуясь тем, как Люк отстаивал свою точку зрения против аргументов двух других собеседников. Затем, ворвавшись в кабинет, объявила о начале автомобильной поездки на моем «мерседесе».

— Мы будем соблюдать очередность соответственно возрасту, — заявила я дипломатично. — Первым будет папа, затем Дрейк, а потом Люк. По три раза по Мейн-стрит, туда и обратно.

Папа рассмеялся.

— Можешь ты представить себе, что будут говорить горожане? — спросил он. — Они станут думать, будто мы просто демонстрируем наше богатство.

— Если у тебя оно имеется, покажи его, — хвастливо заявил Дрейк. — Я не вижу причин стыдиться богатства. Это неестественный либеральный подход.

— Я говорю просто о поездке, — запротестовала я.

Все трое обернулись ко мне и затем расхохотались, увидев выражение моего лица и то, как я стояла, уперев руки в бока.

— Мужчины! — воскликнула я сердито и повернулась, чтобы уйти.

— Энни! — быстро сказал папа и бросился обнимать меня. — Это потому, что ты такая смешная, когда сердишься. Пойдем, давай посмотрим, заслуживает ли эта машина всей этой шумихи.

Я прокатила в автомобиле всех домашних. Дрейк настоял на том, чтобы мы на несколько минут остановились около закусочной, с тем чтобы он мог повидаться со своими старыми друзьями, но на самом деле ему хотелось похвастать новой машиной. Когда мы вернулись, Люк читал журнал на нашей веранде. Дрейк решил закончить одну из работ, заданных в колледже, чтобы позднее пообедать вместе с нами.

— Я сейчас вернусь, — крикнула я Люку и вбежала в дом, бросившись вверх по лестнице в свою комнату, чтобы взять для него подарок. Родители удивленно посмотрели мне вслед, когда я пулей проскочила через гостиную.

— Сбавь скорость! — крикнул папа. — Или тебе будет восемьдесят еще до того, как исполнится пятьдесят.

Я слышала, как он рассмеялся своей шутке, когда, закрыв за собой входную дверь, побежала на веранду. Покраснев от волнения, с сильно бьющимся сердцем, я быстро поднялась по лестнице и уселась около Люка.

— Поздравляю с днем рождения, — сказала я и протянула ему подарок.

Какое-то мгновение он рассматривал небольшой сверток в моей руке, затем взял его.

— Возможно, это ключи от еще одного «мерседеса», — пошутил он. Затем развернул сверток, открыл крышку маленькой коробочки и увидел золотой перстень с черным агатом.

— Ух ты!

— Посмотри на внутреннюю сторону кольца.

Надпись, сделанная мелким шрифтом, гласила: «С любовью, твоя сестра Энни».

Впервые кто-то из нас написал такое, что соответствовало нашим действительным отношениям. Глаза Люка увлажнились от охватившего его чувства, но он не дал волю слезам, считая, что мужчине не подобает плакать, даже от счастья. Я видела, с каким трудом он пытается скрыть свои эмоции.

— Надень его, — быстро произнесла я.

Он надел перстень на палец и протянул руку к солнечным лучам. Как заиграл на солнце камень!

— Он просто великолепен! Откуда ты узнала, что я люблю этот камень?

— Я вспомнила, как ты сказал об этом, когда мы просматривали один журнал.

— Ты удивительная!

Люк смотрел на кольцо и гладил его кончиком указательного пальца правой руки. Затем быстро поднял голову: его глаза озорно блеснули. Из-за спины он вытащил плоскую тонкую коробку в розовой подарочной упаковке.

Вначале я открыла прикрепленные к коробке открытки и поразилась: мы оба будто сговорились, что день нашего восемнадцатилетия положит конец всем притворствам. На его открытке было напечатано: «Сестре по случаю ее Восемнадцатилетия». Когда Люк дарил мне открытки, то обычно к напечатанному тексту дописывал от руки более личные строки. На этот раз они гласили:

«Годы приходят и уходят, и время, как волшебный лабиринт, о котором мы мечтали, может разделить нас. Но никогда не сомневайся В моей способности разрешить загадку и отыскать тебя, где бы ты ни находилась.

Счастливого дня рождения.

Люк».

— О, Люк! Эти слова, сами по себе, подарок. Они дороже мне нового автомобиля.

Он улыбнулся слегка натянуто:

— Раскрой подарок.

Мои руки дрожали, когда я разворачивала коробку. Я хотела сохранить и бумагу, и ленточку — все, что было связано с этим удивительным днем. Под бумагой была коробка кремового цвета. Я сняла крышку и увидела тонкую бумажную салфетку. Откинув ее, я уставилась на браслетик, а главное, на бронзовую чеканку большого дома с надписью: «Фартинггейл-Мэнор, наш волшебный замок. С любовью, Люк».

Я подняла голову в некотором смущении. Люк наклонился вперед, взял мою руку и стал объяснять:

— Однажды, рывшись в старом сундуке моей матери, который стоял на чердаке, я наткнулся на вырезку из газеты. Это были страницы светской хроники с описанием свадебного приема твоих родителей. На заднем плане напечатанной там фотографии был отчетливо виден Фартинггейл-Мэнор. Я отнес этот снимок одному фотографу, который переснял только одно здание, а потом сделал чеканку в бронзе. Вот это она и есть.

— О Люк! — Я провела пальцами по рельефному металлу.

— Так что, где бы ты ни была и что бы ни делала, ты никогда не забудешь нашу игру в фантазии, — промолвил он с нежностью.

— Я не забуду никогда.

— Конечно, таким это здание было много лет тому назад, — добавил он и быстро откинулся назад, почувствовав, что наши лица слишком сблизились. — Кто знает, как оно выглядит теперь.

— Это удивительный подарок, — отметила я. — Поскольку он имеет особое значение для нас. Только ты мог придумать что-либо подобное. Я буду хранить его так, чтобы он не попал на глаза моей матери. Ты ведь знаешь, какой она становится, услышав от нас какое-либо замечание по поводу Фарти.

— Да, я знаю и собирался предложить это сам. Я не должен давать никакого повода, чтобы она невзлюбила меня.

— Но ты нравишься ей, Люк. Ты бы слышал, как она отзывается о тебе. Она действительно очень гордится тобой!

— На самом деле?

Я видела, насколько мое замечание важно для него.

— Да, на самом деле. Она не перестает говорить о том, что ты первый ученик в нашем классе. Мама считает просто удивительным, как ты, преодолев все препятствия, достиг таких высот.

Он понимающе кивнул головой.

— На высокие горы, может быть, труднее забраться, Энни, но вид, который открывается с вершины, всегда стоит затраченных сил. Поднимайся на высокие горы — таков мой девиз. — При этом Люк очень сурово смотрел на меня. Гора, разделявшая нас, была слишком высокой...

— Теперь пойдем, — обратилась я к нему, собирая открытку, оберточную бумагу и подарок. — Пора и тебе проехаться в моей новой машине.

Я взяла его за руку, и, направляясь к автомобилю, мы торопливо пересекли подстриженную лужайку. Позднее в своей комнате я убрала подарок Люка туда, где лежали самые дорогие мне личные вещи. Дрейк приходил ко мне в тот вечер, до того как мы отправились на обед, чтобы узнать, что подарил мне Люк. Ему было известно, что с двенадцати лет мы обменивались подарками по случаю дня рождения. Я показала ему браслет и бронзовую пластину, предварительно взяв с него обещание, что он не скажет о чеканке моей матери. Открытку я ему не показала.

— Это не похоже на Фарти, — заявил Дрейк, когда я раскрыла коробку. — Здесь он не такой, каким я запомнил его.

— Но он должен быть таким, Дрейк. Это точная копия с фотографии, которую отыскал Люк.

— Я не знаю. — Он покачал головой. — Волшебный замок. Ты действительно все еще заинтригована этим местом, не так ли?

— Да, Дрейк. И ничего не могу с этим поделать.

Он кивнул. Его глаза сузились и стали задумчивыми. Я убрала подарок, и мы присоединились к моим родителям за праздничным столом. Но, прежде чем лечь в постель, я снова достала пластину и, разглядывая ее, думала: прав ли Дрейк, продолжая насмехаться над нашей игрой в фантазии. Найду ли я на самом деле когда-нибудь такое волшебное и удивительное место? Хотела бы я это знать.

 

Спустя несколько недель я получила письмо от Дрейка, который часто писал мне, чтобы рассказать о своей жизни в колледже или дать какой-нибудь совет. И хотя он иногда выступал жестоким тираном по отношению к Люку, мне не хватало острого ума, юмора и шалостей старшего брата. Я ждала от него писем и телефонных звонков, которыми он баловал время от времени. Письма Дрейка обычно изобиловали анекдотами о девушках в колледже, о студенческих братствах или событиях в Гарварде. В одном из писем он рассказал мне о фотографии команды гребцов, занявшей первое место в чемпионате. В этой команде был мой дядя Кейт, сводный брат Дрейка, человек, которого никто из нас почти никогда не видел и о котором мало кто слышал. Однажды я получила от Дрейка очередное письмо, которое поразило меня своей толщиной. Растянувшись на стеганом покрывале, я открыла туго набитый конверт.

 

«Дорогая Энни,


Дата добавления: 2018-02-18; просмотров: 407; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!