Разновидности форм первичного состояния 9 страница
Обмен или замещение ощущений — это то, что прячется за компульсивным (насильственным) сексом, как, впрочем, и за любым компульсивным действием. Оргазм становится для невротика наркотиком, седативным, успокаивающим лекарством. Стоит убрать этот символический акт (седативную таблетку) — и организм начинает страдать.
Но почему происходит так, что невротик неизбежно оказывается пленником и заложником своих ощущений? Дело в том, что никто не признает и не уважает их подлинные чувства. Ребенок может страдать только от допустимых, разрешенных обид. Например, ему позволено страдать болью в животе, но ни в коем случае не выказывать грусть и печаль, вызывающие боль. Так ребенок вынужден страдать направленной болью, он должен действовать символически, и говорить, что у него болит живот, вместо того, чтобы сказать: «Мне грустно».
Чтобы проиллюстрировать мою позицию, хочу привести пример из жизни одного из моих пациентов. Молодой человек женится. Во время свадебного вечера к нему вдруг подходит один из его друзей, пожилой человек, крепко обнимает и желает счастья. Внезапно молодого человека охватывает необъяснимая печаль, и он, продолжая обнимать старика, горько и неудержимо плачет. Сам молодой человек в этот момент не может понять, что с ним происходит.
Согласно первичной теории можно предположить, что объятие пожилого друга разбудило в душе молодого человека старую обиду, коснувшись больного места. Впоследствии этот пациент рассказал, что его отец ни за что бы не обнял его и не пожелал счастья — и вообще, у него не было никого, кто мог бы от души порадоваться его счастью. Молодой человек носил в душе эту зияющую пустоту до тех пор, пока теплое прикосновение друга не разбудило дремавшую боль.
|
|
|
В тот момент молодой человек ощутил фрагмент более общего чувства, которое, если бы оно пробудилось в полном объеме, затопило бы его болью, намного превосходящей ту печаль, какую он испытал от дружеского объятия на свадьбе. Несмотря на то, что он ощутил тепло, проявленное по отношению к нему, оно не смогло устранить боль, а произойти такое устранение может только в том случае, если больной сможет пережить каждый — мельчайший — эпизод своей застарелой боли, и, что еще более важно, осознать ее концептуально, то есть, в понятиях. Внутренняя борьба в душе этого молодого человека началась тогда, когда он понял, что лишен теплого любящего отца. До тех пор пока он мог избегать тепла (то есть, именно того, что ему было нужно больше всего), он избегал и боли. Внезапное проявление душевного тепла со стороны того пожилого человека застало юношу врасплох в самый эмоционально напряженный момент, когда он был наиболее уязвим — на свадьбе.
|
|
|
Другая пациентка так рассказывала, что произошло с ее чувствами: «Все выглядело так, словно я очертила круг около моего собственного образа, ставшего для меня нежелательным и невыносимым, я не хотела ни видеть, ни слышать его, я обрекла его на забвение. Но все это были мои чувства, которые ушли вместе с болью, которую я не желала испытывать. Вместе с чувствами меня покинули любовь, сила и желания. Я перестала существовать. Когда я оборачивалась, чтобы вглядеться с себя, то видела лишь зияющую пустоту, ничто. Я умирала в их ненависти, в их отторжении. Реальность для меня стала синонимом неизбежности почувствовать реальность моего презираемого «я».
Когда невротик отчуждается от своей боли, то я полагаю, что он вообще перестает что‑либо чувствовать. Невротик, до того момента, пока он не переживет заново свое чувство, вообще не осознает, что лишен его. Следовательно, невозможно убедить невротика в том, что он ничего не чувствует. Переживание чувства заново есть единственный по–настоящему убеждающий фактор. Правда, до того как это происходит, невротик может возразить, что совсем недавно видел трагедию, и одна сильная сцена растрогала его до слез. «Это же чувство» — скажет он. Но при этом больной забывает, что он переживал не
|
|
|
собственную, личную печаль, и поэтому его плач в кинотеатре нельзя считать полным и настоящим чувством. Если бы он соотнес сцену фильма с реалиями своей собственной жизни, то первичный эпизод мог бы произойти прямо в кинотеатре. Действительно, первичное излечение очень часто начинается с того, что пациент рассказывает о сцене из спектакля или фильма, заставившей его заплакать. Однако чувства, испытанные в театре, и чувства, испытанные на сеансе первичной психотерапии — это феномены совершенно различные по своей природе.
Слезы в кинотеатре — это лишь малый фрагмент отрицаемого и отброшенного прошлого невротика. Обычно они служат признаком высвобождения чувства, а не переход всей целиком личности в первичное, осознанное чувство. Процесс высвобождения — это тот феномен, который как раз помогает избежать ощущения целостного чувства. Таким образом, театральные слезы помогают обойти и отсечь чувство, и, таким образом, смягчить боль.
То же самое относится и к человеку, который часто взрывается. Нет никакого сомнения в том, что он чувствует гнев и выражает его, не правда ли? Но если этот гнев, который каждый день выцеживается малыми порциями и направляется на мнимые объекты, не ощущается в первоначальном контексте и не связывается с ним, то он не может ощущаться в первичном смысле.
|
|
|
Давайте для примера возьмем человека, который приходит в ярость каждый раз, когда его заставляют ждать даже очень короткое время. Скорее всего, этого взрослого человека, когда он был ребенком родители заставляли подолгу ждать. Позже, когда другие люди имитируют невнимательное отношение родителей, этот человек разражается гневом, степень которого явно непропорциональна ситуации. К несчастью, такое отсутствие внимания со стороны других людей будет продолжать вызывать гнев до тех пор, пока пациент не переживет истинный контекст первичного недовольства.
Пока этого не случится, его гнев нельзя расценивать как истинное чувство, поскольку его объекты являются чистыми символами, не представляющими ту первичную реальность,
которая вызвала его в действительности. Следовательно, эти вспышки гнева являются символическими, невротическими актами.
На мой взгляд, чувства следуют принципу «все или ничего». Всякий стимул, порождающий чувство, будет ощущаться всем организмом. Для невротика, однако, эротическое возбуждение вызывает лишь изолированное чувство в гениталиях, не являясь подлинным сексуальным чувством, которое охватывает здорового человека от головы до ног. О фрагментации чувств невротика можно судить по сдерживаемому смеху, по подавленному чиханию и по его речи, которая артикулируется, кажется, без участия лица. Не каждый невротик переносит свое страдание именно так, но сам процесс фрагментации личности имеет место всегда, хотя и находит разные способы проявления.
Есть целый ряд таких способов экспрессивного выражения, которые в обиходе называют чувствами, хотя я сам их таковыми не считаю. Например, одним из таких чувств является «чувство» вины. Невротик скажет: «Я ужасно себя чувствую из‑за этой лжи; я так виноват!» Я скорее склонен расценивать вину, как бегство от чувства (боли), так как чувство вины приводит к поведению, которое помогает снять напряжение. Здоровый человек ощутит неверные последствия своего поступка и постарается исправить ситуацию.
Я полагаю, что в своей основе чувство вины в действительности является чувством страха потери родительской любви. Один пациент признался во время прихода первичного чувства, что испытывал яростную ненависть к своему отцу, который оставил его в очень раннем детстве: изнутри я кипел как лев, но выражался как послушный котенок. Чувство вины, говорил этот пациент, удерживало его от того, чтобы громко выразить свой гнев. Когда же он ощутил реальное чувство, то понял, что боялся высказать отцу все, что накипело на душе только из страха, что после этого отец никогда больше не вернется. Таким образом, душевное движение, названное чувством вины в действительности оказывается поведением, выработанным в ответ на страх.
Часто как чувство расценивают депрессию. Больные, прошедшие первичную терапию, никогда не жалуются на депрессию. Они, конечно, могут печалиться и грустить по поводу тех или иных событий, но эти чувства специфичны и адекватны ситуации. По моим наблюдениям, депрессия — это маска, прикрывающая очень глубокие и болезненные чувства, которые невозможно связать с целой личностью. Действительно, некоторые невротики скорее решаются на самоубийство, нежели на то, чтобы ощутить эти истинные чувства. Депрессия — это настроение, близкое к первичному чувству, но ощущается оно как телесный дискомфорт («Мне плохо»; «Я чувствую подавленность»; «Чувствую в груди тяжесть»; «Такое чувство, что грудь сдавили обручем» и т. д.), так как нет связи с ранним источником этого настроения. Установление такой связи превращает настроение в чувство, и именно поэтому после первичной психотерапии больные больше не подвержены настроениям, но испытывают чувства. Когда уровень депрессии измеряют с помощью электромиографа, то выявляют очень высокий уровень напряжения, каковое и указывает на то, что депрессия, по сути своей, является отключенным чувством. Недавно доктор Фредерик Снайдер из института душевного здоровья записал энцефалографическую картину сна невротика. Патологическая активность начинается тотчас после того как они засыпают, сон является искаженным и фрагментированным. Депрессивные больные спят меньше, чем здоровые, и это еще одно доказательство вовлеченности напряжения в клиническую картину депрессии[6].
Любое, самое тривиальное событие может вызвать депрессию. Одна пациентка пришла на вечеринку и ушла домой раньше времени, охваченная депрессией. Оказалось, что с ней никто не разговаривал и никто не захотел сесть рядом с ней. Депрессия продолжалась много дней, и стало ясно, что это реакция отнюдь не на расстройство, связанное с вечеринкой. Этот эпизод разрядил, очевидно, старое чувство, обусловленное тем, что родители никогда не интересовались ею, не садились с ней
рядом и не беседовали с ней. Когда во время сеанса первичной терапии она попросила своих родителей поговорить с ней, ее депрессия прошла. Некоторые люди могут заглушать депрессию хождением по магазинам, любовными свиданиями, посещением вечеринок, но депрессия все равно остается, ожидая того момента, когда все эти отвлекающие маневры закончатся. Депрессия будет отравлять существование такого человека до тех пор, пока он не испытает то чувство, которое давит ему на плечи.
Есть и другие ложные чувства. Вот, например, чувство «неприятия». Во время одного из моих учебных циклов я покритиковал работу одного молодого психолога, сказав, что в ней есть неточности. Он начал с жаром оправдываться, говоря: «Я имел в виду совсем не то, что вы подумали. К тому же работа не закончена» и т. д. Когда я спросил его, что он почувствовал, выслушав мои критические замечания, от ответил, что ощутил «неприятие». В действительности в нем проснулось старое, погребенное на дне сознания чувство неприятия со стороны отца («Ничего, чтобы я ни делал, не могло заставить его полюбить меня»). Для того, чтобы не дать прорваться этому страшно болезненному чувству, он закрылся дымовой завесой объяснений, проекций, оправданий для того, чтобы не допустить появления первичной боли. Он не обсуждал неточности отчета. Ошибки означали для него только то, что он нехорош и его не будут любить. Зарождающееся чувство неприятия ощущалось не полностью. Оно просто запустило поведение, необходимое для того, чтобы прикрыть это чувство.
В действительности тот молодой психолог маскировал старое чувство, взбудораженное настоящей критикой. Нет ничего столь ужасного и болезненного в допущенных в отчете ошибках, чтобы вызвать такой шквал оправданий и отрицаний. Он искал оправданий своим ошибкам только для того, чтобы отбросить первичную боль. Он начал было чувствовать что‑то — свою отверженность — старое, реальное неприятие, но прикрыл свое чувствоу именно поэтому я и говорю, что невротик не может чувствовать со всей необходимой полнотой.
Личность его расщеплена, она отключена от детства и детских чувств, и поэтому он не может пережить чувство целиком и
полностью. Каждое новое оскорбление или критика, услышанные уже в зрелом возрасте, приводили к высвобождению фрагментов старой боли. Но реально, по–настоящему почувствовать себя отвергнутым, означает извиваться от боли во время прихода первичного чувства — значит, ощутить себя брошенным, покинутым, нежеланным ребенком. Когда пациент прочувствует это, у него не останется больше чувства отверженности, оно будет исчерпано — останется только чувство того, что действительно происходит в каждый данный момент. И если на каком- нибудь вечере женщина пренебрежительно с ним обойдется, наш пациент почувствует: «Я ей не нравлюсь» или «Что‑то она сегодня не в духе», но он отнюдь не почувствует себя отверженным, покинутым и никем не любимым в невротическом смысле. Это будет означать, что у пациента не осталось старого чувства отверженности, и никакое пренебрежительное замечание не сможет на целый день выбить его из колеи.
Стыд тоже относится к ложным чувствам. Допустим, взрослый человек расплакался, а потом ему стало стыдно. Он на самом деле чувствует, что окружающие неодобрительно отнесутся к такой его «слабости». Он пытается прикрыть свой поступок («Мне так стыдно») извинением за неподобающее поведение, чтобы не чувствовать себя нелюбимым. В этом случае нереальное «я», усвоив ценности родителей (а позже и ценности общества) оттесняет на второй план истинное «я».
Гордость — это нереальное ощущение собственного преуспеяния. Гордость — это бесчувствие. Она направлена на что- то, это некое действие, часто бессознательное, должное заставить «их» гордиться. Это представление для них. Способные на чувства люди не нуждаются в спектаклях для того, чтобы что- то чувствовать. С возрастом те вещи, которые делает невротик для того, чтобы испытывать гордость, постепенно меняются — в двухлетнем возрасте он не мочится в пеленки, в тридцать лет он участвует в охоте на слона. Одна и та же потребность управляет этими типами поведения. Потребность остается постоянной и неизменной. Становясь старше мы постепенно накручиваем все больше и больше слоев защиты вокруг истинной потребности, пока не оказываемся в лабиринте символических действий.
Когда невротик думает, что испытывает глубокие и большие чувства относительно какой‑нибудь конкретной текущей ситуации, интенсивность этого чувства лишь добавляет веса в первичный пул. Когда же этот пул опустошается методами первичной психотерапии, человек и его личность ощущают, насколько слабыми были в действительности все эти чувства. Если в химчистке плохо вычистили вещи, такой излеченный человек раздражается, но не приходит в ярость. Пациент, у которого удалось опустошить пул первичной боли, начинает понимать, насколько немногочисленны истинные чувства человека. Освобожденный от стыда, вины, отверженности и всех других ложных чувств, он осознает что эти псевдочувства суть не что иное как синонимы замаскированного великого первичного чувства отсутствия любви.
Даже когда невротик думает, что переносит сильнейшее эмоциональное переживание, например, занимаясь в обычной психотерапевтической группе, он, тем не менее, не осознает всей огромной силы и диапазона невротически подавленного чувства. Слезы и рыдания пациента в обычной психотерапевтической группе это лишь слабый предвестник извержения того огромного, до поры до времени спящего вулкана тысяч спрессованных и вытесненных переживаний, ждущих лишь своего освобождения. Первичная психотерапия высвобождает этот вулкан постепенно. Когда отрицаемые чувства переживаются, исчезает та глубина эмоций, которых можно было бы ожидать от этого пациента. Взгляд первичной психотерапии на чувство может разительно отличаться от взгляда непрофессионала. Ужасно эмоциональные люди обычно действуют под влиянием подавленных чувств прошлого и не чувствуют настоящего. Нормальные люди, избавленные от прошлых подавленных чувств, чувствуют только настоящее, и это настоящее и близко не столь летуче, как невротическая эмоциональность, потому что за ним не стоит мощная подавляющая сила. Так невротик может внезапно разражаться хохотом, так как взрыв происходит у него в душе. Или невротик может вообще потерять способность к спонтанному смеху, так как где‑то внутри он все еще пребывает в состоянии глубокой печали. В первом случае невротик прикрывает свое первичное чувство и направляет его в хохот; во вто
ром случае смех, также как и печаль, могут быть подавлены личностью, которая стерла все свои эмоции. То, что непрофессионал часто склонен рассматривать как реальное чувство, является всего лишь сильной реакцией на боль— гнев, страх, ревность, гордость и так далее.
В стандартной психотерапии даже само положение больного: сидя в кресле и глядя в глаза врачу — уже практически уничтожает всякую вероятность судорожного переживания чувства. Эти чувства не являются также результатом какого бы то ни было взаимодействия между пациентом и психотерапевтом. Единственное взаимодействие, которое происходит во время сеанса первичной терапии — это взаимодействие между реальным и нереальным «я».
Факт заключается в том, что невротик тоже является цельно чувствующей личностью, но его чувства блокированы напряжением. Он постоянно переполнен этими неразрешенными, не нашедшими выход чувствами, которые рвутся наружу, чтобы интегрироваться в личность, и этот порыв проявляется клинически как напряжение. Для того, чтобы невротик снова обрел способность нормально чувствовать, он должен вернуться назад и стать тем, кем он никогда не был — полностью страдающим ребенком. Так он может стараться обнять других или прикоснуться к ним в ходе специальных сеансов групповой психотерапии, веря в то, что этим он ломает барьер между собой и другими, или переживать тепло отношений с другими — «научиться чувствовать других». Но не имеющий способности чувствовать человек не способен почувствовать кого‑либо — неважно, насколько пылко он станет его обнимать. Сначала мы учимся чувствовать самих себя; только после этого мы можем почувствовать себя, ощущая прикосновения других. Блокированная личность может целыми днями трогать кого угодно и ничего при этом не чувствовать и не переживать. Это даже будет не «ничего», нет, напротив, пациент ощутит старую боль и обиду за то, что не получил в детстве столь нужного ему тепла. Но он так и не поймет, что именно такое тепло он теперь ощущает. Быть чувственным, на мой взгляд, это значит держать все свои органы чувств открытыми для стимуляции. Когда этого нет, мы получаем, например, фригидную женщину, которая
4—849
прыгает в постель со всеми встречными мужчинами, но при этом ничего не ощущает.
Суть моей точки зрения заключается в том, что барьеры устанавливаются не между людьми, такое случается только косвенно, но в том, что такие барьеры являются внутренними. Барьер, щит или «мембрана», под защитой которой живут невротики, есть результат тысяч переживаний, в ходе которых подавлялись чувства и реакции. Этот барьер становится толще всякий раз, когда отключается какое‑либо новое чувство. Не существует никакого способа, с помощью которого можно было бы моментально взломать такой барьер. Можно лишь медленно возвращаться назад, ощущая по пути каждую основную боль и отщепляя ее от плотины отрицаний и вытеснений, до тех пор, пока не останется никакого барьера — то есть, не останется нереального «я», которое фильтрует и затуманивает живое переживание. Таким образом, чем ближе становится человек самому себе, тем ближе становится он и другим.
Дата добавления: 2018-02-18; просмотров: 363; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!