Лингвокультурологический взгляд на национальный идеал
Общим местом современной лингвистики стало положение В. Гумбольдта: «Разные языки – это отнюдь не различные обозначения одной и той же вещи, а различные видения ее…» [Гумбольдт 1985, 349]. Меньше внимания уделяется причине данного факта. И почти совсем исключен из лингвистических исследований оценочный подход в изучении культур, представляющийся нам обязанностью гуманитарной науки. Ведь, по сути, Россия выбирает не пепси-колу и Голливуд, а американские модели поведения и образ мысли. В данной статье на материале языковых и культурных фактов сравниваются протестантские (англосаксонские) и православные (русские) ценности, обусловленные национальным видением Бога.
В «Бесах» Ф.М. Достоевский вывел: «Цель всего движения народного, во всяком народе и во всякий период его бытия, есть единственно лишь искание Бога, Бога своего, непременно собственного, и вера в него как в единого истинного». Сравнительный лингвокультурологический анализ показывает, что человек творит себя по образу и подобию «своего Бога». Имя Бог у славян, видимо, заимствовано из иранских языков. Вероятное первоначальное значение о.-с. * bog ‘наделяющий богатством’, ‘дарующий благополучие’ [Черных 1999] < и.-е. * bhag- ‘распределять, даровать’. Славянское имя Творца (о.-с. *gospodь) означало нечто вроде ‘гостеприимный, принимающий чужестранцев хозяин’ [Черных 1999]. Англ. God ‘Бог’ собственно означает ‘cущий’ [Маковский 1996, 149], а в Lord ‘Господь’ сделан акцент на рачительности Хозяина: Lord ‘Господь’< др.-англ. hlāford ‘господин’, сложившееся из hlāf ‘хлеб’ и weard ‘сторож, хранитель’ [Смирницкий 1965, 163]. Русский всю историю принимает гостей и расточает имущество, а протестант собирает и хранит земные блага.
|
|
|
Профанация сакральных понятий, истоки которой просматриваются в этимологии Lord, началась на Западе задолго до появления протестантизма. «Американская мечта», отождествившая счастье и богатство, имеет древние языческие корни: лат. fortuna ‘cудьба, случай’, ‘счастье, удача’, а во множественном числе ‘имущество’ (богиня Фортуна изображалась с рогом изобилия и присутствовала на монетах почти всех императоров). Из Рима – колыбели Западной цивилизации – понимание счастья как обладания материальным благами распространится во многих европейских народах: ит. fortuna ‘судьба’, ‘счастье, удача’, ‘состояние, имущество’, far fortuna ‘разбогатеть’; фр. fortune ‘удача, счастье’, ‘участь, судьба’ и ‘состояние, богатство’; англ. fortune ‘судьба’ и ‘богатство’. Британский историк Г. Кёнигсбергер указывает: «Отнюдь не случайно в центре многих средневековых эпических поэм… лежит рассказ о спрятанных сокровищах, прежде всего золоте – сияющем, не подверженном порче металле, который способен околдовать не только драконов и чудовищ, но и большинство христиан, мужчин и женщин» [Кёнигсбергер 2001, 95].
|
|
|
На этом фоне исключительно бессребреничество русских. Слово фортуна, обозначающее случайное счастье, не получило в русском языке значения богатства, а национальный эпос отражает совершенно иное мировоззрение. Былины, восходящие ко времени язычества и впоследствии мало затронутые христианизацией, тем не менее содержат удивительно высокий строй мыслей и чувств. Основные мотивы русского героического эпоса – любовь к родной земле, защита слабого и угнетенного, отсутствие интереса к стяжательству и заискивания перед сильными мира сего, жертвенность.
Новозаветная этика нашла в языческом славянстве благодатную почву. Более чем за тысячу лет до рождества Христова *bog становится религиозным понятием и мыслится вполне в евангельском духе – как странноприимец и податель благ. С возникновением частной собственности и социального неравенства в христианской Руси богатство и нищета (др.-рус. убогий ‘нищий’, букв. «лишенный богатства») связались с Промыслом Божиим. Родство слов богатый и убогий с их еще живым этимоном напоминало, что наделенный Богом должен компенсировать убогому промыслительное (а следовательно, спасительное для человека!) лишение жизненных благ: «нищие всегда будут среди земли [твоей]; потому я и повелеваю тебе: отверзай руку твою брату твоему, бедному твоему и нищему твоему на земле твоей» (Втор. 15, 11). На Руси хорошо понимали, что Бог, по праву творца являясь единственным собственником мира, дает нам всё во временное пользование: «Господня земля и что наполняет ее, вселенная и все живущее в ней» (Пс. 23, 1).
|
|
|
С отпадением от католического мира протестантизма утилитарно-прагматические тенденции в западном христианстве не только прогрессируют, но и получают в последнем канонически закрепленную аргументацию. Протест против злоупотреблений католицизма закономерен и морально обоснован, но чистота намерений пуритан (англ. Puritans < позднелат. puritas ‘чистота’) вызывает сомнения. О вполне земных интересах английских еретиков свидетельствует удивительно точное совпадение границ двух крупнейших пуританских сект с определенными социальными слоями и политическими партиями: пресвитериане – это крупная буржуазия и дворяне, к индепендентам принадлежат мелкая и средняя буржуазия, мелко- и среднепоместные джентри, йомены. Богатым пресвитерианам (англ. Presbyterian < греч. presbuterwz ‘старейшина’) для освящения церковным авторитетом их привилегий вместо поставленного сверху епископа нужен выборный самой общиной пресвитер; бедным индепендентам (англ. Independents ‘независимые’) для приобретения привилегий нужна независимость от власти какого бы то ни было авторитета.
|
|
|
Очевидно, что из Англии в трансатлантическое путешествие пускаются вовсе не прекраснодушные искатели Истины. Для протестанта честность ценна не сама по себе, а поскольку приносит кредит [Вебер 1990, 73]. Язык фиксирует утилитаризм этических отношений: англ. honour ‘честь’, ‘уважать’ и ‘оплатить (чек)’, grace ‘добродетель’ и ‘льгота’. М. Вебер, комментируя Б. Франклина, отмечает, что преизбыток добродетели – достойная осуждения расточительность [Там же, 73]. В данном аспекте многозначительно совмещение в англ. profuse значений ‘обильный, щедрый’ и ‘расточительный’, а в наречии profusely – ‘обильно, щедро’ и ‘чрезмерно’.
Весьма суров по отношению к «отцам-основателям» В. Зомбарт: «Итак, дух, двигавший торговлю и все колониальные предприятия… был, я полагаю, разбойничий дух» [Зомбарт 1994, 63]. В ХVII в. почти каждая американская колония покровительствовала морскому разбою. Не этот ли дух американизма продиктовал Б. Франклину афоризм time is money? Время дорого, потому что приносит прибыль. О том, что это за дух красноречиво свидетельствует фразеологизм get a new lease of life ‘воспрянуть духом’ – букв. «получить новую аренду от жизни».
Протестанты отождествили спасение и работу, а следовательно, и личное обогащение: англ. make ‘делать’ и ‘зарабатывать, наживать (деньги, состояние)’, save ‘спасать’ и ‘копить, экономить’. Они окончательно обосновали законность взимания ссудного процента, представляющего собой плату за временный отказ пользоваться собственными деньгами. Процент связан с экономическим интересом, а, следовательно, свят и неприкосновенен: interest ‘интерес’ > ‘процент с капитала’, ‘выгода’. С православной точки зрения деловые интересы банкира, предоставляющего грабительский кредит, аморальны. Но жертвовать ими он не обязан: usurious interest ‘ростовщические проценты’ узаконены всей цивилизационной системой. А жертвенность в американском сознании связана с убытком и благотворительной подпиской: sacrifice ‘жертва’ и ‘убыток’, subscribe ‘жертвовать’ и ‘подписывать’. Американцы не желают умерять своих желаний.
Фразеологизм в тесноте, да не в обиде квалифицируется как «абсолютная лакуна американской культуры» [Привалова 2007, 56]. Ср. русск. потесниться и английский эквивалент make room, букв. «делать пространство». Основной мотив русского слова – жертвенность, английского – реализация прав личной неприкосновенности. Русские извиняются, непосредственно столкнувшись, а англичане – столкнувшись зонами автономии (пространство вокруг человека, в которое нет доступа другим).
Над нашими предками золото не имело столь безграничной власти, как над остальным миром. Вторгшиеся в византийские пределы славяне добывают сокровище не ради него самого. Вместо того чтобы использовать его по назначению, они зарывают ненужные им драгоценности в землю [Карамзин 2000, 54]. Мятущаяся славянская душа, еще грубая той первобытной грубостью, которая свойственна всем юным народам, уже ищет неведомого ей Бога, избывая терзающие ее страсти в приобретении воинской славы и бессмысленного в глазах сурового славянина золота. У восточных славян о.-с. * bog ‘наделяющий благом, богатством’ переосмыслено в богатый ‘наделенный благом’. Родство слов богатый и др.-рус. убогий ‘бедный, неимущий’, ‘лишенный’ показывает, что материальное благополучие и лишение достатка связано с волей Божьей. Богатство воспринималось как обязанность, накладываемая на богатых – возвращать полученное от Бога добро убогим.
God, оценивающий благочестие по личным сбережениям, требует копить и преумножать, но отнюдь не отдавать, поэтому даже советский атеист по бескорыстности своего стихийного религиозного опыта превосходит протестанта. Шукшинский Алеша Бесконвойный – далеко не герой нашего времени, но способен испытывать высокие христианские чувства, недоступные среднестатистическому протестанту: «Алеше нравилось, что у них (у его семьи – С.П.) можно, например, занять денег – все как-то повеселей в глаза людям смотришь. <…> Какой желанный покой на душе, Господи! Ребятишки не болеют, ни с кем не ругался, даже денег взаймы взяли…» («Алеша Бесконвойный»).
В соответствии со своим пониманием Бога славянин строил общество на совершенно иных основаниях, чем англосакс. В.И. Постовалова отмечает: «В отличие от аксиологических установок культуры ХХ века с ее пониманием другого как «дальнего» (Ницше) или как «трансценденции по отношению к моему «Я»..., а иногда и просто как врага, другой для православного сознания – это ближний» [Постовалова 2000, 411]. На самом деле, восприятие другого как дальнего – это древняя установка англосакса, наиболее очевидно раскрывшаяся в ХХ веке. Англ. other ‘другой’ имело первоначальное значение ‘вне этого, вдали от него’ [Walter 1995]. Психологическая мотивация оther больше похожа на русск. прочий (др.-русск. ‘другой, остальной’). Прочие – это не просто другие, но не заслуживающие внимания или малосимпатичные люди. Очевидно, что психологическая дистанция между членами германских племен была больше, чем у славян. Для русского другой – это ближний, достойный любви и сострадания. Русское слово другой – производное от друг. Любой возникло из любить в древнерусских местоимениях кто любо, где любо. Ветхий языческий человек преображается на Руси в христианском отношении к ближнему: любой первоначально ‘тот, кто люб’, потом ‘всякий, каждый’. Многозначное древнерусское слово искренний ‘ближний’ (искръ ‘подле’) к ХI в. имело современное значение ‘правдивый, откровенный’. Настоящий христианин проникнут доверием к ближнему, потому что «любовь всему верит» (1 Кор. 13, 7). Синонимом искреннего является слово откровенный – открытый, без задней мысли и камня за пазухой. Англосакс наделил ближнего другим качеством. Англ. near ‘ближний’ – этимологически «доступный», «достаточный» [Walter 1995] имеет значения ‘доставшийся с трудом’, ‘скупой, прижимистый, мелочный’. Иногда трудно однозначно определить логику развития значений в структуре полисеманта. В данном случае интенции западной культуры позволяют предполагать: near ‘ближний’ (о человеке) со временем приобретает значение ‘скупой’, потому что на Западе, живущем по принципу «каждый сам за себя», не принято делится.
Вера в гостеприимного православного Господа воспитала в нашем народе уникальное качество, названное Ф.М. Достоевским «всемирной отзывчивостью». В речи о Пушкине он указал на особенность русского предназначения: «Да, назначенье русского человека есть бесспорно всеевропейское и всемирное. Стать настоящим русским, стать вполне русским, может быть, и значит только (в конце концов, это подчеркните) стать братом всех людей, всечеловеком, если хотите». Наша великая литература свидетельствует о справедливости слов Ф.М. Достоевского. Особенно это заметно на фоне европейских литератур: «Герои Диккенса мечтают о маленьком домике, теплом очаге и благополучии своего потомства, герои Бальзака грезят высшими титулами и миллионами, герои Достоевского и Толстого никогда не примирятся на личном только счастье, для них счастье – это счастье всего народа, всего человечества. Они так устроены, что живут идеей космического совершенства» [Антонов 2007, 185].
Следуя своему призванию, великорусы связали в тугой органический узел евразийские пути, культуры, языки. На территории России, по переписи 1994 года, проживает 176 народов, говорящих на языках всех мировых языковых семей. Всего в России более 150 языков, из которых 80 литературных.
Этико-гноселогический абсолют «всемирной отзывчивости» в познании чужой правды при умении отвергнуть чужую ложь. Филологический идеал – поздний Пушкин, сделавший европейскую культуру средством выражения русских ценностей. На укорененность языка Пушкина, буквально с молоком матери впитавшего французскую речь, в русской почве указывает В.Г. Гак: «Галлицизмы в прозе Пушкина поверхностные явления. <…> Даже там, где можно было бы дословно воспроизводить французские речевые структуры, Пушкин обращается к собственно русской организации высказывания» [Гак 2000, 88]. Н.С. Трубецкой как-то заметил, что, если бы Пушкин услышал стихи Хлебникова, то он и не понял бы, что тот поэт. Без большой доли преувеличения можно сказать, что, если бы Пушкин услышал современного «россиянина», он не узнал бы в нем русского.
Желание творцов постсоветских общеобразовательных стандартов и учебных программ сделать привлекательным облик «нового русского» – бизнесмена, не обремененного излишней рефлексией и глубокими экзистенциальными запросами, делового, решительного и «конкурентоспособного» – в корне противоречит природе русского человека. К сожалению, в свете рассматриваемой проблематики, приходится отмечать, что современная Россия готова окончательно забыть своего щедрого и любвеобильного Бога и преклониться перед расчетливым заокеанским God, имя которого символично «освящает» долларовую купюру.
Список литературы
Антонов М. От капитализма к тоталитаризму (Мир в ХХ в. и судьбы России) // Молодая гвардия, 2007, № 4.
Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма // Избранные произведения. М., 1990.
Гак В.Г. Язык Пушкина и французский язык // Вопросы языкознания, 2000, № 2.
Гумбольдт В. Об изучении языков, или план систематической энциклопедии всех языков // Гумбольдт В. фон. Язык и философия культуры. М., 1985.
Карамзин Н.М. История государства Российского: В 3-х книгах. Кн. 1. СПб., 2000.
Кёнигсбергер Г. Средневековая Европа, 400-1500 годы. М., 2001.
Маковский М.М. Язык – миф – культура: Символы жизни и жизнь символов. М., 1996.
Постовалова В.И. Этическая оценка другого и самооценка в православной духовной традиции (на материале эпистолярного наследия святителя Игнатия Брянчанинова) // Логический анализ языка: Языки этики. М., 2000.
Привалова И.В. Речевые жанры сквозь призму культурных различий // Жанры речи: Сборник науч. статей. Саратов, 2007. Вып. 5. Жанр и культура.
Смирницкий А.И. Древнеанглийский язык, М., 1965.
Черных П.Я. Историко-этимологический словарь современного русского языка: В 2 т. – 3-е изд., стереотипное. М., 1999.
The concise Dictionary of English Etymology. Walter W. Skeat. 1995.
США в свете лингво-исторического анализа:
Попытка прогноза
Изменение языка происходит параллельно с изменением самого общества, поэтому лингво-исторические исследования представляются чрезвычайно плодотворными относительно любого исторического среза. Известный американский языковед Л. Блумфилд писал: «Адекватная дескриптивная информация о языках – это необходимая посылка для понимания истории. Не вызывает сомнения уже сейчас, что наиболее наглядно исторические изменения в человеческих отношениях можно видеть именно в изменениях языка» [Блумфилд 1968, 559]. А. Вежбицкая, занимающаяся сравнительным изучением культур, отмечает: «…Тесная связь между значениям слов (особенно ключевых слов культуры) и более широкими историческими изменениями делает семантические исследования в высшей степени релевантными для изучения истории, поскольку значения слов свидетельствуют об исторических процессах и интерпретациях» [Вежбицкая 2001, 246].
Принимая во внимание, что наличное состояние любой открытой системы в какой-то мере предопределяется ее прошлым состоянием, можно сделать лингво-исторический анализ инструментом прогнозирования. Язык как самый чуткий барометр общественного умонастроения позволяет обнаружить наметившиеся тенденции, а история предоставляет прецеденты. Обновление словаря и концептуального содержания слов точнее, чем социологические опросы, отражает состояние общества. В ответах на тестовые вопросы всегда есть доля идеализации, язык – это сама жизнь. Например, опросы показывают, что только 1 % российских семей считает важным воспитать демократические ценности [Магарил 2007, 149]. Однако очевидно, что гораздо больший процент живет в соответствии с ними. А ведь поступки мотивированы мышлением и языком. Слова – источник поведения. Изменение социальных норм поведения свидетельствует об изменении семантики слов. Новая конфигурация идей и оценок в кодируемых исконным словом концептах или употребление заимствований в сфере этического словаря отражают изменение глубинной мотивации человеческой деятельности. Некая поведенческая норма став ценностью на стихийно-практическом уровне, еще некоторое время не получает статуса ценности де-юре. Говорим одно, а делаем – уже другое.
Конечно, настоящее и будущее социальной системы отнюдь не полностью детерминировано ее прошлым. К тому же невозможно учесть всех влияющих на систему факторов. Одни из них неизвестны, другие в силу своей незначительности пока не осознаются как реальные генераторы будущего. Однако самые общие векторы развития просматриваются вполне определенно и могут быть приняты как информация к размышлению и руководство к действию.
В аксиологическом аспекте язык предстает развернутой в истории системой ценностей. Анализ ключевых культурных концептов (прежде всего религиозных и этических) позволяет увидеть запечатленные в словах исторические судьбы народов и не только объяснить их прошлое и настоящее, но и прогнозировать будущее. Мерило цивилизации – этический идеал, который определяется пониманием Бога. Человек создает себе Бога по своему образу и подобию, приписывая Ему то, к чему сам обнаруживает стремление.
Англосакс увидел в Господе хранителя (хлебного) богатства: Lord ‘Господь’< др.-англ. hlāford ‘господин’< hlāf ‘хлеб’ и weard ‘сторож, хранитель’ [Смирницкий 1965, 163]. На Западе четко прослеживается стремление именно к подобному уподоблению. Основное понятие религии «спасение» превратилось в извращенную протестантскую концепцию этики труда, бережливости и накоплением: англ. save ‘спасать’ имеет значение ‘копить, экономить’. Не просто стяжательством, но и кощунством выглядит родство английский слов Passion ‘страсти Господни’ и passive ‘покорный’, а как финансовый термин ‘беспроцентный’.
К. Маркс видел в протестантизме «буржуазную разновидность христианства» [Протестантизм 1990, 11]. Э. Фромм пишет о западном христианстве, преимущественно о протестантизме: «За фасадом христианской религии возникла новая тайная религия, «индустриальная религия», укоренившаяся в структуре характера современного общества, но не признаваемая «религией». <…> В индустриальной религии «священны» труд, собственность, прибыль, власть…» [Фромм 1990, 151-152]. В другой работе он иронизирует: «Если бы современному человеку хватило смелости изложить свое представление о Царствии Небесном, то описанная им картина походила бы на самый большой универмаг в мире с выставленными новыми моделями вещей и техническими новинками, и тут же он сам «с мешком» денег, на которые он мог бы все это купить» [Фромм 1998, 247-248].
В США добродетель становится товаром. Один из «отцов-основателей» США Б. Франклин считал, что честность полезна, поскольку приносит кредит [Вебер 1990, 73]. Подобные взгляды отражены в английской полисемии: honour ‘честь’, ‘уважать’ и ‘оплатить (чек)’, grace ‘добродетель’ и ‘льгота’. М. Вебер, комментируя мысль Франклина, отмечает: «Из этого можно заключить, что там, где видимость честности достигает того же эффекта, она вполне может заменить подлинную честность» [Вебер 1990, 73]. Современный дух информационного общества уже почти не затрудняет себя демонстрацией даже видимости честности и справедливости.
Б. Франклину принадлежит и афоризм time is money. Буквально это отражено в протестантском катехизисе: «Вопрос 28: «Что представляет собой ссудный процент, или плата за пользование деньгами? Ответ. Вознаграждение за отказ от пользования вашими собственными деньгами в течение обусловленного срока…» [Цит. по: Смит 1992, 32]. Само время стало источником прибыли. И если еще можно считать собственностью приобретенное своим трудом, то использование в качестве средства обогащения времени – это кража у самого Творца. Гильом Осерский (1160-1229) первым привел аргумент против ростовщичества: ссудный процент – плата за то время, в которое ростовщик отказался от своих денег. Таким образом, предмет его торговли – время, т.е. то, что принадлежит только Богу. Но доходы флорентийских нуворишей были столь велики, что за деньгами к ним обращались монастыри и даже многие монархи Европы. Кража Божьего времени была обставлена в лучших традициях лукавого Запада самым казуистским образом. С ХΙΙΙ в. схоластическая мысль настойчиво пытается найти оправдание деятельности купцов, торговцев и ростовщиков. Как и следовало ожидать, в результате конфессиональных споров ХΙΙΙ-ХV вв. теологическая концепция времени была сдана в архив за ненадобностью, а взамен решено, что, беря процент, ростовщик вознаграждает себя за отказ пользования собственными деньгами.
С православной точки зрения банковская финансовая система аморальна, потому что, поощряя нетрудовые доходы, развращает человека, обязанного в поте лица добывать хлеб свой (Быт. 3, 19). Естественным (точнее говоря, противоестественным) образом развивается семантика англ. lend ‘одалживать, давать взаймы’ > ‘ссужать, давать под проценты’.
М. Лернер отмечает, что американская религиозная традиция требует постоянного чтения Библии и акцентирует внимание человека «на взаимоотношениях человека со своей совестью, однако лишь с точки зрения его собственных религиозных представлений» [Лернер 1992, 200]. Писатель-эмигрант С. Довлатов пишет: «В Америке больше религиозных людей, чем у нас. При этом здешние верующие способны рассуждать о накопительстве. Или, допустим, о биржевых махинациях. В России такого быть не может. <…> Западный верующий. Причем истинно верующий, может быть эгоистом, делягой» («Из записных книжек: Соло на IBM»). Об интересе протестантского мира к деньгам свидетельствует детально разработанная английская церковно-приходская бизнес-терминология: temporalties ‘приходские доходы прелатов’, spirituals ‘доходы от церковных треб’, vestry уст. ‘собрание налогоплательщиков прихода’. Современные американцы презрительно называют методистскую часовню gospel-shop букв. «евангелический магазин». Американское христианство больше походит на медицину и средство достижения материального благополучия. Подлинный «бог» США – доллар, на котором написано In God we Trust ‘Мы верим в Бога’. Справедливость требует добавить в «этого бога».
Бедный для русского «бедствующий», тот, кого можно пожалеть. И. Волгин так комментирует название романа Ф.М. Достоевского: «Бедные люди (ударение на втором слове) – это словно бы вздох мировой скорби – вздох по всему роду человеческому, а не только горевание об отсутствии вещественных благ. Бедный человек – человек несчастный, несовершенный, далекий от идеала. Это почти божественная печаль о слабом и одиноком человеческом существе и вместе с тем его горестная самооценка» [Волгин 2002, 144].
О современных западных интеллектуалах философ А.С. Панарин пишет: «Отныне нравственные и социальные обязательства интеллигенции перед «нищими духом» воспринимаются ею как невыносимый моральный гнет – такой же, каким на заре модерна воспринимался гнет клерикальный. Двухсотлетняя полемика интеллектуалов с богатыми кончилась; началась их полемика с бедными» [Панарин 2003, 25]. Английский язык отражает эту чудовищную трансформацию. Англосаксы развели безденежного и несчастного, добавив к исконному poor ‘бедный, несчастный’ заимствование impecunious ‘нуждающийся, бедный’(букв. «безденежный»), в котором не развито значение ‘несчастный’. Poor требует помощи, а impecunious сам виноват. Безденежье считаться признаком глупости («Если ты такой умный, покажи свои деньги») или даже грехом. С.Г. Тер-Минасова, изучая язык романов американки Дж. Остин (1775-1817) и англичанки А. Мердок (1919-1999), отмечает, что в обоих произведениях «понятие богатый представлено гораздо большим количеством слов и словосочетаний, чем понятие бедный». Объясняется это тем, что быть богатым поощряемая норма, а быть бедным «очень плохо и противоречит общественной этике» [Тер-Минасова, 1980, 112]. Такое отношение к социальным низам выражено в англ. wretch ‘несчастный’ и ‘негодяй’; derelict ‘покинутый, брошенный, беспризорный’ и амер. ‘нарушающий (долг, обязанности)’.
Сравнивая концепты «успех» («success») и «тщета» («vanity»), В.И. Карасик приходит к выводу, что в русской культуре к людям, которые не добились успеха, относятся с жалостью, в английской – с элементом презрения [Карасик 2007, 239]. Он отмечает в английском осмыслении успеха «важность личных усилий, необходимость трезвой оценки обстоятельств и занятость делом». В русском языковом сознании отношение к успеху связано «с такими приоритетами, как требование соизмерять земной успех и нормы справедливости и стремление к нравственной чистоте» [Там же, 242]. На Руси была предосудительна не бедность, а лень: нетягъ ‘ленивец’ и ‘негодяй’ [Полный… 1990].
Русское Православие накладывает свою печать и на развитие капиталистических отношений. Слово промышленность было связано с др.-рус. промышляти ‘заботиться’, промышление ‘забота, попечение’, промышльник ‘заботник, заступник’. В западноевропейском аналоге подчеркнута деятельная предприимчивость: лат. industria ‘старательность, трудолюбие, усердие, прилежание’. Протестанты увидели в труде божественное призвание. Нем. Beruf ‘профессия’ букв. «призвание» (кандидата к священному сану). Первым употребил его в значении ‘профессия’ М. Лютер. М. Вебер пишет: «Совершенно очевидно, что в немецком слове «Beruf» и, быть может, в еще большей степени в английском «calling» наряду с другими мотивами звучит религиозный мотив – представление о поставленной Богом задаче…» [Вебер 1990, 96].
Англ. calling ‘профессия’ и ‘призвание’. В немецком языке эта идея выражена синтаксически. Немецкий сохраняет характерный плеоназм: Er ist Lehrer fon Beruf – Он учитель, букв. «Он учитель по профессии» – т.е., в протестантском понимании, по призванию Бога. Провиденциальным призванием благословляется труд и его результат. В лютеровском переводе подчеркивается материальное благополучие последователей Христа. Русским Христос говорит: «Я пришел для того, чтобы имели жизнь и имели с избытком» (Ин. 10, 10). А вот немец слышит нечто другое: нем. «das Leben und volle Genügen» – «жизнь и полное удовлетворение». Отсюда вытекает, что богатство – признак доброго христианина, а бедность – свидетельство богооставленности. В протестантском мессианстве таится потенциальная опасность. Затруднительно обогащаться, не вступая в конфликт с совестью и интересами других.
В США тенденции развития Запада находят наиболее полное выражение. Если бы параллельные миры цивилизаций не пересекались в неэвклидовом пространстве геополитики, можно было бы успокоиться, выставив американцам двойку за поведение. Однако история излечивает от юношеского прекраснодушия, в которое старается впасть часть российского общества, закрывая глаза на реальность. Гедонизм всегда саморазрушителен, а в качестве национальной философии самой мощной страны мира он с логической необходимостью вырождается в агрессию. Слово aggression ‘нападение; агрессия, незаконное применение силы (в международном праве)’ употребляется для обозначения конкуренции в спорте или учебе. Это показатель культивирования агрессивности, а не сублимации, как объясняют иногда обывателю.
Любая соревновательность психологически опасна. Спортивные и научные олимпиады, чемпионаты, конкурсы и т.п. проходят в нездоровой обстановке страстей – зависти, обид, уязвленного самолюбия и удовлетворенного тщеславия. Всемирно известный психиатр В. Франкл подтверждает данные социологии о том, что спортивные состязания не снижают, а усиливают агрессию: «Мы, психологи, могли бы показать, как агрессивность, которую якобы можно переключить на безвредные объекты – например, на телеэкран, – в действительности лишь подкрепляется этим и, подобно рефлексу, еще сильнее закрепляется» [Франкл 1990, 33]. Спортсмены не щадят себя, что же говорить о других. Они признаются, что перед ответственными соревнованиями не отказались бы от стимуляторов, сокращающих жизнь на 10 лет [Воробьев 1990, 44].
Успех здесь и сейчас, и любой ценой. Это плохая аттестация общества. А ведь соревновательность – основа цивилизации, особенно западной. Одно только это свидетельствует о глубокой ненормальности человеческой природы, поврежденной первородным грехом. Люди на протяжении всей своей истории, написанной, по известной метафоре, кровью, ведут себя как буйные сумасшедшие. По документированной летописной истории (5 тыс. лет) мирных было 292 года. За это время произошло 14 513 войн (около 3-х в год), в которых погибло более 3,5 млрд. человек [Чубарев, Холодный 1976, 108].
Часто можно услышать метафору «атомизированное общество». Западный мир действительно изначально обособил человека, разбив племя, родовую общину на атомы: лат. individuus ‘личный, индивидуальный’ букв. «неразделимый»; in ‘не’, dividere ‘делить, разлучать’ < di (из dis-) ‘раз’ и viduare ‘отнимать, лишать’. Западный коллектив – это механическое соединение далее не делимых его членов. Люди на Западе разлучены друг с другом, и стеной между ними стоит собственность, которая здесь священна. По римскому преданию, сам Юпитер, когда хотел занять место на Капитолийском холме, не мог удалить оттуда бога границы Терма. Западный историк-русист Р. Пайпс говорит: «Мы, на Западе, склонны относиться к частной собственности как к закону природы, гарантирующему, что принадлежащие нам имущество и права неотъемлемы и неотчуждаемы» [Пайпс 2003, 143]. В основу наименования собственности положено представление об одиночном владении: англ. ownership ‘собственность; владение’ – очевидно, англ. one ‘одиночка’ и own ‘собственный’ из одного источника, как и нем. ein ‘один’ и eigen ‘собственный’. В конце 70-х г. было проведено самое масштабное в истории социологических опросов анкетирование. 117 тыс. специалистов IBM в 50 странах отметили наибольший индивидуализм жителей трех англоязычных стран – США, Австралии и Великобритании [Мнацаканян 2004, 198-199].
Прагматично и поэтично выразил национальную философию США Р.У. Эмерсон: «Честная игра, свободное поле, зеленые лавры для всех, кто того заслуживает» [Цит. по: Морозова 1998, 270-271]. За фигуральными «зелеными лаврами» и прочими красивостями поэта-романтика стоит, все-таки, банальный эгоизм и зеленые доллары. Но эгоцентризм на Западе узаконен и поощряем. А. Смит (1723-1790) первым обосновал необходимость освободить экономику от государственного вмешательства. Он считал, что можно считать добродетелью и то, что мотивировано эгоизмом. По А. Смиту, работая на себя, человек тем самым делает благо и другим, поэтому чем больше благ сконцентрировано у тебя, тем богаче и общество. Р. Музиль в эссе «Нация как идеал и действительность» (1921) определил внутреннюю мотивацию добродетельного эгоиста так: «Я дам тебе нажиться, чтобы самому нажиться еще больше, или я дам тебе нажиться, чтобы самому хоть что-нибудь урвать – эта хитрость рассудительного паразита составляет душу самых порядочных гешефтов…» [Музиль 1994, 10-11].
Лексика деловой сферы проникает даже в интимные отношения. Теперь уже и у нас появились не только деловые партнеры. Партнер (фр. partenaire < part ‘часть’) – это часть. Часть чего? Бизнеса, совместной работы, которая коллегу (лат. collegium ‘собрание, общество’) заставляет видеть конкурентом (лат. concurrere ‘сталкиваться, сбегаться’). Место человека в обществе, превращенном в рынок и рулеточный стол, определяется его конкурентоспособностью. Общество управляется «законом джунглей», а люди руководствуются принципом социал-дарвинизма – побеждает сильнейший. По сути, в социальной конкуренции заложены те же мотивы и механизмы, что и в войне. Не случайно, торговые и военные интересы США тесно переплетаются: «В основе американской национальной стратегии – экономическое проникновение за рубеж, что отнюдь не исключает, а наоборот подкрепляются политическим и/или военным вмешательством в интересы других стран» [Рыхтик 2004, 126].
Американский политолог Дж. Мангейм, считавший насилие естественным проявлением природы человека, пишет: «Американцы всё еще ощущают потребность время от времени обращаться к насилию, видимо, потому, что не все их личные и социальные потребности были удовлетворены» [Цит. по: Каримский 1984, 115]. Обреченные на одиночество в толпе, американцы не могут компенсировать его удовольствиями. Их потребности никогда не будут удовлетворены. И не только в силу ограниченности ресурсов и самой природы потребностей, которые, как известно, по мере их удовлетворения только растут. Специфика американской цивилизации делает удовлетворение потребностей смыслом существования. Самоограничение не просто непривычно для американца, оно обессмысливает всю жизнь.
А. Ваджра приходит к выводу, что «именно в жизни американских переселенцев идея «bellum omnium contra omnes» обрела свою реальность. «Дикий Запад» стал не только территорией, которая позволила европейским изгнанникам реализовать свою психологическую потребность в экспансии, но и местом, где принцип «homo homini lupus est» стал реально формировать психологию людей, превращая их в своеобразных хищников» [Ваджра 2007, 138]. Под воздействием духа фронтира в характере американца сформировались «суровость, выносливость, вера в себя, чуткость к своим, подозрительность к чужим. И еще – нежелание останавливаться на достигнутом и здоровое любопытство» [Американа 1996, 1140]. Это «нежелание» привело к тому, что сегодня фронтир проходит поверх границ суверенных государств там, где США обнаруживают свой национальный интерес. В американском варианте английского языка frontier получил значение ‘новые возможности, открывающиеся перспективы’ [Новый… 1993]. К 40-м гг. ХIХ в. в США сформировалась доктрина, связывающая рост благосостояния страны с расширением ее территории. Г. Трумэн[39] изобрел термин «подвижная граница». Меридиальная экспансия США сменилась широтной, а теперь стала глобальной. В наши дни манящие перспективы фронтира сделали американцев крайне опасными для мирового сообщества.
Самое страшное, что даже лучшие люди США уверены в своей правоте. Политик П. Бьюкенен, с болью переживающий дехристианизацию своей страны и вымирание народа, пишет: «…У Америки славная история, куда более великая, нежели у любого другого современного государства и даже у любой республики минувших лет. Бывали ли ошибки, причиняли ли мы кому-либо урон? Безусловно. Иначе не бывает и быть не может. Однако побед в истории Америки гораздо больше, чем поражений и черных пятен…» [Бьюкенен 2004, 212]. «Побежденные», конечно, иного мнения и вовсе не желают продолжения американских побед. Сама по себе победа отнюдь не может быть критерием ценности. Сильнее – не значит лучше: «Мораль ограничивает политику и свободу бесконтрольного политического действия, поэтому политика и стремится освободиться от морали. Получение результата служит убедительным аргументом подобной эмансипации» [Кравченко 1995, 6]. Для прагматичных политиков так оно и есть, однако их иезуитская мораль, в которой цель оправдывает средства, а результат служит оправданием, не может устроить остальных.
У американских ученых есть попытки действительно честного анализа причин этой «славной истории». Историк А. Шлезингер-младший указывает, что «англосаксонское происхождение и наследие кальвинизма привили американцам сильнейшую потребность в том, чтобы применение ими силы выглядело в их собственных глазах как добродетель» [Шлезингер 1992, 104]. Психологически это осуществляется посредством столь любимого в американской культуре компромисса. В данном случае – со своей совестью. Высмеивая американскую способность к самооправданию, М. Твен писал по поводу захвата Соединенными Штатами Филиппин: «Мы действовали подло, однако лишь ради того, чтобы из явного зла могло получиться настоящее добро» [Там же, 121]. Смешно это только под пером сатирика. Реальность же поистине трагична.
У. Липман с гордостью говорит: «Американская совесть – это реальность» [Цит. по: Шлезингер 1992, 128]. К сожалению остального мира, это так. Макс Лернер, не щадя национальных чувств, перелистывает позорные страницы американской истории: «Когда индейцы отказывались продавать свою землю за бесценок, белые с серьезным видом заключали официальные договоры, а потом нарушали их без угрызения совести. Когда индейцы в сопротивлении белым объединяли свои усилия (к примеру, Понтиак и Оцеола), то пришельцы громили их за счет превосходства в военной технике» [Лернер 1992, 23]. Доброжелательно настроенный к США словарь «Американа» сообщает: «Солдаты, игнорируя белый флаг, уничтожили практически все племя сок» [Американа 1996, 96]; вождь одного из подразделений общины оглала народности сиу Неистовый Конь «отказался поселиться в резервации; после обещания США создать резервацию в бассейне реки Паудер привел своих людей (900 человек) в форт Робинсон, штат Небраска. Вероломно убит при аресте…» [Там же, 223]; в 1637 году колонисты из Массачусетса вместе с союзными племенами сожгли заживо 700 индейцев; неудивительно, что из около 1 млн. индейцев, населявших Северную Америку до появления в ней европейцев, к 1900 году осталось 400 тысяч, расселенных по резервациям [Там же, 449].
Из интервью американского летчика: «Мне не нравится бомбить деревни. Знаешь, что бомбишь женщин и детей. Но надо решить для себя, что дело твое благородное и работа должна быть выполнена» [Там же, 111]. Вот другой вариант укрощения совести. Лейтенант У. Келли, признанный виновным в убийстве 22 мирных вьетнамцев и приговоренный к пожизненному заключению (а на деле проведший всего три года под домашним арестом), в автобиографии пишет: «Мы пришли в Сонгми не для того, чтобы убивать мирных людей. Мы пришли туда, чтобы убить идеологию, носителями которой были эти – я не знаю, как их назвать, – пешки, винтики, куски плоти» [Цит. по: Ваджра 2007, 171].
И когда американцы говорят о честном партнерстве и совести, нам надо понимать, что совесть и conscience – несовпадающие системы нравственных оценок и разные регуляторы поведения. Сonscience – нечто среднее между совестью и сознательностью. У западной совести вообще значительный привкус расчетливой рациональности. В ней много от разума, который способен оправдать и самое бессовестное деяние. Теории разумного эгоизма и утилитарной нравственности претят русской совести, но прекрасно уживаются с западной.
Примечательно, что слово truth ‘ правда, истина’ за последние столетия вытесняется словом evidence ‘ясность, наглядность, очевидность’, ‘доказательство, подтверждение; свидетельство’ [Вежбицкая 2005, 488]. Причем А. Вежбицкая указывает, что truth изначально было «больше связано со знанием, рациональным мышлением и объективными доводами («evidence»), чем с человеческой речью и возможностью верить другим людям»: «В русской культуре, с ее двойной концепцией «истины» и «правды» и с ее интересом к миру человеческих отношений, понятие «правды» связано с другими важными культурными темами, касающимися людей: с темой «общения», с темой «искренности», с темой «души» [Там же]. Цивилизации говорят на разных концептуальных языках, и договориться о чем-то взаимовыгодном и долгосрочном не представляется возможным.
Когда-то кардинал Ришелье велел на всех пушках Франции чеканить «Ultima ratio regum» («Последний довод королей»). Как показывают язык и история, американцы всегда находят возможность обосновать такой подход к решению своих проблем. В любом конфликте последним доводом некоронованных американских королей будет сила: «После 1945 г. США более 300 раз прибегали к силе или к угрозе ее применения, в том числе около 200 раз совершали прямую вооруженную агрессию на территории других стран…» [Рыхтик 2004, 107]. В мартиролог стран, только за вторую половину ХХ в. подвергшихся агрессии США (Тайвань, КНДР, Никарагуа, Гватемала, Ливан, Куба, Лаос, Вьетнам, Камбоджа, Доминиканская республика, Гренада, Ливия, Панама, Ирак, Сомали, Босния, Югославия), в начале ХХI в. уже попали Афганистан и Ирак. За последние 50 лет Америка уничтожила в агрессивных войнах более 4 млн. человек [Платонов 2007, 222].
Бессмысленно спрашивать, когда это кончится. Надо иметь мужество спросить: «Кто следующий»? Анализ официально утвержденной «Стратегии национальной безопасности США 2002 г.» «свидетельствует о чрезвычайной насыщенности документа терминами, апеллирующими к силе в целом, вооруженной мощи и тому всеобъемлющему прессингу, который более чем характерен для современной глобальной дипломатии Вашингтона и весьма очевиден международной общественности, хотя США и маскируют его под «оборону» против врагов…» [Колобов 2004, 23].
Лингвокультурологический анализ на основе исторических аналогий позволяет предположить наиболее вероятный сценарий развития событий. От перевода информационной войны в открытый вооруженный конфликт с Россией США удерживаются не моральными принципами, а только нашим ядерным щитом. О возможности русско-американской войны (а по сути, третьей мировой) откровенно говорят наши аналитики и генералы. Причем генерал-полковник Л.Г. Ивашов отмечает, что официальная точка зрения, согласно которой наша армия отвечает современным требованиям, не разделяется на Западе. В США, Великобритании, Франции не считают, что российские ВС способны выдержать столкновение с первоклассным противником [Ивашов 2004, 65]. Т. Гомар считает, что российские ВС «не так сильны, как хотят казаться, но и не так слабы, как кажется» [Гомар 2008, 161]. Позицию французского аналитика можно считать объективно-сдержанной, но и она не вызывает энтузиазма.
И совсем неприятно для нас звучат слова З. Бжезинского по поводу мюнхенской речи В.В. Путина, подвергшего внешнюю политику США острой критике. З. Бжезинский назвал речь «мальчишеский бравадой» и, в частности, сказал: «Мне представляется, что Путин тем самым нанес ущерб международному авторитету России, но не думаю, что такое поведение дает повод для серьезного беспокойства» [Бжезинский 2008, 143]. Все уже привыкли, что З. Бжезинский относится к России как к поверженному врагу, и можно к его мнению не особо прислушиваться. Но здесь американец дает нам хорошую подсказку. Отвечая на вопрос о возможности для России стать военным противником США, он говорит то, что должно делать наше правительство: «Сомневаюсь. Чтобы быть военным противником США в мировом масштабе, России придется выполнять какую-то миссию, осуществлять глобальную стратегию и, возможно, обрести идеологическую основу. Это представляется мне маловероятным» [Там же]. Действительно, повышение ВВП не может быть ни идеологическим фундаментом, ни стратегической целью России. Но другой национальной идеи на сегодня у нас нет.
Следует учесть, что в войнах нового поколения доблесть и личное мужество уходят на второй план. Все будет решать техника. Вскормленный гамбургерами и Голливудом американский солдат не одолел бы русского парня в традиционном бою. Но в бесконтактной войне вооруженный новейшими технологиями трус сильнее героя с автоматом Калашникова. Нанотехнологии в любой момент могут сделать существующие виды оружия неэффективными. В области микроэлектроники, как, впрочем, и в информационной войне, Россия проигрывает. И самое неприятное, что у нас, как отмечают специалисты, «опасности отставания в этой сфере, которое закладывается сейчас, еще не поняты» [Малинецкий 2006, 63].
Наши ученые предупреждают, что глобализация – это война против «русского народа, его культурно-ценностного генома и исторической памяти, и против русского Православия» [Зеленов, Владимиров, Степанов 2007, 66]. В обращении к Федеральному Собранию В.В. Путин вполне определенно заявил: «Россия столкнулась с системным вызовом государственному суверенитету и территориальной целостности, оказалась лицом к лицу с силами, стремящимися к геополитической перекройке мира» [Цит. по: Нарочницкая 2005, 523]. Чем скорее мы это осознаем, тем больше шансов остаться победителем. Заботиться о повышении ВВП в то время, когда расширение НАТО повторяет контуры на геополитических картах фашиствующих пангерманистов, – преступная безответственность.
И последнее – по порядку, но не по важности. США – всего лишь инструмент в руках настоящих правителей мира. Бывший сотрудник британских спецслужб Дж. Колеман в своей работе о деятельности теневой элиты пишет: «Настоящая книга – попытка открыть глаза американскому народу на ужасную правду, которая состоит в том, что мы не являемся независимой страной и независимым народом, мы и не были ими никогда, поскольку нами управляло невидимое правительство – Комитет 300» [Колеман 2003, 276]. Мировое правительство может использовать США для развязывания новой войны. Но это тема отдельного большого разговора и повод к серьезному изучению вопроса.
Список литературы
Американа: Англо-русский лингвострановедческий словарь / Под ред. и общ. руковод. Г.В. Чернова. Смоленск, 1996.
Бжезинский З. «Идея сдерживания когда-то превратилась в догму» // Россия в глобальной политике, 2008, № 1. Т. 6.
Блумфилд Л. Язык. М., 1968.
Бьюкенен П. Дж. Смерть Запада. М., 2004.
Ваджра А. Путь зла. Запад: Матрица глобальной гегемонии. М., 2007.
Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма // Избранные произведения. М., 1990.
Вежбицкая А. Понимание культур через посредство ключевых слов. М., 2001.
Вежбицкая А. Русские культурные скрипты и их отражение в языке // Зализняк Анна А., Левонтина И.Б., Шмелев А.Д. Ключевые идеи русской языковой картины мира. М., 2005.
Волгин И. Ничей современник // Октябрь, 2002, № 3.
Воробьев Г.Г. Молодежь в информационном обществе. М., 1990.
Гомар Т. Европа, Россия, США: новые величины старого уравнения // Россия в глобальной политике, 2008, № 1. Т. 6.
Замойский Л.П. За фасадом масонского храма: Взгляд на проблему. М., 1990.
Зеленов Л.А., Владимиров А.А., Степанов Е.И. Современная глобализация (соцально-философское исследование). Н. Новгород, 2007.
Зомбарт В. Буржуа. М., 1994.
Ивашов Л.Г. Велика ли Россия? // Безопасность России: Проблемы и пути решения. М., 2004. Т. 1.
Карасик В.И. Успех и тщета: англо-русские параллели // Язык и действительность: Сборник научных трудов памяти В.Г. Гака. М., 2007.
Каримский А.М. Социальный биологизм: природа и идеологическая направленность. М., 1984.
Кёнигсбергер Г. Средневековая Европа, 400-1500 годы. М., 2001.
Колеман Дж. Комитет 300. Тайны мирового правительства. 3-е изд. М., 2003.
Колобов А.О. Левиафан и всемирное зло (о возможностях, результатах и последствиях современного государственного контртерроризма США. Н. Новгород, 2004.
Кравченко И.И. Политика и мораль // Вопросы философии, 1995, № 3.
Лернер М. Развитие цивилизации в Америке. Образ жизни и мыслей в Соединенных Штатах сегодня: В 2-х тт. М., 1992. Т. 1.
Магарил С.А. Проблема национальной духовности // Социально-гуманитарные знания, 2007, № 1.
Малинецкий Г. Пределы синергетики // Знание-сила, 2006, № 1.
Мнацаканян М.О. Нации и национализм. М., 2004.
Морозова Т.Л. Американская мечта (и размышления о России) // Американский характер. Очерки культуры США. Традиция в культуре. М., 1998.
Музиль Р. Человек без свойств. М., 1994.
Нарочницкая Н.А. Россия и русские в мировой истории. М., 2005.
Новый большой англо-русский словарь: В 3 т. / Под общ. ред. Э.М. Медниковой и Ю.Д. Апресяна. М., 1993.
Пайпс Р. Прошлое России, будущее России // Звезда, 2003, №1.
Панарин А.С. Искушение глобализмом. М., 2003.
Платонов О. Русское сопротивление грядущему антихристу // Молодая гвардия, 2007, № 1-2.
Полный церковно-славянский словарь / Сост. священник магистр Григорий Дьяченко. М., 1900.
Протестантизм: Словарь атеиста / Под общ. ред. Л.Н. Митрохина. М., 1990.
Рыхтик М.И. Безопасность Соединенных Штатов Америки: История, теория и политическая практика. Н. Новгород, 2004.
Смирницкий А.И. Древнеанглийский язык, М., 1965.
Смит А. Исследование о природе и причинах богатства народов. (Кн. I-III). М., 1992.
Тер-Минасова С.Г. Синтагматика речи: онтология и эвристика. М., 1980.
Франкл В. Человек в поисках смысла. М., 1990.
Фромм Э. Иметь или быть? М., 1990.
Черных П.Я. Историко-этимологический словарь современного русского языка: В 2 т. – 3-е изд. стереотипное. М., 1999.
Чубарев А.М., Холодный В.С. Невероятная вероятность. (О прикладном значении теории вероятностей). М., 1976.
Шлезингер-младший А.М. Циклы американской истории. М., 1992.
Вопросы и задания
1. В свете материала данного пособия подумайте над высказыванием Б. Паскаля: «Науки о нравственности и языке хотя и обособленные, но тем не менее всеобщие» («Мысли», 20).
2. Что такое картезианская наука и каковы ее особенности?
3. Выберите слово (флагеллантство, смердяковщина, компрадорство) для характеристики высказывания М. Горького: «Я боюсь русской победы, того, что дикая Россия навалится стомиллионным брюхом на Европу!» (Горький М. Несвоевременные мысли. М., 1990. С. 73).
4. Как вы понимаете известное высказывание М. Хайдеггера: «Язык есть дом бытия. В жилище языка обитает человек» (Хайдеггер М. Письмо о гуманизме // Время и бытие: Статьи и выступления. М., 1993, 192).
5. Укажите лингвистическую ошибку в мысли известного психолога: «Утварь – это действительно живое (тварь), одушевленное, сделанное и «обыгранное» человеком…» (Зинченко В.П. Посох Осипа Мандельштама и Трубка Мамардашвили. К началам органической психологии. М., 1997, 63).
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Русская Цивилизация идеократическая. Здесь власть Идеи и Слова притягательнее, чем наличное где бы то ни было. Никакие промышленные, сельскохозяйственные, научные и культурные проекты не могут реализоваться в России без одушевляющей их великой Идеи. К тому же часто они настолько утопичны, что справедливее писать их через ж[40]. Идеократия – призыв к Идеалу, к Должному, а это связано с жертвой. Сегодня интерес к Должному потерян, а укорениться в настоящем, занявшись устроением земного благополучия, мы не можем. Несовместим бюргерско-мещанский «идеал» с тысячелетней ментальной наследственностью русских. В православном сознании сам по себе труд – не добродетель, а средство ее приобретения в рамках религиозного и светского служения Идеалу. Русский крестьянин волочил соху по своей скуповатой, и все-таки такой родной земле. Но он не влачил существования, как это, может быть, представляется современному человеку. Он видел за необходимостью Сущего свободу Должного.
Должное – долгосрочная перспектива всей национальной жизни – было смыслом существования русского народа и мыслилось в православной России как Царство Божие. Скорее даже не мыслилось, а просто воплощалось – стихийно-практически, самим образом жизни. Конечно, имперское сознание русского народа или его миссия хранителя вселенского Православия – уже фантомные феномены в современном обществе. Оперировать подобными религиозными и историософскими категориями большинство уже не в состоянии. Ныне разговор приходится вести в терминах геополитики, этнопсихологии, медицины, демографии и т.п. Так реалистичнее и доходчивее. Мы все должны понять: в начале ХХ в. речь идет о выживаемости как России, так и всего мира.
Исследования показывают, что мировоззренческая система русского народа «постепенно трансформируется в сторону приоритета современных западных ценностей» [Почебут 2005, 239]. Директор Института психологии РАН А.Л. Журавлев отмечает: «В условиях изменяющегося российского общества возрастает значимость прагматических ценностей (эффективности в делах, предприимчивости), ценности ответственности, самосовершенствования (образованности, здоровья), а менее значимой становится ориентация на этические ценности (чуткость, воспитанность), ценности личностного развития (мудрость, самоконтроль), счастья других, жизнерадостности…» [Журавлев 2006, 93]. Глобальное потепление климата проходит параллельно с таким же глобальным похолоданием климата социального. «Естественность»[41] этих процессов не делает их менее трагичными.
Западная модель развития даже в лучшем своем варианте – с американским изобилием и шведской соцзащитой, с протестантской «честностью» и католической «вежливостью» – гибельна для России. Концепция «утилитарной нравственности» с ее антихристианской подоплекой служения Богу и мамоне неприемлема для максималисткой этики Православия. Либеральные ценности постхристианского Запада и его потребительские стандарты вообще противопоказаны человеческой природе. Не только падение уровня благосостояния ниже определенной отметки, но и его рост приводят к ослаблению физического и психического здоровья, к утрате жизненной воли. В самой богатой стране мира 10 % жителей принимает антидепрессант (каждый пятый из числа взрослого работающего населения). В списке стран, лидирующих по количеству самоубийств, – сверхблагополучная северная Европа (Швеция, Голландия) и азиатский промышленный монстр – Япония. В 1990 г. 1-е место среди западных стран по количеству суицидов занимала самая богатая страна мира – США, 5 % населения которой пребывает в тяжелой депрессии, 50 % в легкой [Сапожников 2007, 53].
Академик И.А. Гундаров приводит следующие данные: за годы демократических реформ на долю москвича пришлось в 22 раза больше финансовых поступлений, чем на среднестатистического россиянина, однако демографические потери по Москве оказались в 2 раза выше общероссийских [Гундаров, Мешков 2005,175]. Размышляя о катастрофических последствиях либеральных демократических реформ, ученый признается: «…Даже наука не предполагала, что существует народ, обладающий столь высокой духовной организацией и реагирующей так драматично на нравственное насилие» [Там же, 174].
Можно указать и на другую сторону материального процветания: «Исследования привели ученых к парадоксальным выводам. При внешнем благополучии и определенном экономическом росте в России реальный человеческий потенциал стремительно деградирует» [Власова 2003, 93]. Никакого парадокса. Материальный прогресс всегда и везде вызван гипертрофией земных ценностей, возведение их из средства к жизни в ее смысл. А это есть деградация.
Нельзя снимать ответственности с народа. «Нравственное насилие» – результат выхода за пределы безопасной зоны традиционных ценностей православной русской культуры. Думается, будет уместной такая аналогия. Животное существование вида homo sapiens замкнуто в узком диапазоне биоклиматических параметров, изменение которых на известную величину приводит к гибели человека. Биосфера составляет всего лишь 10 км, а на полюсах, высокогорье и в пустынях и того меньше. По сравнению с чудовищными размерами остального космоса, это ничтожнейший слой. Наша духовная жизнь ограждена от царства греха и смерти спасительными заповедями. Заповедь – не просто этическое правило, а путь к вечной жизни: «Слова, которые говорю Я вам, суть дух и жизнь» (Ин. 6, 63).
Еще больше, чем приказ, заповедь – это просьба и мольба Бога к нам, чтобы мы не вредили себе нарушением установленных Богом законов мироздания. Если кто-то из нас решит прогуляться из окна, накажет его не закон тяготения, а собственное недомыслие. В здравом уме никто этого не делает, потому что мы знаем о существовании физических законов. Но существуют и законы духовного мира, несоблюдение которых чревато духовными травмами и духовной смертью.
В человеке есть нечто не от мира сего – дух, т.е. дыхание Бога, вдунутое в Адама. Мы когда-то начали быть и уже не можем прекратить существования по той простой причине, что в нас вложена частица божественной сущности – сущности по определению неистребимой. В словаре В.И. Даля афористично сказано: человек рождается на смерть, а умирает на живот. Люди обречены на бессмертие в его обыденном понимании как вечного существования. Но в духовном смысле существовать и быть – разные вещи. Это проявляется и на уровне бытового языка. Сетуя на жизненные трудности (а фактически ропща на Бога), мы говорим: «Да разве это жизнь, так – одно существование». Именно такое страшное и беспросветное существование в вечности готовит себе человек, нарушая духовные законы.
Говоря научным языком, заповеди – это стабилизирующая жизнь человека и общества информационная программа, корректировка которой ведет к необратимым процессам деградации и гибели. Ф.М. Достоевский писал: «Ошибки и недоумения ума исчезают скорее и бесследнее, чем ошибки сердца; излечиваются же не столько от споров и разъяснений логических, сколько неотразимою логикою событий живой, действительной жизни… Не то с ошибками сердца. Ошибки сердца есть вещь страшно важная: это есть зараженный дух иногда даже во всей нации, несущий с собою весьма часто такую степень слепоты, которая не излечивается даже ни перед какими фактами, сколько они ни указывали на прямую дорогу; напротив, переработывающая эти факты на свой лад, ассимилирующая их с своим зараженным духом, причем происходит даже так, что скорее умрет вся нация, сознательно, то есть даже поняв слепоту свою, но не желая уже излечиваться» [Достоевский 1985, 5]. Это буквально исполняется на наших глазах. Описанное Ф.М. Достоевским состояние нации сродни наркотической зависимости, когда человек, уже ясно понимая, что погибает, не может оставить пагубного пристрастия. У больного поведение определяется не доводами разума, а не подчиняющимися ему желаниями.
Начало выздоровления – осознание болезни и ее причин, которое рождает желание преодолеть болезнь. Надеемся, что еще не у всех оно пропало. Им-то сказал когда-то Спаситель: «В мире будете иметь скорбь; но мужайтесь: Я победил мир» (Ин. 16, 33). «Ибо всякий, рожденный от Бога, побеждает мир; и сия есть победа, победившая мир, вера наша» (1 Ин. 5, 4).
Список литературы
Власова О. Без воли к жизни // Эксперт, 2003, № 46.
Гундаров И., Мешков А. Убийство русского народа // Молодая гвардия, 2005, № 3.
Достоевский Ф.М. Три идеи // Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений: В 30 т. Л., 1985. Т. 25.
Журавлев А.Л. Динамика социальной психологии личности // Будущее России в зеркале синергетики / Под ред. Г.Г. Малинецкого. М., 2006.
Сапожников Е.И. Общество потребления в странах Запада // Вопросы философии, 2007, № 10.
Почебут Л.Г. Социальные общности: Психология толпы, социума, этноса. СПб., 2005.
[1] По имени главной героини романа Э. Портер «Поллиана» – 11-летней девочки, во всем старавшейся найти приятную сторону.
[2] О методологической проблематике антропологической лингвистики см. Павлов С.Г. Антропологическая лингвистика: Методология междисциплинарного исследования. Н. Новгород, 2008.
[3] По латинизированной форме имени французского ученого и монаха-иезуита Рене Декарта (1596-1650) Картезиус.
[4] Телеология (гр. τελος ‘конец, цель’) – философское учение, признающее за природными явлениями стремление к целесообразности и гармонии как высшей цели своего развития.
[5] В.С. Степин – философ, академик РАН.
[6] Холизм (гр. χολος ‘весь, целый’) – философское учение о целостности мироздания, части которого несут на себе отпечаток остальных частей системы и могут быть адекватно познаны только в контексте целого.
[7] Ориентация на ненасильственные, природосберегающие концепции и методы познания (англ. environment ‘окружающая обстановка; окружающая среда’).
[8] Синергетика (гр. συνεργια ‘содействие, соучастие’) – теория самоорганизации физических, биологических и социальных систем, т.е. появления у них новых качеств за счет обмена информацией с внешней средой.
[9] Бифуркация (лат. bifurcus ‘раздвоенный’) – момент неустойчивости системы, в которой она выбирает путь дальнейшего развития. (Альтернатив может быть значительно больше, чем две). Значимость точки бифуркации в том, что в ней можно очень слабым воздействием повлиять на выбор поведения системы.
[10]Например, такое количество геометрических закономерностей, которые человек не мог задать специально, а случайное их появление – за пределами вероятности.
[11]По другим данным, это было сделано на материале Библии.
[12]Уточним только, что эволюционизм рассматривает геологическую летопись как историю происхождения видов, а креационизм – как последовательность их погребения в результате глобальной катастрофы, с которой отождествляется Всемирный потоп. В качестве фактуально-эмпирической основы теории катастрофизма выделяют следующие моменты: «отсутствие связи между сменяющими руг друга флорами и фаунами; существование резких перерывов между смежными геологическими слоями; отсутствие переходных форм между современными и ископаемыми видами; малая изменяемость видов на протяжении культурной истории человечества; устойчивость, стабильность современных видов; редкость случаев образования межвидовых гибридов; обнаружение обширных излияний лавы; обнаружение смены земных отложений морскими и наоборот…» и т.п. [Найдыш 1987, 130].
[13]Православные могут использовать протестантские книги как источник научных, а не вероучительных сведений.
[14]Внешние факторы, обеспечивающие жизнедеятельность вида.
[15] Не любая вера, ибо «и бесы веруют, и трепещут» (Иак. 2, 19).
[16]Кроме специально отмеченных случаев, значения неславянских иностранных слов даются по электронной версии многоязычного словаря Лингво-10, древнерусских – по [Срезневский И.И. Словарь древнерусского языка: В 3 т. М., 1989], древнегреческих – по [Вейсман А.Д. Греческо-русский словарь. СПб., 1999].
[17] Τηρεω ‘хранить, охранять; беречь, сберегать; сохранять, соблюдать’.
[18] С.С. Уваров писал только по-французски и по-немецки, был атеистом и либералом, не прочитавшим, как говорили, ни одной русской книги.
[19] Статья написана в соавторстве со студентом Нижегородской семинарии М.Ф. Ягафаровым.
[20] Под змеем святые отцы согласно понимают диавола.
[21] Гете признавался, что не помнит, как писал роман «Страдания молодого Вертера»: «Так как я написал эту книжку почти бессознательно, точно лунатик, то я сам удивился, прочтя ее» [Цит. по: Воробевский 2004, 47]. В медицине такой идеаторный психический автоматизм известен как синдром Кандинского-Клерамбо. С точки зрения Православия роман написан в медимиумическом трансе методом автоматического письма под диктовку некоего существа. После публикации романа по Европе прокатилась волна самоубийств. Так что нет никаких сомнений по поводу того, кто диктовал Гете.
[22] По преданию, перевод принадлежит апостолу Иоанну.
[23] Ср., например, фоносемантическую связь в славянской триаде желать, жалеть и жалить: сожаление о невозможности удовлетворить желание жалит человека.
[24] По публикации в либеральном издании неискушенный читатель может составить ложное представление об интересах Запада. В интервью итальянской газете «Коррьера делла сера» Пайпс, встревоженный некоторой стабилизацией жизни в нашей стране, заявляет, что Россия «опасней исламской угрозы… Россия стремится вновь стать супердержавой, оказывать давление на европейскую, даже мировую политику» [Цит. по Попов 2008, 219].
[25] Характерно, что в архангельских говорах англичан называли асей, асейка по их синтаксическому «яканью». Англичане часто начинали речь I say ‘Я говорю’.
[26] В этой связи отметим, что интерес и механизм его реализации являются базовыми категориями геополитики. И эта междисциплинарная терминологическая перекличка неутешительна: «Практика показывает, что на первый план выступают прагматические интересы, достигаемые силой без учета каких-либо норм и принципов морали» [Нартов 2004, 37].
[27] Декларация Незавизимости США – 1776, МГУ – 1755, труппа МТ – с середины 50-х ХVIII в.
[28] Американский футуролог Ф. Фукуяма небезосновательно пророчит это всему человечеству (см. его книги «Конец истории», «Наше постчеловеческое будущее»).
[29] Мультикультурализм – концепция равенства культур; транскультурализм – концепция определенного комплекса разнокультурных ценностей, отвечающих запросам человека, сделавшего их своей личной практикой.
[30] «Что мы любим детей Божиих, узнаем из того, когда любим Бога и соблюдаем заповеди Его» (1 Ин. 5, 2).
[31] На Пражском Всемирном конгрессе семей 1997 г. Стокгольм назван «первым постсемейным городом»: 2/3 его жителей никогда не имели и не собираются заводить семью [Медведева, Шишова 2003, 37].
[32] О связи идеологии талмудического иудаизма и масонства см. [Острецов 2004].
[33] В укр. загубити вiнок ‘потерять невинность’– акцент на осознанности.
[34] Внутриматочные спирали и гормональные контрацептивы к ним не относятся, потому что действие их абортивное: зачатие происходит, но эмбрион быстро погибает.
[35] Кстати, шишка хмеля содержит экстракт, аналогичный женскому гормону. Не является ли усиленная пропаганда пива частью той же акции?
[36] О деятельности в этом направлении международной ассоциации «Планирования семьи»[36] и ее российского филиала (РАПС) см. Медведева И., Шишова Т. Потомки царя Ирода. М., 2003.
[37] Римский клуб – неправительственная организация ученых разных областей и стран, занимающихся проблемами построения нового мирового порядка.
[38] И.С. Барков (1732-1768) – автор непристойных стихов.
[39] Г. Трумэн был 33-м президентом (1945-1953) США и 13-м масоном в президентском кресле [Замойский 1990, 214]. Он отдал приказ об атомной бомбардировке, положил начало «холодной войны» и организации НАТО.
[40] Именно поэтому они и делаются через эту же букву.
[41] У многих возникают обоснованные сомнения в их стихийности. Учитывая реальность информационной войны между ведущими странами, можно полагать, что вызванные перемены спланированы извне России. Подчеркнем, что это обстоятельство не снимает ответственности с нас, сочувственно и некритично их принявших.
Дата добавления: 2018-02-15; просмотров: 577; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!