Уфа – Челябинск – Тобол – Омск 40 страница



Основная идея доклада – «для решительного перехода к активным действиям сформировать к весне новые части, которые до полного окончания их формирования не расходовать, как бы обстановка на фронте ни складывалась». Подготовка этого будущего ударного кулака, силу которого автор доклада предполагает довести до 135000 штыков и сабель, должна, по его мысли, проводиться на основе правильно организованного призыва военнообязанных, частично – с использованием кадра хорошо зарекомендовавших себя на фронте соединений и с массовой подготовкой и переподготовкой унтер‑офицерского и даже младшего офицерского состава, – то есть принципы военного строительства по Лебедеву (и, очевидно, Колчаку) оказываются самыми что ни на есть регулярными и вовсе не похожи ни на какую авантюру или поиски «иных, чем в нормальной войне», форм.

Следует также подчеркнуть, что замысел начальника штаба Верховного Главнокомандующего, на наш взгляд, весьма напоминает попытки организации и использования войск, которые в конце лета – осенью 1919 года будет предпринимать, в период своего командования армиями Восточного фронта, генерал Дитерихс – и вряд ли случайно, что на роль «опытного лица», которому следовало бы поручить «общее наблюдение за успешностью формирования и правильной постановкой воспитания и обучения» новых дивизий, Лебедев предлагал именно Дитерихса; черновик же доклада рисует для последнего и еще более широкие перспективы: «Крайне важно поставить во главе всех формирований сразу то лицо, которое впоследствии поведет их в бой, т. е. будущего командующего армией (армейской группой)»; «… объединение[106] всех вопросов формирования, воспитания и обучения представляется крайне важным, и чем более авторитетное лицо будет выдвинуто на этот пост, тем больше гарантия в том, что и дальнейший подбор начальников от этого выиграет, и будущая армия действительно представит собою постоянную регулярную вполне дисциплинированную армию как образец для дальнейшего роста вооруженных сил и как опору существующей власти и порядка», – с тою же рекомендацией: «по моему глубокому убеждению, таким лицом мог бы быть Генер[ального] Штаба ген[ерал]‑лейт[енант] Дитерихс».

Разумеется, предположение, будто «за спиною» Лебедева стоял генерал Дитерихс – пусть и в качестве негласного, но авторитетного советника и консультанта, – остается не более чем предположением (хотя не забудем, что Дитерихс пользовался уважением генерала Алексеева, под началом которого служил и приверженцем которого являлся Лебедев!). Но если оно в какой‑то степени справедливо, – этим с адмирала Колчака как будто снимается обвинение в пристрастии к «вундеркиндам» и пренебрежении «настоящими» генералами старой школы, а принципы, которые обычно считаются недостающими в военном строительстве на Востоке России, – в действительности оказываются здесь едва ли не основными. И, быть может, приходится предположить, что вред заключался не в недостатке, а в… переизбытке «регулярства».

Трудно подобрать теоретические возражения против логики Лебедева, Дитерихса и Колчака: свежие и хорошо подготовленные в тылу дивизии, будучи в нужный момент брошенными на чашу весов, казалось, и вправду должны были стать решающим фактором победы. Действительность, однако, далеко не всегда соответствует теоретическим схемам, а в годы смут и потрясений это несоответствие порой выглядит чуть ли не правилом. В частности, так произошло и с резервами, подготовленными в тылу. Они были многочисленны («… Мы были встречены с большим удивлением, когда они увидели стройные ряды 900 штыков‑Сибирцев. Спрашивали – какая дивизия? и когда наши стрелки ответили, что это 1‑й батальон 49‑го Сибирского Стрелкового полка, они кричали: “Врешь, сибиряк, таких батальонов нет!”» – рассказывает командир батальона); они были неплохо – по меркам Гражданской войны – обмундированы и снаряжены («Появились любимые части вроде Каппелевского корпуса, отлично до последней нитки и с запасом снабженного», – брюзжал Будберг, жалобы же офицера‑«каппелевца», что корпусу «задерживали пополнение, не отпускали материальную часть, конный состав и прочее», скорее напоминают обычное недовольство строевика интендантством); они действительно, по возможности, были сбережены в тылу как единое целое и как единое целое выведены на фронт для общего удара – но в целом не оправдали надежд на них как на силу, способную коренным образом переломить ситуацию.

Даже Каппель – легендарный и героический генерал Владимир Оскарович Каппель, с горсткою добровольцев творивший чудеса весь 1918 год во время боев на Волге и последующего отступления, – оказался не сильнее этой скрытой тенденции Гражданской войны: оказавшись на передовой, части его 1‑го Волжского корпуса начали нести потери (в том числе сдающимися в плен) и терпеть неудачи, и потребовалось… пребывание войск в непрерывной боевой страде, чтобы Каппель, не выводя их из огня, сумел превратить тех же самых солдат в железных бойцов. А поскольку вождей, подобных Каппелю, было значительно меньше, чем пополнений для фронта, – с остальными пополнениями ситуация нередко оказывалась еще более плачевной.

Суть этого парадокса, как можно предположить, заключается в следующем. Необходимую «шлифовку», спайку и сколачивание войска, очевидно, должны проходить не только в боевой обстановке, но и в тесном взаимодействии с фронтовиками, уже закаленными этим огнем и передающими новым пополнениям дух, только и способный привести их к победе. Трудно говорить об универсальности данного вывода, но в эпоху Гражданской войны он должен приобретать особенное значение в силу большей, чем обычно, роли военно‑психологического, морального фактора (в первую очередь – веры в свои силы и боевого «куража»). Похоже, что это понимали или инстинктивно чувствовали герои сухопутных сражений Первой Мировой – генералы Юденич и Деникин, в 1919 году производившие пополнение и разворачивание своих армий на основе фронтовых частей и соединений и достигавшие на этом пути бóльших успехов, чем Верховный Правитель; Колчак же, склонившись к советам сторонников «регулярства» и системы стратегических резервов (вполне соответствовавших и его собственным взглядам), совершил, должно быть, принципиальную ошибку.

Похоже, Александр Васильевич сохранил приверженность к максимально «регулярным» методам военного строительства и далее. Так, уже 1 ноября 1919 года, выступая на заседании Особого совещания при начальнике Добровольческих формирований, он объяснял успехи большевиков тем, что «противник скорее нас пополнил свои ряды новыми силами», и говорил:

«Опыт войны в Англии, например, показал, что, чтобы дать хорошее пополнение, его надо обучать не менее 6 месяцев.

У нас для такого длительного обучения не было времени. В лучшем случае мы имели возможность держать в тылу 3 месяца, противник же пополнял свои ряды без всякой подготовки».

Незамеченное, судя по всему, самим Александром Васильевичем противопоставление позволяет сделать из его слов даже вывод, будто неподготовленные, но быстро поставленные в строй пополнения оказываются лучшим боевым материалом, чем подготовленные, но недостаточно тщательно; однако дело даже не в этой оговорке. Сама идея «резервных армий» более чем уязвима даже в теории, и в качестве примера отвергающей ее точки зрения обратимся к аргументам прославленного французского полководца и военного теоретика Ф.Фоша, чей труд «О ведении войны» впервые увидел свет в 1904 году и неоднократно переиздавался.

«Теория этих резервов, этих армий второй линии, никогда не признавалась великими полководцами, – пишет Фош. – Дело в том, что в группировке для наступления они не имеют смысла.

Всякий резерв по самому своему назначению имеет целью подкреплять (усиливать) войска, ведущие бой, или парировать непредвиденные случайности, или обеспечивать решение боя. Первый случай неприложим в стратегии к действиям армий…

“Не было примера, – говорит Клаузевиц, – чтобы разбитая армия смогла быть снова двинута вперед благодаря подходу новой армии. Для этого она находится в состоянии слишком полной дезорганизации”…

… Тактический закон последовательности усилий… заменяется в стратегии обязательной концентрацией (сосредоточением) усилий. Поэтому при наступлении нечего и думать о том, что решение может быть достигнуто резервной армией, армией второй линии; если ее не будет на фронте, когда завязывается сражение, ей уже не хватит ни времени, ни пространства, ни доблести, чтобы доставить победу.

… Парирование непредвиденных случайностей… может встретиться как в тактике, так и в стратегии. Но чем шире масштаб операций, тем меньше опасность этих непредвиденных случайностей. Большие стратегические операции развиваются, вообще говоря, так медленно и на таких широких пространствах, а их результаты обычно так мало подвержены изменениям, что всегда есть время предусмотреть их и принять соответствующие меры. Отсюда вытекает, что стратегический резерв, предназначенный для парирования случайностей, имеет смысл только тогда, когда мы лишены возможности действовать и вынуждены выжидать… Напротив, этот резерв теряет смысл с той минуты, как командование принимает ответственное решение перейти в наступление».

Разумеется, все подобные рассуждения не могут почитаться непреложными – война сложна и полна неожиданностей; и все же, констатируя выбор Колчаком, Лебедевым, а впоследствии и Дитерихсом, стратегии «резервных соединений», следует задуматься, а как обстояло дело с противоположной стороны фронта и не оказались ли советские руководители и их «военные специалисты» более прозорливыми в выборе принципов военного строительства?

Может показаться удивительным, но они пошли тем же путем и столкнулись с тою же проблемой. Бывший полковник‑генштабист Н.Е.Какурин, в годы Гражданской войны служивший последовательно в пяти различных армиях, в том числе с начала 1920 года – в РККА, а после войны ставший одним из виднейших советских военных историков, отмечал формирование большевиками «глубоких резервов, числом одиннадцать дивизий», причем с осени 1918 года советское Главное Командование «широкой рукой черпнуло из этого резервуара», к концу февраля 1919‑го забрав на фронт из одиннадцати – восемь, «не дожидаясь даже полного окончания их формирования и обучения». Результат, наверное, был, тем более что по советским штатам стрелковая дивизия должна была состоять из девяти полков, то есть равняться русскому корпусу (на всех антибольшевицких фронтах русские генералы старались сохранить старый четырехполковой состав дивизий); но был этот результат, очевидно, далеко не соответствовавшим ожиданиям, о чем Какурин пишет:

«… Выяснилась недостаточная первоначальная боеспособность дивизий, формировавшихся в глубоком тылу: “части после первых же боев перестали существовать как боевые единицы”[107].

Поэтому главное командование пришло к заключению о необходимости изменить существующую систему усиления действующих фронтов.

Решено было отправлять на них не отдельные войсковые части, а маршевые роты из состава дивизий внутреннего формирования, которые должны были вливаться в кадры уже обстрелянных на фронте частей.

Однако параллельно с этим способом питания и усиления фронтов решено было сохранить и прежний способ в виде отправки на фронт целых сформированных в тылу войсковых частей».

Несмотря на последнюю оговорку, весною 1919 года при обширной мобилизации «на Восточный фронт» даже партийные и профсоюзные организации, набиравшие наиболее надежный, с точки зрения большевицких руководителей, контингент, «не должны были увлекаться… формированием отдельных частей»: «мобилизованные коммунисты и добровольцы‑рабочие должны были отправляться на фронт отдельными маршевыми ротами», чтобы быть включенными в состав уже воюющих частей. Тем не менее нельзя и говорить, будто командование РККА усвоило урок и склонилось к мысли о неэффективности крупномасштабных резервных формирований, – осенью 1919 года «в районе средней Волги и восточных губерний формируется особая запасная армия»: «в задачу этой армии входит создание резерва главнокомандующего как в виде готовых войсковых частей, так и в виде вполне подготовленных укомплектований».

Итак, в вопросе о подготовке стратегического резерва последовательность действий Верховного Правителя и его противников оказывается практически идентичной: повышенная «регулярность» при выборе методов подготовки; неудача при практическом применении резерва; разочарование, не затрагивающее, однако, принципов, к которым стремятся возвратиться при первом удобном случае. Упомянем здесь же, что и принципиальной разницы во внутренней организации и снабжении фронтовых частей нередко не наблюдалось, хотя с точки зрения общего обеспечения советские войска и имели значительное преимущество в виде доставшихся им с самого начала Гражданской войны основных запасов вооружения, обмундирования и снаряжения старой армии.

Однако бесхозяйственность быстро истощала эти запасы, а деятельность довольствующих органов кажется весьма далекой от совершенства для обеих противоборствующих сторон. Правда, генерал Степанов жаловался Верховному Правителю, «что им всегда посылается на фронт излишек амуниции против списка потребностей, но куда‑то все это девается, и он никогда не может найти концов этих утрат» («А.В.Колчак объяснил, что, по его мнению, причину этого явления надо считать с одной стороны в нерасторопности распределительного аппарата на фронте, отчасти в распущенности солдат, которые продают чуть не открыто комплекты своей экипировки местному населению»), а барон Будберг возмущался результатами обследования «армейских и войсковых тыловых учреждений», которое «дало… открытия в виде 30 тысяч пар сапог в одном эшелоне, 20 тысяч пар суконных шаровар в другом, 29 тысяч пар белья в третьем ипр. ипр… все это попадало в руки разных начхозов, не в меру заботливых о будущих нуждах своих частей, и складывалось ими про запас на будущее время»; но и с противоположной стороны весною 1919 года были возможны такие рапорты по начальству:

«Довожу до сведения, красноармейцы категорически заявляют, что мы дальше действовать не можем, потому что мы, во‑первых, голодные, во‑вторых, босые, раздетые, нас насекомые заели, потому что мы с первого восстания нашей организации до сих пор не получали ничего.

Просим вас принять самые энергичные меры, если не будет смены, то мы самовольно бросаем указанные нам позиции и следуем в тыл».

Таким образом, бытующие нередко восторги уровнем советского военного строительства, которое задним числом ставится в пример и Деникину, и Колчаку, и Юденичу, представляются по меньшей мере преувеличенными, а утверждения вроде «красная организация победила белую импровизацию» – не более чем эффектными фразами. Возвращаясь же к вопросу о подготовке резервов, отметим, что фатальность допущенных ошибок для войск Верховного Правителя и, с другой стороны, неприятные, но не катастрофические результаты тех же ошибок для РККА кажется разумным объяснить «фактором времени», моментом, на который приходятся неудачи с одной и с другой стороны.

Красные испытывают их в относительно спокойный зимний период, а в момент наивысшего напряжения сил, весною 1919 года, – пусть вынужденно, но прибегают к более оптимальному способу комплектования, характерному, как мы уже упоминали, для армий Деникина и Юденича. В войсках же Верховного Правителя пополнения сгорают (деморализуются, сдаются или даже переходят к противнику) в ходе важнейших операций армейского или фронтового уровня, одни – той же весною 1919 года, другие – во второй половине лета, и их неудачи существенно влияют на ход всей борьбы. А поскольку речь уже идет о ведении войны в полном ее масштабе, а не только о подготовке укомплектований, – уместно сейчас задуматься о состоянии управления полевыми войсками и вооруженными силами в целом и в этих размышлениях обратиться к прецеденту, обрисованному в свое время Фошем (речь идет об управлении прусской армией) и представляющему, на наш взгляд, определенную параллель с тем, что происходило в Сибири в весенне‑летнюю кампанию 1919 года.

Прусский Главнокомандующий (король Вильгельм), пишет Фош, «вообще говоря… в серьезных случаях воздерживается от личного вмешательства, а если вмешивается, то разве лишь для того, чтобы поддержать своим авторитетом предлагаемые ему решения; он не командует в военном значении этого слова, бросая мысль и обеспечивая ее осуществление… В данном случае его советником является начальник генерального штаба (имеется в виду Мольтке. – А.К.) – духовный руководитель всего предприятия, но лишенный звания, функций и средств, необходимых для подведения под свои планы надлежащей основы и для обеспечения их исполнения…

В результате такого распределения ролей главная квартира систематически руководит издали, вслепую и не считаясь с действительностью… На театре военных действий влияние Мольтке часто направлено на пустое место или в ложном направлении и приводит к бессилию. Успех вытекает не из четко задуманной им комбинации, точно осуществляемой войсками (наоборот, начальник генерального штаба иногда даже затрудняет достижение этого успеха), а сами войска добиваются победы там, где и когда он и не намечал ее».

Главнокомандующий, – указывает Фош в другой главе, – «вдохновляется исключительно идеями ген[ерала] Мольтке… скорее кабинетного ученого, чем человека дела, – если хотите, духовного руководителя всего предприятия, осуществление которого падает, таким образом, на командующих армиями и командиров корпусов; а они по временам не подчиняются его высшему руководству или не понимают его».

Уничтожающая характеристика существенно смягчается, однако, тем обстоятельством, что она относится к прусской армии периода войны 1870 года, в которой столь несовершенное управление почему‑то не помешало наголову разбить французов и сокрушить империю Наполеона III, – а значит, и убедительно раскритикованные пороки отнюдь не влекут за собою неизбежного поражения. Но омскую Ставку, в чем‑то подобную прусской, как ее рисует Фош (Главнокомандующий, осуществляющий если и управление, то никак не командование; начальник штаба – скорее «кабинетный работник»; удаленность от войск и проч.), нельзя уподобить последней в другом – в системе управления, о которой («система Мольтке») французский автор пишет:

«… Он покрывает своим авторитетом промахи и ошибки своих подчиненных, берет их на свой счет; он не только избегает порицания своих подчиненных, что могло бы отбить у них охоту действовать, но даже одобряет их поведение, что поощряет их к дальнейшим действиям. Он считает, что в принципе их смелая инициатива даст благоприятные результаты, так как в большинстве случаев она проявляется вполне уместно; в противном случае она дополняется искусным управлением их войск, введенных в бой под их собственную ответственность; все подчиненные начальники получили подготовку не только достаточную, но даже рассчитанную на занятие ими более высоких должностей… Таким образом, усиленной деятельностью[108] (plus d’action) он надеется спасти не свою комбинацию, редко известную исполнителям и редко осуществляемую ими, а импровизованную ими комбинацию, которая тем не менее приведет к победе. Если он таким образом не добьется намеченных им сражений или победы, сулящей огромные последствия, он все же будет иметь тактические успехи, достигнутые подчиненными начальниками и приводящие прежде всего к поражению противника, которое производит сильное моральное действие, сбивает с толку командование противника, заставляет его пересматривать свои планы, всячески снижает его роль…»

Здесь мы имеем несоответствие по двум основным признакам, и несоответствие это кажется нам роковым для вооруженных сил Верховного Правителя. Прежде всего, самостоятельность войсковых начальников по «системе Мольтке» находит свое оправдание в единстве мышления, подготовки, воспитания, – говорить же об этом или о наличии общей стратегической и тактической доктрины применительно к австрийскому обер‑офицеру Гайде, профессиональному артиллеристу Ханжину (пехотой до Гражданской войны он командовал, но недолго), Дутову – выпускнику Академии Генерального Штаба, но «по второму разряду», Пепеляеву, на Великой войне командовавшему батальоном и конными разведчиками, генштабисту Белову, проведшему ту войну в штабах, идр. – кажется почти бессмысленным. А кроме того, одною рукой как будто предоставляя фронтовым командующим возможность широкой инициативы и даже подчас своеволия (это, похоже, вполне отвечало личной точке зрения адмирала Колчака), Ставка другою пыталась осуществлять над ними мелочную до оскорбительности опеку.


Дата добавления: 2021-06-02; просмотров: 128; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!