Восстание младотурок в освещении британской прессы
Поначалу в британских изданиях восстание рассматривалось исключительно как армейский бунт. «Манчестер Гардиан» передавал, что солдаты недовольны задержкой выплат пожалований, некомпетентностью начальства, ужасными условиями содержания и системой шпионажа, которая контролировала все их действия. Армейские выступления в Османской империии в тот период происходили довольно часто и быстро подавлялись, и данный мятеж сначала не рассматривался всерьез[46]. В «Таймс» даже считали, что восстание будет вот-вот подавлено[47]. Такое освещение событий продолжалось до тех пор, пока не был выявлен еще один ключевой игрок – младотурецкое движение. Волнениям в прессе сразу придали политический характер: в британских газетах сообщалось, что младотурки, воспользовавшись возмущением военных частей из-за готовившейся реформы в Македонии по инициативе иностранных держав, начали активную агитацию в рядах армии[48]. Важный аспект состоит в том, что на сторону повстанцев привлекались и мусульмане, и представители других конфессий для общей цели – спасти империю. Вопрос межэтнических и межконфессиональных отношений в Турции на страницах британских газет занимал очень важное место. В одной из статей «Таймс» Марк Сайкс[49], член консервативной партии, выделил важную особенность восстания в Македонии. Он считал, что долгое время режим Абдул-Хамида поддерживался непрерывным конфликтом между мусульманами и немусульманами: христиане и евреи обвинялись во всех бедах империи, и мусульмане считали своим долгом оказывать им сопротивление. Последние же события июля 1908 года показывали, что многое изменилось, и бедственное положение страны больше не связывалось лишь с национальной борьбой подвластных султану народов. Теперь даже мусульмане видели источник проблем в самой системе. Из-за этого успех младотурецкой пропаганды достиг такого размаха[50]. Печать обрушивалась на окружение султана: в газете подчеркивалось, что Порта скрывает информацию об инцидентах и утаивает ее даже от иностранных послов, что говорит о слабости турецкого правительства[51]. Корреспонденты сообщали, что сил для подавления выступлений все меньше, а младотурецкое движение распространилось в других регионах: повстанцев поддержали албанцы и греки, в связи с чем происходившее в Турции было названо революцией[52]. В печати были уверены, что Порте не следует применять насилие, иначе ситуация только усугубится. 23 июля в «Таймс» были опубликованы выдержки из послания Ниязи-бея к болгарскому, греческому и сербскому населению в районе Охрида. В нем офицер обвинял европейские державы и султанское правительство в том, что страна находится в бедственном положении. Подчеркивалось, что государство принадлежит подданным империи, и следует жить и работать на благо отечества. В прессе передавалось, что во дворце царит атмосфера страха в связи с ростом антиправительственного движения и продолжением покушений на официальных лиц империи, как военных, так и гражданских. Британцы отмечали, что Порта уже предприняла все привычные меры для подавления революции, но они все провалились[53]. Предполагалось, что османскому правительству ничего не остается, кроме как пойти на уступки. В «Манчестер Гардиан» передавали, что новые военные части вряд ли помогут в подавлении сопротивления, так как на стороне антиправительственных сил уже находилось большое число вооруженных формирований[54]. Как можно заметить, британская печать еще до восстановления конституции султаном высказывала мнение, что османское правительство не в силах справиться с повстанцами: объединенные силы армейских частей и младотурок поставили Константинополь в безвыходное положение. Революция была неизбежна, и вскоре прогнозы английской прессы подтвердились.
|
|
|
|
|
|
Как для газет, так и для журналов важное значение имели причины революции. Перед тем, как сфокусироваться на последствиях и значении переворота для Османской империи и для всего мира, британцы понимали, что для начала необходимо проанализировать, что привело к трансформации режима. Как уже было сказано, одной из причин переворота британская печать считала рост недовольства армейских частей. Солдаты находились в суровых условиях, и нерешенность военного вопроса вызывала широкие возмущения. В «Таймс» отмечали, что Абдул-Хамиду пришлось провести реформы потому, что армия - надежный оплот его власти - восстала против своего правителя, и султан оказался беспомощным. Посылать очередные армейские части для подавления бунта было бесполезно, так как халиф понимал, что солдаты могли не только отказаться стрелять в своих товарищей, но и перейти на сторону повстанцев[55]. Таким образом, конституция была восстановлена не потому, что так хотел султан - у правителя просто не оставалось другого выбора. Без армии революцию бы не удалось провести[56]. Помимо влияния армейских сил успех революции заключался и в решительных действиях младотурок. В «Манчестер Гардиан» подчеркивалось то, что у комитета «Единение и прогресс» была конкретная цель – восстановление конституции 1876 года, которая устраивала все народы, населявшие Османскую империю. Младотурки не выдвигали способы решения внутренних противоречий или какой-то определенной программы, что могло вызвать несогласие среди сторонников оппозиционных сил. Людям не пришлось выбирать, поддержать ли те или иные финансовые, религиозные или местные реформы, которые могли бы выдвинуть младотурки. Вопрос заключался лишь в том, что из двух вариантов для населения Османской империи более предпочтительно: прогрессивная конституция 1876 года или же режим абсолютной власти Абдул-Хамида с его неэффективностью, коррупцией и преследованием подданных[57]. Именно поэтому, когда такой вопрос был поставлен, гражданское население и солдаты, мусульмане и немусульмане, богатые и бедные слои общества имели очевидный ответ на него, что привлекало все большее количество последователей к младотурецкому движению. Султан обнаружил, что вся империя встала на сторону реформаторов, за исключением его ближайшего круга лиц и шпионов[58]. При этом защитники режима были самой непопулярной группой в обществе. «Манчестер Гардиан», рассматривая роль разных слоев населения, сравнивал Младотурецкую революцию с революцией в России. Царю, по мнению британского издания, удалось победить антиправительственные силы из-за того, что на его стороне оказались элиты, интересам которых угрожала революция. Другие части населения также считали, что Николай II являлся защитником и гарантом их привилегий, поэтому российский император имел некую опору, что позволило ему сломить сопротивление. Абдул-Хамид же такой поддержки не имел, и султан пошел на компромисс с восставшими[59]. Похожие мнения высказывались и в британских журналах. В ежемесячном журнале «Контемпорари ревью», в котором публиковались статьи по международным новостям, в августовском номере журнала была опубликована статья «Турецкая революция» Эдвина Пирса, английского писателя и историка, который около 40 лет прожил в Константинополе[60]. Хотя Пирс и не являлся официальным членом определенной партии и открыто не заявлял о своих политических позициях, он долгое время считался корреспондентом газеты «Дейли Ньюс», одной из самых либеральных газет того времени[61]. С 1876 года и вплоть до Младотурецкой революции сообщения Пирса появлялись на страницах газеты, в которых он критиковал режим султана, из-за чего можно сделать предложение, что писатель был ближе к либералам[62]. В статье журнала автор достаточно подробно рассмотрел весь цикл событий, которые произошли в июле 1908 года. По мнению Пирса, авторитарная власть Абдул-Хамида, некомпетентность министров, тотальная цензура, действия тайной полиции и террористическая политика в отношении национальных меньшинств повлияли на распространение идей комитета «Единения и прогресс», который сумел привлечь на свою сторону разные народы, населявшие Турцию[63]. Среди этих причин больше всего Пирс выделял развернутую систему шпионажа, которая пронизывала все население и способствовала росту недоверия и подозрения у каждого[64]. Стоит заметить, что армия в статье фигурировала лишь на фоне младотурок, и мотивы, которые побудили войска восстать, для автора не являлись важными. В том же издании целая статья о международных новостях под авторством Эмиля Джозефа Диллона – английского писателя и журналиста[65], освещавшего события в разных странах - была посвящена Младотурецкой революции. Хотя Диллон, как и Пирс, не участвовал в политической жизни Великобритании, он являлся корреспондентом газеты «Дейли Телеграф», которая придерживалась консервативной линии[66], чью политику, вероятно, поддерживал и сам писатель. В качестве основной причины революции Диллон делал акцент на нерешенной армейской проблеме. По мнению автора, именно армия решила судьбу деспотичного правления султана. Долгое время солдаты страдали от ужасных условий в армии, и в ходе восстания даже самые верные части отвернулись от Абдул-Хамида, что вынудило его издать ираде и восстановить конституцию. Помимо тяжелого положения военных Диллон выделял и постоянное увеличение налогов, что приводило огромные слои населения, которые и так чувствовали страх за свою собственность, в бедственное положение[67]. В другом британском изданиии – «Фортнайтли ревью», известном и влиятельном журнале в Англии в XIX-XX вв., в одной из статей анонимный автор, назвавший себя «Путешественником», подчеркивал значение событий в России в 1905-1907 гг., которые повлияли на создание революционной атмосферы на Востоке накануне июльского переворота в Османской империи[68]. Таким образом, не только внутренние, но и внешние причины способствовали накаливанию недовольства в Турции, что в итоге выразилось в большой поддержке повстанцев со стороны остального населения. Можно отметить, что в целом британская пресса сходилась во мнении по поводу причин революции, в основном выделяя недовольство армии и общую необходимость реформирования империи. В то же время прослеживается тенденция, согласно которой консервативная печать больший упор делала именно на армии, отводя реформаторское движение на второй план. Либеральная пресса же, напротив, уделяла больше внимания стремлению населения к преобразованиям, действиям комитета «Единение и прогресс», который оказался во главе национал-либерального движения в Османской империи. Вероятно, консерваторы хотели доказать, что природа революции заключается в первую очередь в недовольстве войск, что отчасти приравнивает Младотурецкую революцию к путчу, тогда как грамотные действия младотурок большой роли не сыграли, так как они сумели лишь удачно воспользоваться моментом, распространив свои идеи среди армии, что и придало восстанию конституционно-революционный характер. Либералы убеждали в обратном: они указывали на первостепенное значение младотурецкого движения, их пропаганды и агитации, что окончательно позволило склонить уставшее от пороков деспотического режима султана население на свою сторону, сторону незамедлительных преобразований. Для либеральной печати был важен сам факт того, как сильно распространилось реформаторское движение в Турции, и армия выступала в качестве инструмента проведения революции. Отношение к причинам напрямую связано с освещением непосредственной роли участников событий в революции и в новой системе, построенной на принципах ограниченной монархии. Тем не менее, сразу после переворота газеты не спешили делать прозрачных заявлений.
|
|
|
|
|
|
Реакция английской общественности на восстановление основного закона была неоднозначной, что выражалось в июльских публикациях английских газет. В Великобритании новость о конституционной реформе в Османской империи привела многих в удивление. Отмечалось, что Форин-офис не ожидал таких быстрых и решительных действий от султана: в Британии предполагали, что Порта начнет с небольших уступок, однако Абдул-Хамид сразу выполнил все условия революционеров[69]. Примечательным является тот факт, что поначалу британцы отнеслись к изменениям системы со скептицизмом. По мнению корреспондентов «Таймс», восстановление конституции в Османской империи являлось доказательством неминуемой опасности, в которой оказался султан, и только время могло показать, сможет ли Порта выбраться из такой ситуации посредством либеральных реформ[70]. В газете сомневались, что черты деспотического режима султана исчезнут и что все положения конституции будут воплощены в жизнь, ведь принять основной закон просто, сложнее - реализовать идеи на практике. Турция сравнивалась с Персией, где принятие конституции в 1906 году привело к кровавым последствиям. В "Таймс" делали вывод, что конституционная система плохо подходит для восточных государств. В «Манчестер Гардиан» также выражали сомнения в искреннем желании Абдул-Хамида реформировать империю. Англичане вспоминали события 1876-1878 годов, когда конституция была принята исключительно для того, чтобы снизить влияние великих держав на внутренние события в Османской империи. Ситуация в 1908 году оказалась схожей: европейские страны стремились решить македонский вопрос и провести там готовившиеся без участия Порты реформы, что угрожало целостности Османской империи. Из-за связи между этими событиями британские корреспонденты видели в восстановлении конституции способ противостояния иностранному влиянию. Более того, в «Манчестер Гардиан» считали, что султан мог воспользоваться национализмом младотурецкого движения. Комитет «Единение и прогресс» выступал за невмешательство иностранных держав в дела Турции, в чем Абдул-Хамид готов был поддержать его, и поэтому халиф пошел на уступки. Конституционная реформа в английской печати трактовалась как временное решение существовавших проблем, и пресса допускала, что при первой же возможности султан может отменить этот закон, как он это сделал в 1878 году[71]. Британцы были уверены, что борьба за модернизацию Османской империи еще впереди, и многое зависело от работы парламента[72], который султан велел немедленно созвать. Светлое будущее Турции, по мнению «Манчестер Гардиан», всецело было связано с эффективностью парламентских институтов[73]. Похожие мнения высказывались и в «Таймс». В газете также вспоминали, как 30 лет назад Абдул-Хамид совершил переворот и приостановил действие конституции, поэтому, по мнению газеты,не стоило быть уверенным в благих намерениях султана. В то же время корреспонденты замечали, что лишить страну конституции во второй раз будет сложно, так как в глазах большой массы населения правитель выглядит слабым и беззащитным, и восстановить абсолютную власть без очередного серьезного конфликта внутри страны у султана не получится[74]. Как и «Манчестер Гардиан», «Таймс» фиксировали внимание на роли парламента. Корреспонденты считали, что Палате депутатов должны быть переданы все функции по конституции; в противном случае в Турции могли возникнуть новые волнения[75]. В газете также выражалось мнение по поводу Комитета «Единение и прогресс». По мнению британцев, младотурки еще должны заслужить доверие у великих держав, в первую очередь у Англии. Пока что они добились успеха лишь благодаря армии, и им еще предстоит доказать, что они способны изменить страну к лучшему. Перед комитетом «Единение и прогресс» открывались огромные возможности, и если они действительно встанут на путь возрождения Турции, то их обязательно поддержат европейские страны. По мнению газеты, Османская империя нуждалась не в хорошо подготовленной конституции, а в сильном и мудром правительстве. Либеральное движение в Турции никогда еще не было настолько влиятельным, и будущее младотурков, как писали в "Таймс", находилось в их руках[76]. Вероятно, такое критическое освещение событий в Турции сразу после восстановления конституции было тесно связано с англо-турецкими отношениями. Учитывая их негативный характер в конце XIX-начале XX века, английская общественность не верила, что Турция способна на конституционные преобразования, по крайней мере, без помощи британской короны, которая могла бы направлять новое правительство и содействовать либеральным реформам. Империя, которая столь долгое время находилась под абсолютной властью деспотичного султана, не могла моментально превратиться в модернизированное государство с ограниченной монархией, если только ее не поддержит мощная держава, которая славится своими традиционными политическими ценностями. Именно поэтому Великобритания не готова была рассматривать Младотурецкую революцию, а вместе с ней и действующих лиц нового режима, всерьез. Более того, для Лондона были неизвестны настроения османского общества и самих младотурок относительно возможного налаживания контактов с Великобританией. Для британских журналистов оставалось загадкой, какой внешнеполитический курс собираются взять члены комитета «Единение и прогресс» и как будут строиться отношения преобразованной Турции с Британской империей. Такая неизвестность и вызвала недоверие на первых порах после совершившегося переворота.
Освещение событий в Турции в негативном ключе длилось совсем недолго. Вскоре у печати появился повод изменить свое отношение к преобразованиям в Османской империи. «Манчестер гардиан» сообщал о выступлениях перед посольством Великобритании в Константинополе, в которых принимало участие разное по составу население. Жители столицы скандировали похвалу в адрес британцев, связывая принятие конституции с либеральными традициями в Англии, чье авторитетное положение на мировой арене повлияло на изменение режима Османской империи[77]. Очевидно, что газета восприняла демонстрацию перед посольством как взрыв пробританских настроений в Турции. Кардинальный же поворот в общественном мнении Британии произошел после прибытия в Константинополь нового посла, сэра Джеральда Лаутера. К его приезду была подготовлена демонстрация, новый посол был тепло встречен огромной толпой. В Великобритании не ожидали такого приема от турецкого населения. Лаутер передавал, что «дела в империи шли так хорошо, как только могли»[78]. Пресса с гордостью описывала прибытие Лаутера в Константинополь: он был встречен как представителями двора, так и членами комитета «Единение и прогресс», что говорило о важности новой персоны от Британии для Османской империи[79]. «Манчестер Гардиан» приводил сводки турецких газет, в которых говорилось, что для османского общества радушный прием представителя нации, которая первая в мире ввела либеральные институты в своем государстве, являлся большой честью. Подданные султана воспользовались первой же возможностью, чтобы выразить надежду на укрепление англо-турецких отношений. Сам Лаутер, как сообщалось в британской газете, убедил население Константинополя в том, что новый режим мог рассчитывать на поддержку Англии[80]. Британская общественность трактовала восторженный прием посла в столице Османской империи и заявление Лаутера о поддержке реформы как новый этап в развитии отношений между двумя странами. Оптимизм населения Константинополя и нового представителя короны относительно сближения Турции и Британии моментально поддержали газеты, выпустив перечень статей корреспондентов и редакционных материалов про изменения в Османской империи под заголовками «Новая эра Турции», «Век Турции» и прочими восторженными заголовками. Революцию поддержал и министр иностранных дел Британской империи, сэр Эдвард Грей[81], что также повлияло на дальнейшую реакцию печати. От былого скептицизма и сомнений в успешности реформ не осталось и следа. Пресса перешла к совершенно новому освещению положения вещей в Турции.
В первую очередь, печать изменила свое отношение к участникам событий, которые повлияли на конституционную реформу. В "Таймс" выказывали уважение лидерам младотурецкого движения. Отмечалось, что младотурки поступили мудро, проявив уважение к султану. Они понимали, что султан обладал значительной властью и влиянием, поэтому решили не продолжать борьбу против халифа, а остановиться на достигнутом. По мнению корреспондентов, чтобы построить сильное государство, Турции необходимо плодотворное сотрудничество между султаном и лидерами младотурецкого движения. Газета теперь по-иному относилась даже к Абдул-Хамиду, который ранее фигурировал лишь как деспот, который точно мог помешать претворению положений конституции в жизнь. «Таймс» отмечала, что султан - правитель с блестящим умом и огромным опытом, и, несмотря на долгое и единоличное правление, при желании он смог бы адаптироваться к изменениям и послужить на благо Турции[82]. «Манчестер Гардиан» тоже подхватил похожее настроение. Корреспонденты отдавали должное комитету «Единению и прогрессу», а также считали, что именно лидеры движения являлись истинными правителями Османской империи после революции. Младотурки продолжали открывать новые комитеты в разных городах государства, что говорило об огромном влиянии, которым они пользовались[83]. Хотя июльская революция и привела европейцев в большое удивление, так как никто не ожидал, что произойдет переворот, на самом деле члены младотурецкого движения готовились к этому событию долгих восемь лет и наконец добились успеха[84]. В газете подчеркивали, что их действия будут направлены на искоренение всех злоупотреблений старого режима, и все департаменты правительства будут реорганизованы[85]. Отмечалось, что корреспонденты с каждым днем убеждались в благих намерениях младотурок провести равные реформы по отношению ко всем народам и конфессиям империи[86]. «Манчестер Гардиан» писал в подобном стиле и о султане. Публикуя речь Абдул-Хамида, в которой он назвал всю нацию османов членами комитета «Единение и прогресс», а себя – его президентом, газета заявляла, что султан официально признал себя сторонником младотурецкого движения, а вместе с тем и сторонником реформ. В одном из редакционных материалов, в котором описывался Константинополь после революции, авторы выделяли порядок и спокойствие, царившие в городе после столь важных для империи событий, и отмечали, что вряд ли в какой-либо еще стране мира такие значительные преобразования состоялись бы почти без крови[87]. Журнальная пресса также выражала свое отношение к участникам событий. Эдвин Пирс в своей статье отдавал должное лидерам младотурецкого движения, выражал надежду, что новое правительство будет служить на благо Турции[88]. Помимо младотурок, автор выделил и халифа. Как пишет Пирс, действие конституции зависело от нескольких факторов, и если предположить, что лишь султан мог повлиять на сохранение конституции, то автор не верил в возможность повторения сценария 1878 года. Введение конституции – это заслуга не только членов комитета «Единение и прогресс», но и Абдул-Хамида. Когда халиф понял, что армия перешла на сторону восставших, он повел себя как мудрый и дальновидный политик и пошел на компромисс с восставшими. Приняв условия повстанцев, Абдул-Хамид II укрепил свою власть, и он мог быть уверенным в своем надежном положении на троне[89]. Эмиль Джозеф Дилон тоже подчеркивал роль султана. Автор был уверен, что Турция ни при каких обстоятельствах не вернется к абсолютизму: реформа была проведена и поддержана самим султаном — самым влиятельным человеком в империи. Раз сам халиф – оплот абсолютной власти – пообещал защищать положения конституции, то сторонникам старого режима бессмысленно предпринимать какие-либо действия против изменений[90]. В статье также проводились параллели между турецкой, иранской и российскими революциями. Автор подчеркивал, что младотурки вынесли урок из опыта борьбы населения Российской империи за свои права в 1905 году. Если бы восставшие в России ограничились своими достижениями и в полной мере использовали бы возможности, которые были предоставлены по Манифесту 17 октября, а не настаивали на большем, то удалось бы избежать столь многочисленных жертв в ходе революции, и Россия, вероятно, была бы тогда на пути к реальной парламентской системе[91]. В Турции же революция прошла почти без жертв, а восставшие не стали добиваться конечной и главной цели младотурецкого движения – отстранения Абдул-Хамида от престола. Именно поэтому, по мнению Диллона, Турция была готова к конституционному режиму: главная оппозиция правительству султана решила добиваться своих задач мирно и через парламент. В Иране же, как замечает автор, источник всех проблем исходил из интриг и противоречий внутри семьи шаха; в Османской империи же не было таких разногласий. Более того, правящая династия в Персии – Каджары – это династия чужаков, тюрков, которые правили страной на тот момент около 125 лет, в то время как Османы находились у трона уже семь веков без перерыва, что говорило о единстве между населением империи и правящей династией[92]. Как можно заметить, Диллон выделял Младотурецкую революцию на фоне неудачных революций того времени в других странах, подчеркивал, что именно Османская империя способна на конституционные изменения. Это доказывалось как через сравнение младотурок, которые ограничились частичными результатами восстания, и революционных сил за границей, стремившихся идти до конца, так и через акцентирование почетного статуса султана, чья династия являлась неотъемлемой частью империи, способствовавшей поддержанию стабильности в государстве. Оба этих фактора – признание огромной роли сторонников младотурецкого движения и халифа. В «Фортнайтли ревью» в статье «Путешественника» подчеркивалось, что англичане не могли предположить, что события в Турции повернутся именно так: обозреватели и исследователи считали движение младотурок обреченным на неудачу, идеи членов комитета «Единение и прогресс» – нелепыми и абсурдными. Отмечалось, что если бы британцы обратили большее внимание на мнения их предшественников относительно изменений в Османской империи ранее, то они не оставались бы в таком неведении вплоть до успеха восставших. Английские деятели прошлых поколений описывали происходившие реформы в Турции в XIX веке в позитивном ключе: начиная с султана Махмуда II[93], Порта двигалась на пути к модернизации, и англичане одобряли этот курс. В статье подчеркивалось, что установление деспотического режима султана не искоренило реформаторские идеи среди населения империи, и в конце XIX столетия появилось младотурецкое движение, объединевшее в себе не только турецкую часть населения, но и другие народы[94]. Заслуга младотурок, по мнению автора, состояла как раз в том, что они сумели объединить повстанческие силы, правильно воспользовавшись возможностью во время армейского восстания[95]. Об особом интересе англичан к младотуркам свидетельствовала другая статья в том же журнале под авторством Ангуса Гамильтона, британского журналиста, который позиционировался главным образом на военных темах[96]. Гамильтон работал корреспондентом в газете «Полл Молл Газетт», которая в то время придерживалась консервативного курса[97], из-за чего, как и в случае с вышеупомянутыми писателями, можно предположить, что сам журналист был сторонником тори. Судя по его книге «Problems of the Middle East», которая вышла в 1909 году[98], писатель также являлся апологетом имперской экспансии. В статье Гамильтон рассмотрел всю историю младотурецкого движения, от своего появления до революции, при этом достаточно подробно описав цели и задачи членов общества. Учитывая все способы достижения поставленных задач, которые применяли младотурки, такие как вооруженное сопротивление местным властям, отказ платить налоги, пропаганда среди населения, автор все же замечал, что удача также способствовала победе революции: если бы не недовольство в армии, младотурки вряд ли сумели бы в одиночку провести переворот[99]. В таком отношении к комитету «Единение и прогресс» по сути выражается общая позиция консервативной прессы: при всем интересе британцев к обществу и при всех заслугах мдадотурок, при всех надеждах на их мудрое управление «новой Турцией», все-таки не стоило забывать, что именно армия привела лидеров движения к власти. О повышенном интересе к новой системе в Османской империи со стороны британской прессы свидетельствуют публикации еженедельного журнала «Экономист», ориентированного в первую очередь на финансовые вопросы. Корреспонденты сообщали обо всех важных эпизодах по ходу восстания и с одобрением встретили указ султана о возобновлении действия конституции. Рассматривая проблемы, с которыми мог столкнуться комитет «Единения и прогресс», журнал выделял именно экономическое состояние Османской империи. Предполагалось, что младотурки вряд ли быстро смогут реформировать всю финансовую систему, и в Англии ожидали, что Порта снова возьмет кредит для погашения своих прошлых задолженностей. Несмотря на возможные трудности, редакторы журнала считали, что новое правительство со временем сможет справиться с экономической проблемой. В издании была опубликована статья уже упоминавшегося выше Эдвина Пирса, который считал, что революция могла действительно положительно повлиять на улучшение ситуации. Как отмечал журналист, при старом порядке бюджет тратился впустую: одна часть уходила на бесполезное увеличение флота, а другая и вовсе растрачивалась на нужды министров. По мнению Пирса, новая финансовая администрация по крайней мере не допустит увеличения огромных долгов перед кредиторами[100]. На места были назначены подготовленные и надежные служащие, и «Экономист» ожидал изменений в лучшую сторону, что также говорит о вере британцев в членов младотурецкого движения и в их особую роль у руля государственной власти. Обратить внимание следует также и на работы авторов из других стран, которые публиковались в английской периодической печати. В ежемесячном журнале «Найнтинс сенчери энд афтер», в сентябре и октябре 1908 года были выпущены статьи, в которых высказывались разные мнения относительно июльских событий в Османской империи: одна из них принадлежит Альфреду Билински, османскому послу в Вашингтоне[101], другая - Арминию Вамбери, венгерскому востоковеду и путешественнику[102]. Билински, как турецкий подданный, выражал огромную радость по поводу произошедшей революции. Больше всего он выделял фигуру Абдул-Хамида II: вместо того, чтобы продолжить борьбу против восставших или, приняв безвыходность своего положения, отречься от престола, после 30-летней абсолютной власти султан согласился на конституцинную монархию, так как он понимал, что это был бы лучший путь для своей страны. Автор был уверен, что халиф направит все свои старания и возможности на благо Турции, что сделает Абдул-Хамида из ранее считавшегося худшим правителем в истории Османской империи лучшим султаном. Обладая огромным опытом и ловкостью, имея полное представление о происходившем в империи, Абдул-Хамид II, как утверждал Билински, умело направит Турцию через ураган реформ[103]. Отдавалось должное также турецкой нации, у которой были все качества и ресурсы для воплощения в жизнь всех идей и задач[104]. Что касается статьи Вамбери, автор также выражал надежду на подъем Турции. Не видя причин в большом удивлении, которое произвела турецкая революция на Европу, Вамбери доказывал, что переворот был неминуем из-за плохого управления при деспотичном режиме Абдул-Хамида[105]. В статье критиковалась позиция европейцев, согласно которой на прогресс и развитую цивилизацию способны только они, а азиатские страны лишены такой возможности из-за климатических, религиозных и расовых особенностей. Вамбери был уверен, что Турция находилась на пути к модернизации: об этом говорили те изменения в образовании и просвещении, которые произошли за пятьдесят лет до революции[106]. Новое поколение, воспринявшее европейские политические и социальные ценности, не могло жить при единоличном и тираническом правлении Абдул-Хамида, поэтому успех революции – заслуга жителей империи. Можно отметить в целом, что писатели не из Британии подчеркивали значимость населения государства, тогда как англичане выделяли роль конкретных игроков, повлиявших на установление нового режима в Османской империи. Среди них, как для либералов, так и для консерваторов, особого внимания заслуживали два действующих лица: младотурки и султан Абдул-Хамид. Примечательно то, как изменилось отношение британского общественного мнения к этим персонажам со скептицизма на первом этапе сразу после революции на одобрение и поддержку после прибытия нового посла и поворота в отношениях между двумя странами. И либеральная, и консервативная пресса верили как в членов комитета «Единение и прогресс», так и в султана, выражая при этом надежду на то, что младотурки и халиф буду охранять положения конституции и вместе претворят реформы в жизнь. Если Абдул-Хамид и лидеры младотурецкого общества, по мнению английской прессы, будут занимать центральное место в новом режиме и направлять османское общество на новый путь, то с ролью армии, которая, как писали в газетах и журналах, особенно консервативной направленности, больше всего способствовала успеху революции во время июльских событий, было все не так очевидно. Печать описывала войска только в контексте возросшего статуса младотурок, и даже рассматривая консервативные издания, можно придти к выводу, что функция армии состояла только в организации переворота, и как только восставшие добились своих целей, военные части сошли с политической арены. Несмотря на то что, с точки зрения сторонников тори, Младотурецкая революция имела признаки военного переворота, после возобновления действия конституции влияние армии на государственное управление не распространялось. Империя находилась в руках членов комитета «Единение и прогресс» и ограничевшего свою власть султана, и с их деятельностью напрямую было связано будущее Турции.
Подведем итоги первой главы. Революция в июле 1908 года, по итогам которой султан восстановил действие конституции 1876 года и созвал парламент, могла многое изменить в представлении британцев об отсталости и неразвитости Турции, что объясняет такую бурную реакцию в печати на это событие. Было опубликовано множество заметок и статей как в газетах, так и в журналах, в которых важную часть занимали рассуждения авторов о причинах революции и роли действующих лиц в перевороте и после него. Это было важно для понимания природы революции и описания тех персонажей, которые определяли политику новой, преобразованной Турции. Проанализировав британские газеты и журналы 1908 года, мы можем сделать некоторые важные выводы, обобщив рассмотренный материал.
Во-первых, в главных причинах революции мнение прессы в основном сходилось: в газетах и журналах выделялись недовольство армейских частей своим положением, умелые действия младотурок во главе восстания и общий протест большинства населения против режима султана. Существенное различие между либеральными и консервативными изданиями заключалось в вопросе о значении армейских волнений и реформаторского движения по ходу восстания. Консервативная печать указывала на ключевую роль армии, которая восстала из-за тяжелого положения и побудила султана пойти на рефомы, в то время как младотурки сумели лишь успешно воспользоваться возможностью и реализовать свои задачи, опираясь на вооруженные силы. Из-за этого в целом можно сказать, что консерваторы видели в Младотурецкой революции черты военного переворота, который перерос в конституционную революцию в связи с вмешательством комитета «Единение и прогресс». Либеральная пресса же в первую очередь выделяла деятельность младотурок, благодаря которым население империи объединилось в общем порыве требования реформ. Младотурецкое движение выступило тем связующим звеном, которое сломило старый режим и дало возможность Османской империи встать на путь модернизации. Армия в либеральных изданиях выступала в виде средства достижения благих целей, которые стояли перед младотурками, не более. В британской прессе также подчеркивалось влияние внешних событий, а именно революции за рубежом накануне июльского переворота в Турции, однако основные причины все же исходили изнутри.
Во-вторых, реакция прессы менялась по ходу развития ситуации, и на первых порах можно проследить предвзятое отношение британской общественности, как либеральной, так и консервативной, к событиям и участникам революции в Турции. В газетах утверждали, что правительство Османской империи было слабым, оно не было готовым пойти на какие-либо уступки повстанцам, скрывало информацию о распространении революционного движения от других стран и надеялось подавить восстание только силой, что было свойственно деспотическим режимам в целом. Газеты предполагали, что Константинополь не сможет справиться с массовыми недовольствами и предсказывали успех реформаторского движения, но при этом печать не ожидала, что Абдул-Хамид II - абсолютный монарх и деспотичный султан, виновник длительной стагнации, в которой оказалось государство - удовлетворит все требования повстанцев. Тем не менее, после конституционной реформы мнение прессы оставалось противоречивым из-за быстроты и неожиданности революции, а также, что самое важное, из-за неясности будущей политики обновленной Турции по отношению к Британской империи и наясности настроений в османском обществе касательно сближения с Англией. В газетах вспоминали, что основной закон уже принимался ранее в похожей внешнеполитической ситуации для Турции, когда султан использовал конституцию для снятия давления европейских держав. Реформа тогда полностью провалилась. Британцы попросту не верили, что Османская империя способна на преобразования без помощи английской нации, первой в мире принявшей основы парламентаризма. В связи с этим выражались большие сомнения по поводу того, что положения конституции в Османской империи действительно могли быть реализованы. Как замечали в прессе, воплощение реформ в жизнь зависело от эффективности меджлиса, однако его работе мог помешать Абдул-Хамид. Султан для британцев являлся главной угрозой преобразований в Турции из-за роспуска парламента и установления Зулюма в 1878 году и своего долгого и единоличного правления, которое сочетало в себе деспотические и тиранические черты. Абдул-Хамид освещался в прессе как хитрый и ловкий правитель, который был готов воспользоваться возникшей ситуацией исключительно для снятия иностранного давления на Османскую империю, а не для проведения реформ, из-за чего в Англии действия султана вызывали наибольшие подозрения. Что касается мнения насчет лидеров младотурецкого движения, пресса относилась к ним сдержанно и с осторожностью: в Британии одобряли их действия, однако также отмечали, что младотурки еще должны заслужить доверие, так как в успехе революции важную роль сыграл не только комитет «Единение и прогресс», но и армия.
В-третьих, существенные изменения в отражении событий связаны с демонстративным жестом в Османской империи, после которого для британцев стало очевидно, что Турция поддерживает курс на сближение с Лондоном. Этот жест заключался в выступлениях перед посольством Великобритании в Константинополе и теплым приемом нового посла сэра Джеральда Лаутера в столице Турции, и в прессе подобные мероприятия трактовались как рост пробританских настроений. Младотурки были готовы к сотрудничеству и рассчитывали на помощь и вдохновение от Британии[107]. После заявления Лаутера и министра иностранных дел Эдварда Грея о поддержке преобразований оптимизм печати лишь усилился. Произошел кардинальный поворот в английском общественном мнении, революция стала рассматриваться с совершенно другой стороны. В первую очередь, это выражалось в том, как изменилась позиция печати по отношению к участникам событий, прежде всего к комитету «Единение и прогресс» и к Абдул-Хамиду. Если ранее пресса считала, что младотурки еще должны доказать эффективность своей политики, то теперь издания не сомневались в их искреннем желании изменить страну к лучшему и в их верных действиях в качестве «истинных правителей» Османской империи. В Англии были уверены, что они обладают всеми качествами для реформирования всех сфер жизни, начиная с финансовой, заканчивая политической. Младотурки выделялись на фоне революционных сил в других странах, и именно их мудрые решения отличали комитет «Единение и прогресс» от проигравших революционеров за границей. Что касается халифа, действительно удивительно, как революция изменила мнение британской общественности об этом персонаже: совсем недавно еще считавшимся в Англии одним из самых деспотичных и абсолютных монархов в мире, правителем, режим которого вверг Османскую империю в стагнацию и упадок, султан стал надеждой на обновление Турции. В Великобритании верили, что после 30-летнего периода единоличного правления халифа, периода игнорирования реформ, нерационального расхода средств, преследования оппозиционно настроенных граждан, деятельности широкой сети шпионажа Абдул-Хамид еще способен послужить на благо Турции, и что именно он будет одним из ключевых акторов в новой, конституцинной системе. Иностранные авторы, чьи работы были опубликованы в английской печати, подчеркивали также роль населения империи, у которого были задатки для просвещения и модернизации. Важно отметить, что ни в либеральной, ни в консервативной прессе армия после революции не фигурировала как сила, способная повлиять на государственное управление: их роль ограничивалась лишь участием в восстании. Даже в публикациях консервативной направленности авторы упоминали об армии лишь при анализе деятельности младотурок. Таким образом, власть в Турции, по мнению британцев, делилась между членами комитета «Единение и прогресс» и султаном.
Во второй главе будет проанализированы возможные последствия Младотурецкой революции, которые рассматривались в британских газетах и журналах, а также влияние переворота на отношения Великобритании и Турции, чему в английской прессе было посвящено больше всего внимания.
Дата добавления: 2021-05-18; просмотров: 101; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!