ВОПРОС НЕЯСЕН, СМОТРИ ИНСТРУКЦИЮ 13. 18 страница
– Может быть,– сказала капитан,– Но наш порт назначения – Бальбен.
– Но ведь 20Б-40 ближе.
– Мы летим к Бальбену. Мой корабль уничтожен, но моя честь может быть спасена, если я доставлю оставшихся пассажиров на Бальбен.
– Но какая честь в том, чтобы доставить их по назначению мертвыми? Я сомневаюсь, чтобы мои люди смогли выжить еще 103 дня.
– Выжили? А, я забыла, что вы – люди, не знающие Врат и Пути к ним и бегущие при мысли о Переходе. Но это ваше дело. Мое дело доставка, а живых ли, мертвых – все равно.
– Но не мне,– сказал Джайлс.– Я отвечаю за них, и прошу изменить курс в направлении системы 20Б-40.
– Нет,– устало произнесла капитан.– Я не могу позволить себе нового заблуждения.
– Капитан,– медленно начал Джайлс.– Я из дома и клана СТАЛЬНЫХ, и это большой клан, и я многое значу в нем. Если вы измените курс на 20Б-40, я обещаю вам – а слово Адельмана твердое – любое вознаграждение, достаточное для того, чтобы вы могли построить новый корабль вместо утраченного, либо сам построю звездолет на Земле и передам его вам. Вы не теряете ничего.
Капитан открыла глаза и секунду смотрела на Джайлса.
– Теряю. Вам, чужеземцам, этого не понять. Вся моя команда, все офицеры, а теперь и инженер, ушли, завоевав смерть при разрушении корабля. Вернуть корабль – пустяк, и это будет приятно лишь мне, но это будет оскорблением памяти всей моей команды, которая прошла через Врата. Они уже ничего не смогут разделить со мной, и это не делает мне чести.
|
|
|
Она замолчала. Джайлс недоуменно смотрел на нее. То, что он предлагал, делало его нищим, и его высшая и последняя цена была отвергнута.
– Вы правы, капитан,– медленно сказал он.– Я не понял. Но я постараюсь понять. Тогда у нас будет путь к взаимопониманию. Может быть, вы объясните мне получше, чтобы я понял?
– Нет,– сказала она,– не мое дело объяснять вам, и не ваше дело пытаться понять.
– Я не согласен с вами. Я считаю, что земляне и альбенаретцы имеют много общего, а не только торговые отношения. Мы не обязаны, но должны понимать друг друга, как личности и как представители сходных рас.
– Ваше мнение ничего не значит. Вы верите в невозможное. Вы не альбенаретец, и, значит, не принадлежите к Избранным, и где уж вам понять его Путь! Поэтому я считаю бессмысленными попытки прийти к взаимопониманию.
– Я считаю, что вы неправы. Это лишь ваше мнение. Я хочу, чтобы вы ПОПРОБОВАЛИ .
– Нет. Пытаться – значит тратить силы. А у меня они ограничены, и я не желаю тратить их попусту.
– Не впустую. Это жизненно необходимо для вас и вашей чести. И для моей тоже. Для моих рабочих, для наших рас, которые могут погибнуть, если не достигнут взаимопонимания. Капитан снова закрыла глаза.
|
|
|
– Не будем спорить. Что вы хотите еще сказать мне?
– На шлюпке слишком много ИБ для такой маленькой группы, как наша. Я видел, как погасли огни во время ухода инженера. Для моих людей было бы большим облегчением, если бы свет можно было бы включать и выключать через определенные промежутки времени. Необходимое количество пищи мы получим и так.
– Свет будет гореть,– сказала капитан, не открывая глаз.– Все остается неизменным, пока мы не достигнем порта назначения. Адельман, я устала от разговора с вами и хотела бы остаться одна.
– Хорошо, мне больше нечего вам сказать.
Джайлс вернулся к себе и сел на койку, обдумывая разговор. Необходимо было заставить капитана изменить порт назначения. Он ощутил на себе взгляд Хэма, молча сидевшего на своей койке.
– Не смей так сидеть! – заорал Джайлс, выведенный из себя молчаливым взглядом рабочего,– Займись чем-нибудь! Иди и поговори с кем-нибудь, слышишь? Если ты будешь прятаться, никто никогда не будет воспринимать тебя всерьез.
Он встал и вышел в средний отсек, к рабочим.
– Все оставайтесь на местах! – сказал Джайлс, повышая голос.– Хэм – один из нас, и я требую, чтобы вы относились к нему, как к равному! Запомните это!
|
|
|
Где-то про себя он понимал, что просто вымещает на них свою злость из-за неудачи с капитаном, зная, что они ни в чем не будут ему противоречить. Но он не стал обращать на это внимания. Джайлс растянулся на койке и прикрыл глаза рукой, чтобы не видеть негаснущего света ламп. Может, сон подскажет ему решение?
...Когда он проснулся, голосов рабочих не было слышно, хотя он был уверен, что проснулся от шума. Джайлс прислушался, но все, что мог расслышать – странные звуки – словно дыхание борющегося человека.
Он сел на койке, наблюдая за койками рабочих. На них виднелись спящие фигуры, но звук исходил не от них и не из кормового отсека, где спали Френко и Дай.
Удивленный Джайлс прислушался повнимательнее. Постепенно он определил, что звук исходит от соседней с ним койки – единственной, кроме его собственной койки в первом отсеке.
На ней лежал спящий Хэм, его кулаки были прижаты к лицу, тело скорчилось. Спит ли он? Джайлс встал и подошел к изголовью койки Хэма.
Огромный рабочий молча кричал. Могучие кулаки закрывали лицо, а рот был заткнут тканью, покрывавшей койку.
Он лежал, заткнув рот тканью, закрыв лицо кулаками, и слезы текли из-под его плотно сжатых век.
Джайлс содрогнулся.
|
|
|
– Хэм,– тихо позвал он.
Рабочий не прореагировал.
– Хэм,– так же тихо повторил Джайлс, но с большей настойчивостью. Хэм открыл глаза и уставился на Джайлса то ли в удивлении, то ли в ужасе.
– Хэм, что случилось?
Хэм потряс головой, так что слезы растеклись по щекам. Джайлс в недоумении сел рядом с койкой рабочего и приблизил губы к уху Хэма.
– Хэм, расскажи мне, что случилось?
Тот снова покачал головой.
– Ты можешь,– все настойчивее требовал Джайлс.– Что-то тебя беспокоит. Что это?
Хэм вытащил изо рта ткань настолько, чтобы выдохнуть:
– Ничего.
– Не может быть «ничего». Посмотри на себя. Ну, что тебя расстроило? Или кто?
– Я болен,– прошептал Хэм.
– Болен? Сейчас? Чем?
Но Хэм вновь засунул кляп в рот и не отвечал.
– Хэм,– мягко сказал Джайлс,– когда я задаю тебе вопрос, ты должен отвечать. Что у тебя болит? Живот?
Хэм покачал головой.
– Руки? Ноги? Голова?
Хэм покачиванием головы отверг все эти предположения.
– Чем же ты болен? Ты чувствуешь боль? – Хэм снова покачал головой. Потом он закрыл глаза и кивнул. Слезы полились у него из глаз.
– Но где же у тебя болит?
Хэм вздрогнул. Не открывая глаз, он вытащил изо рта кляп и произнес:
– Да.
– Да... что «да»? Что болит? Голова, руки, ноги, а?
Хэм лишь покачал головой. Джайлс подавил в себе раздражение. Не вина Хэма, что он не может выразить своих ощущений.
В том, что он не мог подыскать слова, виноват был не ограниченный лексикон рабочего, а Адельман, который не мог с ним объясниться.
– Скажи, Хэм, если можешь, когда тебе стало плохо? Когда мы перешли в шлюпку? Несколько часов назад? Или еще на большом корабле?
Наконец, отдельными словами и бессвязными предложениями дело сдвинулось. Хэм, казалось, был исключением из того, что Мара говорила про всех рабочих. Больше всего в жизни он не хотел отправляться на далекую планету. Причина этого, как выяснил Джайлс, лежала в состоянии жизни Хэма на Земле, в его положении и целях. Чернорабочие, чьи мужские особи специально предназначались для выполнения тяжелых физических работ, были особенной частью рабочих. Чтобы удержать их от проявления чувств недовольства тем, что они выполняли самую грязную работу, их генетически поддерживали на низком культурном уровне, что обеспечивало послушание и чувство зависимости от хозяина. Теоретически они были столь же свободны, как и другие рабочие. Иногда некоторые из них покидали свои бараки и селились с семьей – рабочей женщиной, но это скорее было исключением. Несмотря на свою огромную силу, они были чрезвычайно робки и стеснительны.
Большинство из них коротало свой недолгий век – по некоторым причинам они были особенно чувствительны к пневмонии, и мало кто из них доживал до сорока лет – среди товарищей по работе.
Хэм не отличался от большинства. Для него бараки были целым миром, а друг-собутыльник Джес – неким подобием семьи. Зачатый, в сущности, в лабораторной колбе, выращенный в яслях для наименее интеллигентных детей и выросший в барачных условиях, Хэм психологически не был готов к резкому отрыву от привычного образа жизни и полету бог знает куда в компании высших рабочих, презирающих его. Никогда ему не вернуться в свой барак, полный друзей, никогда не участвовать в дружеской попойке и не менее дружественной потасовке. И, вдобавок, он никогда не увидит Джеса.
У Джайлса постепенно начала складываться целая картина жизни Хэма. Она опровергала множество удобных истин о жизни рабочих низших классов. Люди типа Хэма считались неисправимо бодрыми вследствие своего невежества, автоматически храбрыми, ибо из-за отсутствия должного интеллекта не знали, что такое страх, их сила и рост якобы делали их безразличными к мнению более умных, но более слабых физически людей.
Все это была ложь. Но не это поразило его. Хэм открыл нечто большее, чем просто разницу между своим подлинным и мнимым существованием. Настойчивые вопросы вытащили на свет более важную проблему.
Важнейшим существом для Хэма был его приятель Джес. Носила ли их дружба гомосексуальный оттенок, из слов Хэма понять было невозможно. Никто больше не любил Хэма – ни мать, ни отец, ни подруги. Только Джес. И Хэм отвечал ему тем же. Вот уже двадцать лет, как они были собутыльниками, убивая время досуга выпивкой.
Но внезапно Хэма забрали и послали на странную колонию далекой планеты, где он вряд ли встретит человека своего круга, с которым можно было бы поговорить. Он не мог даже написать Джесу – не потому, что был неграмотен, просто сообщить что-либо, кроме голых фактов, Хэму было не под силу.
Страдая от этой потери, он погрузился в отчаяние, которого никто вокруг не замечал. Он не мог выразить свои ощущения, не мог даже объяснить причины их появления, хотя Джайлсу и удалось понемногу вытянуть из него нужную информацию и кое-как понять состояние Хэма.
Хэм, лишенный Джеса, нуждался в какой-нибудь привязанности и бессознательно тянулся к Джайлсу. Джайлс единственный имел тот же рост, силу и другие качества, которыми были наделены прежние друзья Хэма. Они с Хэмом находились на противоположных концах социальной лестницы, но безжалостная рука судьбы подняла их и перекроила им жизнь.
«Оба они прокляты», – подумал Джайлс. Но Хэму все же лучше – он мог свободно любить любого человека, а Джайлс, хотя и находился в тесных отношениях с Полем, вряд ли смог бы назвать это «дружбой».
Что касается женщин... Джайлс внезапно осознал, что он не вынес ничего стоящего из своих кратких связей, да и не стремился к этому. Впервые он осознал, что его никто не любил, и сам он не любит ни одного человека. Его родители были живы, но уже были отделены от него непреодолимой стеной возраста и обычаев, а братья и сестры были чужды ему.
Он был лишен любви – необходимой составной части жизни Хэма, но Джайлс не сознавал этого раньше. Для него любовь была долгом, и долг был его любовью. Его эмоции простирались только в пределах долга, и больше ничего ему не было нужно. Его мысли вновь вернулись к Хэму. Тот не мог понять причин своего страдания, и это лучше всего, потому что Хэм не мог осознать причин своей привязанности к Джайлсу, ведь он не мог и мечтать о том, чтобы стать другом Адельмана в любом доступном ему смысле. Единственное, что Хэм мог ощущать – это мучительное желание сделать что-нибудь для Джайлса, что-то большое и трудное, чуть ли не отдать за него свою жизнь.
– Хорошо,– сказал Джайлс.– Хорошо, Хэм. Я понял, не беспокойся. Как только ты мне понадобишься, я тебя позову.
– В самом деле? – спросил Хэм.
– Конечно,– ответил Джайлс.– Не беспокойся об этом, все будет в порядке.
– Правда? – успокоенно сказал Хэм.
Он еще плакал, но уже от благодарности и облегчения, сжимая руку Джайлса.
Джайлс посидел с ним немного, пока тот не уснул. Потом осторожно освободил руку и встал, потянулся – мускулы затекли от долгого сидения. Ему пришло в голову, что в колониях должны быть и другие чернорабочие – Хэма невозможно отправить назад, на Землю, но можно изменить его контракт таким образом, чтобы он попал в общество себе подобных.
Джайлс лег на койку и стал размышлять о том, как заставить капитана изменить курс. Он убедился, что полиции известно, что Поль находится где-то в колониях, и, следовательно, она будет охотиться за ним именно там. Но время... Джайлс не мог предполагать, что ему придется столкнуться с упорством капитана. Почему? – вот в чем вопрос. Почему капитан так тверд в своем решении? Неужели, отвергая его предложение, она руководствовалась лишь тем, что сказала?
7
Через двое корабельных суток он по-прежнему не имел решения. Но, видимо, не судьба была ему подумать об этом спокойно. Едва он сел на койку с магнитофоном Эстевена, чтобы записать события последнего дня, за перегородкой соседнего отсека раздался шум – крик, вопли нарушили тишину корабля.
Он сунул магнитофон в карман и выбежал в средний отсек, увидев, что Гроус прижал к стене Эстевена и пытается сделать так, чтобы тот лишился сознания. Гроус был лет на десять старше Эстевена, ниже ростом и легче. К тому же он, очевидно, не имел представления о тактике драки, кроме общей идеи о том, что нужно молотить противника кулаками почем попало. Но его бешенство компенсировало все недостатки, и Эстевен, зажатый между двумя койками и стеной, не мог вырваться от обезумевшего Гроуса. Было ясно, что если не остановить Гроуса, он может нанести своему противнику серьезный вред.
Джайлс отшвырнул пару коек и сгреб Гроуса за воротник.
– Стой! – рявкнул он, отбрасывая его от жертвы. Эстевен уже сползал по стене на пол.– Остынь, Гроус. Ну, ну, не пытайся ударить меня, веди себя спокойно. Эстевен, сядь на другую койку и расскажи, что случилось.
– Он, он... – всхлипывал Эстевен. На его щеках появился уже знакомый Джайлсу неестественный румянец.– Он берет все, что ему нравится. Он взял компьютер и еще книгу. Я хотел лишь вырвать из нее несколько страниц, чтобы записать туда музыку, которую сочинил...
– Всего лишь!..– завопил Гроус в бешенстве.– Несколько страниц– это всего лишь?! Целую пачку листов из книги моих предков о доказательстве теорем! Я читал ее, чтобы убить время, но это моя книга, и для меня она бесценна! Ей 225 лет! И ты посмел думать, что я позволю тебе вырвать страницы из книги, завещанной мне предками, чтобы нацарапать какую-то доморощенную мелодийку? Это ты-то собираешься сочинять музыку? Да все знают, что всю музыку теперь пишут музыкальные ящики...
– Гроус! – сказал Джайлс.
Тот замолк.
– Он думает...– начал Эстевен.
– И ты тоже,– сказал Джайлс.– Спокойно. Гроус, покажите-ка мне книгу.
Все еще глядя на Эстевена, Гроус полез в карман и вынул оттуда коричневый томик, маленький, умещающийся на ладони. Однако, открыв его, Джайлс увидел, что на страницах было достаточно пустого места вокруг чертежей.
– Это математическая книга по доказательству теорем?
– Так точно, Ваша Честь,– уже менее агрессивно сказал Гроус.– Ее купил мой дед еще до Великой Революции. Это наследство того времени, когда компьютеры занимали целые этажи.
– Ей двести лет? – спросил Джайлс.– Ты прав, что не дал ее уродовать, Гроус.
Он поморщился, взял угол одной страницы двумя пальцами и попытался оторвать бумагу.
– Она довольно прочна для такой старой книги,– сказал он.– Как...
– Ее пластифицировали,– гордо ответил Гроус.– Это сделал мой отец, и это стоило ему месячного заработка, но зато она уже сорок пять лет выглядит как новенькая.
– Пласти... что? – спросил Эстевен.
– Все правильно, Эстевен,– сказал Джайлс.– Гроус прав. А что?
– Да нет,– сказал тот, все еще глядя на книгу.– Только... если это пластик, моя ручка не будет на нем писать. Эти листы мне не годятся.
– Черт побери, что же ты не подумал об этом с самого начала, прежде чем хватать мою книгу?! – завопил Гроус.
– Да я сперва попросил тебя...
– А я тебе сказал «нет»! Неужели я должен давать объяснения, почему нельзя рвать книгу, доставшуюся мне по наследству?
– Было бы немного умнее, если бы ты попытался все же объяснить ему это,– сказал Джайлс.– Ладно, спрячь ее, чтобы никто до нее не добрался.
Он ушел в свой отсек и обнаружил, что за ним вслед вошла Мара. Она встала возле него.
– Да? – сказал он, глядя на нее.
– Можно вам кое-что сказать? – спросила она. Ее лицо было серьезным.
– Что именно?
– Если вы пойдете со мной...
В среднем отсеке играла мелодия Боссер, сопровождаемая хриплым Сайнгх, но вдруг она сменилась каким-то плачущим инструментом, а затем снова раздался крик.
Вбежав в отсек, Джайлс увидел Гроуса, который пытался вырвать магнитофон из рук Эстевена.
– Чтоб я больше не слышал ничего подобного! – кричал Гроус.– Верни Боссер и Сайнгх, так будет лучше!
– Минутку, минутку,– умолял Эстевен.– Послушай немного, это Спайни...
– Какого дьявола, Спайни,– ревел Гроус,– это Кайлайн, а я его не выношу!
– Сэр! – воззвал к Джайлсу Эстевен.– Вы разбираетесь в музыке, ведь вы получили образование. Вы ведь можете определить разницу, Ваша Честь? – дрожащими пальцами он нажал кнопку.
– Верно, это Спайни,– сказал Джайлс.– Но я не питаю большого пристрастия к музыке. Боссер и Сайнгх устраивают меня в той же степени, что и все остальное.
Он уже было повернулся, чтобы выйти, как Эстевен умоляюще поднял руку.
– Я был прав, сэр, вы разбираетесь в музыке. Знаете ли вы, кто исполняет здесь соло? Это я. Моя работа состоит в аранжировке и исполнении таких кусков. Конечно, я могу написать инструментальную вещь и извлечь прекрасный звук из синтезатора. Но в наши дни осталось совсем немного людей, которые знают и понимают свои инструменты. Я думаю, вам бы понравилось, если бы вы послушали еще... то есть, когда живой музыкант...
Музыка оборвалась – Гроус дотянулся-таки до кнопки. Полилась мелодия Боссер и Сайнгх. Эстевен пытался протестовать, но потом замолчал.
– Гроус,– сказал Джайлс. Тот обернулся.– Это магнитофон Эстевена.
Гроус молчал.
– Так же, как и книга – твоя. Если тебе не нравится, что за музыку он ставит, приди ко мне и скажи. Я не желаю, чтобы ты сам лазил к магнитофону, это ведь не твоя вещь.
– Есть, сэр,– пробормотал Гроус, глядя в пол.
– А ты,– сказал Джайлс Эстевену,– полчаса играй то, что хотят они, а полчаса – все, что тебе заблагорассудится.
– Хорошо, Ваша Честь.– Благодарность в его глазах была почти собачьей.
Джайлс повернулся к Маре:
– Ну, что там?
– Пойдемте со мной,– сказала она.
Она повела его в кормовой отсек, где никого не было. Там она повернулась к стене, пошарила среди листьев, подняла один из стеблей растения и показала на него:
– Посмотрите-ка на эти ягоды.
Он пригляделся. Сначала ничего необычного он не заметил – ягоды как ягоды. Но потом, на свету, он увидел, что на конце ягоды имеются какие-то черные пятна, вызываемые чем-то, лежащим под кожицей.
– Я уже видела две или три таких ягоды,– сказала Мара ему на ухо.– Но ни на одной из них не было столько пятен, как на этой. Я поискала, и нашла их примерно с дюжину.
– Покажи мне остальные,– сказал он.
Покопавшись среди листьев, она показала ему несколько ягод, на которых отчетливо виднелись пятна, хотя их было и меньше, чем на первой.
Джайлс осмотрел растение и вскоре нашел почерневший и свернувшийся лист. Он сорвал его и продолжил поиски. Ему удалось обнаружить четыре таких листа. Он сорвал также первую показанную Марой ягоду.
Дата добавления: 2021-04-24; просмотров: 59; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!