Депривация жизненного пространства в церковно-приходской культуре



Перейдем к более общему вопросу - попробуем на основе рассмотренных категорий, понять, что представляет в церковной системе ценностей понятие «жизнь». Как на нем отражаются вышеприведенные категории «послушания», «смирения», «вины» и «греха»? Какова церковная концепция жизненного пространства?

Прежде всего, заметим, что для церковно-приходской культуры свойственно противопоставление жизни «по воле Божией» («жизни во Христе»), с одной стороны, и жизни «по стихиям мира» («греховной», обусловленной «страстями»), - с другой. Первая – та, которая ориентирована на вечность («жизнь будущего века»), вторая – та, которая ориентирована на земное существование, как на единственное или хотя бы приоритетное по отношению к жизни в вечности[46]. Через призму этой бинарной оппозиции рассматривается в церкви и повседневная жизнь человека как таковая.

Рядом с различение «истинной» и «ложной» жизни стоит оппозиция «истинного» и «ложного» добра. «Истинным» добром считается то, что делается во имя Бога, а «ложным» – то, что делается «без Бога». Под определение «ложного» добра подпадает очень обширная область человеческих поступков – подавляющая часть действий, продиктованных обычными человеческим желаниями и волей (не соотнесенной с церковными нормами или послушанием). Ведь эта воля «падшая», так как искажена «грехом» (см. сноски 8 и 24).

В русской церковной традиции эта позиция особенно наглядно представлена в писаниях еп. Игнатия (Брянчанинова), ставшего «классиком благочестия» для церковно-приходской культуры. «Нет никакого согласия между Евангельским добром и добром падшего человеческого естества. Добро нашего падшего естества перемешано со злом, а потому и само это добро сделалось злом, как делается ядом вкусная и здоровая пища, когда перемешают ее с ядом. Хранись делать добро падшего естества! Делая это добро, разовьешь свое падение, разовьешь в себе самомнение и гордость, достигнешь ближайшего сходства с демонами»[47].

Но какое конкретно добро с церковной точки зрения, считается «евангельским», «истинным»? С церковных амвонов говорится, например, о ценности института семьи - «домашней церкви», которую христианин призван созидать и хранить. Говорится о любви к Родине и близким, об уважении святынь, прилежании к труду и многое другое. Однако добродетельность всех этих вещей оказывается тоже отнюдь не гарантирована, так как, по убеждениям церковной аскетики[48], каждое доброе действие подстерегает опасность послужить «во зло», быть использованным «в интересах диавола»

Наталья Холмогорова вспоминает, за время её церковно-приходской жизни, как духовники, так и наиболее глубоко вовлеченные в церковную жизнь прихожане внушали ей следующее положение вещей:

 

«Недушеполезные и душевредные явления относятся к душеполезным в среднем как 99 к 1. При этом надо еще учитывать, что вполне душеполезное действие может повлечь за собой душевредное расположение духа. Например, сделав доброе дело, ты можешь возгордиться - и результат уйдет в минус…»[49].

 

То есть пространство «греха» оказывается достаточно велико, причем оно только возрастает в зависимости от степени активности жизненной позиции человека:

 

«Если он к тому же, например, газеты читает и интересуется общественно-политической жизнью, или хобби какое-нибудь имеет, или еще чем-то занимается помимо работы, или даже просто человек семейный - перед ним открываются поистине бесконечные возможности для греха... Например, согрешить можно беспокойством за судьбу Родины (Все это суета, о душе надо думать!), любовью к собственной жене (не слишком ли сильно ты ее любишь? Не превращаешь ли в кумир?..), тревогой за больного ребенка (Богу не доверяешь?), скорбью по дорогому покойнику (Чего это ты о нем убиваешься, если у Бога все живы?)»[50].

 

Пространство добра в такой системе ценностей оказывается существенно меньше пространства «греха», то есть пространства зла. Соответственно и пространство жизни в такой парадигме оказывается принципиально занижено. Если говорить на языке психологии, мы имеем дело с ситуацией, когда человеческие волеизъявления («помыслы» на церковном языке) подвергаются сильной депривации.

Заметим, что акцентирование уязвимости добра очередной раз дает дополнительные аргументы в пользу «смирения», но в данном случае - перед опасностью «греха», предлагая человеку лишний раз задуматься, поставить под сомнение то, что он делает. Установка на воздержание от действия как первая реакция на пришедшую в голову идею, оказывается более предпочтительна, чем установка на быструю реализацию идеи. Лучше «притормозить»…  Приведем в пример из личного опыта - совет, который был дан иереем Дмитрием Лином в ответ на желание перехода с церковной работы на светскую, более отвечавшую внутренним и профессиональным запросам:

 

«Ну я Вам скажу, Борис, что Вы все-таки подумайте, а стоит ли Вам переходить светскую работу? Как бы не было хуже. Не боитесь ли?.. Ведь в миру взаимоотношения между людьми жестокие. Могут быть разные неожиданности… Не уверен, что светская работа будет полезна Вашей душе. Смотрите…»[51].

 

Не заходя далеко, констатируем, что кроме как такового страха перед «миром», суть поведенческой модели здесь еще и в том, что воодушевление – не то, на чем нужно строить какую-либо деятельность. Лучше сначала дождаться пока энтузиазм перегорит, чтобы выполнять работу «не в угоду себе», а «за послушание».

 

 

Заниженная самооценка

 

В реальности депривация жизненного пространства часто сочетается у погруженного в церковную жизнь актора с пассивностью, чувством недоверия к собственным силам и в итоге - «заниженной самооценкой», позволяющей обосновывать уход от ответственности и принятия решений.

Сами священники признают, что «среди прихожан действительно сплошь и рядом встречаются люди с заниженной самооценкой. Они всегда сомневаются в себе, любят просить благословения на самый незначительный шаг и очень, очень заняты своим несовершенством» [52] (выделено мною – Б.К.). Следствием подобной пассивности становится отсутствие способности быстро реагировать в экстренной ситуации, когда от человека требуется быстрое принятие решения. Фиксированный на своей «немощности» человек отказывается помочь другим, когда его просят о помощи. Его первая их реакция – испуг. «Священник просит прихожанку, умеющую читать по-церковнославянски: ”Помоги клиросу, почитай сегодня!” – “Нет, что вы! Я ужасно, ужасно читаю! Я не смогу! Я не дерзаю, батюшка!”»[53].

Такое поведение «выглядит как смирение», но, по мнению доктора психологических наук профессора Виктора Слободчикова, оно «часто является не смирением, а болезненным психологическим состоянием». И возникает оно «из-за страха быть несостоятельным, выглядеть глупо в глазах других, оказаться неуклюжим, неумным, неумелым. И человек делает все для того, чтобы избежать ситуации возможного неуспеха. Защищаясь от этого страха, он снимает с себя ответственность: “Я слабый, необученный, у меня не получится”. Но это все – перед людьми. Когда никто не видит – пришел домой, двери позакрывал – все, никакой заниженной самооценки!»[54].

Заниженная самооценка становится одновременно и причиной проявления агрессии. Психолог Екатерина Бурмистрова считает, что у таких людей искаженное представление не только о себе, но и о других людях: «если человек смиренный склонен прощать другим…, то для человека с зани­женной самооценкой, если он встречает кого-то, кто, по его мнению, еще хуже, чем он, это оборачивается агрессивным выплеском»[55]. Можно сказать, что такие люди могут осуждающе смотреть на прихожан в недолжной форме одежды, не знающих правила поведения в храме, но могут и в целом питать чувство недоброжелательства, экстраполируя чувство собственной греховности на окружающих. Наталья Холмогорова так описывает свое состояние:

 

« Я сделалась дерганой, истеричной, злобной; могла сорваться и устроить сцену в любую минуту, из-за любого пустяка или даже вовсе без причин.Чувствовала какую-то постоянную тяжелую неприязнь ко всем окружающим»[56]. И даже больше: «Я научилась считать других людей хуже себя (точнее, еще хуже) и получать от этого удовольствие…».

 

По словам игумена Петра (Мещеринов), «типичной» является следующая ситуация: «был добрый, хороший человек, сострадательный и делавший много доброго людям; обратился к Богу, курить бросил, не ест ничего, молится сутками - но стал совершенно непереносим для ближних: злым, нетерпимым, безапелляционным, затворил своё сердце от людей, никому не помогает - де, "добро падшего естества"...»[57].

На основе данных и опыта полученного в результате включенного наблюдения на церковных приходах и некоторых церковных организациях мы можем лишь подтвердить, что такая ситуация является достаточно типичной. Осмелимся предположить, что в данном случае мы имеем дело с формой психологического выгорания, проблема, которую не могут не признать сегодня священнослужители. Так, руководство службы «Милосердие» - на сегодня ведущего центра РПЦ по организации социального служения не скрывает, что у сестер милосердия и других сотрудников очень часто случается «синдром выгорания», когда они оказываются почти не способны продолжать свое благое дело и даже попадают в клиники нервных болезней[58]. Руководитель-духовник службы «Милосердие» епископ Пантелеимон Шатов по-своему предпринимает попытки найти выход из ситуации «burn-out», однако в целом стратегия обсуждения этой проблемы направлена не столько на поиск путей преодоления самого выгорания, сколько на снижение остроты самой проблемы. Основной его тезис - необходимость смотреть на проблему более спокойно, «со смирением». Собственно ухудшению здоровья сестер милосердия отец Аркадий предлагает оправдание тем, что оно может быть «минусом» с точки зрения духовной жизни, так как способствует страстям (в статье, посвященной этой проблеме, Шатов ставит здоровье в один ряд с "богатством" и "славой", и наделяет негативной коннотацией[59]).

На одной из встреч, посвященной синдрому выгорания, председатель Комиссии по социальному служению заметил, что глобальная задача социального работника – «научить пациента полюбить свое страдание…»[60].  Заметим, что эта максима была высказана в качестве заключительного резюме в ответ на жалобы самих сестер и опасения оказаться в положении «пациентов» из-за депрессии.

 

 

Заключение

 

Описанные нами особенности церковной субкультуры могут вызвать у читателя закономерный вопрос и возражения. Как же так? Да, проблемные моменты в церковной жизни есть, но все же соприкосновение с воцерковленными людьми в повседневности не дает столь мрачной картины. Масса вовлеченных в церковно-приходскую жизнь людей, все-таки больше адаптированы к социуму, чем наоборот. Из личного опыта наблюдения за жизнью воцерковленных верующих, мы можем сказать, что многие из них имеют семьи, воспитывают детей, общаются с друзьями, работают в разных профессиональных областях, нередко добиваются успеха, творчески себя реализуют – то есть отнюдь не лишены «обычных» радостей жизни. На практике далеко не у всех из них наблюдается заостренность на своей «греховной немощи», самоугрызение, заниженная самооценка. Более того, часть верующих в самой же церковной среде сегодня относится критически к тем, кто сосредоточен на собственной немощи и греховности.

Известна позиция, когда верующий в целом все знает о церковно-аскетических правилах, запретах, «бесовских кознях», рекомендациях смирения, самоукорения, отслеживания «греховных помыслов», вычитывания молитвенных правил, но в итоге говорит: «ну, это слишком сложно, это не для меня», «не нужно принимать все так всерьез…», «я же не монах…», «не нужно доходить до фанатизма».  При этом он участвует в церковно-приходской жизни, исповедуется, причащается, вынуждая так или иначе духовника разрешить ему «послабления».

Причем эти «послабления» могут трактоваться очень широко, вплоть до санкционирования осужденных в Церкви явлений. Например, церковная этика давно и последовательноосуждает танцы, но при этом есть танцевальные центры при церковных приходах, например, танцевальный центр в Петровском парке при храме Благовещения Богородицы или «православное танцевальное движение» в Вологодской епархии[61]. В церковно-назидательный литературе, в том числе и современной, немало сказано о душевредности зрелищных искусств, например, театра (как «лицедейства»), однако, сегодня в Москве действуют «православные театры», при которых есть домовые храмы, образующие церковные приходы. Приходы возглавляют священники-духовники, окормляющие театральные коллективы, санкционирующие актерскую деятельность…[62].

Можно сделать вывод, что в церковно-приходской культуре обнаруживается широчайшее пространство для отступления от нормативных церковно-аскетических правил, есть адаптивные механизмы, выводящие верующих далеко за рамки депривационной матрицы и комплекса вины, открывая им возможности творчески реализовывать себя. Однако здесь мы сталкиваемся с чрезвычайно важным на наш взгляд моментом.

Все дело в том, что церковно-назидательная литература, церковные компендиумы по нравственному богословию используют категории вины и смирения в качестве системного элемента церковной этики. Самоукорение, развитие чувства «греховности», как мы показали, укладывается именно в систему церковной аскетики. Вторая церковно-аскетическая парадигма, ставящая во главу угла недостоинство человека и его «падшую природу», оформилась в достаточно слаженную систему. А вот первая парадигма, ставящая в центр духовной жизни богообщение и радостное чувство веры системного оформления в русской православной традиции не получила. Ведь поправки здравого смысла по принципу «это слишком трудно, не для меня» и разные «мирские послабления» делаются внесистемно, как «шаг в сторону» от нормы. Ситуация отражает по-своему слова Василия Розанова, подметившего, что «искусство и музы», «вино, чай, большие рыбы, варенье, хорошая квартира и мебель», прокрались в церковную реальность «контрабандою»[63].

Получается, что необходимым залогом психологического баланса задействованного в церковно-приходской жизни верующего является его недоверие системе или способность в определенный момент пойти «на красный свет». Если же он стремится во что бы то ни стало все делать «строго по закону», то сталкивается с описанными нами проблемами. Неприятие индоктринации вины, отказ от идеи всегреховности в жизни современных православных верующих происходит как бы «с черного хода», кстати вызывая массу критики со стороны церковных консерваторов.

То есть в современный церковный этос, в церковно-приходскую культуру заложен механизм двойственного выбора, поведенческого нигилизма, когда в качестве теоретической нормы признается одно, а в качестве поведенческой – другое. Априорный зазор между нормой и реальностью оказывается необходимым элементом бытования церковно-приходской субкультуры. Заметим, что для человека, в неё вовлеченного, с одной стороны, он может служить предпосылкой формирования определенной жизненной гибкости, с другой стороны, - двойных стандартов, а может и того и другого. Но так или иначе этот зазор закладывает механизм ненормированного поведения или выхода за рамки нормы. Представляется, что этот вопрос требует еще дополнительного анализа, ведь на основе выводов, которые могут быть здесь сделаны, возможно, легче будет высказать суждения об особенностях характера русского человека в его связи с культурой православия.

 

Литература:

  1. Белановский Ю. Еще о расцерковлении. Кого винить и что делать (комментарии к записи в Живом журнале) // Дневник в Живом журнале. 24.11.2010 - http://belanovskyy.livejournal.com/419143.html .
  2. Белановский Ю. Оправдание веры // Православие и мир. 24.11.2010 - http://www.pravmir.ru/opravdanie-very/.
  3. Биллингтон Дж. Икона и топор. М., 2001.
  4. Давыденков О., иерей. Догматическое богословие. Курс лекций (в 3 частях). М., 1997.
  5. Забаев И. Основные категории хозяйственной этики современного русского православия // Социальная реальность. 2007, №9. С. 5 – 26.
  6. Игнатий (Брянчанинов), еп. Приношение современному монашеству // Игнатий (Брянчанинов), еп. Собрание сочинений. Т. 4. М., 1995.
  7. Иоанн (Крестьянкин), архим. Опыт построения исповеди. М., 1997.
  8. Кирилл, патр. Слово после вечерни в день Рождества Христова в 2011 году // Официальный сайт Московского патриархата. 07.01.2011 - http://www.patriarchia.ru/db/text/1381148.html
  9. Кураев А., протодиак. Крепостное право от владыки Евлогия // Дневник в Живом журнале. 08.10.2009 - http://diak-kuraev.livejournal.com/38624.html.
  10. Лазарь (Абашидзе), архим. Мучение любви. Саратов, 2005.
  11. Лазарь (Абашидзе), архим. Грех и покаяние последних времен // Православие и современность. Электронная библиотека -  http://lib.eparhia-saratov.ru/books/11l/lazar/sin/3.html
  12. Пашковский В.Э. Психические расстройства с религиозно-мистическими переживаниями: Краткое руководство для врачей. СПб.: Издательский дом СПбМАПО, 2006.
  13. Пестов Н.Е. О покаянии // Православие и мир. 31.03.2009 - http://www.pravmir.ru/article_3974.html.
  14. Петр (Мещеринов), игум. Мучение любви или… (Размышления над книгой архимандрита Лазаря (Абашидзе) "Мучение любви") // Киевская Русь - http://kiev-orthodox.org/site/churchlife/1262/.
  15. Петр (Мещеринов), игум. Проблемы воцерковления // Сайт Патриаршего центра духовного развития детей и молодежи при Свято-Даниловом монастыре - www.cdrm.ru/project/29-11-07/ig-petr.htm.
  16. Помазанский М., прот. Догматическое богословие. St.Herman of Alaska Brotherhood Press. Platina, California, 1992.
  17. Розанов В. Метафизика христианства. Темный лик // Интернет-библиотека Электронные издания произведений и биографических и критических материалов http://www.magister.msk.ru/library/philos/rozanov/rozav020.htm
  18. Роман (Матюшин), иером. Это знают все наверняка // Песни русского воскресения  http://pesni.voskres.ru/poems/proma221.htm.
  19. Свешников Вл., прот. Основы христианской этики. М., 2000.
  20. Филатов С. Танцующее православие. Вологодский опыт // Russian Review. 2009, февраль (№37) - http://www.keston.org.uk/_russianreview/edition37/01-dancing-orthodoxy--filatov.html
  21. Холмоговорова Н. Confessiones (откровения о личном церковном опыте) // Дневник в живом журнале «Кальма-Кари». 08.09.2007 - http://nataly-hill.livejournal.com/?skip=10&tag=confessiones.
  22. Шатов А. Как добровольцам избежать профессионального выгорания // Сайт Милосердие - http://www.miloserdie.ru/index.php?ss=1&s=78&id=10402.
  23. Шмеман А., прот. Дневники. 1973–1983. М., 2005.
  24. Я хуже всех. И это хорошо? // Нескучный сад. 2009, №3 (Интернет-версия статьи размещена на сайте газеты «Татьянин День» - http://www.taday.ru/text/207122.html).
  25. Robinson J. A. T. Honest to God. L., 1963. (или в переводе на русский: Робинсон Дж. А. Т. Быть честным перед Богом / Пер. с англ., биогр. ст., коммент. свящ. Н. Балашов. М., 1993.).

 

 

Содержание

 

Предисловие (Александр Агаджанян, Кати Русселе)

I. Историческая перспектива

Глава 1. Приход и община в русском православии: современные процессы в ретроспективе последнего столетия (Александр Агаджанян)


Дата добавления: 2021-04-05; просмотров: 91; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!