ПЕРСПЕКТИВНЫЕ ПРОБЛЕМЫ И ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА МОТИВАЦИИ ЧЕЛОВЕКА 18 страница

                       174

ляются мотивационными образованиями, заслужи­вающими особого выделения под названием мотивов.    В-третьих, специфика квазипотребностной фикса­ции состоит в том, что «сдвиг», или, вернее, концен­трация, фокусировка мотивации на некотором моти­ве, даже очень важном, может иметь временный ха­рактер. Это значит, что сильнейшая поглощенность человека некоторым делом ничего не говорит о том, как долго и в каком виде она сохранится в будущем, поскольку это сохранение определяется не закономер­ностями аффективной памяти, закреплением и уга-шением в ней следов, а особенностями принятого на­мерения. В типичном случае резкое изменение побуж­дающего значения мотива наступает после его достижения 'или вследствие убеждения в его недости­жимости, однако это не единственные детерминанты. Человек, твердо решивший ждать ответа от колеб­лющейся невесты не больше года или, например, вы­ходить, дождавшись определенного возраста, на пен­сию, тем заранее и произвольно намечает срок изме­нения своих мотивационных отношений. Настоящий переворот в этих отношениях может произвести бо­лезнь или другие события, существенно изменяющие жизненную перспективу. Таким образом, в отличие от абсолютно устойчи­вых мотивационных значений предметов базовых по­требностей мотивы имеют значение, которое устой­чиво, 'но при определенных условиях: до момента их достижения, в течение некоторого срока и др. Это объясняется их производным характером, тем, что в конкретных мотивах мотивация как бы кристалли­зуется, «сгущается» в условиях определенной жизнен­ной ситуации; изменение этой ситуации способно обессмыслить мотив, повлечь своего рода «сдвиг об­ратно» и придать мотивационное значение альтер­нативному мотиву. И в-четвертых, производность возникающих выс­ших потребностей от целостной жизненной ситуации позволяет уточнить представление о функциональной автономности мотивов человека. Мотив как предмет квазипотребности, приобретающий мотивационное значение |B 'момент формирования намерения и сохра­няющий его до ее разрядки, несомненно обладает этим 'качеством. Фиксация мотивационного значения

                        175

 таких предметов обеспечивает автоматическое по­буждение к ним человека без раскрытия мотивации определившей эту фиксацию в онтогенезе; студент не начинает каждый новый день с осознания .того, для чего ему нужна учеба, конечно, если в учебное заве­дение его привела реально переключившаяся на уче­бу 'мотивация, а не волевое намерение, требующее мотивационной поддержки.

Однако важно подчеркнуть, что функциональная автономность мотивов является относительной и не означает их полной автономности, так как генетиче­ская связь с породившей их мотивацией обычно со­храняется. Человек, со всей отдачей и поглощен­ностью строящий дом, едва ли останется 'в этом со­стоянии, если изменившаяся жизненная ситуация сделает дом для него больше ненужным. Он может продолжать «болеть» за стройку, стараться передать ее в руки, которые с такой же старательностью дове­дут ее до конца, но это говорит о том, что прошлые увлечения могут остаться дорогими человеку как фак­ты биографии, о некоторой инертности, самостоятель­ной динамике высших потребностей, но не об их пол­ном отделении от породившей мотивации. Отметим, что в отношении мотивов, выделившихся из целост­ной жизненной ситуации, в принципе не существует конкретных вышестоящих мотивационных образова­ний, которым они были бы иерархически подчинены. Представляется, что данное обстоятельство—под­чиненность таких мотивов не конкретному образова­нию, а неопределенной и трудно выявляемой целост­ной мотивации — усиливает впечатление их «функ­циональной автономности», а может быть даже 'со­здает 'иллюзию такой автономности.

Таковы результаты ознакомления со специфиче­ски человеческими формами мотивационной фикса­ции. Подведем общий итог обсуждению этой проблемы.

Резюме

Широкий, хотя нами еще не полностью охвачен­ный круг вопросов, с которым оказалась связанной проблема мотивационной фиксации, говорит о ее

176

сложности и многоплановости. Это естественно, так как в специфическом аспекте, в виде вопроса о за­креплении и сохранении следов значимых воздей­ствий, проблема мотивационной фиксации фактически дублирует проблему онтогенетического развития мо­тивации. Во всяком случае представление о том, что эмоционально-мотивационный опыт является просто одним из видов приобретаемого индивидуального опыта, накапливаемого по более или менее общим законам, следует считать весьма упрощенным.

Формально эмоциональную память можно, конеч­но, определить как «способность организма воспро­изводить пережитое ранее эмоциональное состояние в комплексе с воспоминанием о вызвавшей его си­туации и субъективным отношением к ней» (Громо­ва, 1980. С. 131). Однако данное определение,, как представляется, не отражает всей сложности пробле­мы, предопределенности и избирательности эмоцио­нальной памяти, ее подчиненности потребностям,того, например, что «можно иметь плохую память, быть очень забывчивым и в то же время чрезвычайно зло­памятным» (Левин, 1979. С. 139).

Известно, что при широком анализирующем взгляде непосредственно понятный феномен памяти существенно осложняется и теряет изначальную оп­ределенность (Роговин, 1977; Середа, 1985). Можно думать, что основные затруднения в понимании это­го феномена обусловлены не его in о знав а тельным со­держанием, сложностью осмысления процессов запе-чатления, сохранения и воспроизведения когнитив­ной информации, а именно мотивационной регуляцией этих процессов, в частности разнообразием и измен­чивостью условий, определяющих мотивационную фиксацию.

В исследованиях процессов научения и памяти на­коплен огромный фактический материал, раскрываю­щий условия и закономерности приобретения инди-бидом жизненного опыта. Как мы пытались показать, извлечению из этих данных выводов о мотивацион-иой фиксации препятствует прежде всего сложность Различения в них когнитивного и собственно мотива-Ционного содержания. Из-за этих затруднений, на-чример, продолжают сохраняться основания для вы-^да о том, что главная нагрузка в накоплении жяз-

177

 ненного опыта лежит на познавательных процессах и что «эмоциональная память 'не нуждается в много­кратном предъявлении материала для запоминания и часто формируется с первого раза. Ребенок, од­нажды обжегшийся на огне, запоминает этот опыт практически на всю жизнь» (Громова, 1980. С. 132).

Выше приводились данные, как подтверждающие такое представление, так и свидетельствующие о чрезмерной его обобщенности. С одной стороны, в ряде случаев, в частности при импринтингоподобном развитии мотивации, можно наблюдать мгновенную фиксацию мотивационного опыта, способность- эмоции переключаться и закрепляться сразу и прочно. Та­кого .рода неугасающие следы могут оставить как сильная боль, т. е. событие безусловнорефлекторного происхождения, так и эмоции, вызванные помощью другого человека, оскорблением, изменой и т. п. С другой стороны, эмоции, бурно и многократно пе­реживаемые и -выражаемые в семейной ссоре, могут быть на следующий день забыты, перечеркнуты са­мим человеком оценкой «погорячился».

Существуют естественные причины различий в предрасположенности эмоций к следообразованию. Так, предвосхищающие эмоции при прочих равных условиях являются менее поучительными для извле­чения опыта, чем констатирующие эмоции, вызывае­мые свершившимися событиями. Для будущего более важно сохранять следы не надежды, какой сильной и продолжительной она ни была бы, а, например, по­следовавшего за ней огорчения, констатировавшего ее неоправд анлость и обучающего избеганию невер­ных ожиданий в сходных ситуациях. Выше были рас­смотрены представления о «глубине» эмоций—пара­метре, противопоставляемом их внешней выраженно­сти и связанном, как можно думать, с их предраспо­ложенностью к фиксации. Такого рода различия сви­детельствуют о сложности феномена эмоциональной памяти, отсутствии возможности описать его закона­ми и положениями, подобными тем, которыми харак­теризуется приобретение познавательного опыта.

Различная предрасположенность мотивационных воздействий к фиксации отчетливо обнаруживается в области проявлений инстинкта. Конечно, инстинкт как механизм, обеспечивающий удовлетворение по-

178

требностей на основе генетически фиксированных программ, которые открываются субъекту в виде пристрастного восприятия целой системы взаимосвя­занных ключевых раздражителей и побуждения со­вершить по отношению к ним определенные действия, по своей сути не предполагает мотивационного на­учения. Однако надо учесть, что данное понимание инстинкта представляет собой только полезную тео­ретическую абстракцию. В реальной жизни, особенно у высших животных, инстинкт обычно проявляется в сложном переплетении с более совершенными, пред­полагающими научение, механизмами мотивации. Импринтинг, как сейчас широко признается, пред­ставляет со|бой специальный механизм онтогенетиче­ской «достройки» инстинкта, прижизненного уточне­ния соответствующих ему предметов и воздействий. Из-за генетической предусмотренности мотивацион-ная фиксация на основе имтринтинга происходит, как правило, сразу, образует стойкие к угашению следы и придает запечатляемому содержанию безус­ловное мотивационное значение.

Нерешенность вопроса о проявлениях инстинкта у человека, более того — неподготовленность совре­менной психологии 'по целому ряду причин к его ре­шению, не позволяет рассчитывать на то, что проб­лема участия механизмов инстинкта в мотивацион-ном развитии человека получит в ближайшее время надлежащее освещение. Выше была сделана 'попытка показать, что постановка этого вопроса законна, оп­равдана и обещает продвижение в поисках сил, оп­ределяющих поведение и развитие человека. Представляется, что ни трактовка человека как ис­ключительно социального существа, ни признание в нем природных начал в виде некоторого количества примитивных драйвов-побуждений не способны дать удовлетворительное объяснение той пестрой картине его страстей и увлечений, слабостей и пороков, кото­рая наблюдается в жизни—его фанатизму и внушае­мости, жестокости и сладострастию и другим подоб­ным фактам.

Конечно, сама по себе ссылка на инстинкты та­кого рода факты тоже не объясняет, однако из нее следует признание изначальной сложности и разнес образия той природной пристрастности человека, ко-

179

 торая является основой его дальнейшего развития в процессе социализации и воспитания, определяет ус­ловия такого развития и сказывается, подчас неожи­данным образом, на его результатах. Пытаться объ­яснять эти результаты без знания природной при­страстности человека—то же самое, что, если вос­пользоваться сравнением У. Макдауголла, давать «описание паровых машин без знания действия огня и других источников горения» (1916. С. 12). Ведь несомненное социальное происхождение паровых ма­шин не отменяет того факта, что законы горения то­же определяют их конструкцию и что плохое знание этих законов неизбежно отражается в несовершен­стве машин.

С точки зрения проблемы мотивационной фикса­ции обнаружение инстинктов у человека имеет двоя­кие последствия. Во-первых, эмоции, возникающие в сферах проявления инстинкта в большом количестве 'и разнообразии, могут получить ситуативное разви­тие по типу обычного эмоционального переключения и оставить в результате этого развития соответствую­щие следы; так, радости и огорчения ребенка могут сделать значимыми в глазах матери предметы, вы­звавшие эти эмоции. Второй, более специфический способ мотивационной фиксации связан с выраженной незавершенностью человеческих инстинктов, необхо­димостью определенных условий для их содержатель­ной «достройки». Речь идет о фиксациях по типу импринтинга, в результате которых запечатляемые предметы приобретают абсолютное, функционально независимое мотивационное значение. Поскольку на фоне постоянно происходящих процессов мотиваци-онного опосредствования формирование непосред­ственно значимых ценностей является в мотивацион-ном развитии человека, по всей видимости, сравни­тельно редким событием, случаи и механизмы их возникновения заслуживают особого внимания.

Непосредственные, относительно независимые мо-тивационные отношения способны формироваться также вследствие подражания и лежащего в его ос­нове эмоционального заражения. Не всякое подра­жание приводит к мотивационному развитию; в этом плане различаются ситуативное подражание-повто­рение, обеспечивающее временное заражение интере-

180

сами наблюдаемого лица и простое воспроизведение его действий, и собственно мотивационное подража­ние, в результате которого происходит изменение от-дошений индивида к явлениям мира.

По сравнению со сложными, потребностно специа­лизированными и трудноуловимыми обнаружениями инстинкта механизм мотивационного подражания яв­ляется более простым и легким для понимания. Он предполагает небезразличие к эмоциональным отно­шениям других людей и готовность эти отношения заимствовать, разделять, заражаться ими безотноси­тельно к собственным потребностям. Однако сравни­тельная простота механизма эмоционального зара­жения не означает ни однообразия его проявлений в онтогенезе, ни малой значимости мотивационного под­ражания в жизни. Многие неясные моменты обнару­живаются при постановке вопроса о том, при каких условиях и кому осуществляется мотивационное под­ражание.

Исследования конформизма свидетельствуют о существовании заметных индивидуальных различий между людьми по склонности разделять мнения и оценки окружающих лиц, в частности по готовности эту склонность обнаруживать в различных ситуаци­ях: не все испытуемые, проявившие конформность в лабораторных условиях, впоследствии обнаружили ее в реальной жизненной ситуации (Steiner, Vannoy, 1966). Данные о конформном типе психопатоподоб-ных отклонений, а также о родственном мотивацион­ному подражанию феномене внушения и внушаемо­сти говорят о возможной конституционалы-юй обу­словленности такой склонности.

Развитие и фиксация на основе 'подражания но­вых мотивационных отношений человека занимают промежуточное положение между случаями биологи­ческой и социальной детерминации этого развития:

оставаясь ло форме процессом, сложившимся по ос­новным параметрам в биологической эволюции, по ^держанию подражание целиком определяется на­блюдаемыми в жизни примерами. От примеров зави-^'ит и качество возникающих мотивационных отно­шений, так как на основе подражания могут сформи­роваться как устойчивые, относительно независимые Ценности, связанные с принятыми в непосредственном

181

 окружении культурдыми традициями и нормами, так и преходящие ситуативные побуждения, вроде тех которые лежат в основе эффекта толпы. Значение процессов подражания для развития мотивации че­ловека в психологии, особенно в советской, по всей видимости, недооценивается.

Анализ отдельных представлений о «высших» собственно человеческих формах возникновения но-' вых мотивационных отношений показал, что в тех или иных терминах и масштабах они констатируют тот способ развития мотивации, который выше обсуж­дался под названием мотивационного опосредствова-ния, т. е. переключение и фиксацию эмоций в усло­виях высших форм отражения. К сожалению, такая констатация практически ничего не говорит об усло­виях,^ силу которых происходит или не происходит мотивационная фиксация.

Впрочем, этот неутешительный вывод должен быть сделан и в отношении других рассмотренных форм развития мотивации. Данные о запечатлении инстинктивных отношений и особенно о мотивацион-ном подражании имеют прежде всего констатирую­щий характер, показывая, что развитие мотивации на основе этих механизмов несомненно происходит, но не раскрывая конкретных условий, при которых оно происходит необходимо. В этом центральном для психологии воспитания вопросе решающее зна­чение имеют скорее всего качественные особенности, модальность переживаемых эмоций. Современная психология не вооружена ни подходящими методиче­скими средствами, ни соответствующими методоло­гическими установками для адекватного контроля данного фактора.

Любопытная и в полном смысле «высшая» разно­видность мотивационной фиксации задействована в процессах выбора человеком целей и планирования своей будущей деятельности. Исследования данной проблемы в. школе К. Левина показали, что номере-^ нив, принятое в отношении некоторой отсроченной цели, способно приобрести признаки потребности, су­ществовать определенное время в виде «напряжения» внутренних структурных образований личности и со­хранять мотивационное значение цели в отдельных случаях даже тогда, когда она перестает быть объ-

.182

ективно необходимой. Таким образом, данная разно­видность мотивационной фиксации отличается высо­кой степенью своей 'подконтрольности субъекту, от­четливо выраженной произвольной санкционирован-ностью, а также временным, преходящим характером.

Большое значение имеет выдвинутое К. Левином положение, подтверждаемое многочисленными иссле­дованиями ситуативных детерминант мотивации, об обусловленности возникающих побуждений, в том числе и отсроченных намерений, целостной ситуа­цией, множеством выражающих актуальные потреб­ности валентностей, барьеров, сил. Оно подчеркива­ет, что мотивационное значение, фиксирующееся вследствие принятия намерения, обычно имеет поли-потребностное происхождение, в котором, конечно, некоторая потребность может играть доминирующую роль.

Систематизирующая ценность учения о намерени­ях зависит от масштаба его распространения на сход­ные явления. Расширение трактовки намерений воз­можно в двух направлениях: в отношении процессов ситуативного целеобразования и в отношении даль­них жизненных планов.

Процесс выбора человеком целей интенсивно изу­чается в контексте проблем принятия решений (Ко-зелецкий, 1979; Проблемы..., 1976), целеобразования (Бибрих, 1987; Тихомиров, 1977), ситуативного раз­вития мотивации (Хекхаузен, 1986), однако из-за спе­цифической направленности этих исследований, со­средоточенных прежде всего на выявлении факторов, которые определяют выбор целей, вопрос о фиксации мотивационного значения выбранных целей в случае отсроченности их достижения, т. е. о сохранении при­нятых решений во времени, в них, как правило, не рассматривается. Постановке такого вопроса препят­ствует также традиция преимущественно когнитив­ной интерпретации процессов разработки и сохране­ния планов (Миллер и др., 1964).

К. Левин показал, что некоторые цели, а именно принимаемые актом намерения, фиксируются и при­обретают черты потребности, что проявляется в их способности автономно, частично независимо от субъ­екта сохраняться и актуализироваться в сложной ди-йамике. Представляется, что подобная мотивацион-

183

 ная фиксация имеет место и в других случаях. Так К- Левин отличал намерения от решений, осущест-' ваяющихся в будущей ситуации на основе законов полевого поведения. Оба явления заметно различа­ются мерой вовлеченности субъекта и, по-видимому, подключения к ним дополнительной мотивации, одна­ко в отношении проблемы мотивационной фиксации резко противопоставляться не могут.

Если понимать целеобразование как переключе­ние под управлением познавательных процессов мо­тивационного значения конечных и более общих целей на более частные, то в случае отсроченных част­ных целей переключившееся значение может фикси­роваться или не фиксироваться независимо от поле­вых условий достижения этих целей в будущем. Та­кие условия определяют степень участия субъекта в закреплении мотивационного значения цели, но не само закрепление, которое может произойти спон­танно.

Действительно, не происходит ли мотивационная фиксация в случае решения человека рассказать зав­тра другу приятную новость при полной уверенности, что встреча с ним сама и сразу об этом решении на­помнит? Человек может остаться настроенным на встречу, предвкушать радость друга, расстроиться, если встреча не состоится, и разрядить свое состоя­ние, вполне отвечающее признакам квазипотребности, рассказом всей этой истории третьему лицу. Таким образом, наряду с обозначенным выше различением волевых (по К. Левину, «интенсивные акты намере­ния») и произвольных намерений, которые объеди­няет необходимость участия субъекта в их образова­нии и будущей реализации, а различает мера этого участия, можно выделить еще одну разновидность намерений — спонтанно фиксирующиеся и непосред­ственно осуществляющиеся, но тем не менее субъ­ектом контролируемые и санкционированные.

---

Дата добавления: 2021-04-06; просмотров: 51; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!