Nel mezzo del cammin di nostra vita 17 страница



Пройдемся, что ж… То плача, то играя,

То будто отрываясь от земли,

Чтоб с берегов искусственного рая

Вернуться нищими, как и пришли.

 

И мы выходим. Небо? Небо то же,

Снег, рестораны, фонари, дома.

Как холодно и тихо. Как похоже…

Нет, я не болен, не схожу с ума,

 

Нет, я не обольщаюсь: нет измены.

Чуть кружится, как прежде, голова,

С каким-то невским ветерком от Сены

Летят, как встарь, послушные слова,

 

День настает почти нездешне яркий,

Расходится предутренняя мгла,

Взвивается над Елисейской Аркой

Адмиралтейства вечная игла.

 

И в высоте немыслимо морозной,

В сияющей, слепящей вышине

Лик неизменный, милосердный, грозный,

В младенчестве склонявшийся ко мне…

 

 

* * *

 

Спасибо, друг. Не оставляй так скоро,

А малодушие ты мне прости.

Не мало человек болтает вздора,

Как говорят, «на жизненном пути».

Не забывай. Случайно, мимоходом,

На огонек, — скажи, придешь?

 

 

«Был вечер на пятой неделе…»

 

 

Был вечер на пятой неделе

Поста. Было больно в груди.

Все жилы тянулись, болели,

Предчувствуя жизнь впереди.

 

Был зов золотых колоколен,

Был в воздухе звон, а с Невы

Был ветер весенен и волен

И шляпу срывал с головы.

 

И вот, на глухом перекрестке

Был незабываемый взгляд,

Короткий, как молния, жесткий,

Сухой, будто кольта разряд,

 

Огромный, как небо, и синий,

Как небо… Вот, кажется, всё.

Ни красок, ни зданий, ни линий,

Но мертвое сердце мое.

 

Мне было шестнадцать, едва ли

Семнадцать… Вот, кажется, всё.

Ни оторопи, ни печали,

Но мертвое сердце мое.

 

Есть память, есть доля скитальцев,

Есть книги, стихи, суета,

А жизнь… жизнь прошла между пальцев

На пятой неделе поста.

 

 

Пять восьмистиший

 

(1. «Ночь… в первый раз сказал же кто-то — ночь!..»

 

 

Ночь… в первый раз сказал же кто-то — ночь!

Ночь, камень, снег… как первобытный гений.

Тебе, последыш, это уж невмочь.

Ты раб картинности и украшений.

 

Найти слова, которых в мире нет,

Быть безразличным к образу и краске,

Чтоб вспыхнул белый безначальный свет,

А не фонарик на грошовом масле.

 

 

(2. «Нет, в юности не все ты разгадал…»

 

 

Нет, в юности не все ты разгадал,

Шла за главой глава, за фразой фраза,

И книгу жизни ты перелистал,

Чуть-чуть дивясь бессмыслице рассказа.

 

Благословенны ж будьте вечера,

Когда с последними строками чтенья

Все, все твердит — «пора, мой друг, пора»,

Но втайне обещает продолженье.

 

 

(3. «Окно, рассвет… Едва видны, как тени…»

 

 

Окно, рассвет… Едва видны, как тени,

Два стула, книги, полка на стене…

Проснулся ль я? Иль неземной сирени

Мне свежесть чудится еще во сне?

 

Иль это сквозь могильную разлуку,

Сквозь тускло-дымчатые облака,

Мне тень твоя протягивает руку

И улыбается издалека?

 

 

(4. «Что за жизнь! Никчемные затеи…»

 

 

Что за жизнь! Никчемные затеи,

Скука споров, скука вечеров.

Только по ночам, и все яснее,

Тихий, вкрадчивый, блаженный зов.

 

Не ищи другого новоселья.

Там найдешь ты истину и дом,

Где пустует, где тоскует келья

О забывчивом жильце своем.

 

 

5. «"Понять-простить". Есть недоступность чуда…»

 

 

«Понять-простить». Есть недоступность чуда,

Есть мука, есть сомнение в ответ.

Ночь, шепот, факел, поцелуй… Иуда.

Нет имени темней. Прощенья нет.

 

Но может быть, в тоске о человеке,

В смятеньи, в спешке все договорить

Он миру завещал в ту ночь навеки

Последний свой закон: «понять-простить».

 

«Поговорить бы хоть теперь, Марина!..»

 

Памяти М. Ц.

 

 

Поговорить бы хоть теперь, Марина!

При жизни не пришлось. Теперь вас нет.

Но слышится мне голос лебединый,

Как вестник торжества и вестник бед.

 

При жизни не пришлось. Не я виною.

Литература — приглашенье в ад,

Куда я радостно входил, не скрою,

Откуда никому — путей назад.

 

Не я виной. Как много в мире боли.

Но ведь и вас я не виню ни в чем.

Всё — по случайности, всё — по неволе.

Как чудно жить. Как плохо мы живем.

 

Марина Цветаева

 

«Есть час на те слова…»

 

 

Есть час на те слова,

Из слуховых глушизн

Высокие права

Выстукивает жизнь.

 

Быть может — от плеча,

Протиснутого лбом.

Быть может — от луча,

Невидимого днем.

 

В напрасную струну

Прах — взмах на простыню.

Дань страху своему

И праху своему.

 

Жарких самоуправств

Час — и тишайших просьб.

Час безземельных братств.

Час мировых сиротств.

 

11 июня 1922

 

Хвала богатым

 

 

И засим, упредив заране,

Что меж мной и тобою — мили!

Что себя причисляю к рвани,

Что честнó мое место в мире:

 

Под колесами всех излишеств:

Стол уродов, калек, горбатых…

И засим, с колокольной крыши

Объявляю: люблю богатых!

 

За их корень, гнилой и шаткий,

С колыбели растящий рану,

За растерянную повадку

Из кармана и вновь к карману.

 

За тишайшую просьбу уст их,

Исполняемую как окрик,

И за то, что их в рай не впустят,

И за то, что в глаза не смотрят.

 

За их тайны — всегда с нарочным!

За их страсти — всегда с рассыльным!

За навязанные им ночи

(И целуют и пьют насильно!)

 

И за то, что в учетах, в скуках,

В позолотах, в зевотах, в ватах,

Вот меня, наглеца, не купят, —

Подтверждаю: люблю богатых!

 

А еще, несмотря на бритость,

Сытость, питость (моргну — и трачу!),

За какую-то — вдруг — побитость,

За какой-то их взгляд собачий,

 

Сомневающийся…

— не стержень

ли к нулям? Не шалят ли гири?

И за то, что меж всех отверженств

Нет — такого сиротства в мире!

 

Есть такая дурная басня:

Как верблюды в иглу пролезли.

…За их взгляд, изумленный нáсмерть,

Извиняющийся в болезни,

 

Как в банкротстве… «Ссудил бы… Рад бы —

Да…»

За тихое, с уст зажатых:

«По каратам считал, я — брат был…»

— Присягаю: люблю богатых!

 

30 сентября 1922

 

Эмигрант

 

 

Здесь, меж вами: домами, деньгами, дымами,

Дамами, Думами,

Не слюбившись с вами, не сбившись с вами,

Неким —

Шуманом пронося под полой весну:

Выше! úз виду!

Соловьиным тремоло на весу —

Некий — избранный.

 

Боязливейший, ибо, взяв на дыб —

Ноги лижете!

Заблудившийся между грыж и глыб

Бог в блудилище.

 

Лишний! Вышний! Выходец! Вызов! Ввысь

Не отвыкший… Виселиц

Не принявший. В рвани валют и виз

Веги — выходец.

 

9 февраля 1923

 

Поэты

 

1. «Поэт — издалека заводит речь…»

 

 

Поэт — издалека заводит речь.

Поэта — далеко заводит речь.

 

Планетами, приметами, окольных

Притч рытвинами… Между да и нет

Он, даже размахнувшись с колокольни,

Крюк выморочит… Ибо путь комет —

 

Поэтов путь. Развеянные звенья

Причинности! — вот связь его! Кверх лбом —

Отчаятесь! Поэтовы затменья

Не предугаданы календарем.

 

Он тот, кто смешивает карты,

Обманывает вес и счет,

Он тот, кто спрашивает с парты,

Кто Канта нáголову бьет,

 

Кто в каменном гробу Бастилий

Как дерево в своей красе.

Тот, чьи следы — всегда простыли,

Тот поезд, на который все

Опаздывают…

— ибо путь комет

 

Поэтов путь: жжя, а не согревая,

Рвя, а не взращивая — взрыв и взлом —

Твоя стезя, гривастая кривая,

Не предугадана календарем!

 

8 апреля 1923

 

2. «Есть в мире лишние, добавочные…»

 

 

Есть в мире лишние, добавочные,

Не вписанные в окоём.

(Не числящимся в ваших справочниках,

Им свалочная яма — дом.)

 

Есть в мире полые, затолканные,

Немотствующие — навоз,

Гвоздь — вашему подолу шелковому!

Грязь брезгует из-под колес!

 

Есть в мире мнимые, невидимые:

(Знак: лепрозариумов крап!)

Есть в мире Иовы, что Иову

Завидовали бы — когда б:

 

Поэты мы — и в рифму с париями,

Но, выступив из берегов,

Мы бога у богинь оспариваем

И девственницу у богов!

 

22 апреля 1923

 

3. «Что же мне делать, слепцу и пасынку…»

 

 

Что же мне делать, слепцу и пасынку,

В мире, где каждый и отч и зряч,

Где по анафемам, как по насыпям —

Страсти! где насморком

Назван — плач!

 

Что же мне делать, ребром и промыслом

Певчей! — как провод! загар! Сибирь!

По наважденьям своим — как пó мосту!

С их невесомостью

В мире гирь.

 

Что же мне делать, певцу и первенцу,

В мире, где наичернейший — сер!

Где вдохновенье хранят, как в термосе!

С этой безмерностью

В мире мер?!

 

22 апреля 1923

 

 

Прокрасться…

 

 

А может, лучшая победа

Над временем и тяготеньем —

Пройти, чтоб не оставить следа,

Пройти, чтоб не оставить тени

 

На стенах…

Может быть — отказом

Взять? Вычеркнуться из зеркал?

Так: Лермонтовым по Кавказу

Прокрасться, не встревожив скал.

 

А может — лучшая потеха

Перстом Севастиана Баха

Органного не тронуть эха?

Распасться, не оставив праха

 

На урну…

Может быть — обманом

Взять? Выписаться из широт?

Так: Временем как океаном

Прокрасться, не встревожив вод…

 

14 мая 1923

 

Мореплаватель

 

 

Закачай меня, звездный челн!

Голова устала от волн!

 

Слишком долго причалить тщусь, —

Голова устала от чувств:

 

Гимнов — лавров — героев — гидр, —

Голова устала от игр!

 

Положите меж трав и хвой, —

Голова устала от войн…

 

12 июня 1923

 

Минута

 

 

Минута: минущая: минешь!

Так мимо же, и страсть и друг!

Да будет выброшено ныне ж —

Чтó завтра б — вырвано из рук!

 

Минута: мерящая! Малость

Обмеривающая, слышь:

То никогда не начиналось,

Что кончилось. Так лги ж, так льсти ж

 

Другим, десятеричной кори

Подверженным еще, из дел

Не выросшим. Кто ты, чтоб море

Разменивать? Водораздел

 

Души живой? О, мель! О, мелочь!

У славного Царя Щедрот

Славнее царства не имелось,

Чем надпись: «И сие пройдет» —

 

На перстне… На путях обратных

Кем не измерена тщета

Твоих Аравий циферблатных

И маятников маята?

 

Минута: мающая! Мнимость

Вскачь — медлящая! В прах и в хлам

Нас мелющая! Ты, что минешь :

Минута: милостыня псам!

 

О как я рвусь тот мир оставить,

Где маятники душу рвут,

Где вечностью моею правит

Разминовение минут.

 

12 августа 1923

 

Приметы

 

 

Точно гору несла в подоле —

Всего тела боль!

Я любовь узнаю по боли

Всего тела вдоль.

 

Точно поле во мне разъяли

Для любой грозы.

Я любовь узнаю по дали

Всех и вся вблизи.

 

Точно нóру во мне прорыли

До основ, где смоль.

Я любовь узнаю по жиле,

Всего тела вдоль

 

Стонущей. Сквозняком как гривой

Овеваясь, гунн:

Я любовь узнаю по срыву

Самых верных струн

 

Горловых, — горловых ущелий

Ржавь, живая соль.

Я любовь узнаю по щели,

Нет! — по трели

Всего тела вдоль!

 

29 ноября 1924

 

«Кто — мы ? Потонул в медведях…»

 

 

Кто — мы ? Потонул в медведях

Тот край, потонул в полозьях.

Кто — мы ? Не из тех, что ездят, —

Вот — мы ! А из тех, что возят:

 

Возницы. В раненьях жгучих

В грязь вбитые — за везучесть.

 

Везло! Через Дон — так голым

Льдом. Хвать — так всегда патроном

Последним. Привар — несолон.

Хлеб — вышел. Уж как везло нам!

 

Всю Русь в наведенных дулах

Несли на плечах сутулых.

 

Не вывезли! Пешим драл ом —

В ночь, выхаркнуты народом!

Кто мы ? да по всем вокзалам!

Кто мы ? да по всем заводам!

 

По всем гнойникам гаремным[90] —

Мы, вставшие за деревню,

За — дерево…

 

С шестерней, как с бабой, сладившие —

Это мы — белоподкладочники?

С Моховой князья да с Бронной-то —

Мы-то — золотопогонники!

 

Гробокопы, клополовы —

Подошло! подошло!

Это мы пустили слово:

Хорошо! хорошо!

 

Судомои, крысотравы,

Дом — верша, гром — глуша,

Это мы пустили славу:

— Хороша! хороша —

Русь!

 

Маляры-то в поднебесьице —

Это мы-то с жиру бесимся?

Баррикады в Пятом строили

Мы, ребятами.

— История.

 

Баррикады, а нынче — троны.

Но всё тот же мозольный лоск.

И сейчас уже Шарантоны

Не вмещают российских тоск.

 

Мрем от них. Под шинелью драной —

Мрем, наган наставляя в бред…

Перестраивайте Бедламы:

Все — малы для российских бед!

 

Бредит шпорой костыль — острите! —

Пулеметом — пустой обшлаг.

В сердце, явственном после вскрытья, —

Ледяного похода знак.

 

Всеми пытками не исторгли!

И да будет известно — там :

Доктора узнают нас в морге

По не в меру большим сердцам.

 

Апрель 1926

 

Маяковскому

 

 

1

 

Чтобы край земной не вымер

Без отчаянных дядéй,

Будь, младенец, Володимир:

Целым миром володей!

 

 

2

 

Литературная — не в ней

Суть, а вот — кровь пролейте!

Выходит каждые семь дней .

Ушедший — раз в столетье

 

Приходит. Сбит передовой

Боец. Каких, столица,

Еще вестей тебе, какой

Еще — передовицы?

 

Ведь это, милые, у нас

Черновец — милюковцу:

«Владимир Маяковский? Да-с,

Бас, говорят, и в кофте

 

Ходил…»

Эх, кровь-твоя-кровцá!

Как с новью примириться,

Раз первого ее бойца

Кровь — на второй странице

(Известий).

 

 

3

 

«В гробу, в обыкновенном темном костюме,

в устойчивых, грубых ботинках, подбитых

железом, лежит величайший поэт революции».

(«Однодневная газета», 24 апреля 1930 г.)

 

В сапогах, подкованных железом,

В сапогах, в которых гору брал —

Никаким обходом ни объездом

Не доставшийся бы перевал —

 

Израсходованных до сиянья

За двадцатилетний перегон.

Гору пролетарского Синая,

На котором праводатель — он.

 

В сапогах — двустопная жилплощадь,

Чтоб не вмешивался жилотдел —

В сапогах, в которых, понаморщась,

Гору нес — и брал — и клял — и пел —

 

В сапогах и до и без отказу

По невспаханностям Октября,

В сапогах почти что водолаза:

Пехотинца, чище ж говоря:

 

В сапогах великого похода,

На донбассовских, небось, гвоздях.

Гору горя[91] своего народа

Стапятидесяти (Госиздат)

 

Миллионного…[92] — В котором роде

Своего , когда который год:

«Ничего-де своего в заводе!»

Всех народов горя гору — вот.

 

Так вот в этих — про его Рольс-Ройсы

Говорок еще не приутих —

Мертвый пионерам крикнул: Стройся!

В сапогах — свидетельствующих .

 

 

4

 

Любовная лодка разбилась о быт .[93]

 

И полушки не поставишь

На такого главаря.

Лодка-то твоя, товарищ,

Из какого словаря?

 

В лодке да еще в любовной

Запрокинуться — скандал!

Разин — чем тебе не ровня? —

Лучше с бытом совпадал.

 

Эко новшество — лекарство,

Хлещущее, что твой кран!

Парень, не по-пролетарски

Действуешь — а что твой пан!

 

Стоило ж в богов и в матку

Нас, чтоб — кровь, а не рассвет! —


Дата добавления: 2021-04-05; просмотров: 68; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!