Незаменимость и неповторимость



Незаменимость человека, прежде всего, выражается в том, что он должен найти свое дело, ради которого он пришел в мир. У каждого человека есть такое дело, которое кроме него никто не сделает. А если и он не сделает, то во Вселенной так и будет пустое место, дыра, не за­полненная ничьим трудом, ничьим усилием. Это дело может быть лю­бым: от открытия новых физических законов до забивания гвоздя. Заби­вать гвоздь, писал Г. Торо, надо так прочно, чтобы и, проснувшись среди ночи, можно было думать о своей работе с удовольствием, чтобы не стыдно было за работой взывать к Музе. Тогда и только тогда Бог тебе поможет. Каждый вбитый гвоздь должен быть заклепкой в машине Все­ленной, и в этом должна быть и твоя доля.

Вся проблема в том, чтобы найти такое дело, найти такое место, встав на которое, можно занять свою уникальную, неповторимую пози­цию. Надо «втиснуться» в этот застывший слипшийся мир, где все мес­та уже заняты, раздвинуть его глыбы. Если я не пытаюсь найти свое место, значит, я занимаю чужое, я повторяю уже известные мысли и делаю дела, которые могут делать многие. И тогда я не отвечаю своему человеческому назначению, потому что человеческое назначение за­ключается в том, чтобы оставить свой след на земле, свою заклепку в машине Вселенной.

Ведь все мысли, все идеи и все дела были когда-то кем-то впервые высказаны, впервые сделаны. И эти впервые сделавшие или выдумав­шие люди принимали участие в творении мира, благодаря им мир про­должается. Но если я не буду продолжать его существование своим ори­гинальным незаменимым делом, своей собственной незаменимой пози­цией — мир ведь может кончиться. Если все будут повторять чужие дела и чужие мысли, не тратя собственного сердца, собственной крови, не пытаясь участвовать в творении мира, то он рухнет.

Ницше считал, что христианство — это сказки, выдумки, ерунда в той мере, в какой оно не вырастает из души каждого. Вера в Христа не имеет никакого значения, если ты не породил заново образ Христа в своем сердце. Вся цивилизация построена на песке, поскольку не поро­ждена, не воссоздается оригинальными и неповторимыми усилиями каждого человека. Все это, по Ницше, рухнет, поскольку ни на чем не основано. Ни на чем не основано — значит, не порождено каждым внутри себя. А устойчиво только то, что порождено каждым. Или поро­ждено заново.

Незаменимость, следовательно, это фундаментальное качество че­ловеческого существования, на котором и благодаря которому держится весь мир, создаваемый человеком.

Точно так же и неповторимость является фундаментальной харак­теристикой человека. Каждый человек уникален и неповторим. Это осо­бенно хорошо видно на примере великих людей. Если бы Наполеон по­гиб в самом начале своей военной карьеры, в 1796 г. на Аркольском мосту, то история Франции наверняка была бы иной. Наполеон своим неповторимым военным и политическим гением существенно изменил облик Франции и даже характер французского народа.

Никто не написал бы за Шекспира его пьес и сонетов, никто вместо Пушкина не создал бы «Евгения Онегина» или «Бориса Годунова». Но точно так же любой человек, хотя он и не создал ничего великого в культуре или политике, тем не менее, может сказать о своей жизни: «Я чувствовал и переживал так, как никто еще не переживал и не чувство­вал, и мои переживания, мое понимание мира так же дополняют Все­ленную, как переживания Шекспира или Пушкина, без моих пережива­ний мир был бы беднее, был бы незавершенным». И будет прав, потому что каждый, если он живой человек, а не запрограммированный робот, по-своему любит, по-своему чувствует, по-своему переживает и надеется.

Любая жизнь достойна, пусть внешне незаметная и неинтересная, если человек проживает ее как свою жизнь, никого не копирует, ничему  не подражает, а просто живет самобытно. Живет, как говорил М. Хайдеггер, в стихии своей четырехугольное, живет поэтически: сохраняя для себя землю, небо, божественное и смертное. Живущие так развер­тывают себя четырехкратно — в спасении земли, в восприятии неба, провожая смертное и ожидая божественного.

По словам Мишеля Монтеня, французского мыслителя и писателя XVI века, устремляться при осаде крепости в брешь, стоять во главе посольства, править народом — все эти поступки окружены блеском и обращают на себя внимание всех. «Но бранить, смеяться, продавать, плакать, платить, любить, ненавидеть и беседовать с близкими и с са­мим собой мягко и всегда соблюдая справедливость, не поддаваться слабости, неизменно оставаться самим собой — это вещь гораздо более редкая, более трудная и менее бросающаяся в глаза. Жизни, протекаю­щей в уединении, ведомы такие же, если не более сложные обязанности, какие ведомы жизни, не замыкающейся в себе. Если бы кто спросил Александра (Македонского — ВТ.), что он умеет делать, тот бы ответил — подчинять мир своей власти; если бы кто обратился с тем же вопросом к Сократу, он несомненно сказал бы, что умеет жить, как подобает лю­дям, то есть в соответствии с предписаниями природы, а для этого тре­буются более обширные, более глубокие и полезные познания. Цен­ность души определяется не способностью высоко возноситься, но спо­собностью быть упорядоченным всегда и во всем».

И еще одно рассуждение Монтеня. Когда человек жалуется, что весь день пробездельничал, ничего не совершил, то ему можно отве­тить: «Как? А разве ты не жил! Просто жить — не только самое главное, но и самое замечательное из твоих дел». «Если бы мне дали возмож­ность участвовать в больших делах, я бы показал, на что способен». А сумел ли ты обдумать свою повседневную жизнь и пользоваться ею как следует? Если да, то ты уже совершил величайшее благо. Не надо сочи­нять умные книги, достаточно разумно вести себя в повседневности, надо не выигрывать битвы, а наводить порядок и устанавливать мир в обычных наших обстоятельствах. Лучшее творчество, по Монтеню, это жить согласно разуму. Все прочее — царствовать, накоплять богатства, строить — лишь дополнения и довески. Только мелких людей подавля­ет любая деятельность, они не умеют из нее выпутаться, не умеют ни отойти на время от дел, ни вернуться к ним.

Парадокс, но чем более оригинален и неповторим человек, тем он нам ближе и понятнее. Потому что в самой потаенной глубине своей сущности мы все одинаковы. Но только в самой глубине, там, где мы становимся не поэтами или писателями, не полководцами или учеными, не русскими или японцами — а просто людьми, живущими в стихии человечности. Нам понятны переживания японского поэта XIII века, а японцам близок и понятен А. Чехов, особенно его пьесы. Там, где чело век достиг глубины общечеловеческого, прорвался через свою нацио­нальную или социальную ограниченность — там он всем живущим по­нятен и близок. Чем более неповторим, тем более близок, тем более по­хож на нас, на нас таких, какими мы мечтаем стать.

Невыразимость

Объяснить нечто можно лишь через другое: свет через длину вол­ны, звук через частоту колебаний. Но как объяснить, что такое человек? Поскольку он не сводим ни к чему — ни к вещам, ни к теориям, ни к идеям, ни к нервным или физическим процессам, — то объяснить, вы­разить его через другое невозможно. Человека нельзя изучить, познать объективно, как некий внешний предмет. Понятно, что с человеком это­го проделать нельзя.

Существуют всевозможные тесты, определяющие характер и склонности человека и, казалось бы, таким образом можно что-нибудь о человеке узнать. Но только при условии, что он будет отвечать на во­просы честно и искренне. А если он будет валять дурака, нарочно отве­чать всякими глупостями, фантазировать?

Человека можно познать и описать только косвенно, прежде всего по продуктам его творчества. Если писатель пытается рассказать о себе, то получается художественное произведение, музыка любого композитора — тоже попытка такого рассказа. Человек хочет выразить себя самого, свою сущность. Но поскольку она не сводима ни к словам, ни к мелодиям, ни к картинам, то полного выражения никогда не получается. Человек пытается познать себя, движется вглубь себя, и это движение по вертикали всегда откладывается на плоскости в виде книги, картины или теории.

Нам многое известно о человеке благодаря науке, философии, ис­кусству, но он все равно продолжает оставаться для нас непостижимой тайной. Не загадкой, которую мы, в конце концов разгадаем, а «явствен­ной тайной», по выражению Гете. Мы знаем, как на биохимическом уровне зарождается жизнь, как устроена клетка, как связаны белок и нуклеиновые кислоты, но зарождение жизни, появление нового челове­ка всегда непостижимое чудо. Оно не сводится ни к белку, ни к нуклеи­новым кислотам.

Мы знаем, как работает мозг, с какой скоростью от клетки к клетке мозга идут электрохимические импульсы, но мы не знаем, и, видимо, никогда не узнаем, как приходит в голову мысль.

Любая самая точная и самая тонкая теория, изучающая человека как вещь, как организм, как функцию, так же соответствует его сущно­сти, как, по словам Гете, «хорошо сколоченный крест соответствует живому телу, на нем распинаемому».

Самое главное и самое глубокое всегда остается невыразимым и неуловимым в человеке. «...Всегда останется нечто, — писал Достоев­ский, — что ни за что не захочет выйти из-под вашего черепа и останет­ся при вас навеки; с тем вы и умрете, не передав никому, может быть самого-то главного из вашей идеи». Познание самих себя, разгадывание этой вечной загадки и составляет основное содержание человеческой истории и культуры. Если мы эту загадку разгадаем, то вся наша исто­рия закончится. Не будет больше смысла продолжать ее дальше.

 


Дата добавления: 2021-02-10; просмотров: 97; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!