Человек живой и человек мертвый

Министерство образования и молодежной политики Свердловской области

 

ГАПОУ  СО «Каменск – Уральский техникум торговли и сервиса»

 

БД № _____

 

 

МЕТОДИЧЕСКИЕ УКАЗАНИЯ

по изучению темы 2.1. «Человек, как главная философская проблема»

по дисциплине ОГСЭ 01 «Основы философии»

для специальностей 080110 «Экономика и бухгалтерский учет (по отраслям)»,

080501 «Менеджмент (по отраслям)», 080106 «Финансы (по отраслям)»,

030503 «Правоведение»

для всех форм изучения

 

 

Разработал преподаватель:

______________ Кривулько Ю.Е.

 

 

г. Каменск – Уральский, 2020 г.

Раздел 2 Человек – сознание – познание

Тема 2.1 Человек, как главная философская проблема

2.1.1 Проблема происхождения человека. Сущность и природа человека.

2.1.2 Фундаментальные характеристики человека.

2.1.3 Основополагающие категории человеческого бытия.

 

Изучив данную тему, студент должен

иметь представление :

- об основных проблемах, связанных с изучением человека: его происхождении, основных отношениях, характеристиках и основополагающих категориях человеческого бытия;

- об условиях формирования личности, ее свободы, ответственности, и смысле жизни человека;

- о соотношении духовных и материальных ценностей, их роли в жизнедеятельности человека, общества, цивилизации.

 

Читать:

1) учебное пособие В.А. Канке «Основы философии» М.1999 г. стр. 118-122

2) электронный учебник по философии. Дополнительные учебные материалы: Человек, культура, общество. Гл. 1.1; 1.2; 1.3.

3) учебное пособие В.Д. Губин «Основы философии» М. 2004 г. стр. 69-125

Акцентировать внимание на следующих понятиях:

Философия о происхождении и сущности человека. Человек как дух и тело. Основные отношения человека: к самому себе, к другим, к обществу, к культуре, к природе. Проблема “я”, образ “я”, внутреннее и внешнее “я”. Фундаментальные характеристики человека: несводимость, невыразимость, неповторимость, незаменимость, неопределенность. Основополагающие категории человеческого бытия: творчество, счастье, любовь, труд, игра, вера, смерть.

Выполнить задание:

составить сравнительную таблицу история философии о природе человека.

Античная философия	Средневековая философия	Философия Нового времени	Философия Новейшего времени	Русская философия

Содержание темы

Проблема происхождения человека.

Сущность и природа человека

Возникновение человека — это чудо, не разъясняемое никакими научными теориями. Прежде чем возник человек, должна была возник­нуть жизнь на Земле, а ее возникновение — не меньшее чудо. Для этого должны были совпасть десятки факторов: чтобы наша солнечная систе­ма находилась на самом краю нашей Галактики, в относительно спо­койном месте; чтобы оптимальным были расстояние от Земли до Солн­ца (на Венере слишком жарко, а на Марсе слишком холодно) и объем планеты (малые планеты не удерживают атмосферы, а на больших она жидкая и ядовитая), и т.д.

До сих пор неизвестно, была ли жизнь занесена на Землю из космо­са или возникла на самой планете химическим путем. Но и возникнув, жизнь не обязательно должна была развиваться до человека, она вполне могла существовать в виде грибков или плесени. Во Вселенной, по-видимому, нет какого-то однонаправленного развития в сторону услож­нения, скорее наоборот — Вселенная стремится из состояния упорядо­ченности к хаосу, от сложного — к более простому.

То, что возник человек, было совершеннейшей случайностью, не­предсказуемой мутацией. Природа наобум пробовала десятки вариан­тов: питекантропы, неандертальцы, синантропы, зинджантропы, родезийские люди и, наверное, множество других не известных нам видов. И вот возник вид человекообразных обезьян — кроманьонцы, у которых был чуть больше мозг, быстрее скорость реакции. Они начали с того, что перебили своих конкурентов и стали быстро распространяться по Земле. А могли бы и не выжить, поскольку у них были мощные против­ники — например, неандертальцы. Есть гипотеза, что «снежные люди» — это последние выжившие неандертальцы, до сих пор не знающие огня и прекрасно приспособленные к природе.

А человек сегодняшний, homo sapiens (человек разумный), совер­шенно к природе не приспособлен и не должен был бы выжить. Чтобы человек мог рождаться совершенно готовым к жизни (как жеребенок или теленок через несколько часов после рождения могут самостоятельно передвигаться, питаться и т.д.)-, человек должен был бы прово­дить в утробе матери 21 месяц. То есть мы все рождаемся как бы недо­ношенными. Ребенок человека не может жить самостоятельно долгие годы, ни одно животное не может позволить себе такой роскоши — до десяти — пятнадцати лет кормить и обучать собственное дитя.

Но эта неприспособленность обернулась необычайным преимуще­ством для человека. Человеческий ребенок, в отличие от животного, рождается с совершенно открытой программой, в нем почти ничего не заложено наследственно — кроме некоторых инстинктов и неявных предрасположенностей. Ребенок формируется не во чреве матери, а здесь, в мире, когда слышит человеческую речь, чувствует материнскую любовь, видит краски и звуки мира.

Любое животное, любое неразумное существо не может чего-то не делать, в нем все или почти все жестко запрограммировано природой. Ласточка не может не летать и не кормить своих птенцов, она делает по двести вылетов в день и, даже если птенцы вдруг погибнут, она все рав­но будет носить червяков, пока не распадется инстинктивная связь дей­ствий. А человек может вообще ничего не делать. «Вот сейчас лягу и буду лежать, пока не помру», — может сказать он. И ляжет, и помрет, если захочет.

Поскольку человек рождается с открытой программой, из него можно вылепить все что угодно, в его наследственности ничего жестко не записано. Вырастет среди волков — будет волком (Маугли), среди обезьян — обезьяной, а среди людей, — если повезет, может стать че­ловеком. Правда, те, кто с первых дней рос среди животных, вернув­шись к людям, больше людьми не становятся, потому что человеческий мозг с первых часов жизни формируется под влиянием человеческого окружения.

Как человек стал человеком?

Много лет в исторической науке, антропологии, философии гос­подствовала точка зрения, согласно которой человека человеком сделал труд. Человек поднялся над животным состоянием только тогда, когда стал производить орудия труда, и производство — его главное отличие от животных.

Однако сейчас это положение представляется неверным: прими­тивные каменные орудия — топоры, дубины — просуществовали почти миллион лет, не подвергаясь существенным изменениям, за это время не было никакого усовершенствования техники обтесывания камней, а значит, и заметного развития человека. Животные преуспели здесь зна­чительно больше, оказались более искусными строителями и изобретателями. Плотины бобров, геометрические формы пчелиных сот свиде­тельствуют о том, что технические навыки животных развивались ус­пешно. Если бы технического умения было достаточно для определения уровня развития интеллекта, то, по замечанию американского философа Л. Мамфорда, Homo sapiens большую часть своего существования на Земле мог бы рассматриваться как безнадежный неудачник.

Благодаря чрезмерно развитому и постоянно активному мозгу че­ловек обладал большей умственной энергией, чем требовалось для вы­живания на чисто животном уровне. И он должен был давать выход этой энергии не только при добывании пищи и размножении, но и в производстве очень странных вещей: наскальных рисунков, культовых вещей (тотемных столбов, молитвенных дощечек и т.д.). «Культурная работа» занимала более важное место, чем утилитарный ручной труд.

Далеко не всегда при раскопках древних стоянок человека археоло­ги находили орудия труда, но почти всегда — предметы религиозного культа или примитивного искусства. Человек оказался не столько жи­вотным, производящим орудия труда, сколько животным, производящим символы, — символическим животным. Например, первобытная семья, перед тем как идти на охоту, совершала ритуальные действия (может быть, три раза обегала вокруг тотемного столба и пять раз при­седала). Считалось, что после этого охота будет удачной. Если бы жи­вотное могло думать, оно сочло бы, что люди ведут себя подобно сумасшедшим. Но с точки зрения человека, это было важнейшее символиче­ское действо, которым люди вводили себя в особое состояние, творили себе невидимых, символических покровителей — то есть совершали чисто человеческие действия, развивали свою специфическую челове­ческую природу.

Так, у некоторых народов сохранился древнейший обряд похорон, когда на них приглашаются плакальщицы: эти люди ведут себя арти­стически (они и есть артисты) — рвут на себе волосы, бьются головой о гроб, жалобно кричат, хотя на самом деле никаких чувств к покойнику не испытывают, их наняли разыграть действо. Дело в том, что этот «спектакль» имеет огромный символический смысл — дети после такой встряски уже никогда не забудут своих умерших родителей. Этот риту­ал способствовал образованию и закреплению памяти, потому что забы­вать естественно, а помнить — искусственно. Как вы помните, человек — существо искусственное, он не рождается природой, он сам себя рожда­ет, творит. Особенно быстро развитие человека пошло с возникновением язы­ка — теперь производство «культурных» предметов намного обогнало
создание орудий труда и в свою очередь способствовало быстрому развитию техники. Расширяющая границы жизни культурная «работа» заняла более важное положение, чем утилитарный ручной труд. До этого ничего уникального в технической деятельности человека не было, не было ничего специфически человеческого в его орудиях труда. Главным орудием, потрясающим и великолепным, было тело человека. Удиви­тельно пластичное, приспособленное к любому виду деятельности, управляемое разумом, оно могло создавать гораздо более важные и сложные вещи, чем примитивные топоры и деревянные колья.

Даже рука, полагал Л. Мамфорд, была не просто мозолистым ору­дием: она ласкала тело возлюбленного, прижимала ребенка к груди, делала важные жесты и выражала в упорядоченном танце или в ритуале не выразимые иным образом чувства жизни или смерти, воспоминания о прошлом или предвосхищение будущего.

Любая культурная деятельность человека, любое производство орудий были направлены не столько на подчинение окружающей среды, на увеличение добычи пищи, сколько на укрощение самого себя. Она была направлена на поиски того, куда бы направить громадную внут­реннюю энергию, суперорганические (свехприродные) потенциальные возможности. Когда человеку ничто не угрожало, его расточительная, гиперактивная нервная организация, часто неуправляемая, служила ско­рее препятствием, чем помощью при выживании. Контроль над своей психикой с помощью создания символической культуры был более су­щественным достижением человека, чем контроль над внешней средой.

Пока человек не сделал нечто из себя самого, он мало что мог из­менить в окружающем его мире. Борьба за существование не полностью завладела энергией и жизнеспособностью первобытного человека и не отвлекла его от более насущной потребности: внести порядок и значе­ние в каждую часть своей жизни. В этой, более значительной борьбе решающую роль играли ритуал, танец, песня, рисунок, резьба и более всего — дискурсивный язык.

А был ли тот мальчик?

Что такое человек, и откуда он пришел в этот мир? Русские фило­софы также пытались внести свою лепту в разрешение этого вопроса. В.В. Розанов впервые увидел шимпанзе в зоологическом саду во Франкфурте-на-Майне и поразился ее способностям: она помогала сто­рожу собирать и убирать стол, сметала крошки, стлала скатерть. Дарви­ну, подумал тогда Розанов, даже лестно происходить от такой умной обезьяны, а не от более мелкой.

Лев Шестов считал библейскую версию происхождения человека правдоподобнее, чем дарвиновская — об этом свидетельствуют неуто­лимая тоска и вечная духовная жажда человека. Если бы человек про­изошел от обезьяны, он по-обезьяньи умел бы быстро найти все, что ему нужно. Правда, на свете очень много людей, сумевших по-обезьяньи  приспособиться к жизни: они весьма изобретательны в добывании пищи и вполне довольны своей жизнью.

Лев Шестов (1866-1938 гг.) — замечательный русский мыслитель, за­долго до Хайдеггера опубликовал ряд работ по проблемам человеческого су­ществования, предвосхитив многие идеи философии XX века.

Родился в семье крупного киевского коммерсанта. В 12 лет был похищен анархистами, отец отказался платить выкуп, и только через погода мальчик был возвращен домой. Поневоле задумаешься о хрупкости бытия и станешь философом. Однако сначала Шестов учился в Московском университете — на математическом, потом на юридическом факультетах, был исключен за уча­стие в студенческих беспорядках. И лишь с 1897 года стал заниматься фило­софией.

Основные работы: «Апофеоз беспочвенности», «Власть ключей», «Афи­ны и Иерусалим», «На весах Иова».

Но и Дарвин, и Библия правы, пояснял Шестов. Часть людей про­изошла от согрешившего Адама, чувствует в своей крови грех предков, мучается этим грехом, а другие — от несогрешившей обезьяны, их со­весть спокойна, они не терзаются и не мечтают об избыточном.

Согласно С. Франку, современное «научное», «просвещенное» соз­нание с его принципами доказательства, не хочет ничего принимать на веру, для всего ищет объяснения. Только одно, самое главное, оно ос­тавляет без объяснения — оно спокойно примиряется с тем, что наше Я, наша личность, наша внутренняя жизнь со всеми ее потребностями, упованиями и мечтаниями совершенно случайно, неведомо откуда зате­сались в мир — человек остается в нем совершенно инородным, одино­ким, бесприютным существом, обреченным на крушение и гибель.

Семен Людвигович Франк (1877-1950 гг.) родился в Москве и окончил Московский университет. Основные работы: «Душа человека», «Непостижи­мое», «С нами Бог», «Человек и реальность» и др.

В книгах Франка поражает его умение говорить о сложнейших пробле­мах философии доступным, ясным и поэтическим языком. В 1922 г. он был выслан из России, жил во Франции, затем в Англии. Умер в предместье Лон­дона, всю жизнь сохраняя любовь к России и веря в ее будущее духовное воз­рождение.

Теория эволюции сводит бытие человека лишь к его природному существованию и дает беспомощные объяснения его происхождения, с ее точки зрения человек с его душой, разумом постепенно развился из какой-нибудь амебы или протоплазмы. Это все равно, как если бы мы сказали, что круг постепенно развился из треугольника или точки, а машина — из гайки. Теория эволюции — это наивная мифология. Чело­век не может развиться из того, что в принципе ему чуждо, он возникает совсем из другого источника. Можно даже сказать, что он не возникает, а в определенном смысле всегда есть. И если человек остается одино­ким перед лицом холодного и равнодушного к нему космоса, если он в нем беззащитный скиталец, то это лишь значит, что он имеет родину совсем в иной сфере реальности.

Об этом, например, свидетельствует само рождение и первые годы существования человека. Удивительные строчки посвятил В. Розанов только что появившемуся на свет младенцу. Маленький человек, писал он, явственно обнаруживает бездонную тайну своего происхождения. Младенец — это не только сияние жизни, не только свежесть и чистота, которую мы утрачиваем с годами, но это еще явление той единственно бесспорной безгрешности, какую на земле знает и испытывает человек. Мало сказать, что младенец невинен, — ни в чем не виновен и камень. Младенец обладает положительной невинностью — в нем есть не толь­ко отсутствие греха, но и присутствие святости. Дом, не имеющий де­тей, мрачен и темен, он освещается и освящается детьми. Понимающий человеческую природу не может смотреть на младенца без слез, без «переполненного сердца» (Гете).

Розанов Василий Васильевич (1856-1919 гг.) — философ, писатель, бо­гослов, литературный критик, человек огромной эрудиции и удивительного чувства юмора. Уже с 4-го класса обнаружил склонность к философствова­нию: под влиянием прочитанных книг построил систему доказательств в пользу счастья как верховной идеи человека. Основные произведения: «В ми­ре неясного и нерешенного», «Опавшие листья», «Люди лунного света», «Апокалипсис нашего времени».

Умер от голода в Сергиевом Посаде. Его надгробие, рядом с могилой К. Леонтьева, в Гефсиманском скиту близ Троице-Сергиевой лавры, было уничтожено и восстановлено лишь недавно. При советской власти не была напечатана ни одна книга Розанова. Сейчас издается собрание его сочинений.

 

Откуда же это странное волнение в нас? Глядя на дитя, считал Ро­занов, мы и в себе пробуждаем видение «миров иных», только что ос­тавленных этим человечком, видим свежесть, яркость и святость этих миров. Младенец — это «выявленная мысль Божия». Около младенца всякая взрослая добродетель является ограниченной, почти ничтожной, и человек, чем дальше отходит от момента рождения, тем больше «тем­неет». В раннем детстве почти все дети обладают, по крайней мере за­датками гениальных способностей: поражает их память, непосредствен­ная яркость и свежесть восприятия, удивительное чутье по отношению к окружающим людям. Это все как бы врожденно ребенку. Его изначаль­ная одаренность действительно представляется даром свыше, а потом ее уже невозможно специально удержать никаким воспитанием и обучени­ем. В сиянии младенца есть глубинная святость, словно влага, еще не сбежавшая с его ресниц. А потом мы, став взрослыми, вспоминаем свое гениальное детство, свою память, свои способности к языкам и думаем: а был ли действительно тот мальчик (или девочка)? Ведь взрослому че­ловеку так трудно выучить хотя бы один иностранный язык, так трудно «расшевелить» свое воображение, так быстро все забывается, и совершенно не верится, что когда-то в детстве мы все были гениями, во всяком случае — в наших задатках.

Ч. Дарвин и супершимпанзе

В массе своей, считал Ф. Ницше, человек вообще еще не возник, в I массе своей он еще остается супершимпанзе. Именно «супер», потому что в сравнении с обезьяной он более умный, более хитрый, более ловкий – но всё равно он обезьяна. Как и русские мыслители, Ницше считал, что теория Дарвина не подтверждается серьезными фактами. Естественный отбор действительно способствует выживанию, но отнюдь не самых лучших и самых значительных особей. В результате естественного отбора никакого прогресса не происходит. Все яркое, красивое, талантливое вызывает зависть или даже ненависть и погибает — это осо­бенно характерно для общества, но и в природе творится то же самое. Потомство дают лишь серые, невзрачные индивидуумы. Яркие люди, сильные и смелые, всегда идут вперед, не боятся рисковать жизнью и потому чаще всего рано сходят со сцены истории.

Единственными представителями истинной человечности для Ницше являются лишь философы, художники и святые. Только им удалось вырваться из животного мира и жить целиком человеческими интересами. Расстояние между обычным человеком (супершимпанзе) и обезьяной гораздо меньше, чем между ним же и истинным человеком.

 Здесь уже качественные различия, тогда как в первом случае только количественные.

Ницше говорил о философах или художниках, конечно, не в про­фессиональном плане. Среди философов тоже сколько угодно супер­шимпанзе. Философ у Ницше — это тот, кто живет философски, обду­мывает свою жизнь, предвидит последствия всех своих поступков, сам выбирает свой жизненный путь, не оглядываясь на стандарты и стерео­типы. Так же и художник — это не только артист или писатель, это че­ловек, который все, что бы он ни делал, делает мастерски, все у него получается добротно и красиво. Святой — это по определению человек, ибо он совершенно избавился от страстей, от жадности, эгоизма, полон любви и сострадания.

К сожалению, большинство людей — это слишком люди, слишком заземленные, слишком погруженные в свои мелочные дела и заботы, в то время как они должны стремиться к сверхчеловеческому, к тем сверхчеловеческим (в смысле — не животным) качествам, которыми обладают философы или святые. Такие люди похожи на незавершенные картины, где все взывает: придите, помогите, завершите, соедините! Они как бы еще не произошли, и существуют как истинные люди толь­ко потенциально.

Но каким образом жизнь отдельного человека может иметь выс­шую ценность и глубочайшее значение? При каких условиях она менее всего растрачивается даром? Надо, считал Ницше, чтобы человек смот­рел на себя как на неудавшееся произведение природы, но вместе с тем как на свидетельство величайших намерений этой художницы. Каждый должен сказать себе: на этот раз ей не удалось, но я буду стараться, что­бы когда-нибудь у нее это получилось. Я буду работать над воспитани­ем в себе философа, художника или святого.

Мыслящий тростник

Когда мы говорим о человеке — кого мы имеем в виду? Александ­ра Македонского или Ньютона, русского или француза, крестьянина или ремесленника, мужчину или женщину, взрослого или ребенка?

Можно сказать, что человек — это все жившие когда-то и сейчас живущие люди. Но часто люди убивают других людей, то есть отказы­вают им в праве быть людьми. Один человек относится к другому или к другим как к существам низшего рода, считая их винтиками для осуще­ствления своих замыслов, пушечным мясом для войны и т.д.

Во многих людях иногда прорывается жуткое животное начало, беспощадная злоба и ненависть. Сами условия существования застав­ляют человека подавлять в себе человеческие качества, прятать их, по­стоянно изменять своей природе. «Во всех стихиях человек — палач, предатель или узник», — писал Пушкин.

Что дает нам право говорить о себе как о человеке? Что делает ме­ня человеком? Нужно признаться, что у меня нет разумных оснований считать себя человеком. Говорят: я состоялся как физик или как изобре­татель, но никто не говорит: я состоялся как человек. Древние говорили: состояться как человек — значит построить дом, написать книгу, вы­растить дерево. Но масса людей этого не сделала. Можно ли отказать им в том, что они люди?

Когда вы знакомитесь с другим человеком, что вас интересует пре­жде всего? Его человеческие качества или та роль, то место, которое он занимает в обществе, то есть социальные характеристики? Боюсь, что больше интересует последнее. Человек как будто «исчезает» в совре­менной цивилизации. И это исчезновение ставит проблему человека с новой силой, снова заставляет нас задумываться о том, что нам ближе всего и в то же время менее всего понятно, — о нашей собственной природе.

«Что за химера человек? — восклицал Блез Паскаль в своих знаме­нитых «Мыслях», — Какая невидаль, какое чудовище, какой хаос, какое поле противоречий, какое чудо! Кто распутает этот клубок?... Узнай же, гордый человек, что ты — парадокс для самого себя. Смирись, бес­сильный разум! Умолкни, бессмысленная природа, узнай, что человек бесконечно выше человека...».

Блез Паскаль (1623-1662 гг.) — французский религиозный философ, пи­сатель, математик, физик. После весьма плодотворной деятельности в области точных наук (любой школьник знает вклад Паскаля в физику и математику), он разочаровался в них и обратился к философии, к проблеме человека. Пер­вым предложил нетрадиционные, нерационалистические формы познания че­ловека, первый отличил «мысль сердца» от «мысли рассудка». Его учение о человеке оказало большое влияние на мыслителей XIX века, в частности, на Ф. Достоевского.

Люди себя оценивают то слишком высоко, то слишком низко. Поднимите ваши глаза к Богу, — говорят одни; Смотрите на того, с кем вы так схожи и кто вас создал, чтобы вы поклонялись Ему. Вы можете стать, подобны Ему, мудрость вас с Ним уравняет, если вы захотите ей следовать. Еще древнегреческий мыслитель Эпиктет го­ворил: «Выше голову, свободные люди!» А другие говорят: «Опусти свои глаза к земле, ты, жалкий червь, и смотри на животных, своих сотоварищей».

Кто же все-таки человек и с кем его можно сравнивать — с Богом или животными? — спрашивал Паскаль. Человек окружен со всех сто­рон пугающей бесконечностью: с одной стороны Вселенная, в которой Земля — крохотная точка, а человек — вообще исчезающе малая вели­чина; с другой стороны, бесконечность внутри мельчайшего атома, бес­конечность ничтожнейшего продукта природы вглубь. И человек стоит между двумя безднами — бесконечностью и ничтожностью — и трепе­щет при виде этих чудес.

И все-таки человек намного значительнее этих двух бесконечно­стей, ибо хоть он и песчинка в космосе, хрупкий тростник, но тростник мыслящий. Не нужно ополчаться против него всей Вселенной, писал Паскаль, чтобы его раздавить. Но человек все равно будет выше своего убийцы, ибо он знает, что он умирает, и знает превосходство Вселен­ной над ним. Вселенная ничего этого не знает.

Итак, заключал Паскаль, все наше достоинство в мысли. В этом наше величие, а не в пространстве и во времени, которых мы не можем заполнить. Постараемся же мыслить как должно.

Что из себя представляет человек? Обустроенность и бездомность человека.

Мартин Бубер различал в истории человеческого духа эпохи обу­строенности и бездомности. В эпоху обустроенности человек живет во Вселенной, как у себя дома, в эпоху бездомности — как в дикой пусты­не, где и колышка для палатки не найти. В античности человек мыслит­ся находящимся в мире, мир же в человеке не находится. Человек — просто часть мира, вещь наряду с другими вещами, вид наряду с други­ми видами. Человек — обладатель собственного угла в мироздании, правда, не на самых верхних его этажах, но и не на нижних, а где-то на средних, вполне сносных по условиям.

Мартин Бубер (1878-1965 гг.) — известный еврейский философ, в чьем
творчестве соединились опыт религиозной жизни и современное философское
мышление. Основная тема его произведений: человек в своих взаимоотношениях
с Богом и миром. Бубер — прекрасный писатель, и его серьезные философские
работы читаются, как художественные произведения. Большой друг Льва Шесто»
ва. Главные труды: «Я и Ты», «Два образа веры», «Проблема человека».    

С крушением античности молодая христианская религия констатировала распадение бывшей цельности мира. Теперь мир — борьба двух противоположных сил, двух царств — Света и Тьмы, Бога и Дьявола. Человек больше не может быть вещью среди вещей, не может иметь твердого места во Вселенной. Состоящий из души и тела, он принадлежит обоим этим царствам, будучи одновременно полем битвы и ее трофеем.

Первым философом, почувствовавшим бездомность и свое одино­чество посреди высших и низших сил, был Августин. С его точки зре­ния, человек — это великая тайна. Человек сам не знает, кто он и чего в нем больше — божественного или дьявольского. Августин упрекал лю­дей, которые восхищаются высокими горами, морскими волнами и све­чением звезд, но не удивляются самим себе. Удивляться надо не тому, что человек — вещь среди других вещей, а тому, что он ни на одну вещь не похож, что он вообще не находится в ряду вещей.

Когда же христианская религия окрепла и широко распространи­лась в странах и душах людей, она построила новый христианский кос­мос, новый дом, в котором мог жить человек. Образ этого мира выража­ет крест: вертикальная перекладина есть конечное пространство от не­бес до преисподней, и проходит она посреди человеческого сердца; поперечная же перекладина являет собой конечное время от сотворения мира до последнего его дня.

Человек в таком мире перестает быть проблемой, он занимает поло­женное ему место, он обустроен, ему спокойно и тепло. Он больше не му­чается вопросом, каким мучился Августин: кто я такой и откуда пришел?

Стены этого дома рухнули под ударами Н. Коперника. Беспредель­ность вдруг надвинулась со всех сторон, и человек оказался в мире, уст­рашающая реальность которого не позволяла видеть в нем прежний дом. В этом мире человек снова стал беззащитным, хотя на первых порах разде­лял восторг Джордано Бруно перед его величием, а потом математиче­ский восторг И. Кеплера перед его гармонией. Но уже Б. Паскаль уви­дел не только величие звездного неба, но и его жуткую загадочность, ощутил испуг от вечного молчания бесконечного пространства.

Распад прежнего образа Вселенной и кризис ее надежности повлек за собой и новые вопросы беззащитного, бездомного и потому пробле­матичного для самого себя человека.

Наука и философия стали создавать новый образ Вселенной, но не новый дом. Стоит только всерьез принять идею бесконечности, считал Бубер, и нового дома уже не выстроить. Концепция замкнутого мирово­го пространства А. Эйнштейна не годится для обратного перекраивания Вселенной в новый дом. Человек, оставшийся один на один с чужим для него миром, ищет то, что не включено в этот мир, — ищет Бога, с которым можно пообщаться, в котором можно искать опору и поддержку. Но в каждую еле дующую эпоху, писал Бубер, одиночество все холоднее и суровее, спастись от него все труднее. Человеку придется найти силы и смысл своего существования в себе самом.

Для чего живет человек?                                                

У человека есть две жизни: одна, в которой мы живем подобно заведенным автоматам, приспосабливаясь к окружающему миру и обществу; и вторая, в которую мы впадаем в редкие минуты, когда творим, когда любим, когда делаем добро. С точки зрения филосо­фии, это и есть истинная жизнь — здесь мы радуемся, волнуемся, глубоко переживаем, здесь мы живем полностью в бодрствующем состоянии. Однако все эти вещи: добро, любовь, красота, ум, со­весть, честь — являются сверхъестественными, потому что не имеют никаких естественных причин.

Нельзя спросить человека, почему он сделал добро (ибо если есть причина, то нет доброго поступка: «я спас человека, потому что он бо­гатый и меня отблагодарит»), нельзя спросить о том, почему он любит другого человека (если есть причина, то нет любви: «я люблю ее, пото­му что она красивая» — но ведь есть тысячи более красивых).

Добро, как и любовь, не нуждается в объяснении. А зло нуждается в объяснении, любой наш нехороший поступок надо объяснять и оправ­дывать. Мы всегда ищем причины только для бесчестия, для измены, для зла. Но если злые поступки мы часто совершаем автоматически (так же, как автоматически в голову приходит только глупость, а чтобы пришла умная мысль, нужно сильно постараться), то добро, честь, лю­бовь, ум сами по себе не случаются, не совершаются в автоматическом режиме.

Как писал замечательный и оригинальный философ 1960-1980-х годов М.К. Мамардашвили, все эти вещи живут в той мере, в какой во­зобновляются человеческим усилием, живут только на волне этого уси­лия. Вообще ничто человеческое не может пребывать само по себе, но должно постоянно возобновляться. Даже закон — его нельзя устано­вить, а потом забыть про него и полагать, что он может существовать. На самом деле существование закона целиком покоится на существова­нии достаточно большого количества людей, которые его понимают и нуждаются в нем как неотъемлемом элементе своего существования. Никакой свободы не будет, если нет людей, которым свобода нужна и которые готовы за нее драться.

Этот новый космос можно помыслить, но нельзя себе представить. Постепенно человечество вообще стало отрекаться от идеи построения дома, оно все больше становится бездомным, заброшенным в этот мир, покинутым. И вновь у него возникают вопросы о собственной природе, о своей истинной родине и путях ее поиска.

Мераб Константинович Мамардашвили (1930-1990 гг.) — российский Сократ. Очень не любил писать, при жизни выпустил только три книги. По­стоянно выступал с циклами лекций по философии в МГУ, во ВГИКе, в Ин­ституте психологии. На них в 1960-1980-х годах сходилась вся интеллекту­альная Москва. Он читал спокойно и деловито, попыхивая трубкой. Все, что он говорил, записывалось на пленку, перепечатывалось, ходило по рукам. От лекций Мамардашвили и от самого его облика веяло подлинной философской мудростью.

Он выступал во многих университетах мира, причем всегда на языке страны, был знаком со многими выдающимися мыслителями Запада. Никогда не боялся говорить о том, что думает, и был образцом честности и искренно­сти в мышлении. Умер в московском аэропорту.

В настоящее время готовится объемное собрание его сочинений, выпу­щены отдельные его работы — «Картезианские размышления», «Лекции о Прусте», «Как я понимаю философию».

Сам человек не существует как какая-то данность, как предмет, как стол или стул; человека вообще нет как чего-то неизменного, постоян­ного, наличного, человек — это стремление быть человеком. Нет стремления — нет человека.

В то же время в человеке, даже пребывающем в другом, напряженном режиме бытия, — в любви, творчестве — не прекращаются естествен­ные процессы, он продолжает жить в этом мире, заниматься обыденны­ми и повседневными вещами. И в этом смысле человек, по выражению М. Мамардашвили, распят между двумя мирами. Эта распятость пред­полагает напряжение: если есть человек, то есть и это напряженное держание в себе двух миров, напряженное усилие держать, будучи при­родным существом, что-то неприродное, искусственное, покоящееся на весьма хрупких основаниях.

Хрупких потому, что искусственные основания человека никогда целиком не реализуются в этом естественном мире — в мире нет в чис­том виде ни совести, ни добра, ни красоты. И, тем не менее, вся жизнь человека сопряжена с этими основаниями. Но быть абсолютно добрым — бесконечная задача, так же как быть абсолютно мудрым — бесконечная задача. А человек конечен. Ему жизни не хватит на достижение этих совершенств, и, тем не менее, он к ним стремится. Стремиться к тому, на что не хватит жизни, — это и есть человеческое предназначение. Это стремление и есть то, что можно назвать бессмертной душой.

Назначение меня как человека еще и в том, чтобы оставить свой след, чтобы мои дела и мысли вошли необходимой частью в состав этого мира. А это возможно только в том случае, если я живу свою жизнь. Потому что в мире уже все сказано, все сделано, все написано, в этом мире нет для меня места, остается только повторять то, что уже было, как и делает большин­ство людей, не выполняя своего предназначения. Жить своей жизнью — значит найти то пустое место, которое оставлено для меня.

Я должен все понять сам, как будто до меня этого никто не пони­мал. От того, как я пойму то, что я увидел или узнал, зависят мои даль­нейшие отношения с миром. Понять — значит найти свое место в мире, ибо мое понимание становится составной частью мира. Нет знаний во­обще, абстрактных знаний, они всегда должны быть кем-то поняты, прогресс знаний в том, что другой понял иначе. Когда я пытаюсь по­нять, найти свою уникальную позицию, свое место, то я начинаю жить своей жизнью ив то же время жизнью мира.

Можно сказать, что в этом случае мир сам себя понимает. Это про­исходит, когда я усиливаюсь мыслить, вырываюсь из замкнутого круга чужих знаний, стереотипов, предрассудков, когда я раздвигаю слип­шиеся глыбы мира, чтобы встать на свое место, которое можно занять только своим собственным пониманием. В этом смысле мое понимание — это необходимая составная часть мира.

Но, возможно, нам только кажется, что цель человеческой жизни заключается в том, чтобы написать роман, или расширить границы государства, или воспитать детей, или достичь своего собственного оригинального понимания. Возможно, для универсума все это совер­шенно неважно. Однажды утром человек вышел в сад или пришел в лес, коснулся рукой мокрой от росы коры дерева и счастливо вздохнул — и этим выполнил: свое предназначение на земле, все остальное — его личное дело. Воз можно, другой человек, всю жизнь посвятивший ис­следованию какой-либо математической функции, написавший горы трудов, однажды встретил на улице нищего, дал ему немного денег и тем сделал самое главное, больше от него ничего в этом мире не тре­буется. Словно этот человек нажал на какую-то невидимую кнопку в мироздании, и вселенная на один микрон шагнула дальше в своей эво­люции. А от открытой математической функции ей ни тепло, ни хо­лодно. Но, скорее, не все так просто, и вряд ли Вселенная устроена таким странным образом.

Почему все люди разные?

Люди какого-нибудь конкретного общества, какой-нибудь страны живут в более или менее одинаковых условиях: одной культуры, одних нравов и обычаев, одного языка. Но люди все равно все разные, непо­хожие друг на друга. Даже в одной семье дети вырастают разными, хотя воспитываются в одинаковых условиях. Что делает всех людей разны­ми, неповторимыми и уникальными?

Первое: особенности психического склада — темперамент, ско­рость психических реакций, сообразительность — все это дается чело­веку по наследству.

Второе: опыт детства и воспоминания о детстве. У каждого ребен­ка свой опыт детства, свои переживания, каждому по-своему открывал­ся мир, каждый по-своему пережил свои детские страхи, неудачи или радости.

Опыт детства накладывает отпечаток на всю дальнейшую жизнь человека. Возможно, все наши таланты и способности заложены в роди­тельской (прежде всего материнской) любви. Ребенок, который с детст­ва чувствует эту любовь, живет в атмосфере любви, всю свою жизнь, словно броней, защищен от невзгод и напастей. У него, как правило, все получается в жизни, он талантлив и обладает многими незаурядными способностями. Наоборот, тот, кто вырос без любви, в холодной и суро­вой атмосфере равнодушия, всю оставшуюся жизнь чувствует себя оди­ноким, даже если окружен семьей или родственниками, у него все в жизни складывается трудно и тяжело.

Воспоминания детства сопровождают человека до самой смерти, и, что интересно, с годами не только не тускнеют, но становятся ярче. Старые люди с трудом вспоминают, что с ними было двадцать или три­дцать лет назад, но хорошо, до мельчайших подробностей, помнят свое детство.

Третье: особенности индивидуальной биографии — каждый живет свою жизнь, и все, что с ним случается, и то, как он к этому относится, со­вершенно не похоже на жизнь других людей.

Четвертое: противоречивость жизненных ролей. У каждого чело­века в жизни одновременно несколько ролей. Например, школьник, ко­гда он разговаривает с учителями, особенно с директором школы, — это один человек, внимательный, почтительный, глаза его так и светятся знанием и усердием. Но стоит ему выйти во двор, где его ждут друзья, он становится совершенно другим, он прыгает, кричит, и выражение лица у него соответствующее. Третьим человеком он становится, при­ходя домой и, разговаривая с родителями.

Это не значит, что он каждый раз притворяется: каждый раз это он сам, у каждого человека много лиц, вернее, много сторон его личности, много ролей. Часто эти роли даже противоречат друг другу и тем не  менее образуют единый комплекс личности — у каждого совершенно своеобразный.

Все эти четыре момента делают каждого человека как личность неповторимым и уникальным. И эта уникальность выражается в по­нятии Я. «Я» у человека появляется с трех-четырех лет, когда он на­чинает понимать, что есть Я, а есть другие люди. До этого почти все дети говорят о себе в третьем лице. К десяти — двенадцати годам складывается образ Я, у каждого человека есть образ самого себя, сумма представлений о самом себе, каким я самого себя вижу, и этот образ человек проносит через всю жизнь, немного его исправляя и  дополняя. Как правило, это довольно симпатичный образ, каждый нормальный человек считает себя более или менее интересным, ум­ным, способным, честным, добрым и т. д.

Самая страшная трагедия человеческой жизни — распадение этого образа, когда сам человек убеждается, что он не добрый, не умный, что он, например, дурак или подлец. Как правило, жизнь после этого кажет­ся конченой, и в этом случае человек может даже убить себя.

Существуют механизмы защиты Я, которые действуют бессозна­тельно, сохраняя личность от разрушения:

а. Механизм вытеснения. Человек испытывает большое горе или
столкнулся с чем-то необычайно страшным, его психика может не вы­
держать и разрушиться. Но срабатывает этот механизм, и человек либо
теряет сознание, либо вдруг забывает о постигшем его несчастье;

б. Механизм инверсии, переворачивающий импульс на прямо про­тивоположный. У мальчиков в 12 — 13 лет просыпается половое чувст­во, но они начинают считать девочек своими первыми врагами и воюют с ними — дерутся, толкают, выбивают портфели из рук. На самом деле девочки им очень нравятся, но психика идет своим путем, чтобы сохранить равновесие;

в Механизм переориентации. Психика бессознательно переключает эмоции с одного объекта на другой, более доступный. У школь­ника большие неприятности в классе, и, придя, домой расстроенным, он вымещает свое раздражение на младшем брате или на любимой собаке. В некоторых странах на предприятиях по советам психологов ставят чучело начальника, на котором можно выместить свое раздражение.

Есть еще целый ряд механизмов психики, защищающих ее целост­ность и гармоничность так, чтобы человек не чувствовал себя в разладе с миром и окружающими.

Можно сказать, что у человека два Я — внешнее и внутреннее. Внешнее Я знакомится с людьми, учится в школе, набирается знаний, делает какие-то дела и совершает поступки. Внешнее Я — это совокуп­ность знаний, правил действия, поведения, приемов мышления.

Внутреннее Я — это интимное, скрытое ядро личности: все наши мечты и надежды, воспоминания о первой любви, все те наши страсти, желания, которые мы прячем глубоко в душе. Это то, о чем нельзя рас­сказать другому, передать в виде слов или знаков. Философ Рене Декарт говорил: тот, кто сможет все рассказать о себе, тот опишет всю Вселен­ную. Но попробуй расскажи! Для простого смертного это вещь невоз­можная. Для этого нужен талант. Любой роман, любая картина или симфония — это рассказ художника о себе. Внутреннее Я и делает нас личностью, без него мы только мыслящие машины.

Человек живой и человек мертвый

Каждый человек имеет сущность и личность. Сущность — это ха­рактер человека, совокупность его самых простых реакций на других людей, то, что складывается с самого детства и потом почти не меняет­ся. Личность — это то, что мы получаем извне: знания, умения, правила жизни. Личность — это то в нас, что не наше. У большинства людей очень мало своего собственного. Все, что у них есть, большей частью взято из разных источников: идеи, убеждения, взгляды.

У большинства людей сущность развивается до 12-15 лет, пока формируется характер, и потом останавливается в своем развитии. А личность может развиваться сколь угодно долго. Человек заканчивает школу, университет, пишет книги, становится известным ученым. Но, полагал Г.И. Гурджиев, в своей сущности этот человек уже давно оста­новился в развитии, в сущности он остался наивным ребенком и ведет себя в самых главных вопросах своей жизни как ребенок — беспомощ­но и глупо. Когда нужно принять важное решение относительно своей судьбы или судьбы близких, такой человек верит на слово политиче­ским демагогам и проходимцам.

Георгий Гурджиев (1877-1949 гг.) — философ и мистик. Он много пу­тешествовал, был в Средней Азии, Иране, Египте, Сирии, Афганистане, Тур­ции, учился в самых разных духовных школах, братствах, монастырях, пости­гая там тайные учения восточной мудрости. Хорошо знал западную филосо­фию. В 1918 году в Тифлисе открыл институт гармонического развития человека. Затем, уехав на Запад, пытался возобновить деятельность этого ин­ститута. Купив имение во Франции, в Фонтенбло, работал там со своими уче­никами до самой смерти. После себя оставил несколько трудных для понима­ния книг («Взгляд из реального мира», «Все и каждое» и др). и нескольких верных учеников, которые писали комментарии к его книгам.

Самым известным и тонким комментатором Гурджиева был русский фи­лософ, мистик и психолог Петр Успенский, несколько книг, которого вышло в России.

Некоторые аспекты сущности могут останавливаться в развитии в возрасте пяти-шести лет, а дальше все собственное кончается; остальное оказывается чужим: или взято из книг, или создано благодаря подража­нию готовым образцам.

Очень часто люди соединяются между собой не как сущности, а как личности, поскольку люди в основном живут личностью. Личность имеет свои интересы и вкусы, ей нравится то, что не нравится сущности. Сущ­ность знает, что она хочет, но не может выразить. Человек часто и не по­дозревает о своем внутреннем Я, ему кажется, что то, что он представляет из себя в обществе, его знания, его связи — это и есть главное и единствен­ное в нем. Он не подозревает, что все это взято напрокат.

Неразвитая сущность ведет к странным парадоксам: можно быть великим ученым, крупным государственным деятелем, знаменитым ар­тистом, но одновременно совершеннейшим негодяем и подлецом по своей сути.

Но бывает еще страшнее, бывает так, что сущность умирает. Как личность человек еще живет, выступает с речами, издает книги, руково­дит страной, а в сущности своей он давно умер, у него даже глаза оло­вянные, как у мертвеца. И таких людей, утверждал Гурджиев, очень много. Если бы вы знали, писал он, какое число мертвецов управляет нашими жизнями, вы бы сошли с ума от страха.

Макс Шелер: пять идей о человеке

Никогда прежде взгляды на сущность и происхождение человека не были столь ненадежными и неопределенными, как в нашу эпоху. За по­следние десять тысяч лет истории наша эпоха — первая, когда человек стал совершенно «проблематичен», когда он больше не знает, что он такое, и в то же время знает, что он этого не знает. В каждую историче­скую эпоху господствовали различные взгляды на то, что такое человек. Сейчас нам известны все, но мы не можем отдать предпочтение какой-нибудь одной, не можем решить, какая из них истинная.

Первая идея о человеке появилась под влиянием религиозной веры. И прежде всего она выражена в мифах о сотворении человека Богом, о происхождении Адама и Евы, о их жизни в раю и о грехопадении, о спасении мира Христом и т.д. Эти мифы очень могущественны и очень часто непроизвольно возникают в сознании. Если кто-то уже не верит во все это, он, тем не менее, еще долго не может освободиться от этого мифа, ибо чувства и формы жизни выросли из идей, которые господ­ствовали веками и намного пережили сами идеи. Например, подсозна­тельный страх, который однажды психологически породил из себя миф о грехопадении и наследственной вине, и сегодня гнетет, согласно М. Шелеру, все западноевропейское человечество, в том числе и неверую­щих. Кант говорил: «Человек сделан из слишком кривого дерева, чтобы из него можно было выстругать что-либо совершенно прямое».

Другую, господствующую и сегодня идею о человеке изобрели древние греки. Это идея «homo sapiens» (человека разумного). Она про­водит различие между человеком и животным вообще. Человеку при­суще специфически деятельное начало, свойственное только ему, — разум. Благодаря разуму человек впервые получает способность позна­вать мир, божество и самого себя. Разум — это частичная функция бо­жественного в человеке. Отсюда можно сделать три вывода: 1. человек наделен божественным началом, которого вся остальная природа не содержит; 2. это начало в человеке и сама божественная сила — в прин­ципе одно и то же, поэтому человек может познавать мир; 3. это силь­ное и могущественное начало, которое позволяет человеку претворять свои идеи в жизнь. Эту идею о человеке выражали стоики, Платон, Аристотель.

Третью идею о человеке обозначают короткой формулой «homo faber» (человек делающий). Это учение о «человеке делающем» вообще отрицает специфическую способность человека к разуму. Здесь не про­водится существенного различия между человеком и животным: есть лишь степенные различия; человек — лишь особый вид животного. То, что мы называем сознанием, разумом, не имеет самостоятельного про­исхождения, это просто дальнейшее развитие высших психических спо­собностей, которые есть уже у человекообразных обезьян. И здесь мож­но выделить три более подробных определения человека: 1. это животное, использующее знаки (язык); 2. это животное, использующее орудия; 3. это существо, наделенное мозгом (правда, кора головного мозга у человека потребляет значительно больше энергии, чем у животного). Ярким проявлением этой идеи является теория эволюции Дарвина.

Четвертая идея о человеке до сих пор, писал Шелер, не понята и не принята образованным миром. Эта идея противоестественная и стран­ная. На простой вопрос: «что такое человек?» ученые и философы, раз­деляющие эту идею, отвечают: человек — это дезертир жизни, способ­ный лишь к развитию пустых суррогатов (язык, орудия и т.п.). Он лишь жалкое выражение священного космического смысла жизни. Согласно Т. Лессингу, «человек — это вид хищных обезьян, постепенно зарабо­тавший на своем так называемом «духе» манию величия». А голланд­ский ученый Л. Больк писал, что человек — это инфантильная обезьяна с нарушенной функцией внутренней секреции.

В целом эту идею можно выразить еще так: человек намного хуже других видов животных приспособлен к окружающему миру, он намно­го более беззащитен, а поэтому был вынужден в борьбе за существова­ние отключихь некоторые свои функции в пользу орудий, в пользу язы­ка. И как биологический вид человек перестал развиваться. Следова­тельно, человек — не тупик развития, в который зашла жизнь, он есть тупик жизни вообще. Его так называемый дух — это и есть болезнь, болезнетворное направление самой универсальной жизни. Отдельный человек не болен, но человек как таковой есть болезнь. Этот червяк, живущий на крохотном отрезке истории земной жизни, называющий себя человеком, мнит о себе так высоко и все более осознает свою важ­ность, создавая государства, произведения искусства, орудия, язык, по­эзию. Но тем не менее все-таки остается тупиком, болезнью жизни. Все, что человек создает, он создает только из-за своей биологической сла­бости и бессилия, из-за фатальной невозможности развиваться биологически. Пусть такой человек существует уже более десяти тысяч лет, но что значат эти десять тысяч лет для истории жизни?

Если такая идея о человеке унижает его, то следующая, пятая, на­оборот, позволяет человеку подняться на такую ступень, взлететь на такую головокружительную высоту, какой не сулило ему ни одно дру­гое из известных учений. Наиболее ярко она выражена в идее сверхче­ловека Ф. Ницше. Эта идея ставит человека на место Бога. Если есть Бог, то тогда нет человеческой ответственности и свободы. Ограниче­ния на человека налагает не природа, а существование Бога. Г. Кеплер писал по этому поводу: «Что для меня мировая основа, если я как нрав­ственное существо ясно и четко знаю, что есть добро и что я должен делать? Если мировая основа существует и она согласна с тем, что я считаю добром, тогда я уважаю ее, как уважают друга; но если она не согласна — плевал я на нее, хотя бы она и стерла меня в порошок со всеми моими целями».

Главной чертой такого сверхчеловека является не разум, не спо­собность орудийной деятельности, а максимум ответственной воли, цельности, чистоты и могущества. Такой человек выше Бога и никогда не примирится с существованием Бога.

 

---

Дата добавления: 2021-02-10; просмотров: 81; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!