Итак, идея длящейся добросовестности - фантазия, оторванная от реальной жизни и не имеющая почвы в законе, который тоже ведь написан для жизни. 8 страница
--------------------------------
<1> Подробнее этот вопрос рассматривается в главе о владении.
Ничтожная традиция сама по себе, т.е. при действительном договоре об отчуждении, также является, как говорилось, юридическим фактом.
Практически важным остается вопрос: допустимо ли оспаривание передачи как сделки? С. Шевцов, в частности, ссылается на колебания судов в вопросе о возможности оспаривания передачи имущества, совершенной во исполнение действительного договора в то время, когда отчуждение имущества уже было юридически недопустимым, запрещенным либо требовало соблюдения известных условий, например, вследствие введения процедур, предусмотренных законодательством о несостоятельности <1>.
--------------------------------
<1> Шевцов С.Г. Указ. соч. С. 67 - 70.
Для того чтобы разобраться в этом вопросе, нужно все же определить, на что направлена традиция, если считать ее сделкой. Очевидно, что передача во всяком случае направлена на прекращение обязанности должника по передаче вещи. Понятно, что воля должника выражает его интерес, а его интерес состоит не в том, чтобы наделить приобретателя правом собственности, а в том, чтобы освободиться от пут обязательства, исполнив его. Гай, обсуждая действие традиции, точно указывает, что "тот, кто дает в намерении заплатить, скорее хочет прекратить обязательственное отношение, чем заключить" <1>. Хотя имеется в виду обязательственный эффект традиции (его нет), важно, что воля должника на прекращение обязательства оказывается определяющей. Именно эта воля на прекращение обязательства путем исполнения и встречная воля кредитора на принятие исполнения и составляют суть традиции как сделки.
|
|
|
--------------------------------
<1> Гай. Институции. 3, 91. С. 207.
При этом передача выступает и как факт, с которым увязывается возникновение права собственности у приобретателя. Между этими двумя следствиями нет коллизий, и потому возникает соблазн рассматривать их в одной плоскости, как волеизъявление. Однако нетрудно убедиться, что если прекращение обязательства должника отвечает признакам сделки, как они сформулированы в ст. 153 ГК <1>, то возникновение права собственности у приобретателя связано с традицией, которая выступает не столько как волевое действие, сколько как знак, важный в сфере вещных прав, как последний юридический факт в составе, знаменующем (означающем) возникновение права собственности. При этом такое качество знака может иметь не только традиция, но и иной юридический факт.
--------------------------------
<1> Повторю: тогда, когда мы обсуждаем применение реституции, мы видим, что квалификация традиции как сделки вызывает сомнения.
|
|
|
Сопряжение обязательственных и вещных прав, как мы могли уже убедиться, всегда требует осмотрительности. Значение традиции в сфере вещных прав имеет силу не только для участников договора об отчуждении вещи, но и для третьих лиц, у которых никаких новых прав и обязанностей при этом не возникает; для них традиция не имеет значения сделки. Понятно, что это наделение традиции функциями знака в каждом конкретном договоре случайно. Поэтому возможны и иные частные решения, подчеркивающие, что для возникновения права собственности важен только договор об отчуждении, а иной факт, имеющий роль знака, фиксирующего момент перехода собственности, может и не носить природы волеизъявления, сделки (скажем, истечение срока). Следовательно, традиция имеет качество знака перехода собственности не потому, что она является сделкой, но потому, что является фактом, как об этом подробно говорилось в предыдущих главах, лишь в силу сложившегося в данном правопорядке юридического механизма, не зависящего от воли сторон, которые сами лишь подчинены этим механизмом, играют в нем отведенные им роли.
Возникновение права собственности у приобретателя увязывается не с волей отдающего, а с тем значением, которое правопорядок придает акту передачи. В этом плане следует отметить, что стороны могут передвинуть значение передачи на другой факт, хотя лишены возможности вовсе отменить механизм перехода права собственности, который состоит в придании соответствующего значения тому или иному юридическому факту. Собственно говоря, сам этот механизм и состоит в том, что известному факту придается сторонами или законом качество знака перехода права собственности и в силу этого он становится соответствующим юридическим фактом. Уже только то, что знаками перехода права собственности могут быть самые разные факты, не дает возможности рассматривать традицию как акт, которому имманентно свойство передачи собственности по ГК РФ, и тем более как акт, всегда достаточный для отчуждения вещи.
|
|
|
Изложенное позволяет прийти к выводу, что в качестве сделки традиция может выступать лишь как действие, направленное на прекращение обязательства по передаче вещи, с теми сомнениями, которые связаны с последствиями ее недействительности.
В то же время передача имущества не может быть отождествлена с договором об отчуждении вещи. Следовательно, традиция не может быть аннулирована по тем основаниям, которые затрагивают договоры об отчуждении вещи. Однако в том случае, когда соответствующими нормами или судебными актами установлены запреты на совершение определенных действий: передачу имущества, совершение платежей, регистрацию перехода прав и т.д., - то именно эти запреты и являются надлежащими основаниями для аннулирования действия актов, совершенных в их нарушение. Технически такие запреты могут выступать как запреты на исполнение договора, на принятие исполнения либо как запреты на определенные действия (прием-передачу имущества, выселение и др.) без указания на их место и роль в обязательстве.
|
|
|
Б.Л. Хаскельберг справедливо замечает, что "возможность признания передачи недействительной может показаться нереальной, поскольку подобные случаи встречаются на практике весьма редко" <1>. С этим автором можно согласиться и в том, что традиция имеет вспомогательное значение <2>, а из этого вытекает, что она будет оспариваться вместе с основным договором, как обычно и происходит. Поэтому следует поговорить лишь о тех ситуациях, когда недействительность традиции не вытекает из недействительности каузы, т.е. традиция порочна при действительном договоре об отчуждении.
--------------------------------
<1> Хаскельберг Б.Л. К вопросу о правовой природе традиции. С. 122 - 123.
<2> Там же. С. 133 - 134. Автор ссылается на взгляды М.М. Агаркова и Е.А. Флейшиц об основной и вспомогательной сделках.
Попробуем представить, как может оспариваться традиция сама по себе. Если считать ее сделкой, то мы должны вспомнить, что не может быть интереса в оспаривании ничтожной сделки самой по себе (а недействительная традиция могла бы быть лишь сделкой ничтожной).
Интерес может состоять только в применении последствий недействительности (ст. 166 ГК). Мы должны прийти к выводу, что оспаривание традиции не может преследовать цели возврата переданного имущества отчуждателем. Реституция, как она описана в п. 2 ст. 167 ГК, не допускает возврата имущества от одной из сторон без обсуждения исполнения того же договора другой стороной. Но тогда предметом спора будет не традиция, т.е. исполнение договора только отчуждателем, а исполнение в целом, обеими сторонами. Однако мы ведь рассматриваем гипотезу действительного договора, когда реституция не допускается.
Но еще важнее другое. Если традиция - действие по исполнению обязательства, то спор о недействительности традиции непременно будет спором об исполнении договора, о том, является ли исполнение надлежащим. В этом споре оценка традиции, конечно, будет вестись в рамках спора об исполнении договора, и отдельное оспаривание акта передачи не представляет интереса, подлежащего защите судом.
Если же традиция - действие по наделению правом другой стороны (хотя этот эффект присущ не только традиции, как уж говорилось <1>), то спор о недействительности традиции станет спором о праве. На самом деле этот спор также будет спором об исполнении: если обязательство о передаче вещи в собственность исполнено надлежаще тем имуществом, которое было предметом договора, то право у приобретателя возникло. Оно возникает даже и при известных отклонениях от модуса исполнения (скажем, при досрочном исполнении или исполнении не в том месте, где должно быть исполнено, когда исполнение принято кредитором, при исполнении третьим лицом без указания должника <2> и т.д.).
--------------------------------
<1> Если стороны, скажем, увязали переход права собственности с платежом, то спор о праве будет иметь своим предметом доказывание совершения платежа.
<2> Последний вариант обсуждается, в частности, С.В. Сарбашем (см.: Сарбаш С.В. Исполнение договорного обязательства. М., 2005. С. 137 - 139).
Если традиция совершена во исполнение незаключенного договора либо ошибочного исполнения действительного договора, то ее ничтожность также не составляет самостоятельного интереса. Спор будет вестись об истребовании вещи, и традиции будет даваться оценка как одному из фактов, лежащих в основании иска, равно как и в основании возражений против иска. Основным вопросом будет, в силу п. 2 ст. 218 ГК, доказывание наличия или отсутствия договора об отчуждении вещи между традентом и получателем. Невозможно также истребовать вещь, чтобы сразу вернуть ее - такой интерес не подлежит защите.
Если же спор будет спором о кондикции (что нередко бывает по поводу имущества, полученного по незаключенной сделке или при ошибочном исполнении), то и вовсе отношения сторон выйдут за рамки одной только передачи. Будут обсуждаться все имущественные взаимоотношения сторон, чтобы выяснить, имело ли место обогащение и в чем оно состоит. Действительность, а равно и недействительность передачи в этом случае, как известно, значение утрачивает, и самостоятельного иска по этому поводу быть не может.
Итак, мы, кажется, не обнаруживаем ситуаций, когда интерес отчуждателя или приобретателя дает ему иск о признании традиции ничтожной самой по себе; мы не видим и того, что ничтожная традиция влечет какие-либо собственные имущественные последствия. В то же время доказывание порочности (в том числе фиктивности) традиции может иметь место в спорах о праве на имущество и об истребовании имущества. Главным образом будет доказываться ненадлежащее исполнение или неисполнение договора об отчуждении вещи. Это позволяет предположить, что спор о квалификации традиции в качестве сделки едва ли имеет практическое значение.
Известная сотворенность традиции, ее неравность самой себе, когда она выступает и как передача вещи в силу обязательства, и как знак перехода собственности, порождает ряд неразрешимых или трудноразрешимых вопросов, расположенных на ее периферии и нуждающихся в прямом указании закона. К таким, например, относится вопрос: почему право собственности на вещь, переданную комиссионеру, возникает непосредственно у комитента? Этот вопрос Г.Ф. Шершеневич считал не имеющим удовлетворительного решения <1>. Сюда же можно зачислить и трудности с передачей права на акции <2> или непосредственное возникновение права (общей) собственности у участников товарищества в силу одного только образования имущества в сфере действия этого договора.
--------------------------------
<1> Шершеневич Г.Ф. Учебник торгового права. М., 1994. С. 208. В предыдущих главах указывалось на связь этого суждения Г. Шершеневича с теорией вещного договора, в рамках которой на самом деле автоматическое возникновение собственности комитента на вещь, находящуюся во владении комиссионера, не получает решения. Попытки сконструировать некое правомочие, передаваемое комиссионеру комитентом, не оказались удачными, как я пытался показать. В то же время вне рамок теории вещного договора вопрос, кажется, может быть решен.
<2> Вестник ВАС РФ. 1994. N 11. С. 75.
Перечисленные случаи (а ими не исчерпываются возможные коллизии, возникающие при квалификации традиции как соглашения об отчуждении вещи) позволяют оценить преимущества юридического механизма, в центре которого помещен юридический факт как знак, с которым позитивный закон связывает переход права собственности, оставляя соглашению сторон исключительно обязательственное, а не вещное действие. В рамках этого механизма традиция, впрочем, не превращается в бесцветную фазу, а сохраняет, благодаря свойствам юридического факта, качество знака перехода собственности при умолчании закона или сторон договора.
Поскольку гражданский оборот спонтанно разлучает собственность и владение, то приходится признать, что собственность без владения столь же неизбежна, сколь неизбежно владение без титула.
Сама эта ситуация - плод не столько права естественного, которое, конечно, не может воспринимать собственность без владения вещью как норму, сколько права позитивного, которое признает ситуации владения без титула и собственности без владения во многих случаях. Иначе право могло бы разрушиться вследствие системных противоречий.
Но раз речь идет о праве позитивном, можно наблюдать национальные особенности в решении тех или иных специфических вопросов соотношения собственности и владения.
Среди них несомненный интерес представляет вопрос о праве собственника на отчуждение в тех случаях, когда он лишен владения и не может никаким образом его восстановить. Совершенно ясно, что интерес этот - преимущественно практический; теория вынуждена обсуждать данную проблему под явственным эмпирическим давлением.
Речь идет, конечно, главным образом о купле-продаже, но затрагивается также и право передачи в залог. Ведь залог, имея возможность следования, сохраняется и при передаче вещи третьим лицам. Здесь можно опереться на положение Дигест: "Что может быть предметом купли и продажи, то может быть и предметом залога" <1>, поскольку продажа - способ реализации залога. Это правило получило прямое подтверждение в Постановлении Президиума ВАС РФ, указавшего, что "одним из существенных признаков договора о залоге является возможность реализации предмета залога", которая "осуществляется путем продажи заложенного имущества с публичных торгов" <2>.
--------------------------------
<1> Дигесты. 20.1.9. С. 329.
<2> Вестник ВАС РФ. 1996. N 10. С. 69. Впрочем, по мнению А. Рубанова, такое ограничение, как возможность реализации с публичных торгов, из закона не вытекает; предметом залога могут быть вещи (и не могут быть деньги в безналичной форме) или права (Рубанов А. Залог и банковский счет в договорной практике // Хозяйство и право. 1997. N 9. С. 117).
Если совершена купля-продажа без владения, то, кажется, прямых оснований считать ее ничтожной, как это допустимо, если у продавца нет собственности, не имеется (если продавцом скрыто отсутствие владения, то покупатель имеет соответствующий иск об обмане, а сделка только оспорима; здесь невозможно и условие о переходе собственности к покупателю до передачи вещи, так как это условие допустимо, лишь пока владение сохраняет продавец).
Однако, не получив владения, покупатель приобретает не собственность, а титул покупателя, обязательственное право, которое позволяет ему заявлять требования лишь к продавцу <1>. (Конечно, проблемы совсем не будет, если продажа совершена под отлагательным условием передачи утраченного владения.)
--------------------------------
<1> Рассматривая иск лица, купившего квартиру на торгах, о выселении лица, занимавшего купленную квартиру, суд обоснованно не признал покупателя собственником, поскольку после купли-продажи он не получил владения, "квартира никогда ему не передавалась" (Бюллетень Верховного Суда РФ. 1998. N 6. С. 7 - 8).
Судебная практика дает характерный пример этому правилу.
АОЗТ "ТПК "Российское пиво" поставило ИЧП "Дорога в жизнь" оборудование мини-пивоварни стоимостью 30 млн. руб., а последнее приняло его; в дальнейшем стороны составили акт приема-передачи имущества. Не имея средств на оплату оборудования, покупатель заключил договор о сотрудничестве с ТОО "Геба". По условиям этого договора стороны договорились о создании товарищества с ограниченной ответственностью, причем ТОО "Геба" принимало на себя права и обязанности по договору поставки мини-пекарни, в том числе и по оплате, от ИЧП "Дорога в жизнь". ТОО "Геба" перечислило сумму поставщику, но убедившись, что оборудование не передано, предъявило иск об истребовании имущества.
Судом иск был удовлетворен. Решение было отменено, и Президиум ВАС РФ указал, что суд ошибочно посчитал собственником спорного имущества ТОО "Геба", которое уплатило за него обусловленную цену. Кроме того, следовало учесть, что в судебном заседании виндикационный иск был изменен на требование об определении доли в общей долевой собственности, возникшей в результате совместного приобретения спорного имущества <1>.
--------------------------------
<1> Вестник ВАС РФ. 1998. N 5. С. 21 - 22.
Конечно, замена на стороне покупателя в договоре купли-продажи сама по себе никак не может повлечь возникновения собственности, если новый покупатель не получил имущества. Здесь - главный и наиболее практически существенный мотив отмены решения. Но сомнительно также, что возникла и общая долевая собственность. В товариществе с ограниченной ответственностью такого рода прав у учредителей, как известно, не возникает.
Общая собственность, впрочем, может возникнуть при солидарности на стороне покупателя, и тогда действительно получение имущества одним из соучастников на стороне покупателя порождает собственность у всех, но в данном случае действия сторон были направлены, как можно судить, не на установление такой солидарности, а именно на замену стороны в договоре; ведь если следовать буквальному смыслу заявленного истцом требования, то его доля должна быть определена пропорционально его имущественному участию, а оно составляло 100% покупной цены; в этом случае общая собственность никак не получается.
В другом случае собственник - предприниматель Ярков передал мукомольный комплекс акционерному обществу "Боровская птицефабрика". После этого предприниматель Фурманов, выступая как кредитор Яркова по договору займа, обеспеченному также залогом мукомольного комплекса, заявил виндикационный иск к АО "Боровская птицефабрика", сославшись на то, что заложенное имущество передано ему по акту передачи. ВАС РФ верно указал, что "не могло возникнуть право собственности у истца на основании акта приема-передачи имущества, поскольку фактически имущество не было ему передано и, следовательно, условие перехода права собственности, предусмотренное ст. 223 ГК, не выполнено" <1>. Этот пример позволяет убедиться также в том, что несовершение продавцом, отчуждателем традиции из-за того, что вещь находится у третьего лица, исключает виндикацию от имени кредитора не только потому, что он не смог стать собственником, но и потому, что третье лицо обычно, как и в данном случае, является законным владельцем.
--------------------------------
<1> Вестник ВАС РФ. 2000. N 5. С. 37. Конечно, суд указал также на то, что реализация залога не может осуществляться путем прямой передачи заложенного имущества кредитору.
Отчуждение увязывается с передачей вещи (традицией), которая с тех пор, как она была установлена в этом качестве римским правом, может считаться некоторым универсальным способом переноса собственности.
Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 50; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!