ПОЧЕМУ НАША СТАТЬЯ НАЗЫВАЕТСЯ «АЭС» 38 страница
Случилось так, что маленький Иоганн Штраус был исключен из школы. В тот же день его дома выпороли. Он держался с упрямством, молча глотал слезы и упорно не отвечал родителям на вопросы такого принципиального характера, как: «Что из тебя выйдет?» – хотя хорошо знал, что из него выйдет. Он будет возить кофе из Индии в Гамбург, а потом будет сражаться на баррикадах. Если господин Байер мог это делать, – почему бы не сделать того же Иоганну Штраусу?
Он перешел в новую школу. Но если вы думаете, что он исправился, вы глубоко ошибаетесь. Он и для новой школы заготовил красные флажки и только своевременное вмешательство господина Байера предупредило очередную катастрофу, которая на этот раз могла иметь самые непредвиденные последствия.
– Но – ведь красный флаг – это хороший флаг? – спросил Иоганн Штраус, когда господин Байер убеждал его в неуместности таких действий.
– Да, – отвечал господин Байер, – ты ведь это сам знаешь.
– А если это хороший флаг, почему же я не могу его повесить куда хочу?
– Не торопись, – поучал его Эдуард Байер, – выжди подходящий момент.
И разъяснял своему нетерпеливому приятелю правила терпения.
Следует сказать еще, что по инициативе господина Байера мальчик начал посещать Дом пионеров в Лихтенберге, в демократическом секторе Берлина. Так Иоганн Штраус впервые перешел черту. Он стал членом сразу трех кружков: фотографического, исторического и столярного. Чем больше человек знает, тем он больше человек, говорил ему господин Байер.
|
|
|
Всё это держалось в большой тайне, и отец Иоганна Штрауса, который был сапожником, в глубине души был убежден, что сын его станет адвокатом.
Но какой бы это был адвокат!
На следующий день после трагического посещения почтальона в квартире Байера зазвонил звонок, и господин Байер пошел открывать дверь. Это был Иоганн Штраус.
– Не сердитесь, господин Байер, – сказал он. – Мне очень неприятно, что я вас разбудил, но вы забыли положить деньги в условленном месте.
– Нет, дружок, я не забыл, – отвечал господин Байер, – но мне нечего было туда класть.
Потом он дал Иоганну Штраусу прочесть письмо с неразборчивой подписью, и его маленький приятель возмущенно воскликнул:
– Человек, который столько терпел!.. И боролся… А они вдруг…
Господин Байер погладил белокурую голову мальчугана, но, очевидно, не должен был этого делать, потому что неожиданно жгучая волна горечи залила Иоганна Штрауса и из глаз его хлынули горькие слезы.
– Что же теперь будет? – спросил Иоганн Штраус, когда немного успокоился.
– Не знаю, – отвечал Эдуард Байер. – Что касается меня, я уже стар. Я свое прожил. Что я… Я уже и так никуда не годен. Но ты должен хорошо учиться. Чем больше человек знает, тем он больше человек!
|
|
|
И его щеки, покрытые желтоватым румянцем, вдруг разгорелись, и господин Байер выпрямился и поглядел через окно вдаль – на светлое небо и огромный мир, лежащий под ним.
Девятилетние мальчики не имеют денег. Это всем известно, и говорится это для того, чтобы выяснить положение маленького Штрауса. Правда, у него имелся перочинный ножик с перламутровой рукояткой, часы с музыкой и карликом, у которого оставалось только полбороды, да еще две очень зачитанные книжки, у одной не было начала, а у другой конца. Это – всё, чем владел Иоганн Штраус. Кроме одного, чего никак нельзя внести в инвентарный список и что нельзя ни продать, ни купить.
В школу он пошел огорченный и расстроенный. На уроке пения всё время фальшивил. На уроке географии не запускал бумажных ястребков с надписью «Оставьте нас в покое», как проделывал раньше с несколькими своими закадычными приятелями. Сидел тихий и задумчивый, и учитель географии недоверчиво и настороженно наблюдал за ним, полагая, что за этим кроется какая‑нибудь каверза. Но Иоганн Штраус действительно размышлял, и если учитель географии в конце урока всё‑таки нашел в своей шляпе несколько гусениц, то наш герой был здесь ни при чем. Ничто не могло развеселить Иоганна Штрауса, он и впрямь был далек от всех земных радостей. Сидел, подперев голову руками, глаза его были устремлены в черную бездонную глубину чернильницы.
|
|
|
Он был грустен и имел на то основания.
Они еще два раза встречались с бывшим пенсионером Байером в парке под старым каштаном. У господина Байера было несколько прозрачное лицо, он был тщательно выбрит, и ботинки его были великолепно начищены. Мальчуган хотел предложить ему свой завтрак, который сберег для него, но постеснялся, потому что господин Байер, как обычно, говорил о таких вещах, что неудобно было вдруг вытащить булку и сказать: «Господин Байер, не хотите ли закусить?» Да он, конечно, эту булку и не взял бы.
На третий день господин Байер не пришел. Он лежал в постели и неудержимо, с короткими промежутками, кашлял. После обеда он ходил в ломбард и заложил единственные свои две ценности – старые часы и еще более старую флейту. И, когда он проест деньги, полученные за часы и старую флейту, он ляжет в постель и умрет. Так он решил, потому что не был способен нищенствовать.
Иоганн Штраус набрался всяческой храбрости, залез в кладовку своей матери, нашел там полбуханки хлеба и принес ее господину Байеру. По тот хлеба не взял.
|
|
|
– Откуда это у тебя? – сказал он.
– Это вам мама послала, – отвечал мальчик.
– А ты не врешь? – спросил господин Байер.
– Вру, – отвечал Иоганн Штраус. – Я взял это у мамы из кладовки.
– Так верни это ей, – сказал бывший пенсионер. – Сейчас же отнеси… Как тебе не стыдно!
И добавил:
– После школы заходи, я тебе расскажу о том, что будет, когда ты вырастешь.
А Иоганн Штраус горел внутренним огнем, и его желание помочь другу было всепожирающе, как пламя. То, что он придумал, было очень просто, даже нельзя сказать, что это придумано, потому что оно пришло само собой, точно так же, как после дождя приходит солнце, а после ночи день. Это пришло из глубины сердца. Всё произошло оттого, что Иоганн Штраус услышал по радио, что в детскую республику имени Эрнста Тельмана приехали две новые делегации: китайских пионеров и пионеров Чехословакии. Сообщение он прослушал с кажущимся спокойствием, но семя, брошенное в его сердце, взошло стремительно и бурно. И однажды, в тихую ночную пору, маленький Штраус отправился в дорогу.
Город был громадный и шумный. Он подхватил мальчика, как подхватывает осенний ветер мелкие листья. Ночь дышала августовским теплом, небо было усеяно звездами. Шуршали по асфальту длинные и стройные американские лимузины, неоновые лампы переливались тысячью огней на больших улицах, а на маленьких улочках мигали тусклые огоньки, предостерегая прохожих от свалок с неубранным мусором. Ходили полицейские с покачивающимися дубинками, а под землей грохотали поезда. Иоганн Штраус шел и шел, и никто бы не подумал, что он сможет пройти такой долгий путь.
Только к утру он достиг цели своего путешествия. Но цель казалась несколько загадочной. Это было озеро, искрящееся серебряным отсветом, и под ним длинные ряды белых палаток. И хотите верьте, хотите нет, но над озером шумела лесная чаща, и в этой чаще щелкал соловей. А Иоганн Штраус не имел ни малейшего понятия о соловьях. Единственная птица, которая вызывала его внимание и почтение, была канарейка их старой соседки, которая брала из рук корм и после пела благодарную песню.
У входа никого не было, и мальчик прошел по аллее с высокими тополями, которая вела к озеру. Тополи шумели, стояла предутренняя мгла, и только сероватый свет висел на деревьях, как паутина, да последний ночной ветер покачивал ветви тополей, и Иоганну Штраусу стало вдруг грустно. Он был один, такой маленький, в этом мире ночи.
Потом он заметил скамейку со спинкой, сел на нее и тут же уснул.
Ему снилось, что он сидит с господином Байером в парке под каштаном и оба они едят булки и попивают молоко. Сказать правду, наш герой, после всех своих ночных потрясений, проголодался, и булки и молоко снились ему не случайно. Но всё‑таки это был прекрасный сон, – шелестели ветви каштана, и господин Байер вдруг вытащил флейту и заиграл на ней…
Это совпадало с действительностью, потому что у здешних пионеров в это время была побудка. Они обнаружили Иоганна Штрауса, совершенно иззябшего; хотя солнце светило ему в лицо, но во всех суставах он еще ощущал трудности ночи и ее прохладу. Когда его спросили, что ему нужно, мальчик сказал:
– Если господин Байер столько терпел и он такой хороший, то они всё‑таки не смели отнять у него..
– Что отнять? – спросили пионеры.
И между ними был настоящий китаец в голубой блузе и с красным галстуком.
– Ему нужны булки, – говорил Иоганн Штраус. – Он просто улегся в постель и лежит. А ведь он был и в Бразилии и в Перу. И на баррикадах сражался! А теперь ему нечего есть!
Никто ничего не разобрал, да и сам Иоганн Штраус тоже.
Несмотря на то, что момент был чрезвычайно серьезный и решительный, он подошел к китайскому мальчику и спросил, нет ли у него китайской марки.
– Такой зеленой, с солнцем..
– Не понимаю, – отвечал китаец.
– Посмотри, вон там солнце, – стал объяснять Иоганн Штраус. – Вон там наверху… Как светит…
Но маленький китаец вежливо, улыбнулся, и все были совершенно сбиты с толку: что может быть общего между булками и зеленой маркой с солнцем и что это вообще за чудной мальчик.
Потом его позвали пить чай с пирожками, и хорошо сделали. Просто ничего лучшего и придумать не могли.
Он сидел в большой комнате, где был только стол, два кресла, диван и карта с красными флажками – это была карта пионерской республики. И, конечно, была еще большая статуя молодой женщины с белым голубем на руке. В этой комнате с Иоганном Штраусом разговаривал юноша с голубыми глазами, которые были так прозрачны, что в них можно было заглянуть, как в окошко.
– Откуда ты? – спросил его юноша.
– Из Веддинга, – сказал Иоганн Штраус. – А вы откуда?
– Я здешний, – отвечал юноша.
– Значит, вы здесь как президент?
– Что‑то в этом роде. Если ты думаешь. А пирожки тебе нравятся?
– Нравятся, – признался мальчуган, но вдруг ему стало стыдно, потому что он вспомнил о господине Байере.
– Господин президент, – начал он, полный отваги, но «президент» его прервал:
– Да нет же… – сказал он, – «господином президентом» ты меня звать не будешь.
В конце концов обо всем договорились и всё разъяснилось. О булках, о молоке, о господине Байере, о том, как он возил кофе из Индии в Гамбург, как дрался на баррикадах, как был в концентрационном лагере и как продал свою флейту.
– А почему ты пришел к нам? – спросил юноша с прозрачными глазами, но дожидаться ответа не стал. Он вызвал кого‑то: – На двенадцать часов созвать пионерский совет. Разошлите связных. И без опоздания!
А Иоганна Штрауса он уложил на диван. Немного посидел возле него, но слов между ними уже не было. Мальчик с минуту еще глядел на статую с белым голубем, и вдруг ему почудилось, что голубь заворковал, засеменил ножками и расправил крылья, будто хотел улететь. И впрямь он стал кружить над диваном и сел Иоганну Штраусу на лоб. Иоганн Штраус хотел погладить голубя, но не мог поднять руку. Тогда он сказал голубю:
– Ты меня щекочешь…
И тут же подумал, что это, наверно, почтовый голубь, он мог бы отнести господину Байеру письмо с сообщением, что Иоганн Штраус пришел сюда.
Всё это он видел, хотя глаза его были закрыты.
Но когда он их открыл, голубь уже снова был на руке женщины, и у него был такой вид, будто ничего не произошло.
А в помещении уже собрался пионерский совет. В совете было пять человек: Гюнтер Ян из Лейпцига, Моймир Тршештик из Праги, Альберто Малапарте из Падуи, девочка Хеи из Ханькоу и Ядвига Замойская из Лодзи.
Пионерский совет собрался ровно в двенадцать. Когда большая часовая стрелка прикрыла маленькую, распахнулись двери и все вошли в комнату.
Хотя это был совет, но члены его не сохраняли должной серьезности, поэтому юноша с прозрачными глазами приложил палец к губам и сказал:
– Потише, вы разбудите нашего гостя…
Но разбудить его всё равно пришлось. Это поручили китайской девочке Хеи, и она пощекотала нос Иоганна шелковым платочком.
– Ты меня щекочешь. – проговорил Иоганн Штраус. Но говорил он вовсе не с девочкой Хеи, а еще с голубем.
Он немного пришел в себя, когда выступил «президент»:
– Сейчас я вам представлю Иоганна Штрауса из западного Берлина, из рабочего квартала Веддинг. Он хотел нам кое‑что сообщить. Да, Иоганн?
– Да, – прошептал Иоганн трясущимися губами, хотя он и не был трусом.
Но пионерский совет есть пионерский совет.
И он только сказал:
– Если вы кому‑нибудь сбросите с головы фуражку, – что он вам сделает? Ведь выдерет вас за уши? Выдерет. А если не выдерет? Значит, он добрый… А они от него отняли последний кусок булки.
Всё это было бессвязно.
Но пионерский совет очень скоро разобрался в этой бессвязной речи о фуражке, о булках. И единогласно решил, что господину Байеру нужно оказать помощь.
– Мы ему будем каждый день носить еду, – сказала Ядвига Замойская. – Но такому человеку одних булок и молока мало. Такой человек должен получать… Такой человек должен получать лучшие вещи…
Ядвига Замойская знает что, но на пионерском совете этого не высказать. Лучше всего, если такой господин Байер получал бы каждый день шницель с салатом, хорошо поджаренный и очень большой. Разумеется, было бы не очень удобно предлагать ему томатный суп дли морковное пюре.
– А если пиво? – неуверенно сказал Иоганн Штраус.
– Пиво – алкогольный напиток, – возразил Гюнтер Ян, который был председателем санитарной комиссии детской республики. – Ты разве не знаешь, что алкоголь вреден для здоровья? Алкоголизм – это бич человечества!
Вопрос о пиве был снят.
– Мы привезли с собой десять мешков риса, – сказала девочка Хеи, – а мы этот рис вообще едим мало, потому что нам больше всего нравится суп, в котором плавают такие маленькие улитки.
Все тогда очень удивились, потому что никто ничего не знал об улитках. Но потом догадались, – это, наверно, грибной суп.
И в то время, как они строили свои предположения, Иоганн Штраус раздобыл у Моймира Тршештика из Праги очень красивую марку с воином в шлеме.
Но тут вмешался «президент».
– Итак, – сказал он, – вопросы следует ставить правильно. И заниматься тем, что важно. Разве господин Байер единственный, у кого в Западной Германии отняли пенсию? Ведь это коснулось всех бывших заключенных концентрационных лагерей и всех пострадавших от нацизма.
Потом были прения. И в результате вынесено следующее решение:
«Совет пионеров детской республики имени Эрнста Тельмана на своем чрезвычайном заседании постановил оказать немедленную помощь жертвам нацизма в западном Берлине. Мы, молодые борцы за мир, заявляем, что сделаем всё для того, чтобы облегчить тяжелое положение этих непоколебимых борцов за лучшее будущее человечества.
Товарищи, мы не дадим вам погибнуть!»
Организационную часть этого грандиозного мероприятия, которое так скоро не исчезнет из людской памяти, разработал Гюнтер Ян, а проведение его в жизнь было поручено отряду имени Георгия Димитрова.
Отряд Георгия Димитрова выяснил в рекордный срок, в течение трех часов, адреса всех потерпевших и установил три пионерских эстафеты, в чью обязанность входило обеспечить своевременную и аккуратную доставку продуктов. Пионерам отряда имени Георгия Димитрова было разрешено на время снять галстуки, из‑за опасности, которая могла им угрожать со стороны западноберлинской полиции.
Экстренное собрание отряда, которое решило судьбу пионерских галстуков, протекало очень бурно. Особенно, когда Гюнтер Ян объявил своим низким голосом, вызывавшим уважение среди пионеров:
– Предлагаю пионерам отряда имени Георгия Димитрова оставить галстуки на сохранение в лагере. Думаю, всем ясно, отчего делаю это предложение.
Но всем это ясно не было. После слов Гюнтера наступила тишина. Это была тишина, в которой совершенно ясно чувствовалось недовольство. Некоторые пионеры опустили головы, чтобы посмотреть на свои галстуки, и нежно гладили их шелк. И тот, кто ждал, что вслед за этим предложением все, как один, снимут свои галстуки, жестоко ошибался. Таким образом, дело, казавшееся таким простым, чрезвычайно усложнилось.
«Президент» с напряженным вниманием смотрел на юные лица. В наступившей тишине было явственно слышно его частое и громкое дыхание.
Потом поднялся Гюнтер Ян и сказал:
– Прошу всех членов отряда имени Георгия Димитрова снять свои галстуки и положить их на председательский стол.
Было тихо, и только несколько десятков взволнованных и в то же время решительных глаз уставилось на «президента».
Затем встал кто‑то с непослушными вихрами и заявил:
– Я свой галстук не отдам.
И все зааплодировали.
«Президент» взволнованно усмехнулся, но его смешок потонул в шуме молодых голосов. И только тогда, когда он попросил слова, собрание успокоилось: все знали, что он никогда не говорит впустую.
– Полагаю, – начал «президент», – что спор, который здесь возник, совершенно излишен. Потому что должна быть удовлетворена одна и другая сторона.
«Но как? – выдохнули пионеры. Как это он хотел удовлетворить одну и другую сторону?..»
А «президент» продолжал:
– Пионеры отряда имени Георгия Димитрова могут оставить свои галстуки. Сдавать их никому не нужно, но их следует положить в надежное место. В нагрудный карман – у сердца. Главное, чтобы их не было на шее, чтобы с ними не начал играть западный ветер. Это было бы слишком опасно… Но у сердца они остаться могут.
Ну, конечно, это было уже совершенно другое дело.
Галстуки были заботливо сложены и спрятаны в нагрудный карман, у сердца. И в честь их это мероприятие, эта кампания помощи получила название «Красный галстук».
В день начала кампании был поднят флаг отряда имени Георгия Димитрова, и пионерский оркестр играл Бетховенскую «Песнь о радости», «Марсельезу» и «Интернационал».
Пионеры из Франции послали своей центральной организации в Париж почтовым голубем письмо, в котором заявляли, что все пионеры группы «Парижская Коммуна» дают обязательство только раз в день пить сладкий чай, а излишки своего пайка отдавать жертвам нацизма.
Иоганну Штраусу был торжественно вручен пионерский значок, на котором горело красное пламя.
В тот же вечер он возвратился в родительский дом, где его выпороли. Это была самая жестокая порка, которую когда‑либо претерпел этот многоиспытавший мальчуган. Какое счастье, что он успел еще положить сверток, принесенный им из детской республики, к дверям господина Байера! Он дал длительный звонок, немного подождал еще в темном углу лестницы, чтобы убедиться, как будет вести себя господин Байер. Несколько мгновений Эдуард Байер в изумлении стоял перед свертком, потом принес из комнаты очки и прочел на конверте адрес:
ЭДУАРДУ БАЙЕРУ
Товарищу и борцу.
Отряд имени Георгия Димитрова.
Потом он исчез со свертком в дверях.
Тогда только морально удовлетворенный Иоганн Штраус спустился с лестницы и вернулся домой, где его ожидало строгое родительское наказание.
Лишь на следующее утро он смог поговорить с бывшим пенсионером. Мальчуган был очень удивлен, когда заметил, что господин Байер не притронулся к свертку. Ни к шоколаду, ни к сгущенному молоку, ни к печенью.
– Где ты это взял? – спросил его господин Байер.
– Я? – удивился Иоганн Штраус. – Где же я мог это взять? Вы, может быть, думаете, что это принес я?
– Да, – отвечал Байер, – так я думаю.
Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 256; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!