ДИКТАТУРА ЛУЦИЯ КОРНЕЛИЯ СУЛЛЫ — ПОПЫТКА РЕСТАВРАЦИИ АРИСТОКРАТИЧЕСКОЙ РЕСПУБЛИКИ 14 страница
Третий этап в оформлении государственно-правового положения и прерогатив Цезаря (52—50 гг.) был для него самым напряженным. В это время в Риме против него оживилась сенатская оппозиция, которую возглавил Помпеи{498}. Цезарь вернулся в Италию в январе 49 г. после начала военных действий против Помпея, а 1 апреля прибыл в Рим. Он все еще обладал проконсульским империем, который по закону Габиния был вручен ему до марта 48 г. Но мы не раз уже подчеркивали, что по римской государственно-правовой традиции полномочия проконсульского империя не распространялись на Италию и Рим. Находясь в городе, он действовал как частный человек, а это в соответствии с существовавшими представлениями было узурпацией власти и тиранией. 16 апреля 49 г. Цицерон писал Аттику, что Цезарь «не отвергает, но некоторым образом требует, чтобы его называли тираном — пес iam recusat sed quodam modo postulat ut, quem ad modum est, sic etiam appelletur tyrannus» (Cic. Ad Att., X, 4, 2). Римляне ожидали очередных проскрипций, а возникавшие знамения толковали как предвестие неизбежного «уничтожения старого государственного строя» (Арр. В. С., II, 36; 41; ср.: Plut. Caes., 33). Цезарь стремился развеять эти настроения: по пути в Рим он проявлял милосердие к врагам, пытался установить взаимопонимание с оставшимися в городе сенаторами и постарался как можно скорее удалиться в Испанию (Plut. Caes., 35; Suet. Iul., 34).
Цезарю необходимо было придать своему положению в Риме законный юридический статус. Поскольку избранные на 49 г. консулы были живы, но покинули Рим вместе с Помпеем (Vell., II, 49, 4; Plut. Caes., 34; Арр. В. С., II, 37), провести выборы новых, среди которых предполагал быть и Цезарь, не представлялось возможным. В сложившейся ситуации он мог получить легитимную власть лишь в форме экстраординарной магистратуры. Ввиду этого Цезарь обратился к существовавшей в Римской республике практике назначения диктатора и к относительно недавнему историческому прецеденту — диктатуре Суллы. В августе 49 г. после победы в первой испанской кампании по инициативе Цезаря городской префект Марк Эмилий Лепид заочно организовал предоставление ему диктаторских полномочий (I){499}. Срок полномочий не оговаривался специально. Какая компетенция вменялась Цезарю, также не было специально определено. Кроме того, мы ничего не знаем о назначении начальника конницы. Однако, исходя из фактической продолжительности и предполагаемой компетенции, можно предположить, что I диктатура Цезаря задумывалась как традиционная республиканская чрезвычайная магистратура для проведения консульских выборов на 48 г.{500}
|
|
|
На это указывает и отношение самого Цезаря к назначению. По прибытии в Рим он в соответствии с предоставленными ему полномочиями провел консульские выборы, предложив одним из кандидатов самого себя, и после этого отказался от диктатуры. Таким образом, судя по свидетельствам античных историков, I диктатура продолжалась фактически 11 дней (Plut. Caes., 37; Арр. В. С., II, 48) и не выходила за рамки традиционной республиканской чрезвычайной должности, если не считать некоторых процедурных моментов. Аппиан подчеркивал, что избрание проходило без постановления сената и предварительного назначения консула на основе решения народного собрания. Это должно было означать, по-видимому, не только то, что Цезарь получил диктатуру с согласия всего римского народа (Арр. В. С., II, 48), но и то, что его политический статус в Риме получил легитимное закрепление. Плутарх говорил, что Цезаря диктатором назначил сенат (Plut. Caes., 37). Следует думать, Плутарх считал процедуру назначения диктатора в 49 г. традиционной. Отметим, однако, что в возникших обстоятельствах, когда значительная часть сенаторов была с Помпеем (Flor. Ep. bell., II, 13, 78—80), это едва ли могло иметь смысл и значение. Инициатором диктатуры выступил городской префект. Это было необычно, но также продиктовано сложившейся ситуацией: в отсутствие большей части сената и консулов назначение интеррекса представлялось, видимо, нецелесообразным, и префект выступал как бы «исполняющим консульские обязанности». И первому и второму обстоятельству были исторические прецеденты. В этом смысле пример Суллы, который являлся откровенным нарушением республиканских процессуальных норм при назначении диктатора, был особенно важен.
|
|
|
|
|
|
В эту картину I диктатуры Цезаря современные исследователи вносят ряд дополнительных обстоятельств. Дело в том, что античная традиция не содержит четкого определения формального целевого назначения диктатуры 49 г. В римских источниках о ней вообще ничего не говорится, а в сообщениях Аппиана (Арр. В. С., II, 48, 3) и Плутарха (Plut. Caes., 37, 2) употреблен не характерный для греческой традиции термин бьктатшр без каких-либо дополнительных комментариев. Сведения о действиях, предпринятых Цезарем в 49 г. в должности диктатора, на основании которых можно было бы судить о предоставленной ему компетенции, чрезвычайно противоречивы. По свидетельству Аппиана, он лишь провел консульские выборы, а все другие мероприятия осуществил уже как консул. Плутарх, напротив, подчеркивал, что в течение 11 дней Цезарь, кроме выборов, провел еще серию законов.
|
|
|
Неполнота античной традиции и наличие в ней различных версий послужили основой полемики в современной историографии по вопросу о характере диктатуры Цезаря. Т. Моммзен считал, что диктатуру Цезаря (все четыре назначения) можно определить как dictatura rei publicae constituendae causa{501}. На наш взгляд, источники не позволяют делать таких выводов относительно I диктатуры. Диктатура с целью общего устройства дел в государстве предполагала чрезвычайно широкую компетенцию диктатора. В 49 г. ставились и были осуществлены задачи более скромные. Кроме того, следует принять во внимание замечание Аппиана о том, что в это время в условиях начавшейся войны с Помпеем Цезарю была не нужна такая значительная власть (Арр. В. С., II, 48). Оппонентом Т. Моммзена выступил У. Вилькен, определявший диктатуру Цезаря (все четыре назначения) как dictatura rei gerendae causa{502}. Мы считаем и это определение для I диктатуры Цезаря не вполне обоснованным. На наш взгляд, dictatura rei gerendae так же, как ее модификация dictatura rei publicae constituendae, ставшая основой единовластия Суллы, предполагала самые широкие полномочия диктатора во внешней политике и организации гражданской жизни в Риме. Цезарь же сознательно отказался от диктатуры в 49 г., получил консулат и вел военные действия, опираясь на консульский империй. В последнее время некоторые исследователи дают дифференцированные оценки целевого назначения цезарианских диктатур. Р. Этьен например, первые три диктатуры относит к категории dictatura rei publicae constituendae, четвертую — dictatura rei gerenadae{503}. В силу уже приведенных аргументов мы не можем согласиться с подобной точкой зрения, по крайней мере в отношении I диктатуры Цезаря. Нам представляется, что это была традиционная республиканская диктатура для проведения выборов — dictatura comitiarum habendarum — с незначительными процедурными отклонениями, продиктованными реальной политической необходимостью.
Позднее для укрепления политического статуса Цезарь еще несколько раз использовал диктатуру. Вторая диктатура (II) Цезаря была годичной. Формально она продолжалась с осени 48 г. по осень 47 г., но, если учесть, что с декабря 47 г. по сентябрь 46 г. Цезаря не было в Риме, II диктатуру можно считать практически непрерывной: после битвы при Тапсе (апрель 46 г.) она была закреплена предоставлением диктатуры на 10 лет (III), а после победы при Мунде (середина марта 45 г.) — пожизненной диктатуры (IV) (Cic. Phil., II, 34, 87; Liv. Per., 116; Plut. Caes., 57; App. B. C, II, 106; Flor. Ep. bell., II, 13, 356){504}. Мы уже писали о наличии полемики о характере диктаторских полномочий Цезаря. В данном случае отметим: диктатура (II—IV) опиралась на римскую государственно-правовую практику и должна была создавать видимость соответствия раннереспубликанской магистратуре dictatura rei gerendae causa. Но по полноте компетенции и по конституционному положению она превосходила традицию. Полномочия Цезаря не ограничивались ни сроками (даже Сулла не претендовал на пожизненную высшую власть), ни территорией (высшая военная и гражданская власть распространялась в равной степени на Рим, Италию и провинции), ни конституционной нормой (была нарушена процедура приведения диктатора к должности и значительно деформирована система взаимоотношений с другими органами государственной власти).
Полученные Цезарем диктаторские полномочия были исходной основой его власти, но не единственной составляющей эту власть. Положение Цезаря в Риме опиралось не только на диктатуру, но на кумуляцию регулярных республиканских магистратур, традиционных назначений, на его личную неформальную власть и реальную силу — армию. С 48 по 44 г. Цезарь обладал постоянно возобновляемой консульской властью (Арр. В. С., II, 103), кроме 47 г., когда Рим оставался практически без консулов, избранных лишь на последние три месяца. Более того, в 45 г. его консульские полномочия были частично единоличными, не связанными коллегиальностью, т. к. он был избран консулом без коллеги. Консулат был республиканской магистратурой. Однако многократное и беспрерывное пребывание на этом посту шло вразрез с римской государственно-политической практикой, традиционными представлениями о cursus honorum и сулланским законодательством о магистратуре. Сенат был настолько шокирован подобным положением, что в 45 г. предложил Цезарю 10-летнее консульство, от которого тот отказался (Арр. В. С., II, 106—107). Компромиссным решением этой ситуации стало предоставление ему совершенно особого положения в сенате: почетного места между двумя консулами и права первого голоса при обсуждении любого вопроса. После победы под Мундой он получил право рекомендовать выборным комициям своих кандидатов (Suet. Iul., 41, 2), а в 44 г. право назначить должностных лиц на три года вперед{505}. Кроме того, с этого времени все его решения в будущем получали силу закона. Эти меры не были продиктованы политической необходимостью, т. к. он мог добиться нужного решения через своих ставленников и политических союзников в сенате и народном собрании; не соответствовали республиканским представлениям о магистратской власти и подчеркивали исключительный характер imperium consulare Цезаря, что было особенно заметно на фоне снижения престижа традиционного консулата. Консульские выборы часто затягивались и откладывались. В результате Рим оставался порой без регулярной магистратуры. Так, мы уже отмечали прецедент 47 г., когда большую часть года правил начальник конницы (Liv. Per., 113; Арр. В. С., II, 92), а Фуфидий Кален и Ватиний были избраны консулами лишь на последние 3 месяца{506}. Несколько раз откладывались выборы в 46 г. Это, в свою очередь, вело к сокращению срока консульства иногда до нескольких месяцев, а то и до одного дня, как в 45 г., когда после смерти консула Кв. Фабия всего на один день консулом был избран Каниний Ребил (Plut. Caes., 58; Suet. Iul., 76, 2; 80, 3).
Кроме того, декретированные Цезарю почетные права (например, после балканской кампании право объявления войны и мира без санкции сената и народного собрания, право распределения преторских провинций не по жребию, а по его собственному желанию; после второй испанской кампании право назначать половину магистратов; наконец, право постоянно председательствовать на выборах) значительно снижали авторитет и реальное политическое влияние регулярного консулата. Более того, следует думать, что после принятия lex Iulia municipalis консулат, оставаясь республиканской магистратурой, сохранил общинную значимость, но во многом утратил значение для Италии и формировавшейся римской державы.
Консульский империй и полномочия диктатора были усилены присвоением Цезарю дополнительных правовых прерогатив. В 45 г. Цезарь получил трибунскую неприкосновенность — sacrosanctitas (Liv. Per., 116; Арр. В. С., II, 106; Dio Cass., XLII, 20). Опубликованное относительно недавно мнение О. С. Метушевской о том, что таким образом Цезарь ограничился принятием лишь начальных прав трибунов, т. е. не получил законодательной инициативы{507}, представляется неоправданным. Опираясь на трибунскую неприкосновенность, он имел реальную возможность вмешательства в решения любого магистрата, а это наряду с полномочиями диктатора и консула предоставляло ему абсолютную полноту власти, в том числе и законодательной, в административно-гражданской и военной сферах. Показательно при этом следующее обстоятельство: сам Цезарь не проявлял личного интереса к трибунату, а к народному собранию и народным трибунам относился с явным пренебрежением (Plut. Caes., 61; Suet. Iul., 79). Коллегия народных трибунов продолжала избираться, но в их числе неизменно были доверенные лица Цезаря, что обеспечивало дополнительный контроль диктатора над трибунами.
В 46 г. Цезарь получил полномочия цензора на двойной срок, т. е. на 3 года. Поскольку цензоры избирались на 5 лет, следует думать, что он в течение 10 лет мог контролировать и по своему усмотрению менять состав сената (Cic. Ad Fam., IX, 15,15; 26, 3; Suet. Iul., 76; Dio Cass., XLII 1,14, 4). Кроме того, в качестве «блюстителя нравов» Цезарь выступал хранителем традиции, обычаев и правовых норм, что придавало ему в глазах общественного мнения особый авторитет{508}.
В 45 г. ему было присвоено постоянное (Suet. Iul., 76) и к тому же наследственное (Dio Cass., XLIII, 44) звание imperator, которое стало его преноменом. Т. Моммзен, безусловно, ошибался, когда утверждал, что положение Цезаря как главы государства не могло определяться ни консулатом, ни диктатурой. Лишь императорский титул, по его мнению, определял властные прерогативы Цезаря, был синонимом слова rex и означал восстановление царской власти{509}. Титул императора присваивался в соответствии с римской традицией полководцу, одержавшему решительную победу над врагом, давал право триумфа и в целом имел преходящий характер. В государственно-правовом смысле наиболее значимым моментом являлось то, что на время триумфа он продолжал и распространял на Рим проконсульский империй полководца-триумфатора. По существу, республиканское содержание звания imperator в отношении к Цезарю не изменилось{510}. Особой формально-юридической компетенции и особых полномочий оно не предоставляло и означало лишь, что проконсульский империй не ограничивался по времени и получал постоянную законную силу в Риме[60]. Это должно было, по-видимому, символизировать пожизненную связь Цезаря с армией и обеспечивать перспективы командования ею в случае новых военных действий. Однако все эти функции вполне укладывались в традиционные представления о компетенции магистрата, наделенного высшим империем, которым Цезарь как диктатор и консул обладал практически постоянно.
Наконец, должность верховного понтифика, в которой Цезарь состоял с 63 г., придавала его власти и положению в римском обществе особый сакральный характер, а легитимно закрепленные за ним почетные титулы и звания: титул отца отечества, почетное место в театре, изображение среди статуй римских царей, переименование месяца квинтилия в июль, объявление Дня рождения и дней боевых побед праздничными (Suet. Iul., 76, 1; Арр. В. С., II, 106; Dio Cass., XLIII, 14, 6; XLIV, 4, 4) — возвеличивали славу и авторитет{511}.
Положение Цезаря определялось не только официально предоставленной компетенцией и легитимно закрепленными почестями, но и реальным влиянием — опорой на «личную партию», армию и поддержку широких и разнородных в сословном отношении масс{512}. Именно эти силы составляли его опору в борьбе за власть, и именно они обеспечивали его реальное политическое превосходство.
К началу 44 г. римская государственная система была приведена к относительной норме: государственно-правовое положение и прерогативы власти Цезаря были определены, избраны должностные лица, назначены провинциальные наместники, стабилизирована ситуация в Риме, Италии и провинциях. На наш взгляд, именно с этого времени отчетливо обозначилось исключительное положение Цезаря в Риме и Римской державе, авторитарный характер его власти. Мы делаем такое заключение, исходя из ряда обстоятельств. Во-первых, именно так власть Цезаря стала восприниматься римским общественным мнением. Еще в 46 г. Цицерон писал своему другу Луцию Папирию Пету о «новом Риме», где все зависит от воли одного человека, где больше нет законов и нет свободы (Cic. Ad Fam., IX, 16). Окончательная победа Цезаря над помпеянцами при Мунде в 45 г. внушила римлянам еще больший страх (Арр. В. С., II, 106). Сервий Сульпиций Руф писал в это время своему другу Цицерону: «У нас отнято силой то, что дорого нам не менее, чем нашим детям — родина, уважение, достоинство, почет — еа nobis erepta esse quae hominibus non minus quam liberi cara esse debent, patriam, honestatem, dignitatem, honores omnis» (Cic. Ad Fam., IV, 5, 2). К 44 г. в Риме получили распространение слухи о стремлении Цезаря к царской власти, что вызвало возмущение римского общественного мнения. Цезарь демонстративно отказался от нее (Plut. Caes., 60—61; Suet. Iul., 79,1—2; App. В. С., II, 107). Он отрицал наличие собственных тиранических и монархических намерений. Аппиан отмечал, что Цезарь вообще не знал, как относиться к проблеме царской власти, а все попытки официального признания за ним царского положения воспринимал «не то как искушение, не то как обвинение» (Арр. В. С., II, 110).
Во-вторых, в ходе гражданской войны, видимо, окончательно оформилась политическая программа Цезаря. Еще в 46 г. по возвращении из Африки он выступил с речью, которая стала его программным заявлением. Цезарь говорил, что не собирается становиться ни Марием, ни Суллой; не будет обманывать народ ложными обещаниями и не хочет быть тираном; он будет добродетельным гражданином и призывает всех объединиться вокруг него (Dio Cass., XLIII, 15). Возможно, имперские и монархические идеи, которые обнаруживаются в этой речи, были приписаны Цезарю Дионом Кассием, изложившим это заявление. Важно подчеркнуть, однако, что подобный ход мысли античного автора является ретроспективным отражением основного направление эволюции Римской республики и римского общественного мнения, четко обозначившихся при Цезаре. К 44 г. необходимость осуществления такой программы проявилась с еще большей очевидностью. Для политической и интеллектуальной элиты Рима стало совершенно понятно, что республика, в том идеальном виде, в каком они ее себе представляли, давно перестала существовать. Аппиан, оценивая состояние римской общественной жизни во время диктатуры Цезаря, отмечал, что римская демократия переродилась, и в народном собрании господствовали два противоположных настроения, в соответствии с которыми римские граждане «любили свободу», но «служили за плату» интересам политических лидеров (Арр. В. С., II, 120; ср.: Plut. Caes., 38). Для значительной части римского гражданства главным смыслом жизни стало не государственное дело — res publica, а личные планы и настроения; изменились представления о традиционных ценностях и досуге, более значительная роль стала отводиться интеллектуальному труду{513}. Например, Цицерон, хотя и участвовал иногда в заседаниях сената, большую часть времени посвящал личным делам и литературным занятиям (Cic. Ad Fam., IX, 20, 3). Изгнанники и амнистированные политические противники Цезаря не торопились в Рим, например Марцелл. Общество постепенно утратило гражданскую ответственность, переложило ее на способного и сильного лидера. В связи с этим стали развиваться и распространяться идеи о необходимости восстановления республиканских норм политической и гражданской жизни, но выполнение этой задачи связывалось с политическим лидером, иногда конкретно с именем Цезаря. Подобные настроения и ожидания получили отражение, например, в речи Цицерона в защиту Марцелла и письмах Саллюстия (см.: Cic. Pro Marc, 23; 27; 28—29; Sail. Ep., II). Мы присоединяемся к мнению, высказанному Эд. Мейером и позднее С. Л. Утченко о том, что Цицерон и Саллюстий излагали программу «нравственной регенерации государства и народа», проект реформ по обновлению сената и комиций в возрожденной республике{514}. Современники Цезаря понимали, что в условиях кризиса Римской республики необходимо было политическое звено, которое могло бы «связать» римскую республиканскую систему с имперской реальностью, не уничтожая, однако, традиций республики. Это понимал и сам Цезарь, справедливо полагая, что его убийство никому не принесет выгоды, ибо повлечет за собой лишь хаос (Suet. Iul., 86, 2){515}. Его оценка состояния Римской республики уже в античную эпоху стала афоризмом. Он говорил, что «Республика — ничто, пустое имя без тела и облика» (Suet. IuL, 77). Цезарь не верил в возможности сената и пренебрегал его благосклонностью (Plut. Caes., 60; Suet. Iul., 78). Если в начале гражданской войны с Помпеем он стремился склонить сенат на свою сторону, то уже 1 апреля 49 г. дал понять, что, если сенат не поддержит его, он будет править один (Plut. Caes., 35). Цезарь не видел надежной опоры в народном собрании, понимал слабость республиканской исполнительной власти, поскольку видел ее коррумпированность и сам пользовался этим (Plut. Caes., 29). В связи с этим он поставил и сенат, и народное собрание, и исполнительную власть под свой контроль.
Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 47; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!