Кыш, Двапортфеля и целая неделя 34 страница
Я догадался, что Игорь Павлович стоял за дверью и слышал все наши разговоры. Но лучше уж не представлять, как тебе попадёт…
Мы вышли на улицу и не успели дойти до угла, как у нас заиндевели ресницы.
Я сказал Коле:
– Ты вообрази, что мы идём по Антарктиде. А мороз – восемьдесят градусов! Представляешь?
Коля поёжился и радостно сказал:
– Ты подумай! Я это очень здорово представляю!
Белая мышь
Однажды днём, когда наши соседи, пенсионеры Гопшинские, ушли в кино, ко мне прибежал мой приятель Генка с двумя клюшками и шайбой.
– Давай потренируемся, – сказал он. – Такого коридора, как у вас, нигде больше нет. И линолеум точно лёд. А на дворе тает.
– Только поосторожней, – немного подумав, согласился я, потому что мне уже не раз попадало за игру в коридоре.
Сам я ни с кем из соседей нашей коммунальной квартиры не ссорился. Зато соседи ссорились из-за меня и подолгу не разговаривали друг с другом. При этом некоторые были за меня, а некоторые, в том числе и отец, против…
Генка скользил по линолеуму как на коньках, а я надел старое зимнее пальто отца, достал из чулана чьи-то огромные валенки и встал с клюшкой в «ворота» перед дверью Гопшинских.
– Тело твоё защищено, а лицо нет, – сказал Генка. – Вдруг я в нос тебе попаду или в глаз? Разговоров не оберёшься. Нужно маску какую-нибудь.
– Так она уже есть! – сказал я, побежал в комнату и достал из ящика с ёлочными игрушками старую маску льва.
|
|
|
– Вот и стой в воротах, как лев, – сказал Генка, крепко завязав тесёмки на моём затылке, и приготовился к броску.
Он от самой входной двери скользил по линолеуму, финтил клюшкой и делал броски не хуже Альметова. А я отбивал шайбу клюшкой и бросался под ноги Генке, как Коноваленко.
Потом мы носились как бешеные по коридору и боролись на полу. От стука клюшек я слегка оглох, и вышло так, что мы с Генкой одновременно ударили клюшками по ногам друг друга. Тут мы завопили в один голос от боли.
В этот момент щёлкнул замок, и в дверях показались Гопшинские.
Казимир Иванович и Марта Адамовна смотрели на нас, ничего не понимая и прикрыв ладонями рты.
Я заметил, что лампочка в коридоре горит тускло-тускло из-за поднятой нами пыли.
Генка быстро опомнился и юркнул в дверь.
– Что вы делали? – сипло крикнул Казимир Иванович.
Я посмотрел по сторонам и ужаснулся от того, что мы наделали с Генкой за несколько периодов игры. Один плинтус совсем оторвался от стенки и треснул. Исцарапанный клюшками и шайбой линолеум был белым от упавших со стен и потолков кусочков побелки.
– Я уверен, что в тебе живёт дух разрушения, – сказал, чихнув, Казимир Иванович, – а духа созидания в тебе нет. Ты маленький Атилла!
|
|
|
– Пусть всё остаётся, как есть! И не смей убирать! Пусть вся квартира полюбуется на дела твоих рук и ног! – добавила Марта Адамовна, пробегая к своей двери.
Я вздохнул, ушёл в свою комнату, не вступив в пререкания с соседом, улёгся на диван, приложил к шишке на лбу электрический утюг и уныло стал ждать, когда придут с работы мой отец, и мама, и повариха тётя Лёля, и кузнец дядя Вася, и их дочка, студентка Вика.
«Да, это моя очередная, причём большая, ошибка», – подумал я. У меня была тетрадь со списком ошибок. Завести её для меня посоветовали отцу соседи.
И всё-таки в тетрадке больше интересных ошибок, чем неинтересных. И потом, разве это ошибка, когда я прыгнул с двумя зонтиками со второго этажа и неудачно приземлился на спину прохожего? С этого самолёты начали изобретать и парашюты. Без таких ошибок нельзя. А вот бачок в уборной можно было и не разбирать. Это, конечно, самая настоящая ошибка.
Но почему я маленький Атилла? И как узнать, когда собираешься что-нибудь делать, ошибка это будет или нет? Наверно, нужно заранее придумать ошибки. Штук пять хотя бы. И тогда будет ясно, чего не следует делать. И в квартире будет спокойно, и дома…
Так я решил и составил на ближайшую неделю список ошибок, которые мне очень хотелось совершить и на которых можно было бы учиться.
|
|
|
Отвести от газовой плиты шланг для горелки и попробовать выдувать приборы, как у химиков.
Побрить кактус. Может, иголки будут длиннее.
Попытаться оживить в ванной килограмм замороженной наваги.
Или достать лягушку, посадить в морозильник, а потом оживить. Тоже в ванной.
Поймать скворца и научить его говорить.
«Хватит», – подумал я.
Первым пришёл с работы отец и сразу закричал:
– Встать! Не притворяйся! Я тебя заставлю сделать ремонт в коридоре!.. Марш на кухню!
Я, прихрамывая, поплёлся на кухню, где должен был стоя ждать, пока соберутся все соседи и начнут разбирать моё дело. Наконец и Гопшинские, и Анна Сергеевна, и дядя Вася уселись на табуретки, тётя Лёля с Викой принялись за чистку картошки, а мой отец заходил из угла в угол.
«Придётся постоять с больной коленкой», – подумал я.
Сначала все молчали. Потом взял слово Казимир Иванович. Он всегда был моим обвинителем.
– Дело не в плинтусе, – сказал он, – а…
– …в свинтусе, – перебила его Вика.
– Вот именно, – поддакнула Марта Адамовна.
– Молчать! – крикнул отец, когда я открыл рот для глубокого вздоха.
– Я хочу сказать, – продолжал Казимир Иванович, – что человеку нужно учиться жить в коллективе! Возьмём меня. Что будет, если мы с Мартой начнём играть в коридоре в крокет? Или в городки? А?
|
|
|
– Вы не ребёнок! – отрезала Анна Сергеевна, которая была за меня.
– Мы уже несколько раз ставили вопрос о воспитании нашего жильца Мити. Лично для меня коммунальная квартира была большой школой. А вы посмотрите на линолеум! Прямо дух разрушения! – сказал Казимир Иванович.
– Всё это ерунда по сравнению с детством. Оно у человека одно, – задрожавшим голосом сказала Анна Сергеевна.
– Заставить его вымыть пол, и дело с концом, – предложил дядя Вася. – На ошибках учатся.
– Принеси сюда тетрадь! – приказал мне отец. Он считал, что меня должна воспитывать вся квартира.
Я пошёл за тетрадью, и, когда вернулся на кухню, спор из-за меня был в разгаре.
– Да, – сказал я, – а как же мне учиться на ошибках, когда они не повторяются, а, наоборот, появляются всё новые и новые?
– Нужно думать, перед тем как сделать какой-нибудь шаг, – сказал отец.
– Я сегодня записал пять шагов и теперь их обдумываю, – сказал я, отдавая отцу список.
Он зачитал его вслух и тихо удивился:
– Может, и правда в тебе живёт дух разрушения? Ты только попробуй подойти к газу и побрить кактус!
– И не смей кидать в ванну навагу! – сказала тётя Лёля. – Всё будет пахнуть!
– Живодёр! Лягушку – в морозильник! – добавила Вика.
– Ну, положим, это не живодёрство, а опыт! – неожиданно вступился за меня Казимир Иванович.
– А скворца можно мне поучить говорить? – спросил я.
Тут в кухню вбежала мама и стала доказывать, что некоторые ненавидят меня с первого дня рождения.
«Начинается…» – подумал я.
– О нет, вы ошибаетесь! – возразил Казимир Иванович. – Я только стою за искоренение в человеке духа разрушения и за воспитание духа созидания. Вы знаете, что может быть с ним дальше?
– Что? Что? – полюбопытствовал отец.
А мама сказала:
– Митя, выйди из кухни, закрой дверь и займись уборкой.
Меня всегда выгоняли из кухни перед самыми интересными разговорами.
Я замёл в уголок кусочки штукатурки, протёр мокрой тряпкой линолеум и подумал: «А вдруг и вправду во мне живёт дух разрушения?»
Тут мама выбежала из кухни со слезами на глазах и сказала:
– У вас у всех нет сердца!
– А если тебе завести тетрадь ошибок, она будет в тыщу раз толще, чем Митина! – закричала тётя Лёля на дядю Васю.
Мой отец прошёл мимо меня, скрипнув зубами:
– Ты поссорил меня с мамой!
Марта Адамовна сказала всем:
– Стыдно! Мы должны жить так же дружно, как братья Адольф и Михаил Готлиб.
Она всегда приводила в пример этих двух братьев, игравших зачем-то на одном пианино и часто выступавших по радио.
В общем, мне стало ясно, что все окончательно рассорились. Я проклинал Генку и себя.
Ночью мне приснилось, как братья Адольф и Михаил Готлиб поругались из-за рояля и разрезали его на ровные половинки пилой, чтобы никогда больше не выступать вместе по радио.
Мама не разговаривала с отцом уже три дня. Остальные поссорившиеся соседи не здоровались по утрам друг с другом и вели себя тихо и мрачно. А я старался не попадаться им на глаза.
В воскресенье часа в три дня мой отец и дядя Вася ходили по коридору, курили и не говорили, как обычно, про футбол.
Вдруг зазвенел звонок.
Я открыл дверь и увидел Лилю, которая год назад ставила в нашей квартире мышеловки. И сейчас в её руках было четыре мышеловки.
Год назад мы с Генкой решили тайно уйти летом в турпоход по Якутии, чтобы открыть месторождение алмазов, и начали копить продукты.
Я сделал в чулане тайник и прятал в него кусочки сала, копчёной колбасы, хрустящие хлебцы, сахар и конфеты. И у нас в квартире неожиданно завелись мыши.
Меня, конечно, разоблачили, а мышей вывели при помощи химии. С тех пор наша квартира была на учёте и про неё говорили на собраниях жильцов.
– У нас же нет больше мышей, – сказал я Лиле.
– Всё равно. Контрольная проверка. Сам виноват, – ответила Лиля, расставила две мышеловки в чулане, две на кухне и ушла, пообещав наведаться через три дня.
В понедельник утром я заметил, что все соседи с интересом осматривают мышеловки.
«По-моему, – решил я, – им хочется, чтобы поймалась хоть одна мышка. Это им нужно для зацепки, чтобы примириться…»
– Странно… Пусты… Очень странно, – сказал Казимир Иванович.
– Ведь мышки совсем не вредны, – заметила Анна Сергеевна.
– Безобидные существа, – добавил отец, – но только не тогда, когда их много.
Он посмотрел на меня одним из самых страшных взглядов.
На этом разговор кончился. Все притихли и снова помрачнели.
«Непонятные люди эти взрослые, – подумал я. – То ругают меня за мышей, то жалеют, что они не ловятся… Но уж если им так хочется, я заглажу свою ошибку и проявлю дух созидания. Я им достану мышь и докажу, что умею жить в коллективе!»
Но где можно было поймать обыкновенную мышь, я не знал и поэтому решил купить в зоомагазине белую. Настоящую белую мышь.
В зоомагазине продавались белые мыши и крысы.
Я купил белую мышь с чёрными глазками, с розовым носиком и с таким же розовым хвостиком. Засунул её в боковой карман и побежал домой.
Мышь в кармане сидела смирно, и только изредка я чувствовал, как на груди у меня шевелится тёплый комочек.
Но мышь лучше было подложить в мышеловку утром, для того чтобы все соседи сразу увидели её и разговорились.
Невозможно же, в конце концов, не разговориться даже самым страшным врагам, если они вдруг увидят белую мышь. Мы же с Генкой бываем иногда врагами и запросто миримся из-за чего-нибудь интересного…
Главное, не дать маме обнаружить мышь раньше времени.
Я проколол дырочку в крышке коробки из-под печенья «Мария», положил на дно вату и налил в блюдечко молока. Потом пересадил мышь в эту длинную коробку. Она бегала по ней, как я по коридору, садилась на задние лапки, смешно умывалась и, видно, не скучала по коллективу, оставшемуся в зоомагазине.
Я закрыл коробку крышкой и надёжно спрятал её в чулане…
«Скорей бы утро! Посмотрим, что будет».
Проснулся я раньше всех, посадил мышь в старую мышеловку, которая, на моё счастье, была сделана как клетка, осторожно опустил створку, а кусочек сыра бросил внутрь. Мышке на завтрак.
Затем я улёгся в кровать и стал ждать, что будет дальше. Только я задремал, как на кухне раздался страшный девчоночий визг.
Я прямо в трусиках бросился на кухню.
Оказывается, первой увидела мышь Вика. Она уже опомнилась и склонилась над мышеловкой.
– Ой! Бе-лая! О-ой! – завопил я во весь голос, притворившись удивлённым.
И в кухне быстро собрались заспанные соседи и обступили мышеловку.
– Правда, белая!
– Поразительно!
– Она даже симпатичная!
– Умывается! Умывается!..
– Милая… бедненькая!
– А мне вот непонятно, – сказала Вика, – почему её не прихлопнуло? Как это она пробралась внутрь и ещё сыр с собой прихватила?
Я похолодел, но Вика засмеялась.
И вот что было странно: всё получилось так, как я ожидал, а не наоборот. Все соседи весело разговорились на мышиные темы, а Казимир Иванович рассказал, какую большую роль играют мыши в науке. Он рассказал, как на белых мышах проводятся важные опыты и что если мы быстро побеждаем многие микробы и вирусы, то это только благодаря белым мышам и крысам – добрым друзьям людей.
Тут я пожалел, что не купил крысу, а Анна Сергеевна, которая раньше не умела быстро мириться, принесла в кухню кота Мишку и сказала:
– Вы видели когда-нибудь кота-вегетарианца? Ах, не видели? Так вот он, перед вами. Ест только молоко и овощи! Смотрите! Митя, достань мышку!
Я достал мышь и поднёс её к самому носу Мишки. Он даже не облизнулся. Только добродушно замурлыкал.
– Давайте, – сказал я, – сделаем ящик и посадим в него мышь. И пусть Мишка с ней играет. Ведь лев играет в клетке с собакой, и им весело.
– Это называется симбиоз. Дружное совместное сосуществование, – сказал Казимир Иванович, первый раз за всю мою жизнь взглянув на меня не мрачно и не осуждающе.
Мне стало жаль, что иногда из-за меня в нашей квартире прекращается симбиоз.
В общем, разговоров было много, и все так вежливо и с интересом говорили о мышах, кошках, раках-отшельниках, прилипалах, акулах и рыбах-лоцманах, как будто извинялись друг перед другом за то, что поссорились из-за пустяков.
Тётя Лёля, дядя Вася, моя мама и отец из-за этой мирной беседы даже не успели как следует позавтракать и убежали на работу.
А мне до школы оставался целый час. Я спросил у Казимира Ивановича:
– А как пишется «мышь» в мужском роде? Мыш? Без мягкого знака?
– Наверно, – улыбнулся Казимир Иванович. – И всё-таки это необъяснимо… Откуда в нашей квартире белая мышь?
– Мало ли на свете бывает чудес! – сказал я и покраснел. – Только нужно опять зарядить мышеловку, а то придёт Лиля, догадается, что поймалась мышь, и начнётся дезинфекция.
– А тебе не захотелось убить эту мышь? – спросил Казимир Иванович.
– Эх вы, – с обидой сказал я. – Думаете, во мне только дух разрушения, а созидания нет ни капли?
– Прости, прости, это у меня случайно вырвалось. Прости за ошибку.
– Прощаю, – сказал я и подумал: «Странно всё-таки. Лягушку нельзя приносить в квартиру, а белую мышь можно… И очень жалко, что нельзя попробовать оживить навагу и побрить кактус».
Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 61; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!