ТОЛКОВАНИЕ ПРАВИЛ СВЯТОГО АНТОНИЯ ВЕЛИКОГО 3 страница
В сплоченном братстве, с единым сердцем и образом мыслей, это может показаться невозможным. Когда на дворе лето, никто не думает о зиме. Зима, однако, приходит. Значит, подобные случаи могут происходить во все времена, в любом обществе и монастыре. Дьявол не покидает землю, и ходит он не в горах, а среди людей. К тому же есть еще и эгоизм, немощь человеческой природы, и потому легко может случиться, что кто‑либо уйдет из монастыря.
Кроме того, есть определенные случаи, когда монаха изгоняют из обители: прежде всего если его намерения расходятся с образом мыслей всего братства. Братство, например, убеждено в необходимости послушания друг другу, но этот монах хочет слушаться только игумена или требует от других, чтобы они переменились, ропщет на игумена, досадует. Из монастыря изгоняют также тех монахов, которые, видя, как брат совершает какой‑то серьезный проступок, что‑то опасное для своей жизни, не рассказывают об этом игумену. Предположим, монах ворует, а брат, который это видит, ничего не говорит игумену. Мало‑помалу душа вора будет приходить во все более тяжелое состояние, а ответственность за это должен будет взять на себя тот брат, который обо всем знал. Если же он не понесет ответственности и не согласится испросить прощения у всего братства, то непременно должен будет уйти из монастыря, потому что он – соучастник в духовном убийстве, он умерщвляет душу брата.
|
|
|
Когда после подобных случаев кто‑либо из покинувших обитель возвращается, тогда игумен его принимает, но вернувшийся остается в стороне от жизни братства, потому что не перестает представлять опасность для его единства, если только он с великим смиренномудрием не покажет своего покаяния.
Возможен и случай, когда монастырь с большим состраданием принимает ушедших из него братьев, если те ушли, поддавшись безрассудному порыву, совершив ошибку. Такой случай произошел с монахами святого Симеона Нового Богослова. В то время как святой произносил слово о нетварном свете, монахи, поддавшиеся дурным помыслам и охваченные ненавистью, бросились на него и хотели убить. Но его спасли остальные братья, после чего напавшие, пылая яростью, убежали, разошлись по домам и начали жить мирской жизнью. Все это произошло в безрассудном порыве. Этот порыв назревал, конечно, в их сердцах, по они и сами не ожидали такой резкой развязки. Поэтому святой Симеон отправился в их дома, чтобы отнять монахов у женщин, с которыми они сожительствовали, или у родителей.
Но если речь идет о проступке сознательном, тогда принять возвратившихся мы не можем. Более того, мы удаляем их, чтобы не было соблазна для остальной паствы.
|
|
|
Впрочем, в большинстве случаев, как говорит преподобный Антоний Великий, если какой‑либо брат уходит из монастыря и потом возвращается, мы принимаем его с любовью, даем ему вздохнуть свободно, чтобы «он благодарил Бога и восхвалял нас». Мы должны воздавать славу Богу, а слава Божия состоит в том, чтобы мы сами становились достойными благодарности других людей. Однако же потерпевшие неудачу в духовной жизни и в отношениях с людьми и испытывающие внутреннее смятение не имеют духовной радости, их сердце, ум и тело не обращены к Богу, поэтому они не могут возблагодарить ближнего. Они все делают в угоду самим себе, своим немощам, своему мнению, и потому другим с ними бывает трудно.
Итак, в настоящем правиле говорится о монахах, которые уходят из монастыря. Если обратиться к «Аскетическим правилам» святителя Василия Великого или к его житию, то можно заметить, что эта проблема занимала его в особенности, потому что некоторые монахи, отправляясь в Александрию или в иные места, покидали монастырь навсегда. Как видно из этих текстов, подобные случаи происходили во все времена, и потому понимание и предвидение этого отобразилось в последовании монашеского пострига. Священник спрашивает постригаемого: «Пребудеши ли в монастыри сем даже до последняго твоего издыхания?» Он спрашивает об этом потому, что при каждом монахе находится некий бес, который будет стараться увести его из монастыря под разными предлогами: якобы из желания более высокой духовной жизни или из тех соображений, что братство становится помехой в его жизни, потому что один брат грешит, другой не ходит в церковь, третий ругается, четвертый ни во что не верит.
|
|
|
Однако главная причина ухода из монастыря заключается в страстях. Уйти – это значит поддаться всем страстям. Монах чувствует, что не может смириться, что для него несносно послушание, которое на него возложили, чувствует, что его ожидает одно мучение, и потому решает: лучше уйти, чем мучиться. В своих действиях он руководствуется человеческой логикой, которая является крайним заблуждением. Нет для человека большего несчастья и более трагического самоубийства, чем такой уход из монастыря. В подобных случаях святитель Василий Великий поступал вопреки заведенному в общежительных монастырях порядку, который установился под влиянием преподобного Антония Великого. Обладая проницательностью, святитель Василий был сторонником того, чтобы более не открывать монастырских врат перед теми, кто ушел из монастыря. Это последнее, к чему может прибегнуть монастырь, чтобы уберечь от погибели и согрешающего брата, и остальных. Но святой Антоний, который был пустынником и жил в те времена, когда общежительное монашество еще только зарождалось, рассуждает иначе. Видя, как много демонов с их ловушками угрожает монаху и как легко они могут вы манить его из обители, он говорит: «Когда возвратится, прими его с радостью, как отец блудного сына, чтобы не пришла в смятение его душа и он не предался греху окончательно». Святой делает последнюю попытку вернуть монаха в духовный двор, куда он был введен руками игумена и словом преподобных отцов.
|
|
|
Совсем не общайся с мирянами, но и не подражай фарисею, который все делал напоказ. (9)
Первоначально общение с мирянами было делом одного только привратника. Со временем монастыри стали стараться оказывать посетителям особое гостеприимство, но при этом возникало множество недоразумений и трудностей, так как людей в монастыри приходило не меньше, чем сейчас. Мы знаем, что святой Феодосий в первую очередь построил гостиницу, а потом уже монастырь. К нему шли больные, бесноватые, слепые, глухонемые. Их было так много, что обитель не могла обслуживать их силами одного‑двух человек, и даже сам святой Феодосий служил им. Однако монахи чувствовали, что, с одной стороны, они теряют своего игумена, а с другой – что сами впадают в суетность. В конце концов все же водворился мир: было устроено нечто вроде архондарика, где назначенные братья занимались приемом посетителей, будучи как бы заботливыми руками и сострадательным сердцем всего братства.
«Совсем не общайся с мирянами», потому что как вор опустошает твой дом, так и общение с ними опустошит твою душу, и ты наполнишься мирскими представлениями, в которых кроется причина всякого зла и греха.
Если, зная все это, мы чувствуем потребность в общении с мирянами, то почему бы нам не вступить в брак, не взять на себя общественные обязанности и не приобрести определенные права? Мы пришли в монастырь для того, чтобы стать ангелами! Ангел – это служитель, а не приятель. Когда мирянин приходит в монастырь, мы принимаем его и прислуживаем ему в архондарике. Но одно дело – служение, а другое – тесное дружеское общение. Служение принимает на себя соответствующий служитель. В общении же мы раскрываем свое сердце, что подрывает устои монашеской жизни. Мы не можем проводить время с мирскими людьми, если только нас не попросит об этом игумен или мы не возьмем на это благословение. Но не будем думать, что после такого общения мы возвратимся такими же, какими были. Невозможная вещь! Когда мимо проезжает машина и обдает тебя грязью, ты становишься весь черный. Так происходит и с душой, когда ты общаешься с миром. Поэтому необходимо, чтобы архондарик находился вне монастыря. Если это именно так и устроено, а мы все же вступаем в общение с мирскими людьми, то у нас нет никакого оправдания. Всякая попытка оправдаться означает, что мы не имеем расположения жить во Христе.
Связать себя пристрастными отношениями с кемлибо можно и мысленно, можно в сердце, по телефону, через переписку – однако все это чуждо истинному монаху. Если я хочу достичь святости, уподобиться святым отцам, то я не могу пренебречь этим правилом святого Антония Великого.
Если мы идем в архондарик несмотря на то, что никто из старших в монастыре нас туда не посылал, это равнозначно вкушению свиного мяса. Эти посетители, они твои друзья? Просто хорошие люди? Или плохие? Чужие они тебе? Или твои родственники? Родственников у нас нет, единственные наши родственники – это люди, близкие монастырю. Если кто‑то сохраняет особое дружеское расположение к другому человеку и своем сердце, то он не может угождать Господу, ведь он обещал отречься от отца, матери, братьев, родственников – от всех. Монах не может испытывать к кому‑то особую любовь, чувствовать себя кому‑то обязанным или ответственным за того, кому когда‑то помог. Все это мирские обычаи, которые не должны проникать в обитель. Свою любовь выражает монастырь, и он берет на себя все обязанности и ответственность перед кем бы то ни было. Другое дело, что монах может обратиться к соответствующему лицу в монастыре и получить разрешение пообщаться с посетителем, но при этом он должен следить за своим внутренним состоянием, испытывать свое сердце, потому что оценивать себя нужно не столько по внешним действиям, сколько по внутреннему состоянию.
Не позволяй женщине приблизиться к тебе и не допускай, чтобы нога ее ступила в твое жилище, потому что следом придет гнев. (10)
В тех краях, где жил преподобный Антоний Великий, не было таких мест, куда запрещалось входить противоположному полу. Там была пустыня, небольшие домики и монастыри, отчего и происходили столь часто случаи впадения монахов в блуд с мирскими женщинами или монахинь – с мужчинами, которые работали в окрестностях. Но женщина представляла собой большую опасность для мужчины, чем мужчина для женщины.
Если ты допустишь, чтобы женщина переступила порог твоей кельи, то «следом придет гнев» – за нею по пятам войдет страсть и приступит как к ней, так и к тебе. Гнев – это не кара Божия, но следствие отношений между мужчиной и женщиной. Девство – это не просто телесная чистота или чистота ума и сердца от помыслов, это также и чистота очей. Святой Антоний пытается помочь монаху понять, что нечистота может войти в его ум и сердце через зрение. Он имеет в виду не грех блуда, но само общение с женщиной, и говорит не столько о телесной чистоте, сколько о бесстрастии. Мы не должны допускать, чтобы ум наш скитался где‑то, потому что так мы подвергаем себя опасности. Ведь женщине свойственна особенная эмоциональность, нежность и притягательность, отчего мужчина невольно испытывает к ней любовь и желание о ней заботиться. Тогда один становится пленником другого.
То же самое, но несколько в ином плане, происходит и с женщиной. Женщина чувствует потребность в любви и заботе. В мужчине преобладает рассудок, но и у него есть потребность выразить чувства своего сердца. Таким образом, он может стать игрушкой в руках женщины и впасть даже в самый великий грех. Грех, однако, заключается не только в совершении плотского греха на деле. Он состоит и в немощи разума, сердца или в расположении человека послужить женщине. Это великое зло, и здесь монаху необходимо внимание к себе. Именно поэтому Церковь никогда не предписывала мужчине управлять женским монастырем, встать во главе него могла только женщина. Мужчина был своего рода смотрителем, находился, так сказать, вне обители и над ней, чтобы наблюдать за отношениями между игуменией и монахинями, ведь, как правило, женщина с большим трудом подчиняется женщине: ее душа противится. Поэтому Церковь учредила должность смотрителей, духовников. Духовник был лишь совершителем исповеди, которая проходила в присутствии игумении или кого‑то из старших. Все эти установления, конечно, устарели, но не может устареть их дух. Дух в Церкви един, он не изменяется.
То, к чему приводят отношения между женщиной и мужчиной, мы видим и на примере безбрачных клириков в миру. Едва только при них окажутся несколько девушек, которые проявят немного внимания, немного уважения, немного любви, как эти священнослужители становятся их жертвами. Они начинают думать об устроении монастыря, чтобы оградить своих чад от бед. Они трепещут, как бы их чад не забрал другой духовник. Когда мужчину, избравшего девственный образ жизни, покоряет ребенок или женщина, то он становится словно изъеденный червями. Его жизнь вращается вокруг них. Отношения с этими людьми влияют на все его решения и поступки. И даже если он и пытается жить по Евангелию, он уже не тот, кто свободно следует за Христом, куда бы Он ни пошел. Незаметно для себя самого он следует за женщиной или за детьми, занимаясь духовным попечением о них.
Не ходи повидаться со своими родственниками, не позволяй им приходить повидаться с тобой, не стремись часто бывать у них. (11)
Нужно остерегаться не только детей, женщин и мирян, но и прежде всего своих родственников. Ты вступил в монастырь? Не встречайся больше с родными. Величайшая радость для старца, если его послушники не поддерживают с родными никаких связей, не переписываются с ними, не созваниваются.
«Не позволяй им приходить повидаться с тобой». Ты сам не давай им права навещать тебя, звонить тебе, писать. Тем более не бывай часто у них. Большинство монахов, покинувших Святую Гору, ушли потому, что, бывая в миру, они приобретали духовных чад или начинали жалеть своих родных: дочь, незамужнюю сестру, мать, которая уже состарилась и не может жить одна, бабушку, которую родители монаха выбросили на улицу. Это правило точно передает слово Христа: Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня. Если монах принял постриг, но ему все время звонят родители, чтобы узнать, как дела, тогда зачем он носит монашеское одеяние? Мы должны почтительно, с любовью и уважением поговорить с ними, чтобы они поняли: теперь мы принадлежим Христу и нас должен видеть только Христос. Мы же, стоит нам узнать, что заболел кто‑то у нас дома, лишаемся покоя, и это показывает, что мы оставляем Крест Христов и берем на себя бремя родственников.
Может быть, кто‑нибудь скажет в свое оправдание, что теперь у нас нет такого правила. Это ошибка. Правилами монастыря должны быть те самые правила, которые ввели великие отцы Церкви, и те слова, которые произнес Сам Христос. Другое дело, что монастырь не принуждает человека исполнять слово Божие, потому что Христос никогда никого не принуждает. Христос говорит: Кто хочет следовать за Мною, отвергнисъ себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною. Я взял на себя крест вчера, поэтому должен иметь желание нести его и сегодня. Христос не будет напоминать мне, чтобы я продолжал нести свой крест. Нужно, чтобы я сам этого желал. Любое монастырское правило призывает нас исполнять заповеди Христа, но исполнять так, как хочет этого Господь, – то есть свободно, не по принуждению.
Поэтому всякий должен направлять свое шествие благоразумно и мудро. Не видеться больше с родственниками не означает, что, если мне позвонит моя мать, я начну ее ругать или скажу, что родителям запрещается приходить в монастырь. Лучше мне пойти домой и
пожить там немного, чем обращаться так со своей матерью и говорить ей нелепицу. Конечно, у нас могут быть какието связи с родными, но эти связи не должны занимать наше сердце, не должны приводить в смятение нашу душу, вызывая боль, страх, тревогу.
Когда мысль о родственниках задевает монаха за живое, то он согрешает пред Господом. Если мы можем не согрешать, тогда можем видеться с близкими, но все‑таки даже и тогда мы не останемся без ущерба.
Итак, монастырь не ограничивает монахов, он оставляет их свободными, потому что принимает во внимание и немощь человеческого естества. Однако монахи должны каждый раз испытывать себя пред Богом.
Святой Антоний, зная немощь человеческую, добавляет: «Не стремись часто бывать у них». Если не можешь исполнить закон Божий, по крайней мере, не ходи к близким часто.
Когда ваши родные приезжают к нам в монастырь (а это происходит на 99,99 процентов по вашей вине), мы дозволяем вам увидеться с ними. Но то, что вы встречаетесь с ними по благословению, не означает, что вас не в чем упрекнуть. Вы несете большую ответственность перед Богом, потому что сердце не может быть предано матери, отцу, деду, брату или сестре и
вместе с тем быть преданным Господу. Решитесь на что‑то одно! Две любви не вмещаются в одном сердце. Хотите – верьте в то, что говорит Бог, хотите – не верьте. Но слово Господне, по крайней мере, должно быть оглашено.
Матери трудно исполнить этот Божий закон, потому что в ней действует материнская привязанность. Если и у нас есть привязанность, то и мы уже состоим в браке. Мы должны быть свободны, чтобы сказать: «Тебя я люблю, Христе мой».
Приветливо поговорим с близкими о величии монашеского жительства, о высоте совершенства, на которую возводится монах. Дадим им почувствовать, что они могут гордиться своим чадом, раскроем перед ними истину с тончайшим благородством.
Но проблема заключается не в них, она всегда заключена в нас. Конечно, есть такие родители, которые приезжают в монастырь ради братства, а не ради своих детей. Их принимает в свои объятия все братство. Это родители всего братства. Они принесли в жертву одного ребенка, а приобрели множество детей. Они достойны всякого уважения.
Одна мать спросила сына, думает ли он еще о ней, и он ей ответил: «Да, время от времени о вас вспоминаю. А вы обо мне думаете?» «Зачем мне о тебе думать, – ответила мать, – тебе так хорошо там!» Она была вполне спокойна. Успокоим своих родителей, чтобы они чувствовали ту радость, которую мы имеем в своих сердцах. Посмотрите: святой Антоний запрещает монаху зависеть даже от брата, а мы ставим себя в зависимость от родителей! Разве это не нелепо? Иноку, который еще переживает за своих родителей или духовного отца, исповедовавшего его в миру, или имеет с ними какую‑то связь, невозможно достичь той высоты, что требует от него Бог. Он – как птица, запертая в клетку или привязанная за лапку: она пытается полететь, но не может. Такой человек останется земным существом и будет оправдывать привязанности своего сердца, приводя сколько угодно доводов. Он будет вполне уверен, что так и должно быть, по той простой причине, что он не может жить в монастыре иначе. Он будет оправдывать себя, чтобы не чувствовать себя виноватым.
Принести своих детей Богу – это спасение для родителей, потому что дети – плод родителей. Сначала родители противятся, но потом мало‑помалу понимают это и отдают своих детей – и Бог вменяет их приношение в жертву живую и благоугодную.
* * *
Спасают ли монахи своих родителей молитвой?
Когда молится Богородица, то благодать Божия изливается на весь мир и весь род человеческий; Ее молитвы привлекают к нам спасение и преклоняют Бога на милость к нам. Так и монах из сердца воздевает духовные руки и низводит благодать Божию. А благодать Божия нисходит прежде всего на родителей и внутренне их изменяет. Поэтому нам необходимо быть настоящими монахами, чтобы показать родителям радость нашего сердца, величие ангельского чина. Если мы будем настоящими монахами, то сможем, воздев руки к небу, исторгнуть своих родителей даже из ада.
Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 134; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!