В российском революционном движении 13 страница
Что же касается виноторговли в деревнях, то треть всего еврейского населения «черты» к началу 80‑х годов жила в деревнях, по две‑три семьи в каждой деревне [[417]], как остатки корчемства. – В 1870 в официальном правительственном сообщении говорилось, что «питейная торговля в Западном крае почти исключительно сосредоточилась в руках евреев и злоупотребления, встречающиеся в этих заведениях, выходят из всяких границ терпимости» [[418]]. И – потребовано было от евреев, чтобы они производили питейную торговлю только из собственных домов. Смысл этого требования поясняет Г.Б. Слиозберг: в малороссийских деревнях, то есть вне наследия польских порядков, у помещиков не было права производить торговлю вином – а значит, и евреи не могли его у них перекупить. Но нельзя было евреям купить и клочка крестьянской земли; поэтому евреи арендовали крестьянские дома и вели питейную торговлю из них. Когда запретили такую виноторговлю не из собственных домов – запрет часто обходился путем «подымённой» торговли: фиктивный патент на питейное заведение давался христианину, а еврей якобы служил у него лишь «сидельцем» [[419]].
Также и «карательная статья» (по выражению Еврейской энциклопедии), то есть наказание, сопровождающее запрет личного найма евреями христиан в услужение, с 1865 была отменена как «несогласн[ая] с общим духом принимаемых мер терпимости». И «многие еврейские семьи… с конца 60‑х годов, стали нанимать христианскую прислугу» [[420]].
|
|
|
К сожалению, характерно для многих историков еврейства в России: если вчера на отвоевании какого‑то права были заострены вся борьба и внимание, а сегодня то право добыто, – то оно уже сочтено и мелочью. О «двойной подати» евреев сказано столько, будто она существовала века, а не была наложением нескольких лет, к тому же никогда и не собираема реально. – Положение 1835, в своё время встреченное евреями с облегчением, уже обозначается С. Дубновым, к рубежу XX в., как «хартия бесправия». – Будущему революционеру Льву Дейчу, в 60‑е годы ещё, по малолетству, верноподданному, виделось так, что администрация «не проводила строго некоторых существенных… ограничений в… правах» евреев, «сквозь пальцы смотрела на… нарушения», «в шестидесятых годах евреям в общем жилось в России недурно… ни в ком из моих сверстников‑евреев я не замечал выражения угнетённого состояния, придавленности и отчуждённости» от своих товарищей‑христиан [[421]]. Но, с революционным достоинством, спохватывается и называет «в сущности незначительны[ми] облегчения[ми]» всё, что было дано евреям при Александре I, тут же не упуская и зарубки: «преступления Александра II», хотя, по его мнению, всё же убивать этого царя не следовало [[422]]. – А из середины XX века уже видится и так: весь XIX век создавались комитеты и комиссии для пересмотра еврейских правоограничений и «приходили к выводу, что существующие правоограничения не достигают своей цели и должны быть… упразднены… Но ни один из выработанных Комитетами проектов… не получил осуществления» [[423]].
|
|
|
Изжито, забыто, и пиво не в честь.
После первых льгот Александра II главным ограничением евреев, которое ощущалось всего острей, – стала черта оседлости. «Едва только появилась надежда на возможность грядущих общегосударственных реформ, едва только повеяло первым дыханием ожидаемого обновления государственной жизни, как в среде еврейской интеллигенции возникло смелое намерение поднять вопрос об уничтожении черты оседлости» [[424]]. – Но ещё свежа была и в еврейской памяти идея «разбора», возлагания повинностей на неоседлых и не ведущих производительного труда, – и в слое евреев, кто, «по своему общественному положению и по роду своей деятельности, могли вступать в более близкое соприкосновение с центральной властью», в «групп[е] еврейских купцов, петербургских и иногородних» [[425]], родилось в 1856 ходатайство к Государю «с просьбой о даровании льгот не всему еврейскому населению, а лишь отдельным категориям», молодому поколению, «воспитанно[му] в духе и под надзором правительства», «высшему купечеству», «добросовестны[м] ремесленник[ам], добывающи[м] хлеб свой в поте лица», чтобы они были «отличены правительством большими правами от тех, которые ничем ещё не засвидетельствовали об особенной своей благонамеренности, пользе и трудолюбии… Ходатайство наше состоит в том, чтобы Милосердный Монарх пожаловал нас и, отличая пшеницу от плевел, благоволил, в виде поощрения к добру и похвальной деятельности, предоставить некоторые, умеренные, впрочем, льготы достойнейшим, образованнейшим из нас» [[426]]. (При всех возбуждённых надеждах – и они ещё не могли представить, как быстро пойдут изменения в положении евреев, – а в 1862 часть авторов этой записки сможет просить уже «о предоставлении равноправия всем окончившим среднее учебное заведение», ибо гимназисты «не могу[т], конечно, не считаться людьми, получившими европейское образование» [[427]].)
|
|
|
Да и «царь принципиально не был противником нарушения законов о черте оседлости в пользу отдельных групп еврейского населения». В 1859 право жительства по всей России получили евреи‑купцы 1‑й гильдии (с 1861 в Киеве – также 2‑я гильдия, в Николаеве, Севастополе, Ялте – все три гильдии) [[428]] – с правом устройства фабричных заведений, подрядов и приобретения недвижимости. – Уже раньше имели право повсеместного жительства доктора и я магистры наук (с занятием постов на государственной службе; тут можно отметить профессора медицины Г.А. Захарьина, которому в будущем предстояло вынести летальный приговор по болезни Александра III). С 1861 это право предоставили и «кандидатам университетов», то есть просто окончившим их [[429]], также и «лицам свободных профессий» [[430]]. Ограничения чертою оседлости не распространялись отныне и «на лиц, желающих получить высшее образование… именно на лиц, поступающих в медицинскую академию, университеты и технический институт» [[431]]. – Затем в результате ходатайств отдельных министров, губернаторов, а также влиятельных еврейских купцов (Евзель Гинцбург) – с 1865 вся территория России, включая и Петербург, была открыта для евреев‑ремесленников – однако лишь до того времени, пока таковой реально занимается своим ремеслом. (Понятие ремесленников затем расширялось на техников всех видов, наборщиков, типографских рабочих.) [[432]]
|
|
|
Следует при этом иметь в виду, что купцы переселялись с приказчиками, конторщиками, разными подручными и еврейской обслугой, ремесленники – также с подмастерьями и учениками. Всё вместе это составляло уже заметный поток. Таким образом, еврей, получивший право жительства вне черты, был свободен переезжать отнюдь не только с семьёй.
Новые разрешения обгонялись и новыми ходатайствами. В 1861 сразу же за «кандидатами университетов» генерал‑губернатор Юго‑Западного края просил дать выход из черты также и окончившим казённые еврейские училища, то есть неполные средние заведения, живо описывая состояние выпускников: «Молодые люди, выходя из заведений, видят себя совершенно оторванными от еврейских обществ… Не находя среди своих обществ занятий, сообразных с полученным ими образованием, они привыкают к праздности и нередко роняют в глазах общества образование, коего они являются недостойными представителями» [[433]].
В том же году министры внутренних дел и просвещения согласно заявили, «что важнейшая причина бедственного положения евреев таится в ненормальном количественном соотношении между ними, являющимися преимущественно торгово‑промышленным элементом, и остальной земледельческой массой», и вот, благодаря этому, «крестьяне неизбежно делаются жертвою евреев, будучи как бы обязаны отдавать часть своих средств на их содержание». Но и внутренняя конкуренция ставит евреев «почти в невозможность снискивать себе законными путями средства к существованию». И поэтому надо «предоставить право повсеместного жительства купцам» 2‑й и 3‑й гильдий, а также окончившим курс средних учебных заведений [[434]].
А новороссийский генерал‑губернатор в 1862 снова просил «полного уничтожения черты оседлости»: начать «с предоставления права повсеместного жительства всему [еврейскому] народу» [[435]].
Никак не с таким темпом, но текли своей чередой частные разрешения повсеместного жительства. С 1865 разрешён приём евреев в должности военных врачей, а вслед за тем (1866, 1867) евреям‑врачам была разрешена служба по министерствам народного просвещения и внутренних дел [[436]]. – С 1879 – и фармацевтам, и ветеринарам, также и «приготовляющимся к соответствующему роду деятельности» [[437]], также и акушеркам и фельдшерам, и «желающим учиться фельдшерскому искусству» [[438]].
Наконец в 1880 последовал указ министра внутренних дел (Макова): вне черты оседлости оставить на жительстве всех тех евреев, кто поселился там незаконно [[439]].
Сюда уместно добавить: в 60‑е годы «евреи‑юристы… при отсутствии тогда института адвокатуры, без всяких затруднений устраивались на государственной службе» [[440]].
Послабления коснулись и пограничной черты. – 1856, когда, по Парижскому трактату, российская государственная граница отступила, приблизилась к Кишинёву и Аккерману, из новообразованной так пограничной полосы евреев теперь не выселяли. А в 1858 «были окончательно отменены указы Николая I, предписывавшие евреям покинуть 50‑вёрстную приграничную полосу» [[441]]. – С 1868 был разрешён (прежде формально, хотя и не строго запрещённый) переход евреев из западных губерний России в Царство Польское и обратно [[442]].
Наряду с официальными послаблениями в правоограничениях существовали исключения и обходы правил., Например в столице, Петербурге, «несмотря… на запреты, евреи всё же водворялись на продолжительные сроки»; а «с воцарением Александра II… число евреев в Санкт‑Петербурге начинает быстро возрастать. Появляются капиталисты, посвящающие значительное внимание организации общины» еврейской тут, «как, например, барон Гораций Гинцбург… Л. Розенталь, А. Варшавский и др.» [[443]]. К концу царствования Александра II российским Государственным секретарём состоял Е.А. Перетц (сын откупщика Абрама Перетца). – В 60‑х годах XIX в. «Петербург стал стягивать к себе немало представителей торгово‑промышленных и интеллигентных [кругов] еврейства» [[444]]. – По данным Комиссии по устройству быта евреев, в 1880‑81: в Петербурге официально числилось 6.290 евреев [[445]], по другим официальным данным – 8.993, а по «местной переписи» от 1881 года – 16.826, около 2% от общего населения [[446]].
В Москве в 1856 была отменена обязательность жительства приезжих купцов‑евреев только в Глебовском подворьи, которое «было упразднено… евреям разрешили останавливаться в любом районе города. При Александре II… еврейское население Москвы стало быстро расти», к 1880 – около 16 тысяч [[447]].
Сходно и в Киеве. После 1861 «начался быстрый рост еврейского населения Киева» (от полутора тысяч в 1862 до 81 тыс. к 1913). С 80‑х годов наблюдался наплыв в Киев евреев. «Несмотря на частые полицейские облавы, которыми славился Киев, численность его еврейского населения намного превосходила официальные данные… К концу 19 в. евреи составляли 44% киевского купечества» [[448]].
«Важнейшим» называет Ю.И. Гессен «предоставление права повсеместного жительства (1865 г.) ремесленникам». Правда, была заминка с их переездом. Ведь так скученные, так стеснённые, настолько лишённые рынка сбыта и заработка – почему же они «почти не воспользовались правом выхода из черты оседлости»? К 1881 в 31 внутренней губернии евреев‑ремесленников считалось всего 28 тысяч (а евреев вообще – 34 тысячи). Гессен объясняет этот парадокс так: зажиточные ремесленники не нуждались искать новые места, нищенствующие – не имели средств для переезда, а средняя группа, «кое‑как перебивавшаяся изо дня в день, не терпя особой нужды», опасалась, что после их отъезда старая их община, в налоговых соображениях, откажется им потом продлить годовой паспорт или даже «потребует возвращения выселенц[ев] домой» [[449]].
Но можно сильно усумниться в самой статистике. Мы только что прочли, что в одном Петербурге евреев было по крайней мере в два раза больше, чем по официальным данным. Усчитывалось ли ртутно‑подвижное еврейское население медлительным российским аппаратом – в определенное время и во всех местах?
А росло еврейское население России – уверенно и быстро. В 1864 без Польши оно составляло 1,5 миллиона [[450]]. – А вместе с Польшей было: в 1850 – 2 млн. 350 тыс., в 1880 – уже 3 млн. 980 тыс. От первичного около миллионного населения при первых разделах Польши – до 5 млн. 175 тыс. к переписи 1897, – то есть за столетие выросло больше, чем в пять раз. (В начале XIX в. российское еврейство составляло 30% мирового, в 1880 – уже 51%) [[451]].
Это – крупное историческое явление, не осмысленное привременно ни русским обществом, ни российской администрацией.
Только один этот быстрый численный рост, без всех остальных сопутствующих особенностей еврейского вопроса, – уже ставил перед Россией большую государственную проблему. – И тут необходимо, как и всегда во всяком вопросе, постараться понять обе точки зрения. При таком экстра‑росте российского еврейства – всё настоятельнее сталкивались две национальные нужды. Нужда евреев (и свойство их динамичной трёхтысячелетней жизни): как; можно шире расселиться среди иноплеменников, чтобы как можно большему числу евреев было бы доступно заниматься торговлей, посредничеством и производством (затем – и иметь простор в культуре окружающего населения). – А нужда русских, в оценке правительства, была: удержать нерв своей хозяйственной (затем – и культурной) жизни, развивать её самим.
Одновременно же со всеми этими частными полегчаниями для евреев, не забудем, по России ступали одна за другой и всеобщие освободительные реформы Александра II, тем расширяя свою сень и на евреев. Например, в 1863 была отменена подушная подать с городского населения, а значит – и с главной части еврейской массы, остались только земские повинности, евреи покрывали их из коробочного сбора [[452]].
Но как раз самая крупная из тех александровских реформ, самая исторически значимая, поворотный пункт в русской истории – освобождение крестьян, отмена крепостного права в 1861, – оказалась для российских евреев весьма невыгодной, а для многих и разорительной. «Общие социально‑экономические перемены, происшедшие в связи с отменой крепостной зависимости крестьян… значительно ухудшили в тот переходный период материальное положение широких еврейских масс» [[453]]. – Социальная перемена была в том, что переставал существовать многомиллионный, бесправный и лишённый подвижности класс крестьянства, отчего падало в сравнительном уровне значение личной свободы евреев. А экономическая – в том, что «освобождённый от зависимости крестьянин… стал меньше нуждаться в услугах еврея», то есть освободился от строгого запрета вести и весь сбыт своих продуктов и покупку товаров – иначе чем через назначенного посредника (в западных губерниях почти всегда еврея). И в том, что помещики, лишившись дарового крепостного труда, теперь, чтобы не разориться, «были вынуждены лично заняться своим хозяйством, в котором ранее видная роль принадлежала евреям как арендаторам и посредникам в многообразных торгово‑промышленных делах» [[454]].
Отметим, что вводившийся в те годы поземельный кредит вытеснял еврея «как организатора финансовой основы помещичьего быта» [[455]]. Развитие потребительных и кредитных ассоциаций вело к «освобождению народа от тирании ростовщичества» [[456]].
Интеллигентный современник передаёт нам в связи с этим тогдашние еврейские настроения. Хотя евреям открыт доступ к государственной службе и к свободным профессиям, хотя «расширены… промышленные права» евреев, и «больше средств к образованию»; и «чувствуется… в каждом… уголку» «сближение… между еврейским и христианским населением»; хотя остающиеся «ограничения… далеко не соблюдаются на практике с таким рвением», и «исполнители закона относятся теперь с гораздо большим уважением к еврейскому населению», – однако положение евреев в России «в настоящее время… в высшей степени печальное», евреи «не без основания сожалеют» о «добром старом времени», везде в черте оседлости слышатся «сожаления [евреев] о прошедшем». Ибо при крепостном праве имело место «необыкновенное развитие посредничества», ленивый помещик без «еврея‑торгаша и фактора» не мог сделать шагу, и забитый крестьянин тоже не мог обойтись без него: только через него продавал урожай, у него брал и взаймы. «Промышленный класс» еврейский «извлекал прежде огромные выгоды из беспомощности, расточительности и непрактичности землевладельцев», а теперь помещик схватился всё делать сам. Также и крестьянин стал «менее уступчив и боязлив», часто и сам достигает оптовых торговцев, меньше пьёт, и это «естественно отзывается вредно на торговле питьями, которой питается огромное число евреев». И автор заключает пожеланием, чтобы евреи, как и случилось в Европе, «примкнули к производительным классам и вовсе не оказались излишними в народной экономии» [[457]].
Теперь евреи развили аренду и покупку земель. В докладных записках сперва (1869) новороссийского ген.‑губернатора с просьбой запретить и там евреям покупать землю, как уже запрещено в 9 западных губерниях, затем (1872) в записке ген.‑губернатора Юго‑Западного края писалось, что «евреи арендуют землю не ради сельскохозяйственных занятий, а только в промышленных целях; арендованные земли они отдают крестьянам не за деньги, а за известные работы, превышающие ценность обыкновенной платы за землю, “устанавливая своего рода крепостную зависимость”». И хотя «капиталами своими они несомненно оживляют, как и торговлею, сельское население» – ген.‑губернатор «не считал полезным соединение промышленности и земледелия в одних сильных руках, так как только при свободной конкуренции земледелия и промышленности крестьяне могут избегнуть “обременительного подчинения их труда и земли еврейским капиталам, что равносильно неминуемой и скорой материальной и нравственной их гибели”». Однако полагая положить предел найму евреями земель у себя в крае, он предлагал: «дать евреям возможность расселиться по великороссийским губерниям» [[458]].
Записка поступила в как раз тогда созданную «Комиссию по устройству быта евреев» (8‑ю в ряду «еврейских комитетов»), весьма сочувственную к положению евреев, и получила отрицательный отзыв, затем утверждённый и правительством: запрет еврейской аренды был бы «полным правонарушением» по отношению… к помещикам. К тому же крупный еврей‑арендатор «по своим интересам становится вполне солидарным с интересами остальных землевладельцев… Правда, что евреи‑пролетарии группируются около крупных арендаторов и живут на счёт труда и средств сельского населения. Но то же самое видно и в имениях, управляемых местными помещиками, которые до сего времени не могут обходиться без помощи евреев» [[459]].
Однако в области Войска Донского стремительное экономическое продвижение евреев было ограничено запретом (1880) содержать в собственности или аренде недвижимые имущества. Областное правление нашло, что, «в виду исключительного положения Донской области, казачье население которой обязано поголовно воинской повинностью, [это] единственный и верный способ спасти хозяйство казаков и только что начинающие водворяться в области промыслы и торговлю от разорения», ибо «слишком поспешная эксплуатация местных богатств и быстрое развитие промышленности… сопровождаются обыкновенно чрезвычайно неравномерным распределением капитала, быстрым обогащением одних и обеднением других. Между тем казаки должны обладать достатком, так как отбывают воинскую повинность на собственных лошадях и с собственным снаряжением» [[460]]. И этим – предотвращён был возможный казачий взрыв.
Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 55; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!