В российском революционном движении 15 страница
В описании еврейских авторов: «В эпоху Александра II вся богатая еврейская буржуазия была… лояльн[а]… к монархии. Именно в это время создались крупные состояния Гинцбургов, Поляковых, Бродских, Зайцевых, Балаховских, Ашкенази». Как уже сказано, «откупщик Евзель Гинцбург основал в Петербурге свой банк». Самуил Поляков построил шесть железнодорожных линий; они, три брата Поляковых, стали потомственными дворянами [[502]]. «Благодаря железнодорожному строительству, которое гарантировалось и во многом субсидировалось государством, создавались крупные состояния Поляковых, И. Блиоха, А. Варшавского и других». – А уж как перечислить состояния помельче, например А.И. Зак, бывший помощник Е. Гинцбурга по откупам: переехав в Петербург, он создал тут Учётно‑ссудный банк, «имел обширный круг родственников, своих и жены, и пристраивал их к предприятиям, во главе которых стоял» [[503]].
Да от хода александровских реформ менялась же и вся общественная жизнь, открывая для деятельных евреев новые возможности. «В правительственных постановлениях, разрешавших некоторым группам евреев с высшим образованием поступать на государственную службу, не было никаких ограничений в отношении их продвижения по служебной лестнице. С получением чина действительного статского советника евреи на общих основаниях возводились в потомственное дворянство» [[504]].
В 1864 – прошла реформа земская. Она «носила характер всесословный. Положение… не предусматривало никаких ограничений в правах евреев на участие в земских выборах, равно как на занятие выборных земских должностей. В течение 26 лет, пока действовало Положение, во многих местах встречаются евреи в качестве гласных, а также членов земских управ» [[505]].
|
|
|
Никаких ограничений на евреев не накладывали и судебные уставы, того же 1864. По судебной реформе была создана независимая судебная власть и, взамен прежних частных ходатаев по делам, – независимая адвокатура как самостоятельное сословие с особым корпоративным устройством (и, кстати, даже с таким необжалуемым правом, как отказать просителю в помощи «по нравственной оценке его личности», что можно было использовать и для оценки политической). И никаких ограничений для евреев вступать в это сословие не было. Гессен пишет: «Не говоря уже об адвокатуре, в которой евреи заняли видное место, они начинают появляться изредка в судебных канцеляриях в качестве следственной власти, а также в рядах прокурорского надзора; кое‑где они заняли и места в судебно‑мировых учреждениях и в окружных судах», а также участвовали как присяжные заседатели [[506]] – и, в первые десятилетия, без процентных ограничений. (Ещё отметно: присяга евреев перед гражданским судом произносилась без соблюдений требований иудейской религии.)
|
|
|
В те же годы осуществилась и реформа городского самоуправления. Первоначально предполагалось установить, чтобы число евреев среди гласных городской думы и членов городской управы не превышало бы половины всего состава, но, по сопротивлению министра внутренних дел, – городовым положением 1870 эта доля была сведена до одной трети, и евреи не получали права занимать должность городского головы [[507]]: опасались, «что иначе внутренняя сплочённость и внешняя обособленность евреев обеспечат за ними руководящую роль в городовых учреждениях и перевес при разрешении общественных дел» [[508]]. Однако евреи получали теперь полное равенство в ходе самих выборов (не – отдельной курией, как раньше), отчего «усилилось влияние евреев на городские дела». (Впрочем, в вольной Одессе этот не‑куриальный порядок установился ещё от рождения города, затем и в Кишинёве. «Вообще на Юге России над евреями не тяготело общественное презрение, усердно культивировавшееся некогда в Польше».) [[509]]
Так развивался «быть может… лучший период в истории русских евреев». Был «открыт доступ к общественной службе… Правовые облегчения и общая атмосфера “эпохи великих реформ” благотворно воздействовали на душевное состояние еврейского населения» [[510]]. Под влиянием эпохи великих реформ, казалось, «традиционный быт еврейской народной массы повернулся лицом к окружающему миру» и еврейство «стало принимать посильное участие в борьбе за право и свободу… Нет той области хозяйственной, общественной и духовной жизни России, в которой не отразились бы творческие усилия русских евреев» [[511]].
|
|
|
Наконец же: двери для еврейского всеобщего образования были широко распахнуты ещё в начале века. Хотя долго шли в них евреи – мало, нехотя.
Известный в дальнейшем судебный деятель Я.Л. Тейтель вспоминает о Мозыре 60‑х годов: «Директор гимназии… часто… обращался к мозырским евреям, указывая на пользу образования и на желание правительства видеть в гимназии побольше евреев. К сожалению, евреи не шли навстречу этому желанию» [[512]]. Да, в первые пореформенные годы не шли – даже и тогда, когда предлагалось содержание на казённый счёт; когда устав гимназий и прогимназий (1864) декларировал, что учебные заведения открыты для поступления без всяких различий в вероисповедании [[513]]. «Министерство народного просвещения… старалось облегчить евреям поступление в общие учебные заведения», проявляло «благожелательное отношение… к еврейской учащейся молодёжи» [[514]]. (Л. Дейч тут особенно выделяет тогдашнего попечителя Новороссийского учебного округа известного хирурга Н.И. Пирогова: что он «в сильной степени содействовал ослаблению враждебного отношения моих соплеменников к “гойским” школам и наукам» [[515]].) – Вскоре после воцарения Александра II министр просвещения так формулировал правительственную программу: «Необходимо распространить всеми мерами преподавание предметов общего образования и с тем вместе как можно менее вмешиваться в религиозное обучение детей, а предоставлять его более попечению родителей, не стесняя никакими ограничениями и руководствами со стороны правительства» [[516]]. Для детей же евреев‑купцов и евреев‑почётных граждан обучение в общих казённых учебных заведениях объявлялось (1859) обязательным [[517]].
|
|
|
Однако все эти льготы и приглашения – не имели взрывного успеха. Наибольшее, чего добились власти к 1863: в гимназиях России евреи составили 3,2% [[518]], то есть свою пропорциональную норму. Кроме отталкивания от русского образования в еврейской среде, тут не без влияния была и перемена задачи у еврейских общественных лидеров: «Когда наступила эпоха великих реформ, “друзья просвещения” слили вопрос об образовании народной массы с вопросом о правовом положении» [[519]], то есть снятии сразу всех оставшихся ограничений. Возможность такого либерального простора ясно увиделась после сотрясения тяжёлой Крымской войны.
Но в отношении образования почти магическое изменение произошло с 1874 – после издания нового воинского устава, «предоставлявшего льготы по службе лицам с образованием»: с той поры произошёл «наплыв евреев в общую школу» [[520]]. «После военной реформы 1874 даже во многих ортодоксальных семьях стали отправлять сыновей в средние и высшие учебные заведения ради сокращения срока службы» [[521]]. Эти льготы были – не только отсрочка воинской службы и облегчение несения её, а, как вспоминает Марк Алданов, евреи теперь могли сдавать экзамены на офицеров «и получать офицерские чины». «Нередко получали [и] дворянское звание» [[522]]. В 70‑е годы произошёл «огромн[ый] рост [числа] евреев‑учащихся в общих учебных заведениях и создани[е] многочисленного слоя дипломированной [из числа евреев] интеллигенции». Во всех университетах страны в 1881 евреев стало около 9%, к 1887 выросло до 13,5%, то есть каждый седьмой студент. А в отдельных университетах – и много выше: в Харьковском на медицинском факультете – 42% евреев, в Одессе – 31%, а на юридическом – 41% [[523]]. – Во всех гимназиях и прогимназиях страны процент евреев с 1870 по 1880 удвоился – до 12% (сравнительно с 1865 – учетверился), в Одесском учебном округе к 1886 достиг 32%, по отдельным же учебным заведениям – 75% и больше [[524]]. (И когда Д.А. Толстой, министр просвещения с 1866, стал вколаживать с 1871 русскую школу в «классическую» систему, перевес к античности, – в кругах русской интеллигенции негодовали, а среди евреев та реформа не встретила неудовольствия, как вспоминает не один мемуарист.)
Однако это образовательное движение пока коснулось только «еврейской буржуазии и интеллигенции. Широкие массы остались верны… хедерам и ешиботам», русская «элементарная школа… ничего в смысле привилегий» не давала [[525]]. «Массовый еврей остался в прежней изолированности, в силу специфических условий своей внутренней и внешней жизни» [[526]]. – «В народной массе городов и местечек черты оседлости, жившей в атмосфере строжайшей религиозной традиции и дисциплины, лишь чрезвычайно медленно происходил процесс приобщения к современной общечеловеческой культуре, и ростки нового с трудом пробивались наружу» [[527]]. – «Скученная в черте оседлости, еврейская масса в повседневной жизни не испытывала потребности в знании русского языка… Широкая масса по‑прежнему оставалась в знакомых ей стенах первобытной начальной школы‑хедера» [[528]] – и кто едва умел читать, должен был читать сразу Библию, на иврите [[529]].
А с правительственной стороны: при широком открытии евреям общего образования – теряли смысл еврейские казённые училища. С 1862 решено было предоставить должности их старших смотрителей также и евреям. Теперь в этих училищах «персонал постепенно пополнился более идейными педагогами евреями; действуя в духе времени, последние направили старания к тому, чтобы поднять изучение русского языка и сократить преподавание еврейских предметов» [[530]]. В 1873 эти училища были частично упразднены, частично преобразованы в начальные еврейские общего типа, по 3 и по 6 лет обучения, а два раввинских училища, в Вильне и Житомире, – в учительские институты [[531]]. Правительство отныне… полагало преодолеть отчуждение [евреев] через образование совместное. Но в «Комиссию по устройству быта евреев» поступали как доклады еврейских заступников, часто и высокочиновных, так и тормозящие мнения: что к евреям «нельзя относиться… наравне с другими народностями Империи… нельзя допускать их к безусловному жительству по всему пространству России; допущено это может быть тогда лишь, когда предварительно испробованы будут всевозможные меры к обращению их в производительных полезных граждан на нынешних местах их жительства и когда меры эти окажутся явно успешными» [[532]].
Между тем в сотрясении ото всех происходящих реформ, даже и особенно от отмены (1856) тяжёлой рекрутской повинности (но и прав старшин над еврейской общиной в связи с тем), затем и отмены (1863) связанной с нею особой подати, – «административная власть общинных заправил оказалась значительно поколебленной по сравнению с той былой почти неограниченной мощью», которая перешла к ним от упразднённого (в 1844) кагала, того прежнего безраздельного властителя над еврейской жизнью [[533]].
И как раз в эти же годы, в конце 50‑х и в 60‑е, выступил перед правительством, а затем публично, крестившийся еврей Яков Брафман с энергичной попыткой добиться решительного реформирования еврейского быта. Он подавал о том записку императору, вызывался Синодом в Петербург для консультаций. Он взялся разоблачить и истолковать кагальную систему (отчасти уже и опоздав, по упразднении кагалов), для того перевёл на русский достанные им акты минского кагала конца XVIII – начала XIX века, публиковал их сперва частями, затем (1869, 1875) и сводно в виде «Книги кагала», иллюстрируя всеохватную полноту личностного и имущественного бесправия члена общины. Эта книга «приобрела исключительный авторитет в глазах администрации, будучи принята как официальное руководство, и завоевала себе право гражданства (чаще всего только понаслышке) в широких кругах русского общества», «победоносное шествие Брафмана», «исключительный успех» [[534]]. (Позже книга была переведена на французский, немецкий и польский языки [[535]].) – «“Книге кагала” удалось внушить множеству отдельных лиц фанатическую ненависть к еврейскому народу как к “всемирному врагу христиан”, удалось распространить превратное представление о внутреннем быт евреев» [[536]].
«Эта миссия» Брафмана по собиранию кагальных актов и переводу их на русский язык «всполошила еврейское общество»; по требованию евреев была создана, с их участием, проверочная правительственная комиссия. Некоторые «еврейские писатели не замедлили выступить с доказательствами того, что кагальные документы приведены у Брафмана частью в искажённом виде, частью в ложном освещении», а один критик «даже заподозрил подлинное некоторых документов» [[537]]. (Новая Еврейская энциклопедии через столетие, 1976, подтверждает, что «использованные им [Брафманом] материалы являются подлинными и переводы его достаточно точны», хотя и ставит ему в вину ложность интерпретации [[538]]. Ещё более новая «Российская Еврейская Энциклопедия» в 1994 оценивает, что «опубликованные Брафманом документы – ценный источник для изучения истории евреев в России конца 18–начала 19 вв.» [[539]]. (Кстати: поэт Ходасевич – внучатый племянник Брафмана.)
Брафман утверждал, «что государственные законы не могут уничтожить ту вредоносную силу, которая таится в еврейском самоуправлении… по его словам, эта организация не ограничивается местными “кагалами”… а охватывает, мол, еврейский народ во всём мире… и вследствие этого христианские народы не могут избавиться от еврейской эксплуатации, доколе не будет уничтожено всё то, что способствует замкнутости евреев». Брафман содействовал «взгляду на Талмуд не как на кодекс религиозно‑национального характера, а как на “гражданско‑политический кодекс”, идущий “против течения политического и нравственного развития христианских стран”» [[540]], создающий «талмудическую республику». Он настаивал, «что евреи составляют государство в государстве», что евреи «считают для себя государственные законы необязательными» [[541]], еврейская община имеет «одной из основных целей “умозатмение христиан” для превращения их лишь в фиктивных собственников принадлежащего им имущества» [[542]]. – Шире того он «обвинял Общество для распространения просвещения между евреями России и Всемирный Еврейский Союз (“Альянс израэлит”) в том, что они являются частью “всемирного еврейского заговора”» [[543]]. По оценке Гессена, «“Книга кагала”… требовала только того, чтобы в корне было уничтожено общественное самоуправление евреев», невзирая на «гражданское бесправие» [[544]].
Государственный Совет, «смягчив решительную фразеологию “Книги кагала”», заявил, что если административными мерами и удастся добиться, что исчезнет внешнее отличие евреев от остального населения, то «этим нисколько ещё не будет обеспечено уничтожение замкнутого и даже почти враждебного к христианам настроения еврейских обществ», а «уничтожить вредную для государства обособленность евреев» могут, «с одной стороны, ослабление по возможности общественной между собою связи евреев и злоупотребительной власти еврейских старшин, а с другой, – и это ещё важнее, – распространение между евреями просвещения» [[545]].
А этот‑то процесс – просветительства – уже начался и в самом еврейском обществе. Прежнее движение Гаскалы 40‑х годов было воспитано больше на немецкой культуре, а русский язык оставался им чужд (знали Гёте и Шиллера, но не знали Пушкина и Лермонтова) [[546]]. «До половины 19 в. даже образованные евреи, за редкими исключениями, не знали русского языка и литературы, прекрасно владея в то же время немецким языком» [[547]]. Но движение тех «маскилим», более озабоченных собственным просвещением, а не толщи еврейского народа, – к 60‑м годам увяло [[548]]. «Русские веянья ворвались в еврейскую среду в 60‑х годах XIX века. До этого евреи не жили, а проживали в России» [[549]] – видя свои проблемы совсем отдельно от русской действительности. До Крымской войны еврейская интеллигенция в России признавала только немецкую культуру; но от Реформ – потяготела к русской, владеть русским языком – «подымает… чувство самоуважения» [[550]]. – Теперь развивалось еврейское просветительство под сильным влиянием уже русской культуры. «Лучшие… русско‑еврейские интеллигенты не забывали про свой народ», не уходили только «в область личных интересов», но заботились «об облегчении его доли», – да ведь и русская литература учила служить меньшей братии [[551]].
Однако для нового просветительства это обращение к своей народной массе сильно затруднялось тем, что та была прочно связана религией, то есть, для прогрессистов, «фактором безусловно регрессивным» [[552]]. А возникшее движение еврейского просветительства было, разумеется, в духе времени – вполне секулярным. Процесс секуляризации общественного сознания в еврейской среде «протекал особенно трудно ввиду исключительной роли, которую религия в течение многих столетий играла в диаспоре в качестве основы еврейского национального сознания», так что «формирование еврейского светского национального сознания» началось широко – по сути лишь в конце века [[553]]. – «И это не вследствие косности, а совершенно сознательно: еврей не хотел подвергнуть себя риску быть оторванным от Бога» [[554]].
Но вот еврейско‑русская интеллигенция в самом своём нарождении встретилась с русской культурой, да ещё в бурный период развития и самой русской интеллигенции, да ещё в затопе от потока и западной культуры в Россию в те годы (Бокль, Гегель, Гейне, Гюго – и уже до Конта и Спенсера). Указывают [[555]], что деятели первого поколения еврейско‑русской интеллигенции, оказавшего потом немалое влияние и на еврейство мировое, родились почти в соседние годы, 1860‑1866: С. Дубнов, М. Кроль, Г. Слиозберг, О. Грузенберг, Саул Гинзбург. (Впрочем, в эти же годы – рождались и ровесники их, видные еврейские революционеры: М. Гоц, Г. Гершуни, Ф. Дан, Азеф, Л. Аксельрод‑«Ортодокс», а главный П. Аксельрод, Л. Дейч и многие другие еврейские революционеры – ещё и в 50‑х годах.)
В 1863 в Петербурге, при поддержке богачей Евзеля Гинцбурга и А.М. Бродского, было разрешено основать «Общество для распространения просвещения между евреями в России» (ОПЕ), – сперва в узком составе, и первое десятилетие оно занималось не школьной, а только издательской деятельностью – но и этим вызвало «резкое противодействие» еврейских ортодоксов [[556]] (протестовали и против русского издания Пятикнижия как кощунственного посягательства на святость Торы). С 70‑х годов ОПЕ оказывало денежную поддержку еврейским школам. Культурная работа его была русифицирована, делались уступки только ивриту, но не «жаргону» [[557]], как тогда все согласно называли идиш; по мнению беллетриста Осипа Рабиновича, «“испорченный жаргон”, которым говорят евреи в России, не может “споспешествовать просвещению, потому что на нём не только что невозможно выразить отвлечённые понятия, но даже нельзя высказать ни одной порядочной мысли”» [[558]]. «Мы, евреи в России, вместо усвоения себе прекрасного русского языка, остаёмся при нашем испорченном жаргоне, неблагозвучном, неправильном и бедном» [[559]]. (Германские «маскилим» в своё время высмеивали жаргон ещё и резче.)
И вот в российском еврействе «возникла новая общественная сила, которая не замедлила вступить в борьбу [с] союз[ом]… капитала и синагоги», как выражается либеральный Ю.И. Гессен. И этой силой оказалась, пусть пока только в робком рождении, – еврейская периодическая печать на русском языке [[560]].
Её первенцем был одесский журнал «Рассвет», выходивший, правда, всего лишь два года (1859‑1861), выпускал его тот же О. Рабинович. Журнал должен был служить «средством распространения “полезных знаний, истинной религиозности и законов общежития и нравственности”, приохотил бы евреев изучать русский язык, “сродниться с отечественной образованностью”» [[561]]. «Рассвет» уделял внимание и политике, причём он изъявлял «любовь к отечеству» и намерение «споспешествовать видам правительства» [[562]]. «Жить общей жизнью со всеми народами, участвуя в их образовании и их успехах, и в то же время хранить, развивать и совершенствовать своё особое, национальное достояние» [[563]]. Один из ведущих сотрудников «Рассвета» публицист Л. Леванда определял цель журнала как двоякую: «действовать оборонительно и наступательно, – оборонительно против нападок извне, когда дело идёт о защите наших человеческих прав и конфессиональных (религиозных) интересов, а наступательно против нашего внутреннего врага: мракобесия, рутины, общественных неурядиц, наших племенных пороков, слабостей» [[564]].
Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 59; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!