Переводчики: ZarinaKatarina, Shottik, natali1875
Р.Л. Метьюсон
Высокий, Загадочный и Одинокий
Страж - 1
Переведено специально для сайта http://lovefantasroman.ru
Любое копирование без ссылки на сайты ЗАПРЕЩЕНО!!!
Пожалуйста, уважайте чужой труд!
Переводчики : ZarinaKatarina, Shottik, natali1875, m_red, Lisenka_D
Редактор: natali1875, oks9
Оформление: host
Аннотация:
Для Медисон наконец-то всё прояснилось. После нескольких лет борьбы за выживание она получила работу своей мечты, наконец-то смогла внести приличный залог за жильё и может перевести брата и сестру в настоящий дом. Ничто не предвещало беды. Когда оставившая их несколько лет назад мать внезапно объявляется и перевозит детей в Нью-гемпшир, у Медисон не остаётся иного выбора как отправиться с ними, иначе она потеряла бы брата и сестру. Снова позабыв о своих мечтах, Медисон пытается влиться в эту жизнь, но всё сложно: её пятнадцатилетняя сестра ведёт себя как начинающая проститутка, окружающие люди ведут себя как-то странно, её начальник - настоящий придурок, Медисон чувствует себя аутсайдером, лучшим другом оказывается шестнадцатилетний панк, а невероятно красивый парень, снимающий комнату по-соседству, ведёт себя как свинья, по три раза на дню принимая душ и оставляя Медисон холодную воду. И у этого красавчика есть какой-то секрет... секрет, разгадать которой дико желает Медисон, и ни перед чем не остановится, сколько бы предупреждений не получала.
|
|
|
Детектив Ефраим Уильямс давно уже научился не проявлять эмоции и не привязываться к людям. В чём была причина? Они приходили и уходили, а он оставался. И в этот раз ничего не должно было измениться... или он так думал. Когда хозяйка дома сообщала о приезде своих внуков, он желал не так уж и многого - чтобы никто не нарушал его покой. И уж точно не ожидал, что придётся каждый раз, как уловит восхитительный аромат своей соседки, бороться с жаждой крови или что она будет постоянно загонять в угол и забрасывать вопросами. И как будто этого мало, Ефраима снова находит Мастер из прошлой жизни, и требует его крови. Мастер готов пойти на всё, чтобы её заполучить, и даже использовать раздражающую соседку, которая впервые за несколько веков заставляет почувствовать Ефраима что-то большее, чем боль.
Пролог
Ланкашир, Англия, 1819 год.
– Он дьявол! – кричала женщина.
– Тише, женщина! Просто покажи мировому судье свою рану! – потребовал его отец.
Ефраим не мог сфокусироваться. Глаза были слишком тяжелыми, чтобы их открыть, а тело вялым. Все казалось таким далеким и размытым.
Он так устал... ему просто нужно поспать. Немного сна, а затем он выяснит, почему они были в его опочивальне.
|
|
|
– Эта женщина, очевидно, склонна к истерике, ваша светлость. Это, безусловно, укус животного или она навредила себе, надеясь создать вам проблемы. Я бы уволил ее сразу же и оставил без рекомендаций, – сказал холодный голос.
– Я не вру, милорд! Посмотрите на его рот! – потребовала женщина.
Это Мери горничная с верхнего этажа? Ефраим попытался сосредоточиться. И очевидно, чем-то расстроена.
– Сначала скажите мне, кто этот мужчина, – приказал холодный голос.
– Сказать, кто это? – его отец повторил в замешательстве. – Я уже говорил вам, кто! Мой средний сын Ефраим! – рявкнул отец.
Ефраим услышал как кто-то фыркнул.
– Это не Ефраим.
– Нет, это он!
– Нет, не он. – Казалось, мужчина раздражен.
Что, черт возьми, происходит?
Кто-то схватил его за подбородок не слишком нежно и дернул в сторону. Ефраим хотел возмутиться, но звук, который он сумел выдавить оказался слабым стоном.
– Это Ефраим!
– Но... но... Ефраиму шестнадцать и он выглядел... ну выглядит... как...
– Как десятилетний мальчик, – весело продолжил его старший брат Генри. Старина Генри. Нужно не забыть потом надрать ему уши.
– Да! – согласился судья. – А это двадцатипятилетний мужчина. Кто-то пошутил? Уверяю вас, я не нахожу это смешным или допустимым!
|
|
|
– Я бы никогда так не поступил. Это Ефраим. Я тоже бы этому не поверил, но приглядывал за ним весь предыдущий месяц.
– Что с ним произошло? – спросил судья.
Хорошо, это хороший вопрос, подумал Ефраим. Ответь на него! У Ефраима было много вопросов.
Но он не мог произнести ни слова и положился на этого мужчину, надеясь, что тот спросит за него.
– Он всегда был дьяволом! Мы все знали! Не естественно для мужчины оставаться мальчиком! Не естественно, и теперь он питается кровью девственниц! – завизжала горничная.
Кто-то хмыкнул.
– Да ладно, Мери, девственниц? Думаю, ты опоздала с этим заявлением лет на пять. – Конечно, Генри знал, ходили слухи, что он заглянул под каждую юбку в городе. Генри любил разнообразие.
– Тихо! – закричал их отец.
– Я хочу знать, как мальчик, который всегда выглядел моложе своих лет, мог заболеть и за месяц превратиться в этого...
Его отец устало вздохнул.
– Мы в растерянности. Все хирурги, которых я приводил, тоже. Они осушали его, охлаждали, нагревали, заливали жидкость в горло, но он не проснулся и... изменился.
Судья усмехнулся.
– Изменился, это мягко сказано. Он выглядит как мужчина. Вы уверены, что это Ефраим и ваши мальчики не шутят?
|
|
|
– Уверен. Я сидел у его кровати каждый день. – У отца был усталый голос. – Я видел, как происходили изменения.
– Объясните мне, почему он прикован к кровати?
Прикован? Он прикован? Что, черт возьми, происходит? После нескольких долгих минут усердной концентрации он смог заставить себя открыть глаза. Образы медленно изменялись от размытых к четким.
Ефраим медленно осмотрел комнату. Его два старших брата, скучая, стояли в углу.
Несколько лакеев стояли в комнате, держа крикетные биты и свирепо смотрели на него. Мери забилась в угол у двери и ревела.
Его отец и судья Николс, мужчина чуть старше тридцати, который хорошо известен своей жестокостью, стояли по обе стороны его кровати и смотрели на него сверху вниз. Его отец выглядел обеспокоенным. Судья Николс смотрел на него с раздражением.
– Как тебя зовут? – потребовал Николс.
Ефраим откашлялся. Казалось, что он проглотил песок.
– Е-Ефраим.
– Видите! – Отец махнул рукой в его сторону.
Николс свирепо посмотрел прямо в глаза Ефраиму, тот нервно заерзал.
– Кто-то подговорил тебя? – Ефраим повернул голову, чтобы посмотреть на своего отца, но холодные костлявые пальцы схватили его лицо и грубо дернули голову. – Я задал тебе вопрос.
– Нет, – ответил Ефраим. – Что происходит? – Его голос был хриплым и глубоким, как у мужчины. Это был не его голос! У него голос подростка. Что-то не так.
– Мы как раз выясняем, – сказал Николс, кивая самому себе. – Приведите девушку! – Рявкнул он.
– Нет! Нет! Пожалуйста! – кричала Мери.
Ефраим наблюдал, как два лакея схватили Мери и потащили ее к его постели, она упиралась ногами и кричала. Генри и Марк засмеялись.
– Папа, это же смешно! Эта девушка просто ищет способ пополнить свой кошелек. У Ефраима, наконец появилась щетина, пусть даже он возмужал пока был в коме. Это странно, но что в этом плохого? – сказал Марк скучающим тоном.
Генри рассмеялся сильнее.
– Она просто добавила сплетен. Вы знаете, что люди всегда говорили об Ефраиме, как о каком-то чудике. Это не его вина, что он так долго взрослел. Уведите девушку.
– Нет! Я не вру, ваша светлость! Он укусил меня! – кричала она.
– Посмотрим, – сказал Николс, схватил ее за руку и потряс перед лицом Ефраима. – Ты это сделал? – спросил он.
Ефраим сфокусировался на двух небольших ранках. И покачал головой.
Он никогда в жизни не был так напуган. Они обвиняли его в том, что он укусил служанку, которая утверждает, что он дьявол. Ему нужно сосредоточиться.
Он почувствовал, как силы медленно возвращаются в тело. Ефраим поднял руки и вздохнул с облегчением, радуясь, что может двигаться.
Он опустил руки и был поражен звоном цепей. Он снова поднял обе руки и осторожно перевернул их.
Они были другими. Большими, загорелыми и мускулистыми, и он прикован! Ефраим поднял ноги под покрывалом, но тоже почувствовал, цепи.
– Зачем? – спросил он, снова поднимая руки.
– Ты соврала, девчонка! Ты пожалеешь, что сделала это! – Николс жестоко швырнул ее на пол.
Она отчаянно затрясла головой. Слезы потекли по щекам.
– Нет! Я не вру! Он укусил меня!
Его отец жестом подозвал лакеев.
– Уведите ее отсюда и снимите цепи с Ефраима.
Облегчение захлестнуло его.
– Спасибо, отец, – удалось ему произнести.
– Нет! Я могу доказать! – сказала Мери.
Николс повернулся вовремя и увидел, как Мери побежала к Ефраиму с ножом.
– Стой! – слабо выкрикнул Ефраим.
Она поднесла нож к своей ладони, когда подошла к его постели. Он не мог понять, что она докажет, порезав себя.
Ефраим хотел сбежать подальше от этой сумасшедшей женщины.
Казалось все произошло в одну секунду. Николс попятился назад, отец пытался бежать вокруг кровати, братья отошли от стены и направились к нему, лакеи казались растерянными и отреагировали последними.
Мери подставила руку в нескольких дюймах от его лица. По ней текла кровь.
– Уйди от меня! – приказал Ефраим.
Она этого не сделала. Девушка сжала руку в кулак, выдавливая капельки крови на его грудь. Ефраим посмотрел на кровь с отвращением, а его желудок заурчал.
Ефраим проигнорировал это, хотя его рот наполнился слюной. Реакция на кровь жутко напугала его.
– Уйди!
Его отец и братья резко остановились прямо за девушкой. Магистрат Николс схватил Мери за волосы и оттащил в сторону.
Ефраим выдохнул.
– Спасибо...
Николс схватил Ефраима за челюсть и раскрыл рот.
– Милостивый Боже, – пробормотал он. Ефраим с ужасом наблюдал, как Николс подносил палец к его рту.
Он почувствовал давление на один из своих зубов, а затем что-то сладкое и вкусное на языке.
– Боже всемогущий! – Николс вытащил окровавленный палец и потряс им. – Они как бритва!
– Что? – спросил Ефраим ошеломленно.
Он наблюдал, как его отец и братья побледнели. И не мог ничего понять. Единственное, в чем он был уверен, что сильно хотел получить больше этой сладкой вкусной жидкости. Он провел языком по губам, надеясь слизнуть еще немного. Его язык наткнулся на что-то острое. Ефраим провел языком и обнаружил второй клык. Что происходит? Хирурги сделали что-то с его ртом?
– Я говорила вам, что он дьявол! – самодовольно сказала Мери. Она прижала окровавленную руку к своей груди. Ефраим смотрел на нее, как человек, умирающий от жажды.
– Заткнись! – прокричал Николс. Он повернулся к отцу. – Нам надо поговорить. – Ефраим наблюдал, как его отца потащили в угол комнаты.
Ефраим был уверен, что они перешептывались, но мог слышать все, о чем они говорили громко и четко, как если бы они стояли у его кровати.
– Он поклоняется дьяволу? – спросил Николс.
– Нет! – возразил его отец.
– Расскажите мне о его рождении, – потребовал Николс.
Ефраим проигнорировал взгляд своего брата и тот факт, что теперь они быстро отходят от его постели, как если бы он был прокаженным и, сосредоточился на их беседе.
Десять лет он молил и просил отца рассказать о его рождении. Единственное, что ему сказали, что его мать умерла при родах. Его мачеха отказывалась рассказать ему что-нибудь ещё. Это его не удивило, так как она ненавидела его. Она обращалась с ним, как с "вещью", которую была вынуждена терпеть.
Он никогда не понимал этого, но теперь, похоже, получит ответы на некоторые вопросы.
– На мать напали? Животное как говорят жители, – подсказал Николс.
Ефраим слышал, как его отец резко вдохнул. Странно. Отец стоял более чем в двадцати футах от него, он слышал все, четко, слишком отчетливо. У него даже разболелась голова.
Он слышал, как шелестит одежда, шаги, дыхание, биение сердец, как жуки летают в комнате, кто-то внизу уронил кастрюлю на кухне и выругался.
И это было самым странным, они находились на втором этаже в западном крыле, очень далеко от кухни, но Ефраим уверен, что слышал, как Миссис Браун работает на кухне.
Ефраим заставил себя проигнорировать все посторонние звуки и сосредоточиться. Отец посмотрел через плечо, чтобы убедиться, что нет никого, кто может услышать, затем продолжил, качая головой:
– Нет, это не было нападением животного.
– Я так и думал. Я слышал, что безумец из Бедлама[1] сбежал и напал на вашу первую жену, когда она была на последнем месяце беременности.
– Да, боюсь, что это близко к истине. Я устраивал бал для своей младшей сестры, Эми. Жена была непоседливой во время беременности. Наши мальчики спали в детской и ей безумно захотелось посмотреть, как танцует Эми.
– Понятно. Продолжайте, пожалуйста.
– Марк, черт побери, что с ним происходит? – громко спросил Генри. Ефраим проигнорировал их.
– Заткнись, Генри, – холодно ответил Марк.
– Она... она... мы... – продолжил отец надломленным голосом. Ефраим ни разу не слышал, как плачет отец. – Мы обнаружили, что этот ублюдок склонился над ее телом. Она была такая бледная... и... и....
– Что?
– Он поил ее своей кровью! Она пила его кровь! – с надрывом прошептал его отец.
Николс ничего не сказал.
– Мы преследовали этого ублюдка, но не догнали. Когда начались роды... она уже была мертва. Мальчик просто... он просто появился... хирург не мог этого понять. Он думал, что нам придется резать ее.
– Мне жаль. Я немного растерян. Вы сказали, что она умерла? Я видел ее сам в деревне примерно через неделю после рождения мальчика. И подумал, что она умерла несколько дней спустя от осложнений.
Его отец снова оглянулся.
– Мы должны были сказать всем, что... правда в том, что она проснулась на следующее утро, как будто ничего не произошло. Она попыталась забрать мальчика. Она кричала глупости. Мне пришлось выкинуть ее, но она вернулась за мальчиком с ним!
Николс откашлялся.
– Мне неудобно, но я должен спросить, возможно ли, что ребенок не ваш?
– Вы имеете в виду не наставила ли мне жена рога? – резко спросил он. – Я... я не знаю. Он не похож на братьев. Я просто не знаю, и на тот момент был бы скандал если бы мальчик исчез, и безусловно, я не отправил бы невинного ребенка с... о... боже, она была мертва я похоронил ее сам... я... вы думаете...
Ефраим посмотрел на своих братьев. Они не были красавцами по любым стандартам. И были похожи на отца. Они, как любит говорить миссис Браун, "женоподобные мужчины". Братья были милыми мальчиками, как говорили некоторые дамы. Многим женщинам это нравилось, но Ефраим тайно молился, чтобы не быть похожим на них. И всегда тешился тем, что все говорили, как он не похож на братьев.
Единственное, что их объединяло черный цвет волос как у их матери.
Ему всегда говорили, что он похож на "маленького мужчину".
В отличие от своих худощавых братьев, он был физически привлекательным мальчуганом с развитой мускулатурой. Еще выделялся своими поразительно голубыми глазами.
Может и это теперь изменилось? Казалось смешно думать об этом на данный момент, но он не хотел выглядеть как женщина.
Николс посмотрел на него и покачал головой.
– Он не похож на вас или ваших сыновей, за исключением черных волос. Похож ли он на мужчин со стороны его матери, или же он выглядит как...
– Как он? – с отвращением договорил его отец.
– Да.
– Он крупного телосложения и у него другого цвета глаза, но... я думал... надеялся, что Ефраим станет похожим на нас. – Отец посмотрел на него. – Сын похож на него. Думаете, ему удалось то, что тогда не получилось у его матери?
– Да, думаю, есть хороший шанс, что мальчик болен. Если вы не его отец, тогда велика вероятность, что Ефраим безумен. Расскажите мне, что случилось с его матерью?
– А как вы думаете? Она умерла. Мы сожгли сучку и ее любовника, – холодно сказал он. Ефраим задержал дыхание.
– Ты не мой отец? – спросил он, не удержавшись.
Оба мужчины медленно повернулись и посмотрели на него. Выражение их лиц превратилось из растерянных в напуганные, когда они поняли, что он услышал весь их разговор.
Руки его отца потянулись к груди, когда все одновременно ахнули.
– Его глаза! Они красные! – закричал Генри.
– Дьявол! – лакей поднял оружие и отошел.
– Отец? Что происходит? – Ефраим не мог скрыть страх в своем голосе.
– Не называй меня так! – визжал его отец, – Ты точно не мой сын!
– Нет, отец, пожалуйста! – Ефраим попытался сесть, но оковы удерживали его на месте.
– Что бы вы хотели, с ним сделать? – спросил Николс.
Отец покачал головой.
– Меня не волнует, что вы с ним сделаете. Просто уберите его с глаз долой.
– Отец? Отец?! – Ефраим наблюдал как отец и братья поспешили выйди из комнаты. Никто не оглянулся в его сторону. – Отец, пожалуйста!
Улыбаясь, Николс подошел в кровати.
– Обмотайте цепи вокруг него и убедитесь, что он не сможет освободиться, – приказал судья.
Лакеи колебались подходить к нему.
– Сейчас же!
Мужчины подскочили и бросились выполнять приказ. Ефраим хоть и мог двигать руками и ногами, но был слишком слаб, чтобы сопротивляться.
– Пожалуйста, сир, если вы позволите поговорить с отцом... произошла ошибка.
Мужчины отстегнули цепи от кровати. И одним быстрым движением небрежно опрокинули Ефраима на пол. Ефраим ощутил, как из него выбили весь воздух. Лакеи быстро обмотали его тело тяжелыми цепями.
– Остановитесь! – закричал он. Это больно. Оковы сжимали слишком туго и не давали вдохнуть.
Николс наклонился вперед.
– Прости, мой мальчик. Я знаю, что это не твоя вина, но и ты должен понять в какое положение поставил меня. Непозволительно бегать повсюду и закусывать людьми. – Он покачал головой. – Нет, так не годится. – Затем посмотрел на мужчин. – Доставьте его в моё поместье и заприте в темнице.
Темница? Желудок Ефраима закрутило. Николс известен, как один их самым религиозных и прямолинейных мужчин в округе. Его чтил и уважал каждый член общества. Николс также известен как садистский ублюдок, который серьезно относится к своей работе. Он пытал людей, медленно.
– Пожалуйста, сир, нет! Спросите у моего отца! Он бы не хотел, чтобы вы делали это! Пожалуйста! – умолял Ефраим.
Николс присел возле него на безопасном расстоянии.
– Обещаю, что сделаю все быстро из уважения к твоему отцу. Ему бы не хотелось знать, что ты страдал.
– О, Боже, нет! – Ефраим мотал головой и пытался сбросить цепи.
– Держите его! – рявкнул Николс.
Лакеи осторожно подняли Ефраима, держась подальше от его рта.
– Отец! Генри! Марк! Пожалуйста, помогите мне! – закричал он.
Его быстро отнесли вниз по лестнице для слуг, через черную дверь и бросили в кузов кареты. Николс встал возле двери.
– Обещаю, ты ничего не почувствуешь, мой мальчик.
Он закрыл дверь.
– Неет! – кричал Ефраим когда карета тронулась.
***
Огромная дверь в его крошечную камеру со скрипом отворилась. Вошел Николс, сопровождаемый пятью хорошо вооруженными лакеями. Ефраим отбросил свои длинные спутанные волосы назад. Его костлявые пальцы дрожали от голода.
Никол провел рукой по своей теперь уже лысой голове. Он тяжело вздохнул, когда посмотрел вниз на мертвенно-бледное тело Ефраима. Отвращение и раздражение исказило черты лица судьи. Он поднес тряпку к лицу, пытаясь избежать вони.
Ефраим опустил трясущиеся руки, чтобы прикрыть свои гениталии. Его одежда уже давно превратилась в ничто. Кожа стала практически черной из-за смеси грязи, ожогов и засохшей крови.
– Что теперь? Собираешься жечь меня снова? Или, возможно, отрубишь голову в десятый раз? Хм, о нет, этого бы было недостаточно. Давай посмотрим, конечно ты хочешь попробовать что-то новенькое, поскольку уже пять лет не делал ничего оригинального, – протараторил он, издеваясь над Николсом.
Он больше не боялся. Перестал беспокоиться обо всем годы назад. Боль не волновала его, голод еще меньше. Они стали его друзьями, товарищами. Странным образом Ефраим зависел от боли, которая заставляла чувствовать себя живым.
Николс вздохнул из-за своей ткани и затем закашлялся от зловония.
– Я устал от твоего рта, мальчик. Прежде чем мы продолжим, сегодня я бы хотел сказать, что ты стал моей самой большой и разочаровывающей проблемой. Чертовски досадно, что это должно закончится.
Ефраим усмехнулся.
– Ох, так сегодня тот день, когда ты наконец-то выяснил как раз и навсегда прикончить меня? Пожалуй, я впечатлен. – Он медленно поднялся. Его тело представляло собой только кожу и кости, а на лице и голове было слишком много волос. – Давай попробуем.
У него не осталось иллюзий по этому вопросу. Он здесь навечно.
– Приведите его. – Николс вышел из комнаты.
Лакеи вели себя осторожно, оставаясь вне досягаемости Ефраима. Он выглядел слабым и хрупким, но они давно выучили урок держаться от него подальше или окажутся закуской.
Николс ждал в своей любимой пыточной камере с ещё пятью мужчинами и более чем с десятью ведрами чего-то.
Ефраим не мог учуять запаха из-за своего зловония. По крайней мере, он ему хорошо знаком. Это означало, что там не масло. Он ненавидел, когда его сжигали заживо. Возможно, этот самый болезненный из методов Николса. Боль длилась еще несколько недель после такого.
– Зафиксируйте его ноги вон там. – Николс указал на крепления внизу стены.
Ефраим изучал отметины на стене. Он мог увидеть следы от ожогов, пулевых отверстий и засохшей крови. В конце концов, это любимое место Николса. Он прислонился спиной к стене, ожидая исполнения гениального плана судьи.
Лакей что-то подал ему. Ефраим слишком удивился, чтобы успеть его схватить. В его руке лежала давно забытая вещь, о которой он мечтал на протяжении нескольких лет.
Мыло.
Он в замешательстве, посмотрел на Николса.
– Давайте покончим с этим. Мы же не хотим, чтобы его светлость увидел тебя в таком виде.
Трое слуг с ведрами шагнули вперёд и окатили Ефраима водой с безопасного расстояния.
То, что вода холодная, не особо его волновало. В сыром подземелье, постоянно холодно.
Вода ощущалась не привычно на его теле. Она медленно проникала через слои засохшей грязи, вызывая зуд на коже. Ефраим не спеша начал мыться. Не дожидаясь приказа Николса. Тем более он сам хотел этого. Прошло много времени с тех пор, как Ефраим видел свою кожу. Ему придётся тереть жёстче, крепче, на сколько позволяли трясущееся руку. Он настолько ослаб, что едва мог водить мылом из-за грязи.
– Принесите больше воды. Кажется, понадобится целое озеро, чтобы очистить его, – приказал Николс. Мужчины быстро выбежали из комнаты. Как и всегда. Никому не нравилось находиться в одной комнате с "дьяволом".
– Ты сказал, что мой отец приедет сюда? – Ефраим старался, чтобы голос прозвучал непринуждённо. Он давно научился не проявлять эмоции перед Николсом. Он использовал его страхи и надежды против него. Мужчина был мастером в своём искусстве.
– Нет, я сказал его светлость. Возможно, самое время сообщить тебе, что Эдмунд Герцог Хавенвильский, вчера скончался во сне. Новый Герцог, твой брат по матери, изъявил сегодня желание тебя увидеть.
– Генри?
Николс, раздражённо махнул рукой.
– Ах, забыл сказать, что Генри умер двенадцать лет назад. Ревнивый муж. Думаю, ты понял.
Ефраим позволил информации медленно усвоиться. Если он расстроен, то нельзя показывать этого. Так лучше.
Это вполне может оказаться новой пыткой. Он продолжал мыться, пока лакеи обливали его водой. Медленно, очень медленно его кожа оттиралась от грязи. Зрелище вызывало у него отвращение. Его кожа туго обтягивала кости. Он выглядел словно оживший скелет. Если бы что-то было в его животе, то Ефраима вырвало бы прямо сейчас, но он заставил себя продолжать.
Ведь одна из любимых пыток Николса, морить голодом до смерти. Что он и делал последние двадцать лет.
Он хотел спросить, кто еще придет, но не решился. Больше нет никого, о ком он действительно беспокоится. Любая привязанность, которую он лелеял, умерла много лет назад. Все те, кого он любил, отвернулись от него.
Они знали, на что способен Николс, но ничего не сделали. Они позволили этому случится.
Раздались крики в темноте тоннелей. Николс резко обернулся.
– Проверьте, что там, – приказал он, четырём слугам. Которые тут же побежали, с оружием в руках.
Крики и выстрелы послышались из большой камеры пыток. Ефраим продолжал мыться. Никто и ничто не помешает ему отмыться.
Если это единственный шанс ощутить и вдохнуть чистоту, то он с жадностью воспользуется им. Это казалось чувством свободы. Это единственное, что могло заставить его не ощущать ограничений в таком ужасном месте.
– Идите туда! – крикнул мужчина. Лакеи Николса вошли в комнату, сопровождаемые дюжиной вооруженных людей.
– Постройтесь вдоль стены, в шеренгу! – сказал большой мужчина. Он указал на Николса. – Ты, оставайся на месте. Его светлость хотел бы поговорить с тобой!
– Его светлость? – спросил Николс в замешательстве.
– Да.
– Ого, Николс, похоже ты влип, – произнёс Ефраим насмешливо.
Он начал отмывать лицо. Мыло усилило зуд на минуту, затем он медленно спал. Грязь на коже превратилась в густую массу, но смывалась легко.
– Если кто-то подтолкнет ведро сюда, я буду очень благодарен, – он говорил так, будто не было вооруженной охраны. Ему было все равно. Для него это ничего не значило. Он знал, что его брат, новый герцог, придет и покончит с ним. Он не мог оставить Ефраима в живых, ставя под угрозу свою репутацию. Откуда ему знать, что убить Ефраима невозможно.
Ефраим слышал, как ведро царапнуло по полу перед ним. От мыла щипало глаза. Николсу стоило сделать это много лет назад, потому что щипало очень сильно.
– Спасибо, – пробормотал он, когда выставил руки и нашел ведро. Что он никогда не терял, так это – свою человечность. Он цеплялся за нее, как утопающий за соломинку. Он отказывался позволить Николсу украсть ее у него.
Ефраим больше не был тем мальчиком, которым был прежде, но он отказывался превращаться в монстра как того требовал Николс.
Сильные тонкие руки прошлись влажной тканью по его лицу. Ефраим вздрогнул от прикосновения. Уже много лет к нему прикасались только, чтобы причинить боль.
Он открыл глаза и увидел, что над ним склонился мужчина, очень похожий на его отца, за исключением черных волос.
Мужчина выглядел грустным и растерянным. Наконец он посмотрел на Ефраима с жалостью.
Ефраим же отпрянул назад. Это было хуже пыток.
– Уходи, – пробормотал он.
Марк вздохнул и снова опустил ткань в ведро. Он выглядел расслабленным перед Ефраимом, а не съежившимся или не сводящим с него глаз, боясь нападения. Марк взял одну руку Ефраима и начал очищать ее, не заботясь о своей дорогой одежде.
Люди нового Герцога держали лакеев и Николса в страхе, пока он очищал брата.
– Я обычно делал это каждый вечер пока тебе не исполнилось двенадцать. Помнишь, Ефраим?
– Да, – ответил он автоматически.
Марк усмехнулся.
– Были времена, когда мне приходилось отмывать тебя на кухне, когда ты тайком сбегал и пачкался. Отец не терпел и пятнышка грязи в доме. Помнишь?
– Да.
Марк прекратил мыть его руки и долго смотрел в глаза Ефраиму. Он смотрел, так будто хотел что-то сказать, но не сделал этого. Марк оглянулся.
– Мне нужны ножницы, бритва и полотенца и ради всего святого, принесите мне немного горячей воды!
Один из его лакеев кивнул и выбежал вон.
Через несколько минут мужчина вернулся со всем необходимым. Ефраим сел и без страха наблюдал, как брат мыл его.
Горячая вода изменила ситуацию к лучшему. Грязь смывалась быстрее. Его кожа порозовела, затем вновь вернулась к болезненно бледному цвету.
– Ты голоден? – спросил Марк.
Ефраим не ответил. Марк посмотрел на тело своего брата. Он пытался скрыть свою реакцию, но он мало что мог сделать. Тело Ефраима было в ужасном состоянии.
– Когда тебя кормили последний раз?
– Я не кормил! Мне сказали убить его! Было бы нецелесообразно кормить его, вы не думаете, ваша светлость? – грубо сказал Николс.
Марк сжал челюсть.
– Двое мужчин подстригут твои волосы, чтобы мы могли их вымыть. Можешь пообещать не делать им больно?
Предложение было заманчивым. Его желудок грохотал при воспоминании о сладкой жидкости, но он хотел почувствовать свое лицо больше всего на свете. Он твердо кивнул.
– Хорошо, я доверяю тебе. Не навреди им, и я обещаю, что тебя накормлю, – сказал Марк. Ефраиму было все равно. Он даже не мог сосчитать то количество раз, сколько Николс обещал ему тоже самое.
Марк кивнул двум мужчинам, чтобы они начали свою работу. Ефраим положил руки под себя, чтобы побороть искушение схватить одного из мужчин и утолить голод.
– Я ценю это, сэр, – сказал один из мужчин. Ефраим кивнул и смотрел, как его брат подходит к Николсу. Это может быть интересно.
– Вы знаете, почему я здесь, Николс? – спросил Марк обманчиво спокойным голосом.
– Чтобы прикончить брата, ваша светлость, – ответил Николс с поднятым подбородком. Он отстаивал свою позицию. По его мнению, Ефраим и каждая живая душа, вошедшая в темницу, заслужили такую жестокость.
Марк рассмеялся, взял кинжал у одного из своих людей. Он обошел Николса, играя с клинком.
– Нет, думаю, ты доказал, что это невозможно. Конечно, если бы я знал, что мой брат еще жив, я бы пришел за ним раньше вместо того, чтобы оплакивать его. Скажи мне, Николс, кто тот бедняга, которого вы сожгли и закопали под именем моего брата?
Николс выпятил грудь.
– Я не помню имя. Твой отец потребовал, чтобы я предоставил тело, и я это сделал. Это не моя вина, что мальчик оказался демоном.
– Хм, тогда объясните мне, почему пятнадцать лет назад, когда я спросил тебя о моем брате ты солгал, сказав, что он мертв, и вот вчера, когда я подошел к тебе с тем же вопросом, после предсмертного признания моего отца ты сказал правду?
– Потому что пятнадцать лет назад вы не были г...
– Герцогом, – закончил Марк. – Да, я считаю, именно это, наконец, позволило тебе сказать правду. Ты был уверен, что я беспокоюсь о своем положении и посвятил меня в эту маленькую тайну. А также ты надеялся, что я продолжу платить, как и мой отец, чтобы держать брата здесь и хранить эту тайну дальше.
– Конечно. – Николс начал волноваться.
– Как успехи? – спросил Марк своих людей, не отрывая взгляда от Николса.
– Почти закончили, ваша светлость, – личный лакей Марка. – Мы его побрили и подстригли. Сейчас будем мыть.
Ефраим провел рукой по лицу. Кожа была тонкой и упругой, но это его лицо. Ему хотелось плакать. Он должен убрать руки обратно под себя, прежде чем сделает что-то, и остановит это.
Марк смотрел, как его брата моют, а затем вытирают. Ефраим обнажённый сидел на полу, напоминая хрупкий скелет.
Его блестящие голубые глаза потеряли былую наивность.
Исчез мальчик, которого он когда-то знал. Этот мужчина выглядит суровым и злым.
– За последние десять лет хоть кто-то здесь был? – громко спросил Марк.
Только один человек поднял руку. Том, он появился здесь меньше чем две недели назад и отказался быть жестоким к Ефраиму.
– Как долго этот мужчина работает здесь? – спросил Марк Николса.
– Неделю или две.
Марк кивнул и посмотрел на брата.
– Он хорошо к тебе относился?
Ефраим посмотрел на Тома. Мужчина выглядел испуганным, как и должен, но Ефраим знал, что он боялся не за себя. У Тома был новорожденный сын, которого он растил самостоятельно.
Это было единственной причиной, почему он устроился на работу. Он рассказал об этом Ефраиму, когда поздно ночью, украдкой давал ему воду, чтобы промыть рот.
– Он был добр ко мне. Оставь его, – снисходительно ответил Ефраим. Он не хотел, чтобы кто-нибудь знал, как много значит для него доброта Тома, он боялся, что это была новая игра. Он не хотел, втягивать Тома в это.
Марк кивнул.
– У тебя есть выбор, работать на меня или разделить их судьбу. Твой выбор?
Том поклонился.
– Вы, ваша светлость.
– Хорошо. Дайте этому человеку оружие. Имей в виду, если пойдёшь против меня, ты разделишь их участь. – Марк указал на других лакеев.
– Клянусь в преданности вам, ваша светлость.
Марк кивнул и махнул рукой в сторону остальных мужчин.
– Кто-нибудь из них был добр к тебе, Ефраим?
Он не сомневался.
– Нет.
Мужчины чертыхнулись себе под нос.
– Вот и хорошо, – сказал Марк. Он махнул двум мужчинам, за Ефраимом, чтобы они ушли. – Давайте начнем? – весело произнёс он.
Николс прищурился.
– Что именно начнем?
Марк пожал плечами и прошёлся.
– Кормлению, возмездию, мести, называйте как хотите.
Он махнул ножом в сторону двух своих людей. Остальные заняли позиции и направили свое оружие на лакеев.
– Если кто-то шелохнется убейте его.
Ефраим с любопытством наблюдал, как двое людей Марка схватили слугу, который любил издеваться над ним, и потащили к Ефраиму.
– Пожалуйста, можешь поесть. – Марк сделал неопределённый жест в сторону мужчин. – Считаю, что эти люди тебе задолжали.
От этих слов в желудке Ефраима злобно заурчало. Он не станет задавать вопросы. Ему было всё равно. После того, что ему сделали эти люди, у него не было сомнений в их убийстве, но лучше он спросит.
По некоторым причинам он не мог этого сделать, не услышав одобрение от Марка.
– Марк? – он вложил все в одно слово.
– Поешь, малыш, – произнёс Марк с той же нежностью, что и годы назад.
– Нет! – закричал лакей, когда его потащили к Ефраиму. – Нет!
Люди Марка удерживали его перед Ефраимом. Он сосредоточил взгляд на пульсе, который отчётливо видел на грязной шее мужчины. Ефраим облизал губы. Его клыки выдвинулись и инстинкт взял своё.
Он впился в шею мужчины, высасывая сладкую, горячую жидкость, жадными глотками. Мужчина кричал и боролся.
Дрожащими руками Ефраим удержал мужчину.
Когда он осушил первое тело, Марк предложил ему другое, затем следующее. Ефраим с трепетом наблюдал, как его кожа становилась плотной и загорелой. А под ней появлялись мускулы.
Марк подумал, что через шесть тел Ефраим стал похож на того мужчину, каким он проснулся двадцать лет назад. С удовлетворенной улыбкой он взглянул на Николса, который сильно побледнел.
Два лакея попытались сбежать во время кормления.
Желание быстрой смерти возобладало над перспективой стать закуской демона. Их безжизненные тела подтащили к Ефраиму, который использовал их кровь.
Четверо оставшихся лакеев, прижались к стене, обмочившись в штаны. Они громко рыдали.
– Пожалуйста, ваша светлость! Мы сожалеем! Мы сделаем все, что вы хотите!
Марк проигнорировал их и сосредоточился на Николсе, но обратился к Ефраиму:
– Ты все еще голоден?
– Нет, спасибо. – Он отрыгнул, тем самым рассмешив Марка. Марк, что рехнулся за последние двадцать лет? Всё возможно.
– Освободите моего брата, и дайте ему одежду, – приказал он своим людям.
Ефраим был шокирован. Цепи, те самые, с которыми он проснулся двадцать лет назад, должны снять. Он боялся того, что увидит под ними.
Ефраим нервно наблюдал, как снимали оковы.
Затем он вздохнул с облегчением. Его запястья идеальны. Ефраим чувствовал силу и здоровье. Он оделся, не колеблясь, пока наблюдал за Марком. Его интересовал брат.
– Десять лет назад, мой отец попросил позаботиться тебя, Николс о молодой леди по имени Элизабет Перкинс. Помнишь? Должен предупредить тебя – не следует лгать, поскольку я знаю, что ты помнишь. Фактически, ты хвастался этим.
Николс хихикнул.
– Как утверждал ваш отец, эта шлюха привлекла ваше внимание и вы поигрались с ней. Я сделал вам одолжение.
Марк замахнулся и ударил судью. Николс отшатнулся назад, прежде чем смог вернуть себе самообладание, и потянулся ко рту.
Ефраим знал раньше, чем Николс опустил руку, что у того идет кровь. Он мог учуять этот запах.
– Эти люди участвовали? – Марк указал на четырех мужчин.
Николс кивнул.
– Да, все четверо принимали участие.
– Расстрелять их, – спокойно приказ Марк.
– Нет! – закричали мужчины, но было слишком поздно. Его люди направили оружие и выстрелили. Звук казался оглушительным. Все, кроме Ефраима и Марка, подпрыгнули.
Николс выглядел испуганным. Ефраим закончил застегивать рубашку, шагнул вперед и остановился. Один из людей Марка протянул зеркало. Ефраим рассматривал свое отражение.
Двадцать лет назад ему сказали, что он изменился. Сегодня Ефраим впервые увидит это. Он провел пальцами по лицу.
Сухая, тонкая кожа исчезла. Его лицо пришло в тонус. Кожа выглядела здоровой и гладкой. Он словно смотрел на незнакомца.
Но теперь Ефраим выглядел не тридцатишестилетним мужчиной, каким был, а больше походил на человека, которому слегка за двадцать.
Его взгляд ожесточился, но по-прежнему остался ярко-голубого цвета, что так ему нравилось много лет назад. Он сильно отличался от своего брата.
– Ты отлично выглядишь, малыш, – произнёс Марк, прежде чем обратить внимание на Николса.
– Та женщина, которую ты изнасиловал и убил, носила моего ребёнка!
– Ложь, ваша светлость. Конечно, вы знаете это.
Марк замахнулся и полоснул Николса по груди. Пожилой мужчина попятился назад.
– Мой отец, возможно, попросил тебя помочь ему из-за страха, что я запятнаю нашу кровь, но ты должен знать, что женщина, которую ты называешь шлюхой, была моей ЖЕНОЙ! – прорычал он.
Николс попятился назад, зажимая рукой рану.
– Я... я...
– Ты не знал. Никто не знал. Мы поженились в тайне, чтобы я мог защитить ее от него. Я лишил ее девственности в нашей супружеской постели. Она не была моей любовницей. Ты понимаешь, Николс? – спросил Марк ледяным тоном, и последовал за Николсом к стене, к которой тот пятился. – Мы были женаты в течение шести месяцев. Шесть месяцев! И три месяца она вынашивала нашего ребенка!
– Мне сказали... ваш отец потребовал, чтобы я позаботился о ней.
– Так же, как ты заботился о моём брате? – издевался он.
Николс замер, и ничего не сказал.
– Ты убил мою жену и не родившегося ребенка, и заставил ее страдать. Ты не чувствовал вины или стыда. Хвастался этим. Все эти годы мне пришлось сидеть в стороне, пока ты хвастался о своих злодеяниях. Тебе нравится называть моего брата дьяволом, но мы оба знаем, что дьявол – это ты.
Марк указал на Ефраима, который все еще смотрелся в зеркало.
– Ты морил его голодом в течение двадцати лет. У него появилась возможность использовать трёх мужчин, чтобы наполнить свой желудок, но он дал слово, как человек, и сдержал его! Он человек и твоя погибель, сэр!
Ефраим оторвал взгляд от зеркала и подошел к брату. Он чувствовал себя неловко в одежде, но оттолкнул эти ощущения в сторону и сосредоточился на брате.
– Марк?
– Ефраим. хотел бы ты покончить с этим? Уверен, у тебя больше причин, чем у меня, сделать это.
Он видел, чего стоили Марку эти слова. Его челюсть стиснута, и он выглядел так, словно был на грани срыва.
– Нет, он убил твою жену и ребенка. Право за тобой.
– Спасибо, – голос брата сорвался. Марк бросился на Николса и несколько раз ударил его ножом. Вскоре кровь покрывала стены и Марка. Но он не останавливался. Не прекращал даже, когда бульканье стихло.
Рука Ефраима вдруг взметнулась, быстрее чем он когда-либо видел в своей жизни, и перехватила нож.
– Достаточно.
Марк ошеломленно посмотрел на брата. Затем сделал глубокий вдох и кивнул.
– Пойдем домой, – сказал Марк смущенно. Он явно потерялся в своем горе.
Ефраим кивнул. Это было последним местом, в котором он хотел находиться или принадлежать, но сделает это для своего брата. Несомненно, тот страдает.
– Сейчас же.
Переводчики: ZarinaKatarina, Shottik, natali1875
Редактор: natali1875
Глава 1
Раскал, Нью-Гэмпшир 2009г.
– Что, если я ей не понравлюсь? – спросил Джошуа.
– Да, что, если мы ей не понравимся? – решилась спросить Джил, придав правдоподобность вопросу Джошуа.
Медисон тихо ругнулась. Она собиралась отвести Джил в сторону и напомнить, что пятнадцатилетняя не должна добавлять страхов десятилетнему мальчику. Теперь Джошуа снова расплачется.
Медисон провела четыре дня в дороге вместе со своими братом и сестрой и уже была готова с криками сбежать из машины. Эта поездка не могла быстро закончится и, очевидно, иного ожидать не следовало. У нее возникло ощущение, что причина в п-образном прицепе, прикреплённом позади машины.
Она бросила очередной раздраженный взгляд на свою мать, которая свернулась калачиком на пассажирском сидении маленькой разбитой машины и вцепилась в последний выпуск желтой прессы, за который, конечно же, заплатила Медисон.
Ее мать была рассеянной и ни на одной работе не задерживалась дольше суток. Кенди, матери нравилось, когда ее так называли. Ее настоящее имя было Эмма, но она его ненавидела. Она ненавидела в себе все, если мужчине это не нравилось. Так она управляла своей жизнью и жизнями троих своих детей. Если мужчине нравилось, значит все было в порядке. А если мужчине не нравилось, то Кенди бралась менять все и если это не помогало, то ее мать не чуралась закатывать истерики, орать, бить или манипулировать своими тремя детьми.
Медисон глубоко вдохнула и посчитала про себя до десяти. Она была раздражена и не просто так. После двадцати трех лет ада, Медисон думала, что наконец-то покончит со всем этим. Кенди пообещала оформить попечительство на детей. В этот раз она действительно собиралась это сделать. Медисон не могла дождаться.
У нее были деньги в банке, высшее образование и планы. Она собиралась съехать из их трейлера, из унылого, разбитого, тесного трейлера, и забрать своих брата и сестру с собой. С чем её мать согласилась.
Черт, много лет назад Кенди практически закатила истерику и потребовала от Медисон забрать их. Она сказала, что теперь ее очередь жить нормально. Медисон задолжала ей это.
Ведь прежде всего это была вина Медисон, что все так получилось. Ее мать стала бы моделью, если бы не забеременела в шестнадцать.
Кенди считала, что Медисон обязана ей, за то, что она не сделала аборт, и при каждом удобном случае напоминала об этом.
Единственной нитью к личности отца Медисон оказалось то, что она несомненно выглядела наполовину коренной американкой. Ее волосы были черными и блестящими, кожа – от природы смуглой, а глаза – карие, которые напоминали карамель.
Это давало ее матери единственную нить к происхождению ее отца.
К счастью мать была расисткой и лишь однажды "перепихнулась" с цветным, так она называла всех, у кого кожа не белого цвета.
Итак, ее отцом был Эндрю Соломан, парень их местного племени. К сожалению, он умер после того, как родилась Медисон. Он хотел сам вырастить Медисон, и Кенди была более чем счастлива избавиться от этой обузы. Когда отец Медисон погиб при пожаре, Кенди закатила истерику и сбежала из дома ее матери.
Она взяла свою малолетнюю дочь и направилась к трассе, ведущей в Калифорнию, но смогла добраться только до соседнего штата. Там у нее началась жизнь, состоящая из никудышней работы, пособия, романов с женатыми мужчинами и наркотиков.
Они странствовали по всей стране, пока не появилась Джилл, и тогда они осели в Нью-Мексико, где Медисон взяла на себя заботу о брате и сестре и присматривала за домом, точнее трейлером.
Медисон считала дни до своего восемнадцатилетия, чтобы получить возможность уйти от матери.
Она не собиралась бросать своих брата и сестру, но отчаянно хотела оказаться подальше от матери и ее манипуляций.
Кенди с ужасом ждала восемнадцатого дня рождения дочери. Это означало бы, конец её разгульной жизни. Ей придется найти работу или кого-то, кто позаботится о ее детях.
Итак, когда наступило утро восемнадцатилетия Медисон, Кенди поступила так, как поступила бы любая уважающая себя женщина, если бы столкнулась с настоящей ответственностью впервые за пятнадцать лет.
Она сбежала.
Конечно же, она оставила Медисон записку, в которой поздравила ее с днем рождения и поблагодарила за заботу о детях. Также сообщала, что нашла свою настоящую любовь и уехала с ним в Вегас.
Медисон не знала плакать ей или смеяться. Она, наконец, избавилась от матери, но столкнулась с тем, что должна была воспитывать своего брата и сестру раньше, чем ожидала.
Так последние пять лет Медисон растила маленького брата и сестру. Никто не скучал по матери. По правде говоря, Медисон была для них обоих вместо мамы с самого рождения.
Кенди же взяла на себя роль старшей сестры, которая недолюбливала своих сестру и брата и никогда им не помогала. У каждого была своя роль.
Медисон бралась за любую работу, чтобы закончить колледж, а также чтобы накормить и одеть детей. Она сторонилась настоящей жизни.
Ее единственные друзья были из резервации, где она, если могла, проводила свое свободное время. Она не встречалась с парнями из-за нехватки времени. Ну, по крайней мере на постоянной основе.
Она боялась превратиться в свою мать, поэтому не позволяла себе серьезных отношений.
Кенди влюблялась в каждого встречного. Она становилась одержимой и жалкой, а Медисон не похожа на свою мать. Того, кто начинал ей нравиться, она отвергала. Так безопаснее.
Меньше двух недель назад Медисон начала работать учителем истории в общественной средней школе. Впервые в ее жизни все шло идеально, когда вдруг заявилась Кенди.
Плач Джошуа разбудил ее в три часа ночи. Пьяная женщина блевала в гостиной-кухне-столовой-спальне Джошуа. Медисон вошла в вышеупомянутую комнату с бейсбольной битой на перевес и разразилась проклятьями. Кенди вернулась.
Казалось, что Кенди вернулась отомстить. Стюарт, мужчина с которым она сбежала пять лет назад, так на ней и не женился. Они жили в отелях по всей стране. Кенди нравилось.
У нее были фотографии и, конечно, магнитики со всех штатов, кроме Новой Англии, Гавайев и конечно Аляски. Она ненавидела Новую Англию, отказывалась туда возвращаться. Все шло прекрасно, пока Стюарт не выяснил, что Кенди не натуральная блондинка. Она обесцвечивалась. Медисон, естественно, знала об этом и считала очевидным. Видимо, Стюарт не понимал, что золотые пряди ее матери, были из упаковки.
Он не понимал многих вещей как то, что Кенди не настоящее имя, и ей не двадцать восемь, а тридцать девять, что опять же для Медисон казалось очевидным, поэтому он начал спать с кем попало. Однажды Кенди пришла домой из клуба и нашла Стюарта "Кувыркавшегося с этой шлюхой Дженнифер из стриптиз-клуба на их ложе любви". Кенди неоднократно использовала подобные словечки при Медисон и своих двух младших детях.
Медисон не собиралась позволять присутствию матери изменить ее планы. Она настаивала на том, чтобы мать подписала бумаги об опекунстве. Та отказывалась, ссылаясь на то, что соскучилась по детям. Она их «любила». Затем подала документы в социальные службы, но ей отказали. Казалось, что штат Нью-Мексико больше не хотел платить ей просто так. Поэтому Кенди навела справки о Нью-гемпшире.
Они оказались готовы дать ей денег только потому что мама Кенди была коренным жителем этого штата, а Кенди претендовала на жильё последние пять лет. Что очень удивило Медисон. Кенди не собиралась выслушивать доводы. Она хотела, чтобы дети поехали с ней, поскольку нуждалась в них.
Она кричала, бесилась и угрожала Медисон, что заберет детей от нее подальше. Они были ее единственным шансом, потому что Кенди не хотела работать.
Она подчеркнула, что Медисон слишком слаба для подобных дел. Медисон сдалась в конце концов, когда согласилась ее бабушка. Которая горела желанием увидеть своих троих внуков. Кенди никогда не привозила детей с ней повидаться и не позволяла поддерживать с ней контакт. Она часто пыталась шантажировать свою мать детьми. Это никогда не срабатывало. Казалось, что теперь бабушка стала хозяйкой положения и знала это.
Спасибо Господу за это. Две недели назад милая сестра, которая хорошо себя вела и которую она знала и любила, стала исчезать. И теперь Джил воспринимала свою мать как лучшую подругу, как своего кумира.
Ей нравилось, что Кенди не работала и заигрывала с мужчинами. Медисон увидела, как ее сестра целовалась с двадцатилетним, перед их отъездом.
Кенди разрешила парню. Она также притворялась слепой, когда Джил напивалась со своими приятелями. Медисон вышла из себя, выставила парня из дома и выбросила наркотики. Он ударил ее в ответ, оставив синяк на скуле.
Этот кошмар должен был вскоре закончиться, и ее бабушка поспособствует этому. Она займет твердую позицию. Кенди будет там, где ее хотели видеть.
Кенди хвасталась, что ее мать была отчаянной одинокой старой женщиной, которая сделает все, чтобы их увидеть.
Они будут жить как короли, говорила Кенди Джил. Джошуа ненавидел Кенди и давал ей понять об этом.
Он был маленьким мальчиком Медисон, которому требовалось внимание. Кенди это не волновало, Джошуа был для нее лишь чеком социальной помощи.
Бабушка грозилась сообщить в органы о лжи Кенди. У нее не было выбора. Кенди придётся немедленно привезти обоих младших детей в Нью-гемпшир и подписать опекунство.
Медисон тоже могла приехать. Взамен им будут предоставлены комнаты в бабушкином большом доме, который превратили в пансион еще когда их мама была маленькой. Дом был большим, чистым и им управляли железной рукой.
Медисон подозревала, что у матери возникнут сложности с тем, чтобы жить как королева. Неделю назад бабушка отправила заказное письмо с перечнем своих требований.
Они должны были зарабатывать на свое содержание уборкой и готовкой. Бабушка уволила своих работников, ожидая, что они будут таким образом оправдывать свое проживание.
У Медисон было ощущение, что это не из-за того, что она была скупой и рассчитывала на рабский труд, как утверждала Кенди.
Она подозревала, что это последняя попытка бабушки прочистить мозги Кенди и исправить своих внуков пока еще не слишком поздно.
Даже несмотря на бабушку, Джил грозило превратиться в их мать. К ужасу Медисон, Джил гордо заявила, что не собирается оставаться девственницей.
Она планировала потерять ее как можно скорее. Кенди поощряла ее. "Девственность просто мешает веселому времяпрепровождению", сказала Кенди.
Женщина сошла сума.
Всю последнюю неделю Медисон следила за сестрой как сокол. Единственный раз, когда она упустила ее из виду, когда Джилл спала в номере с матерью.
Это обрадовало Медисон, поскольку она не хотела спать ни с одной из них в одной комнате. Она провела большую часть ночи убеждаясь, что Джил не сбежала. Как только она удостоверилась, что добродетель ее пятнадцатилетней сестры в безопасности, отправилась спать.
Итак, Медисон ехала в новый город вместо того, чтобы заявить права на опекунство.
Ей не хотелось спорить с бабушкой по этому поводу. Лучше действовать сообща. Что-то ей говорило, что понадобится вся помощь, которую она сможет получить.
***
– Похоже на дворец! – объявил Джошуа, вываливаясь из машины.
Кенди встала перед ним и протянула руки. Джошуа пробежал мимо, прямо в руки Медисон. Он не глуп. И знал, что она пыталась использовать его, чтобы выглядеть в глазах бабушки идеальной матерью.
Конечно, он все понимал, потому как она бросала не самые тонкие намеки по этому поводу. Если бы бабушка считала ее такой хорошей матерью, она бы оставила ее в покое, чтобы та занималась детьми. Кенди не хотела ни убирать, ни готовить. Что было в порядке вещей для Медисон, но не для нее. Кенди создана, чтобы делать мужчин счастливыми.
Медисон огляделась. Солнце светило. Птички щебетали. Листья смотрелись красивыми в их цветовом разнообразии, а у неё отмёрзла задница. Медисон дрожала. Как могло быть так холодно, если светило солнце? Морозило!
– Здесь мы будем жить? – спросила Джил таким же стервозным тоном, который использовала Кенди. Он задевал Медисон. Она надеялась, что бабушка сотворит чудеса иначе, она боялась, что ей придется вбить здравый смысл в сестру в ближайшее время.
Она в очередной раз посмотрела на свою сестру в новой одежде. Все было слишком обтягивающим и слишком коротким. Джил была невысокого роста для своего возраста и недостаточно развитой. Одежда придавала ей вид малолетней проститутки. Чудеса должны произойти, и чем скорее, тем лучше.
Медисон поцеловала Джошуа в щеку.
– Иди постучи и помни о вежливости.
Джошуа кивнул. Он подбежал к двери и громко постучал. Через минуту дверь широко распахнулась. Джошуа вошел с высоко поднятой головой. Три женщины последовали за ним.
Высокая женщина, которой было далеко за пятьдесят, стояла в фойе. И выглядела не так, как представляла себе Медисон. Она ожидала увидеть маленькую, пухлую, седую старушку, подобно тем, фото которых печатают на коробке с печением.
Женщина выглядела сильной и бойкой и создавала деловитую атмосферу вокруг себя.
Кенди оттолкнула Медисон, чтобы пройти, и направилась к женщине. Она стиснула ее в объятиях и разразилась восторгами.
– О, мама, я так счастлива тебя видеть!
Бабушка отступила от нее и отклонилась.
– Держу пари так оно и есть. – Она сосредоточилась на трех внуках.
Она оценила Джошуа и улыбнулась, затем Медисон и просияла, затем Джил и нахмурила брови. Медисон не осознанно затаила дыхание. Ее бабушке не понравилось, как выглядела Джил. Она собиралась помочь. Слава Богу.
– Что ж, давайте пройдем в гостиную и поговорим.
Медисон села на двухместный диван. Джошуа занял место рядом с ней. Он дотянулся до ее руки и крепко ее сжал. Он боялся. Она знала почему.
Кенди годами им твердила какой ужасной и жестокой была эта женщина. Ее единственной надеждой было то, что Кенди снова лгала.
Бабушка переплела руки.
– Я только хочу сказать, что мне очень приятно видеть вас, дети, здесь. Теперь ваше детство будет проходить в этом доме.
Она направила свой взор на Кенди, напоминая, что Джил и Джошуа официально принадлежали ей. Кенди надула губы. Это было наиграно. Она нашла еще одного простофилю, кто будет растить ее детей и даст ей свободный полет.
– Теперь, Джошуа и Джил, у вас будут свои комнаты.
– Правда? – взволнованно спросил Джошуа. У него никогда не было своей спальни, не говоря уже о собственной комнате.
– Да, ваши комнаты около моей и у меня несколько правил. Никакой громкой музыки. Джошуа, ты отправляешься спать в... – Она выжидательно посмотрела на Кенди. Та все еще сидела, надув губы.
Медисон заскрежетала зубами. Она устала от подобных игр.
– Он идет спать в восемь, – ответила она.
Бабушка кивнула.
– Звучит приемлемо. Если ты будешь хорошим мальчиком и будешь выполнять домашнее задание и получать хорошие отметки, тогда мы сможем добавить полчаса. Как тебе? – Джошуа нетерпеливо кивнул. Бабушка обратила свое внимание на Джил и, осмотрев ее одежду, вздохнула: – Ты должна ложиться в девять. Пока комендантского часа не будет. Если захочешь, заработаешь. Понятно? – сказала она четко.
Джил фыркнула и посмотрела на Кенди.
– Кенди, сделай что-нибудь!
Кенди надулась и выглядела уязвленной.
Бабушка прочистила горло.
– Ты будешь обращаться к ней "мама" или "мать", она не твоя подруга. Она твоя мать и ее зовут Эмма, – говоря последнюю часть она смотрела на Кенди. У Кенди было достаточно благоразумия, чтобы по крайней мере не открывать рот.
– Медисон.
Она повернулась, чтобы увидеть, как бабушка ее изучала.
Медисон была совсем не похожа на своего брата и сестру. У Джошуа светло-каштановые волосы и зеленые глаза и у Джил ярко-рыжие волосы и голубые глаза, конечно же два разных отца.
Бабушка тепло ей улыбнулась.
– Ты стала красавицей, Медисон. Ты так похожа на своего отца, – гордо сказала она. Медисон хотела спросить ее о своем отце, но не при Кенди.
– Спасибо, бабушка, – сказала она. Было неестественно говорить бабушка, но эта женщина каким-то образом вписывалась в этот образ. Если кто-то и должен быть ее бабушкой, так только эта женщина.
– Всегда пожалуйста. Ты можешь оставаться здесь столько сколько хочешь, дорогая. Все о чем я прошу время от времени помогать и держать спальню и ванную комнату, которую ты будешь делить с другим жильцом, чистыми. Звучит приемлемо?
– Я буду работать и обеспечивать себя, бабушка. Сколько в неделю за меня и детей?
Бабушка отмахнулась.
– Дети под моей опекой, поэтому моя ответственность. Что касается тебя, ты моя внучка и я скучала по тебе. Я рада, что ты есть. Просто сделай как я попросила, и мы в расчете. И коль мы заговорили об оплате, я нашла для тебя работу. Ты начинаешь завтра.
Медисон выдавила улыбку. Очередная неквалифицированная работа. Девять лет она работала на самых плохих местах, на самых плохих людей, она думала, что сбежала, очевидно нет.
– Я говорила с профессором О'Шиа, у которого есть связи в местной средней школе. У тебя будет место учителя истории в средней школе Раскал.
Медисон этого не ожидала. Она соскочила со своего места и обняла бабушку прежде чем поняла, что делала.
– О, спасибо, спасибо! – воскликнула она.
Бабушка засмеялась и тоже обняла ее. Она решительно прошептала Медисон в ухо.
– Я горжусь тобой, дитя. Мне жаль, что тебе пришлось все эти годы справляться самой.
Медисон кивнула и вытерла слезы. Она снова села.
– Теперь, что касается тебя, Эмма, ты можешь оставаться пока следуешь правилам. Ты начинаешь работать в семь утра и работаешь до четырех после полудня. Комната и питание включены. Я буду платить тебе пять долларов в час. – Кенди открыла рот, чтобы перебить, но бабушка продолжила, – Я уже заполнила бумаги и это легально, так что тебе не придется беспокоиться о детях.
Это была угроза и обещание и Кенди это понимала.
Она не сможет больше прятаться за детьми.
– Никаких наркотиков, алкоголя и мужчин в твоей комнате. Также у нас есть три гостя мужского пола. Ты не будешь завязывать отношения с ними. Ты меня поняла?
Кенди больше не дулась. Она сменила выражение лица на стервозный взгляд. Ее глаза были прищурены, руки сложены на груди и подбородок поднят.
– А если я не соглашусь?
Бабушка улыбнулась.
– Смотри не получи дверью по заду, когда будешь уходить.
Кенди сжала челюсти. Ей было некуда идти и у нее не было денег. Она оказалась в ловушке, поэтому медленно кивнула.
– Вот и ладно. – Бабушка повернулась и посмотрела на Медисон. – Чуть не забыла, если дашь своей матери денег, я выкину тебя на улицу. Ты не делаешь ей никаких одолжений, позволяя воспользоваться собой, а ты Эмма, не просишь. Медисон, ты достаточно всего сделала и ничего ей не должна. Ты меня поняла? – Медисон могла только смотреть и кивнуть. – Хорошо. Что ж, давайте пройдем в ваши комнаты.
Переводчики: m_red
Редактор: natali1875
Глава 2
Медисон провела пальцами по одеялу, которое покрывало ее двуспальную кровать, и оглядела новую комнату. Огромную, красивую, просторную и полностью ее. С видом на большой задний двор.
Окна их старого трейлера выходили на завод по изготовлению шин, поэтому пахло ужасно. Вид из окна этой комнаты, открывался на яблоневый сад и бассейн. Для Медисон все равно что отель Ритц. Даже то что ей придётся делить ванную комнату с незнакомым мужчиной не испортило ее хорошего настроения.
Бабушка поклялась, что мужчина милый, чистоплотный и редко бывающий дома. Он приходил, только чтобы помыться, что, как она призналась, делал два или три раза в день.
У мужчины зависимость от душа, как ей нравилось выражаться. Также он работал детективом в полиции штата, и его назначили на должность на местном уровне.
В течение двух последних лет детектив снимает свою и ее комнаты, но живет здесь уже три года. Он терпеть не мог делиться ванной комнатой с кем-то и ненавидел чье-то присутствие рядом.
Ему нужны тишина и покой. Трое людей, которые арендовали эту комнату прежде, чем он снял ее, были далеко не тихими. Как только последний съехал он сообщил бабушке, что станет платить и за соседний номер, лишь бы он пустовал.
Неделю назад бабушка попросила его об одолжении. Ей понадобилась комната для внучки. Мужчина знал об этой ситуации и отнесся с пониманием.
После обещания, что Медисон тихая, вежливая женщина, он согласился. Мужчина, казалось, думал, что любая, которая вырастила брата и сестру, и закончила колледж, заслуживает шанс.
У него было единственное условие – чтобы все оставили его в покое. Он – одиночка.
Бабушка сказала, что он милый и иногда помогал ей, но ни с кем не разговаривал и не присоединялся к остальным во время еды. Бабушке детектив нравился.
Он помог ей разобраться с неприятными арендаторами в прошлом, и в знак благодарности бабушка заверила его, что все оставят детектива в покое.
Для Медисон это даже больше чем просто хорошо. Их комнаты находились в задней части дома над огромной кладовой, которую ее бабушка использовала для хранения всего: от старых мотоциклов до дополнительных столов.
Они были достаточно далеко от остальных комнат, что означало тишину и покой. У них также имелся свой собственный вход из небольшой прихожей, которая соединяла комнаты с остальным домом. Ее бабушка действительно старалась изо всех сил ради нее.
Хотя рядом с комнатой матери была одна свободная, бабушка пыталась предоставить Медисон немного свободы и столь необходимый перерыв. Детям запрещалось приходить в эту часть дома из-за уважения к детективу.
Вот что рассказала бабушка. По правде говоря, это сделано и для нее тоже. Она понимала, что Медисон приехала сюда не от безысходности, а из-за любви к брату и сестре. Она надеялась, что одного из них сможет спасти.
Медисон вернулась к своему ноутбуку и прокрутила курсор вниз.
– Наконец-то, – пробормотала она.
На прошлой неделе она обнаружила, что мать запомнила ее номер счета и пароль. Она перевела две тысячи у Медисон с трудом заработанных долларов на собственный счет.
У нее появилось ощущение, что Джил помогла ей, когда увидела, как они обе пришли домой поздно ночью одетые под стать. Если бы бабушка не вмешалась, Медисон заявила бы о краже.
Вероятно, поэтому бабушка сделала заявление о ее деньгах в гостиной. Медисон попросила ее, не вдаваясь в детали, открыть счет для нее в местном банке.
К счастью, она установила интернет-доступ к ее учетной записи. Бабушка подумала обо всем. Сейчас, Медисон просто должна убедиться, что Джил и Кенди не получат в свои руки ее новую банковскую карту или информацию об учетной записи.
Утро перевалило за середину к тому времени когда Медисон перенесла свои вещи. Ей нравилось пользоваться собственным входом. Не пришлось тащить свое скудное имущество через дом, вверх по лестнице и дальше по коридору, как все остальные.
Медисон вновь осмотрела комнату. Не удивительно, что здесь полно пыли, поскольку никто не пользовался этой комнатой на протяжении двух лет. Она решила, что их небольшую прихожую также можно слегка прибрать.
Оба места пахли затхлостью. Ее сосед, как Медисон нравилось думать о нем, попросил бабушку никого не допускать в эту часть дома. И та с радостью согласилась. Она чувствовала, что у мужчины должна быть личная жизнь.
Ну, должна быть у детектива полиции по крайней мере. У Медисон появилось ощущение, что бабушка не чувствовала такого по отношению к другим своим постояльцам, которых оказалось пять в общей сложности, включая ее соседа, две женщины и трое мужчин.
– Черт возьми. – Она забыла узнать имя соседа. В ее планы не входило беспокоить его. Он хотел, чтобы его оставили в покое, и она желала того же. Медисон выдохнула.
– Ну что ж. – Она с легкостью справлялась с трудностями. Только так можно вытерпеть Кенди и вырастить двоих детей.
– Теперь давайте посмотрим, она сказала, что пылесос в чулане. – Медисон открыла кладовку и кивнула.
Конечно он там. – А моющие средства находятся в ванной комнате. Она по-прежнему чувствовала себя странно, поскольку делила ванную с незнакомым мужчиной, но нищим выбирать не приходится. Медисон сказала себе, что это новый опыт. Затем открыла дверь в ванную комнату и впала в ступор. Все верно, это новый опыт. Ванная выглядела так, словно ее год не убирали, возможно даже два.
Медисон подняла ворот рубашки, прикрывая рот так, чтобы могла дышать, пока шла к окну над унитазом. Она открыла окно рывков, отчаянно желая свежего воздуха. Сделав это, она медленно обернулась и пришла в ужас. Словно смотрела на кровавую расправу над гигиеной. В комната стоял запах, плесени, грибка, пота, грязной одежды, общественного туалета и дюжины старых картонных освежителей воздуха для автомобилей. В сочетании с запахом пота это вызывало тошноту.
Она осмотрела комнату. На всех доступных поверхностях висели эти освежители. Некоторые выглядели старыми и бледными, другие ярко-зелеными. Что объясняло автомобильный запах.
В углу возвышалась огромная куча влажных, покрытых плесенью полотенец, которая доходила до середины ее бедер. Это никуда не годилось.
Медисон пнула груду и зажала рот, когда верхняя часть упала на пол, оставляя прогнившую кучу черной склизкой ткани. Идеальные декорации для фильма ужасов.
Медисон перевела взгляд на унитаз и быстро отошла. Ободок имел странный темно-красный цвет. Унитаз покрыт грязью и конечно плохо пах.
Раковину покрывали застывшая мыльная пена, грязь, и, при ближайшем рассмотрении, она обнаружила сбритые волоски, которые засоряли туалетный столик, образуя странную уличную мозаику из грязи. Старые ржавые бритвы валялись на столешнице вместе с другим мусором. Медисон взглянула на мусорное ведро и рассмеялась.
Небольшая мусорка оказалось совершенно новой. Ну, на ней лежал тонкий слой пыли, помимо этого, она оказалась самой чистой в ванной комнате.
Медисон боялась оборачиваться и смотреть на ванную. Она уже знала, что пол нужно драить, и отчаянно. Ее страхи оправдались, поскольку ванная оказалась под стать раковине. Здесь не валялся мусор. Вместо этого там лежали несколько высоких кучек из выброшенных обмылков. Это ужасно. У нее будут кошмары многие годы после такого опыта.
Ее бабушка сказала, что моющие средства стояли под раковиной. Она клялась и божилась, что оставила запас в небольшом шкафу справа после того, как последний арендатор съехал.
У Медисон имелись подозрения о том, что она сейчас найдет. Конечно же шкаф оказался полностью забит новыми моющими средствами. Она не могла не рассмеяться. Это действительно новый опыт, который не хотелось бы повторить.
Надев безразмерные резиновые перчатки, она приступила к работе. Сначала побросала грязные полотенца в мусорные мешки. Понадобилось четыре огромных пакета, чтобы избавиться от всех.
Ей казалось, что таинственный сосед использовал свои полотенца пока можно, а затем бросал их в кучу. Эта теория подтвердилась полотенцем, висящим на душе. Оно стерлось в нескольких местах и плохо пахло.
Она его тоже выбросила, поскольку решила сделать генеральную уборку.
Медисон провела следующие четыре часа очищая, соскребая, подавляя рвоту, умоляя и полируя. К тому времени как она закончила, это место соответствовало даже ее строгим стандартам. Каждая поверхность блестела и пахла лимонной свежестью. Медисон расставила свои вещи и покинула комнату. Ей предстояло многое сделать, чтобы просто стоять и любоваться проделанным. Оставалось только надеяться, что ее сосед не воспримет ее работу как вызов.
Она не хотела делать это каждую неделю.
***
– Ты выглядишь глупо, Медисон! – хихикнул Джошуа, когда пробежал мимо нее, стуча баскетбольным мячом, который она подарила ему на последний день рождения.
Медисон притворилась испуганной. Она посмотрела вниз на свою огромную толстовку, которую надела четвертым слоем.
Было прохладно. Боже, термометр показывал семьдесят[2]! Где она жила было холодно и в восемьдесят[3]. Это ад.
Она вытерла покрытые мазутом руки о мешковатые джинсы, под которыми были леггинсы и поправила кепку и хвостик.
– Что?
Он снова хихикнул. Она прошлась, как модель, покачивая бедрами, поджав губы.
– Я думаю, что выгляжу сказочно, дорогуша, – промурлыкала она. Джошуа разразился смехом.
– У тебя масло на лице! – смеясь сказал он.
Она отмахнулась.
– Масло просто создает иллюзию и делает меня особенной, дорогуша, – сказала она высокомерным тоном. Джошуа хихикнул и вернулся к своему любимому занятию – прыжкам.
Медисон вернулась к своей задаче – запустить двигатель хоть на один день.
Завтра она продаст машину и купит новую, так как ей больше не нужно было беспокоиться о поддержке детей. Она не сходила с ума.
Она потратит меньше половины своей заначки, на всякий случай, вдруг что-то произойдет, но ей действительно нужен надежный автомобиль.
– Медисон! – завизжала Джил.
– Похоже, ее королевское высочество снова не получила, чего хотела, – пробормотал Джошуа. Для десятилетнего мальчика он был довольно проницательным.
– Почему ты так говоришь? – спросила она, пока пыталась ослабить болт. Чертова железяка заржавела. Она не сдвинется с места даже с WD-40[4]. Нужно срезать.
– Так она себя ведет сейчас, когда Кенди рядом. Она такая зануда. – Он подбросил мяч. – Я не понимаю, почему она хочет быть похожей на нее. Она гадкая!
Медисон согласилась, но ничего не сказала. Ее мать, одевалась и вела себя, как проститутка. Ее ни капли не беспокоило как она выглядит. Теперь Джил подражала Кенди. Кстати о Джил...
– Я хочу вернуться домой прямо сейчас! – потребовала Джил, стоя рядом с Медисон.
– Убавь громкость, я прекрасно тебя слышу. – Она по-прежнему сражалась с этим проклятым болтом.
– Эта женщина сказала, что я не могу краситься. Я должна заслужить это, как она говорит, – насмешливо продолжила Джил.
– Эта женщина, как ты ее называешь, наша бабушка, поэтому ты должна обращаться к ней "бабушка" или "мэм", если я услышу, что ты снова неуважительно о ней говоришь, я накажу тебя, – предупредила Медисон.
С ней, как правило, легко ладить, но плохое поведение Джил сильно потрепало нервы Медисон.
– Отлично! Бабушка сказала, что я не могу носить макияж или обтягивающую одежду! – сказала она плаксивым голосом.
– Правильно.
– Правильно?
– Да. Это бы все равно закончилось сегодня. Завтра начинается школа, в таком виде, туда бы ты не пошла. – Чтобы донести свою точку зрения Медисон снова посмотрела на сестру.
Боже, на девочке была мини-юбка из синтетики и пушистый, обтягивающий топ, который демонстрировал ее маленькие груди, и она дрожала. Раньше Дил была более разумной.
– Ты просто не хочешь, чтобы я тебя смущала, – огрызнулась она.
Медисон рассмеялась.
– Во-первых, мы не похожи. Во-вторых, у нас разные фамилии, и ты будешь называть меня мисс Соломан, как и все остальные. В-третьих, ты не будешь ходить, как шлюха всю оставшуюся жизнь. Имей немного самоуважения.
– Медисон, кто такая шлюха? – вмешался Джошуа. Она забыла, что он был здесь. Медисон сморщилась, когда Джил посмотрела на нее с превосходством.
– Да, Медисон, кто такая шлюха? – спросила Джил.
Она убьет ее. Вот и все. Никто не станет винить ее.
– Ах... Это... Эм... – Она смутно осознавала, что неподалёку заглушили двигатель. Все ее внимание было сосредоточено на вопросе Джошуа и как ответить на него таким образом, чтобы он не стал дразнить Джил перед людьми, он мог это сделать.
– Давай, Медисон, ты учитель, так скажи мне, кто такая шлюха. – Джошуа потребовал более громким голосом. Это нормальное развитие событий, когда он будет задавать неприличные или сложные вопросы. Чем дольше она молчала, тем выше был его голос.
– Я думаю, молодой человек, что так называют женщину, которая дарит любовь мужчинам слишком свободно, – сказал глубокий голос.
– О Боже, – страстно выдохнула Джил, слишком чувственно как показалось Медисон. Это плохой знак.
– Кто вы и почему у вас пистолет? – потребовал Джошуа.
– Что? – Медисон поразившись вопросу подпрыгнула и что-то вонзилось в запястье. – Ой! – Черт возьми, она порезалась.
К счастью поверхность была чистой, раньше. Теперь все было в крови.
***
Сцена, которую Ефраим увидел, когда шел по длинной дорожке показалась забавной. Маленький мальчик бегал вокруг развалюхи, то есть, автомобиля, подбрасывая мяч и спрашивал кого-то по имени Медисон о шлюхах.
Ему не следовало бы так смеяться. Эта Медисон была в трудном положении.
Следующее, что привлекло его внимание – юная леди, одетая как шлюха, которая напомнила ему о распутных женщинах, работающих в доках, когда он был ребенком.
На ней было слишком много косметики, слишком мало одежды и она казалась очень опытной. Она еще не заметила, что он на нее смотрит.
Последнее, и самое главное, что поразило его, был запах чистой, девственной крови. Ефраим знал, что это не от маленького мальчика. Мужчины, даже маленькие мальчики, никогда так не пахли. Это особенный запах свойственный женщинам. Манящий и аппетитный. Скорее всего это от девчонки. Ей не больше пятнадцати, может быть, четырнадцать лет. Он посмотрел на девушку. Нет, эта девочка не была девственницей. Он не был удивлен. Многое изменилось за последнее столетие.
По данным СМИ среди подростков оставаться целомудренными до брака или даже взрослом возрасте не популярно и не нормально.
Даже если эта юная леди была девственницей, она вне досягаемости. Он не ел, где жил, и эти дети явно внуки домовладелицы.
Он помнил, что они должны были прибыть сегодня, и именно поэтому остановился по дороге домой и взял еще несколько освежителей воздуха для ванной комнаты.
Он никогда не питался от ребенка раньше. И никогда не будет. Дети были невинны в его глазах, независимо от их сексуального опыта.
Слева, видимо, Медисон, наверное, еще один ребенок. Она будет в безопасности, в соответствии с его правилами. Он не мог вспомнить, когда в последний раз питался от девственницы. Шестьдесят лет назад?
Возможно. У него было одно правило, когда дело доходило до девственниц, и за последние шестьдесят лет оно ему не пригодилось. Он брал только кровь, но не невинность.
Было много желающих женщин, чтобы удовлетворить потребности его тела Господи, как давно он не был с женщиной? "В декабре 1880 или 1890", – подумал он.
Секс стал скучным и бесполезным. Ефраим не мог избежать своих кошмаров и никогда не чувствовал близости с женщиной. Ему всегда казалось, что он трахал воздух.
– Давай, Медисон, ты учитель, так скажи мне, кто такая шлюха, – нетерпеливо требовал мальчик.
Он ничего не мог с собой поделать, так хотел ответить.
– Я думаю, молодой человек, что так называют женщину, которая дарит любовь мужчинам слишком свободно.
– Боже мой, – девчонка повернулась, чтобы взглянуть на него. Она призывно облизала губы.
Ефраим оказался перед необходимостью запереть смежную дверь с домом на ночь. "Только этого и не хватало", – подумал он сухо.
– Что?... Ой! – произнесла девушка, Медисон.
Аромат девственной крови, врезался в его чувства. Ефраим еле устоял на месте. Но это не самое худшее. Голод яростно поднялся в нем. Это странно, поскольку он прикончил два пакета с кровью по дороге домой. Ефраим не был голоден, но запах ее крови опьянял.
В данный момент он хотел ее крови больше, чем что-либо на этой земле. Ее кровь взывала к нему. Он сильно сжал руки, останавливая себя от нападения на девушку перед двумя детьми. Возьми голод под контроль! Не имеет значение, как выглядит эта девушка, он хотел ее крови. Никогда раньше он не чувствовал такую нужду, даже на протяжении двадцати лет проведённых в темнице Николса.
Его клыки выдвинулись. Он выучил много лет назад как контролировать глаза, но это проигранная битва. Ему нужно уйти от этой женщины, кем бы она не была.
Он отступил в тоже время, когда девушка, по его догадкам, поскольку не смог определить этого из-за ее одежды, вышла из-за капота автомобиля и первым делом посмотрела на маленькую девочку, а не на него, плотно сжимая запястье. Ефраим решил, что это и есть причина "Оу".
Она закатила глаза, пока смотрела в сторону девочки.
– Джил, иди внутрь и помоги бабушке с ужином.
– Но...
– Иди, – твердо повторила девушка. Ефраим вперился в неё взглядом. Он не мог определить ее возраст, но был уверен, что она явно не ребенок.
Она надела старую бейсболку задом наперед, а ее лицо было грязное и заляпанное. Он не смог разглядеть какие-то черты лица. Единственное, что Ефраим увидел на ее лице, это глаза. Они были карими, но не обычного оттенка, а довольно яркого.
Его взгляд прошелся по ее телу. Фигура отсутствовала. Также у нее, судя по всему, плоская грудь и лишние килограммы. Он убедился в этом, благодаря ее мешковатым штанам. По его опыту, женщины носили одежду больших размеров, чтобы скрыть лишний вес. Единственная привлекательная черта в ней – кровь.
Если он не выберется отсюда в ближайшее время, то выяснит, является ли ее кровь на вкус, так же хороша, как пахла.
– Ты полицейский? – спросил мальчик.
– Ты ведешь себя грубо, Джошуа, – пожурила она мальчика. Девушка повернулась к Ефраиму и улыбнулась. – Извините. Это Джошуа, а я Медисон.
Он кивнул. Его клыки пульсировали от боли во рту, желая попробовать ее.
– Мы только приехали сегодня, – продолжила она, когда он не предпринял никаких попыток представиться.
Он снова кивнул.
– Ну, и кто ты? – спросил Джошуа.
Ефраим лишь развернулся и пошёл прочь. Если он не поспешит в дом, то пожалеет об этом.
– Как тебя зовут? – крикнул Джошуа.
– Ефраим, – ответил он не оглядываясь.
Он прошел к задней части дома и поднялся по черной лестнице. Тогда он бросил маленькую сумку на стол и вспомнил, что у него появился новый сосед.
– Дерьмо.
Это была Медисон. Она будет рядом, чтобы искушать его днём и ночью.
Ефраим обеими руками пригладил короткие черные волосы. Он может сделать это. Может жить здесь с этой женщиной. У них только общий санузел. Она будет запирать обе двери. Любая женщина в здравом уме заперла бы дверь, когда жила в пансионате, даже если им управляла ее бабушка.
Не то чтобы закрытая дверь остановит его. Он мог выбить ее одним мизинцем, но это послужит ему полезным напоминанием, что к ней вход воспрещен. Ефраим не хотел уезжать.
Он счастлив здесь. Никто не мешал ему. Работа нравилась. Как и жизнь в пансионате.
Он не хотел приобретать собственное жилье. Ему нравилась идея быть одним, но не совсем.
Нет, Ефраим смирится с этим и подождет. По словам Миссис Бакмен у Медисон новая работа. Она накопит денег и съедет. Большинство молодых девушек хотели жить отдельно. Да, так и будет. Просто нужно подождать.
Он покачал головой, схватил освежители воздуха и направился в ванную. Ефраим открыл дверь и замер.
Что, черт возьми, случилось с ванной комнатой? Миссис Бакмен переделала ее для внучки?
Он знал, что она хотела поселить молодую девушку здесь, но не знал, что пойдет на такие меры.
Он закрыл глаза и глубоко вздохнул. Нет, он почувствовал запах моющего средства и искусственных лимонов. Она убиралась. Всё, включая пол, сияло.
Исчезли его освежители воздуха, грязные полотенца, мусор и отвратительный запах. Сейчас здесь чисто и упорядоченно. Полки заполнены большими пушистыми полотенцами.
Душ сиял, и в нем стояли его шампунь и мыло, также ее туалетные принадлежности. Он обратил свое внимание на шкафчик для лекарств.
Она взяла на себя распределение места, что имело смысл. На его стороне стояла бритва, гель для бритья и одеколон. Эта небольшая коллекция занимала половину полки, оставляя другие две пустыми.
С любопытством, он открыл ее половину в шкафчике. Она уставлена чистящими средствами, мылом, лосьонами, лекарствами, пинцетами, щипчиками, ватными палочками, жидкостью для снятия лака и розовой бритвой.
Розовой. Почему именно розовая? Другие вещи просто вводили в ступор. Зачем ей нужно остальное? Она строит что-то из всего этого дерьма?
Он закрыл шкаф и открыл первый ящик под раковиной. Запас туалетной бумаги. Ладно, пригодится. Ему нет, но ей да. Вполне разумно. Ефраим закрыл этот ящик, открыл нижний, и замер.
– О... твою мать. – Его руки дрожали, когда он потянулся вниз и подхватил розовую коробочку, гигиенических прокладок. – Блядь.
Ему следовало это предвидеть, когда миссис Бакмен сказала ему о приезде молодой девушки. Он забыл о женских менструациях. Он выпрямился и посмотрел в окно. Его охватило смешанное чувство.
Ефраим знал только, что они чрезмерные и регулярные. Он понятия не имел, что это значит, но не сулило ничего хорошего рядом с ним.
Его глаза закрылись, и Ефраим помолился о контроле. Женщина, нет человек, чья кровь так привлекает его как ничто другое, будет истекать ею раз в месяц в соседней комнате и выбрасывать пропитавшиеся прокладки в мусорное ведро.
Это ад. Полный ад. Ему понадобится каждая частичка контроля, чтобы не высасывать выброшенные прокладки. Это звучит отвратительно даже для него.
– Блядь. – По-другому и не скажешь. Он бросил коробку обратно в ящик и пнул его закрывая. Облокотившись руками на раковину, Ефраим посмотрел в зеркало. Его глаза стали – огненно-красными. Клыки выдвинулись, и у него текли слюни.
Здорово. Его единственной надеждой было держаться подальше от этой Медисон и молиться, чтобы она съехала прежде чем у неё, начнутся критические дни.
Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 43; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!