Золушка, или Хрустальная туфелька 21 страница
Пока старик рассказывал, буря улеглась. Хозяева дали Петеру мешок с листьями вместо подушки, пожелали ему спокойной ночи, и все улеглись спать. Петер устроился на лавке под окном и скоро уснул.
Никогда ещё угольщику Петеру Мунку не снились такие страшные сны, как в эту ночь.
То чудилось ему, будто Михель‑Великан с треском распахивает окно и протягивает ему огромный мешок с золотыми. Михель трясёт мешок прямо у него над головой, и золото звенит, звенит – звонко и заманчиво.
То ему чудилось, что Стеклянный Человечек верхом на большой зелёной бутыли разъезжает по всей комнате, и Петер опять слышит лукавый тихий смешок, который донёсся до него утром из‑за большой ели.
И всю ночь Петера тревожили, будто споря между собой, два голоса. Над левым ухом гудел хриплый густой голос:
Золотом, золотом,
Чистым – без обмана,–
Полновесным золотом
Набивай карманы!
Не работай молотом,
Плугом и лопатой!
Кто владеет золотом,
Тот живёт богато!..
А над правым ухом звенел тоненький голосок:
Под косматой елью,
В тёмном подземелье,
Где рождается родник,–
Меж корней живёт старик…
Ну, а как дальше, Петер? Как там дальше? Ах, глупый, глупый угольщик Петер Мунк! Не может вспомнить такие простые слова! А ещё родился в воскресный день, ровно в полдень… Придумай только рифму к слову «воскресный», а уж остальные слова сами придут!..
Петер охал и стонал во сне, стараясь припомнить или придумать забытые строчки. Он метался, вертелся с боку на бок, но так как за всю свою жизнь не сочинил ни одного стишка, то и на этот раз ничего не выдумал.
|
|
|
Угольщик проснулся, едва только рассвело, уселся, скрестив руки на груди, и принялся размышлять всё о том же: какое слово идёт в пару со словом «воскресный»?
Он стучал пальцами по лбу, тёр себе затылок, но ничего не помогало.
И вдруг до него донеслись слова весёлой песни. Под окном проходили трое парней и распевали во всё горло:
За рекою в деревушке…
Варят мёд чудесный…
Разопьём с тобой по кружке
В первый день воскресный!..
Петера словно обожгло. Так вот она, эта рифма к слову «воскресный»! Да полно, так ли? Не ослышался ли он?
Петер вскочил и сломя голову кинулся догонять парней.
– Эй, приятели! Подождите! – кричал он.
Но парни даже не оглянулись.
Наконец Петер догнал их и схватил одного за руку.
– Повтори‑ка, что ты пел! – закричал он задыхаясь.
– Да тебе‑то что за дело! – ответил парень. – Что хочу, то и пою. Пусти сейчас же мою руку, а не то…
– Нет, сперва скажи, что ты пел! – настаивал Петер и ещё сильнее стиснул его руку.
Тут два других парня недолго думая накинулись с кулаками на бедного Петера и так отколотили его, что у бедняги искры из глаз посыпались.
|
|
|
– Вот тебе на закуску! – сказал один из них, награждая его увесистым тумаком. – Будешь помнить, каково задевать почтенных людей!..
– Еще бы не помнить! – сказал Петер, охая я потирая ушибленные места. – А теперь, раз уж вы меня всё равно отколотили, сделайте милость – спойте мне ту песню, которую вы только что пели.
Парни так и прыснули со смеху. Но потом всё‑таки спели ему песню от начала до конца.
После этого они по‑приятельски распрощались с Петером и пошли своей дорогой.
А Петер вернулся в хижину дровосека, поблагодарил хозяев за приют и, взяв свою шляпу и палку, снова отправился на вершину горы.
Он шёл и всё время повторял про себя заветные слова «воскресный – чудесный, чудесный – воскресный»… И вдруг, сам не зная, как это случилось, прочитал весь стишок от первого до последнего слова.
Петер даже подпрыгнул от радости и подбросил вверх свою шляпу.
Шляпа взлетела и пропала в густых ветках ели. Петер поднял голову, высматривая, где она там зацепилась, да так и замер от страха.
Перед ним стоял огромный человек в одежде плотогона. На плече у него был багор длиной с хорошую мачту, а в руке он держал шляпу Петера.
|
|
|
Не говоря ни слова, великан бросил Петеру его шляпу и зашагал с ним рядом.
Петер робко, искоса поглядывал на своего страшного спутника. Он словно сердцем почуял, что это и есть Михель‑Великан, о котором ему вчера столько рассказывали.
– Петер Мунк, что ты делаешь в моём лесу? – вдруг сказал великан громовым голосом.
У Петера затряслись колени.
– С добрым утром, хозяин, – сказал он, стараясь не показать виду, что боится. – Я иду лесом к себе домой – вот и всё моё дело.
– Петер Мунк! – снова загремел великан и посмотрел на Петера так, что тот невольно зажмурился. – Разве эта дорога ведёт к твоему дому? Ты меня обманываешь, Петер Мунк!
– Да, конечно, она ведёт не совсем прямо к моему дому, – залепетал Петер, – но сегодня такой жаркий день… Вот я и подумал, что идти лесом хоть и дальше, да прохладнее!
– Не лги, угольщик Мунк! – крикнул Михель‑Великан так громко, что с ёлок дождём посыпались на землю шишки. – А не то я одним щелчком вышибу из тебя дух!
Петер весь съёжился и закрыл руками голову, ожидая страшного удара.
Но Михель‑Великан не ударил его. Он только насмешливо поглядел на Петера и расхохотался.
– Эх ты, дурак! – сказал он. – Нашёл, к кому на поклон ходить!.. Думаешь, я не видел, как ты распинался перед этим жалким старикашкой, перед этим стеклянным пузырьком. Счастье твоё, что ты не знал до конца его дурацкого заклинания! Он скряга, дарит мало, а если и подарит что‑нибудь, так ты жизни рад не будешь. Жаль мне тебя, Петер, от души жаль! Такой славный, красивый парень мог бы далеко пойти, а ты сидишь возле своей дымной ямы да угли жжёшь. Другие, не задумываясь, швыряют направо и налево талеры и дукаты, а ты боишься истратить медный грош… Жалкая жизнь!
|
|
|
– Что правда, то правда. Жизнь невесёлая.
– Вот то‑то же!.. – сказал великан Михель. – Ну да мне не впервой выручать вашего брата. Говори попросту, сколько сот талеров нужно тебе для начала?
Он похлопал себя по карману, и деньги забренчали там так же звонко, как то золото, которое приснилось Петеру ночью.
Но сейчас этот звон почему‑то не показался Петеру заманчивым. Сердце его испуганно сжалось. Он вспомнил слова старика о страшной расплате, которую требует Михель за свою помощь.
– Благодарю вас, сударь, – сказал он, – но я не желаю иметь с вами дело. Я знаю, кто вы такой!
И с этими словами он бросился бежать что было мочи.
Но Михель‑Великан не отставал от него. Он шагал рядом с ним огромными шагами и глухо бормотал:
– Ты ещё раскаешься, Петер Мунк! Я по твоим глазам вижу, что раскаешься…. На лбу у тебя это написано. Да не беги же так быстро, послушай сперва, что я тебе скажу!.. А то будет поздно… Видишь вон ту канаву? Это уже конец моих владений…
Услышав эти слова, Петер бросился бежать ещё быстрее. Но уйти от Михеля было не так‑то просто. Десять шагов Петера были короче, чем один шаг Михеля. Добежав почти до самой канавы, Петер оглянулся и чуть не вскрикнул – он увидел, что Михель уже занёс над его головой свой огромный багор.
Петер собрал последние силы и одним прыжком перескочил через канаву.
Михель остался на той стороне.
Страшно ругаясь, он размахнулся и швырнул Петеру вслед тяжёлый багор. Но гладкое, с виду крепкое, как железо, дерево разлетелось в щепки, словно ударилось о какую‑то невидимую каменную стену. И только одна длинная щепка перелетела через канаву и упала возле ног Петера.
– Что, приятель, промахнулся? – закричал Петер и схватил щепку, чтобы запустить ею в Михеля‑Великана.
Но в ту же минуту он почувствовал, что дерево ожило у него в руках.
Это была уже не щепка, а скользкая ядовитая змея.
Он хотел было отшвырнуть её, но она успела крепко обвиться вокруг его руки и, раскачиваясь из стороны в сторону, всё ближе и ближе придвигала свою страшную узкую голову к его лицу.
И вдруг в воздухе прошумели большие крылья.
Огромный глухарь с лёту ударил змею своим крепким клювом, схватил её и взвился в вышину. Михель‑Великан заскрежетал зубами, завыл, закричал и, погрозив кулаком кому‑то невидимому, зашагал к своему логову.
А Петер, полуживой от страха, отправился дальше своей дорогой.
Тропинка становилась всё круче, лес – всё гуще и глуше, и наконец Петер опять очутился возле огромной косматой ели на вершине горы.
Он снял шляпу, отвесил перед елью три низких – чуть не до самой земли – поклона и срывающимся голосом произнёс заветные слова:
Под косматой елью,
В тёмном подземелье,
Где рождается родник,–
Меж корней живёт старик.
Он неслыханно богат,
Он хранит заветный клад.
Кто родился в день воскресный,
Получает клад чудесный!
Не успел он выговорить последнее слово, как чей‑то тоненький, звонкий, как хрусталь, голосок сказал:
– Здравствуй, Петер Мунк!
И в ту же минуту он увидел под корнями старой ели крошечного старичка в чёрном кафтанчике, в красных чулочках, с большой остроконечной шляпой на голове. Старичок приветливо смотрел на Петера и поглаживал свою небольшую бородку – такую лёгкую, словно она была из паутины. Во рту у него была трубка из голубого стекла, и он то и дело попыхивал ею, выпуская густые клубы дыма.
Не переставая кланяться, Петер подошёл и, к немалому своему удивлению, увидел, что вся одежда на старичке: кафтанчик, шаровары, шляпа, башмаки – всё было сделано из разноцветного стекла, но только стекло это было совсем мягкое, словно ещё не остыло после плавки.
– Этот грубиян Михель, кажется, здорово напугал тебя, – сказал старичок. – Но я его славно проучил и даже отнял у него его знаменитый багор.
– Благодарю вас, господин Стеклянный Человечек, – сказал Петер. – Я и вправду натерпелся страха. А вы, верно, и были тем почтенным глухарём, который заклевал змею? Вы мне спасли жизнь! Пропал бы я без вас. Но, уж если вы так добры ко мне, сделайте милость, помогите мне ещё в одном деле. Я бедный угольщик, и живётся мне очень трудно. Вы и сами понимаете, что если с утра до ночи сидеть возле угольной ямы – далеко не уйдёшь. А я ещё молодой, мне хотелось бы узнать в жизни что‑нибудь получше.
Вот гляжу я на других – все люди как люди, им и почёт, и уважение, и богатство… Взять хотя бы Иезекиила Толстого или Вильма Красивого, короля танцев, – так ведь у них денег что соломы!..
– Петер, – строго перебил его Стеклянный Человечек и, запыхтев трубкой, выпустил густое облако дыма, – никогда не говори мне об этих людях. И сам не думай о них. Сейчас тебе кажется, что на всём свете нет никого, кто был бы счастливее их, а пройдёт год или два, и ты увидишь, что нет на свете никого несчастнее. И ещё скажу тебе: не презирай своего ремесла. Твой отец и дед были почтеннейшими людьми, а ведь они были угольщиками. Петер Мунк, я не хочу думать, что тебя привела ко мне любовь к безделью и лёгкой наживе.
Говоря это, Стеклянный Человечек пристально смотрел Петеру прямо в глаза.
Петер покраснел.
– Нет, нет, – забормотал он, – я ведь и сам знаю, что лень – мать всех пороков, и всё такое прочее. Но разве я виноват, что моё ремесло мне не по душе? Я готов быть стекольщиком, часовщиком, сплавщиком – кем угодно, только не угольщиком.
– Странный вы народ – люди! – сказал, усмехаясь, Стеклянный Человечек. – Всегда недовольны тем, что есть. Был бы ты стекольщиком – захотел бы стать сплавщиком, был бы сплавщиком – захотел бы стать стекольщиком. Ну да пусть будет по‑твоему. Если ты обещаешь мне работать честно, не ленясь, – я помогу тебе. У меня заведён такой обычай: я исполняю три желания каждого, кто рождён в воскресенье между двенадцатью и двумя часами пополудни и кто сумеет меня найти. Два желания я исполняю, какие бы они ни были, даже самые глупые. Но третье желание сбывается только в том случае, если оно стоит того. Ну, Петер Мунк, подумай хорошенько и скажи мне, чего ты хочешь.
Но Петер не стал долго раздумывать.
От радости он подбросил вверх свою шляпу и закричал:
– Да здравствует Стеклянный Человечек, самый добрый и могущественный из всех лесных духов!.. Если вы, мудрейший властелин леса, в самом деле хотите осчастливить меня, я скажу вам самое заветное желание моего сердца. Во‑первых, я хочу уметь танцевать лучше самого короля танцев и всегда иметь в кармане столько же денег, сколько у самого Иезекиила Толстого, когда он садится за игорный стол…
– Безумец! – сказал нахмурившись Стеклянный Человечек. – Неужели ты не мог придумать что‑нибудь поумнее? Ну посуди сам: какая будет польза тебе и твоей бедной матери, если ты научишься выкидывать разные коленца и дрыгать ногами, как этот бездельник Вильм? И какой толк в деньгах, если ты будешь оставлять их за игорным столом, как этот плут Иезекиил Толстый? Ты сам губишь своё счастье, Петер Мунк. Но сказанного не воротишь – твоё желание будет исполнено. Говори же, чего бы ты хотел ещё? Но смотри, на этот раз будь поумнее!
Петер задумался. Он долго морщил лоб и тёр затылок, пытаясь придумать что‑нибудь умное, и наконец сказал:
– Я хочу быть владельцем самого лучшего и самого большого стекольного завода, какой только есть в Шварцвальде. Ну и, конечно, мне нужны деньги, чтобы пустить его в ход.
– И это всё? – спросил Стеклянный Человечек, испытующе глядя на Петера. – Неужели это всё? Подумай хорошенько, что ещё тебе нужно?
– Ну, если вам не жалко, прибавьте ко второму желанию ещё пару лошадок и коляску! И хватит…
– Глупый же ты человек, Петер Мунк! – воскликнул Стеклянный Человечек и со злости так швырнул свою стеклянную трубку, что она ударилась о ствол ели и разлетелась вдребезги. – «Лошадок, коляску»!.. Ума‑разума надо тебе, понимаешь? Ума‑разума, а не лошадок и коляску. Ну да всё‑таки второе твоё желание поумней первого. Стекольный завод – это дело стоящее. Если вести его с умом, и лошадки, и коляска, и всё у тебя будет.
– Так ведь у меня остаётся ещё одно желание, – сказал Петер, – и я могу пожелать себе ума, если это так уж необходимо, как вы говорите.
– Погоди, прибереги третье желание про чёрный день. Кто знает, что ещё ждёт тебя впереди! А теперь ступай домой. Да возьми для начала вот это, – сказал Стеклянный Человечек и вынул из кармана кошелёк, набитый деньгами. – Здесь ровно две тысячи гульденов. Три дня тому назад умер старый Винкфриц, хозяин большого стекольного завода. Предложи его вдове эти деньги, и она с радостью продаст тебе свой завод. Но помни: работа кормит только того, кто любит работу. Да не водись с Иезекиилом Толстым и пореже заходи в трактир. Это к добру не приведёт. Ну прощай. Я буду изредка заглядывать к тебе, чтобы помочь советом, когда тебе не будет хватать своего ума‑разума.
С этими словами человечек вытащил из кармана новую трубку из Самого лучшего матового стекла и набил сухими еловьши иглами.
Потом, крепко прикусив её мелкими, острыми, как у белки, зубками, он достал из другого кармана огромное увеличительное стекло, поймал в него солнечный луч и закурил.
Лёгкий дымок поднялся над стеклянной чашечкой. На Петера пахнуло нагретой солнцем смолой, свежими еловыми побегами, мёдом и почему‑то самым лучшим голландским табаком. Дым делался всё гуще, гуще и наконец превратился в целое облако, которое, клубясь и курчавясь, медленно растаяло в верхушках елей. А вместе с ним исчез и Стеклянный Человечек.
Петер ещё долго стоял перед старой елью, протирая глаза и вглядываясь в густую, почти чёрную хвою, но так никого и не увидел. На всякий случай он низко поклонился большой ёлке и пошёл домой.
Свою старую мать он застал в слезах и тревоге. Бедная женщина думала, что её Петера забрали в солдаты и ей не скоро уже придётся с ним увидеться.
Какова же была её радость, когда её сын вернулся домой, да ещё с кошельком, набитым деньгами! Петер не стал рассказывать матери о том, что с ним было на самом деле. Он сказал, что повстречал в городе одного доброго приятеля, который дал ему взаймы целых две тысячи гульденов, чтобы Петер мог начать стекольное дело.
Мать Петера прожила всю жизнь среди угольщиков и так привыкла видеть всё вокруг чёрным от сажи, как мельничиха привыкает видеть всё кругом белым от муки. Поэтому сначала её не очень‑то обрадовала предстоящая перемена. Но в конце концов она и сама размечталась о новой, сытой и спокойной жизни.
«Да, что там ни говори, – думала она, – а быть матерью стекольного заводчика почётнее, чем быть матерью простого угольщика. Соседки Грета и Бета мне теперь не чета. И в церкви я с этих пор буду сидеть не у стены, где меня никто не видит, а на передних скамейках, рядом с женой господина бургомистра, матерью господина пастора и тётушкой господина судьи»…
На следующий день Петер чуть свет отправился к вдове старого Винкфрица.
Они быстро поладили, и завод со всеми работниками перешёл к новому хозяину.
Вначале стекольное дело очень нравилось Петеру.
Целые дни, с утра до вечера, он проводил у себя на заводе. Придёт, бывало, не спеша и, заложив руки за спину, как делал это старый Винкфриц, важно расхаживает по своим владениям, заглядывая во все углы и делая замечания то одному работнику, то другому. Он и не слышал, как за его спиной работники посмеивались над советами неопытного хозяина.
Больше всего нравилось Петеру смотреть, как работают стеклодувы. Иногда он и сам брал длинную трубку и выдувал из мягкой неостывшей массы пузатую бутыль или какую‑нибудь затейливую, ни на что не похожую фигурку.
Но скоро всё это ему надоело. Он стал приходить на завод всего на часок, потом через день, через два и под конец не чаще, чем раз в неделю.
Работники были очень довольны и делали что хотели. Словом, порядка на заводе не стало никакого. Всё пошло вкривь и вкось.
А началось всё с того, что Петеру вздумалось заглянуть в трактир.
Он отправился туда в первое же воскресенье после покупки завода.
В трактире было весело. Играла музыка, и посреди зала, на удивление всем собравшимся, лихо отплясывал король танцев – В ильм Красивый.
А перед кружкой пива сидел Иезекиил Толстый и играл в кости, не глядя бросая на стол звонкие монеты.
Петер поспешно сунул руку в карман, чтобы проверить, сдержал ли Стеклянный Человечек своё слово. Да, сдержал! Карманы его были битком набиты серебром и золотом.
«Ну так, верно, и насчёт танцев он меня не подвёл», – подумал Петер.
И, как только музыка заиграла новый танец, он подхватил какую‑то девушку и стал с ней в пару против Вильма Красивого.
Ну и пляска же это была! Вильм подпрыгивал на три четверти, а Петер – на четыре, Вильм кружился волчком, а Петер ходил колесом, Вильм выгибал ноги кренделем, а Петер закручивал штопором.
С тех пор как стоял этот трактир, никто никогда не видел ничего подобного.
Петеру кричали «ура» и единодушно провозгласили его королём над всеми королями танцев.
Когда же все трактирные завсегдатаи узнали, что Петер только что купил себе стекольный завод, когда заметили, что каждый раз, проходя в танце мимо музыкантов, он бросает им золотую монету, – общему удивлению не было конца.
Одни говорили, что он нашёл в лесу клад, другие – что он получил наследство, но все сходились на том, что Петер Мунк самый славный парень во всей округе.
Наплясавшись вволю, Петер подсел к Иезекиилу Толстому и вызвался сыграть с ним партию‑другую. Он сразу же поставил двадцать гульденов и тут же проиграл их. Но это его нисколько не смутило. Как только Иезекиил положил свой выигрыш в карман, в кармане у Петера тоже прибавилось ровно двадцать гульденов.
Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 45; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!