У Монумента «Разорванное Кольцо»
Не просто павшим – нет,
а с думой о грядущем
воздвигнут монумент
и ныне всем живущим.
Та слава на века
принадлежит отчизне.
Да, нет черновика –
и не было! – у жизни.
Все подлинно, все так.
Стояли насмерть грудью
в кольце, в дыму атак...
Такие были люди.
...Разорвано кольцо,
и в огненной метели
они в те дни лицо
Победы
разглядели.
Алексей Лебедев
Лебедев Алексей Алексеевич (1912–1941). Штурман подводной лодки «Ленинец‑2». Погиб 14 ноября 1941 года в боевом походе. Его именем названа улица в городах Суздале, где он родился, и в Кронштадте.
Взгляд в будущее
Пройдет война.
Мы встретимся, быть может.
Как прежде, дым,
Синея, будет плыть.
Поговорим о том, что всех дороже:
О Родине, о славе, о любви.
Как прежде, ночь
Приникнет к переплету,
А за бортом заплещется вода.
Поговорим о Родине, о флоте,
О годах битвы, мужества, труда.
Но, если даже глубина нас примет
И не настанет нашей встречи час,
Друзья‑бойцы,
Вкушая отдых дымный,
Поговорят о славе и о нас.
1941
Владимир Лифшиц
Царскосельская статуя
«Урну с водой уронив, об утес ее дева разбила...»
Косоприцельным огнем бил из дворца пулемет,
|
|
Мы, отступая последними, в пушкинском парке
Деву, под звяканье пуль, в землю успели зарыть.
Время настанет – придем. И молча под липой столетней
Десять саперных лопат в рыхлую землю вонзим...
«Чудо! Не сякнет вода, изливаясь из урны разбитой»,
Льется, смывая следы крови, костров и копыт.
1943
Борис Лихарев
Ленинский броневик
Есть легенда, что в ночь блокадную
К фронту,
К Пулкову напрямик,
Там, где стыли дороги рокадные,
Прогремел Ильича броневик.
Словно свитки багрового пламени,
Кумача развевались концы.
«Ленин жив!» –
Прочитали на знамени
На развернутом стяге бойцы.
Это было всего на мгновение
До начала грозы боевой,
До сигнальных ракет к наступлению,
Озаривших снега над Невой.
И когда под раскатами гулкими
Шли мы в битву,
То нам,
Хоть на миг,
Возле Марьина, Ропши и Пулкова –
Всюду виделся тот броневик.
1943
Александр Межиров
Воспоминание о пехоте
Пули, которые посланы мной, не возвращаются из полета,
Очереди пулемета режут под корень траву.
|
|
Я сплю, положив голову на Синявинские болота,
А ноги мои упираются в Ладогу и в Неву.
Я подымаю веки, лежу усталый и заспанный,
Слежу за костром неярким, ловлю исчезающий зной.
И когда я поворачиваюсь с правого бока на спину,
Синявинские болота хлюпают подо мной.
А когда я встаю и делаю шаг в атаку,
Ветер боя летит и свистит у меня в ушах.
И пятится фронт, и катится гром к рейхстагу,
Когда я делаю свой второй шаг.
И белый флаг вывешивают вражеские гарнизоны,
Складывают оружье, в сторону отходя.
И на мое плечо, на погон полевой зеленый,
Падают первые капли, майские капли дождя.
А я все дальше иду, минуя снарядов разрывы,
Перешагиваю моря и форсирую реки вброд.
Я на привале в Пильзене пену сдуваю с пива
И пепел с цигарки стряхиваю у Бранденбургских ворот.
А весна между тем крепчает, и хрипнут походные рации,
И, по фронтовым дорогам денно и нощно пыля,
Я требую у противника безоговорочной капитуляции,
Чтобы его знамена бросить к ногам Кремля.
Но, засыпая в полночь, я вдруг вспоминаю что‑то.
Смежив тяжелые веки, вижу, как наяву:
Я сплю, положив под голову Синявинские болота,
|
|
А ноги мои упираются в Ладогу и в Неву.
Геннадий Морозов
След войны
Ушло это время, но след не истерся
Из памяти нашей живой...
Багровым рубцом он в судьбу нашу вросся –
Тот огненный след фронтовой.
Ты, время, загладить его не надейся.
Я видел, не где‑то вдали,
А рядом, под Токсовом, в реденьком лесе
Лоскут незажившей земли.
К нему подошел я, глядел молчаливо.
Как черен он был и шершав!
Склонялась над ним низкорослая ива
И стебли поблекшие трав.
Почудилось мне, что он выпачкан сажей.
Он – мертвый – казался живым.
Сестрой милосердья лесная ромашка,
Белея, склонялась над ним.
Сергей Наровчатов
Ленинграду
Я до войны здесь и не жил и не был,
Но недаром солдатской судьбе москвича
Три года светило высокое небо
Петровских солдат и бойцов Ильича.
По дорогам войны мы уходим на запад,
Мир городами другими богат,
Но как прежде в бою вспоминаешь, как заповедь,
Веру великую – Ленинград.
И черный, и скорбный, он в памяти зоркой
|
|
Самого света встает светлей –
Имя и знамя гордой и горькой,
Единственной молодости моей...
Февраль 1944
Николай Новоселов
В заводском цехе
Цех дрожал от близкой канонады...
Привела блокада паренька
Прямо из тимуровской команды
К суппорту токарного станка.
У станка на ящике стоит он,
Похудевший,
В ватнике большом,
Режет сталь резец из победита,
Закипает стружка под резцом.
И флажок пылает над станиной,
Кумачовый,
В точности такой,
Как над взятой на пути к Берлину
Энскою высоткой подо Мгой.
Игорь Озимов
Ветеран
Его встречаешь утром рано
В простом рабочем пиджаке.
Значок нагрудный ветерана,
Часы «Победа» на руке.
Победа.
Подвига вершина.
Был тяжек путь к тебе и крут,
Но так прочна твоя пружина,
Что сорок лет часы идут!
Петр Ойфа
Старая песня
Поет мальчишка песню
В военном городке,
Поет о трех танкистах,
Коньки на ремешке.
Кокарда офицерская
Отцовская на нем,
На сереньком околыше
Над смятым козырьком.
Поет на память с голоса,
Не все поняв пока,
Что слышал и запомнил он
От старшины полка.
Для старшины та песенка –
Хорошие слова.
Он на нее, тревожную,
Имеет все права.
Та песня, песня‑молодость
Его военных лет.
И нынче с ним в полку живет
Ее простой сюжет.
Три раны, три смертельных,
А памятник – один.
В предместье Ленинграда
На старый танк глядим.
Три карточки, три разных,
В альбоме есть одном.
Мальчишка смотрит в праздники
Отцовский тот альбом.
А старшина по службе,
Отец его, с утра –
На дальнем танкодроме,
Где стужа и ветра.
Отец приходит вечером,
Мальчишка ждет, не спит.
С отцом за поздним ужином
Как равный с ним – сидит.
У старшины‑сверхсрочника
И сны накоротке.
Поет мальчишка песню
В военном городке.
Сергей Орлов
Гвардейское знамя
Мы становились на колени
Пред ним под Мгой в рассветный час
И видели – товарищ Ленин
Глядел со знамени на нас.
На лес поломанный, как в бурю,
На деревеньки вдалеке
Глядел, чуть‑чуть глаза прищуря,
Без кепки, в черном пиджаке.
Гвардейской клятвы нет вернее,
Взревели танки за бугром.
Наш полк от Мги пронес до Шпрее
Тяжелый гусеничный гром.
Он знамя нес среди сражений
Там, где коробилась броня,
И я горжусь навек, что Ленин
В атаки лично вел меня.
* * *
В заздравной дате государства,
Отмеченной календарем,
Еще дымится снег январский,
Кинжальным вспоротый огнем.
Еще цветет над Ленинградом
Салют, качается в глазах
Во имя снятия блокады
На улицах и площадях.
Не всё, что было, бронзой стало
И медью литер прописных,
Хотя уже, как зубров, мало
Участников боев живых.
И тех блокадников, которым
За девятьсот ночей и дней
С тех пор обязан жизнью город
И ратной славою своей.
Все то, что было, – с ними рядом.
Им кажется – еще вчера
На Невском падали снаряды,
Звенели в небе «мессера»,
В снегу по пояс шла пехота,
Жизнь хлебным мерилась пайком,
Но им не то что нет охоты
Сегодня вспоминать о том,
А нечего добавить словом
К молчанью павших дорогих,
Где снег, не ведая о славе,
Летит из года в год на них.
В соседях ближних, в землях дальних
Сильнее слов любых гремит
Молчание мемориальных
Гранитных пискаревских плит.
Глеб Пагирев
Страницы времени
Мы в юности записок не вели,
и, лишь пройдя через бои‑пожары,
по памяти, но честно, как могли,
солдаты написали мемуары.
И людям больше скажут обо мне
не кирпичи, что я таскал на стройке,
не подвиг, совершенный на войне,
а эти, мной написанные, строки.
Листай страницы времени – и вновь
тревожным светом озарятся лица,
сквозь гимнастерки просочится кровь
и под рукой железо раскалится.
На встрече ветеранов
Победный гром давно умолк
над городами, нами взятыми,
но все нам помнится тот полк,
в котором были мы солдатами.
Как эти годы далеки –
с боями, с первыми утратами!
Своим сединам вопреки
давай останемся солдатами.
Не оскверним своей души,
не станем торгашами‑хватами,
пускай торгуют торгаши –
давай останемся солдатами.
Кто рядом с нами умирал,
не все в земле, не все за штатами:
тот генерал, тот адмирал,
а мы останемся солдатами.
Нам не вернуться в прежний полк,
не постоять в строю с ребятами.
Не плачь! Мы выполнили долг,
и мы останемся солдатами.
Сергей Погореловский
Советский солдат
Над вольным Дунаем,
Над славным Днепром
Душевные песни
Слагают о нем.
В нагорных лесах,
На просторе долин
Его вспоминают
И чех, и румын.
– Пылало село, –
Вспоминает хорват, –
Он кинулся в пламя,
Советский солдат!
Из хаты горящей,
Из дыма‑огня
Он вынес, отважный,
Мальчонку – меня!
Словачка сказала:
– И мне он помог –
Озябшей, голодной
Дал хлеба кусок.
Назвал по‑отцовски
Дочуркой своей.
Шутя подмигнул мне:
«Гляди веселей!»
Вздохнула румынка:
– Был яростный бой,
Меня от осколка
Прикрыл он собой...
Убит, он лежит
Под холмом у села.
Калина над ним
Поднялась – расцвела.
– Нет, – молвил болгарин,
Он жив, не убит!
Я видел его:
Он в дозоре стоит.
Стоит он в дозоре,
И зорок и смел,
Чтоб мир потревожить
Никто не посмел!
Красные следопыты
На сельскую почту
Приходят ребята.
Письмо заказное
Найдет адресата.
В столицу доставят
Его почтальоны.
Письмо прочитает
Министр обороны.
Вновь списки просмотрят,
За записью запись...
И вот они –
Имя,
Фамилия,
Адрес!
И станет в колонну
Героев несметных –
Еще один встанет –
Посмертно.
Бессмертно.
Надежда Полякова
Берег юности военной
Из цикла)
Были пляжи пустые,
Волн веселая прыть.
Все друг другу простили,
Но не можем забыть
Эти резкие тени
На примятом песке,
Эти гроздья сирени
В задрожавшей руке.
Сколько б ни было горя,
Пересилим беду,
Вспомнив Рижское взморье
В сорок пятом году.
Счастье жить нам досталось,
Отгремела война.
Наша юность, казалось,
Бесконечно длинна.
* * *
Пришли ко мне вчера однополчане,
Подружки с сединою на висках.
Мы обнялись, всплакнули, помолчали
И стали говорить о пустяках.
Боль о минувшем памятней и резче,
Ее годам засыпать не дано.
Но многое при нашей давней встрече
Припомнено и обговорено.
О жизни зная меньше чем о смерти,
Мы в двадцать лет закончили войну.
Какой хотите меркою измерьте –
Вам не измерить нашу глубину.
Из нас иные и гнезда не свили,
Подбитые, как птицы, на лету.
И чтобы вы о нас ни говорили –
Вам не измерить нашу чистоту.
Вот почему, от радости хмелея,
Платочки нервно комкая в руках,
Друг друга понимая и жалея,
Мы стали говорить о пустяках.
Людмила Попова
Эсмеральда
...Летели «юнкерсы» на город наш,
Готовы все испепелить на свете...
Тогда попала бомба в Эрмитаж,
В скульптурный зал с творением Россетти.
И задрожали статуи в музее,
Когда взметнулся смертоносный вал,
И с плеч скатилась, мрамора бледнее,
Прекрасной Эсмеральды голова.
Казалось нам, так скорбно и тревожно
Ее уста промолвили: прости,
Что мы старались сделать все, что можно,
Чтоб мраморную девушку спасти.
Мы жизнь вернули ей, опять в музее
Она сияет юной красотой,
Но говорит рубец на нежной шее:
«Остановись! Припомни все. Постой!»
Александр Прокофьев
Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 120; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!