Сулейман Великолепный и Иван Грозный
Знаменитый турецкий султан Сулейман Великолепный и не менее знаменитый русский царь Иван Грозный правили практически в одно время, хотя царь и был намного моложе своего османского коллеги. Сулейману было уже 36 лет, когда в Москве грозовой августовской ночью появился на свет будущий первый московский царь. Но султан «опоясался мечом Османа» в 24 года, а Иван стал правителем Московского государства де‑юре в возрасте трех лет – в 1533 году умер его отец, великий князь Московский Василий III. Всю жизнь Иван Грозный зорко присматривался к происходящему в великой Османской империи. Видимо, хотя изначально политические и экономические интересы Москвы и Стамбула совпадали и Россия и Турция даже были некоторое время военными союзниками, Иван Грозный прекрасно понимал, что противостояние России с мусульманскими осколками Золотой Орды рано или поздно приведет к столкновению с Османской империей, которая претендовала в XVI веке на роль гегемона в Северном Причерноморье и на Северном Кавказе, а в перспективе – и на Нижней и Средней Волге, где располагались Астраханское и Казанское царства, которые турецкие султаны стремились превратить, как и Крым, в своих вассалов.
Несмотря на это, турецкий султан был единственным монархом Европы и Азии, которого московский царь признавал равным себе – как «урожденного» правителя, по праву восседавшего на престоле.
|
|
|
Как писал российский юрист и историк XIX века А.В. Романович‑Славатинский, «сознание международного значения самодержавия достигает в Грозном царе высокой степени». Иван IV ясно понимает, что представляет в себе высший принцип монархической власти, и остро реагирует на тех представителей европейских королевских династий, которые, по его мнению, не имеют законных прав на престол.
«Если бы у вас, – пишет он шведскому королю, – было совершенное королевство (самодержавное правление. – Авт.), то отцу твоему архиепископ и советники и вся земля в товарищах не были бы». Царь не без ехидства замечает, что шведский король «точно староста в волости», показывая полное понимание того, что этот «несовершенный» король представляет, по сути, демократическое начало.
Русское царство при Иване IV Грозном и Крымское ханство
Ларец‑ковчег для хранения грамоты об утверждении на царство Иван IV
Так же относится Иван Грозный и к избранному сеймом польскому королю Стефану Баторию, говоря на приеме польским послам: «Государю вашему Стефану в равном братстве с нами быть не пригоже». Не может обойтись московский царь без подковырки даже в самые трудные для себя моменты, когда Баторий, вторгшись в Московию, захватывает одну за другой пограничные русские крепости. Иван пишет польскому королю в письме: «Мы, смиренный Иоанн, царь и Великий князь всея Руси, по Божьему изволению, а не по многомятежному человеческому хотению» – намекая на выборность, «неурожденность» польского государя.
|
|
|
Международный скандал вызвало письмо московского царя английской королеве‑«девственнице» Елизавете I[46], которую Иван назвал «пошлой» (обыкновенной) девицей, подручницей «торговых мужиков»: «Мы думали, что ты в своем государстве государыня и сама владеешь и заботишься о своей государевой чести и выгодах для государства, – поэтому мы и затеяли с тобой эти переговоры. Но, видно, у тебя, помимо тебя, другие люди владеют, и не только люди, а мужики торговые, и не заботятся о наших государских головах и о чести и о выгодах для страны, а ищут своей торговой прибыли. Ты же пребываешь в своем девическом звании, как всякая пошлая девица».
По представлению Ивана IV, высшая власть на земле – «самодержавие Божьим соизволением» – делегируется не от народа, а от Бога, передается по наследству от отца к сыну. Самодержавную власть, говорит Грозный, он получил от своих праотцев – Владимира Святого и Владимира Мономаха.
|
|
|
Как считал Иван Грозный, только турецкий султан соответствовал – наравне с ним самим – званию «совершенного» правителя, самодержавного монарха. Первоначально он старался поддерживать с Сулейманом добрососедские отношения. Быть может, этому не в последнюю очередь способствовали и личные мотивы: и дед Ивана Васильевича, великий князь Иван III, и сам Иван IV носили прозвище Грозный – такое же, как и отец Сулеймана Великолепного, Селим Явуз.
Именно при Иване III между Москвой и Стамбулом был краткий и уникальный исторический эпизод, когда два государства вступили в военный союз, третьей стороной которого стало Крымское ханство. Врагами союзников стали Большая Орда и Великое княжество Литовское. Союзные отношения с Крымом позволяли Ивану III и его наследнику Василию III сосредоточить внимание на завершении объединения русских земель вокруг Москвы.
В 1502 г. союзник великого князя московского Ивана III, крымский хан Менгли‑Гирей в сражении на реке Суле нанес последнее поражение последнему ордынскому хану Ших‑Ахмеду, и Большая Орда (самый крупный остаток Золотой Орды) перестала существовать. В то время как Менгли‑Гирей добивал Большую Орду, основные силы Московского государства 14 июня 1500 г. в сражении на реке Ведроши разгромили войско литовского гетмана Константина Острожского.
|
|
|
Икона XVI в. с изображением Великого князя Василия III (справа), отца Ивана Грозного
Однако в результате разгрома врагов Русского государства, Литвы и Большой Орды, изменилась геополитическая ситуация в Восточной Европе: Россия превращалась в основного противника Крыма, который мечтал при помощи Турции возродить под своей властью Золотую Орду. После смерти в 1515 году хана Менгли‑Гирея новый крымский хан Мухаммед‑Гирей отказался от союза с Москвой и потребовал от Василия III отдать ему все города и земли южнее Оки, а Смоленск вернуть польскому королю и литовскому великому князю Сигизмунду. Летом 1521 г. Мухаммед‑Гирей, воспользовавшись тем, что основные силы русских были заняты войной против Литвы, предпринял небывалый доселе поход на Москву и дошел до столицы. В селе Воробьево, в виду Кремля его воины, отбросив запреты пророка, пили хмельные меды из царских погребов.
Мухаммед‑Гирей пытался взять под свой контроль и Казань, что надолго стало одним из приоритетов внешней политики Крыма. В этом же 1521 г. при поддержке Крыма казанские татары прогнали придерживавшегося московской ориентации казанского хана Ших‑Али и посадили на престол Сахиб‑Гирея, который был братом крымского хана. В 1532 г. Сахиб‑Гирей, покинув казанский престол, стал ханом в Бахчисарае. По примеру своего брата он в 1541 г. тоже предпринял поход к Москве и едва ее не захватил.
Москве пришлось выстраивать оборонительную стратегию с учетом новой военной опасности. Как правило, крымские татары предпочитали совершать свои набеги по Оке, на Москву или Рязань. Поэтому особое внимание московские князья уделяли этому участку границы. В наиболее опасных, доступных для конной переправы местах постоянно располагались войска. Главные силы, как правило, стояли под Серпуховом (большой полк). Полк правой руки – в Тарусе, полк левой руки – в Лопасне, передовой полк – в Калуге, сторожевой полк – в Кашире.
Но московское правительство не ограничивалось пассивной обороной. В 1552 году войсками Ивана Грозного было завоевано Казанское ханство, четыре года спустя – Астраханское. Русские вышли на Северный Кавказ, в Пятигорье, где пришли в непосредственное соприкосновение уже со сферой влияния Османской империи. Когда в 1555 году русская армия вышла в степи, прилегавшие к Крыму, Сулейман дал понять Ивану Грозному, что не согласится с вторжением русских на полуостров. Письмо султана, написанное золотыми буквами на пурпурной бумаге, называло русского самодержца «удачливым царем и мудрым князем», видимо, намекая, что удача может повернуться к нему и спиной…
В это время Россия уже готовилась к Ливонской войне, и потому Иван Грозный внял предостережению Сулеймана и предпринимал попытки дипломатическим путем наладить мирные и даже союзнические отношения с Бахчисараем, учитывая острые противоречия между Крымом, Польшей и Литвой. Однако это ему не удалось, так как крымский хан Девлет I Гирей после захвата Казанского и Астраханского ханств стал непримиримым врагом России и поклялся вернуть власть над мусульманскими государствами, попавшими в руки неверных.
Тогда было решено воздействовать на крымского хана с помощью военной силы. В московской дипломатии боролись две политические силы, одна из которых – царская – пыталась разрешить ситуацию мирным путем, а другая – боярско‑княжеская – стремилась к войне с Крымом. Царь уступил требованиям оппозиционной аристократии о походе на Крым: «Мужи храбрые и мужественные советовали и стужали, да подвижется сам (Иван Грозный) с своею главою, со великими войсками на Перекопского хана». На 1558–1561 гг. запланировали организовать по Днепру и по Дону крупные военные походы на Крым соединенными силами России, украинских казаков, пятигорских князей и Ногайской Орды, находившихся в зависимости от Москвы.
Напряженные отношения с Крымом вылились в прямую военную конфронтацию в мае 1558 года, когда русские войска под командованием князя Дмитрия Вишневецкого начали военный поход на Крымское ханство. В нем принимали участие отряды русского войска и украинских казаков, но привлечь к делу ногайцев и черкесских князей не удалось. Несколько сухопутных и морских походов под руководством Данилы Адашева и Дмитрия Вишневецкого не принесли решающего успеха, хотя в 1558 г. русские войска одержали победу над противником под Азовом (но сам Азов, принадлежавший Турции, взять не удалось), а в 1559 г. экспедиция под командой Д. Адашева уничтожила крымский порт Гезлев (ныне – Евпатория). Удары были нанесены по Очакову и Перекопу.
Пушечный двор в Москве. Картина А. Васнецова
Артиллерия Ивана Грозного обстреливает Нарву во время Ливонской войны
Но начиналась Ливонская война, и, не желая воевать на два фронта, в 1561 г. Иван IV отказался от планов массированного военного вторжения на Крымский полуостров и вновь попытался действовать дипломатическими методами. Он прекрасно понимал, что за спиной Крымского ханства маячит огромная Османская империя, находившаяся тогда на пике своего могущества.
Более того, турецкая пехота уже проторила дорогу к Москве. Не в последнюю очередь напряженность в русско‑турецких отношениях вызывало то, что оба государства претендовали на власть над осколками Золотой Орды.
Вассалами Сулеймана Великолепного признавали себя казанские (Сафа‑Гирей в 1524 году) и даже сибирские ханы. Казанское и Сибирское ханства надеялись получить от турок дипломатическую и военную помощь. И эти надежды не были беспочвенны. Османские войска принимали участие в походах крымских татар на Россию в 1541 году на Москву, в 1552‑м и 1555‑м – на Тулу, в 1556‑м – на Астрахань. Русский поход 1558 года на Азов стал только ответом на все возрастающую агрессию южного соседа, которая только усиливалась на протяжении 60‑х – 70‑х годов XVI века.
Но самые масштабные военные столкновения России и Турции в XVI веке произошли уже после смерти Сулеймана Великолепного. В 1569 г. его наследник предпринял военную экспедицию против Астрахани. Вместе с сухопутной турецкой армией, янычарами и артиллерией, которых прикрывала татарская конница, вверх по реке Дон поднялся турецкий флот. В излучине Дона, месте наибольшего сближения его с Волгой, турки начали строительство судоходного канала с целью вывести турецкий флот через Волгу в Каспийское море для захвата Астрахани и войны против своего традиционного врага – Персии. Попытка прорыть канал закончилась неудачно – турецкие инженеры не смогли построить необходимую для этого систему шлюзов.
Поход турок на Астрахань в 1569 г. не был неожиданностью для московского правительства. Еще в 1563 г. мысль о таком походе появилась у султана Сулеймана Великолепного, точнее – у его главного советника великого визиря Махоммеда Соколи. Тогда уже предполагалось соединить Волгу с Доном каналом. Поход был решен, и осенью 1563 г. в Крым был отправлен специальный посол «ага янычавской», который и передал хану Девлет‑Гирею султанский приказ к весне готовить «запас», «кормить коней» и сделать тысячу телег для перевозки «наряда», т. е. различных артиллерийских припасов и орудий. Султан Сулейман обещал прислать на помощь хану и янычар. Бывшие в Крыму московские послы А.Ф. Нагой с товарищами собрали сведения о причине столь необычайного предприятия и выяснили, что причина эта крылась в челобитье Сулейману со стороны черкесов, астраханцев, казанцев и ногайцев. К султану они взывали как к «халифу», покровителю всех «правоверных». Послы пустились на хитрость: они завязали сношения с янычарским агой, пригласили его к себе на обед, подпоили и узнали от опьяневшего аги, что в Константинополе деятельно готовились к экспедиции, особенно к прорытию Волжско‑Донского канала: «У Турского, – откровенничал ага, – наряд и для поткопов буравье и заступы и топоры и корыта к весне все готово». Намечена была и трасса будущего водного соединения и стратегический план похода: Доном добраться до реки Иловли, там переложить «наряд» на телеги и плыть в мелких судах до реки Черепахи, впадающей в Волгу; между Иловлей и Черепахой одолеть Переволоку верст в семь, спуститься по реке Черепахе до Волги, перебраться на другую сторону и идти затем к Астрахани.
Однако Девлет‑Гирей совершенно не желал отправляться в поход и отговаривал от него султана. Крымский хан боялся роста могущества турок на северных берегах Черного моря, на Дону и Волге, т. к. это грозило Крыму превращением в обыкновенную провинцию Турции. Стараниями хана поход действительно был отменен, и султан «к Астрахани ходити не велел».
Султан Сулейман в дальнейшем не предпринимал больше попыток организовать поход на Астрахань, хотя к этому и старался его склонить дефтердарь («великий дьяк», как переводили это звание в Москве) Касим‑бей, родом черкес. По сведениям, собранным московским послом в Турции И.П. Новосильцевым, Касим‑бей соблазнял султана большими выгодами, которые получила бы от захвата Астрахани султанская казна, нуждавшаяся в пополнении при огромных затратах на военные нужды: При этом указывалось огромное торговое значение Астрахани как коммерческого центра всей Юго‑Восточной Европы и Центральной Азии.
Но и это не могло убедить старого султана. Сулейман отказался последовать настояниям Касим‑бея – он не очень высоко ценил военные качества татар и был слишком занят своими внутренними неурядицами и неуспешными военными операциями в Европе, чтобы при явно неодобрительном отношении к предприятию крымского хана жертвовать столь необходимым ему турецким войском для сомнительной экспедиции в далекой стране. Практичный Сулейман остался глух и к религиозной стороне вопроса. Касиму он прямо заявил, что воевать с московским государем, с которым еще деды его были в дружбе, нет причины: москвичи не захватили у турок ничего, «а Азсторохань, деи, не наша Турская земля – то, деи, Московскому бог дал».
Иван Грозный и Шах‑Али перед штурмом Казани в 1552 г. Худ. Ф. Халиков
Османская крепость Азов в устье Дона. Немецкая карта XVII века
Положение изменилось через несколько лет, когда преемником Сулеймана с 1566 г. стал его сын, развратный пьяница, сумасбродный и легкомысленный Селим II. С одной стороны, открылась полная возможность производить давление на султана, жаждавшего военной славы, с другой – сложнее стала и обстановка на юго‑востоке Европейской равнины. Крым очень беспокоило настойчивое и успешное продвижение Московского государства на Северном Кавказе. На реках Тереке и Сундже выросли «города», где под предлогом защиты «пятигорских» (кабардинских) князей, вассалов Московского государства, постоянно пребывали то московские отряды, то московские гарнизоны. Та часть черкесских князей, которые старались сохранить свою самостоятельность, еще в 1564 г. указывала хану Девлет‑Гирею на недопустимость возведения этих укреплений во владениях тестя Ивана IV князя Темрюка Кабардинского. «Если там будет поставлен «город», – говорили они, – то не только им пропасть, но и Тюмень и Шемкал будут за Москвою».
Тогда Девлет‑Гирей остался равнодушен к этим указаниям, заявив посланным, что у него нет достаточно сил, чтобы помешать московскому царю ставить город, но очень скоро его отношение стало иным, и была снаряжена специальная военная экспедиция крымских царевичей, которая разведала о постройке «города» на реке Тереке и погромила кабардинцев, покровительствуемых Москвой.
Обход Крыма с востока особенно волновал хана еще и в связи с успехами России в Ливонской войне. Широко было, по‑видимому, распространено в Крыму убеждение в пагубности для крымского «юрта» поражения Польши и Литвы и полной невозможности вследствие этого какого‑либо серьезного для этой цели военного союза с московским царем. Выход из положения напрашивался сам собой: чтобы положить конец возможному стратегическому окружению, необходимо было где‑то разорвать стягивающуюся петлю, и местом для удара легче и удобнее всего, казалось, могла служить только единоверная и единоплеменная Астрахань, тем более что из Казани и Астрахани в Крым постоянно приходили люди с уверениями, что, как только крымское войско двинется в большой поход против «Московского», то в их странах немедленно поднимется восстание.
В конце 1567 – начале 1568 г. Селим II приказал хану Девлет‑Гирею вновь готовиться к походу на Астрахань.
Слухи о приготовлениях в Стамбуле к походу стали циркулировать в массе крымского населения, и московские послы тщательно собирали и посылали в Москву всю информацию. Послы отправили в Кафу некоего Ивана Григорьева, снабдив его 200 алтынами. К 1 июня 1568 г. Григорьев вернулся и привез следующие данные о количестве воинских людей и планах турок: морским путем в Кафу прибыло 3 санджака (полководца), а с ними 1500 спагов и их людей, 1800 янычар, 100 пушкарей, 2000 гребцов «и которым суды волочити»; судов в Кафе построено 300, да телег приготовлено 600; из них в Азов уже отправлено 220 судов и 400 телег, тяжелую артиллерию и «зелье» (порох) погрузили в суда еще до приезда в Кафу Ивана Григорьева, почему он и не мог сообщить их количества, но мог наблюдать, как 31 мая Касим‑паша двинулся в поход по суше с санджаками, спагами и янычарами (1000 человек) и с 12 пушками «полковыми невеликими»; на судах из Кафы до Азова, а оттуда Доном до Переволоки была отправлена тяжелая артиллерия с 800 янычарами и 2000 гребцами. Кроме того, послы получили сведения, что из Турции прибывают дополнительные войска: 7 санджаков по 600‑1000 солдат. Общее число войск, двинутых из Турции, по сообщению самих турок, доходило до 80 000 человек. В июле 1568 г. в Крым приехал назначенный беглербеем (генерал‑губернатором) Касим, получивший уже звание паши. С ним в Кафу пришло три корабля с 50 пушками «большими», «средними» и «малыми» и с порохом.
Селим II Пьяница предпринял военную экспедицию 1569 года для завоевания Астрахани
Ногайский всадник
Турки планировали, что если не удастся взять приступом астраханскую крепость, то на «старом городище» сделают «город», т. е. укрепления, где и засядет Касим‑паша с турецким войском.
Касим‑паша, командовавший турецкими войсками, предложил хану начать поход немедленно (в 1568 г.), но хан решительно запротестовал, заявив, что пусть в таком случае отправляется один Касим, так как без янычар он идти не согласен: татары не привыкли брать города («не городоемцы»). Для предохранения турецко‑татарского войска от возможного удара с фланга Девлет‑Гирей предложил Касиму завязать сношения с дружественным Москве князем Тинехматом Ногайским и его мурзами с коварной целью «к себе приманив, побити, а на Ногаех бы учинити на болшем княженье Казыя мурзу, что он нам верен».
В начале марта 1569 г. в Кафу прибыли корабли с артиллерийскими «запасами», со ртутью и серою, «и с чепми» (с цепями), чтобы делать «на Волге на чепях мост»; прибыло на кораблях и 300 янычар, остальные воинские люди должны были явиться «полем» (через Балканский полуостров и Днепр). Касим‑паша в Кафе нанимал в поход конных и пеших людей и заботился о продовольствии будущего войска. Приходящих в Кафу ногайцев он одаривал деньгами, кафтанами и сапогами, а затем отпускал в Ногаи с предложением: как только турки и татары пойдут в поход, являться в рать «с торгом и с животиною».
В марте 1569 г. и Девлет‑Гирей начал собирать свое войско. В мае из Турции привезли от султана на наем войска 30 тысяч золотых, два с половиной контара[47] серебра, 30 контаров меди, 70 доспехов, 70 шлемов, 1000 сабель, 1000 кафтанов, 1000 сапог, 300 «портищ» бархата, камок и атласов золотых на тягиляи татарам и 3000 батманов пшеницы, арпы и проса. Прибыло и подкрепление в 10000 человек, но ожидали дополнительные войска. Султан Селим сообщал, что в поход он отправляет своего «третьего» пашу – Пилу‑пашу, а с ним «голов» – «Амбреима‑князя» и «Юнуса‑князя» с 15000 войска, которое должно идти прямо в Азов, не заходя в Крым.
Астрахань. Гравюра XVII века
Девлет‑Гирей I (ум. 1577), крымский хан с 1551 г., вассал Османской империи. Совершал неоднократные набеги на русские и польские земли. Сжег Москву в 1571 г.
Десятидневная осада Астрахани без осадной артиллерии (которую так и не сумели доставить к астраханским стенам) и под осенними дождями окончилась полной неудачей, все атаки гарнизон под командованием князя П.С. Серебряного отбил. Московское войско под командованием двоюродного брата Ивана Грозного, князя Владимира Андреевича Старицкого, отправленное на помощь Астрахани, даже не дошло до города, когда от него отступили турки. Не успела выслать свои войска и Персия, с которой вели переговоры о военной помощи московские послы.
Бесславное возвращение турок через безводные степи, по которым их, как говорят, долго и не без умысла водили «союзники»‑крымцы, стоило им огромных жертв. Проезжавший через Кафу в феврале – марте 1570 г. посол в Турцию И.П. Новосильцев писал, что на родину вернулось меньше четверти турецкого войска; не все вернулись и санджаки, а из 3000 янычар возвратилось всего 700, да и то все больные; вернувшись в Турцию, они открыто заявляли, что они ни за что вновь не пойдут в такой поход – пусть уж лучше султан казнит их в Стамбуле.
Полный крах огромной армии «непобедимых» турок под Астраханью произвел огромное впечатление, и не только в странах Восточной Европы и Азии. Московский посол с гордостью доносил своему правительству в 1570 г.: «Да… во Фрянские (итальянские) городы весть пришла, что Азсторохани не взяли, а людем учинился великой изрон. И фрянки, деи, о том возрадовалис, меж собя учали говорите: «Государь, деи, московской – великой и кому, деи, против его стояти. А от неверных, деи, его бог оборонял»».
В Турции решено было более не предпринимать попыток захватить устье Волги и соединять ее с Доном. Их отвлекла от малоудачливой, трудной и, в сущности, не очень им нужной военной астраханской операции огромная война, которая предпринята была ими в Средиземном море и принесла им поражение при Лепанто в 1571 г.
Отказ турок от повторения похода развязывал руки крымцам и Девлет‑Гирею. Обезопасив себя со стороны турок, хан, однако, не отказался от своей враждебной политики в отношении Москвы. Через несколько лет, в 1571 г., Девлет‑Гирей попытался поразить врага непосредственно в самом центре его владений – в Москве, и тогда Астрахань едва не стала крымским «юртом» уже по договору с московским государем.
К весне 1571 г. в Москве стало известно, что крымцы готовят большой набег. Пять земских полков и один опричный встали на берегах Оки. Побыв некоторое время с войсками, Иван Грозный отъехал вглубь страны. В связи с этим фактом историки не преминули обвинить царя в трусости. «Царь бежал, – причитает Карамзин, – в Коломну, оттуда в Слободу, мимо несчастной Москвы; из Слободы к Ярославлю, чтобы спастися от неприятеля, спастися от изменников…». Еще больше интересных и, главное, одному ему известных подробностей приводит англичанин Д. Горсей: «Когда враг приблизился к великому городу Москве, русский царь бежал в день Вознесения с двумя сыновьями, богатством, двором, слугами и личной охраной в 200 000 стрелков».
Подобный бред (в частности, «охрана в 200 тысяч стрелков») даже не требует опровержения. В реальности же дело происходило так: в начале мая 1571 г. русская разведка доложила, что татар не видно и набег, скорее всего, откладывается. Поэтому царь счел возможным 16 мая вернуться в столицу. Иоанн не знал, что в это время до 120 тысяч крымцев уже подходили к границе Руси. Но шли они не привычной дорогой, а тайными путями, в обход сторожевых застав. Их вели изменники под предводительством сына боярского Кудеяра Тишенкова.
23 мая – через неделю после отъезда царя! – Девлет‑Гирей неожиданно вышел к Оке и переправился там, где его не ждали, в неохраняемом месте, причем «благодаря тайным осведомителям» – высокопоставленным изменникам в русских рядах. Об измене говорит и то, что, пока татары переправлялись, русское войско, пять земских полков – 120 000 человек – не сдвинулись с места и не пытались препятствовать переправе, ссылаясь на царский приказ не покидать предназначенных для охраны рубежей.
Только опричный полк под командой Я.Ф. Волынского встал на пути у татар. Но число смельчаков не превышало 6000 человек, и они были просто сметены 100‑тысячной ордой. Дождавшись, пока татары закончат переправу и уйдут к Москве, земские полки, так и не сделав ни единого выстрела, снялись с позиций и поспешно бежали в столице. Царь, узнав о случившемся и прекрасно понимая, что причиною такого положения дел является не только преступная халатность земских воевод Бельского и Мстиславского, но и прямая измена, был вынужден покинуть Москву и, уж конечно, не с двумя сотнями тысяч, а хорошо если с двумястами опричниками. Для организации обороны города царь оставил весь резерв во главе с М.И. Вороным‑Волынским.
Земские полки, бежавшие от Оки, вместо того, чтобы встретить врага в чистом поле, поспешно сели в осаду среди деревянных московских посадов. На другой день, 24 мая, татары зажгли предместья. Пожар был ужасен. Армия погибла в огне, воевода И.Д. Бельский задохнулся в подвале дома, где пытался спрятаться, комендант Москвы Вороной‑Волынский сгорел, пытаясь спасти Опричный двор. Татары, переловив разбегавшихся из пламени жителей, ушли восвояси.
Феодосия. Генуэзская крепость, построенная Генуэзской Республикой для обороны своего торгового форпоста в Крыму – Кафы.
Схема Большой засечной черты – Великой Русской стены, оборонявшей Московское государство от набегов кочевников
Карамзин и иноземные мемуаристы объявили о 800 тысячах погибших и о 150 тысячах пленных. Цифры совершенно несуразные, даже если предположить, что в Москву собралось все окрестное население. Сами крымцы, сообщая о победе своим союзникам Сигизмунду и Курбскому, писали о 60 000 убитых и таком же количестве пленных. Сразу же после набега были казнены князь М. Черкасский, не сумевший провести в срок мобилизацию всех опричных войск для отпора крымцам, и князь В.И. Темкин‑Ростовский, ответственный за организацию обороны столицы. Князь Мстиславский, письменно признавший свою ответственность за поражение, был прощен благодаря ходатайству митрополита Кирилла. То, что сокрушительное поражение русских войск было именно изменой, говорит и историк Р.Ю. Виппер: «Крымский хан действовал по соглашению с Сигизмундом, об этом знали в Москве сторонники польской интервенции (участники заговора Челяднина‑Старицкого), которые все еще не перевелись, несмотря на казни предшествующего трехлетия; они «не доглядели» приближения татар, не сумели, или, лучше сказать, не захотели организовать оборону столицы».
Сожжение Москвы было воспринято в Крыму как месть московскому царю Ивану Грозному за уничтожение Казани в 1552‑м. За взятие Москвы хан получил прозвище Взявший Трон. Девлет I направил Ивану IV письмо с требованием очистить Поволжье от русских войск и восстановить независимость Казани и Астрахани. Он писал: «Жгу и опустошаю все из‑за Казани и Астрахани, а богатства всего света считаю за пыль, надеясь на Божье величие… Был бы в тебе стыд и мужество – так ты бы пришел и против нас стоял. Захочешь с нами душевной мыслью в дружбе быть – так отдай наш юрт: Астрахань и Казань; а захочешь казной и деньгами всего мира богатство нам давать – нет надобности: желание наше – Астрахань и Казань».
Стрелец XVI в. с бердышом и мушкетом. Стрелецкое войско, созданное Иваном Грозным – первые в Европе регулярные войска. Русские мушкетеры появились на сто лет раньше французских. Иван Грозный перенял передовой военный опыт Османской империи: стрельцы – те же янычары и по вооружению огнестрельным оружием, и по образу жизни в своих стрелецких слободах
Находясь в тяжелом положении после московского погрома, Иван Грозный в ответном послании крымскому хану ответил, что согласен на передачу под крымский контроль Астрахани, но Казань вернуть отказался.
Многие советники Девлета‑Гирея советовали хану согласиться на это предложение, однако в нем возобладала гордость, ибо хан не хотел нарушать данного обещания вернуть Казань своему роду. Более того, окрыленный успехами летней кампании, он выдвинул план полного разгрома и подчинения Русского государства, нашедший поддержку у османского правительства в Стамбуле. И уже в следующем, 1572 году нападение крымской армии повторилось.
В июле 1572 года Девлет‑Гирей в четвертый раз пошел на русские земли. На этот раз у него было около 120 000 воинов, в том числе 40 000 турецких пехотинцев, среди которых 7000 янычар – половина всего янычарского корпуса, имевшегося в распоряжении Османской империи.
Оборонительное сооружение «гуляй‑город», XVI век, Россия. Схема английского дипломата при дворе Ивана Грозного Д. Флетчера
В Москве готовились к татарско‑турецкому нашествию. Был выпущен «Наказ» воеводе Михаилу Ивановичу Воротынскому, который в то время был главой пограничной стражи в Коломне и Серпухове и командовал большим полком (полком правой руки руководил воевода князь Н.Р. Одоевский; передовым полком – князь А.П. Хворостнин; сторожевым полком – князь И.П. Шуйский; полком левой руки – князь А.В. Репнин; в большом полку кроме главного воеводы находились воеводы И.В. и Ф.В. Шереметьевы). Этот «Наказ» предусматривал два варианта боев: походы крымцев к Москве и столкновение их со всем русским войском или обычный для татар быстрый налет, грабеж и такой же быстрый отход. В первом случае составители наказа посчитали, что Девлет‑Гирей поведет войска «старой дорогой» в верховьях Оки, и предписывали воеводам спешить к реке Жиздре (в современной Калужской области). Если же крымцы просто пришли пограбить, то предписывалось устраивать засады на путях их отхода, то есть, по сути, начать партизанскую войну. Все же русское войско, стоящее на Оке под командованием воеводы князя Воротынского, насчитывало примерно 20 тысяч человек.
27 июля крымско‑турецкое войско подошло к Оке и стало переправляться через нее в двух местах – у деревни Дракино (выше Серпухова по течению) и у впадения в Оку реки Лопасни, у Сенькиного брода. Здесь оборону держал отряд из 200 детей боярских. На них обрушился авангард крымско‑турецкого войска под командованием Тебердей‑мурзы, стократно превосходящий защитников переправы. Несмотря на такое чудовищное превосходство, никто из них не дрогнул, хоть в страшном бою погибли практически все. После этого отряд Тебердей‑мурзы достиг реки Пахры (недалеко от современного Подольска) и встал здесь в ожидании главных сил, перерезав все дороги, ведущие в Москву. На большее он, изрядно потрепанный в битве у Сенькиного брода, был уже неспособен.
Главная позиция русских войск, укрепленная гуляй‑городом, находилась у самого Серпухова. Гуляй‑город представлял собой обычные телеги, укрепленные дощатыми щитами с прорезями для стрельбы и составленные кругом. Против этой позиции Девлет‑Гирей выставил для отвлечения двухтысячный отряд. Главные же силы крымцев переправились у деревни Дракино и столкнулись в тяжелейшем сражении с полком воеводы Никиты Одоевского. Разгромив отряд русских, главные силы крымцев двинулись на Москву. Тогда воевода Воротынский снял войска с береговых позиций и двинулся вдогонку.
Русское помещичье ополчение
Крымское войско изрядно растянулось. Если передовые его части стояли на реке Пахре, то арьергард только подходил к селу Молоди (в 15 километрах от Пахры), где и был настигнут передовым отрядом русских войск под руководством молодого и храброго воеводы Дмитрия Хворостинина. Вспыхнул яростный бой, в результате которого крымский арьергард был наголову разгромлен. Это произошло 29 июля.
Узнав о разгроме своего арьергарда, Девлет‑Гирей развернул все свое войско на 180 градусов; отряд Хворостинина оказался лицом к лицу со всей крымской армией. Но, верно оценив обстановку, молодой князь не растерялся и мнимым отступлением заманил противника к гуляй‑городу, к тому времени уже развернутому на берегу реки Рожай (ныне – Рожая), в котором находился большой полк под командованием самого Воротынского. Началась затяжная битва, к которой татары были не готовы. В одной из безуспешных атак на гуляй‑город был убит Тебердей‑мурза.
После ряда небольших стычек 31 июля Девлет‑Гирей начал решающий штурм гуляй‑города. Но он был отбит. Татары понесли большие потери, был убит советник крымского хана Дивей‑мурза. Татары отступили. На следующий день, 1 августа, атаки прекратились, но положение осажденных было критическим – много раненых, почти кончилась вода. 2 августа Девлет‑Гирей снова погнал свое войско на штурм, и снова приступ был отбит – крымская конница не могла взять укрепленную позицию. И тогда крымский хан принял неожиданное решение – он приказал коннице спешиться и атаковать гуляй‑город в пешем строю совместно с янычарами. Дождавшись, когда главные силы крымцев (в том числе и янычары) втянутся в кровавую схватку за гуляй‑город, воевода Воротынский незаметно вывел большой полк из него, провел его лощиной и ударил в тыл крымцам. Одновременно из‑за стен гуляй‑города сделали вылазку и воины Хворостинина. Не выдержав двойного удара, крымцы и турки побежали. Потери были огромны: погибли все семь тысяч янычар, большинство татарских мурз, а также сын, внук и зять самого Девлет‑Гирея. Множество высших крымских сановников попало в плен. Хан, оставив победителям богатую добычу: обоз, шатры, даже собственное знамя, ночью бежал с поля боя.
Русские преследовали отступающих крымцев до переправы через Оку, где был полностью уничтожен 5‑тысячный татарский арьергард, охранявший ее. В Крым вернулись не более 10 тысяч воинов…
Русское огнестрельное оружие: затинная и завесная пищали
Крымское ханство. Бахчисарай
В этом бесславном походе Крым лишился практически всего боеспособного мужского населения. Турция потеряла свое элитное войско – янычар, до сих пор считавшихся непобедимыми. Россия в очередной раз показала всему миру, что является великой державой и способна отстоять свой суверенитет и территориальную целостность.
Сражение при селе Молоди стало поворотной точкой в отношениях между Россией и Крымским ханством. Оно поставило жирный крест на агрессивно‑экспансионистской политике Крыма и Турции в отношении России и разрушило планы Турции по возвращению Среднего и Нижнего Поволжья в сферу ее геополитических интересов.
В этой великой и в то же время неизвестной битве Крымскому ханству был нанесен сильнейший удар, после которого оно уже никогда не оправилось вплоть до его присоединения к Российской империи в 1783 году.
Как руководитель страны Иван Грозный сделал верные выводы и из поражения 1571 года, и из победы 1572‑го. Под руководством князя М. Воротынского был разработан эффективный план защиты южных рубежей, в соответствии с которым в 70‑х годах XVI века правительство обставило степь цепью острогов… и под ее защитой крестьяне осмелились вторгнуться в области, бывшие доселе вотчиной кочевников». Засечная черта представляла собой мощный комплекс оборонительных сооружений, протянувшихся на сотни километров в длину, и состояла из крепостей, острогов, сторожевых башен, валов, рвов, засек и прочих инженерных сооружений того времени, защитивших территорию государства от неожиданных нападений татарской конницы. Некоторые валы достигали в высоту 15 метров (пятиэтажный дом). По грандиозности эту Засечную черту можно сравнить с Китайской стеной. Только выполнена Великая Русская стена была из земли и дерева, и потому до сегодняшнего дня от нее сохранились лишь незначительные фрагменты. Но свою роль в истории она сыграла.
Грозный царь, реформировав оборону южной границы, преподнес землепашцам поистине царский подарок – плодороднейшие черноземные степи, а также (и это еще важнее!) избавил людей от страха перед татарским рабством, за что народ поминал его добрым словом не одно десятилетие. С того времени сила Крымской Орды стала убывать, а созданная царем Иваном IV и его соратниками система обороны прослужила России более ста лет – до Петра I.
Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 161; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!