Веселиться и смеяться, пока можем



 

— …И они справились с работой?

Винтер вздохнула:

— Да, папа. Они все сделали как надо.

Она не подняла глаз от листа бумаги, который держала в руках. Она знала, что Лоркан прохрипел свой вопрос, только чтобы что-то сказать. Конечно, подмастерья Паскаля справились с работой. Они справились с ней превосходно. Не было и речи о том, чтобы они с ней не справились. Поэтому Лоркан их и выбрал. Но Винтер заметила, что Лоркан не спросил, как, по ее мнению, выглядит библиотека. Она вздохнула, сложила бумагу и уронила руки на колени.

Библиотека выглядела ужасно. Особенно на профессиональный взгляд Винтер. В прекрасной резьбе на дереве зияли гладкие дыры. Куда ни посмотри — ровные голые участки так и резали глаз. Она закрыла глаза и встряхнула головой, чтобы избавиться от воспоминаний.

Когда она вошла утром в библиотеку, она была искренне удивлена, увидев, что ее ожидает один Паскаль. Он задумчиво глядел в окно, и на минуту она подумала, что с мальчиками случилось что-то ужасное. Но мастер только печально улыбнулся ей и обвел комнату широким жестом.

— Вот, — сказал он. — Все готово.

Винтер пораженно огляделась. Она не замечала, насколько быстро шла работа. Только теперь она подумала, что провела большую часть последних дней сидя на подоконнике и глядя в пространство, пока Паскаль с подмастерьями трудились вокруг нее.

И теперь их работа, беззастенчиво изуродовавшая творение ее отца, закончена.

Винтер, поморщившись, открыла глаза. Она снова взглянула на бумажку и развернула ее, вглядываясь, как будто слова могли стереть память об уничтоженной красоте.

Лоркан глядел на дочь, откинувшись на подушки. Винтер сидела в изножье его кровати, скрестив ноги, в рабочей одежде. После библиотеки она пришла прямо к нему, оставила инструменты у двери и молча уселась на постель. Она скрестила ноги, откинула голову на спинку кровати и закрыла глаза. Так она и сидела, молча, ни на что не глядя, пока бедный Марчелло не вышел тихо и незаметно. Тогда, убедившись, что они с отцом остались одни, она открыла глаза и поглядела на него. Лоркан тяжело вздохнул, улыбнулся ей и кивнул. Сегодня он постарался как можно больше времени провести на ногах и был утомлен. Он закрыл глаза. Когда она сказала, что библиотека закончена, он, похоже, вовсе не был удивлен.

Винтер опустила глаза на бумагу, перечитывая аккуратные, ровные ноты, безукоризненно проведенные линейки. Раньше ей никогда не приходило в голову, как трудно Кристоферу писать пером, но теперь она понимала, сколько работы потребовала эта запись. «Они намеревались лишить меня всего, чем я являюсь, — сказал он. — Очень действенная месть».

В тщательно записанных нотах было три части. Это был дуэт для двух блокфлейт, одна басового регистра, другая — высокого. В нижнем регистре была медленная, величественная, ритмичная мелодия, прекрасная в своей простоте, весомая и возвышенная. А над ней текла танцующая, почти смеющаяся гармония нот. Будто чистая река струилась в чаще вековечного леса — так сочетались величественность и веселье. Дуэт назывался «Лоркан», Кристофер оставил его под чашкой ее отца перед уходом.

Им оставался завтрашний день — один день, и все. А потом Винтер предстояло расстаться с отцом. Столько всего надо было сказать друг другу, но ни отцу, ни дочери не хотелось сейчас слов. Может быть, завтра. Да Завтра она сможет говорить, и все, что надо сказать ему, произнесет без усилий.

— Может быть, завтра, — тихо проговорил Лоркан, глядя в небо, — у меня получится прогуляться по апельсиновому саду. — Его слова отразили мысли Винтер, и она молча кивнула, слишком взволнованная, чтобы отвечать.

Небо за окном стало темным, как синяк, — Лоркан смотрел, как темнеют облака, как тускнеют их яркие края с заходом солнца. Он закрыл глаза, чуть нахмурившись — от боли или горьких мыслей. Потом повернул к дочери голову, открыл зеленые глаза, но не проронил ни слова. Он хотел что-то сказать, но оба сразу застыли, внимательно прислушались и улыбнулись друг другу, услышав тихое царапанье в тайную панель. Рази! Они встрепенулись, расплывшись в радостной улыбке.

Лоркан приподнялся и сел на кровати. Он кивком попросил Винтер открыть дверь, а сам живо поправил одеяло и пригладил волосы в ожидании гостя. Винтер спрыгнула с кровати, подбежала к стене и сдвинула тайную панель.

Рази стоял на пороге, очевидно неуверенный в том, что его встретят с радостью. Под мышкой у него была папка; он нагнулся под притолокой и неуверенно улыбнулся, глядя из сумрака.

— Здравствуй, Вин, — сказал он. — Можно… можно к вам?

Ее улыбка исчезла при виде свежих синяков на его лице; она шагнула в коридор и нежно обняла его.

— Здравствуй, Рази, — тихо сказала она. — Мы за тебя волновались.

Она старалась обнимать не слишком крепко, но Рази все равно охнул, дернулся и осторожно разомкнул ее руки, обхватившие его вокруг пояса.

Он не отпустил ее руки и поцеловал пальцы с легким галантным поклоном:

— Не беспокойтесь. Я необходим, вы же помните?

Лоркан посерьезнел, когда увидел лицо Рази и его напряженную, ссутуленную осанку. Но Рази лишь улыбнулся ему, и никто не сказал ни слова, когда он поморщился, осторожно опускаясь в кресло у постели Лоркана.

Рази положил папку на одеяло Лоркана с легкой улыбкой на лице:

— Вот что я принес тебе, мой друг. Я знаю, тебе понравится. — Он, с блестящими от предвкушения глазами, подтолкнул папку кончиками пальцев, кивнув Лоркану, чтобы он ее открыл. — Я скопировал это, когда был в Марокко. Могу поручиться — перевод очень, очень хороший. Одну я привез для отцовской библиотеки, но этот экземпляр, — он робко глянул в лицо Лоркану, — для тебя.

Лоркан провел ладонью по простому кожаному переплету и взглянул на Винтер с очевидным удовольствием. Она широко улыбнулась ему и, заинтригованная, присела на край кровати. Лоркан закусил губу в предвкушении, развязал шнурки и открыл папку, в которой оказалась книга в роскошном переплете. Глаза его благоговейно расширились, он вздохнул от удивления, когда положил книгу на колени и стал медленно переворачивать страницы. Том назывался «Книга хитроумных механических приспособлений», и, пока Лоркан увлеченно рассматривал сложные рисунки, Рази тихо давал пояснения, указывая на разные заголовки и иллюстрации.

— Оригинал написал около трехсот лет назад один интереснейший человек, Бади аль-Заман аль-Джазари, инженер и изобретатель. — Рази поднял глаза на Лоркана: — Совсем как ты.

Они обменялись улыбкой, и Лоркан вернулся к книге.

— Невероятно, — пробормотал он. — Триста лет?

— Да.

Все трое склонили головы над страницами, и Винтер указала на красивый рисунок персидских водяных колес.

— Это мне напоминает систему, которую ты изобрел для Ширкена, отец. Помнишь?

— Ага, — откликнулся Лоркан рассеянно, переворачивая страницу.

— Отец изобрел для дворца Ширкена чудесную систему канализации, Рази. Вода подавалась в каждую комнату с помощью механизма, который отец назвал насосом.

Глаза Рази расширились от удивления. Он уже хотел расспросить Лоркана, но тот сухо ответил, не поднимая глаз от книги:

— Я не увидел эту систему достроенной. Джон вызвал меня на родину, и я не успел проследить за работами. Ты только посмотри! — Он указал Рази на страницу с каким-то хитроумным механизмом.

Но Рази смотрел не на страницу, а на Лоркана. Он, казалось, обдумывал что-то, а затем проговорил:

— Что интересно в аль-Джазари, так это то, что он, как говорят, держал в тайне многие свои изобретения. — Лоркан застыл и вскинул взгляд на Рази. — Похоже, он считал многие из них слишком… опасными… для общественного применения.

Лоркан выпрямился и закрыл книгу. Лицо его преобразилось, взгляд стал холодным.

Рази поднял руку с улыбкой:

— Лоркан, я ничего не хочу выведать. Я просто говорю: аль-Джазари был интересным и умным человеком. Порядочным человеком. Все, что он оставил для потомства, служило на пользу человечеству. Таких людей, как он, как ты, немного в нашем мире. Вот и все, что я хотел сказать… — Он развел руками и наклонил голову. — Да, все.

Лоркан заморгал, а Винтер опустила глаза. Последовало принужденное молчание, только Рази усмехнулся и похлопал Лоркана по руке.

— Почему нам так тяжело выслушивать все хорошее, что могут о нас сказать люди? — пробормотал он.

Лоркан взял руку Рази и пожал.

— Ты бы… — начал он хрипло. — Ты бы хотел посмотреть планы для дворца Ширкена? А может быть, мою новую идею для Тамаранда, что в срединных землях? Я предложил ему удерживать воду на полях с помощью укреплений…

— Я завтра уезжаю, Лоркан.

От этого горького восклицания Рази речь Лоркана пресеклась, а Винтер, уже спрыгнувшая с кровати, чтобы принести чертежи отца, чьими новыми изобретениями Рази должен был заинтересоваться, остановилась на ходу. Ноги ее подогнулись, она скользнула на пол, раскрыв рот от ужаса. Она встретила встревоженный взгляд Лоркана. Завтра?! Нет! Она не готова! Она еще не готова уезжать. Она думала, что у них остался хотя бы завтрашний день! «О боже, — взмолилась она, — дай мне только этот день! Пожалуйста».

Лоркан глядел на нее огромными, полными слез и отчаяния глазами.

— О, Рази, — прошептала Винтер. — Почему? Я думала…

Рази неловко повернулся к ней, поморщился, зашипев от боли, и скрестил руки на груди.

— Рази, — прошептал Лоркан в тревоге. — Что с тобой случилось? — Он протянул руку и положил ее на голову Рази.

К удивлению Винтер, Рази хоть и усмехнулся, но устало склонился вперед и уткнулся лбом в кровать Лоркана, не отнимая руки от груди. Лоркан стал гладить его по волосам, пропуская сквозь пальцы растрепанные кудри, словно утешал ребенка.

— Да ничего особенного, — с напускным легкомыслием ответил Рази. — Просто отцовские гвардейцы малость переусердствовали в поисках документов Кристофера.

Винтер сглотнула от страха:

— Они их нашли, Рази? У твоего отца есть люди и в лесу, они…

Рази бросил на нее взгляд из-под свисающих на лоб волос.

— Нет, больше нет.

От холодной уверенности в голосе Рази у Винтер мурашки пробежали по коже. Рази снова закрыл глаза и уткнулся лицом в одеяло. Лоркан все гладил юношу по волосам. Глаза его встретили взгляд Винтер, и она увидела в них отражение своего горя. Все не так! Все не так!

— Я уезжаю завтра, — вздохнул Рази. — Дольше оставаться не могу. Не могу больше терпеть.

— Полагаю, бесполезно спрашивать тебя еще раз, не возьмешь ли ты с собой мою дочь.

Винтер вздрогнула, услышав просьбу Лоркана, и нахмурила брови, но он ответил ей неподвижным упрямым взглядом.

Рази вздохнул и покачал головой:

— Перестань, прошу тебя, мой друг. Пожалуйста. Ее могут убить из-за меня. Винтер в безопасности здесь, подальше от меня. Подальше от моего Богом проклятого общества.

Лоркан моргнул, чуть опустил руку и стал рассеянно гладить беднягу между лопатками.

Винтер зажмурилась от облегчения. По крайней мере, от этой проблемы она свободна! Что за кошмар был бы, если бы Рази согласился. Ее охватила тревога за него и за его безопасность в том случае, если поиски документов Кристофера продолжатся.

— А документы Кристофера надежно спрятаны, Рази? В пути тебе будет сложнее их скрывать.

Рази снова усмехнулся. Он поднял голову, сбросив руку Лоркана, и осторожно откинулся на спинку кресла. Он расплылся в улыбке до ушей, устраиваясь поудобнее.

— У меня их вообще нет! — засмеялся он, потешаясь над их выражением лица. — Да ладно! Неужели вы думали, что я могу отослать друга прочь без документов? И к тому же с клеймом раба? Я вас умоляю… — Он снова усмехнулся их озадаченному выражению лица и развел руками, будто говоря: «Неужели и впрямь так трудно догадаться?» — Они у Кристофера! — воскликнул Рази, видя, что его собеседники все еще не понимают. — Среди его вещей. Он найдет их, когда будет переодеваться.

Лоркан ахнул. Значит, все это был блеф. Сумасшедший, опасный, леденящий душу блеф. И он удался. Но теперь Рази придется бежать как можно скорее, пока хитрый король не заподозрит, что власть Рази над ним — чистая иллюзия.

Из-за этого и Винтер придется уехать раньше. Она в отчаянии опустилась на край кровати Лоркана. Рази наклонился и потормошил ее за коленку, совершенно не понимая, с чем связана ее печаль.

— Ну же, сестренка! — тихо позвал он. — Не надо кукситься, а? Всего-то на день раньше. — Он широко улыбнулся ей, и Винтер покосилась на Лоркана. Тот глядел на дочь грустными глазами, следя за тем, чтобы эмоции не отражались на лице. — На один день раньше.

— Что же, — хрипло сказал Лоркан, встряхнувшись. — Выпьем вина? Я бы лично не отказался! — Он улыбнулся дочери и чуть пожал плечами. «Что мы можем сделать? — без слов говорил он. — Что? Веселиться и смеяться, пока еще можем. Завтра будет новый день».

Рази вскочил на ноги, с надеждой улыбаясь Лоркану:

— Я принесу твои чертежи, Лоркан? Можно?

Изобретатель кивнул и указал рукой на чемодан. Рази присел на корточки, чтобы заглянуть Винтер в глаза, и снова потряс ее за коленку:

— Эй! Скорбящая мадонна! Не пошлешь ли пажа за вином? — Пожалуйста, пожалуйста, говорила его отчаянная улыбка, не будем горевать, только не сегодня. — Винтер, — повторил он. — Вина бы, а?

Она, вздрогнув, очнулась от мрачных размышлений и увидела его умоляющее лицо всего в нескольких дюймах. Охваченная нежностью и жалостью, Винтер порывисто взяла лицо Рази в ладони и поцеловала его, а затем прижалась лбом к его лбу. Она почувствовала, как Рази тихо всхлипнул и попытался отстраниться. Она нежно сжала его чисто выбритые щеки, удерживая его на месте.

— Я думаю, — сказала она, — и пирожков стоит попросить, а?

Она глядела ему в глаза, не отстраняясь, и лицо его дрогнуло, и слезы чуть не пролились из глаз.

— Ага, — согласился он дрожащим голосом. — И пирожков хорошо бы.

— Ага, с вареньем, — хрипло добавил Лоркан с кровати.

— Ох уж эти мужчины! — воскликнула Винтер с притворным раздражением. — Жить не могут без сладкого! — Она оттолкнула Рази. Он шагнул в сторону и опустился на колени перед чемоданом Лоркана и несколько мгновений оставался неподвижным, пряча лицо, а затем открыл крышку, чтобы достать рукописи.

Винтер остановилась у двери спальни, чтобы еще раз взглянуть на них. Лоркан украдкой откидывал одеяло и тянулся к халату. Он подмигнул ей и прошептал:

— Я встану ненадолго.

Она раздраженно покачала головой, но не попыталась остановить его, когда он, накинув халат, с трудом поднялся на ноги. Он сосредоточенно прицелился и отправился в поход к камину. Рази ахнул от удивления и досады, когда Лоркан, задыхаясь, плюхнулся в кресло у камина, а Лоркан посмеялся над тем, как напугал своего молодого друга.

«Большие дети!» — с любовью подумала Винтер и повернулась к двери.

Но тут все они застыли, услышав тихий стук в дверь зала.

— Ох, выпроводи их! — воскликнул Лоркан. — Кто бы это ни был!

Рази с чертежами на коленях вскинул на нее тревожный взгляд. Винтер сжала челюсти. Кто бы это ни был — посыльный, советник, гвардеец, — она не даст им войти сейчас.

— Не уходи, — прошептала она и тихо подошла к двери зала.

Снова стук, чуть громче, чем раньше.

— Кто там? — спросила она холодно. — Для визитов слишком поздно.

Рази, который пошел за ней, прислушиваясь, встал у двери гостиной. Оба отшатнулись при звуке знакомого голоса короля.

— Открой дверь, леди-протектор. Я хочу говорить с твоим отцом, — тихо проговорил Джонатон, похоже склонившись к самой замочной скважине.

«Нет! — Винтер повернулась к Рази в отчаянии. Он ссутулился в горестном замешательстве. — Нет, нет, нет! Неужели у него отнимут даже это? Последнюю ночь. Прощание…»

Рази повернулся и неверными шагами ушел в комнату Лоркана. Он был похож на человека, которого сшибла с ног лошадь.

На минуту Винтер впала в панику. Как она могла отказать королю?

— Я… Дайте мне минутку, Ваше Величество. Я не одета.

— Поторопись.

Она побежала в комнату отца. Рази упал на колени у ног Лоркана, обняв его за талию и приникнув головой к груди. Лоркан гладил молодого человека по голове, прижавшись щекой к его макушке.

— Тихо, тихо, — беспомощно шептал Лоркан.

Король снова постучал в дверь. На этот раз настойчиво.

— Рази! — шепнула Винтер. Оттаскивая Рази от Лоркана, она почувствовала, как горячие слезы побежали по щекам. — Рази! — взмолилась она. — Пожалуйста!.. — Тут она поняла, что Лоркан тоже крепко обнимает юношу, не отпуская его, и сдалась. Она тоже обняла Рази, прижавшись щекой к его вздрагивающей от рыданий спине.

Вдруг Рази вскочил. Он буквально вырвался из их объятий одним мощным движением и вскочил на ноги — только блеснуло в отблесках пламени очага его залитое слезами лицо, и он выбежал из комнаты. Когда Рази закрывал за собой дверь, Джонатон постучал снова. Рази обернулся и бросил разъяренный взгляд на дверь зала, сжав кулаки. Винтер еще никогда не видела на его лице такой ненависти.

— Рази! — прошипел Лоркан.

Юноша сразу повернулся к нему. Он развел руками в беспомощном горе, слепо глядя перед собой.

Таким Лоркан увидел Рази в последний раз. Юноша исчез за панелью.

 

Нет пути назад

 

Как только Винтер отодвинула щеколду, Джонатон проскользнул в комнату и тщательно закрыл за собой дверь. Он оглядел Винтер с головы до ног, слегка нахмурившись при виде растрепанных волос и опухших глаз. От него сильно пахло вином, и Винтер попятилась назад: она не доверяла пьяницам.

Но король лишь чуть пошатывался, а глаза его, хоть и покрасневшие, проницательно смотрели из-под тяжелых век. Он качнулся и заглянул через ее плечо в соседнюю комнату.

— Он не спит? — тихо спросил король, взглянув на Винтер.

Она кивнула, оставаясь на расстоянии. «Что тебе нужно? — думала она. — Неужели ты хоть в эту ночь не можешь оставить нас в покое?»

Несколько секунд Джонатон неуверенно осматривался, затем глубоко вздохнул и взъерошил волосы движением, которое так напомнило Рази, что у Винтер ноги подкосились. Она ожидала, что король будет раздражен тем, что его заставили ждать, или рассердится, видя, что она промедлила не потому, что одевалась. Но Джонатон стоял у дверей с таким грустным, неуверенным видом, что Винтер не знала, что делать. Затем он, казалось, принял решение и, к удивлению Винтер, похлопал ее по плечу, прежде чем пройти в гостиную и прислониться к двери спальни отца.

— Лоркан, — позвал он, остановившись на пороге.

— Что тебе нужно, Джонатон? — холодно и ясно прозвучал хриплый голос Лоркана.

Монарх повесил голову, огонь камина короновал его пылающими золотыми бликами.

— Позволь мне войти, брат. Мне надо с тобой поговорить.

Слыша чистосердечную, казалось бы, просьбу Джонатона, Винтер подозрительно сощурилась. «Интересно, — подумала она, — уйдешь ли ты, если отец откажется с тобой разговаривать?»

Похоже, Лоркан обдумывал тот же вопрос — последовало долгое, тяжелое молчание. Король ждал, неподвижно стоя у двери Лоркана. Наконец она услышала голос отца:

— Я устал, Ваше Величество. Может, в другой раз?

Король выпрямился и удивленно воззрился на Лоркана.

Винтер задержала дыхание, ожидая взрыва, внезапной вспышки ярости. Но Джонатон стоял неподвижно. Затем он опустил голову, оттолкнулся от двери и направился прочь.

Винтер в тревоге застыла, когда король подошел к ней. Но он просто прошел мимо и молча взялся за ручку двери в зал. Он уже переступил порог, когда Лоркан позвал его:

— Джон!

Король напряженно застыл, прислушиваясь. После долгого молчания Лоркан тихо проговорил:

— Иди сюда.

Джонатон вернулся в комнату и запер дверь. Проходя через гостиную, он взял одно из тяжелых круглых кресел и внес его в комнату Лоркана.

Винтер помедлила минуту у двери, глядя, как король неловко поставил кресло рядом с кроватью Лоркана и сел. Девушка подняла взгляд на отца, ожидая, что он скажет. Лоркан, нахмурившись, ссутулился в своем кресле. Он стер с лица слезы и откинул спутанные волосы на спину. В его глазах сейчас не было мягкости. Он покосился на дочь.

— Входи, Винтер, — сказал он. — Садись.

Джонатон недовольно оглянулся на нее через массивное плечо. Но не возразил, когда она прошла через комнату и присела на край постели.

— Я еще не ела, отец, — сказала она. — Может быть, выйду потом, прихвачу что-нибудь в кухне.

Лоркан встретил ее взгляд и сразу все понял. У нее было дело, которое, как он считал, было связано с преждевременным отъездом. Он кивнул:

— Как только проголодаешься, иди, девочка. А так можешь сидеть с нами, сколько захочешь.

— Спасибо, отец.

Лоркан обратил к королю суровое, застывшее лицо. Джонатон ответил на его взгляд, и несколько минут оба молча смотрели друг на друга, возвышаясь над руинами своей разрушенной дружбы.

Лицо Лоркана осталось каменным, первым отвернулся Джонатон. Он закрыл глаза, покачал головой и стал смотреть в огонь, очевидно что-то обдумывая. Король неохотно засунул руку за пазуху рубашки и вытащил сложенную бумажку. Он несколько минут сжимал ее в руке, будто не желая с ней расставаться. Затем наклонился к Лоркану и протянул ему документ как жертвенное приношение.

Лоркан нахмурился, словно бумаги были готовы его укусить, но Джонатон нетерпеливо сунул их старому другу.

— Ради Господа Бога, — проворчал он, — возьми эти проклятые бумажки.

Лоркан взял документ с напряженным лицом. Он раскрыл его и прочитал. Винтер увидела, как его лицо расслабилось, как он перечитывал вновь и вновь. Его взгляд устремился вдаль — он опустил лист на колени и минуту смотрел в пространство. Затем повернулся к Джонатону, вновь с подозрением вглядываясь в его лицо.

Король застонал от неподдельной муки и поднял руку, словно защищаясь от обвинения.

— Ох, брат, — сказал он, не глядя Лоркану в глаза. — Я полностью заслуживаю такого взгляда… но будь ко мне милосерднее, умоляю. Я клянусь тебе, что не подразумеваю никаких требований. Все это твое. Полностью и безусловно, — проговорил он с волнением. — Слишком поздно, я понимаю, но желаю тебе всей радости, которую это еще может доставить.

Винтер нервничала, наблюдая за Джонатоном. Пьяные всегда ведут себя так непредсказуемо и странно! Она выпрямилась и соскользнула с постели, встревоженная выражением лица Лоркана. Минуту она стояла и смотрела, как борются в нем смешанные эмоции. Казалось, он сейчас заплачет, или закричит, или вскочит с кресла и ударом собьет Джонатона с ног. Дыхание его участилось, щеки покраснели. Наконец, не отрывая глаз от короля, сжав челюсти, Лоркан выбросил руку в сторону, протягивая ей документ. Огонь на миг осветил документ в протянутой руке, так что беглый почерк Джонатона был виден сквозь пергамент.

Винтер взяла документ. Конечно, это была лицензия отца на работу. С подписью и печатью все в порядке. Предоставленная свободно и охотно, а по какой причине — одному Богу известно, Винтер точно не знала. Она прочла лицензию — бумага дрожала в ее руке — и, сдвинув брови, подняла взгляд на Джонатона, который все еще сидел отвернувшись.

— Мы благодарим Ваше Величество, — прошипела она, — за доброту и великодушие, с которой Вы выдаете отцу его лицензию на работу. Какая жалость, что в вашем сердце не нашлось их довольно, чтобы доверить ему лицензию, прежде чем привести на край могилы.

— Значит ли это, Джонатон, что ты хочешь, чтобы я уехал отсюда?

Услышав безразличный шепот Лоркана, Винтер оскалилась и в панике схватила отца за плечо:

— О нет, только не это! Ты же не хочешь выбросить его прочь? Только не в таком состоянии! Только не тогда, когда я собралась предоставить его твоим заботам!

Но Джонатон поднял глаза и устремил на старого друга взгляд, полный такой печали, что Винтер пришлось моргнуть, чтобы убедиться, что это не игра теней на его лице. Он молча покачал головой, вглядываясь в бледное лицо Лоркана в сумраке и находя на нем лишь порицание.

— Друг, — произнес он наконец, — неужели я превратился в такое чудовище, что ты готов ожидать от меня подобного?

Лоркан не ответил, но Винтер почувствовала, что его напряжение чуть спало, и задумалась о том, какие мысли пришли ему в голову. Сама она видела перед собой лишь человека, который так жестоко обошелся с Рази, из-за которого чуть не погиб Кристофер и из-за которого Альберон прячется где-то, как лисица от охотничьих собак. Она смотрела на исполненное смиренной мольбы, раскрасневшееся от вина лицо Джонатона — и видела только потворство собственным прихотям и детское желание получить прощение.

Джонатон склонил голову, полностью сосредоточив взгляд на Лоркане, и заговорил с ним тихим, полным отчаяния голосом.

— Лоркан? — позвал он, будто задавая ее отцу вопрос. — Сегодня Рази избил до полусмерти пятерых моих людей. И к тому же… я подозреваю, что троих он убил… Они были в лесу, и я пока не нашел их. — Джонатон недоверчиво помолчал, качая головой и глядя в пространство, словно пытаясь понять. — Это сделал Рази, — пробормотал он. — Мой Рази.

Лоркан был безжалостен:

— Ты всегда знал, Джонатон, на что способен парень, чтобы защитить тех, кого он любит. Чего ты ожидал? Теперь, когда припер его к стенке?

— А что мне оставалось? — вскричал искренне расстроенный король. — Скажи, что я должен был сделать по-другому, Лоркан? Скажи, как можно что-то изменить теперь, когда все приведено в движение?

— Это не в моих силах, друг, — тихо проговорил Лоркан. — Потому что я до сих пор не знаю, что ты сделал.

Джонатон горько рассмеялся и вскинул вверх руки:

— Кроме того, что угнетаю свой народ и гублю своих прекрасных сыновей? Кроме этого? — Взгляд его заметался, затем он посмотрел Лоркану прямо в глаза и судорожно сглотнул. — Кроме того, что чуть не в могилу загнал лучшего друга, потому что не доверял ему безоговорочно? — Он закусил губу, глаза его блестели от слез. Он беспомощно развел руками. — Прости, брат. Я не знаю, как нам это пережить. И я сожалею об этом.

Они на минуту замолчали. Винтер почувствовала, как Лоркан чуть склонился вперед. Он смотрел в лицо старого друга. Винтер не понравилось его хриплое дыхание. Ее ладонь скользнула по плечу отца и легла на спину.

— Может быть, — сказал Лоркан хрипло, — может быть, еще не слишком поздно? Если ты простишь Альберона, если отменишь mortuus…

Джонатон откинулся на спинку кресла и печально покачал головой:

— Лоркан, ты думаешь, я бы сделал все это, если бы не был уверен в намерениях Альберона? Парень настроен против меня. Он планирует государственный переворот. В этом нет сомнения. Уже сейчас, пока мы с тобой разговариваем, они с Оливером собирают сторонников в свой лагерь. Они постоянно ведут переговоры со всеми враждебно настроенными людьми, которые вторгаются в наше ослабленное королевство с его границ. — Король глядел в огонь расширенными глазами. — Они соберут своих сторонников и с помощью твоей машины попытаются вырвать у меня мое царство. — Он снова покачал головой, вздохнул и закрыл глаза. — Я в западне. Не могу придумать ничего другого. Разве что убить беднягу Альберона и окончательно уничтожить Рази, поставив его на место брата.

— С помощью моей… — Мышцы Лоркана напряглись под рукой Винтер. — Так машина у них? — Он схватился за ручку кресла, и Винтер почувствовала, как он дрожит.

— Отец, — прошептала она. — Успокойся.

— Нет! — воскликнул король нетерпеливо. — Машины у них нет. Осталась только одна, и она… — он покосился на Винтер, — в моих руках. — Он снова взглянул на Лоркана, и теперь в его глазах проглянуло что-то новое. Какая-то старая мстительная обида, встревожившая Винтер. — Я воспользовался твоей машиной, чтобы подавить мятеж, Лоркан. Оливер был там… он был в их команде.

Лоркан застонал и закрыл лицо руками — Винтер увидела, как лицо Джонатона на миг осветилось удовлетворением.

— О, можешь не волноваться, — ухмыльнулся он. — Машину я применил не в бою… не выжил ни один человек, так что разболтать некому. Все было так же, как в прошлый раз, — засада. Все до одного погибли за считаные минуты.

Лоркан снова застонал и тихо закачался из стороны в сторону. Джонатон холодно наблюдал за ним.

— А команда? — хрипло спросил Лоркан. — Что стало с командой?

— Кроме Оливера и меня самого? Все они — мои люди…

Лоркан поднял голову и умоляюще воззрился на Джонатона:

— Джон… Джон… Так ты…

Джонатон поцокал языком, вскинул руку, откинулся на спинку кресла и отвернулся:

— Они живы. Все девять моих личных гвардейцев. Они скорее умрут, чем проболтаются. — Он сжал челюсти и, нахмурившись, вгляделся в огонь. — Но Оливер… — прорычал он. — Оливер…

Лоркан вдруг вздрогнул, как будто обжегшись, испуганно обернулся на Винтер и оттолкнул ее от себя.

— Уходи! — прошипел он. — Ступай! Ты не должна быть здесь!

Джонатон фыркнул:

— О да! — воскликнул он, и Винтер с отцом в тревоге оглянулись на него: обоих насторожило холодное презрение в его голосе. — Ни в коем случае нельзя запятнать этим малышку Мурхок, не так ли? Королевские сыновья пусть огнем горят, какое тебе до них дело? Но твоя драгоценная доченька должна оставаться свободной и непорочной.

— Джонатон, — взмолился Лоркан, обняв сильной рукой Винтер и отодвинув ее за свое кресло. — О Джонатон, пожалуйста, не надо!

— Что не надо? — Джонатон наклонился вперед, злобно глядя на старого друга. — Чего не надо, Лоркан? Оливер хочет воспользоваться твоей машиной, чтобы расширить королевство. Он хочет производить их дюжинами! — Он вгляделся в лицо Лоркана, ожидая бурной реакции, и, похоже, был доволен увиденным. — Он похитил твои планы, — продолжал он. — Он забрал сотни твоих чертежей — твоих бумажных снарядов — и обещал каждой шайке, которая к нему присоединится, подарить свою машину! — Вдруг Джонатон ударил себя кулаком в грудь и вскричал задрожавшим голосом: — Я принес в жертву моих мальчиков, Лоркан. Иногда мне кажется, что я душу свою продаю за то, чтобы этому помешать! — Слезы побежали по щекам Джонатона, но в его лице не было больше мягкости, только ярость и горькая обида на сидевшего перед ним человека. Побагровев, оскалив зубы, он ткнул в Лоркана пальцем: — Это ты сотворил чертову машину! Да, ты! И не надо сидеть здесь и говорить, что это не твоя вина! Не смей говорить, что ни в чем не виноват!

— Но Джон! — Лоркан протянул руки и продолжал умоляюще: — Ты же сказал, что чертежи уничтожены! Ты поклялся! Мы утопили модели в реке! Ты позволил мне сжечь чертежи — единственные экземпляры, как ты сказал. Боже, Джон! Неужели все это была ложь? Все, что мы сделали вместе… люди, которых мы… только чтобы похоронить это! И это была ложь? Но мы же поклялись, Джон… мы дали клятву! Мы должны были покончить с этим.

Король заморгал глазами в замешательстве и ссутулился.

— Что ж, — прошептал он. — С этим не покончено.

Последовало долгое, тяжелое молчание. Винтер боялась пошевелиться, чтобы кто-то из двоих не вспомнил о ее присутствии и не выкинул ее из комнаты. Отец уронил обнимавшую ее руку на колени. Он неподвижно сгорбился в кресле, утратив, казалось, всю свою энергию.

Джонатон обращал на них так мало внимания, что с таким же успехом мог сидеть у собственного камина. Положив руки на спинку кресла, король глядел на огонь, словно он был за сотню миль от него. Наконец он заговорил очень спокойно и задумчиво. В его голосе не осталось ни следа горечи и презрения.

— На Севере ты показал себя превосходно, Лоркан. Я бы без тебя пропал. Ты отгонял от меня этих псов все это долгое время… — Король покосился на старого друга, но тот не поднял головы. Джонатон пристально посмотрел на Лоркана, подперев щеку кулаком: — Без твоей машины этот проклятый мятеж унес бы больше жизней и денег, чем мы могли себе позволить. Ты спас мое королевство — в очередной раз! Ты был верным и преданным подданным. И бесценным другом. — Лоркан все не поднимал головы. Винтер чувствовала под рукой его дыхание, медленное и глубокое, как будто во сне. Она посмотрела на него. В его глазах отражались отблески огня, но смотрел он на носки королевских сапог. — Я сожалею, что сомневался в тебе, — продолжал король. — Мне жаль, что я так сурово обошелся с тобой, когда ты вернулся. Мне жаль…

— Можешь оставить свои сожаления при себе или бросить в огонь, — тихо прорычал Лоркан. — У меня нет никакого желания выслушивать, о чем ты сожалеешь, за что ты мне благодарен и что думаешь по какому-либо поводу. Я даже смотреть на тебя не хочу. Хочу только, чтобы ты оставил меня в покое.

Джонатон улыбнулся и тихо хмыкнул:

— Что же, ты всегда обладал роскошью благородных чувств, мой старый друг. — Он поднялся с кресла и медленно выпрямился. — В то время как я… — Он горько усмехнулся. — Мне приходится убивать своих друзей, кроваво расправляться с собственными принципами и приносить сыновей в жертву государству. — Он качнулся и на нетвердых ногах шагнул к двери. — Потому что я… — выходя, он раскинул руки в экспансивном жесте, — я, черт подери, король!

Они услышали, как он ввалился в гостиную, отодвинул щеколду и вышел, не закрыв за собой дверь.

Лоркан не двигался, глядя в пол. Винтер опустилась на колени рядом с ним, и он заговорил, не глядя на нее:

— Ступай закрой дверь, милая.

— Отец, я…

— Закрой дверь, Винтер.

Его голова была опущена, и она не могла разглядеть его лицо, закрытое волосами. Винтер поколебалась и увидела, как руки Лоркана медленно сжались в кулаки. Она вздохнула и пошла закрыть дверь зала.

Стало темно, и гостиную освещал лишь четырехугольник яркого света из зала. Когда Винтер прошла через комнату, она увидела уголком глаза белое пятнышко и остановилась — сердце застучало у нее в груди. В углу сидела рыжая кошка, чья белая грудка и лапки светились в сумраке призрачным светом. Ее кончик хвоста метался туда-сюда. Она ничего не сказала, но наклонила голову и моргнула в ожидании.

«Ну что? — говорил ее взгляд. — Думаешь, я всю ночь буду ждать?»

Винтер, глубоко вздохнув, попыталась успокоиться и подняла руку, показывая: тише, я сейчас приду. Она заперла на засов дверь зала и пошла обратно в комнату отца, все еще оглядываясь на кошку. Она остановилась у двери спальни и снова предупреждающе посмотрела на гостью: жди здесь!

Кошка фыркнула, закатила глаза и тихо, жалобно мяукнула. Винтер решила, что она согласна подождать.

Лоркан не пошевелился. Он все так же мрачно глядел в пространство, стиснув челюсти, сжав руки, лежащие на коленях, в кулаки. Винтер хотелось убрать с его лица спутанные волосы и заплести в обычную аккуратную косу. Но вместо этого она подошла к нему и опустилась на колени у его ног. Она ясно чувствовала, как прислушивается в соседней комнате нетерпеливо ожидающая кошка.

— Отец, — тихо позвала она. — С тобой все в порядке?

Лоркан все глядел в пол, и Винтер взяла его за руку. Рука была очень холодная, она стала растирать его пальцы, глядя ему в лицо. Он, казалось, ничего не замечал.

Винтер ничего не понимала. Ей самой эта машина, какой бы она ни была, казалась настоящим подарком для королевства. Ведь все, что приближает конец распрям, хорошо, правда же? Сейчас люди гибли в боях сотнями, иногда тысячами. В них стреляли из пушек, их пронзали стрелами, рубили мечами и алебардами. Их кололи пиками и копьями, их били, калечили и оставляли с воплями умирать под копытами собственных взбесившихся коней. Если ее отец создал что-то, какое-то оружие, которое в состоянии положить всему этому скорый конец, это же только к лучшему! Пусть Джонатон изготовит сотню таких машин, пусть окружит ими все королевство! Будь Винтер на его месте, она, несомненно, так бы и поступила. Но, заглянув в лицо Лоркана, она увидела, что отец разбит от одной мысли об этом. Винтер была озадачена. Хоть Лоркан и не одобрял войны, он никогда не пытался уйти от грубой необходимости физического противостояния. Он воевал сам и в молодости славился храбростью и жестокостью в боях. В начале мятежа, до того как его послали на Север, Лоркан держал совет с Джонатоном и составлял стратегии и планы сражений, в которых наверняка погибли бы сотни. Так почему же его так расстроила возможность применения этой машины для защиты любимого им королевства?

А Джонатон? Джонатона Винтер понимала лучше. Он боялся, что машиной воспользуются против него… Возможно, он хотел сохранить ее для себя одного и поэтому держал в секрете. Но почему тогда он согласился ее уничтожить? Уничтожить такое мощное оружие. Винтер ничего не понимала… Она еще тверже решила найти Альберона и получить хоть какие-то ответы на свои вопросы.

Лоркан болезненно зашипел, и Винтер, вздрогнув, пришла в себя. Отец поморщился и осторожно высвободил руку из ее пальцев. Она поняла, что в своей тревоге растирала его руку так сильно, будто месила тесто.

— Ой, папа, прости.

Лоркан был крайне расстроен.

— Он пожалеет об этом утром, — проговорил он, — когда протрезвеет.

— Но ведь теперь он не может забрать ее, отец! Она у тебя!

Лоркан непонимающе посмотрел на нее, не сразу вспомнив, что она говорит о лицензии.

— Нет, дорогая. Он пожалеет, что так говорил при тебе. Это не даст ему покоя… Он больше не будет чувствовать себя в безопасности, зная, что так разоткровенничался при тебе… — Лоркан напряженно смотрел в пространство. — Сейчас тебе, как никогда, необходимо бежать. Как только Рази уедет, ты должна поехать за ним. А если потеряешь его из виду, не медли… — Он заглянул ей в глаза и слегка встряхнул за плечи, чтобы подчеркнуть важность своих слов. — Только не медли!

— А что будет с тобой, отец?

— А что со мной? Со мной уже покончено. Но тебе я не дам сгореть в огне, который сам зажег. Уезжай! Поезжай вслед за Рази в Падую. Попроси у него защиты — он не станет отсылать тебя обратно, это я тебе обещаю. Только живи, девочка… — Он поднял брови и улыбнулся уголком рта. — В конце концов, разве сам король не передал тебе только что лучшую лицензию на работу из всех, которые предоставлялись человеку в истории этого королевства? — Он снова погладил ее волосы и с любовью посмотрел на нее. — С твоим талантом, девочка, ты обречена на успех.

— Ну ладно тебе, отец. — Она отвернулась, не в силах видеть твердую надежду в его глазах, зная, что в итоге собирается обмануть отца. Она отчаянно огляделась и похолодела при виде кошки, сидевшей на подоконнике. Она обнажила зубы в оскале, зло смотря на нее. Винтер едва оторвала от нее глаза. О господи.

— Винтер? — Лоркан дотронулся до ее руки. — Что такое, милая?

Она встретилась с ним взглядом, и слезы хлынули из ее глаз. Он погладил ее по щеке, вытирая слезы пальцем.

— Доченька, — прошептал он. — Давай, как будто…

Слезы снова навернулись на глаза, Винтер быстро отвернулась, чтобы смахнуть их. Мурхоки были не из тех, кто притворяется. Она снова подняла голову и взяла его за руку:

— Да, отец. Что?

Он сжал ее руку:

— Давай как будто завтра мы не простимся. — Грудь ее сдавило, дыхание остановилось. Лоркан глядел ей в глаза с надеждой. — Давай, как будто завтра ты просто уезжаешь в Хельмсфорд закупить древесину. Как будто ты вернешься через неделю и мы снова увидимся. Винтер, можно сделать так?

Как она ни стискивала зубы, подбородок все дрожал, и слезы снова полились по щекам и закапали вниз. Лоркан огорченно охнул, погладил ее по щекам, стирая слезы. Решительно сжав губы, откинул волосы со лба дочери и снова смахнул слезы с ее глаз.

— Давай, как будто ты вернешься через неделю, — прошептал он. — Пожалуйста.

— Да, папа! — Она схватила его руки и сжала их, прекратив его лихорадочные попытки вытереть ей слезы. — Да. В Хельмсфорд. За деревом. На неделю. Да.

На секунду его глаза расширилась, и Винтер подумала, что он сам не сможет выполнить то, чего просил у нее. Но он все же сжал губы так, что они побелели, и напряженно кивнул.

— Сейчас мне пора спать, доченька, — сказал он. — Я пошлю записку Марчелло, чтобы он завтра пришел пораньше — так я смогу позавтракать вместе с тобой перед тем, как ты…

Она кивнула.

— Тебе и правда пора отдохнуть, — сказала она. — А мне надо сбегать, поговорить с Марни. — Тревога проступила на лице Лоркана. Винтер успокаивающе похлопала его по руке: — Я буду осторожной, папа. Идти буду только по залам. — Она со значением покосилась на кошку, и та надменно скрылась из виду — наверняка прокралась по карнизу обратно в гостиную. — Обещаю, что не буду соваться куда не надо. Ничего со мной не случится.

Лоркан кивнул, и его безусловное доверие чуть не разбило Винтер сердце.

Отчаянно хлюпнув носом, девушка встряхнулась и постаралась скрыть все чувства в самой глубине своего существа. Она сжала челюсти, подставила Лоркану плечо и помогла ему подняться на ноги. Опираясь на нее, он медленно, с трудом добрался до постели и опустился на подушки тяжело, как камень. Он на секунду сжал ей руку, не глядя на нее, затем легонько оттолкнул.

Закрывая дверь, Винтер оглянулась на отца. Он неотрывно смотрел на огонь, стиснув руки на груди, со смятением на лице. Сон был от него за тысячу миль.

Она помедлила еще секунду — зашла в свою комнату пристегнуть к поясу кинжал и убрать в поясную сумку свечку и походное огниво. Уже собравшись уходить, она положила за корсаж карту Кристофера, рядом с успокаивающе шелестящей запиской Рази. В последнюю минуту она накинула поверх рубашки куртку Кристофера и наконец вышла к кошке.

Когда она шагнула в гостиную, кошка уже была вне себя от ярости.

— Ну ты и копуша, дорогая, — прошипела она. — Я чувствую, насколько постарела за твою бесконечную беседу с тем человеком.

Винтер глубоко вздохнула и сжала кулаки.

— Так поспешим теперь, — проговорила она, — пока ты еще не выжила из ума от старости.

Кошка заворчала, и Винтер указала ей на дверь:

— Придется тебе найти для меня другой вход в коридоры. Я не могу допустить, чтобы отец услышал, как я ухожу туда отсюда.

Кошка повела ее по залам и вскоре остановилась и незаметно скользнула за гобелен. Винтер пошла за ней. Несколько секунд она шарила по панели в темноте и наконец нащупала вездесущий канделябр в форме херувима и повернула его головку. Перед ними открылась секретная дверца, и они пробрались в пыльную темноту коридоров и аккуратно закрыли ее за собой.

Почти сразу же Винтер почувствовала, как кошка, вскарабкавшись по ее юбкам и куртке, устроилась у нее на плечах. Сразу же послышался ее шипящий голос, дающий указания, и Винтер пустилась в извилистый путь по темным коридорам. Сердце колотилось у нее в самом горле.

 

Шепот во тьме

 

— Протяни руку и осторожно толкни панель справа.

Винтер так и сделала, и панель скользнула вперед и в сторону. Стояла все та же непроницаемая темнота, но воздух стал чуть свежее и холоднее. Винтер выскользнула из коридора, все еще цепляясь за косяк. Не видно было ничего. Прижимаясь спиной к прочной стене, она провела ладонями по камням, а затем подняла руки и ощупала низкий сводчатый потолок подземного хода.

Она сразу поняла, где они оказались. Это был тот самый коридор с низким потолком, где она впервые услышала, как инквизиторы пытали убийцу. Она застыла и насторожилась, ожидая услышать вопли призраков. Но стояла тишина — были слышны только неровный звук ее дыхания и дикое биение сердца.

Темнота была хорошим знаком — стало быть, факелы не зажжены и, значит, в темнице никого нет. Во всяком случае, нет людей. Винтер опять прислушалась. Она попыталась задержать дыхание, чтобы ничто не отвлекало, но была слишком испугана и не могла перестать задыхаться от страха. По пути через коридоры ей пришло в голову, что здесь могут еще оставаться духи самих инквизиторов. Их привидения, стремящиеся причинять боль. От этой мысли колени у Винтер подогнулись, и она в панике ухватилась за камни стены.

«Привидения обычно не вредят людям, — лихорадочно думала она. — Обычно не вредят». Ей вспомнился срывающийся голос Кристофера, ясный и пронзительный в темноте: «Скажи это трупу, который остался в темнице в ту ночь». Девушка зажмурилась: «Ох, заткнись, Кристофер! Привидения людям не вредят. Они…»

Кошка зашипела и нетерпеливо заерзала у нее на плечах.

— Ты что, заснула, девочка? — язвительно спросила она. — Может, мне пойти поужинать, а вернуться, когда ты будешь готова?

Ее сарказм заставил Винтер встряхнуться — она оттолкнулась от стены и сделала глубокий вдох, чтобы совладать с собой. Осторожно опустившись на колени, она достала из сумочки огниво и свечу. Кошка фыркнула и спрыгнула с ее плеч. Внезапно расставшись с ее успокаивающей тяжестью, Винтер застыла и чуть не вскрикнула от страха при мысли, что, возможно, кошка бросила ее снова. Она прислушаюсь, пристально глядя во тьму, руки ее замерли, сжав огниво. Ни звука не говорило о том, что кошка осталась поблизости. Она ее бросила.

Винтер почувствовала как ее рот сжимается в горькую улыбку. Да ну ее, эту чертову тварь! Винтер уж точно не доставит ей удовольствие своим вскриком. Она обратила сердитый невидящий взгляд на руки и ударила кремнем. Искра осветила зал как молния, но огонь не зажегся. Винтер закусила губу, и ударила снова и снова. Яркие вспышки оставляли следы на веках Винтер изнутри — она быстро заморгала, прогоняя красные полоски из поля зрения. «Ну же, — подумала она примеряясь к следующему удару. — Пожалуйста».

От следующей искры огонек разгорелся — Винтер наклонила голову и дула, пока вся горсть опилок не занялась. Она зажгла свечу дрожащими руками и подняла над головой, чтобы не слепить глаза. Вокруг свечи и быстро гаснущих опилок образовался дрожащий круг света. Винтер вздохнула с облегчением и рассердилась, когда увидела, что кошка стоит практически у нее под ногами и смотрит с нескрываемым презрением.

— Вот уж действительно, — прошипела она, показывая острые, как иголки, зубы. — Ну и народ эти люди! Настолько зависят от своих инструментов! — Кошка презрительно покачала головой и ушла в темноту.

Винтер стиснула зубы, убрала свои вещи и затоптала последние искры погасшего огня. Затем, подняв свечу еще выше, она поспешила за кошкой, которая, самоуверенно подрагивая хвостом, направилась вверх по коридору.

Они встали на верхней ступеньке, неуверенно глядя на дверь пыточной камеры. Воздух над лестницей, казалось, ежился в мерцающем свете свечи.

— Я буду ждать тебя здесь, — проговорила кошка необычно тихо. — Что бы тебе ни было нужно в черной комнате, это… это не мое дело. — И кошка уселась на каменных плитах, устремив взгляд в темноту лестничного пролета.

«Вот спасибо, — подумала Винтер. — Спасибо тебе огромное за такую великую помощь». Этот слабый сарказм ни капли ее не согрел на пути вниз по лестнице.

Она услышала шепот, как только подошла к закрытой двери, и остановилась как вкопанная. Шепот, словно присутствие живого существа, казалось, наполнил собой всю лестничную клетку. Он не только висел в воздухе — он словно старался проникнуть внутрь самой Винтер. С тихим шипением просачиваясь через кожу, он заполнял ее мозг. Он заползал под одежду и бежал по ребрам. Он дрожал у нее под кожей и крался, холодный и назойливый, вверх по позвоночнику.

В этом клокочущем ужасе бесконечно повторяемых шепотом слов всплыло воспоминание о ясном и звучном голосе Кристофера: «Ты когда-нибудь видел глаз, вырванный из глазницы?»

Винтер ахнула и попятилась. Она задрожала — трясущаяся свечка забрызгала ее руку горячим воском.

Каждое произнесенное шепотом слово звучало ясно и четко, хоть голос говорящего был хриплым и гортанным от боли и страха. Это была молитва жителей срединных земель их Деве. Винтер стояла и слушала, широко раскрыв глаза. Несколько капель воска упали ей на волосы и щеки, а она все собиралась с духом, чтобы протянуть руку и открыть дверь.

— Ave Maria, — отчаянно умолял голос, — gratia plena, Dominus tecum… — Слова набирали скорость, будто боялись, что их остановят. — …benedicta tu in mulieribus, et benedictus fructus ventris tui, Jesu. — Да, живой человек конечно же не мог говорить так быстро и ясно. Винтер почувствовала, как закружилась ее голова. — Sancta Maria, — прошептал голос, чья жалкая мольба достигла новых высот отчаяния. — Mater Dei ora pro nobis peccatoribus, nunc et in hora mortis nostrae. Amen. (Дева Мария, Матерь Божья, молись за нас, грешных, сейчас и в час смерти нашей. Аминь.)

После слова «аминь» не было паузы — привидение не сделало вдоха. Голос сразу вернулся к началу молитвы, снова повторяя: «Ave Maria, gratia plena, Dominus tecum…» Он зазвучал выше и быстрее, отчаяние было почти осязаемо. «…benedicta tu in mulieribus… — воскликнул он, как будто эти слова могли его спасти, — et benedictus fructus ventris tui, Jesu».

Голос Кристофера снова прорвался, спокойно сообщая об ужасных последних часах этого бедного духа: «Потом они взяли раскаленную кочергу… знаешь, как воняет плоть под горячим металлом?»

Винтер зажала ухо свободной рукой и отступила еще на шаг, качая головой. Она не может войти! С этим она просто не справится. Сердце у нее бешено колотилось — она чувствовала, что вот-вот упадет в обморок. Она не может взглянуть на призрака, в ужасе произносящего эту молитву. Не может. У нее не хватит смелости…

— Девочка…

Винтер вскрикнула и обернулась, дугой разбрызгивая воск. Свеча зашипела и чуть не погасла, но, к счастью, снова разгорелась, когда Винтер шагнула к стене. В глазах у нее потемнело от страха и удивления — она почувствовала, что едва стоит на ногах. Испугавшись надвигающегося обморока, она вскрикнула, чтобы выпустить ужас из груди и избавиться от страха, туманящего глаза.

На ступенях рядом с ней стоял Рори, со встревоженным полупрозрачным лицом. Винтер протянула свечу вперед, загораживаясь от него. Лишь через несколько секунд она овладела собой достаточно, чтобы опустить трясущуюся руку и выпрямиться, опираясь на стену.

— Девочка, — повторил он голосом, звучащим вовсе не так ясно, как голос несчастной души, запертой за дверью. — Поторопись… Другие… — Он оглянулся медленно, с трудом. Рори едва стоял, он расплывался, опустив голову. Винтер подумала, что, не будь он духом, он тоже прислонился бы к стене.

Она протянула к нему руку, растроганная его ужасным состоянием. Слова «Нам это не под силу» уже готовы были сорваться с ее губ. Но Рори устало повернулся, не глядя на нее, и махнул рукой, указывая на дверь. Винтер услышала, как в замке сдвигаются тяжелые механизмы, — и дверь беззвучно распахнулась. Рори скользнул в темноту, и Винтер сразу же, почти против воли, пошла за ним.

Призрак остановился рядом с дверью, глядя на стул с болезненным состраданием на лице. Лихорадочные молитвы сменила жалобная повторяющаяся мантра: «…nunc et in hora mortis nostrae… nunc et in hora mortis nostrae…» Вздохи и шепоты доносились из темницы. Винтер дрожала каждым дюймом своего тела и не могла заставить себя отвести взгляд от Рори.

— Теперь мне пора, — проговорил он, ласково глядя на нее. — Будь с ним добрее. Он слишком много страдал и не может оставить страдание позади. — Вдруг Рори ахнул и быстро оглянулся. — Мне пора, — воскликнул он и поспешно повернулся, схватившись рукой за пояс. Он бросился к дальней стене комнаты. — Не забывай, малышка Мурхок… беги со всех ног… как только я скажу… беги… — И Рори исчез: прошел сквозь дальнюю стену пыточной камеры.

Винтер глядела на слабое фосфоресцирующее сияние, которое оставил после себя Рори. Она смотрела, пока свет не померк, а затем неохотно повернулась к шепчущему страдальцу.

Сначала он показался всего лишь расплывчатой, как облако, фигурой. Слабо светящаяся фигура человека, вцепившегося в черные ручки стула. Но когда Винтер присмотрелась, он сделался четче, так что ей пришлось отвернуться, а то бы ее стошнило.

— Мария? — прошептал он. — Мария? — Винтер показалось, что он еще молится. Потом она поняла, что он вертит головой, будто ища ее взглядом. — Мария? — снова прошептал он, и Винтер увидела черные дыры у него во рту, там, где инквизиторы вырвали зубы. Наверное, он услышал ее медленные шаги по каменному полу, потому что обратил на нее глазницы и следил за каждым движением, когда она шла к нему через комнату. — Мария… они меня пытали…

Рука Винтер дрожала так сильно, что пламя готово было погаснуть, и она поставила свечу на угол стола. Огонек осветил весь страшный ряд инструментов, которые применили к бедняге, и Винтер отвернулась и стиснула руки от отвращения и отчаяния. «Рази был здесь, — подумала она. — Рази это допустил. Помоги нам Боже».

— Мария! — вдруг вскричал призрак. Винтер так и подскочила. — Мария!!! Умоляю, сокровище мое, не уходи…

Винтер не могла вынести страшного отчаяния в его голосе и шагнула к нему, подняв руку, будто могла прикоснуться к нему и утешить.

— Я здесь, — солгала она. — Все прошло… ты теперь… ты… — Она вгляделась в измученное лицо и поняла, что ничего не кончилось. Для него не кончилось. Она решила не притворяться его Марией. — Как тебя зовут? — тихо спросила она.

Он повернул к ней голову, напряженно вытягивая шею, хоть кожаные ремни уже не держали его. Его слова должны были стать неразборчивыми, ведь рот был изуродован пытками, но они послышались ясно. Это был голос образованного человека — теплый и совершенно безнадежный.

— Мария? Любимая? Неужели я такой страшный? Ты меня не узнаешь? — Голова его откинулась назад, рот раскрылся в отчаянии. — О, освободи меня, — стал он молить. — О, Матерь Божия, услышь меня. Отпусти меня. Отпусти… — Он снова стал молиться, отчаянно мотая головой из стороны в сторону, — его пустые глазницы мелькали, словно колодцы поблескивающей темноты. Вдруг он изогнулся в невидимых путах и закричал. По закрытой комнате разнесся запах огня и горящей плоти. Винтер закрыла лицо руками и разрыдалась.

За стенами зазвучал тихий плач, она почувствовала под подошвами сапог едва различимую вибрацию. Винтер в страхе огляделась, но ничего не увидела. Однако она сразу поняла что не должна медлить.

— Как тебя зовут? — снова спросила она, но дух закинул голову и забился, кровь потекла по его измученному лицу, как слезы. — Как тебя зовут? — настаивала Винтер, сама не понимая, почему ей так понадобилось это узнать. — Скажи мне, и я передам Марии!

— Мария!

— Да. Скажи мне свое имя. Скажи, как передать Марии. Где она? В лагере? С Его королевским Высочеством? В лагере?

— В лагере… да… она в лагере. Она с остальными… Мария…

Теперь весь воздух вибрировал вокруг них, так что у Винтер встали дыбом волоски на руках и загривке, в ушах зажужжало, зубы заныли. Плач за стенами стал проникать в комнату. Камни загорелись ручейками и искрами фосфоресцирующего света.

Дух стал задыхаться и трястись так, что пятки и кости сломанных рук забарабанили по дереву страшного стула.

Винтер заставила себя заговорить мягко. Ей не хотелось поступать как инквизитор, хотя желание схватить призрака, встряхнуть и прикрикнуть на него было почти непреодолимо.

— Скажи, где она, и я передам ей твои…

— Она в лагере…

— В каком лагере? Их так много… В каком лагере Мария?

Он попытался повернуться к ней, но теперь трясся так, что его затылок ритмично ударялся о стул.

— В долине Индири… В долине Индири… с Оливером… с Комберменами… она… а-а-а… — Слова потерялись в клокотании, и черная, поблескивающая кровь хлынула изо рта. Винтер отступила.

Теперь вся комната ожила от пляшущего фосфорического света. Он омывал стены, призрачный, мерцающий. Он тянул жадные щупальца к потолку. Плач превратился в шум атаки. Крики, ржание лошадей, выстрелы сменяли друг друга так быстро, что напоминали звуки фейерверков на горизонте.

Призрак выгнулся в своих невидимых путах, как лук, теперь касаясь черного стула только головой и пятками.

— Мария! — закричал он. — Скажи… Марии!

Кровь брызгала из его рта с каждым словом. Запах крови и пороха, дыма и горящей плоти был невыносим.

Винтер схватила свечу со стола и шарахнулась назад, закрывая рот рукой.

— Долина Индири, — повторяла она про себя. — Долина Индири… Только бы не забыть.

Через дальнюю стену комнаты пробежал Рори. Он тяжело приблизился к ней, зажав рукой живот, на лице — воплощенное страдание. Рот его был разинут в беззвучном крике, он протянул к ней руку:

— Беги! Беги!

Из стены за его спиной проступил светящийся туман, наполняя комнату от пола до потолка, так что весь воздух превратился в однородную клубящуюся массу. Она двигалась по темнице медленной волной, несущей с собой резкую пороховую вонь и гулкие, непрерывные выстрелы. Рори пытался бежать, но был слаб и неловок — прилив настиг его и оторвал от земли. Его голова откинулась назад с криком страдания, руки и ноги беспомощно вытянулись. Рори лежал, прикованный к светящейся поверхности, как человек, плывущий по реке боли. Затем на глазах у Винтер волна медленно разорвала Рори Шеринга на части.

— Нет! — закричала девушка. — Рори!

Но Рори исчез, уничтоженный пылающей массой наступающего на нее света, и его отчаянные крики быстро заглушил шум сражения.

Свет все полз вперед. Он потянулся блестящими пальцами к черному стулу, прикоснулся к страдальцу на нем. Тот вскрикнул от страха, когда зеленые колдовские искры попали в его глазницы и засверкали на губах. Свет освободил его и поднял в воздух, он повернул голову к Винтер, которая продолжала пятиться назад.

— Скажи ей… — всхлипывая, произнес он. — Скажи Марии… что Исаак не выдал… Скажи… — И тут его тоже затянуло на гребень наступающей волны и медленно разорвало на части, только вопли повисли в воздухе.

Винтер ахнула, споткнулась, наткнувшись на ступеньку сзади, и упала. Волна наступала на нее — она поползла вверх по лестнице на четвереньках.

Свеча догорела, и Винтер преодолела остальные ступеньки в полной темноте. Она достигла площадки, как лосось, преодолевший речной порог, но не смогла подняться на ноги и с отчаянным всхлипом рухнула на пол. Она оцарапала подбородок и ладони, ползя по полу на животе. Ноги искали опору, руками она нащупывала дорогу в темноте. Наконец она встала, пробежала немного на подгибающихся ногах и налетела лицом на стену. Искры посыпались у нее из глаз, она шарахнулась назад, сделала несколько неверных шагов и снова побежала во мраке.

Зеленый призрачный огонь поднялся за ее спиной — путь впереди стал ясно виден, ведь фосфоресцирующая масса покатилась по ступеням и дальше, по коридору. Шум битвы стал громче, воздух содрогался от выстрелов.

Винтер снова поскользнулась и упала, ей пришлось проползти несколько шагов. Коридор повернул, она очутилась в непроглядно-темной лестничной клетке и, выбиваясь из сил, поползла на четвереньках по винтовой лестнице.

Лестницу осветил зеленый свет. Винтер увидела крутые ступени. Она продолжала карабкаться вверх. Зеленый свет раздулся как волна, и Винтер вскрикнула, задыхаясь, понимая, что не сможет его перегнать. Он повернул за угол! Он уже здесь!

Фосфоресцирующее щупальце охватило ее лодыжку — нога сразу онемела.

Винтер закричала и распласталась по полу, не чувствуя больше ног. Животом и грудью она больно ударилась о края ступеней. Призрачный огонь схватил ее за другую ногу — онемение поднялось выше колен. Выкатив глаза и раскрыв рот от ужаса, Винтер продолжала отчаянно карабкаться наверх, цепляясь за ступеньки руками — от парализованных ног не было больше проку. Лихорадочно подтягиваясь на руках, она только слышала, как носки сапог ударяются о ступени.

Ужас мешал ей оглянуться, но она почувствовала, как холод и онемение достигли пояса. Позвоночник свело судорогой, словно кто-то вдруг вогнал ей в поясницу сосульку. Она бессильно цеплялась за каменные ступеньки, но не могла ползти дальше.

«Нет, нет! — думала она отчаянно. — Я не хочу умирать! Отец! Отец! Помоги мне!»

Зеленые искры коснулись ее вытянутых рук, затанцевали на пальцах. Винтер больно ударилась о ступеньку, соскальзывая вниз, в рокочущие объятия жгучего, как крапива, фосфоресцирующего света. — Папа! — завопила она.

И тут свет погас, шум битвы утих, и задыхающуюся Винтер бросило лицом вниз на грязные ступени. Она вся сжалась, с трудом переводя дыхание и ожидая нового нападения. Но все вокруг было тихо, темно и холодно.

Она медленно повернулась щекой к камню и лежала не двигаясь, открыв глаза в непроглядном мраке, прислушиваясь. Ничего. Ни призрачного света, ни единого звука. Волне не хватило сил. Винтер удалось это пережить.

Некоторое время она просто лежала, глядя во тьму и ожидая, когда к ногам вернется чувствительность. Потом погладила пальцами шершавую поверхность камня и с удивлением заметила, что свеча лежит рядом с ней. Она схватила ее, чувствуя успокаивающую гладкость и теплоту, медленно подтянула к себе и прижала к щеке. Сердцебиение постепенно успокаивалось. Винтер постаралась собраться с силами, чтобы повернуться на бок.

Что-то зашевелилось на ступеньках, но Винтер была слишком обессилена, чтобы испугаться. Она скорее почувствовала, чем услышала, мягкое движение у своего лица, снова открыла глаза, но увидела лишь темноту.

— Кошка? — шепнула она.

— Да. — Ее голос дрожал и звучал испуганно; Винтер еще не доводилось слышать, чтобы кошка говорила так.

— Ты… не ранена? — спросила она.

Кошка не ответила. Но Винтер почувствовала странное, не очень приятное тепло на лице и поняла, что ее лизнули в щеку. Затем кошка уткнулась головой ей в плечо и свернулась в теплый комочек у шеи. Винтер обняла ее рукой, кошка сунула голову ей под подбородок и жалобно мяукнула.

Так они и лежали некоторое время, молча прижавшись друг к другу, справляясь с дрожью и настороженно вглядываясь во тьму.

Наконец ноги Винтер ожили, она с трудом встала и медленно пошла вверх по лестнице.

Кошка не отставала на нее на протяжении всего долгого, извилистого пути из темниц, а затем исчезла на полдороге к средней галерее — просто внезапно ускользнула в ночь без единого слова прощания, — и Винтер пришлось проделать остаток трудного пути домой в одиночестве.

 

Как будто

 

Винтер разбудил звон часов на башне.

«Рори!» — подумала она, открывая глаза, — весь сон сразу исчез. Она лежала лицом вниз на своей кровати, раскинув руки и ноги, не раздевшись и не умывшись.

Часы пробили вновь. Три удара в темноте. Третья четверть! Уже? Рази уезжает в полдень. Она тоже уезжает в полдень! Ей осталось провести с отцом менее шести часов!

Она в панике вцепилась в одеяло и постаралась собраться с мыслями. Шесть часов! Неполных шесть часов — и ей придется расстаться с отцом. Лоркан останется один, без нее, а она отправится странствовать по миру. О господи, ей не хватит сил для этого!

С трудом открыв глаза, ошеломленная, Винтер, преодолевая боль во всем теле, приподнялась и встала с кровати. Несколько секунд она стояла, пошатываясь, стараясь вновь обрести равновесие — в глазах потемнело, кровь отлила от головы. Она ухватилась за спинку кровати и попыталась навести порядок в мечущихся мыслях. Сейчас надо пойти и разбудить отца, и они вместе…

Услышав из спальни голос, она застыла и прислушалась: Марчелло Тутти тихо говорил что-то за закрытой дверью, — у Винтер сжалось сердце, когда она услышала, как Лоркан в ответ сначала застонал, а затем усмехнулся. Оба тихо пробирались мимо ее двери в гостиную. Винтер слышала медленные, тяжелые шаги отца, идущего через комнату с помощью Марчелло. Как трудно стало для него это простое путешествие! Винтер сразу поняла, что он делает это ради нее, чтобы устроить нормальный завтрак за столом, а не у его постели.

Если бы она остановилась и задумалась хоть на минутку, она ни за что бы не вышла, не умывшись и не переодевшись. Но она устала до смерти, в голове у нее была гудящая каша, и она откинула щеколду и выглянула в гостиную, прежде чем успела подумать о чем-либо, кроме желания увидеть отца.

Когда она подошла к двери, Марчелло помогал Лоркану занять его место за столом. Лоркан ухватился за край стола, а Марчелло пододвигал кресло. Оба они подняли голову, заметив Винтер, и встревоженно ахнули.

Марчелло воскликнул:

— О, синьора!

Когда Лоркан увидел ее грязную одежду, оцарапанный подбородок и синяк на щеке, лицо его вытянулось и опасно потемнело.

— Какой мерзавец сделал это с тобой? — прорычал он.

Винтер не сразу заметила их возмущение — так она загляделась на множество свечей на столе, вазу желтых роз, красиво расставленную посуду. Она повернулась к отцу и с удивлением увидела накрахмаленную белую рубашку, парадный кафтан и брюки, свеженачищенные ботинки. Волосы Лоркана, расчесанные до блеска, свободно спадали на его плечи, как на придворном обеде. Он еще был бледен, как труп, глаза и щеки запали, а руки дрожали от усилия, когда он опирался о столешницу. Но все равно он был великолепен. Винтер увидела ярость на лице отца и поняла, что погубит этот прекрасно устроенный прощальный завтрак, если не сделает что-то прямо сейчас.

Она сделала глубокий вдох и выпрямила спину. Она ожесточенно моргнула глазами, чтобы разогнать усталость, прочистила горло, заставила себя хихикнуть и с удовлетворением отметила, что смех прозвучал вполне убедительно.

— Попридержите коней, джентльмены, — шутливо попросила она. — Это сделала с собой я сама. — Оба взглянули на нее неуверенно, и она шутовски поклонилась, указывая на порванные на коленях брюки и пятна сажи на рубахе. — Мою свечу задул на лестнице сквозняк, и я испугалась в темноте, как последняя девчонка. — Она солнечно улыбнулась им из-под растрепанной челки. — Увы, я славно прокатилась на животе по ступенькам, прежде чем совладала с собой. Хорошо еще, что шею себе не сломала!

Лоркан испытующе глядел ей в лицо, оскалившись и хрипло дыша. Марчелло посмотрел на него. Он положил руку на плечо высокого Лоркана и тихо сказал по-итальянски, что кресло Лоркана готово.

Винтер облизнула губы и посмотрела прямо в глаза отцу. «Ну ладно тебе, папа. Мы ведь играем, помнишь? Давай, как будто…»

— Почему бы тебе не присесть, папа? — беззаботно предложила она. — А я схожу приведу себя в порядок. Я быстро, честное слово.

Лоркан оглядел ее с головы до ног. Винтер смотрела на него умоляюще. Он явно старался сдержать свой гнев. Он выдохнул и заставил себя разжать кулаки, затем кивнул себе, выпрямился и, отвернувшись от нее, позволил Марчелло усадить его в кресло.

Устроившись за столом, Лоркан полностью предался игре. Взяв салфетку, он с улыбкой поднял глаза на дочь.

— Да, уж лучше поспеши, малышка, — сказал он. — А то на завтрак тебе останется одна яичная скорлупа.

Винтер сурово прищурилась и погрозила ему пальцем, выходя из комнаты:

— Я только на минутку! Не начинайте без меня!

Проходя через гостиную, Винтер услышала, как Марчелло сказал Лоркану, что он должен выйти. Она остановилась перед дверью в спальню и оглянулась вслед человечку, выходящему в зал. Винтер подозревала, что Марчелло вовсе не дурак, но тем не менее он решил поверить любым сказкам, которые мог сочинить Лоркан насчет этого необычного завтрака. Может быть, он сказал ему, что сегодня день рождения его дочери или какой-нибудь другой праздник для них. Как бы там ни было, Винтер была от всей души благодарна тактичному маленькому итальянцу. На сердце сразу полегчало.

Она на секунду прислонилась к косяку, глядя на Марчелло. Закрывая дверь, Марчелло поднял глаза и увидел ее. Он остановился, лицо его смягчилось, глаза блестели в отблесках свечи. Его губы дрогнули, брови приподнялись в мягком сочувствии, и он кивнул. Винтер подняла голову, почему-то очень растроганная этим взглядом. Потом Марчелло тихо закрыл дверь, а она прошла к себе.

Винтер закрыла за собой дверь и призвала на помощь всю свою решительность.

Заколов волосы на макушке, она разделась и в сумраке наполнила таз для умывания едва теплой водой. Сжав губы, она намылила губку и стала оттирать себя с головы до ног. Каждое движение было точным и сдержанным. В уме, на лице, в ее сердце не было ничего, кроме решимости.

Она ополоснулась, вытерлась полотенцем, растирая кожу до красноты и покалывания. Она почистила ногти, хорошенько вычистила зубы порошком, подошла к чемодану матери и выбрала бледно-розовое платье с темно-розовой отделкой и подкладкой. Она расчесала волосы перед зеркалом и оставила их распущенными, так что они темно-рыжей завесой упали на ее плечи. «Словно я тоже собираюсь на обед с королем, — подумала она. — Вымою их позднее, — решила Винтер, — перед отъездом». Бог знает, когда ей представится возможность вымыть их еще раз.

Она пожалела о том, что на подбородке содрана кожа, а на руках виднеются яркие царапины. Пожалела о темнеющей на лбу шишке от удара о стену. Ей было жалко, что отец, глядя на нее через изысканно накрытый стол, увидит эти жестокие напоминания о реальности.

Винтер закрыла глаза и стиснула руки, губы ее дрожали. Потом она резко повернулась и прошла в гостиную.

Лоркан улыбнулся и галантно приподнялся, когда она вошла в комнату. Винтер подняла руку, милостиво разрешая не вставать. Лоркан вежливо поклонился и сел, как будто лишь ее вежливый жест помешал ему вскочить на ноги и отодвинуть для нее кресло.

«До чего же мы хорошие актеры», — подумала Винтер. Она оглядела стол и села на место, взяла салфетку и принюхалась со всем восхищением, на которое только была способна. «Смогу ли я проглотить хоть кусочек? О Господи, дай мне силы!»

— Какая красота, папа! — Она искренне улыбнулась, подняв глаза на отца. — Спасибо тебе! — Лоркан улыбнулся ей в ответ, и висевшее в воздухе напряжение чуть спало.

Они с аппетитом съели весь завтрак до последней крошки. Они вели легкую беседу о музыке и книгах. Лоркан снова рассказывал забавные случаи из своей юности. Все было так нежно и приятно, а время бежало быстро и незаметно.

Закончив еду, они еще посидели за столом, улыбаясь друг другу, а потом Винтер поднялась и убрала всю посуду, кроме кофейного сервиза. Она оставила ее на подносе за дверью зала, а потом, когда она вернулась в комнату, Лоркан отодвинулся от стола, повернув кресло боком, чтобы вытянуть свои длинные ноги. Он добавлял сливки и сахар в кофейные чашки, и тут Винтер увидела, что яркий солнечный свет уже золотит его волосы.

Девушка прижалась спиной к двери и взглянула на окна. Облачка плыли по бледно-голубому небу, сияя в ярком свете дня. Подбородок ее задрожал, она сжала зубы и вдавила ногти в ладони. «Ну же! — встряхнула она себя. — Перестань!» Ее тело послушно расслабилось. «Вот так».

Винтер разжала руки и спокойно стала гасить свечи. Воздух наполнился теплым запахом гаснущих фитилей, и Лоркан поднял взгляд, вдруг осознав, что она делает. Он покосился на окна, и глаза его недоверчиво расширились.

Подойдя к столу, Винтер положила руку на его широкое плечо и нагнулась, чтобы задуть последний огонек. Лоркан удержал ее за плечо.

— Эту оставь, милая. — Винтер подняла голову. — Не задувай. — Его голос дрожал, и он не отнимал руки.

Тогда Винтер оперлась на стол и опустила голову, вдруг лишившись последних сил. Они не глядели друг на друга. Лоркан крепко сжимал ее плечо, не отрывая глаз от пламени свечи. Потом он встряхнул головой и отвернулся.

— Я думал… — прошептал он. — Я думал, что мне хватит сил… пройтись в… — Он стиснул ее руку еще крепче.

За окном часы на башне пробили четвертую четверть. Осталось четыре часа. Лоркан отчаянно огляделся. Что они могут сказать друг другу? Что могут сделать?

Винтер опустилась на пол у ног отца и положила голову ему на колени. Она обняла его за талию, скользнув ладонями под расстегнутый камзол, и ухватилась за ткань рубашки. Лоркан положил свою большую руку на голову дочери и откинулся на спинку кресла, глядя в окно. Винтер тоже смотрела в окно, положив щеку ему на колено. Он гладил ее по голове. Они вместе следили за тем, как легкие облака плывут по утреннему небу, и не чувствовали, как идет время. Оно прошло в молчании, слишком быстро, и когда пробило четвертую четверть, они не пошевелились и не сказали ни слова.

Лоркан наклонился к дочери и поцеловал ее в щеку.

— Пора тебе собираться, девочка. — Она еще крепче вцепилась в его рубашку, обнимая отца за пояс. Он погладил ее по спине. — Ну, давай же, милая. Пора. Тебе так много надо успеть. — Винтер не пошевелилась, но отец мягко оттолкнул ее, так что она села и отпустила ее рубашку. Он отвел волосы от ее лица и моргнул. — Ступай.

Винтер проворно поднялась на ноги и ушла в свою комнату.

Большинство припасов ждали ее за дворцовой стеной. Марни постепенно собрала и упаковала их за последние несколько дней. Ее поджидал и конь, он якобы подцепил загадочную болезнь, отчего его пришлось отделить от драгоценных арабских лошадей Рази. Он будет ждать — в упряжи и со всей поклажей — в конюшне небольшой таверны в получасе ходьбы от дворца. Винтер оставалось упаковать только дорожный несессер, поясную сумку, смену одежды, чистые бинты, на случай месячных, и карты. Главное — карты. До вчерашнего вечера она не представляла себе, куда направляется. Слишком тяжело было разбираться с картами.

В гостиную она вернулась полностью преображенной. Она помыла волосы, туго заплела косу и спрятала ее в тугой ажурный чехол. Она надела бриджи, сапоги для верховой езды и куртку с длинными рукавами поверх рубашки. На ней была черная куртка Кристофера, за спиной висела широкополая соломенная шляпа. Записка Рази, спрятанная у сердца, шуршала при каждом вдохе, рядом с ней прятался медальон гильдии на скрытой под рубашкой цепочке. Все ее имущество, включая значки гильдии, было аккуратно сложено в дорожную сумку на спине, а также кармашки и кошельки, украшающие дорожный пояс. Винтер была снаряжена, вооружена и вовсе не готова отправляться в путь.

Лоркан посмотрел вверх и встретился с ней взглядом. Он не стал давать ей своих привычных напутствий: «В толчее следи за кошельком, девочка. Денег взяла достаточно? Не забыла порошок от живота? Спрячь кинжал так, чтобы его легко было достать…» Нет, он просто смотрел на нее большими безутешными глазами, стиснув ручки кресла так, что костяшки пальцев побелели. Дочь и отец глядели друг на друга в залитой солнцем комнате.

Часы пробили половину четверти, и их время кончилось.

Глаза Винтер затуманились, слезы выплеснулись и хлынули по щекам.

— Тебе пора, доченька.

Она покачала головой в ответ на его шепот.

— Нет… — Она закрыла глаза. — Нет!

«Нет!» Это уж точно. «Нет!» Она не может это сделать. Девушка стала возиться с застежкой сумки. Она не поедет! Она не может принести в жертву этого прекрасного человека и все, что они значат друг для друга, все, что он ей дал. Она не станет приносить все это в жертву политике. Она останется. Будь она проклята, если не останется. О чем она думала? Надо стать ему утешением и прибежищем, каким он был для нее. Она останется с ним до самого конца.

Винтер никак не могла справиться с этими проклятыми узлами! Она крякнула с досады, дергая за пряжку дорожного пояса.

Лоркан медленно поднялся на ноги. Она услышала, как он неуверенно шагает к ней вдоль стола.

— Нет, отец! — прорычала она, не поднимая глаз. — Нет! — И снова неловко затеребила пряжку пояса.

Лоркан оказался рядом с ней. Он обнял ее за плечи и, все еще тяжело опираясь на стол, притянул ее к себе и крепко прижал к груди. Винтер зарылась лицом в его рубашку. Она чувствовала, как он дрожит. Он прижался щекой к ее макушке, и она поняла, что он позволит ей остаться.

— Ах, отец… — начала она с благодарностью, обнимая его за шею. Но Лоркан обнял ее еще крепче и вдруг, охнув, оттолкнулся от стола и с трудом потащил ее к двери.

Винтер показалось, что сейчас они упадут, — она вскрикнула. Но Лоркан выбросил вперед свободную руку и схватился за дверь зала. Он остановился на несколько секунд, чтобы отдышаться. Винтер, еще прижатая к его груди, беспомощная, как кукла, чувствовала, как его трясет, как быстро и неровно бьется его сердце.

— Отец! — взмолилась она. — Нет!

Она подняла голову, пытаясь вырваться из его хватки:

— Папа! Пожалуйста!

Он слишком тесно сжимал ее, чтобы она могла увидеть его лицо. Когда ей наконец удалось повернуть голову, она увидела только ярко-рыжие волосы, падающие на лицо, и сжатую чисто выбритую челюсть.

— Отец! Отец! Пожалуйста!

Она почувствовала, как он тяжело вздохнул, опираясь плечом на дверь, а затем услышала ужасный звук открывающегося замка, когда Лоркан одной рукой отпер дверь.

— Отец! — заплакала она. — Папа! Пожалуйста!

На ее лицо упала слеза, затем другая. Они скользили по лицу Лоркана и падали ей на глаза и на щеки. Она зарыдала, и отец оттолкнулся вместе с ней от косяка, почти теряя равновесие, — он до конца исчерпал запас своей невероятной силы, чтобы сделать шаг назад и открыть дверь.

Лоркан приоткрыл ее и быстро придержал рукой. Держась за дверь, он вдруг выпустил Винтер из железных объятий и вытолкнул в зал через узкую щелку.

— Нет! Нет! — Винтер отчаянно уцепилась за отца. Но его решимость была непоколебима — он уже закрывал дверь, уже отнимал руку. Руки Винтер скользнули от его плеча до локтя. Он отходил назад, хоть она и пыталась уцепиться за его сильное запястье. На минуту они сжали пальцы друг друга, а затем Лоркан освободил руку и закрыл дверь перед ее носом.

Он задвинул засов и повернул ключ в замке.

Винтер приникла к двери, слезы бежали по ее лицу. Она прислушалась. Изнутри не доносилась ни звука.

— Отец, — прошептала она. — Отец.

— Пожалуйста… — тихо сказал он приглушенным голосом, наверное так же прижавшись щекой к другой стороне двери.

Винтер закрыла глаза и разрыдалась.

— Пожалуйста… — снова проговорил он. — Ступай.

Винтер, раскинув руки, прижалась к двери грудью и лбом.

Слезы текли по ее лицу, падая на камни у ног. Она кивнула.

— До свидания, отец, — прошептала она. — Я люблю тебя.

Из комнаты не доносилось больше ни звука. Она прижала ухо к двери и услышала тихий медленный шорох, как будто отец погладил дверь рукой с другой стороны.

Винтер медленно оторвалась от двери — каждое движение далось напряженным усилием воли. Она задержалась еще на секунду, положив руку на дверь. Затем опустила голову, уронила руку и на негнущихся ногах пошла прочь.

 

Неизведанный путь

 

Винтер стояла, глядя на очередь толкающихся людей перед воротами: гвардейцы дотошно проверяли каждый пропуск на выход. Полуденное солнце ярко освещало ее соломенную шляпу, оставляя в тени неподвижное лицо. Она спрятала слишком заметные волосы под темным капюшоном и развернула закатанные штанины брюк, чтобы закрыть дорогие сапоги. Она была просто одной из бледных служанок в дорожной одежде, терпеливо ожидающих в очереди. Точнее, она, стараниями Марни обеспеченная всеми документами, теперь была Мадж Баттерфилд, помощницей судомойки, законно отпущенной с работы, чтобы отправиться домой ухаживать за прихворнувшей матерью.

В летний полдень на воротах царило необычное оживление. Пыль летела вверх целыми облаками от переминающихся ног, беспокойных лошадей и тележек: у большинства людей лица были закрыты. Был День прогресса, и народ вытекал из замка весь день, направляясь на двухдневную ярмарку. Винтер подозревала, что Рази выбрал для своего отъезда именно это неудобное время, чтобы оказаться в относительной безопасности толпы. Она знала, что он поедет лишь с небольшой группой спутников, возможно переодетым, и, оказавшись за стенами замка, они просто вольются в вечный хаос портовой дороги.

Небольшая группа мусульманских мальчиков и женщин шагала по гравийной дорожке, беззаботно болтая между собой. Вначале Винтер подумала, что они пришли проводить Рази, и это ее озадачило. Как и все остальные в королевстве Джонатона, мусульмане не представляли себе, как теперь относиться к Рази. Как и другие, они соблюдали в общении с человеком его положения и влиятельности все правила дворцового этикета, но многие из них откровенно не одобряли Рази, называя его «принц, который не молится».

Винтер увидела, как они заняли места в конце очереди, и поняла, что они хотят выбраться с дворцовой территории. Значит, они отправляются в паломничество или же к родственникам на свадьбу. Женщины радостно болтали, мужчины смеялись и шутили, прикрывая лица от клубов пыли. Еще один мужчина бежал по дорожке, догоняя их, прикрывая лицо куфией. Он получил ласковый выговор по-арабски за опоздание и присоединился к товарищам, опустив голову под градом незлой ругани. Видя их счастливое, почти родственное общество, Винтер почувствовала, как в груди ее поднимается отчаяние. Очередь сдвинулась вперед, и она с тоской отвернулась.

Все затихли, услышав звук копыт лошадей, галопом приближавшихся по дорожке, — вся очередь попятилась и обернулась, как один человек. Они молча смотрели, как кортеж принца подскакал и остановил лошадей под воротами. Винтер спряталась в толпе и выглянула из-под надвинутой на глаза шляпы.

Рази восседал, надменный и властный, в центре небольшой группы хорошо вооруженных всадников. Он был одет в бедуинский наряд, который всегда предпочитал традиционным одеяниям. Его голову и лицо защищала от пыли и солнца бледно-голубая куфия. Виднелись только его прекрасные глаза, полузакрытые, сдержанные. Его конь затопал копытами, фыркнул и потряс красивой головой; Рази смотрел прямо перед собой, будто ничто его не касалось. Один из его спутников соскочил с коня и протянул документы часовым. Он откинул с лица куфию, и Винтер узнала Симона де Рошеля. Она почувствовала и волнение, и облегчение. Слава богу, Рази не пришлось путешествовать под сомнительной защитой ненавидящих его гвардейцев Джонатона, но все-таки — пронырливый и своенравный, как кошка, де Рошель! Винтер взглянула на Рази, и сердце ее наполнилось страхом за него.

Де Рошель взял бумаги у кивнувшего гвардейца и вскочил на лошадь. Все стражи ворот вытянулись, отдавая честь, но Рази обратил на них не больше внимания, чем на какую-нибудь собаку, и погнал коня через открытые ворота на знойное солнце. Кортеж неспешно проехал через мост надо рвом и пустился вверх по холму, предоставляя редким путникам возможность сторониться их лошадей.

Винтер протянула свои бумаги часовому, не отрывая глаз от небольшой группы всадников, поднимающихся по холму. Гвардеец не глядя сунул ей бумаги и повернулся к следующему в очереди. Винтер прошла под аркой ворот и быстро зашагала вперед. Она не замедлила шаг, когда миновала покровительственную тень ворот. Она не оглянулась. Но словно что-то разорвалось в ней, когда она сошла с бревен подъемного моста: направившись вперед по пыльной дороге в город, она почувствовала, как кровоточит ее сердце.

Рази еще маячил впереди, когда она добралась до таверны. Его кортеж отъехал далеко, но единственную группу мужчин верхом легко было разглядеть на дороге, наполненной в основном пешеходами и повозками. Она проводила их взглядом, войдя во двор трактира, а затем оглянулась по сторонам в поисках племянника Марни. Уж его-то ни с кем нельзя было спутать — вылитая Марни, только с бородой. Запихивая непокорную свинью в стоило, он поднял на Винтер взгляд, и она сделала ему знак, который показала Марни, чтобы он понял, кто она такая. Парень почти незаметно кивнул, исчез в конюшне и чуть погодя вышел с Оскаром, который зафыркал и зачмокал губами, увидев и почуяв хозяйку.

— Хороший мальчик, — бормотала Винтер, похлопывая коня по шее и гладя по носу. — Хороший. — Она быстро оглядела коня — он был здоров и полон сил, очевидно, стоял под седлом минут десять, не больше. Она благодарно кивнула рыжему великану, а он серьезно подставил сложенные руки, чтобы помочь ей забраться в седло.

Когда она уже собиралась пришпорить коня, он положил руку ему на шею и тихо проговорил:

— Тетя велела передать: берегите себя, леди. Сказала передать вам: не будьте, говорит, дурой… — Он покраснел, но Винтер ему улыбнулась:

— Скажи тете, что я люблю ее, Гудман, и что обязана ей по гроб жизни… — она поколебалась, — и еще… попроси ее, пожалуйста, позаботиться о моем отце.

Силач кивнул и отступил, когда Винтер направила коня к дороге.

Выехав в неплотную толпу, она на минуту заколебалась, глядя на виднеющегося впереди Рази — расстояние до него все увеличивалось. Если выполнить хорошо обдуманный план отца, она должна последовать за медленно движущимся кортежем до самой портовой дороги, а затем значительную часть пути в Падую. Через три недели путешествия, когда они наполовину перевалят через горы и нечего будет бояться, что Рази отошлет Винтер назад, она объявится, попросит у него покровительства, а затем доберется вместе с ним до Падуи, где начнет новую жизнь под его защитой.

Винтер смотрела, как Рази пробирается на своей лошади через толпу — голубая куфия ярко выделялась среди облаков желтоватой дорожной пыли. Горло у нее сжалось от страха за него, ведь он ехал с людьми, которым не доверял, к будущему, вовсе ему не подвластному. Она снова закрыла глаза от желания подскакать к нему и направила коня в толпу, против основного движения, в направлении дворца.

Десять минут спустя Винтер остановилась на небольшом перекрестке и взглянула на тонкую ленту дороги, ведущей налево. На ней было мало путников; она вилась по узкому поясу пастбищ, а затем быстро поднималась вверх, переваливала через холмы и исчезала в густом лесу. Она так и услышала, как бандиты и воры насторожились, почуяв девушку, пустившуюся по этой дорожке без провожатых. Она глубоко вздохнула, борясь со страхом, и снова покосилась на дорогу, ведущую в город. Рази исчез из виду, уехал от нее, возможно, навсегда. За ее спиной на горизонте виднелись здания дворца. Ее отец лежал пленником в самом сердце замка, всеми покинутый, обманутый, больной, в полной власти своего непредсказуемого и своевольного друга-короля. Она повернула голову к замку, пытаясь представить себе отца, молясь, чтобы у него все было хорошо.

«Еще не поздно, — прошептал соблазнительный голос у нее в голове. — Ты можешь вернуться. Езжай вперед или назад — и ты будешь в безопасности, под защитой, не одна».

Винтер с тоской взглянула на дворец. Народу на дороге стало меньше — большинство путников уже подходили к ярмарке. Скоро она останется на этой дороге одна, впервые в жизни, заметная и ранимая, и не на кого будет положиться, кроме самой себя. Она девушка, она так молода, ей это не под силу. Просто не под силу.

Винтер, заморгав, повесила голову и опустила глаз на свои дрожащие руки. «Мне это не под силу, — повторила она. — Я хочу домой». Думая это, она пустила коня вперед, и он послушно сошел с главной дороги на уединенную проселочную дорожку, ведущую в горы.

Несколько человек обернулись, чтобы взглянуть на одетую в темный костюм женскую фигурку, одиноко движущуюся по дороге. Большинство из них отвели взгляд, даже не разглядев ее как следует. Но у немногих, особенно у женщин, зашевелились в душе сочувствие и тревога. «О чем только эта девушка думает? — ахнули они. — Она что, с ума сошла?» И они крестились, или хлопали себя по лбу, или делали какой-нибудь знак, защищающий от сглаза, чтобы самим никогда не оказаться в подобном положении.

И верно, кто по своей воле мог вот так, без сопровождения мужчин, отправиться из городской безопасности в дикие пустоши, где полно головорезов? Некоторые женщины не могли оторвать взгляда от девушки, удаляющейся по дороге. Одержимые нездоровым любопытством, они сворачивали шеи, чтобы не упустить ее из виду. Но она скакала быстро и вскоре исчезла на извилистой дорожке, словно поглощенная предательской чащей кишащего бандитами и волками леса.

 

Благодарности

 

Приношу свою глубокую благодарность Светлане Пиронко из Author Rights agency, за ее энтузиазм и советы. Она не только прекрасный агент, но и замечательная подруга. Также хочу поблагодарить своего редактора, Мэри Уэбб, которая приложила все усилия, чтобы сделать мою историю как можно лучше. Благодарю Хелен Карр и Эмму Бирн, а также всех сотрудников О’Брайен Пресс, которые поддерживали меня, помогали мне и держали меня за руку; ваша увлеченность работой вдохновляет. Разумеется, я очень признательна издателю Майклу О’Брайену, за его страстную веру в Мурхоков. И конечно, я благодарю Пэт Муллен, чья доброта и великодушие открыли дверь, которая, как мне казалось, была заперта навсегда. Спасибо, Пэт — я не могу выразить, насколько я тебе благодарна.

 


Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 76; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!