Глава 3. ЗНАКОМСТВО И ПРИЗЕМЛЕНИЕ 4 страница
Он повернул голову, которая на мгновение стала его головой, быстро оглянувшись назад.
Дверь стояла на месте, у него за спиной. Стояла открытая в его мир, петли ее держались теперь за стальной косяк этой странной уборной. И – да – у двери лежал Роланд, последний стрелок. Лежал на боку, держась перевязанной правой рукой за живот.
– Я дышу, – сказал себе Роланд.– Мне бы надо вернуться и как‑то сдвинуться. Но сначала я сделаю дело. Сначала…
Он отпустил сознание Узника и отступил, выжидая, стараясь понять, заметил ли Узник его присутствие.
4
Рвота уже прекратилась, но Эдди еще постоял над раковиной, крепко зажмурив глаза.
Кажется, я на секундочку отрубился. Даже не знаю, что это было. Я что, оглядывался?
Он открыл холодную воду и, не открывая глаз, побрызгал себе на лоб и на щеки.
А потом, понимая, что дальше откладывать невозможно, осторожно открыл глаза и посмотрелся в зеркало.
Из зеркала на него глядели его собственные глаза.
Никаких чужих голосов в голове.
Никакого странного чувства, что за ним наблюдают.
"Ты на мгновение отрубился, Эдди, – пояснил ему великий мудрец и выдающийся наркоман. –Обычное дело, когда ты немножечко прибалдел от остывшей индейки".
Эдди взглянул на часы. Полтора часа до Нью‑Йорка. Самолет сядет в 4:05 по восточному поясному времени, и времечко будет горячее. Проба сил.
Он вернулся на место. Джин уже ждал его на откидном столике. Он отпил пару глотков, и к нему подошла стюардесса спросить, может, ему еще что‑нибудь нужно. Но едва он открыл рот, чтобы сказать «нет, спасибо», как вдруг опять на мгновение отрубился.
|
|
|
5
– Только чего‑нибудь перекусить, пожалуйста, – сказал стрелок ртом Эдди Дина.
– Горячее подадут в…
– Я действительно умираю с голоду, – совершенно искренне проговорил стрелок. – Все что угодно, хотя бы бутер…
– Бутер? – нахмурилась женщина в красной военной форме, и внезапно стрелок заглянул в мозг Узника.Сэндвич… слово далекое, тихое, как шорох гальки на берегу.
– Сэндвич, хотя бы.
Женщина в форме как будто задумалась.
– Ну… у нас есть рыба, тунец…
– Было бы замечательно, – обрадовался стрелок, хотя в жизни не видел танцующей рыбы. Ну ладно, нищие не выбирают.
– Что‑то вы бледный, – сказала женщина в форме. – Вам, может быть, душно?
– Да нет, это просто от голода.
Она одарила его профессиональной улыбкой.
– Сейчас чего‑нибудь вам состряпаем.
– Стряпнем? – изумленно переспросил себя стрелок. В его мире слово «стряпнуть» означало на слэнге «изнасиловать женщину». Ну да ладно. Сейчас принесут поесть. Роланд даже не знал, сможет ли он перенести сэндвич с танцующей рыбой обратно на берег, где лежит сейчас его тело, которому так нужна пища… но все по порядку, одно – за раз.
|
|
|
Стряпнуть, – подумал стрелок и тряхнул головой Эдди Дина, как будто не веря.
А потом отступил опять.
6
"Это все нервы, – уверил его великий оракул и выдающийся наркоман. –Просто нервы. Часть улетного опыта, младший братишка".
Но если это действительно нервы, тогда откуда эта странная сонливость – странная потому, что он сейчас должен быть взвинчен, как на иголках, ощущая позывы чесаться и ежиться в преддверии настоящей тряски; даже если бы он не достиг сейчас стадии «тихого кайфа», как сказал бы Генри – «остывающей индюшки», то хотя бы тот факт, что ему предстоит протащить через таможню Соединенных Штатов два фунта чистого героина – деяние, карающееся заключением на срок не менее десятки в федеральной тюрьме, – казалось бы, должен прогнать всякий сон, и плюс еще эти провалы в памяти.
Однако же, спать хотелось.
Он отхлебнул еще джина и закрыл глаза.
С чего бы ты отрубился?
Хотя нет, если бы что‑то подобное произошло, она бы уже давно побежала за аптечкою первой помощи.
Значит, не отрубился, а на секундочку отключился. Все равно дело плохо. Раньше такого не наблюдалось. Прибалдевал – это да, но никогда еще не отключался.
|
|
|
И с правой рукой что‑то явно не то: ноет, как будто по ней стукнули молотком.
Он согнул ее, не открывая глаз. Никакой боли. Никакой дрожи. Никаких голубых глаз убийцы‑профессионала. А что до провалов в памяти, так это всего лишь неудобоваримая комбинация легкого кайфа и того мерзкого состояния, которое великий оракул и выдающийся – ну вы понимаете – назвал бы хандрою контрабандиста.
Но я, кажется, все равно засну. Это ты как объяснишь?
Как улетевший воздушный шарик, к нему подплыло лицо Генри."Не волнуйся, – сказал ему Генри.– Все с тобой будет в порядке, братишка. Отсюда ты полетишь в Нассау, снимешь номер в «Аквине», а в пятницу вечером к тебе придет человек. Из приличных парней. Он все устроит, оставит тебе порошка. На уик‑энд тебе хватит. Вечером в воскресение он принесет коку, а ты отдашь ему ключ от депозитного сейфа. В понедельник утром ты сделаешь все, что сказал Балазар. Этот парень тебе поможет; он знает, как это делается. Днем в понедельник ты вылетишь, таможне покажешь кукиш, а уже вечером мы с тобой будем кушать бифштекс в игристом. Делов‑то всего ничего, вот увидишь, братишка. Разговору больше. Все будет легко и прохладно".
|
|
|
Но, похоже, запахло жареным.
Загвоздка в том, что они с Генри были точно как Чарли Браун и Люси. Разница была только в том, что иногда Генри придерживал мяч на футбольном поле, чтобы Эдди мог по нему ударить – такое случалось не часто, но все же случалось. Эдди даже подумал как‑то в своем героиновом кайфе, что надо бы написать Чарльзу Шульцу.Уважаемый мистер Шульц, – написал бы он.Вы все‑таки немного не правы, что в последнюю секунду Люси ВСЕГДА у вас отфутболивает мяч. Ей бы хотя бы изредка его придержать. Чарли Браун такого даже предположить не сможет, ну вы понимаете. Иногда ей надо бы придержать мяч для него, хотя бы три‑четыре раза подряд, потом целый месяц вообще не держать, потом – снова, потом – опять ничего пару дней, а потом… но, вы, наверное, уже поняли, что я хочу сказать. Ребятенок ПО‑НАСТОЯЩЕМУ прибалдеет.
Эдди знал, что нужно сделать, чтобы ребятенок по‑настоящему прибалдел.
Знал по опыту.
Один человек из приличных парней, – сказал Генри, а пришло какое‑то худосочное существо с желтушной мордой, британским акцентом, тонкими такими усиками, как в фильмах сороковых годов, и желтыми, как бы запавшими внутрь зубами. Эдди они напомнили зубья старенького капкана.
– Ключ у тебя, senor? – спросил он с этим своим акцентом выпускного класса британской средней школы.
– Ключ в порядке, – ответил Эдди. – Если я тебя правильно понял.
– Давай тогда мне.
– Нет, так мы не договаривались. Ты должен мне кое‑что передать, чтобы мне хватило на выходные. А вечером в воскресение ты должен сюда кое‑что приволочь. Тогда я отдам тебе ключ. В понедельник ты пойдешь в город и там уже заберешь, что тебе надо. Я уж не знаю, чего там. Не мое это дело.
Внезапно в желтушной руке существа возник маленький автоматический пистолет.
– А почему бы тебе не отдать его просто так, senor? Я сберегу себе силы и время, а ты сохранишь свою шкуру.
Несмотря не пристрастие к наркоте, Эдди Дин сохранил в себе крепкий стержень. Это знал Генри; и что важнее – это знал Балазар. Поэтому его и послали. Многие думали, что поехал он потому, что его хорошо прижало. Но Эдди знал, и Генри знал, и Балазар. И только они с Генри знали, что он все равно бы поехал, даже если бы он завязал с этим делом и был бы чист, как стекло. Ради Генри. Балазар бы до этого не додумался, но к чертям Балазара.
– А почему бы тебе не убрать эту штуку, засранец? – полюбопытствовал Эдди. – Или ты добиваешься, чтобы Балазар прислал сюда какого‑нибудь громилу, который тебе повыковыривает глазенки ржавым ножичком?
Желтушное существо улыбнулось. Пистолет исчез как по волшебству, а на месте его возник маленький сверточек. Он протянул его Эдди.
– Шутка, ты ж понимаешь.
– Как скажешь.
– Увидимся вечером в воскресение.
Он повернулся к двери.
– По‑моему, лучше тебе не спешить.
Желтушное существо обернулось, брови его поползли вверх.
– Ты что же, думаешь, я не смогу уйти, если мне так захочется?
– Я думаю, если ты сейчас выйдешь отсюда, дерьма потом не оберешься, а я завтра уеду. И ты будешь по уши в дерьме.
Желтушное существо надулось и присело на единственный в комнате стул, а Эдди пока открыл сверток и отсыпал на стол немного коричневого порошка. Смотрелся он гадостно. Эдди взглянул на желтушное существо.
– Я знаю, как оно выглядит, выглядит как дерьмо, но это с виду, – проговорило желтушное существо. – Товар хороший.
Эдди вырвал листок бумаги из блокнота на столе и насыпал на него немного коричневого порошка из кучки. Послюнявил палец, взял на него чуть‑чуть порошка, засунул палец глубоко в рот и тут же выплюнул в корзину для мусора.
– Ты хочешь смерти? Я правильно понимаю? Есть у тебя последнее желание?
– Это все, что есть, – еще больше надулось желтушное существо.
– У меня есть заначка на завтра, – солгал Эдди, уверенный, что у желтушного существа не хватит силенок проверить его. – ТВА. Я решил запастись на случай, если на встречу придет какой‑нибудь типа тебя мудила. Я, в общем‑то, и не сержусь. Так даже лучше. Я, наверное, не приспособлен для таких дел.
Желтушное существо призадумалось. Эдди тоже сел и полностью сосредоточился на том, чтобы не сделать лишних движений. Но ощущение было такое, как будто он весь в движении: он как будто скользил и дрыгался, скакал, и чесался, и трескался. Он даже поймал себя на том, что глаза его так и косятся на кучку коричневого порошка, хотя он понимал, что это – яд. Он принял дозу сегодня утром, ровно в десять, и прошло уже десять часов. Но если он выдаст себя каким‑нибудь неосторожным движением, тогда ситуация круто изменится. Желтое существо не просто сидело задумавшись, оно наблюдало за ним, пытаясь определить, блефует он или нет.
– Может, я и смогу чего‑нибудь надыбать, – проговорило оно наконец.
– Тогда почему бы тебе не попробовать? – сказал Эдди. – А то уже скоро одиннадцать: я выключу свет и повешу на дверь табличку «НЕ БЕСПОКОИТЬ», и если кто‑нибудь после этого постучится в дверь, я позвоню портье и скажу, что ко мне кто‑то ломится и чтобы прислали охранника.
– Мудак, – выдало существо со своим безупречным британским акцентом.
– Нет, – возразил Эдди, – ты ждал, что пришлют мудака. А прислали меня. И у меня все схвачено. А вот ты точно засранец, и если к одиннадцати ты не вернешься с чем‑нибудь удобоваримым – не обязательно что‑то совсем уже выдающееся, но только, пожалуйста, не такую отраву, – то вместо простого засранца будет мертвый засранец.
7
Желтушное существо вернулось задолго до одиннадцати часов. В половине десятого. Эдди решил, что другой порошок был все время при нем, а точнее – в машине.
На этот раз порошка было чуть‑чуть побольше. Не чисто белого, но хотя бы цвета слоновой кости, что уже вселяло надежду.
Эдди попробовал. Вроде бы ничего. На самом деле, гораздо лучше, чем ничего. Даже, можно сказать, отлично. Эдди свернул доллар в трубочку и втянул в себя дозу.
– Ну, значит, до воскресения, – оживленно пробормотало желтушное существо, поднимаясь со стула.
– Погоди, – окликнул его Эдди так, как будто это у него была пушка. В каком‑то смысле, она была. Его оружие – Балазар. Эмилио Балазар, крупнокалиберный дробовик в нью‑йоркском чудесном мире наркоты.
– Опять годить?! – желтушное существо обернулось и посмотрело на Эдди как на притыренного. – Теперь с какой радости?
– Слушай, я тут подумал, если мне вдруг поплохеет с этой дряни, которую я сейчас принял, ведь это будет абзац. Если я кончусь, так это будет большой абзац. Но если мне только чуть‑чуть поплохеет, я дам тебе еще один шанс. Знаешь, как в этой сказке, про парня, который тер лампу и получил три желания.
– С этого не поплохеет. Это китайский белый.
– Если это китайский белый, то я тогда Дуайт Гуден.
– Кто?
– Дед пихто.
Желтушное существо снова уселось на стул. Эдди сидел за столом у себя в номере над кучкою белого порошка (предыдущий товар, Д‑Кон или что там было, он давно уже спустил в унитаз). По телику «Храбрецы» продувались «Ретивым», спасибо ВТБС и спутниковой антенне на крыше мотеля «Аквина». Откуда‑то из глубины сознания поднималось слабое ощущение успокоения… но этот только казалось, на самом же деле оно исходило – Эдди читал в медицинском журнале – из пучка нервов на копчике, в этих нервах и начинается героиновая зависимость, когда они неестественно утолщаются при постоянных приемах дозы.
"Хочешь быстренько излечиться? – однажды спросил он у брата.– Сломай себе позвоночник, Генри. Правда, ноги не будут двигаться, а заодно и член, но зато сразу слезешь с иглы".
Генри ответил, что это совсем не смешно.
Сказать по правде, и сам Эдди тоже не видел в таком повороте дел ничего смешного. Если единственный быстрый способ избавиться от обезьяны, которая села тебе на шею, это сломать себе спину выше пресловутого пучка нервов, значит, обезьяна засела крепко. И это не капуцин, смышленый маленький талисманчик на капоте машины, а здоровенный и злобный бабуин.
Эдди еще раз втянул в себя порошок.
– Ладно, – чуть погодя сказал он. – Это сойдет. Можешь освободить помещение, засранец.
Желтушное существо поднялось со стула.
– У меня есть друзья, – сообщило оно. – Если я им скажу, они могут сюда завалиться, и тогда тебе не поздоровится. Ты будешь меня умолять на коленях, чтобы я забрал ключик.
– Только не я, приятель. Только не этот мальчик, – улыбнулся Эдди. Он не знал, как эта улыбка смотрелась со стороны, но, наверное, все‑таки не совсем дружелюбной, потому что желтушное существо пулей вылетело из номера, ни разу даже не оглянувшись.
Когда Эдди Дин убедился, что оно больше уже не вернется, он забалдел.
Отлетел.
Уснул.
8
И сейчас засыпал тоже.
Стрелок, который каким‑то чудесным образом вошел в сознание этого человека (человека, чьего имени он до сих пор не знал; то ничтожество, которое Узник мысленно называл «желтушное существо», тоже не знало его и поэтому ни разу не произнесло), смотрел во все глаза, как давным‑давно в детстве – на сцену, где шло представление, когда мир еще не сдвинулся с места… стрелок сравнил ощущение с просмотром пьесы, потому что другого сравнения не знал. Если бы он видел фильмы, он скорее сравнил бы свое ощущение с фильмом. Но понятия даже о тех вещах, которых Роланд в жизни не видел, он мог извлекать из сознания Узника, потому что их ассоциации были очень похожи, а вот имени он прочесть не сумел. Он знал имя старшего брата Узника, а имя Узника – нет. Но, с другой стороны, имена – это тайна, исполненная силы.
И к тому же, сейчас имя – не самое важное. А важно, во‑первых, то, что человек этот ослаб от своей пагубной привычки, а во‑вторых, что под слабостью этой таится сталь – как хороший револьвер, затянутый зыбучим песком.
Стрелок почувствовал укол боли: этот парень очень похож на Катберта.
Кто‑то подходил. Узник спал и не слышал. Стрелок же не спал, и слышал, и снова подался вперед.
9
Потрясающе, – думает Джейн. –Он говорит, что умирает с голоду, и я бегу делать ему пожрать, потому что он такой милый, а когда возвращаюсь, он спит.
И вдруг пассажир – парень лет двадцати, высокий, в чистых, слегка полинявших джинсах и пестрой клетчатой рубашке – приоткрыл глаза и улыбнулся ей.
– Благодарствую вам, – сказал он… или так ей послышалось. Какое‑то странное слово, архаичное… или иностранное. Наверное, разговаривает во сне.
– Не за что, – она одарила его своей лучшей улыбкой очаровательной стюардессы, уверенная, что он сейчас же опять уснет, а сэндвич так и будет лежать нетронутым, пока не подадут горячее.
Ну ладно, тебя же учили, что так в основном и бывает, верно?
Она вернулась на камбуз, чтобы перекурить.
Она зажгла спичку, поднесла ее к сигарете, и вдруг остановилась, так и не прикурив, потому что такому ее не учили.
Я решила, что он приятный. Преимущественно из‑за глаз. Карих глаз.
Но только что пассажир в кресле 3А приоткрыл глаза, и они были не карими, а голубыми! И вовсе не привлекательно‑сексуальными, как, скажем, у Пола Ньюмана, а холодными, цвета айсберга. Они…
– Ой!
Спичка догорела, огонек обжег пальцы. Она тряхнула рукой.
– Джейн? – спросила Паула. – Что с тобой?
– Ничего. Замечталась.
Она зажгла еще одну спичку и на этот раз прикурила. После первой затяжки ей пришло в голову единственное обоснованное и разумное объяснение. Контактные линзы. Конечно. Того типа, что изменяют цвет глаз. Он ходил в туалет. И оставался там очень долго, она уже даже забеспокоилась, как бы его не укачало: он был такой бледный, и вид у него нездоровый, как бывает, когда человеку плохо. А он просто снимал контактные линзы, чтобы было удобнее спать. Вполне обосновано.
"Бывает, ты что‑то почувствуешь, – в мыслях внезапно раздался голос из недавнего прошлого. ‑Такое свербящее ощущение. Сама увидишь, что что‑то не так".
Цветные контактные линзы.
Джейн Дорнинг сама лично знала дюжины две людей, которые носили контактные линзы. И большинство работает на авиалиниях. Никто прямо об этом не говорит, но Джейн, кажется, знала причину: пассажирам не нравится, когда кто‑то из экипажа носит очки – это их нервирует.
Из этих двух дюжин человека четыре носят цветные контакты. И уж если простые контактные линзы стоят недешево, то можно представить, сколько стоят цветные. Из всех знакомых Джейн такие денежки на себя выложили только женщины и притом исключительно тщеславные.
Ну и что? Парни тоже бывают тщеславными. Почему бы и нет? Выглядит он неплохо.
Нет. Как раз – плохо. Он милый, конечно, но не более того; и с таким бледным лицом вся его привлекательность как‑то теряется. Правда, зубы хорошие, ровные. Но вряд ли он за собой следит. Тогда зачем ему контактные линзы?
Многие пассажиры просто боятся летать.
В наши дни, когда в мире полно террористов, налетчиков и наркоманов, экипаж самолета боится своих пассажиров.
У нее в голове звучал голос инструкторши из летной школы, этакой прожженной крутой бой‑бабы, старой воздушной волчицы, которая, наверное, могла бы летать еще с Вилеем Постом:«Если возникли какие‑то подозрения, не надо сразу их отметать. Даже если вы вдруг забудете, как надо вести себя с потенциальными или явными террористами, это вы должны помнить всегда: если возникли какие‑то подозрения, к ним надо прислушаться. Иной раз бывает, что экипаж потом утверждает, что у них ничего такого и в мыслях не было, пока парень не вынул гранату и не объявил, что, мол, летим на Кубу, иначе он все здесь разворотит. Но обычно всегда находится человека два‑три (и чаще всего – стюардессы, которыми вы, девочки, станете через месяц), которые скажут потом, что они что‑то почувствовали. Какое‑то свербящее ощущение. Что что‑то явно не так с парнем в кресле 91С или с девицей в 5А. Они что‑то почувствовали, но ничего не предприняли. Им что‑то за это будет? Конечно, нет. Нельзя же заламывать парня только за то, что, скажем, тебе не понравилось, как он почесывает свои прыщи. Проблема в другом: они чувствуют что‑то… а потом забывают напрочь».
Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 76; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!