Сельское хозяйство – животноводство 8 страница
Намотка и тканье шелка
В 1862 году я предпринял путешествие по шелковым районам Гуандуна. Лишь один эпизод омрачил поездку, которую я всегда буду вспоминать как одну из самых приятных. Жители Цзюцзяна до нашего прибытия никогда не видели иностранцев, и, к несчастью, в то время у них был повод, чтобы встретить нас враждебно: столицу провинции незадолго до этого заняли союзные армии Великобритании и Франции. Они сопровождали нас в ямэнь главного местного мандарина и не раз угрожали нам немедленной смертью. Оказалось, что мандарин совершенно не может совладать с толпой и опасается за нашу безопасность более чем мы сами. В конце концов, решив, что наступает решающий момент, он вызвал нескольких храбрецов, чтобы те проводили нас в соседний город Цзиньхэ. Мы оставили город при нечеловеческом реве разъяренной толпы и были радушно приняты населением Цзиньхэ, которое оказалось дружелюбнее. Тогда же я посетил несколько шелковых городов, равных по значению Цзюцзяну и Цзиньхэ: Лунсянь, Лунцзян, Шатоу, Наньпань, Лулоу, Хуаншуй, Юнъань, Далян, Си‑ни‑лань, Хунтань, Шуйдун, Цзя‑ин‑гуй‑чжоу, Юнцзи, Гулун, Цзию, Ло‑шу‑и, Лунтань, Хэчуань, Хуанъянь, Фэнгань, Гуанхуа и Бай‑цзяо. Общее количество шелка, производящегося в провинции Гуандун, оценивается в три миллиона лянов. В каждом из перечисленных мной главных шелководческих городов есть рынок, где продается шелк‑сырец. Эти рынки крыты черепичными крышами и обнесены высокими стенами. Они разделены на отдельные помещения, подобные стойлам в конюшне. В рыночный день в каждом помещении сидит шелковод, перед которым на столе разложены образцы шелка. Немало его покупают европейские купцы, которые посылают шелк‑сырец на английские рынки. Но много сырца обрабатывают и ткачи из Кантона (они составляют немалую часть городского населения) и близлежащих деревушек. Ткацкий станок для простого тканья в Китае очень похож на тот, каким пользуются в Англии и в других европейских странах, но каркасы для навоя{140} основы в некоторых отношениях отличаются от тех, которыми постоянно пользуются европейцы. Чтобы выткать травчатый шелк или атлас, в Китае все еще используют самый примитивный вытяжной ткацкий станок. Мальчик садится на раму и с безошибочной точностью вытягивает струны или шнуры, спуская необходимые нити основы перед движением челнока. Кантон известен изготовлением кисеи, а также шелка и атласа. Но на мой взгляд, самую лучшую кисею делают в городе Даньян Сянь на берегах Великого канала. На эту ткань большой спрос: ее раскупают на летнюю одежду мандаринов и джентри. Посетив Даньян, Ханчжоу, Хучжоу и Сучжоу, я заметил, что по одной стороне лавки стояли ткацкие станки, а по другой – прилавок, где продавались ткани. Поскольку китайцы совсем не расположены к нововведениям, боюсь, много лет должно пройти, до того как вытяжной станок уступит место превосходному изобретению месье Жаккарда.
|
|
|
|
|
|
Ткацкий станок
В Кантоне много ткачей, зарабатывающих себе на хлеб изготовлением широких лент, которыми обматывают ножки китайские женщины. Эти тесемки или ленты не используются для бинтования ног, хотя так полагают многие иностранцы, живущие в Китае: на самом деле ноги бинтуют полосами грубой материи. Шелковые ленты заменяют чулки, то есть их ткут как украшение для бинтованных ног, и они достаточно длинны, чтобы их можно было обернуть вокруг всей ноги.
Китайцы так же известны своим искусством вышивания, как и ткацким мастерством. Например, в Кантоне многие мужчины и женщины (но в основном все‑таки мужчины) постоянно заняты вышиванием покровов на жертвенники, знамен и всевозможной одежды. Главные лавки в Кантоне, где делают вышивки с прекрасной композицией и подбором цветов, расположены на улице Чжуан‑юань‑фан, рядом с воротами Тай‑пин‑мэнь (воротами Великого спокойствия). Ткань, которая должна быть вышита, закреплена на горизонтальной раме, перед которой сидит на табуретке вышивальщик. Креповые шали, изготовлением которых по праву славятся китайцы, вышивают в городе Байцзяо провинции Гуандун. Я был немало удивлен во время посещения этого города, обнаружив, что эти поистине прекрасные вещи изготовляют в бедных и грязных домах на улице Байцзяо.
|
|
|
Прежде чем закончить эту главу, следует упомянуть о том, что собственно в Китае, и чаще всего, насколько мне известно, поблизости от Чифу в провинции Шаньдун, а также в Монголии и Маньчжурии, есть шелкопряды, от которых получают то, что китайские торговцы называют горным шелком. Эти крупные шелкопряды водятся на дубах. Шелковые материи, изготовленные из горного шелка, очень грубы.
Глава 28
Гончарное дело
Изготовление глиняных сосудов для домашнего обихода и других сфер человеческой деятельности, по всей вероятности, представляет собой одно из самых древних ремесел. Мы узнаем, что гончарное дело существовало в глубочайшей древности как у самых просвещенных, так и у самых варварских народов. В Библии нередко встречаются упоминания о горшечниках. Самое раннее упоминание о глиняных сосудах находится в Книге Судей (7: 16–19). В Книге Бытия (21: 14, 15) говорится о сосуде, который в нашем переводе передано как «бутыль»{141}, но, по‑моему, не может быть сомнений в том, что такие сосуды делались не из глины, а из шкур. Некоторые комментаторы склонны думать, что кувшин Ревекки, о котором говорится далее в той же книге (24: 14, 15), был сделан из обожженной глины. Я думаю, определенности в этом вопросе достигнуть совершенно невозможно. Многие очень древние языческие тексты упоминают о гончарном круге, и мы располагаем неопровержимыми свидетельствами того, что уже очень давно китайцы умели делать фарфоровую посуду высокого качества. Искусство изготовления фарфора, так рано освоенное китайцами, со временем распространилось и в других частях Азии, и особенно в соседней Японской империи. Иезуитский миссионер по имени Энтреольес, посетивший Китай для исполнения своего священного долга в начале XVIII столетия, рассказывал, что тогда еще сохранялись керамические или фарфоровые сосуды, по утверждениям китайцев, изготовленные или ранее царствований императоров Яои Шуня, или во время этих царствований.
|
|
|
Стеклодувы
Если утверждение правдиво, то производство фарфора в Китае действительно восходит к глубокой древности, поскольку согласно захаровской хронологии Китая император Яо правил в 2357 году до Р.Х. а его преемник Шунь – в 2355 году до Р.Х. Изыскания месье Жюльена из Парижа проливают свет на истоки гончарного мастерства в Китае. Этот великий синолог сообщает нам, что во время царствования императора Хуанди, занимавшего трон Китая с 2697 по 2597 год дон. э., уже существовала чиновничья должность контролера гончарного дела, на которую назначало правительство. Месье Жюльен сообщает, что именно в царствование Хуанди искусству изготовления керамических сосудов положил начало предприимчивый китаец по имени Гуань Яо. В первые века христианской эры в земле нашли несколько фарфоровых ваз; передают, что они были снежно‑белыми, но качество этих ваз было не таким уж высоким, а пропорции не отличались гармоничностью. Согласно утверждениям Уилкинсона и других современных египтологов, вазы, по всей видимости, китайского происхождения находили в древних гробницах некогда гордых и богатых Фив. Одна из этих гробниц относилась еще к эпохе фараонов. Если я не ошибаюсь, одна из ваз в настоящее время находится в Луврском музее, где ее считают интереснейшим экспонатом. Из восемнадцати провинций, на которые разделен собственно Китай, более всех славится горшечными глинами Цзянси. А в этой провинции первое место занимают районы Пин‑ли и Цзя‑хао. В области Хуэйчжоу провинции Аньхой тоже есть горшечная глина высокого качества. Здешние глины мягкие, гладкие и почти все – одноцветные. Глина, составляющая исключение, имеет прожилки, похожие на оленьи рога. Многие гончары отдают ей решительное предпочтение. Город, с давних пор славящийся своими фарфоровыми фабриками, – это Цзин‑дэ‑чжэнь. Он расположен рядом с Пин‑ли и Цзя‑хао, которые я только что упомянул как месторождения лучших горшечных глин. Путь к нему идет по горной реке Чанцзян, и, поскольку он расположен на ее южном берегу, Цзин‑дэ‑чжэнь иногда называют также Чан‑нань‑чжэнем. Что касается судоходности этой реки, то она во многих местах очень мелка, и поэтому по ней плавают по большей части на плоскодонках. В стремнинах эти лодки приходится буквально тащить против течения, и они так часто бьются о скалистое дно, что иногда одна‑две доски выскакивают из пазов. Лодка, в которой плыл я, столько раз билась о камни в течение ночи, которую я провел на борту после прибытия в Цзин‑дэ‑чжэнь, что команде, состоявшей из трех или четырех крепких мужчин, пришлось подниматься и вычерпывать воду. Лодка, стоявшая рядом с нами на якоре, столкнулась с такими же трудностями. Вода Чанцзяна кристально чиста, это лучший напиток для людей, любящих пить воду. Когда мы были в десяти или в двенадцати милях от Цзин‑дэ‑чжэня, густые клубы дыма от затопленных печей убедили нас в том, что мы приближаемся к большому фабричному городу. Осколки керамической посуды, которыми было здесь буквально усеяно дно реки, тоже свидетельствовали о том, что неподалеку находится город, который вот уже многие столетия славится керамическим производством.
К моменту нашего прибытия над городом встала полная луна, но полночные небеса, вопреки ее яркому свету, озарялись огненным заревом многочисленных печей. На следующее утро мы собрались осматривать город и гончарные мастерские. Наши приготовления были довольно‑таки сложными, поскольку гончары в Цзин‑дэ‑чжэне недоброжелательны к иностранцам и подобно всем, кто работает с глиной, склонны к грубости и необузданности. По этим причинам мы сочли целесообразным отправиться в мастерские переодетыми. После я узнал, что мы сделали правильно: следующей партии путешественников – французских ценителей гончарного искусства (а я тогда еще сожалел, что не могу подождать и присоединиться к ним, – ведь у них были письма от французского посла в Пекине и от высокопоставленных китайских чиновников) – вообще не позволили понаблюдать за обычным производственным процессом. Им заявили, что у работников якобы выходные! На самом деле китайцам просто не хотелось, чтобы агенты французского правительства пристально присматривались к местным гончарным мастерским. Они были предельно вежливыми, как в доме, где узнают о визите непрошеных гостей и поручают служанке сказать, будто хозяев нет дома.
Мои приготовления состояли в том, что я облачился в местную одежду и из‑за холодной погоды надел большой капюшон, которые там носили: он закрывает не только голову, но и часть лица. Пара больших очков, по моим представлениям, окончательно сделала меня неузнаваемым, но капитан плоскодонки, поглядев на мою долговязую фигуру, шагающую с независимым видом англичанина, с этим не согласился. Он обеспокоенно заметил, что эдак расхаживать по улицам не стоит. Капитан прошелся по палубе, в точности изобразив мою походку, а затем показал, как надо ходить: он согнулся, ссутулился и прошел «по‑китайски» с носа лодки ко мне. Благодаря этому наставнику, чьим указаниям я следовал весь день, мне удалось без особого риска передвигаться по Цзин‑дэ‑чжэ‑ню. Я вызвал подозрение только однажды. То ли рост свидетельствовал о моей принадлежности к варварской расе, то ли какое‑нибудь движение, не характерное для китайца (прежде всего, меня беспокоили китайские чулки: они оказались слишком короткими, а мне было нечем их подвязать), но один сообразительный юноша шагал некоторое время рядом, бросая на меня подозрительные взгляды, но в конце концов все‑таки пошел своей дорогой.
Энтреольес говорит, что город Цзин‑дэ‑чжэнь «имеет одну лигу{142} в длину, а жителей там миллион душ». По всей вероятности, в начале XVIII столетия, когда он там жил, Цзин‑дэ‑чжэнь и вправду был таким многолюдным. Однако я склонен заключить, что в настоящее время население города гораздо меньше. Можно назвать как минимум одну причину серьезного уменьшения численности горожан. Во время Тайпинского восстания, опустошавшего наиболее процветающие районы Китая с 1847 по 1854 год, Цзин‑дэ‑чжэнь был захвачен повстанцами. Они, по обыкновению, начали проводить массовые убийства местных жителей, подобных которым не видело ни прошлое, ни наше столетие{143}. Мятежники стали вести беспорядочную стрельбу на улицах и во дворах, не обращая внимания ни на возраст, ни на пол, ни на общественное положение жертв, с той же яростью, что и во время сражений. Никто из нападающих не проявлял гуманности, никто не выказал ни малейших знаков сочувствия. Полностью овладев городом, они рассредоточились и начали вламываться в дома с целью грабежа. Совершались хладнокровные убийства. Захватчики не знали жалости ни к старым, ни к больным, ни к юным. К этому времени большая часть города была объята пламенем, а поскольку пожар начался сразу в нескольких местах, его нельзя было объяснить случайностью. Большинство самых заметных городских зданий и множество домов бедноты были стерты с лица земли, так что, когда вновь воцарился мир, жители, спасшиеся от ярости повстанцев и пожелавшие вернуться под отеческий кров, часто обнаруживали, что им негде найти пристанище. Город, где, по словам Энтреольеса, в XVIII веке было такое многочисленное население и где, несмотря на страшную резню 1854 года, ныне, наверное, столько же жителей, как в нашем Бирмингеме, оказывается, был центром производства керамики с начала правления династии Чэнь (557 год н. э.). В 1280 году, во время правления династии Юань, китайское правительство назначило высокопоставленного чиновника надзирать за производством керамики. На второй год правления под девизом Хун‑у (в 1369 году) был издан императорский указ возвести большую факторию и печи на Чжу‑шань, или Жемчужном холме, – там должны были делать вазы и другую посуду для членов царствующего дома. Следить за тем, чтобы работы на императорской фактории проводились в должном порядке, был поставлен очень знатный чиновник, которому была дана полная власть над всем этим заведением. Указу повиновались, но воздвигнутое тогда здание сгорело в пожаре, устроенном мятежниками в 1854 году. Китайские летописцы сообщают, что эта фактория была обнесена стеной окружностью в милю с лишним. В центре участка был общий зал, где императорский управляющий имел обыкновение совещаться с подчиненными ему чиновниками. На севере и на юге огороженной территории располагались конторы, на востоке же и на западе – казна фактории, из которой оплачивали текущие расходы. Неподалеку от южных ворот находилась башня, а на ней стоял большой барабан. Рядом с башней была тюрьма, куда сажали непокорных рабочих. Были и более привлекательные здания – два больших зала, где рабочие обычно отдыхали. Там же располагались и три храма, первый из которых был посвящен Ю Тулину – изобретателю гончарного искусства, второй – Бэй‑ди, божеству севера, а третий – Гуань‑ди, богу войны. Снаружи, за пределами стен, был храм, тоже относившийся к фактории, с идолом бога‑покровителя уезда. Каждая из шести печей носила особое имя. В первой обжигали зеленые фарфоровые сосуды, она называлась зеленой печью; во‑второй делали посуду с изображением драконов, поэтому называлась лун‑яо, третья – фэн‑хо‑яо, или печь ветра и огня; четвертая – сэ‑яо, или цветная печь, пятая – лань‑хуан‑яо, или синяя и желтая печь, а шестая – хэ‑яо, или печь для обжига огнеупорных капсул. Перед главными воротами фактории, как и перед всеми правительственными зданиями в Китае, находилась декоративная стена с изображением большого дракона.
Работали там в основном выходцы из районов Холян и Паньтун. Одно время у мандаринов были полномочия заставлять тамошних жителей работать на императорской фактории, но некий чиновник Чжу Сунь решил, что нет необходимости придерживаться этого принципа, и предложил набирать работников из всех близлежащих уездов. Через некоторое время идея была одобрена, и на императорскую факторию стали набирать работников со всей округи, причем их труд щедро оплачивался. Они были разделены на пять классов, которые назывались соответственно «огнем», «водой», «деревом», «металлом» и «почвой». Далее шли еще двадцать две группы:
1. Да‑цзо, или крупная посуда.
2. Сяо‑цзо, или мелкая посуда.
3. Гу‑цзо, или сосуды, сделанные по древним образцам.
4. Дяо‑су‑цзо, или резьба.
5. Инь‑цзо, или сосуды, изготовленные по формам.
6. Хуа‑цзо, или расписной фарфор.
7. Чун‑синь‑цзо, или сосуды, сделанные по новым образцам.
8. Цзай‑лун‑цзо, или сосуды с барельефными изображениями драконов.
9. Се‑цзы‑цзо, или вазы, на которых начертаны китайские иероглифы.
10. Сэ‑цай‑цзо, или разноцветный фарфор.
11. Ци‑цзо, или лакированный фарфор.
12. Хэ‑цзо, или изготовление коробок и ящиков для фарфора.
13. Янь‑цзо, или окраска.
14. Ни‑шуй‑цзо, или работы по укладке кирпичей.
15. Да‑му‑цзо, или плотницкие работы.
16. Сяо‑му‑цзо, или столяры.
17. Чуань‑цзо, или корабельные плотники.
18. Те‑цзо, или литейщики.
19. Чжу‑цзо, или работники по бамбуку.
20. Со‑цзо, или изготовители веревок.
21. Тун‑цзо, или бондари.
22. Дун‑чуй, или рабочие, растирающие глину в ступах.
Энтреольес сообщает, что помимо этой императорской фактории в городе было не менее трех тысяч печей, находившихся в собственности предприимчивых горожан. Когда я был в Цзин‑дэ‑чжэне, императорская фактория все еще стояла в запустении. Несомненно, с тех пор она, подобно сказочному фениксу, восстала из руин, и на ней вновь кипела работа.
Я уже говорил, что лучшую гончарную глину добывают поблизости, в Пин‑ли и Цзя‑хао. Различают два ее вида: собственно каолин (гао‑лин), и пе‑тун‑зе{144}. Проследим за тем, что происходит со вторым видом глины, прежде чем он попадает в руки гончара. Карьер, откуда эту глину добывают, ярко свидетельствует о ценности, которую придают этим непривлекательным серым массам, – так многочисленны тамошние шахты или пещеры. Для поддержки потолка, где проводится раскоп, сделаны крепкие деревянные колонны. Одни рабочие отрезают киркомотыгами куски глины разных размеров, другие кладут их куски в корзины. Когда корзины наполняются, их на спинах относят к дробилкам, находящимся в больших сараях неподалеку от шахт. Затем бай‑дунь‑цзы кладут в ступы, которых по несколько штук; в каждом сарае. Всю глину разминают песты, приводимые в движение водяным колесом. Когда она в достаточной мере измельчена, ее в корзинах относят к расположенному поблизости прудику и ссыпают туда, чтобы она как следует смешалась с водой. Полученную смесь некоторое время не трогают, и более тяжелые частицы размолотой в порошок массы оседают на дно. На поверхности пруда в конце концов остается напоминающая крем жидкость. Ее вычерпывают и выливают в другой резервуар, где ее сбивают рабочие, ходя по ней взад‑вперед. Тяжелые частицы глины, опустившиеся на дно первого водоема, относят обратно к дробилкам, где их размалывают в более мелкий порошок. После этого их вновь относят к пруду, и процесс повторяется. Тем временем жидкость, напоминающую по консистенции крем, которую как следует взболтали, на некоторое время оставляют в резервуаре. Когда вся очищенная глина опускается на дно, воду спускают и достают бай‑дунь‑цзы. При помощи специальных форм ему придают вид брусков. Из‑за своего цвета они так и называются бай‑дунь, или белые бруски. Подготовка каолина для гончаров бывает почти такой же. Впоследствии бруски глины растирают до состояния порошка, его тщательно промывают в ключевой воде, обе глины смешивают до тестообразной массы, иногда ее месят люди, а иногда – буйволы. Для этого буйволов водят туда и обратно по большому резервуару с этой массой. Из нее гончар делает посуду при помощи гончарного колеса. Согласно одному известному автору, его «вращает человек, держащий конец плоского ремня, который слегка прижимает к ободу колеса; работник тянет за один конец ремня, приводя колесо в движение другим концом. После каждого рывка ремень отпускают и возвращают на прежнюю позицию на ободе, чтобы повторить рывок. Ремню не дают соскользнуть с колеса торчащие на ободе шпильки или зубчики». Мальчик‑помощник подает гончару столько глины, сколько требуется для изготовления сосуда определенного размера. Гончар кладет часть глины на круглый вращающийся стол, который приводит в движение приставленный к колесу человек, внимательно следящий за действиями гончара и соответственно регулирующий скорость вращения. Горшечник, или на профессиональном языке гончар, сначала делает из глины столбик, а потом сжимает ее в лепешку, затем проделывает в ее центре большим пальцем отверстие и продолжает вытягивать и давить глину, пока она не примет нужной формы. Конечно, прямоугольные сосуды и вообще сосуды с любыми углами формуются при помощи ножей. После формовки сосуды ставят на солнце, иногда в помещение, чтобы они затвердели.
Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 83; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!