Доктор Д’Арк-Ангел ставит диагноз 4 страница



До сумасшествия, до одури. Нет, он не выдержит, начнет чесаться!

И он почти начал. Но замер, так и не двинувшись.

Легче все равно не станет — он просто не успеет почувствовать облегчения, умрет раньше. «Вот умора! Боже всемогущий! Как смешили меня всякие недоумки, страдающие чесоткой, что вечно тряслись перед медкомиссией, вечно чесались и довольно похрюкивали. Господи, как я теперь им завидую! Что только не лезет в голову! Даже самому дико».

Зуд не прекращался. Терренс чуть поерзал. Стало еще хуже. Снова глубоко вздохнул.

Осколки ребер опять впились в легкие.

На этот раз, слава Богу, от боли он потерял сознание.

— Ну, Терренс, как вам кибены на первый взгляд? — Наморщив лоб, Эрни Терренс потер пальцем скулу.

Потом взглянул на командира и пожал плечами:

— Просто фантастика.

— Почему фантастика? — спросил командир Фоли.

— В точности как мы. Если не считать, конечно, желтой кожи и пальцев-щупальцев. В остальном человеческие существа.

Отключив видеошлем, командир достал из серебряного портсигара сигарету, предложил лейтенанту. Закурил. Зажмурив один глаз, пристально разглядывая кольца дыма, проговорил:

— И даже хуже. Посмотрели бы вы на их внутренности: будто их вытряхнули, перемешали как попало с органами других видов и кое-как запихали обратно — лишь бы втиснуть. Ближайшие лет двадцать нам предстоит ломать головы, разгадывая raison d'etre[2] их метаболизма.

Терренс хмыкнул, вертя между пальцами незажженную сигарету.

— Это по меньшей мере.

— Точно, — согласился командир. — А ближайшую тысячу лет будем разгадывать, как они мыслят, почему нападают на нас, как с ними поладить, что ими движет.

«Да, пожалуй, если только они позволят нам столько протянуть», — подумал Терренс.

— Почему мы воюем с кибенами? — спросил он. — Я имею в виду, в чем истинная причина?

— Потому что кибены стремятся уничтожить любого, в ком распознают человеческое существо.

— А что они против нас имеют?

— Какая разница? Может, им не нравится, что кожа у нас не желтая, может, не устраивает, что наши пальцы не такие гибкие и гладкие; может, им кажутся слишком шумными наши города. Множество разных «может быть». Но какая разница? О выживании задумываешься только тогда, когда надо выжить.

Терренс кивнул. Он понял. Понимал и кибен. Потому то, усмехнувшись, он и включил бластер. Потому и шарахнул прямой наводкой, потому и вспыхнул вражеский корабль.

Он вильнул, чтобы не попасть под ответный огонь. Резкое изменение курса — и кресло заскользило, сохраняя пилоту угол зрения. Закружилась голова. На мгновение Терренс закрыл глаза.

А когда открыл, оказалось, что он уже у самой бездны, балансирует на краю, силясь удержаться, стиснув побелевшие губы. Отчаянным усилием протолкнул в легкие воздух. Длинные, гладкие пальцы — его пальцы по-стальному полязгивая, тянулись туда, к переборке, где висела аптечка.

Робот неумолимо приближался. Заскрежетали, исторгая металлическую пыль, детали корпуса, невесть откуда повеяло ветерком — он подхватывал и уносил микроскопические частицы металла.

Ближе, ближе, вот огромные свинцовые ступни уже почти у его лица, и отползти больше некуда, и тут…

Вспышка! Ослепительное сияние — сколько звезд перевидал Терренс на своем веку, ярче света видеть не приходилось. Робот все еще шагал, оступаясь и спотыкаясь, но грудь его обратилась в огненный шар мерцающий, палящий, обжигающий.

И вот он зашипел, загудел и взорвался — миллионы стремительно летящих осколков расчертили лучами света готовую поглотить человека бездну. Только бы не сорваться? Терренс бешено замахал руками, и в последний момент — вот-вот упадет… …проснулся!

Спасло подсознание. Даже в аду кошмара он оставался начеку. Не заметался, не застонал. Лежал молча, без. движения.

Это он знал точно — ведь он жив.

Лишь придя в себя, судорожно вздрогнул — и монстр тут же двинулся из ниши. Тут Терренс окончательно проснулся, молча замер, привалившись к стене. Робот покатился обратно.

Выдох. Еще мгновение, чуть затрепещут ноздри, — и Конец трехдневной-трехдневной? или дольше? сколько он спал? — конец этой пытке.

Есть хочется. Господи, как хочется есть!

Бок болел все сильнее, не переставая пульсировал, теперь даже легкий вздох причинял неизъяснимые муки. Все тело скособочено, неловко притиснуто к холодной стальной стене, заклепки буравят кожу. Скорей бы умереть!

Нет, умирать не хотелось. Захоти только — чего уж проще!

Вот бы отключить мозг робота. Невозможно. Вот бы из Фобоса с Деймосом брелок соорудить. Вот бы королеву красоты трахнуть. Вот бы из собственных кишок лассо сплести.

Мозг ведь надо не просто повредить — полностью разрушить, успеть, пока этот урод не добрался до Терренса и не нанес удар.

Между ним и мозгом — стальная перегородка, одна неудачная попытка — и шансов нет.

Интересно, куда он ударит сначала? Да что там, такой-то ручищей раз махнуть — и второй попытки уже не будет. Он так изранен — вздохнуть посильнее, и конец.

Может, удалось бы через шлюз прорваться в декомпрессионную камеру…

Бесполезно. Во-первых, робот настигнет его раньше, чем он на ноги поднимется. Во-вторых, предположим, случится чудо, он прорвется. Робот разнесет шлюзовой люк, выпустит из камеры воздух. В-третьих, предположим, чудо случится дважды, он успеет — и что это даст? Шлем и перчатки останутся в спасблоке, на планетоиде некуда деваться. Корабль разрушен, сигнала с него не дашь.

Все одно к одному.

Чем дольше Терренс думал, тем яснее становилось: больше ему ничего не светит.

Не светит…

Светит…

Свет…

Свет?..

«О Господи, возможно ли? Неужто я нашел ответ?»

Простота решения изумила. Больше трех дней понадобилось, чтобы додуматься. Просто, как все великое. Он едва удержался, чтобы не вскочить от радости.

«Я не мыслитель, не гений, почему же меня осенило? Блистательно, ошеломляюще! Смог бы человек поглупее так же просто найти выход? А кто поумнее — смог бы?»

Вспомнился сон. Свет во сне. Не он нашел решение — нет, тут сработало подсознание. Спасение было, было все это время — руку протяни; только слишком близко — не разглядеть. Его собственный разум искал способ подсказать ему. И, к счастью, нашел.

В конце концов, какая разница, как он догадался?

Бог — если только у него есть Бог — услышал. Терренс был вовсе не религиозен, но это чудо, пожалуй, заставит его уверовать. Дело еще не сделано, но выход есть — реальный выход.

И он начал спасать свою жизнь.

Медленно, мучительно медленно подтянул правую руку, ту, что не видна роботу, к ремню. Здесь, на ремне — набор принадлежностей, которые могут понадобиться космонавту в корабле в любую минуту. Гаечный ключ. Пачка таблеток, прогоняющих сон. Компас. Счетчик Гейгера. Фонарик.

Вот это чудо. Светящееся чудо.

Терренс прикоснулся к нему почти с благоговением, потом, задохнувшись от волнения, отстегнул — оставаясь для «глаз» робота по-прежнему неподвижным.

Держа фонарик в дюйме от тела, направил его вверх, спрятав за полусогнутой ногой.

Взгляни робот в его сторону — увидит лишь эту неподвижную ногу, заслоняющую осторожные движения. Для мучителя он — застывший, неодушевленный предмет.

«Так где же мозг? Если за радиопередатчиком — я покойник. Если рядом с холодильником — я спасен».

На случай полагаться нельзя. Эх, была не была!

Он поднял ногу.

Робот двинулся в наступление. Послышался отчетливый гул. Терренс опустил ногу.

За обшивкой над холодильником!

Робот остановился почти рядом с человеком. Все решали секунды. Погудел, поискрил и повернул к нише.

Теперь он знал!

Он нажал кнопку. Луч вонзился в обшивку над холодильником. Он нажимал снова и снова, пятнышко света вспыхивало и гасло, вспыхивало и гасло на обшитой металлом стене спасблока.

Робот заискрился и выкатился из ниши. Взглянул на Терренса. Мгновенный поворот — и вот со скрежетом он приближается к холодильнику.

Сокрушительный громовой удар стального кулака обрушился на стену, где мигал и мигал светящийся кружок.

Еще удар, и еще. Снова и снова, пока не подалась, не растрескалась, не разверзлась стальная перегородка, и вот уже размолоты в пыль все эти катушки и платы, микросхемы и блоки памяти. И вот уже робот застыл с поднятой для удара рукой. Мертвый. Неподвижный. И мозг, и корпус.

И даже тогда Терренс не перестал нажимать кнопку фонарика. С остервенением нажимал снова, снова и снова.

Потом дошло: все позади.

Робот мертв. Он жив. Он спасется. Спасется — теперь нет сомнений. Теперь он мог плакать.

Сквозь мутную рябь проступили очертания выросшей до невероятных размеров аптечки. Лукаво подмигивали радиопередатчики.

«Благослови тебя Господь, спасблок», — теряя сознание, успел подумать Терренс.

 

Только стоячие места

 

Барт Честер шел по Бродвею, когда невесть откуда материализовалось нечто фантастическое. Это произошло, когда он терпеливо уговаривал свою спутницу:

— Клянусь Господом, Элоиза, если мы зайдем ко мне, то только на разочек, один-единственный, честно, а потом сразу же в театр.

Барт Честер сознавал, что в тот вечер поход в театр мог и не состояться, главным образом потому, что в тот вечер не было денег, но Элоиза об этом не знала. Она была славная девушка, и Барт не хотел развращать ее роскошью.

Он прикидывал, сколько потребуется, чтобы отвлечь мысли Элоизы от театра и настроить ее на более приземленный лад, когда раздался вой. Будто тысячи генераторов взвыли на пределе своей мощности, звук перевалился через каменные стены Таймс-сквер, подавил шум Бродвея, заставил людей поднять глаза и закрутить головами.

Барт Честер оказался одним из первых, кому довелось увидеть, как оно пришло в мир. Воздух порозовел и завибрировал, словно разогретый невидимой молнией. Затем воздух потек как вода. Было ли это обманом зрения или нет, но воздух потек как вода.

Лукавый блеск погас в глазах Барта Честера, и «разочка» с Элоизой так и не получилось. Он отвернулся от чарующей прелести девушки, неведомым образом почувствовав, что в том, что сейчас случится, найдется место и ему. Должно быть, подобное чувствовали и другие — движение на тротуарах остановилось, люди таращились в вечернюю темноту.

Пришествие свершилось быстро. Из дрожащего воздуха, как призрак из тумана, начала вырисовываться форма. Длинная, цилиндрическая, ослепительная, с протуберанцами. Прямо над Таймс-сквер.

Барт отскочил на три шага, стараясь получше разглядеть сияющие неоновым блеском причудливые очертания. Вокруг него толкались люди, и вскоре образовалась небольшая толпа, словно Барт послужил катализатором неведомой химической реакции.

Штуковина (за годы, проведенные в шоу-бизнесе, Барт Честер научился мгновенно давать точные определения) висела на невидимых тросах, словно чего-то ожидая. Возвышалась на добрых десять футов над самым высоким зданием Бродвея, а длина ее превышала девятьсот футов. Она зависла над островком безопасности, разделяющим Бродвей и Седьмую авеню. Гладкий цилиндрообразный корпус переливался миллионами огоньков. Прямо на глазах в цельном с виду корпусе образовалось круглое отверстие, из которого возникла плоская тарелка. В ней было множество дырок, и из них, спустя мгновение, показались тысячи трубочек. Они принялись энергично всасывать воздух.

На детскую доверчивость наложились газетные статьи последних лет, и Честер вдруг понял, что не ошибся в первоначальном предположении: они действительно берут атмосферные пробы! Пытаются определить, можно ли здесь жить!

Едва он успел осмыслить увиденное, как его потрясла следующая мысль: значит, это — космический корабль! Корабль… с другой планеты! Другой планеты?..

Прошло уже много месяцев с тех пор, как разорился цирк братьев Эмери, в котором Барту удавалось хоть что-то заработать. Прошло много месяцев с тех пор, как Барт последний раз заплатил за квартиру, и почти столько же с того времени, как он ел три раза в течение двадцати четырех часов. Барт отчаянно ждал перемен. Любых перемен!

Кровь бешено застучала в висках, с радостью прирожденного постановщика он подумал: «Господи, вот это будет аттракцион! Контракты. Воздушные шары с рекламой: „Сувениры из космоса!” Воздушная кукуруза, крекеры, бинокли, флаги! Еда! Хотдоги, яблочные пироги! Какая находка! Какая восхитительная находка! Надо только успеть первым», — добавил он, мысленно щелкнув пальцами.

Не замечая отчаянно жестикулирующего полицейского, не слыша воплей и гомона потрясенной толпы, наблюдающей за работой металлических трубок, Барт кинулся назад, локтями расталкивая зевак.

Донесся голос Элоизы, пытавшейся докричаться до него в общем шуме.

— Прости, крошка, — крикнул он через плечо, всаживая локоть в живот толстой тетки, — я слишком долго голодал, чтобы упустить такое славное дельце!.. Простите, мэм. Извини, брат. Разрешите! Мне надо пройти… Оп! Спасибо, приятель!

Он оказался у дверей аптеки. Задержавшись на мгновение, поправил галстук и пробормотал себе под нос:

— Нудавайдавайдавайдавай! Теперь дожимай, Бари Честер! Тебя ждет миллион баксов! Да, сэр!

Порывшись в кармане в поисках мелочи, он заскочил в телефонную будку и позвонил миссис Чарльз Честер в Вилмингтон, штат Делавэр. Оплачивать разговор должна была она. Пошли гудки, потом мать подняла трубку:

— Алло?

Едва он успел произнести: «Привет, мам!», как вклинился оператор:

— Вы согласны платить за разговор, миссис Честер?

Она согласилась, и Барт радостно закричал:

— Алло, алло, как ты, мам?

— Барт, это ты? Вот здорово! Куда ты пропал? За столько времени лишь несколько открыток!

— Да, да, я знаю, мам, — перебил он ее, — ты не представляешь, как я закрутился в этом Нью-Йорке! Послушай, мам, мне нужны деньги.

— А… сколько, Барт? Я могу тебе дать…

— Нужно пару сотен, мам. Тут такое… у меня голова кругом идет! Мам, клянусь тебе бо… — он поймал себя на слове, — больше такого шанса не будет. Мне никогда так не были нужны бабки, мам! Я все тебе верну через несколько месяцев, слышишь, мам? Пожалуйста! Пожалуйста, ма! Я никогда ничего не просил зря!

Следующие две минуты миссис Чарльз Честер утомительно живописала, как пойдет в банк, где снимет последние оставшиеся на счету две сотни. Барт рассыпался в благодарностях, оператор еще пару раз вклинился с гнусными напоминаниями о том, что миссис Честер должна оплатить разговор.

Повесив трубку, Барт тут же набрал другой номер.

— Алло, Эрби? Это Барт. Слушай, я вышел на дело, по самым скромным… да послушай же, ради Бога, такого еще не было, это величайшая…

Через пять минут, плюс четыреста долларов:

— Сэнди, это ты, малышка? Кто я? А ты как думаешь? Барт! Барт Чес… эй, не вешай трубку! Это твой шанс поднять лимон, честный, законный лимон! Теперь слушай, что надо сделать. Я у тебя занимаю…

Через пятнадцать минут, сделав шесть звонков и обеспечив себе четыре тысячи пятьсот двадцать долларов, Барт Честер выскочил из аптеки — как раз тогда, когда тарелка со щупальцами втянулась в корабль и обшивка сомкнулась.

Элоиза, конечно, ушла. Но Барт этого даже не заметил.

Толпа уже заполнила улицу, хотя никто не рисковал стоять непосредственно под неведомой конструкцией; автомобильное движение полностью прекратилось. Водители забрались на капоты, чтобы лучше видеть происходящее.

Невесть как к кораблю подобрались пять пожарных грузовиков. Пожарные в резиновых плащах покусывали губы и нерешительно покачивали головами.

«Надо пробиться, пока дело не застолбили другие!»

Пока Барт проталкивался через толпу, вокруг корабля начал формироваться полицейский кордон. На пути Честера оказался здоровенный, как бык, полисмен в очках, рядом с ним в оцеплении стоял тощий испуганный парень в форме.

— Эй, приятель, туда нельзя. Мы выводим людей из зоны, — проворчал толстый через плечо.

— Извините, офицер, мне очень надо пройти.

Толстяк отрицательно покачал головой, и Честер взорвался:

— Послушайте, я — Барт Честер. Помните, «Звездная кавалькада», 1954 год, цирк братьев Эмери? Это моя постановка. Мне срочно надо пройти!

Его слова не произвели впечатления.

— Послушайте, вы должны… Эй, инспектор! Инспектор! — Барт отчаянно замахал руками, и невысокий человек в сером пальто остановился возле патрульной машины. — Видите, я друг инспектора Кессельмана. Инспектор, произнес он умоляюще, — мне надо пройти. Это действительно важно. Это может означать невиданный успех.

Кессельман начал отрицательно качать головой, потом прищурился, задумчиво посмотрел на Честера, вспомнил бесплатные билеты на бои и неохотно кивнул:

— Ладно, проходи, только никуда не лезь.

Честер нырнул под руками полицейских и зашагал за маленьким инспектором под тень огромной сигары.

— Как бизнес, Честер? — поинтересовался инспектор.

Голова Барта стала легкой, отделилась от плеч и поплыла. Проблемный вопрос.

— Паршиво, — ответил он.

— Заходи как-нибудь пообедать, — проворчал инспектор, хотя по тону чувствовалось, что от этого предложения следует воздержаться.

— Спасибо, — сказал Барт, осторожно ступая по краю гигантской тени. Это что, космический корабль? — добавил он почти детским тоном.

Кессельман строго посмотрел на него:

— С чего ты взял?

— Начитался комиксов, — Честер пожал плечами и криво улыбнулся.

— Совсем спятил, — Кессельман покачал головой и отвернулся.

Через два часа, когда последний пожарный спустился с лестницы, пожал плечами и объявил, что ацетиленовые горелки даже не разогревают металл обшивки, Кессельман снова посмотрел на Честера и раздраженно повторил:

— Совсем спятил.

Спустя час, когда выяснилось, что пулеметные пули не оставляют на поверхности даже царапин, он уже не выглядел столь уверенным, хотя упорно отказывался пригласить предложенных Честером ученых.

— Черт побери, Честер, этим делом занимаюсь я, а не ты, так что лучше помалкивай, иначе я прикажу вышвырнуть тебя за кордон. — Он выразительно кивнул в сторону толпы, собравшейся перед сцепившими руки полицейскими. Барт повиновался, уверенный, что рано или поздно получится так, как он хочет.

«Рано или поздно» настало через час и пятьдесят минут, когда Кессельман беспомощно развел руками и сказал:

— Ладно, давай своих экспертов, только быстро, эта штуковина может опуститься в любую минуту. А если, — добавил он, глядя на торжествующего Честера, если там чудовища, они нас сожрут.

Это был космический корабль. Во всяком случае, штуковина прилетела из другого мира.

Прибывшие эксперты посовещались с умным видом, самый отчаянный поднялся по лестнице и попытался исследовать обшивку одному ему известным способом, после чего специалисты пришли к заключению.

— Мы считаем, — заявил ученый с украшенной тремя волосками лысиной, что это средство передвижения — для журналистов я достаточно понятно выражаюсь? — прибыло к нам из внеземных просторов. Является ли оно космическим кораблем или, что более соответствует обстоятельствам его появления, проникающим через пространство механизмом, пока не ясно. Эксперты согласно закивали.

— Но, — заключил ученый, изобразив жестом умывание рук, — перед нами определенно предмет внеземного происхождения. Внеземного. — Он по слогам произнес последнее слово, и журналисты с воем кинулись к телефонам.

Честер схватил Кессельмана за руку.

— Послушайте, инспектор, кто, скажем так, имеет юрисдикцию на эту штуку? Я хочу сказать, кто обладает правом устраивать развлекательные программы и все такое?


Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 48; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!