Я неделя, четверг – У Генриха в больнице
Светлана не смогла найти черного коня, как будто его и не было. Светлана просит преподавателя геральдики помочь Генриху, и они вместе едут с визитом в больницу. Там они застают г-на Раевского с дочерью, которые навещают Генриха. Светлана ужинает в доме Раевских. Выясняется, что Анна, дочь г-на Раевского была невестой Генриха.
На следующий день я явилась в Университет с твердым намерением приобрести для батюшки жеребца. В обеденный перерыв я отправилась на конюшню. Стойло пустовало, и я пристала с расспросами к конюхам:
- Вчера на занятии был черный жеребец, а сегодня где он?
Старший конюх, которого я оторвала от игры в преферанс, пожал плечами:
- Так это был не наш конь. Его специально для занятия выписывали, и, наверное, обратно отправили.
- А откуда выписали? И когда забрали?
- Не знаю, надо посмотреть в книге регистраций.
Он вздохнул, и пошел доставать журнал. Мы вместе просмотрели страницы за вчера и за сегодня, но никаких записей о Черныше не обнаружили.
Старший пожал плечами:
- Наверное, забыли записать. Бывает.
Я попыталась расспросить других конюхов, но никто точно не помнил, откуда взялся и куда подевался вороной. Сходились на том, что вчера вроде был. Я показала свой рисунок. Стало хуже. Конюхи смеялись и утверждали, что такого монстра тут точно не было, ни вчера, ни когда-либо еще. Уж они бы запомнили. Я забрала рисунок и ушла.
…По пути обратно меня встретил Поль:
|
|
|
- О чем задумалась? – поинтересовался он.
- Коня нет, - поделилась я своими сомнениями, - и никто не помнит, что он был.
- И что?
- Дагды Брюсовича вчера не было на физкультуре. Зато был конь. А сегодня коня нет. – продолжала я размышлять вслух, - Вороной жеребец с красными глазами и волчьими зубами. Отец сказал, что таких не бывает. А значит…
- Это был необычный конь, - подхватил Поль, и я с одобрением кивнула. Все-таки у Поля очень гибкий ум, способный к необычным предположениям.
- мифологический конь, - продолжил Поль, - Думаешь Дагда Брюсович его вызывает?
- Может быть, - неуверенно согласилась я, - но Дагды Брюсовича не было на физкультуре. Я думаю, что г-н Черный может быть сам оборотень.
- Ликантроп? – удивился Поль, - Вроде, не похож.
- Необычный ликантроп, особенный.
Поль пожал плечами:
- Как проверить? Спросить, что ли? «Г-н Черный, Вы случайно не жеребец?»
Я хихикнула, представив этот диалог:
- Не, я не рискну. Дождемся следующего занятия по верховой езде и проверим. Если конь будет, то посмотрим, куда он денется после занятий.
…Во второй половине дня у нас должна быть лекция по геральдике, и мою голову посетила прекрасная мысль. Я постоянно помнила, что надо навестить Генриха в больнице, но день за днем откладывала этот визит, не зная о чем мне говорить с Генрихом, не впадая в тягостное молчание. А сегодня возникла идея, которую я поспешила реализовать. Перед занятием я подстерегла нашего преподавателя:
|
|
|
- Хлодвиг Скульдович, рискну обратиться к Вам с просьбой о помощи. Мой друг недавно получил дворянство. Не могли бы Вы помочь ему в составлении герба? Это ведь необходимое условие вхождения в статус?
Айворонский благожелательно выслушал мой вопрос:
- Очень любопытная задача. Сейчас так мало новообращенных дворян, что искусство создания герба предано забвению. Отличная тема для сегодняшней лекции! Идемте, пани Светлана, я с удовольствием расскажу об этом.
В течение занятия я старательно конспектировала речь преподавателя, а по окончанию подошла поблагодарить его. А он огорошил меня вопросом:
- Когда едем к Вашему другу? Сейчас?
- О, благодарю Вас, я право не рассчитывала настолько Вас беспокоить!
- Ерунда! – отмахнулся Айворонский, - Ныне так мало интересных задач, что я с удовольствием поучаствую. К счастью у меня есть сегодня свободное время.
Я отправила Михаила к телефону, чтобы предупредить Генриха о визите. Тем временем, мы с преподавателем неторопливо направились к автомобилю.
|
|
|
- Пани Светлана, - г-н Айворонский был весьма галантен, - на ближайших занятиях я хотел бы в качестве примера рассмотреть герб Кульчицких. Надеюсь, Вы не возражаете? С одной стороны, это, конечно, опубликованные материалы…
Заметив мое изумление, он пояснил:
- Лет пятнадцать назад, еще до образования истфака, в трудах Исторического общества была опубликована статья по этому вопросу. Можно было бы сказать, что анонимная статья, если бы мне как редактору не пришлось править ее для издания. Ваш дед, Георгий Севастьянович, был человеком широких интересов. Если бы он сосредоточился на одной области знания, то мы получили бы ученого мирового масштаба. Удивительная гибкость мышления, огромные знания, потрясающая смелость в предположениях! Да, так я вернусь к вопросу… С одной стороны, это – опубликованный материал, но с другой стороны, вежливость требует от меня получить Ваше согласие. Вы не против?
Я быстро обдумала предложение:
- Ни в коем случае! Мой отец всегда поддерживает решения деда. А если говорить обо мне лично, то подозреваю, что узнаю много нового о гербе Кульчицких из рассказа такого специалиста как Вы, Хлодвиг Скульдович!
|
|
|
За непринужденным разговором мы доехали до больницы. Служащие были предупреждены, и нас провели к Генриху без проволочек.
С удовлетворением я отметила, что отец не отменил мое распоряжение, и перед входом в палату до сих пор дежурил охранник Дома Кульчицких. Тогда, три недели назад, я опасалась покушения на жизнь Генриха. Впрочем, из вчерашнего разговора за ужином следовало, что отец тоже считает это вероятным.
Мы вошли. Мне приятно было увидеть, что в больничное обиталище Генриха чьими-то заботливыми руками был привнесен почти домашний уют: шторы, мягкие кресла, мохнатый коврик на полу, полка с книгами над кроватью. Наверное, г-жа Владилена позаботилась… Хотя многочисленные вазы с цветами и стопка корреспонденции на столе первоначально вызвали у меня удивление… Ах да, Яночка Понятовская говорила же, что газеты восславили Генриха, и теперь, наверное, ему пишут многочисленные поклонницы…
К моему удивлению у Генриха оказались посетители: некий пожилой худощавый господин и девушка моих лет, с длинной русой косой до пояса. При нашем появлении господин энергично вскочил. Генрих поднялся чуть медленнее, и я с тревогой отметила его бледность и некоторую неуверенность в движениях.
Его первые слова были обращены ко мне:
- Пани Светлана, какая честь для меня.
Затем Генрих приветствовал г-на Айворонского:
- Благодарю, что Вы проявляете такое участие. Мне, право, неловко.
- Не надо извинений, юноша, - махнул рукой Хлодвиг Скульдович, - Газетные статьи о Вас настолько меня заинтриговали, что я с удовольствием знакомлюсь с Вами, ну, хотя бы для того, чтобы составить собственное мнение.
Генрих не поддался на явную провокацию, и продолжил следовать этикету знакомства:
- Уважаемы господа, позвольте представить Вам г-на Раевского и его дочь Анну. Г-н Раевский, г-жа Анна, позвольте представить Вам пани Светлану Кульчицкую и г-на Айворонского, профессора геральдики столичного университета.
- Г-н Раевский, - Хлодвиг Скульдович обменялся с Раевским крепким рукопожатием, - рад, весьма рад. С восхищением читаю Вашу прозу. Считайте меня Вашим поклонником.
- Г-н Раевский, - внесла я свою лепту в этот обмен любезностями, - Вы ведь были секундантом Генриха на дуэли? И благодаря Вашему участию Генрих смог получить срочную медицинскую помощь, и остался в живых?Я – Ваша должница.
- Пани Светлана, к чему Вы так говорите? – Раевский сопровождал свои слова бурной жестикуляцией, - Любой на моем месте поступил бы также.
Анна начала неловко подниматься из кресла:
- Отец, нам пора идти. У г-на Зборовски такие важные посетители.
- Нет, нет, не уходите! – тут мы с Айворонским были единодушны.
Раевский с готовностью опустился обратно на стул. Анна села с явной неохотой. Еще несколько минут мы уговаривали сесть Генриха, который не соглашался, пока не принесли стулья для гостей.
Мы расспросили Генриха о его самочувствии, на что он отговаривался односложно, что чувствует себя хорошо, и вскоре сможет покинуть больницу. Г-н Айворонский полюбопытствовал о дуэли, и я кратко пересказала эту историю. Я заверила, что молодые люди, подошедшие тогда к нам в театре, вели себя вызывающе, а Генрих, напротив, был вежлив и сдержан. И сделала предположение, что, когда мне пришлось отлучиться, баронет Манищенко перестал держаться даже условной вежливости, и Генрих вызвал его.
- Генрих, мне так жаль, что твоя жизнь оказалась под угрозой… из-за меня.
Я заметила, что Анна поморщилась.
- Пани Светлана, я не мог поступить иначе! – разволновался Генрих.
- Долг любого честного человека – покарать оскорбителя дамы, - глубокомысленно изрек Айворонский, - Вы абсолютно правы, юноша. Я не удивлен, что пан Кульчицкий высоко оценил Вашу службу.
- Да, все так удачно сложилось, что Генриху даровали дворянство, - пробормотала я, иначе страшно представить…
Я с содроганием вспомнила весь ужас, всю безнадежность того дня, когда наш адвокат Царев сообщил мне: «…его приговорят и повесят. Дворянское общество такого не прощает…»
За воспоминанием я упустила часть разговора.
- Генрих прекрасно фехтует, - развивал свою мысль Раевский, - Если бы не яд, то нам не пришлось бы так волноваться. Кое-кого за такие выходки следовало бы лишать дворянства. Наше общество оздоровилось бы.
- Справедливость спит большую часть времени, но иногда она просыпается, и мы видим результат, - провозгласил Хлодвиг Скульдович, - к нашему обществу присоединился достойнейший юноша. Итак, что Вы планируете начертать на своем гербе?
Генрих смутился и замешкался:
- Наша семья – верные вассалы Дома Кульчицких…
- Прекрасно! – воскликнул Хлодвиг Скульдович, - Верность! И какую из аллегорических фигур Вы выберете для иллюстрации этого девиза? Пес? Конь? Сокол?
- Право не знаю, - Генрих смутился еще больше, - Мой отец – управляющий, а не военный… Мне не нравятся псы, и я не очень хорошо езжу верхом, а о соколах только слышал…
- Так, попробуем подойти с другой стороны… Выразите словами как Вы понимаете дворянское служение.
- Кхм, - кашлянул Раевский, - я вижу, что этот разговор становится очень личным, сродни исповеди. Посторонние лица здесь лишь мешают. Соглашусь с Анной, нам следует откланяться.
Раевские поднялись.
Я тоже встала:
- Генрих, не волнуйся, Хлодвиг Скульдович прекрасно все объясняет. Желаю скорейшего выздоровления.
Мы попрощались, и я вышла вместе с Раевскими.
На лестнице я заметила, что Анна хромает. Отец поддерживал ее под руку, неторопливо спускаясь.
- Я вас подвезу? – предложила я.
- Спасибо, не стоит беспокоиться, - ответила Анна.
- Спасибо, признателен, - одновременно проговорил Раевский и вопросительно посмотрел на дочь. Анна уставилась в пол.
«Так-так, - подумалось мне, - меня здесь не любят? Очень интересно!»
- Никакого беспокойства, - весело защебетала я, изображая Яночку, - Я так рада знакомству с вами. И я уже упоминала, как я вам благодарна. Друзья Генриха – мои друзья. Если вы откажетесь, то я обижусь.
Г-н Раевский спорить со мной не хотел, а Анна, видимо, не решилась.
…Пока мы ехали, Виктор Лукич рассказывал. Говорил он легко, чисто и красиво, как по писаному. Ну да, он же писатель! Он коснулся будничной жизни столицы, грядущей сессии Совета, театральных премьер, газетных сплетен, и все непринужденно и с юмором. Для меня, провинциалки, столичные сплетни были внове. Но Раевский говорил так легко, что я не испытывала неловкости от собственного молчания. Слушать Раевского было приятно и забавно. В столице я повидала лишь Музыкальную улицу и премьеру в Большом театре, и вот о ней-то, о премьере, я смогла вступить в диалог.
Суждения Раевского были глубокими и в то же время колючими. Он жонглировал метафорами, и приплетал – всегда к месту – забавные наблюдения из своей жизни. Я уже задумалась, не предложить ли Гвадьявате послушать, но тут мы приехали.
- Пани Светлана, не откажитесь отужинать у нас.
Анна нервно дернулась, и я немедленно согласилась:
- Благодарю Вас, мне будет очень приятно. Тем более, что мы не закончили такую увлекательную беседу.
Жилище Раевских располагалось на третьем этаже доходного дома.
Нас встретила хозяйка, и захлопотала:
- Виктор, ты не предупредил, что будут гости! Ах, милочка, прошу простить, у нас все по-домашнему.
Г-жа Анастасия – Настасьюшка, как называл ее Виктор Лукич, - была искренне рада видеть гостей, и окружила нас действительно домашним уютом так, что не было и тени неловкости. Немедленно были приставлены к столу дополнительные стулья, и достаны приборы. Настасья суетилась вокруг меня и следовавшего со мною Михаила Кантария, не забывая улыбнуться мужу. «Вот семья, в которой царит любовь и согласие между супругами» - подумалось мне. Виктор Лукич развлекал меня рассказами. Настасья хлопотала вокруг стола. Упомянули Генриха.
- Такой славный молодой человек, - откликнулась г-жа Анастасия, - такой вежливый, воспитанный… такая хорошая партия была бы для Ани…
«Вот оно что! Такая хорошая партия была для хромоножки Ани, пока не появилась дочь Кульчицкого Света, и не застила для Генриха весь белый свет. И родители Ани искренне радуются моему визиту и заботятся о моем удобстве. Потрясающе! Впрочем, они и не догадываются, насколько они правы.»
Я удержала на лице улыбку и продолжала внимать рассказам г-на Раевского.
- Пани Светлана, дозвольте сделать Вам подарок.
Виктор Лукич ухватил книгу из многочисленных стопок, подпирающих стены.
- Это «Северные рассказы». Я знаете ли много путешествовал, и полагал, что мои скромные заметки небезынтересны.
- О, благодарю Вас, - я окинула взглядом громоздящиеся у стен стопки книг, - А это – тираж?
Раевский пожал плечами:
- Да, приходится хранить дома. Продажи идут не очень быстро. Но не буду вас утомлять скучными подробностями, - Раевский чуть смущенно улыбнулся, - А вот была еще такая история…
Надо признать, что я не только слушала, но еще и внимательно смотрела. С первого взгляда лицо Раевского казалось некрасивым, и ничем не примечательным. Но когда я задумалась, где я могла бы видеть подобные лица, то не сразу нашла ответ. Не крестьянин, не моряк, не торговец… Такие лица могли бы встречаться у адвокатов или клерков, но первому противоречила мягкая, совсем не показная улыбка, а второму – внимательные серые глаза, выдающие несомненный ум. Точно! В Университете Раевский был бы на своем месте – много знающий, много понимающий человек, который с искренним интересом и сочувствием наблюдает за окружающим миром. А стоило ему заговорить, как его лицо делалось красивым той красотой, которую придает вдохновение. Художник во мне признал свое поражение, нарисовать портрет г-на Раевского я бы не смогла.
К ужину вышла Анна, и пришел ее брат, которого мне представили как репортера криминальной хроники, пишущего под псевдонимом Джеймс Мортимер. Разговор стал общим. Джеймс в отличие от Анны, не был молчалив. И в разговоре у него явно проскальзывали профессиональные журналистские ухватки:
- Пани Кульчицкая, приятно познакомиться. В иных обстоятельствах я бы сказал, что мне сильно повезло, - и обратился к отцу, - Папа, ты меня обогнал.
- Вы намекаете, Джеймс, что были бы рады упомянуть меня в своей криминальной хронике? Ничем не могу Вам помочь. Даже сочувствовать считаю излишним, - я ехидно ухмыльнулась.
- Преклоняюсь перед умными женщинами, - Джеймс отвесил ироничный поклон, - Право, рейтинг моей статьи с интервью пани Кульчицкой взлетел бы до небес.
- Сохрани нас от этого судьба, - разволновалась г-жа Анастасия, - Сынок, твои шутки неуместны.
- Однако, наше знакомство имеет криминальную подоплеку. Ваш батюшка был секундантом г-на Генриха Зборовски, и газеты об этом много писали.
- Да, это – несчастная история, - высказался Виктор Лукич, - хотя для Генриха она закончилась вполне удачно. Редко, когда такие истории заканчиваются счастливо, - на лице г-на Раевского залегла горькая складочка между бровей.
- Нам приходиться надеяться на лучшее, а лучшее – создавать самим, - подвела я итог, - Благодарю за прекрасный ужин, и прощаюсь. Надеюсь, ненадолго.
По пути домой я строила планы. Семья Раевских мне понравилась.
Пользуясь случаем, я подсунула подаренную книгу матушке, а отцу отрекомендовала Раевского как интересного человека и великолепного собеседника. Батюшка распорядился послать приглашение семье Раевских к воскресному обеду.
Я неделя, пятница
Дата добавления: 2020-04-08; просмотров: 109; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!