Из цикла «Чудесное посещение»
| Пробудясь в пустыне, Вспомни дальний брег, Тот, ах, тот, где Ныне Значило: Навек! Там, меж гулких впадин, Хладен и гремуч, Так, ах, так отраден Вожделенный ключ! Солнца луч нежгучий Нежит круглый год – | Средь листвы плакучей Благодатный плод. И всегда блаженны, Руки вкруг воздев, Гимн поют священный Сонмы светлых дев. Там, ах, там впервые Деву встретил друг! Звал меня – Софией Светлый сонм подруг. А. Кочетков, 1920/1922 |
Когда-то в XVIII в. любовь была обычной темой в 3-ст. хорее: этим размером писались легкие любовные песенки. Именно таков самый ранний образец русского 3-ст. хорея – комично звучащее четверостишие В. Тредиаковского: «Худо тому жити, / Кто хулит любовь: / Век ему тужити, / Утирая бровь» (под «бровью» здесь подразумевается лоб). Можно вспомнить также «Всех цветочков боле / Розу я любил...» И. Дмитриева, «Розы расцветают, / Сердце, отдохни...» В. Жуковского и др. Это – благодарный материал для стилизаций. Вот два примера тому из нашего периода. Образцом для Сологуба были французские песенки XVIII в., для Бунина – русские литературные «песни» в духе Кольцова. (Поищите в тексте Бунина искусно скрытые внутренние рифмы.) Заметим, что зачин Бунина в свою очередь послужил образцом для зачина известной песни М. Исаковского «Ой, цветет калина / В поле у ручья...» – сознательно это было сделано или бессознательно, мы не знаем.
№ 267
* * *
| Солнце в тучу село – Завтра будет дождь, Но пойду я смело Под навесы рощ. Стану для забавы У седой ольхи, | Где посуше травы И помягче мхи. Хорошо, что дождик Вымочит весь луг – Раньше или позже К роще выйдет друг. Ф. Сологуб, 1921 |
№ 268
|
|
|
Песня
| Зацвела на воле В поле бирюза. Да не смотрят в душу Милые глаза. Помню, помню нежный Безмятежный лен. | Да далеко где-то Зацветает он. Помню, помню чистый И лучистый взгляд. Да поднять ресницы Люди не велят. И. Бунин, 1909 |
В XIX в. песенки такого рода выходят из употребления, а вместе с ними – и тема любви в 3-ст. хорее. Возрождается она, как сказано, лишь у поэтов нашего времени, но с совсем иными подходами. Один из этих подходов мы видели (№ 256—259): несчастная любовь служит мотивировкой тоске. К таким стихам о несчастной любви примыкают и два стихотворения К. Арсеневой (№ 260—261), хотя тема тоски в них прямо не выражена. Другой подход в остальных стихах нашего раздела – через тему смерти, заданную русскому 3-ст. хорею еще «Горными вершинами». В стихотворении «Два голоса» мертвец слабо откликается на призыв живой (или умирающей?) возлюбленной, в стихотворении «Чудесное посещение» мертвая возлюбленная обращается к живому жениху (имя София напоминает одновременно и о православной божественной Мудрости, и о немецком романтизме). В стихотворениях № 263—265 как бы по колдовству возникает голос и лик нездешней возлюбленной, несмотря на то что стихотворения эти написаны разными поэтами и в разные годы. Во всяком случае полное отсутствие темы счастливой любви бросается в глаза.
|
|
|
СМЕРТЬ
№ 269
* * *
| Много было весен – И опять весна. Бедный мир несносен, И весна бедна. Что она мне скажет На мои мечты? | Ту же смерть покажет, Те же все цветы, Что и прежде были У больной земли, Небесам кадили, Никли да цвели. Ф. Сологуб, 1899 |
№ 270
* * *
| Мы, сплотясь с тобою Против бурь и битв, Шли на бой с судьбою С пламенем молитв. Но в душе не стало Прежнего огня. Друг мой, я устала, Поддержи меня! | Я искала счастья В мимолетных снах... Брось мне свет участья, Прогони мой страх, – Сердцу мир даруя Сказкой о весне. И когда умру я, Помолись о мне. М. Лохвицкая, 1896/1898 |
№ 271
На чердаке
| Что на свете выше Светлых чердаков? Вижу трубы, крыши Дальних кабаков. Путь туда заказан, И на что – теперь? Вот – я с ней лишь связан… Вот – закрыта дверь... А она не слышит – Слышит – не глядит, Тихая – не дышит, Белая – молчит... Уж не просит кушать... Ветер свищет в щель. Как мне любо слушать Вьюжную свирель! Ветер, снежный север, Давний друг ты мне! Подари ты веер Молодой жене! | Подари ей платье Белое, как ты! Нанеси в кровать ей Снежные цветы! Ты дарил мне горе, Тучи да снега... Подари ей зори, Бусы, жемчуга! Чтоб была нарядна И, как снег, бела! Чтоб глядел я жадно Из того угла!.. Слаще пой ты, вьюга, В снежную трубу. Чтоб спала подруга В ледяном гробу! Чтоб она не встала, Не скрипи, доска... Чтоб не испугала Милого дружка! А. Блок, 1906 |
№ 272
|
|
|
Утешение
| Кто лежит в могиле Слышит дивный звон, Самых белых лилий Чует запах он. Кто лежит в могиле – Видит вечный свет, Серафимских крылий Переливный снег. | Да, ты умираешь, Руки холодны, И сама не знаешь Неземной весны. Но идешь ты к раю По моей мольбе. Это так, я знаю, Я клянусь тебе. Н. Гумилев, [1918] |
№ 273
* * *
| Я живу в пустыне. Нынче, как вчера. Василек мой синий, Я твоя сестра. Низкие поклоны Мне кладут цветы. На меже зеленой Князь мой, милый, ты. | Милый мой, не скрою. Что твоя, твоя... Не дает покою Думушка моя. Друг мой, князь мой милый Пал в чужом краю. Над его могилой Песни я пою. А. Блок, 1903 |
№ 274
* * *
| Просыпаюсь рано, Чуть забрезжил свет. Тёмно от тумана – Спать мне или нет? Нет, вернусь упрямо В колыбель мою – Спой мне, спой мне, мама: Баюшки-баю! Молодость мелькнула, Радость отнята, Но меня вернула В колыбель мечта. Не придет родная – Что ж, я сам спою, Горе усыпляя: Баюшки-баю! Сердце истомилось. Как отрадно спать! Горькое забылось, Я – дитя опять, | Собираю что-то В голубом краю, И поет мне кто-то: Баюшки-баю! Бездыханно, ясно В голубом краю. Грезам я бесстрастно Силы отдаю. Кто-то безмятежный Душу пьет мою. Шепчет кто-то нежный: Баюшки-баю! Наступает томный Пробужденья час. День грозится темный, Милый сон погас, Начала забота Воркотню свою, Но мне шепчет кто-то: Баюшки-баю! Ф. Сологуб, 1896 |
Тема смерти содержалась уже в исходном стихотворении нашего размера – в «Горных вершинах». Потом она возникала во многих уже рассмотренных стихотворениях (№ 220—222, 227, 231—233, 245—248, 251, 262—266). В этот раздел выделены только те стихотворения, в которых тема смерти представлена наиболее сосредоточенно. Конечно, и они перекликаются с уже знакомыми нам темами – любви (№ 270, 272), быта (№ 271; хоть Блок и очень не похож на Дрожжина, но вьюга за стеной пришла к нему из 3-ст. хореев Дрожжина и других поэтов быта), сказки (№ 273); детства (№ 274). Концовки «...Помолись о мне» и «...По моей мольбе» перекликаются с концовкой № 231 – «...Помолюсь украдкой / За твою судьбу» – и серединой № 248 – «...Не забудь меня». А последнее стихотворение Сологуба прямо построено по образцу стихотворения Фета «Сердце – ты малютка! / Угомон возьми... / ...Перестанешь биться – / И навек в раю, – / Только будет сниться: / Баюшки-баю!» – тоже 3-ст. хореем, тоже о смерти, тоже через образы детства и колыбельного сна. Найдите это стихотворение у Фета и попробуйте определить разницу в разработке одинаковой темы Фетом и Сологубом.
|
|
|
БУНТ
№ 275
* * *
| Оскверняешь ложью Ты простор полей. Называешь Божью Землю ты своей. | Даже гор уступы Осквернил хулой. О, какой ты глупый! О, какой ты злой! Ф. Сологуб, 1890 |
№ 276
Над полями Альзаса
| Ангел непогоды Пролил огнь и гром, Напоил народы Яростным вином. Средь земных безлюдий Тишина гудит | Грохотом орудий, Топотом копыт. Преклоняя ухо В глубь души, внемли, Как вскипает глухо Желчь и кровь земли. М. Волошин, 1914 |
№ 277
Поле боя
| Мертвые зарыты; Вспахана земля; Травами покрыты Жирные поля; | Кое-где лопатой Вкопаны луга, Да торчит измятый кончик сапога. Б. Лапин, 1925 |
№ 278
Полно
| Полно! Не впервые Испытанья Рок Подает России: Беды все – на срок. Мы татарской воле Приносили дань: Куликово поле Положило грань. Нас гнели поляки, Властвуя Москвой; Но зажег во мраке Минин факел свой. | Орды Бонапарта Нам ковали ков; Но со снегом марта Стаял след врагов. Для великих далей Вырастает Русь; Что мы исчерпали Их, – я не боюсь! Знаю: ждет нас много Новых светлых дней: Чем трудней дорога, Тем привал милей. В. Брюсов, июнь 1917 |
№ 279
* * *
| Загуди сильнее, Красный, вольный звон! Злого чародея Взяли мы в полон! Вековые раны Вылечит народ, Будет сердце пьяно Радостью свобод... | Буйно-огневая Посреди песков Бьет вода живая Новых родников. Песенные гулы, Красный звон шальной. – Веселись, Микула, Царь земли родной! А. Ширяевец, 1917 |
№ 280
Отчарь
| (Из поэмы) | ||
| Тучи – как озера, Месяц – рыжий гусь. Пляшет перед взором Буйственная Русь. Дрогнул лес зеленый, Закипел родник. Здравствуй, обновленный Отчарь мой, мужик! Голубые воды – Твой покой и свет, | Гибельной свободы В этом мире нет. Пой, зови и требуй Скрытые брега; Не сорвется с неба Звездная дуга! Не обронит вечер Красного ведра; Мóгутные плечи – Что гранит-гора. <...> С. Есенин. 1917 | |
№ 281
На воле
| Волен ветер в поле, Сам себе закон; А на вольной воле Я – в себе волён. В сердце ль накипело, Час ли бьет тоске, – В путь-дорогу смело Выйдешь налегке; Позади покинешь Бремя дум лихих, – | Взглядом не окинешь, Сколько было их. Мне – чего жалеть ли, Гонит не вражда, – Вырвался из петли И – прощай, нужда! Ни угла, ни дома, Ничего-то нет, Бобылю – хорома Бел-широкий свет!.. <...> Ап. Коринфский, [1909] |
№ 282
Волна
| Вечер.Стенька Разин, Верный атаман, На веселый праздник Гонит караван. С моря волны-сестры. Как снега, белы. Отточились остро Отмелей углы. К городу пристали Лодки и челны – У царя в опале Гордые сыны. | Чарка атамана В поднятой руке. Весело и пьяно Стало на реке. – На Руси ли мало – Доброго вина? – Много! – отвечала Синяя волна. И упала с кручи, И ушла к лугам, И струной певуче Прозвенела там. П. Орешин, 1914 |
№ 283
* * *
| Барка жизни встала На большой мели. Громкий крик рабочих Слышен издали. Песни и тревога На пустой реке. Входит кто-то сильный В сером армяке. Руль дощатый сдвинул, Парус распустил. | И багор закинул, Грудью надавил. Тихо повернулась Красная корма, Побежали мимо Пестрые дома. Вот они далеко, Весело плывут. Только нас с тобою, Верно, не возьмут! А. Блок, 1904 |
№ 284
* * *
| Прежнее истлело, Новое живет. Там, где плыло тело, Лодка поплывет. Кто-то слезы ронит. Пусть тоскует, пусть! Никого не тронет Старческая грусть. Снесена ограда, И разрушен дом, – Никому не надо Вспоминать о том. | Плохо ль новоселье Мертвому в гробу? Хочется веселья Каждому рабу. Цепкую кручину Прогони в кабак, Надевай личину, Надевай колпак. Бубенцами звякай. Бубном грохочи, Шут, перед зевакой Громче хохочи. Ф. Сологуб, 1923 |
У И.С.Никитина, «классика» 3-ст. хорея (в темах природы и быта), есть известное стихотворение про вольного бобыля: «Дай взгляну веселей: / Дума не подмога. / Для меня ль, бобыля, / Всюду не дорога!..» Оно написано не 3-ст. хореем, а строчным логаэдом (как № 127), но в этом логаэде четные строки представляют собой 3-ст. хорей (а нечетные?); через это сходство тема воли могла связаться ассоциациями и со сплошным 3-ст. хореем. По-видимому, именно поэтому Ал. Коринфский написал свое стихотворение на точно ту же тему 3-ст. хореем (№ 281; ср. у Коневского – № 225), а затем это подхватили «крестьянские поэты» Орешин, Ширяевец и Есенин. Так совершилась неожиданная, казалось бы, перемена эмоционального знака: рядом со стихами о народе угнетенном и бедствующем (тема быта) явились стихи о народе вольном и сильном (тема бунта).
Стихотворение Коринфского написано по следам революции 1905г., стихотворение Орешина – на волне предвоенного революционного подъема, стихотворения Ширяевца и Есенина приветствуют февраль 1917 г. Революция в России была последствием войны; тема войны входит в 3-ст. хорей в стихах Волошина и Лапина. В ней знакомая 3-ст. хорею тема смерти расширяется от личных до общих масштабов. (Альзас в стихотворении Волошина – французское название Эльзаса, прирейнской области, где шли сражения первой мировой войны.) Любопытно, что в конце стихотворения Брюсова 1917 г. возникает в метафоре одна из самых традиционных тем 3-ст. хорея – путь, «дорога» и «привал». Несомненной аллегорией революции является стихотворение Блока с его концовкой о собственной судьбе. Поздним откликом на стихотворение Блока (через образ лодки) может быть воспринято и стихотворение Сологуба (№ 284, тоже с концовкой о себе), хотя это и не так: в нем говорится о смерти жены поэта, утонувшей полутора годами ранее.
ВОЗРОЖДЕНИЕ
№ 285
Гимн
| Вновь закат оденет Небо в багрянец. Горе, кто обменит На венок – венец. Мраком мир не связан, После ночи – свет. Кто миропомазан, Доли лучшей нет. | Утренние зори – Блеск небесных крыл. В этом вечном хоре Бог вас возвестил. Времени не будет, Ночи и зари... Горе, кто забудет, Что они – цари! В. Брюсов. 1902 |
№ 286
Мой щит
| In hoc signo vinces. | ||
| Витязь Тайной Дали, Стоек я в бою – Древний щит из стали Кроет грудь мою... В поясе средины Выкован на нем Строгий лик орлиный, Дышащий огнем... И над ним чеканно – Мой старинный герб – | Свиты вязью странной Лилия и Серп. И вкруг них, вдоль края, Как венец литой, Тянутся, сверкая Огненной чертой – Ярче, чем средь мрака, Ожерелье звезд, Три великих знака – Молот, Посох, Крест. Ю. Балтрушайтис, [1912] | |
№ 287
Песнь крови
| – Тихо льется в чашу Жертвенная кровь. Звёзды славят нашу Кроткую любовь. В жертвенной могиле, Где Иной почил, Мы соединили Токи алых сил. Нож священно острый В быстром круге рук. Вы не бойтесь, сестры, Острых быстрых мук. И не бойтесь, братья, В чашу кровь струя, Разрушать заклятья Злого бытия. – Отрок непорочный, Между вами – Я. | В чаше полуночной Это кровь – Моя. Кто ж боится боли, В чашу кровь струя? Тайной вечной воли Эта боль – Моя. – Сердце не трепещет. Неразрывен круг. Вкруг безмерность блещет Лучезарных дуг. – Обольщенья тела – Легкий сон ночной. Нет нигде предела Меж Тобой и Мной. Вас, как мир, Я движу. Только плоть Мою В хороводе вижу. Кровь Мою Я пью. Ф. Сологуб, 1907 |
№ 288
Видение вечера
| Зыбля дым свой сизый В поле, в тайный срок, В пламенные ризы Вечер даль облек... В час их кроткой славы, Искрясь, ввысь простер Огненные главы Огненный собор... Во врата святые Шествуют толпой Митры золотые К службе мировой... | И в святыне горней Светится потир – И поник соборне Вещий звездный клир... И воскресла в Боге, Лаской звезд дыша, На земном пороге Смертная душа... Пламя разрешило Плен ее в пыли – Вскинуло кадило К небу дым земли! Ю. Балтрушайтис, 1913 |
№ 289
На кресте
| Лестница златая Прянула с небес. Вижу, умирая, Райских кринов лес. В кущах духов клиры, – Светел лик, крыло... | Хмель вина и мирры Ветром донесло. Лоскуты рубахи Треплются у ног... Камни шепчут в страхе: Да воскреснет Бог. Н. Клюев, [1913] |
№ 290
* * *
| Тучи с ожереба Ржут, как сто кобыл. Плещет надо мною Пламя красных крыл. Небо словно вымя, Звезды как сосцы. Пухнет Божье имя В животе овцы. Верю: завтра рано, Чуть забрезжит свет, Новый под туманом Вспыхнет Назарет. Новое восславят Рождество поля, | И, как пес, пролает За горой заря. Только знаю: будет Страшный вопль и крик, Отрекутся люди Славить новый лик. Скрежетом булата Вздыбят пасть земли… И со щек заката Спрыгнут скулы-дни. Побегут, как лани, В степь иных сторон, Где вздымает длани Новый Симеон. С. Есенин, 1916 |
№ 291
Инония
| (Из поэмы) | ||
| <…> Слава в вышних Богу И на земле мир! Месяц синим рогом Тучи проводил. Кто-то вывел гуся Из яйца звезды – Светлого Исуса Проклевать следы. Кто-то с новой верой, Без креста и мук, | Натянул на небе Радугу, как лук. Радуйся, Сионе, Проливай свой свет! Новый в небосклоне Вызрел Назарет. Новый на кобыле Едет к миру Спас. Наша вера – в силе. Наша правда – в нас! С. Есенин, 1918 | |
Смерть, итоговая тема русского 3-ст. хорея, для поэтов начала ХX в. была не только тихим бессилием или горьким отчаянием – она была также священнодействием, приобщением к другому миру и воскресением в Боге. Сам поэт уподобляется Христу, своей смертью открывающему людям «после ночи – свет». Таким образом, тема возрождения – это тоже как бы перемена эмоционального знака в теме смерти.
Отсюда торжественная интонация царственного «Гимна» Брюсова (миропомазание – обряд посвящения на царство). Отсюда религиозные образы в (традиционной для 3-ст. хорея) картине вечера у Балтрушайтиса. Отсюда же аллегоризм его стихотворения «Мой щит» [эпиграф его означает «Этим знаком победишь» («Сим победиши») – с такими словами римскому императору Константину в видении был показан крест с монограммой Христа]: Лилия и Серп означают молитву и труд, Молот, Посох, Крест – труд, путь, смерть и воскресение; «Лилия и Серп» назывался последний сборник стихов Балтрушайтиса. Особое положение занимает «Песнь крови» из мистерии Ф. Сологуба «Литургия Мне»: это диалог между хором и отроком, который приносит себя в жертву и причащает хор своею кровью в чаше; но так как, по Сологубу, мир есть лишь порождение творческой воли и фантазии человека, то отрок этим совершает жертву самому себе и сам причащается своею кровью.
Тема Христова воскресения прямо возникает в 3-ст. хорее у молодого Есенина в стихотворении 1914 г.:
№ 292
Пасхальный благовест
| Колокол дремавший Разбудил поля, Улыбнулась солнцу Сонная земля. Понеслись удары К синим небесам, Звонко раздается Голос по лесам. | Скрылась за рекою Белая луна, Звонко побежала Резвая волна. Тихая долина Отгоняет сон, Где-то за дорогой Замирает звон. С. Есенин, [1914] |
Здесь поэт еще не отождествляет себя с Христом. Но это делает в своем стихотворении Клюев (крины – лилии; клиры – хоры; мирра – благовонное масло). А его взволнованную интонацию подхватывает Есенин в стихах революционных лет об обновлении мира, «новом Назарете» (Назарет – город, откуда Христос вышел на служение; Симеон Богоприимец – старец, возвестивший о судьбе новорожденного Христа). Обновленный мир для Есенина – прежде всего крестьянский мир; отсюда образы рожающих кобыл и овцы, вылупляющегося звездного гуся, бодающегося месяца.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
№ 293
Хорей
| Хрупкой прялки трепет, Как отрадно прясть! Робко-резвый лепет Кроет ритма власть. Рук незримых пряжа Размеряет путь; Разве радость та же? Разве ноет грудь? | Разве двери рая Не раскрылись вновь? Разве не играя Разгорелась кровь? Розы крови, рея, Дали красный нимб… Ровный бег хорея Подарил Олимп. Черубина де Габриак, 1915 |
Е. Васильева (Черубина де Габриак) была приверженкой антропософии – мистической науки о божественном единении человека с мирозданием. Одно из средств к достижению этого единения – ощущение общего ритма; занятия этой «эвритмией» были непременной частью упражнений в антропософском обществе. Для занятий и написала она стихотворение «Хорей», а также два аналогичных – «Дактиль» и «Амфибрахий».
Интересно, что в качестве образца хорея она выбрала именно 3-ст. хорей, а не гораздо более распространенный 4-ст. хорей, например. Может быть, это оттого, что в более коротком стихе более прост ритм и более однообразны сочетания слов. В самом деле, около трети всех строк 3-ст. хорея полноударны, состоят из трех слов, а около двух третей содержат пропуск ударения, состоят из двух слов. Так как более слабые синтаксические связи обычно приходятся между стихами, а более сильные – внутри стиха (№ 21), большинство двусловных стихов образуются четырьмя самыми прочными синтаксическими конструкциями:
1) определение и определяемое: «полная луна», «желтая луна», «белая луна», «резвая волна», «поздние слова» и пр.;
2) глагол и дополнение: «размеряет путь», «надрывает грудь», «озаряя снег», «кроет голытьбу», «к всенощной зовет» и пр.;
3) глагол и обстоятельство: «медленно ложится», «звонко раздаются», «неумело ловят», «и щемит невольно», «стану для забавы» и пр.;
4) подлежащее и сказуемое: «метеор зажжется», «шорох пронесется», «теплился ночник», «умирал старик», «разгорелась кровь» и пр.
Такие синтаксически схожие словосочетания в ритмически схожих стихах называются ритмико-синтаксическими клише. Попробуйте выделить эти четыре ритмико-синтаксических клише во всех двусловных строках этого раздела и присмотритесь, какие еще ритмико-синтаксические клише можно в таких строках найти.
Обратите внимание, как редки в 3-ст. хорее анжамбманы (№ 21), особенно в середине строфы, потому что четверостишие 3-ст. хорея стремится распасться на два замкнутых двустишия. Наиболее заметные анжамбманы в стихотворениях: «Что мы исчерпали / Их, – я не боюсь» (№ 278), «Оглянулся – свет / Лунный воцарился» (№ 233), «Тут же так, что небу / Жарко, начудишь» (№ 225); где еще?
Мы просмотрели 75 стихотворений, написанных 3-ст. хореем и сгруппированных тематически. (Может быть, вы предпочли бы сгруппировать их иначе? Попробуйте.) Каждую из этих определяющих тем можно назвать семантической (т.е. смысловой) окраской этого размера, а совокупность этих окрасок – семантическим ореолом этого размера. Не все ученые признают эти понятия: некоторые считают, что семантическая традиция между стихотворениями неощутима и каждое стихотворение пишется так, как если бы оно использовало данный стихотворный размер впервые. Решите сами, достаточно ли убедительно для вас предлагаемая подборка текстов доказывает, что семантическая традиция все же существует.
У стихотворений, написанных 3-ст. хореем, за редкими исключениями (№ 267, 268), один семантический исток: переложение Лермонтова из Гёте «Горные вершины / Спят во тьме ночной...». В других стихотворных размерах у начала семантических традиций стоят два или три таких же известных и всем памятных стихотворения; их перекрещивающиеся влияния дают более сложную картину. Может показаться, что в конечном счете все размеры одинаково открыты для всех тем. Это не совсем так: мы видим, что в почти исчерпывающем своде 3-ст. хорея начала века отсутствуют гражданская лирика (исключение – № 278), счастливая любовь, юмористическая поэзия. Но еще важнее, что даже наличествующие темы по-разному окрашиваются соседними. Тема несчастной любви возможна едва ли не во всех размерах. Но в 3-ст. хорее сквозь нее будут просвечивать путь, природа, тоска, смерть и т.д., а в 3-ст. амфибрахии, например, в ней будут отзвуки балладной романтики, воспоминаний, видений, сна, интонации раздольной песни и т.д.
Соотношение между формой и содержанием стиха – сложный предмет, и наука только начинает подступать к его исследованию. Для тех, кого заинтересовала эта книга, здесь – широкое поле для приложения приобретенных знаний.
Дата добавления: 2020-01-07; просмотров: 376; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!