Эволюция системы партийно-политического представительства в России
Ход прошлогодней парламентской избирательной кампании и результаты выборов в Государственную думу, равно как и работа ее весенней сессии дают основание для вывода о серьезном кризисе сложившейся системы парламентского и партийно-политического представительства. Важным проявлением этого кризиса стало значительное снижение роли идеологической идентификации: "идеологические партии" (как левые, так и правые) потерпели поражение перед напором нарочито деидеологизированных образований, совершавших активную экспансию по всем направлениям и действовавших по принципу "catch all" ("хватай всех подряд"). И в этом отношении значительное число участников выборов выглядели как клоны "catch all"- партий.
Результатом использования такой тактики стали провал на выборах реально действующих партий и победа политических фантомов. Начавшая участие в избирательном марафоне с наибольшим рейтингом КПРФ потерпела сокрушительное поражение, отмеченное троекратным отставанием от "Единой России" (ЕР); имевшие обоснованные надежды на преодоление 5-процентного барьера СПС и "Яблоко" остались вне стен парламента, а наскоро сформированный за три месяца до выборов блок "Родина" (подобно виртуальному "Единству" на парламентских выборах 1999 года) добился оглушительного успеха. То, что для классических партий считалось уязвимыми местами (слабость организационной и региональной инфраструктур, членской базы и партийного актива), стало конкурентным преимуществом в условиях виртуализации политического пространства.
|
|
|
Таким образом, избирательный цикл 2003-2004 годов дает основание для еще одного вывода: налицо рост виртуализации российской политики, в том числе в области партийного строительства. Заметным проявлением этого процесса стало усиление тенденции, неоднократно отмечавшейся российскими политологами: на смену программам в качестве предметной основы коммуникации партий и избирателей приходят имиджи партийных лидеров как наиболее экономный и электорально эффективный инструмент информации и коммуникации. При этом особенностью российской версии глобальной тенденции виртуализации политики становится заметный разрыв между содержанием политической коммуникации и его инструментальным воплощением: в структуре имиджей добившихся электорального успеха политиков и партий преобладают виртуальные, а не реальные достоинства.
Это обстоятельство имеет смысл рассматривать в контексте дискуссий относительно совместимости использования имиджа политиков и партий с идеями и институтами представительной демократии. Как известно, водораздел в этих спорах пролегает между теми, кто считает имидж преимущественно инструментом манипуляции (что чревато выхолащиванием смысла демократического института выборов), и теми, кто рассматривает его в качестве инструмента демократического контроля электората над своими избранниками. К сожалению, прошедшие выборы могут усилить позиции сторонников первой точки зрения. Еще одним проявлением партийно-политического кризиса стали кризис лидерства и снижение значимости личностных качеств как фактора политического продвижения. Новые лица на политической сцене не появились, а те, кто считались таковыми (Д. Рогозин, С. Глазьев), в действительности давно и хорошо известны как экспертному сообществу, так и избирателям.
|
|
|
НА НАШ ВЗГЛЯД, в контексте предшествовавшей эволюции российских политических партий сегодняшний кризис выглядит вполне закономерным. Процессы партийно-политического структурирования в современной России, несмотря на значительную пестроту партийно-политического спектра, заставляют вспомнить фразу одного известного деятеля: какую партию у нас ни создавай, все равно получается КПСС. К сожалению, многообразие партийного спектра и сегодня тяготеет к моноцентричной модели партийной организации, а новые политические институты на российской почве формируются под влиянием традиционной политической культуры. Один из аккредитованных в Москве в 1930-х годах иностранных журналистов в свое время писал: "Режим, укомплектованный бывшими узниками и ссыльными, знает только одну форму правления и никогда не слышал о другом месте для оппозиции, кроме Сибири". М. Томскому приписывают суждение: в СССР может быть сколько угодно партий при условии, что одна у власти, остальные - в тюрьме...
|
|
|
Однако тезис о существовании в СССР однопартийной системы при всей своей безусловной правдивости неточен: хотя многопартийности в непосредственном смысле не было, но существовала многоподъездность. Так, Международный и Организационно-партийный отделы ЦК КПСС не только располагались в разных подъездах комплекса зданий на Старой площади, но и нередко противостояли друг другу с такой яростью, что на этом фоне меркла даже межпартийная борьба в западных демократиях. В эпоху "перестройки" плюрализм расцвел и в рамках одного подъезда: кабинеты Е.Лигачева и А.Яковлева располагались на одном этаже первого подъезда ЦК КПСС, но это не мешало им и стоявшим за ними силам быть непримиримыми противниками. Иначе говоря, в рамках однопартийной системы конкурировали различные "партии власти".
|
|
|
Речь о недавнем прошлом зашла неслучайно: о многоподъездности заставили вспомнить выборы в Государственную думу 2003 года. Многопартийность сегодня вновь расцветает в рамках одного учреждения (кстати, находящегося в тех же зданиях на Старой площади, что и некогда ЦК КПСС), а конкуренция различных отрядов федеральной бюрократии обретает формат конкуренции политических партий. Как здесь не вспомнить В. Ключевского: в России не было борьбы партий, а была лишь борьба учреждений. Суждение историка точно характеризует и нынешнее состояние российской многопартийности: за борьбой партий скрывается противостояние различных фракций кремлевской бюрократии, в ходе которой одно крыло курирует "Единую Россию", второе - Народную партию, а все вместе поддерживают блок "Родина". Другие проявления внутривидовой борьбы центральной бюрократии являют губернаторские выборы, в ходе которых конкуренция бюрократических фракций обретает формат соперничества различных кандидатов, как это было, например, в ходе выборов президента Калмыкии в 2002 году и президента Башкортостана в декабре 2003-го.
Как российский партогенез выглядит в контексте мировых тенденций? Известно, что период утверждения отечественных политических партий в качестве активных участников парламентского представительства пришелся на время, которое в исследовательской литературе на Западе и в России характеризуется как период упадка партий. Однако на самом деле мы наблюдаем не столько упадок партии как политического института, сколько серьезный кризис сложившейся в индустриальном обществе модели массовой идеологической партии. В условиях постиндустриального индивидуализированного общества функциональные и организационные характеристики классических партий претерпели существенные изменения, что, однако, не дает оснований для прогнозирования ухода института партий из политического процесса вообще.
Как известно, кризис традиционных партий нашел отражение в формировании нового поколения партий - так называемых постмодернистских. Семейство этих партий разнообразно и чрезвычайно пестро (картельные партии, всеохватные, электорально-профессиональные, медиа-партии, минимальные, харизматические, клиентеллистские, партии-предприятия и т. д.). Сверхзадача всех этих образований - обретение нового дыхания в условиях маркетизации и виртуализации политического пространства. Сказанное относится и к российским политическим партиям, несмотря на чрезвычайную краткость их партогенеза, охватывающего лишь одно десятилетие. Однако скорость политических процессов в России чрезвычайно высока. Не удивительно поэтому, что политико-коммерческое предприятие ЗАО "ЛДПР" было создано даже ранее движения "Вперед, Италия" С.Берлускони, считающегося классикой жанра.
Отличительной чертой партий нового поколения считается изменение соотношения различных партийных функций. Как известно, традиционно партии выполняли такие функции, как социальное представительство, политическая социализация, коммуникация, мобилизация, рекрутирование политической элиты и, конечно, обретение политической власти. Сегодня часть этих функций взяли на себя другие институты. Так, например, средства массовой информации выступают важнейшими агентами политической социализации и коммуникации, что дает ряду исследователей основание для вывода о том, что в российских условиях СМИ де-факто действуют в качестве политических партий. Это положение не вполне адекватно отражает ситуацию, ибо и партии, и СМИ не являются самостоятельными политическими игроками, а выступают "ответвлениями" реальных центров политической власти. Властная вертикаль современного российского общества подобна трехуровневой пирамиде, на вершине которой - элитные группы, принимающие стратегические решения, а в основании - массовые группы, являющиеся реципиентами принятых наверху решений. Срединный уровень занимают группы, призванные транслировать на массовый уровень принятые элитой решения. На наш взгляд, к этой категории можно отнести не только многочисленную когорту политтехнологов, но также представителей СМИ и политических партий.
Что касается такой традиционной партийной функции, как социально-политическое представительство, то в России ее выполняют находящиеся на флангах политического спектра левые (КПРФ) и правые (СПС, "Яблоко") партии. Это обусловлено особенностью социальной структуры российского общества, напоминающей двугорбого верблюда с полюсами бедности и богатства при слабости срединного начала.
Функцию рекрутирования элиты российские партии не выполняют в принципе. Напротив, это субъекты реальной власти, обладающие ресурсами (прежде всего исполнительная власть регионального и федерального уровней и крупный бизнес), используют институт партий в качестве электоральной машины как в ходе внутриэлитной конкуренции (как это было на парламентских выборах 1999 года, когда соперничали "Отечество" и "Единство"), так и в целях удержания власти перед лицом протестного электората. Именно эта функция - обретение и удержание политической власти - является главной и для нового поколения партий.
Таким образом, несмотря на радикальное изменение облика новых партий - организационной структуры, методов управления, продвижения и т. д., их функциональное предназначение не претерпело радикальных изменений: партии и сегодня функционируют в качестве инструмента завоевания политической власти в условиях избирательного формата рекрутирования властного истеблишмента. На рубеже 1980 - 1990-х годов монопольным субъектом партстроительства выступало государство (пример тому - история создания ЛДПР). В течение последнего десятилетия к государству присоединились новые субъекты партстроительства, каковыми стали образовавшиеся в течение 1990-х олигополии, или политико-экономические кланы. Политический плюрализм обрел формат жесткой внутриэлитной конференции этих новых субъектов политического поля. Последние, как известно, приобрели характер многофункциональных самодостаточных образований замкнутого контура наподобие квазифеодальных образований. Они стали обладателями собственного промышленного и банковского потенциала, масс-медиа империй, информационно-аналитических служб, служб безопасности и, в том числе, обзавелись политическими партиями. Таким образом, в 1990-х годах изменился характер монополии, но не исчез сам монопольный принцип разделения политического рынка: в качестве монополистов во второй половине 1990-х выступали исполнительная власть и новые олигополии.
В контексте российской многопартийности так называемые партии власти не являются исключением. По своей природе, задачам и характеру они выражают интересы не государства, а той группировки, которая в конкретный момент находится у власти. Отсюда и недолговечность всех "партий власти". Причины этой недолговечности не в том, что они создавались нелюбимым народом "начальством", а в том, что "начальство" периодически менялось и вместе с ним сходила со сцены его клиентура в лице партийного аппарата. При этом последний плавно перетекал из ДВР в НДР, из НДР в "Единство" и т. д. Тесная связь "партий власти", на которые исполнительная власть сделала основную ставку при формировании пропрезидентского большинства в новой Госдуме, с госаппаратом дает основание для вывода о близости этих партий к модели картельных партий, описанных Р.Кацем и П.Маиром. Последние парламентские выборы в полной мере высветили новую тенденцию: монополизацию партийно-политического поля партийной клиентурой федеральной бюрократии и достижение ею приоритета по отношению к партиям, спонсируемым крупным бизнесом. Эта тенденция стала одним из проявлений общего усиления влияния федеральной вертикали по отношению к крупному бизнесу: прессингу подверглись не только олигархи, но и их партийная клиентура.
До парламентских выборов 2003 года говорили о двух наиболее вероятных альтернативах эволюции российской партийной системы. Первая-формирование полуторапартийной системы как многопартийной системы с доминирующей партией. Вторая - становление двухпартийной системы, в рамках которой конкурируют "партия власти" и КПРФ. Сегодня очевидно, что первая альтернатива превратилась в реальность. Поэтому описанные тенденции правомерно рассматривать в качестве проявления более общей тенденции монополизации политического пространства федеральной исполнительной властью в рамках формирования моноцентрического политического режима президента В. Путина.
НА НАШ ВЗГЛЯД, ПРЕДСТАВЛЯЕТ ИНТЕРЕС ВОПРОС о том, как отмеченные выше тенденции проявляются на региональном уровне.
Богатый материал в этом плане дают результаты исследования "Самые влиятельные люди России-2003. Политические и экономические элиты российских регионов", проведенного Институтом ситуационного анализа и новых технологий (ИСАНТ) при участии большого числа независимых ученых и компетентных экспертов. Задачей проекта было изучение процессов формирования региональных политических и экономических элит (в рамках данного исследования термин "элита" использовался в сугубо функциональном аспекте - в качестве определения сообщества лиц, принимающих ключевые стратегические политические и экономические решения). Автору настоящей статьи довелось быть научным руководителем проекта и научным редактором опубликованного по итогам исследования 700-страничного издания. Целью проекта было определение основных механизмов и каналов рекрутирования региональных элит и важнейших характеристик их персонального и качественного состава.
Упомянутое исследование по общесоциологическим меркам весьма масштабно, а в области изучения элит уникально. Оно как в количественном, так и в качественном отношении является логическим продолжением и развитием исследования, проведенного в 2000 году (результаты этого исследования были опубликованы в журнале "Эксперт", 2000, N 38, 9 октября). Тогда экспертным опросом было охвачено 54 региона, в исследовании 2003 года - уже 66. В 2000-м в каждом регионе было опрошено по 20 - 25 экспертов, а в общей сложности - 1263 человека; в 2003-м - по 25 - 50 в каждом регионе, общее число респондентов-экспертов составило 1702 человека. Работ, аналогичных по числу одновременно включенных в исследование регионов, по числу одновременно опрошенных компетентных и осведомленных, а часто и весьма влиятельных, представителей органов государственного управления, бизнеса и общественности, а также по количеству выявленных и проанализированных влиятельных лиц, в настоящее время не существует.
В то же время экспертный опрос 2003 года - это не просто расширенное повторное исследование 2000-го, но качественно новый его этап. Новизна его заключается в концептуальном осмыслении самих механизмов влияния на региональном уровне властных групп.
Исследование показало, что с точки зрения институционализации влияния властные группы как в центре, так и в регионах, распадаются на две категории: представители властных структур, занимающие постоянные оплачиваемые должности в государственных органах ("бюрократы"), и "свободные художники", "вольные стрелки", которые не занимают формальных позиций в структурах власти, однако оказывают влияние на процесс принятия важнейших политических решений. Первая группа, безусловно доминирующая, включает глав исполнительной, законодательной и, реже, судебной ветвей региональной и муниципальной власти, руководителей региональных силовых и специальных структур, территориальных органов федеральных ведомств, федеральных округов и т. д. Во многих субъектах Федерации рейтинг "бюрократов" - это персонифицированный рейтинг влияния властных структур. Удельный вес "бюрократов" в общей численности политического класса колеблется в пределах 70 - 90 процентов. Вторая группа - представители политических партий и общественных движений, лидеры общественного мнения, руководители негосударственных СМИ и важнейших учреждений науки, культуры, образования, представители духовенства.
Региональная политическая элита - это прежде всего "действующий контингент" исполнительной и, в меньшей степени, законодательной власти (депутаты Государственной думы и Совета Федерации Федерального собрания РФ, региональных легислатур). Рассмотрение партийно-политического сегмента региональных элит показало, что политические партии и общественные организации в качестве каналов рекрутирования элит в масштабе всей страны значительной роли не играют. Однако сопоставление итогов опроса 2003 года с данными трехлетней давности выявляет неожиданную тенденцию - существенное возрастание партийно-политического сегмента в составе политико-экономических элит.
Суммарное число влиятельных в политике представителей партий по сравнению с 2000 годом возросло почти в 6 раз; в экономике - почти в 8 раз. Структурный анализ партийного сегмента показывает, что его рост обеспечен прежде всего за счет количественного и качественного роста представительства "Единой России"(ЕР), СПС и в меньшей степени - КПРФ. Число членов ЕР выросло в политике в 10 раз; в экономике - в 8,7 раза. Соответствующие показатели для СПС составляют 9,3 и 13,6, а для КПРФ - 4,6 и 7 раз, соответственно (см. таблицу 1).
Таблица 1 Число представителей партий, названных влиятельными в политике или экономике
| Партия | Представители партии, влиятельные в политике | Представители партии, влиятельные в экономике |
| "Единая Россия" (суммарное число политиков, вошедших в блок) | 13/133 | 9/79 |
| КПРФ | 25/115 | 5/35 |
| ЛДПР | 5/11 | 2/4 |
| СПС | 6/56 | 3/41 |
| "Яблоко" | 11/29 | 2/8 |
| Итого: | 60/344 | 38/167 |
В числителе - результаты исследования 2000 года, в знаменателе - результаты исследования 2003 года.
Основной рост "партийного влияния" достигнут за счет "Единой России" и СПС. Как видно из таблицы 2, за три года удельный вес "единороссов" в корпусе влиятельных политиков из партий увеличился почти в 2 раза, составив 40 процентов; удельный вес СПС поднялся с 10 до 16 процентов, тогда как удельный вес коммунистов снизился с 42 до 33 процентов. Упал и удельный вес партийных политиков из "Яблока" и ЛДПР. Динамика изменения влияния партийных представителей в экономике аналогична: рост абсолютного и удельного веса представителей "Единой России", СПС происходил на фоне ослабления позиций КПРФ, ЛДПР и "Яблока".
Таблица 2 Удельный вес партий среди партийных представителей, названных влиятельными в политике и экономике (в процентах)
| Партия | Удельный вес представителей партии, влиятельных в политике | Удельный вес представителей партии, влиятельных в экономике |
| "Единая Россия" (суммарное число политиков, вошедших в блок) | 22/40 | 42/47 |
| КПРФ | 42/33 | 24/21 |
| ЛДПР | 8/3 | 10/2 |
| СПС | 10/16 | 14/25 |
| "Яблоко" | 18/8 | 10/5 |
В числителе - результаты исследования 2000 года, в знаменателе - результаты исследования 2003 года.
На наш взгляд, рост удельного веса "партийцев" в составе региональных элит объясняется не столько ростом влияния в субъектах Федерации института партий, сколько организационно-политическим укреплением партии "Единая Россия". Не случайно именно эта партия дала наибольший прирост удельного веса "партийцев" в составе элиты, и именно ее вес в рамках партийного сегмента возрос в наибольшей степени. Укрепление ЕР обусловлено ее эволюцией в качестве модификации прижившейся в России модели "партии власти" (ее предшественницы в этом качестве - ДВР и НДР).
Связь "Единой России" с исполнительной властью стимулирует приток в ее ряды лиц, обладающих значимым политическим и экономическим статусом в региональном управлении и бизнесе. В связи с тем, что "Единство" было создано непосредственно перед парламентскими выборами 1999 года, эта структура в тот период была представлена в основном малоизвестными лицами. К выборам 2003 года "Единая Россия" подошла как полноценная "партия власти", мобилизовавшая под свои знамена другую бюрократическую квазипартию ("Отечество") и призвавшая в свои ряды значительное число статусных фигур. В избирательных списках ЕР фигурировало более 70 региональных руководителей. В состав парламента по итогам выборов 2003 года вошло значительное число региональных чиновников и бизнесменов.
Интеграция региональных начальников в партийные структуры "Единой России" дает пример обратной по отношению к классическим канонам партийно-политического представительства тенденции: региональные партийные отделения являются не столько каналами политического продвижения новичков (хотя это тоже имеет место), сколько используются влиятельными региональными политиками и предпринимателями для упрочения своих позиций и укрепления связей в федеральных структурах власти. Происходит взаимовыгодный обмен ресурсами: влиятельные региональные политики и предприниматели конвертируют часть своего ресурса в поддержку "партии власти" на региональном уровне, получая в обмен поддержку федерального центра. Примеры подобного переплетения политических институтов дает деятельность "Единой России" во многих регионах, где в ее местные организации входят лица, занимающие статусные должности во властных и бизнес-структурах. С учетом специфики ЕР как партии картельного типа это означает рост влияния федеральной исполнительной власти на процессы формирования регионального руководства и влияния на региональный политический процесс в целом.
РЕЗУЛЬТАТЫ ГУБЕРНАТОРСКИХ ВЫБОРОВ 2003 года и выборов депутатов Государственной думы как по партийным спискам, так и по одномандатным округам, в полной мере подтверждают сделанный вывод. На выборах депутатов Госдумы в одномандатных округах возвышение федеральной административной вертикали по отношению к региональным администрациям проявилось максимально отчетливо. "Партия власти" одержала беспрецедентную победу: на состоявшихся в 221 округе выборах победили 103 кандидата "Единой России", 18 кандидатов Народной партии и 65 "независимых кандидатов", которые в действительности были "запасным полком" "партии власти". Известный аналитик Р. Туровский обоснованно отмечает, что большинство победителей из числа кандидатов Народной партии и "независимых" имело статус кандидатов "партии власти", согласованных с Кремлем. Между тем кандидаты от оппозиции, прежде всего от КПРФ, смогли победить лишь в 12 округах; многие статусные оппозиционные политики, непрерывно заседавшие в Думе не один срок, потерпели поражение. При этом именно федеральный административный ресурс оказался решающим: губернаторских ставленников в новой Думе стало заметно меньше.
Рост удельного веса политиков СПС (по результатам исследования, состоявшегося до парламентских выборов) можно объяснить его идеологической близостью к власти, определяющей влияние представителей этой партии в политике и экономике (достаточно упомянуть имя А.Чубайса, который, несмотря на некоторое снижение влияния на федеральном уровне, относится к числу фигур, наиболее влиятельных на уровне региональном).
Что же касается КПРФ, то рост числа влиятельных в экономике представителей этой партии незначителен на фоне впечатляющих аналогичных показателей "Единой России" и СПС. Следует также учесть, что удельный вес сторонников КПРФ в корпусе влиятельных представителей партий падает. Это отражает общую тенденцию снижения присутствия и влияния коммунистов в структурах региональной власти. Как известно, при поддержке КПРФ ранее был избран целый ряд глав субъектов Федерации. В настоящее время члены КПРФ или ее сторонники составляют примерно пятую часть губернаторского корпуса. Однако, комментируя присутствие сторонников КПРФ в составе регионального руководства, следует отметить ряд моментов. Во-первых, число губернаторов, избранных при поддержке оппозиционных политических партий, снижается; перспективы же переизбрания в качестве кандидатов от оппозиции проблематичны. Не нашедшие общего языка с Кремлем губернаторы вряд ли могут рассчитывать на успех. В этом отношении показательна ситуация в Кировской области. Имевший репутацию сторонника КПРФ бывший губернатор В. Сергеенков, против переизбрания которого выступил Кремль, вынужден был отказаться от участия в губернаторских выборах: под давлением Москвы в сентябре 2003 года областной парламент отказался вносить поправки в устав области, разрешающие Сергеенкову баллотироваться на третий срок. Поддержанные Кремлем кандидаты, ранее известные как приверженцы левых идей, участвовали в выборах под знаменами "Единой России". Сергеенкову не удалось стать даже депутатом Госдумы.
Сегодня ориентированные на переизбрание губернаторы стремятся заручиться поддержкой не только федеральной власти, но и бизнес-структур, обоснованно рассматривая этот фактор в качестве важного, а порой решающего условия успеха. Так, повторное избрание волгоградского губернатора Н. Максюты, известного как сторонника КПРФ, эксперты называют результатом победы "нерушимого блока коммунистов, "Газпрома" и "ЛУКОЙЛа"". Поддержка "Газпрома" и "ЛУКОЙЛа" стала решающим фактором победы на выборах астраханского губернатора А. Гужвина.
Во-вторых, абсолютное большинство губернаторов-коммунистов "встроено" в существующую систему власти: в текущей управленческой деятельности, а также в отношениях с федеральным центром они, как правило, избегают идеологизированности. Сегодня население в оценке власти руководствуется функциональным критерием - ценит прежде всего объективные результаты хозяйственной деятельности, а не лозунги. Иначе говоря, на смену идеологии приходит прагматизм. Точнее, прагматизм является ныне идеологией.
В этом плане показателен пример губернатора Владимирской области Н. Виноградова, пришедшего к власти при поддержке КПРФ. Эта партия имеет в регионе наибольшую поддержку: каждый третий из списка влиятельных политиков области - активный сторонник КПРФ. Вторая политическая сила в регионе - "Единая Россия", причем, как отмечают эксперты, формирование политического руководства владимирского отделения этой партии происходило при активном участии сторонников КПРФ, занимающих высокие посты в областной администрации. По существу, опорой губернатора являются две политические силы: КПРФ и "Единая Россия". При этом Виноградов и другие избранные при поддержке КПРФ губернаторы вполне лояльны центру, а их политика соответствует его стратегическому курсу. Аналогичные процессы фиксируют эксперты и в Волгоградской области: сторонник КПРФ губернатор Н. Максюта энергично поддерживает усилия "Единой России" по расширению в области базы своей электоральной поддержки.
Подтверждает сказанное и пример А. Ткачева: будучи избран в 2001 году губернатором как преемник Н. Кондратенко и позиционируя себя в этом качестве на первом этапе правления, он затем в течение короткого времени уволил назначенцев бывшего губернатора из обладминистрации (в настоящее время в списке влиятельных лиц остался только сам Кондратенко) и безусловно лоялен федеральной власти, и в частности В. Путину.
Еще более красноречив пример губернатора Нижегородской области Г. Ходырева (он руководил областью еще в советский период), занявшего эту должность при поддержке КПРФ и покинувшего ряды партии после избрания. Такая же картина наблюдается и в других регионах. Как известно, на парламентских выборах 1999 года "официальный" оппозиционер кемеровский губернатор А. Тулеев (занимавший четвертое место в списке кандидатов от НПСР на выборах в Госдуму) обеспечил "Единству" 37 процентов голосов поддержки в своем регионе в обмен на помощь Москвы в борьбе с экономическими конкурентами, в частности в лице группы "МИКОМ". Если тогда подобная "загогулина" была редкостью, то сегодня - уже тенденция. На выборах депутатов Госдумы в 2003 году Тулеев открыто поддержал "Единую Россию" и обеспечил победу трех кандидатов от этой партии в своей области, а губернатор Орловской области Е. Строев - бывший секретарь ЦК КПСС - возглавил на парламентских выборах региональный список "Единой России". В данном контексте весьма характерна и нынешняя ситуация внутри КПРФ, фактически находящейся в состоянии раскола; причем в качестве альтернативной Г. Зюганову фигуры выступает губернатор Ивановской области В. Тихонов.
Значение остальных партий, кроме КПРФ и "Единой России", в качестве каналов политического продвижения в российских регионах невелико, хотя их представители и присутствуют в рейтинге политического влияния. При этом, несмотря на незначительную политическую роль, региональные отделения политических партий (а до принятия нового Закона о политических партиях - и региональные партии) в субъектах Федерации продолжают активно создаваться, причем, как правило, по инициативе и (или) при участии региональных властей и (или) бизнеса. Причины очевидны: влиятельные федеральные и региональные политико-экономические сообщества рассматривают политические партии в качестве эффективного инструмента достижения электорального успеха.
"Партия власти" как партия
Автор: А. Кынев Неприкосновенный запас, №1, 2013, C.42-51
Рассуждения о роли партий в России вообще и "партии власти" в особенности бессмысленны без четкого ответа на вопрос, что мы имеем в виду, употребляя эти термины.
Дата добавления: 2019-11-16; просмотров: 267; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!