Мой Героин (Все Продают Кокаин)

"Приют Гарланда" знает почти каждый житель окрайних районов Стэрингстоуна, где по ночам не зажигают фонари из-за экономии электроэнергии. Перекошенное, словно Пейзанская башня, серое здание с выбитыми или заколоченными окнами, зажатое жилым домом с одной стороны и игорным клубом с другой. Район был идеальным для организации подобного бизнеса - полиция не рискует патрулировать эти улицы, а власти, казалось, давно смирились, что на юге города образовано логово всех униженных и оскорбленных, ищущих удовольствие и утешение в спиртном, дешёвых сигаретах и проституции.

Вэнс прекрасно знал это, прежде чем решиться отправиться в "Приют". Ему рассказывали, что местные в первую очередь смотрят на одежду, а уже затем решают, достойна ли жертва грабежа, или это вовсе один из них, такой же объедок жизни без будущего. По этим причинам Вэнс привёл свою маскировку до прибытия к парадным дверям "Приюта" в полный порядок, чтобы никто не вздумал сунуть ему осколок стекла под ребро. Раздобытый на распродаже пиджак был покрыт пятнами от пива, имел запах тухлой капусты и при этом был великоват. Туфли из коричневого кожзама трещали по швам, брюки были похожи на мешок, а рубашка была смята и в нескольких местах торчала из-под брюк. Щетина на лице Вэнса не была частью образа - она была естественным атрибутом его заурядной внешности.

Он без надобности вытер ноги у порога, зачем-то бросил взгляд в разные концы пустой, погруженной в вечерний сумрак улицы. Где-то в переулке, скрываемый паром из канализации, блевал торчок. Вэнс выдохнул облако пара, постучался и вошёл.

Внутри на стуле возле облупленной стены сидел почти засыпающий бородатый мужчина, закрученный в покрытое известкой пальто. Когда Вэнс тронул того за плечо, бородач хрюкнул и уставился на неожиданного гостя.

- Чего надо? - презрительно спросил он, окидывая Вэнса взглядом. Судя по вгляду, ему пришлась по вкусу его одежда.

- Я ищу Гарланда, - коротко ответил Вэнс, стараясь держаться естественно, как будто он шляется по заброшенным домам в неблагоприятных районах города каждый день.

- Купить или продать?

- Купить.

Бородач вместо ответа указал пальцем на лестницу и уже повернулся к Вэнса, чтобы получить плату за информацию, но тот уже был одной ногой на втором этаже.

- Жадный пижон, - пробурчал в бороду мужчина и захрапел.

В одной из опустевших комнат на втором этаже Вэнс отыскал некое подобие офиса Гарланда. Сам хозяин заведения сидел на сложенных друг на друга колесах перед импровизированным столом из кусков фанеры, скреплённых на скорую руку с помощью саморезов и скотча.

Гарланд был тем человеком, которого совершенно невозможно сломить. Любая неудача только подстёгивала его и заставляла искать иные пути, лишь бы добиться того, что хочет он. Порой он пускался во все тяжкие, совершая роковые ошибки и начиная с начала. В старшей школе он продавал фотографии обнаженных актрис по десять пенсов за штуку, а на заработанные деньги в конечном итоге купил полароид и попытался делать подобные снимки самостоятельно, однако быстро понял, что картинками публику не заинтересовать. Тогда Гарланд в возрасте двадцати пяти лет занялся проституцией, обменивая на деньги тело своей лучшей подруги, которая была готова кувыркаться в постели за пакетик героина. При этом она часто любила помечтать, что во время секса найдет свою любовь и наладит жизнь. Снача эта затея действительно приносила доход, пока однажды у проститутки Гарланда не случился передоз прямо в постели клиента. С бизнесом пришлось завязать и скрыться в бедных районах города, чтобы попытать счастье в немного иной сферы. Проституцию Гарланд сменил на куда более приличное занятие, как он сам утверждал. Теперь он продавал любовь и отношения, а не просто секс. Соответственно, ценник был повышен, ставки увеличились, а Гарланд в тридцать шесть лет, имея огромное пузо и обвислые щёки, наконец вновь почувствовал себя на плаву.

Он вступил в игру вместе с тремя подобранными с улицами девушками, младшей из которой было тогда всего семнадцать лет. Со временем девочка подросла и стала самой популярной спутницей в его заведении. Мужчины устраивали аукцион, чтобы получить шанс провести с девушкой хотя бы час. Час настоящей любви и нежности, как заявлял сам Гарланд новым клиентам.

- Никакой грязи, я вывел отношения на новый уровень, - говорил он усомнившимся. - Теперь я продаю отношения, а не животные инстинкты.

- Да это фальшь! Как эти девочки могут любить всех подряд? И ежу понятно, что они любят деньги, а настоящих чувств дать не способны.

В такие моменты Гарланд лишь усмехался и закидывал руки за голову.

- А вы скажите это тем, кто приползает ко мне на коленях, умоляя продлить ту или иную девушку хотя бы на час, - говорил он совершенно спокойно. - Или тем бедолагам, что сошли с ума от любви и страсти так сильно, что повесились на пороге этого дома, перед этим выкрикивая под окнами признания в любви.

И действительно, такое случалось слишком часто. Девушки Гарланда были обучены очаровывать, имитировать любовь, чтобы сводить любого недотёпу с ума и вынуждать платить как можно больше, чтобы продлить аренду и побыть в иллюзии реальных чувств как можно дольше. Из шутки Гарланд называл своих девушек самым сильным наркотиком, отказаться от которого практически невозможно.

- Вы можете отказаться от секса, но не от любви, - повторял он любому, кто смел усомниться.

Возникнув в проходе, Вэнс даже не успел покашлять, как тучная фигура Гарланда вскочила со своего трона и принялась крутиться вокруг него, то и дело демонстрируя фальшивую улыбку из вставных зубов.

- Вы желаете отношений, милейший? - залепетал Гарланд. - Не стесняйтесь, у меня огромный выбор чудесных девушек, которые полюбят вас уже сегодня. Кстати, в часть праздника скидка десять процентов на первую неделю пользования...

- Праздника? - только и успел вставить свой вопрос Вэнс.

Гарланд поспешил провести потенциального клиента в соседнюю комнату, где на вонючих матрасах спало с десяток девушек.

- Выбирайте любую, - предложил пузатый делец, обводя рукой комнату, похожую на декларацию к фильмам ужасов. - Какую вы хотите, чтобы она вас полюбила? Блондинка? М? Или вы любитель брюнеток? Помоложе или постарше?

- Чёрт, погодите! - не выдержал Вэнс, у которого от болтовни заболела голова. - Вы можете хотя бы назвать мне цену?

- Разумеется, любезный, - заулыбался Гарланд. - Видете ли, пять фунтов в неделю, всего лишь пять фунтов и любая из этих девушек будет любить вас, как последнего мужчину на планете.

- Звучит уж слишком утопично, - ухмыльнулся Вэнс. - Где гарантии?

Гарланд замялся, но тут же, как истинный предприниматель, нашёл решение:

- Вернём деньги, - быстро ответил он.

- Вернём? Вы здесь, вроде, одни.

- От лица фирмы я говорю в таком деловом стиле.

Вэнс промолчал, предпочитая не обращать своё внимание, что под фирмой Гарланд, скорее всего, подразумевает индивидуальное предпринимательство, базирующиеся в каком-то заброшенном доме на окраине города. Вместо этого он вздохнул примирительно и стал внимательно рассматривать девушек. Его взгляд привлекла девушка у окна, лежащая на спине в тряпье и с безразличием изучающая трещины на потолке. Волосы её отливали бронзой, лицо и тело были полны молодости, а серые глаза зачаровывали своим дерзким безразличием, ставя собеседника сразу же в невыгодное положение.

Гарланд проследил за взглядом клиента и тут же расплылся в новой улыбке.

- Рискну предложить, что вас зацепила Джудит, - произнёс он голосом сомелье. - Хорошая девочка, да-да. Весьма достойный выбор. Она у нас очень опытная, с семнадцати лет в бизнесе...

- Вы когда-нибудь прекратите играть в корпорацию? - не выдержал Вэнс.

Гарланд покорно умолк. Вэнс же ещё немного просверлил девушку взглядом, пока не убедился, что ему действительно нравится. Очень даже.

Он облизнул пересохшие губы и сказал Гарланду, что выбрал её.

- Превосходный выбор, любезный, очень хорошо!

Пузатый делец тут же свистом позвал девушку, вырвав из пучины размышлений. Вэнс проследил, как Джудит с лёгкостью вскочила на ноги и на цыпочках подбежала к ним.

- На какой срок оформляем? - поинтересовался Гарланд, пока Вэнс разглядывал девушку. Сквозь рваную кофту отчётливо виднелись очертания сосков. Джудит, казалось, совершенно не интересовало, кому на этот раз продавал её Гарланд.

- На максимальный, - выдохнул Вэнс. Он никак не мог оторвать взгляд от чудесного лица девушки. Он был поражен, что такая красота может выжить в трущобах, где теряешь рассудок и здоровье уже на третьи сутки.

- У нас нет максимальных сроков, - возразил Гарланд. - Вы можете взять её хоть на пять лет, только обязаны платить каждую неделю и в конце вернуть в целости и сохранности. Причём я советую вам заключить контракт на какой-нибудь короткий срок, скажем, на пару недель, а затем продлить, если так уж захочется. Потому что если вы заберёте Джудит на год, но будете обязаны выплатить на весь период, даже если по каким-то причинам решите вернуть её.

Вэнс посмотрел на тучного предпринимателя, но вновь напоролся лишь на наглую улыбку.

- Видите, это вовсе не проституция, - сказал Гарланд, разводя руками. - Здесь я продаю любовь, а за неё в любом случае нужно платить. Просто я предлагаю самый лёгкий путь обрести её, сохранив нервы.

Чтобы поторопить клиента, Гарданд добавил:

- Ну что, согласны? Две недели? Чтобы проверить.

Вэнс взглянул на девушку, скромно стоящую рядом, покачал головой и редко выдал:

- Пол года.

Теперь настала очередь Гарланда качать головой и цокать языком.

- Как пожелаете, но я вас предупреждал, - сказал он, когда Вэнс заплатил ему первые пять фунтов. - С другой стороны, мне-то что? Бизнес он есть бизнес.

Затем он кивнул Джудит и сказал строго, что теперь она принадлежит Вэнсу. Они вполне поняли друг друга, поэтому, когда Вэнс потащил девушку за руку прочь из дома, никто не сказал лишнего.

Вэнс вывел Джудит из района всё так же за руку. Они шли молча, преодолевая квартал за кварталом, пока наконец не добрались до дома Вэнса, расположенного на улочке, полной булочных и аптек и сильно похожей на Ковент-Гарден.

- Тебе нужно принять ванную, - сказал Вэнс, с отвращением снимая грязный пиджак и надеясь больше никогда не надевать его.

Джудит пожала плечами.

- Ты ведь не бедный, верно? - спросила она, когда вышла с мокрыми волосами из ванной в гостиную, где Вэнс ходил из угла в угол, не находя себе место от волнения.

Он взглянул на неё и выпустил весь запас кислорода из лёгких через один вздох. Мыло и теплая вода сделали своё дело: теперь Джудит стала совершенно неотразима. Вэнс так никогда и не узнает, что Гарланд специально заставлял своих девушек не мыться целыми днями, а перед приходом клиентов как следует обмазывал их лица грязью, заодно наряжая в рваную одежду, чтобы затем девушки произвели впечатление на заказчиков, влюбив их в себя окончательно. Он прекрасно знал, что среди его клиентов есть состоятельные люди, подобно Вэнсу притворяющиеся выброшенными на обочину жизни, поэтому тоже был готов играть спектакль ради прибыли, выжимая деньги любыми способами.

Вэнс кивнул, не в силах произнести ни слова. Его глаза жадно питались Джудит. Возможно ли, чтобы такая девушка жила на улицах, зарабатывая вот таким образом, ублажая мужчин?

- Сколько тебе заплатить, чтобы ты осталась со мной навсегда? - спросил Вэнс.

Джудит покачала головой.

- Платить нужно не мне, а Гарланду, - ответила она. - Пять фунтов в неделю, как договаривались. Пока ты плачешь, я буду с тобой...

- Да это же проституция чистой воды!

- ...И буду любить тебя, а не только делить постель.

- А что, если я не стану играть по его правилам и заберу тебя навсегда?

Вэнс сжал кисть руки Джудит и посмотрел девушке в глаза. Он уже был влюблен и желал увидеть в её глазах тоже нечто похожее на любовь, но там была лишь пустота. Он был счастлив обрести её, потому что ему нравилось чувствовать эту странную зависимость. Она была ему нужна! Ему, Вэнсу, теперь жизненно необходима эта прекрасная девушка. Он не мог заглянуть в будущее, чтобы не увидеть там их вместе. Страшно становилось лишь от одной мысли, что их пути могут разойтись. Нет, он был зависим от неё и наслаждался этим, ведь это так волшебно, когда один человек зависит от другого, привязываясь к нему не только телом, но и душой.

- Глупая идея, - коротко ответила Джудит. - У Гарланда слишком влиятельные знакомые, а сам он намного умнее, чем кажется. Он найдет любую из своих девушек хоть на краю света. У него отличная память, он помнит лица людей так хорошо, что по его описаниям можно писать портреты. Только благодаря этим качествам он и остаётся на плаву.

- Ты оправдываешь его, хотя сама находишься в плену, - заметил Вэнс, притягивая к себе Джудит. - Это что, новая версия Стокгольмского синдрома? Он же тебя за деньги раздает мужчинам!

- Хорошим мужчинам, - проворковала она и прижалась к Вэнсу. Тот моментально смягчился.

- Неужели ты совершенно не хочешь избавиться от него? Тебе же до конца жизни не придется зарабатывать подобным образом, унижаясь и копаясь в грязи...

- Ты не понимаешь, о чём говоришь, милый. Я хочу быть с тобой, но только легально, за пять фунтов в неделю. Гарланд не любит, когда кто-то нарушает условия договора...

- Плевал я на этот договор! - закричал Вэнс. - Я хочу быть с тобой, просто быть с тобой всегда без всяких посредников, которые угрожают отнять тебя у меня, если я не заплачу в срок.

Она провела кончиками ногтей по его щекам и улыбнулась.

- Мне жаль, дорогой, - тихо сказала Джудит. - Это невозможно.

- Да почему нет? - не выдержал Вэнс. - Что тебя держит? Разве ты не хочешь стать свободной и быть вместе со мной?

- Хочу, но я слишком привязана к Гарланду

- Он что, угрожает вам?

- Можно сказать и так. Но опасность будет грозить и тебе, если посмеешь выкрасть меня.

Вэнс смерил её взглядом.

- Но сама-то ты хочешь, чтобы я рискнул? - спросил он.

Джудит улыбнулась и поцеловала его в губы. Вэнс был готов поклясться, что ничего слаще этих губ не пробовал. Этот поцелуй был всего лишь уловкой, но его хватило, чтобы Вэнс окончательно потерял голову, решив, будто Джудит действительно любит его и даст шанс помочь ей вернуться в нормальную жизнь.

Они прожили вместе ровно неделю, а в понедельник Вэнс не пошёл относить следующие пять фунтов. Вопреки его тревоге, ничего плохого не произошло - он заснул в обнимку с Джудит, а проснувшись вновь увидел её, лежащей на его руке. Спустя неделю ситуация повторилась, и Вэнс уже стал успокаиваться. Он решил, что грандиозная память Гарланда, о которой ему рассказывала Джудит, подвела своего владельца, так что теперь ему ничего не грозит. Он будет просыпаться в объятиях этой девушки снова и снова, не платя ни цента за это право быть счастливым. Он верил, что и Джудит радуется своей свободе. Иногда Вэнс спрашивал её, что она скажет насчёт них, а она лишь пожимала плечами и отвечала:

- Время покажет.

- Но разве ты не счастлива наконец отделаться от этого ублюдка?

Вместо ответа она начинала целовать его. Вэнс воспринимал это как искреннюю благодарность и радовался всем сердцем, что наконец может называть эту чудесную девушку своей. Он стал зависим от неё, превратил Джудит в острую леску, чтобы затем воткнуть её глубоко в свою кожу, привязать к кускам мяса и позволить питать свою душу. Он был спокоен только тогда, когда она была рядом, а если в голову закрадывались сомнения, то Вэнс немедленно спрашивал Джудит, действительно ли она любит его и хочет быть с ним, а она невинно улыбалась и ласково отвечала:

- Конечно, котик, я рада быть с тобой.

Вэнсу этой лжи было достаточно, чтобы вновь получить самый труднодоступный кайф в жизни каждого человека - счастье. Он был счастлив только тогда, когда Джудит была рядом, когда он чувствовал её. Когда он слышал её голос, то невольно вздрагивал, нервная дрожь пробегала по его спине, и сознание начинал занимать единственный вопрос - это реальность или он спит?

Но были ночи, такие холодные и жестокие ночи, когда Вэнс, лёжа рядом с Джудит, ненавидел себя за упрямство, теряя веру в собственные чувства. Он не понимал, зачем он держит её рядом с собой и почему просто не может отпустить. Он смотрел на её лицо и не узнавал его в темноте, забывая, почему вообще любит её. Ему начинало казаться, что любовь к Джудит - всего лишь пытка, возникшая непонятно из-за чего. До него вдруг дошло, насколько же это всё-таки ужасно - быть зависимым от другого человека. Ему нужны были объятия этой девушки, её ласка, её тело, её слова. Ему важно было чувствовать её рядом, поэтому всё было так ужасно. Нет ничего хуже, когда один человек смертельно зависим от другого, когда привязанность духовная перерастает в рабство.

А через три недели всё закончилось, потому что раздался телефонный звонок. Сняв трубку, Вэнс почувствовал, как его сердце остановилось, ведь в трубке зазвучал приторно сладкий голос Гарланда:

- Звоню напомнить, любезный, что у вас имеется задолженность. Но я человек не злопамятный, так что готов принять плату до конца сегодняшнего дня без процентов.

Когда до Вэнса дошёл смысл этих слов, он сорвался и закричал в трубку:

- Слушай теперь меня, ублюдок! Никаких денег ты не получишь, как и девушку. Джудит останется со мной навсегда, а ты катись куда подальше, пока я не обратился куда следует, чтобы твоё поганое заведение прикрыли! Ты ей не нужен, она начала со мной новую жизнь, так что оставь нас в покое и отправляйся к дьяволу со своими процентами. Сдачи не надо!

- Правильно ли я понял, что вы решили угрожать мне? - спокойно спросил Гарланд.

- Возможно, - сквозь зубы выдавил Вэнс.

- Что ж, я тоже так умею. Если вы отказываетесь платить, то придется забрать товар силой.

- Она никуда с тобой не пойдёт!

- Пойдёт, куда она денется?

После этих слов Гарланд повесил трубку, оставив Вэнса дрожать от злобы и страха на другом конце провода. Он придёт забрать её. Но он не позволит ему сделать это.

- Что-то случилось? - спросила Джудит, когда Вэнс вернулся в комнату. - Ты на кого-то кричал...

- Это был Гарланд, - сказал Вэнс, сам не понимая, зачем он говорит ей это. - Он... Мягко сказать, не доволен.

- Он придёт за мной, - уверенно сказала Джудит.

- Может быть. И тогда ему придётся встретиться со мной, потому что я не собираюсь тебя отдавать. Ты нужна мне.

- Ох, как это типично для вас, мужчин, - засмеялась Джудит.

Вэнс криво улыбнулся. Едва ли он понимал, что должен делать. Он просто не хотел отдавать её никому, потому что слишком сильно привязался.

Следующие несколько дней он провёл в ночном кошмаре наяву, боясь выходить из дома или отпускать Джудит. Он связал её без верёвок, заперся у себя дома, чтобы не столкнуться с Гарландом. Внутри него проснулся параноик, видящий опасность в каждом углу. Вэнс не мог успокоиться, поэтому мерил шагами комнаты, обливаясь потом, пока Джудит спокойно лежала в постели, перелистывая прошлогодние журналы. Они ждали, но каждый ждал своего, оставаясь глухим. Вэнс царапал ногтями ладони, совершенно не понимая, как именно он собирается противостоять Гарланду. Он лишь хотел отстоять её, отстоять ради её же счастья. Его бесила одна только мысль, что Джудит может вернуться в эту дыру и продолжить продавать себя и свои фальшивые чувства всем подряд. Ему и в голову не приходило, что только это она и умела делать, ради этого только и жила.

Поэтому когда поздно ночью дверь квартиры слетела с петель, для Вэнса было настоящим сюрпризом, что Джудит первая вскочила с постели и побежала к тем, кого считала своими спасителями. Видя, как она забегает за спины неизвестных мужчин и Гарланда во главе процессии, Вэнс опустил руки и отступил, едва успев выскочить навстречу своим врагам.

- Почему? - спросил он одними губами, мечтая отчаянные взгляды на лица незнакомцев. Где-то за их спинами притаилась Джудит, счастливая наконец обрести возможность вновь получить нормальную работу.

- Потому что кайф был подделкой, - коротко, но всё так же вежливо ответил Гарланд.

- Верните мне её, я готов заплатить...

Гарланд лишь покачал головой.

- Увы, - сказал он без капли сожаления. - Мне кажется, что больше никаких дел мы с вами иметь не будем. Мы как банк - клиентов с дурной репутацией больше не одариваем подарками в виде кредитов. Ваш кредит доверия иссяк, так что впредь уже не я, а вы держитесь подальше.

Вся компания развернулась и вышла в ночь, оставив Вэнса валяться на полу и, протягивая руки к дверному проходу, кричать в отчаянии, умоляя Джудит вернуться:

- Я же любил тебя, почему ты так поступила со мной? Почему?

Он кричал и катался по полу, чувствуя, как всё его тело скручивает невыносимая боль. Эта боль давила на него, выкручивала мышцы, заставляя кричать ещё громче, пачкая лицо слезами. Он протягивал руки к тому месту, где стояла Джудит, желая лишь её одну. Она была ему необходима, как доза героина необходима закоренелому наркоману.

Перевернувшись на спину, Вэнс стал выгибаться дугой к потолку, пропуская сдавленный крик боли сквозь зубы. Его тело гнулось настолько сильно, что кости грудной клетки не выдержали и треснули, а затем несколько из них воткнулись прямо в разгоряченное сердце. Вэнс жадно втянул ртом воздух, а когда попытался выдохнуть, то понял, что ломка продолжается, а из его рта льётся кровь. От боли его глаза закатились. Он лежал на спине, не имея сил перевернуться, и захлёбывался собственной кровью, пока сломанные кости продолжали терзать его сердце.

 

Стены

Мне не нужна ваша жалость! Мои пустоты заполняются цементом, но я уже не хочу сдерживать безумие. Теперь вы будете страдать так же, как страдал я. Ничто не сможет удержать меня в этом мире, потому что в нём нет ничего, ради чего стоило бы жить. Я устал погружаться в сумрак и съедать самого себя от боли. Я пытался прорваться сквозь грунт, но что-то всё время возвращало меня назад. И теперь я постепенно буду замуровывать себя в этом безумии, чтобы никто не смог спасти мою падшую душу. Всё, что даёт этот мир, - лишь кирпичики для моей стены! Не пытался остановить меня, ты не можешь сказать ничего, что изменило бы ход моих мыслей.

В моей голове лунатики пляшут и смеются. Эй ты! Я убил своё тело, что теперь ты сможешь сказать мне, а? Эй ты! Вечный страдалец с горячей кровью, пишущий на стене гадости. Что ты знаешь о том, какого это быть мной? Пойдешь ли ты как я против всего мира, желая добиться признания? Или наконец усмиришься, поняв, что этому миру на всех наплевать. Ты не особенный, в тебе нет ничего ценного. Я был тобой, я помню этот жар в венах, помню свой сладкий пот. Я шёл напролом, снося стену за стеной, а теперь погляди на меня - мой рассудок сам возводит стену! Мы встретимся с тобой в аду, где нам самое место, потому что нигде я больше не нужен. Эта война окончена, но проигравших не будет, ведь я только начал возвращать должок. И в твоём лице я вижу свою рожу, потому что знаю, что следом за мной придут другие. Такие же сопливые и наивные чудаки, мечтающие о славе. Где-то под дождём в сточной канаве из яйца вылупятся они и окажутся на моём месте, проливая ещё больше крови. Да будет так! Ты не изменишь круговорот этих жертв. Прощай, жестокий мир.

Прощай.

Фаза IV: Бафомет

Её глаза широко раскрыты,

Но уже пусты.

По моей руке течёт что-то липкое,

А пальцы обжигает металл.

Я люблю играть с револьвером

И ставить на кон чужую жизнь.

Может я и ничтожен,

Но просто так не умру.

Я залью свой гроб вашей кровью,

Чтобы весь мир запомнил меня.

Я вскормлен злобой,

Мир разбил меня,

Теперь получайте своего уродца назад.

Я напишу своё имя в истории

Кровью всех тех, кого успею забрать.

Любовь была последним,

Что удерживало мой рассудок от падения.

А теперь всему пришёл конец.

Я прошёл через долину смерти и теней,

Теперь мне нечего терять.

Кого удивит эта жуткая эволюция:

Из червя в человека?

Выполз из гнилого яблока,

Прогрыз его насквозь -

Так и зародилась жизнь на планете.

Где-то надо мной слышится топот -

Это идёт элита прекрасных людей.

А здесь, в этой котельне,

Люди никто.

Когда пытаешься прорваться по ржавым трубам к свету,

Тебя сносит течением дерьма назад.

Тогда приходиться бороться,

Ища себе пример для подражания.

Все мы хотим быть на иконах,

Чтобы нас любили и почитали.

Но некоторым придется жрать пыль

Или души безразличных людей.

Одни сдадутся и остановятся,

Навсегда приковав себя к кресту,

А другие будут мстить до последнего,

Рискуя только собственной жизнью.

Если мир не хочет вписывать меня в историю,

То я сделаю это сам

Кровью всех своих врагов.

Я достаточно терпел насилие

И теперь слишком мертв, чтобы умирать.

У вас был шанс спасти меня,

Но вы лишь травили меня на телеканалах.

Вы охотились за моей черной шкурой,

А она рассыпалась в прах.

Вы загнобили меня и покрыли шрамами,

Заставив прятаться за стеной собственного ничтожества.

Я растерзан обществом,

Породившем меня и моё безумие.

Чего ты пялишься на меня?

Я - это отражение вашей современности,

Где убийцей становишься в процессе поиска самого себя.

Сегодня ночью я покажу вам своё лицо,

Чтобы вы увидели клыки во рту

И поняли, какое существо создали,

Вскармливая зародыш злобой и ненавистью.

А после я уйду, оставив вас отмывать стены

Или то, что от них останется.

 

Ланчбокс

Отступать было некуда - за спиной была сетчатая решётка ограды. Чакки прижал к груди кислотно-зелёный, обклеенный наклейками ланчбокс, выставил его вперёд, подобно щиту, и поджал губы.

- Отстань, - осмелился сказать он наступающему Бастеру. Тот лишь прищурился и сделал ещё несколько шагов в его сторону.

Бастер Парсон был, пожалуй, самым сильным и самым тупым восьмилетним ребёнком, чья нога пересекла порог школы имени Равенна Смита. Задира по характеру и грубиян по воспитанию, как отзывались о нём учителя, утомленные постоянными выходками чересчур упитанного мальчика. Несколько раз директор отправлял письма его родителям, но никакого отклика не получал. Администрация по большей мере закрывала глаза на его злодеяния, если они не причиняли никому сильного вреда. Хотя никто точно не знал, где та самая грань, после пересечения которой Бастера можно наказывать. А если уж взглянуть правде в глаза, то можно понять, что наказывать его в принципе боялись, считая, что его невозможно перевоспитать.

- Я хочу пообедать, Крофтон, - злобно хрюкнул Бастер, вжимая испуганного Чакки в ограду. - Гони свой ланчбокс и я только легонько тебя тресну.

- Но я тоже хочу есть, - захныкал Чакки. - Почему я должен отдавать его тебе?

- Может потому, что я могу сделать так, - Бастер схватил мальчика за ухо и скрутил в трубочку, заставив Чакки закричать от боли и выронить заветную коробку. Та с грохотом упала на асфальт между ними.

Бастер тут отпихнул Чакки в сторону, а сам проворно схватил упавший ланчбокс. Подцепив крышку своими огромными ногтями, он с трудом смог заглянуть внутрь. Живот его одобрительно заурчал, а глаза заблестели.

- Ого, да я обожаю сандвичи с тунцом! - радостно воскликнул он и принялся руками копаться внутри коробки, стараясь найти ещё что-нибудь вкусное.

- Отдай! - взвизгнул Чакки и вцепился в свой ланчбокс.

- Отвали, Крофтон, - Бастер одной рукой уверенно держал ланчбокс, а второй принялся бить Чакки. Его пухлый кулачок тут же расквасил мальчику нос.

После удара Чакки упал на землю, больно ударившись головой. Из его носа текла кровь, заливаясь в рот. Он закрыл глаза от боли и принялся плакать.

Бастер с презрением взглянул на него, ухмыльнулся, достал из ланчбокса сандвич и, засунув его целиком в рот, зашаркал в сторону школы, унося с собой зелёный ланчбокс лежащего на земле Чакки.

Он сам не помнил, как долго рыдал. Кровь успела засохнуть, перед этим залив нижнюю половину лица. Он не злился на Бастера. Он просто плакал от обиды.

Неожиданно чья-то тень легла ему на лицо, закрыв собой бьющие в глаза солнце. Чакки стёр слёзы и взглянул на стоящего над ним незнакомца. У мужчины были чёрные, беспорядочно лежащие волосы и трёхдневная щетина. Это совершенно не вязалось с его довольно строгим костюмом в обтяжку. На лацкане пиджака болталась небольшая цепь. Глаза у незнакомца были серые, блестящие обманчивой доброжелательностью и любопытством.

Он улыбнулся Чакки и произнёс:

- Вижу, тебе необходима помощь.

И прежде чем Чакки успел ответить, мужчина наклонился и помог мальчику встать на ноги. Затем вынул из внутреннего кармана пиджака черный платок и стал вытирать им лицо Чакки.

- Это ещё ничего, - повторял незнакомец, вытирая остатки засохшей крови. - Этот поросёнок мог тебя и посильнее ударить, так считай, что тебе повезло.

- Вы кто? - наконец спросил Чакки, когда незнакомец стёр с его лица всю кровь и швырнул не глядя испачканный платок в сторону.

- Харланд Шимус, - представился мужчина и протянул руку, позволив Чакки робко пожать её. - Тебе впервые так достаётся?

Чакки помотал головой и насупился.

- Значит, боевое крещение у тебя уже было, - пожал плечами Харланд. - Плохо. Один раз испачкаться в собственной крови полезно, но если это происходит постоянно, то стоит задуматься.

- Я не виноват! - обиженно крикнул Чакки. - Я много раз просил Бастера не приставать ко мне, но он всё равно это делает...

- Просить кого-то не трогать тебя - всё равно что приглашать бить снова и снова. Такими просьбами ты лишь унижаешь сам себя и развязываешь противнику руки. Если хочешь, чтобы от тебя действительно отстали, то должен требовать своего силой, отвечая насилием на насилие.

Чакки удивлённо уставился на Харланда.

- Откуда вы это знаете? - спросил мальчик.

- Болезненный опыт, - Харланд улыбнулся краешком бледно- красных губ и, положив руку на плечо Чакки, повёл его по дороге. - Думаю, ты не будешь против, если я провожу тебя до школы.

- Я никогда вас раньше здесь не видел, - заметил Чакки. Он не сводил глаз с незнакомца.

- А я никогда здесь и не был. Я прихожу только тогда, когда считаю нужным.

- Ясно, - вздохнул Чакки и потрогал свой покрасневший нос. Тот всё ещё болел после удара Бастера. - Он украл мой ланчбокс...

- Тот задира? Да, я видел, как уносит его.

- Что же мне делать?

- Что делать? Хм... Ну, ты мог бы ничего не делать - это самый лёгкий вариант действий, к которому ты прибегал каждый раз. Но тогда тебе придется жить так всегда. В семь лет у тебя отбирают ланчбокс, в семнадцать уводят девушку, а в двадцать семь вышвыривают с работы под дождь. Это закономерно, если ты терпишь, молча проглатываешь обиды и не стараешься отстоять свои права.

Чакки слушал внимательно, но всё равно не понимал половину слов Харланда. Больше всего его удивляло, как этот мужчина смог угадать его возраст.

- Когда ты перестаешь давать отпор, тобой начинают пользоваться - продолжал Харланд. Вместе с Чакки он перешёл дорогу, направляясь к зданию школы имени Равенна Смита. - Люди выбивают из тебя всё, что нужно им, как будто ты всего лишь пиньято. Иногда они бьют тебя как тот мальчик прямо в нос, а иногда бьют подло - в сердце. Такой удар немного опаснее. Далеко не каждый способен после него встать на ноги, даже с помощью друзей, а оказавшись на ногах вновь, не всегда удаётся продолжить борьбу. Подорванный дух, сломленность, отчаяние - всё это наваливается в один момент, сдавливая глотку. На это и делают ставку те, кто бьют в сердце. Насилие моральное или духовное, как его называю я, намного страшнее. Простить его практически невозможно, а месть требует большей сноровки.

- Вы говорите, как учитель, - сказал Чакки, восхищённый монологом Харланда.

- Я и есть учитель. Такой учитель появляется рано или поздно у каждого. Я не настолько полезен как опыт, но тоже могу помочь. И вот теперь я помогаю тебе, раскрывая философию насилия.

По взгляду Чакки Харланд понял, что тот ничего не понял.

- Понимаешь, - вздохнул мужчина, - в детстве, когда я был примерно твоего возраста, мне приходилось всего добиваться силой. Никого не волновало, чего я там хочу, всем было на меня наплевать, поэтому приходилось действовать в одиночку, прорываться и брать силой.

- Как Бастер, - буркнул Чакки.

- Да, верно, как этот... Бастер. Но в отличие от него я не злоупотреблял насилием. Я не использовал его забавы ради, вымещая злобу на других детях. Я использовал его лишь когда хотел удовлетворить свои желания, которые я ставил превыше всего. Только благодаря такой эгоистичной, но справедливой концепции моя совесть всегда была спокойна. Я брал силой то, что было нужно мне, но при этом старался держать свою злобу под контролем, чтобы случайно не влипнуть. В этом вся философия насилия, просто, как дважды два: бери что хочешь силой, не переступая черты. Лей кровь, но знай меру. Насилие заканчивается там, где заканчиваются твои желания. Не стоит злоупотреблять им, иначе оно обернётся против тебя. Этого под час не помнят люди, вроде того мальчика... И в результате сталкиваются с тем, что использовали.

Когда они подошли к главному входу, Харланд убрал руку с плеча мальчика и сказал напоследок:

- Подытоживая всё то, что я сказал раньше, - если ты хочешь вернуть ланчбокс у того, кто прибегнул к насилию, то должен тоже воспользоваться насилием, найдя в нём свою религию. Клин клином вышибают, слыхал?

- Я что, должен ударить Бастера? - Чакки выпучил глаза. Сама мысль заставила его дрожать от страха.

Харланд театрально развёл руки в стороны и улыбнулся.

- Добро пожаловать во взрослый мир, - сказал он.

Его голос ещё долго звенел в голове Чакки, сидящего на одном из уроков. Он думал о незнакомце - слишком добродушном с виду, но размышляющего о немного жутких вещах. Иными словами, Чакки думал, что этот человек сможет действительно помочь ему, предложив какой-нибудь выход. Но вместо этого он предложил ему сделать с Бастером то, что тот сделал с ним, с Чакки. Может, в этом действительно есть смысл? Харланд говорил слишком убедительно, умудряясь незаметно вбивать свои мысли в голову. С ним было слишком сложно не согласиться или постараться опровергнуть слова. Философия насилия в его изложении звучала слишком уж красиво. Казалось, будто насилие - это вообще единственный ключ ко всем дверям. Чакки думал об этом, но многие аспекты философии Харланда оставались для него непонятны в силу возраста.

На перемене он нашёл взглядом среди пёстрой толпы учеников Бастера и подошёл к нему, кусая нижнюю губу и царапая ногтями ладони. Тот сперва даже не заметил мальчика, хоть они и были одного роста.

Сейчас, думал Чакки, глядя на толстое лицо Бастера. Сейчас я это сделаю. Вот сейчас...

- Бастер, отдай мне мой ланчбокс, - уверенно попросил Чакки, а после раздумий добавил: - Пожалуйста.

Бастер удивлённо уставился на мальчика, а затем загоготал, хлопая себя по животу. Голос детей всегда отличается повышенным тембром, из-за чего часто переходит в некое подобие комариного писка. Утробный смех Бастера был именно таким - писклявым, словно кто-то проводит ржавым гвоздём по стеклу.

- Ух какие мы храбрые, - сквозь смех говорил Бастер.

Чакки хлопал глазами, глядя на покрасневшего от хохота задиру.

- Вот здесь твой обед, - сказал Бастер, хлопая себя по животу и сдерживая смех. - А вот твоя коробка.

И он показал Чакки средний палец. Тот не понял значение этого знака, однако тут же из-за переполняющей его обиды вцепился в пухлый, напоминающий сосиску, палец Бастера зубами, прокусив кожицу до крови.

Бастер выругался так громко, что ему могли позавидовать некоторые ученики старших классов, а затем толкнул Чакки в лоб, заставив его отцепиться. Зубы соскользнули с пальцы, содрав ещё немного кожи.

- Дикий, мелкий шизик! - кричал Бастер на весь коридор, неизвестно кому показывая окровавленный палец, пока Чакки потирал ушибленный лоб, обиженно поджав губы и вспоминая слова Харланда. Разве он сделал что-то не так? Ведь всё же правильно. - Я тебя придушу, Крофтон!

Скорее всего, он действительно бы так и сделал, если б только Чакки не побежал, виляя по коридору. Ему казалось, что взбешённый Бастер бежит за ним, размахивая ланчбоксом и угрожая ударить его намного сильнее. Он был настолько напуган произошедшим в коридоре, что не решался выходить из класса, боясь, что Бастер поджидает его снаружи каждую перемену. Он сидел, низко согнувшись за партой, стараясь унять нервную дрожь. Ему казалось, что за пределами класса его ждут, подстерегают, желая расправы. Поэтому после последнего урока он вылетел из класса первым, растолкав несколько человек, и выпрыгнул из школы, нервно оглядываясь по сторонам.

Когда рука Харланда вновь легла ему на плечо, Чакки едва не упал замертво. Он обернулся, ожидая увидеть поросячью рожу Бастера или одного из его верных спутников, но вместо этого натолкнулся взглядом на покрытое щетиной лицо Харланда.

- Ну как, удалось вернуть ланчбокс? - добродушно спросил мужчина.

Чакки стыдливо опустил глаза. Он испугался, что незнакомец начнёт его отчитывать, как учителя, когда кто-то не выполнял домашнюю работу, но тот лишь рассмеялся и повел мальчика прочь со школьного двора.

- В страхе нет ничего позорного, - мягко сказал Харланд, когда Чакки рассказал ему о стычке с Бастером в коридоре. - Это естественный инстинкт, подарок природы. Иногда он способен спасти тебе жизнь. Это необходимое чутьё, чтобы вовремя одуматься и изменить планы.

- А Гровер говорит, что боятся и бегут только слабаки, - буркнул Чакки.

- Кто такой этот Гровер?

- Мой брат. Когда он бьёт меня, то всегда держит за руку, чтобы я не убежал, и повторяет, что если я убегу, то навсегда останусь трусом.

- И что же ещё говорит твой брат? - Харланд спрашивал не потому, что ему было интересно, а потому что он терпеть не мог молчания в диалогах. Он шёл рядом с Чакки, рассматривая ногти.

- Что настоящий мужчина должен терпеть.

- Сколько лет твоему брату?

- Двенадцать.

Харланд прыснул.

- Запомни, - сказал Харланд, - твой брат не понимает и половину слов, которые использует. Страх естественен. Единственное, в чём тебя, пожалуй, можно упрекнуть, так это в том, что ты не прибегаешь к насилию, чтобы расправиться с теми, кто использует его против тебя.

- Я укусил Бастера за палец...

- Для начала сойдёт, - одобрительно сказал Харланд. - Но следующий ублюдок должен получить по башке.

Чакки не был уверен, что он понимает значение слова "ублюдок", но почему-то посчитал слово довольно обидным.

- Предлагаю начать с твоего братца, - продолжал Харланд. - Если он так хочет, чтобы ты вёл себя как мужчина, то пусть получает. Дай ему почувствовать, какого это - стать жертвой насилия. Тот мальчик... Бастер, верно? Он будет твоей главной целью, но потренироваться ты должен на брате, дать отпор, ответить тем же. И если тебя будет мучить совесть, то запомни: насилие - это то, о чём тебя просит мир. Это то, чем тебя воспитали. И это то, чему тебя научат рано или поздно. Лучше раньше. Этим я и занимаюсь, стараясь научить тебя основам выживания. Поверь мне, от тебя не отстанут, пока ты не научишься использовать главное оружие.

- Но мне же всего семь лет и пять месяцев, - удивился Чакки.

- Насилие доступно в любом возрасте, - возразил Харланд.

Они остановились возле дома Чакки. Мужчина заглянул мальчику в глаза и повторил холодным голосом:

- Насилие, мой юный друг. Вот всё, что спасёт тебя. Вперёд.

Он указал рукой на крыльцо. Чакки в последний раз взглянул на Харланда, улыбнулся и затопал к входной двери, повторяя про себя, что он должен сделать с Гровером, если тот посмеет сунуться к нему.

Но стоило ему пересечь порог дома и закрыть за собой дверь, как всякая уверенность улетучилась, будто осталась стоять на улице или ушла вместе с Харландом, всё больше внушающего мальчику доверие.

- Ага, попался! - раздался крик рядом с уходом Чакки. Следом неизвестно откуда на него набросился Гровер, схвативший его за волосы.

Сейчас я ему врежу, как он мне, думал Чакки, пока брат тащил его в гостиную за голову. Сейчас, вот сейчас я его ударю, как это делает обычно Бастер...

Чакки сам не замечал, как ревёт и брыкается, постоянно повторяя:

- Отпусти, Гровер, ну отпусти! Мне же бо-ольно!

- Терпи! - отвечал брат и тряс его за голову.

Гровер затащил ревущего брата в гостиную, где на большом темно-красном диване сидели родители. Примерно в центре комнаты помещался на небольшом передвижном столике ЭЛТ-телевизор. На выпуклом экране плясали актёры, пока розово-зеленые полосы помех двигались сверху вниз, будто сканируя картинку. Звук был довольно тихий, но Паулу Крофтон и её пузатенького мужа мистера Крофтона это не смущало. Едва ли они вообще когда-нибудь смотрели телевизор по-настоящему. Он занимал в их жизнях центральную роль, поскольку иных увлечений у них не было. Поэтому почти каждый день они садились вместе, рука об руку, открывали рты, выпучивали пустые глаза и начинали просмотр, напоминая зомби. С их губ всегда свисали слюни, а покрытая прыщами кожа отливала синевой из-за экрана телевизора.

Мистеру Крофтону было почти пятьдесят лет, но он пока что не лишился волос, хоть и весьма прибавил в весе из-за плохого питания. Волосы его торчали пучком, будто его совсем недавно ударило током. Глубоко посаженные глаза с фиолетовыми мешками под ними неотрывно пялились в экран телевизора и даже не шевелились, стараясь хоть как-то уследить за изображением. Иногда он сидел на диване вместе с бутылкой пива и когда пытался сделать глоток, то коричневая жижа обязательно выливалась изо рта, образуя пятна на ковре и обивке дивана. Паула Крофтон иногда старалась отмыть их, но чаще всего она бросала это занятие и садилась вместе с мужем, чтобы посмотреть телевизор душа в душу, как обычная, счастливая семейная пара. Она любила красить волосы в рыжий цвет, выкуривать пачку самых вонючих сигарет в день, есть пудинг на ночь и мазать покрытую морщинами кожу дешёвым кремом с ароматом авокадо, чтобы перед сном спросить мужа, любит ли он её всё ещё как тогда, когда они занимались сексом в семнадцать лет на вечеринке, находясь в алкогольном опьянении. Мистер Крофтон мычал что-то в ответ и засыпал, чтобы утром посмотреть выпуск новостей, поглощая бекон и вареные яйца. При таком образе жизни, достойном зависти, семейная чета Крофтонов не особо интересовалась жизнью сыновей. Гровера миссис Крофтон считала талантливым и весьма добрым мальчиком, а младшего, Чакки, думала отдать в частную школу. По её мнению, дети обязательно должны были открыть собственный совместный бизнес. Мистер Крофтон соглашался с планами жены, добавляя лишь, что его сыновья самые послушные христиане в округе.

Гровер притащил брата за волосы к ногам родителей и принялся прыгать вокруг, подобно обезьянке, вереща какие-то обзывательства. Чакки, стоя на коленях, лишь рыдал и метал испуганный взгляд в разные стороны: слюни, свисающие с губ отца, рябящий экран телевизора, перекошенное улыбкой лицо старшего брата, продолжающего колотить его по голове и просить маму взглянуть на него.

Миссис Крофтон не слышала крики детей. Она смотрела телевизор. Приближалось время обеда, и она думала, что приготовить в этот раз, чтобы немного осталось для Чакки и Гровера. Мальчикам нужно хорошо питаться в школе. Они у неё такие хорошие.

 

***

Во время большой перемены Чакки сидел на корточках во дворе школы, рисуя цветными мелками на асфальте. Из-под его руки выходили цветные линии, не имеющие ничего общего с настоящими рисунками. Во многом это было обусловлено тем, что совсем рядом стояла Мелани Солсбури в обществе других ребят, среди которых своим громким голосом выделялся постоянно гогочущий Бастер. Его средний палец был перебинтован, хотя сама рана давно зажила. Рядом с Чакки лежал новенький зелёный ланчбокс, полный крекеров и холодных тостов с сыром. Он хотел поесть здесь, но из-за набежавших ребят не решился даже открыть коробку.

Чакки то и дело бросал робкий взгляд на Мелани. Она была на три месяца старше его и любила танцевать. Это всё, что он о ней знал, потому что только это девочка о себе и сказала, когда учительница представляла её классу. Чакки даже сам не замечал, как он постоянно сверлит её с тех взглядом, вызывая смех у других ребят. Ему говорили, что у него слишком странная форма головы и чересчур большие уши, похожие на лопухи, а Мелани - красавица, почти принцесса с золотыми волосам и голубыми глазами. Чакки и сам это понимал, но всё равно не мог остановиться смотреть на неё и вздыхать, когда видел, как она смеётся в обществе других мальчиков, а на него почти не обращает внимание. Возможно, она считала его некрасивым или глупым... Он не знал, но хотел бы понравиться ей. Может, она любит крекеры? Чакки думал, что все люди любят крекеры, даже такие красивые девочки. Ничего ведь не будет плохого, если он предложит ей немного?

Теперь он смотрел на Мелани настолько откровенно, что это заметил Бастер. Ухмыльнувшись, он направился прямо к Чакки, по пути раздавив ногой зелёный мелок.

- Ты чего пялишься, пугало? - спросил он, скрестив пухлые ручонки на груди.

Чакки поднял голову и с безразличием посмотрел на Бастера. Его майку украшали лягушки. Или жабы. Чакки не знал точно, но ему стало смешно, поэтому он начал улыбаться, глядя сверху вниз на поросячье лицо задиры.

- Ты ещё и смеёшься надо мной? - Бастер покраснел и почти сорвался до писка.

Ткнув пальцем в ланчбокс, он приказал отдать его ему. Чакки заколебался, вспоминая советы Харланда, но потом решил, что ещё не готов для схватки с Бастером, поэтому всё-таки протянул ему новенький ланчбокс. Внутри захрустели крекеры. Чакки вздохнул, поняв, что вместе с ланчбоксом и обедом Бастер отбирает у него предлог заговорить с Мелани.

Бастер выхватил у него ланчбокс, хрюкнул насколько раз, нарочно раздавил красный мелок и пошёл обратно к ребятам, наблюдавших со стороны за их коротким конфликтом. Чакки глядел вслед Бастеру до тех пор, пока он не увел под руку звонко смеющуюся Мелани, размахивая ланчбоксом. За ними увязались все остальные. Чакки пожелал, чтобы все крекеры растрескались, а затем взял жёлтый мелок и принялся снова водить им по земле.

Внезапно рядом с ним возник Харланд, по прежнему одетый в строгий костюм и украшающий своё лицо добродушной, но скользкой улыбкой. Чакки так и не смог определить, откуда именно возник его знакомый, однако его появлению он всё равно был рад.

- Не обращай на неё внимание, - сказал Харланд. Он опустился на корточки рядом с Чакки и принялся раскладывать оставшиеся мелки. - В будущем она будет бегать по докторам, мечтая как можно скорее избавиться от гнилого, нежелательного плода, потому что как-то раз решит, что секс - это главный показатель чувств. Время наградит её высокомерие и опустит на самое дно жизни, откуда она уже не пожелает выбираться. Один мой друг сказал мне, что сначала девушки кидаются на кретинов, чтобы затем совершить аборт, а затем вешаются на успешных. В этом вся твоя проблема. Ты хочешь вырасти, хочешь стать кем-то, поэтому всем на тебя наплевать, ведь такая логика осуждается. Она считает тебя странным, как и весь мир, а ведь тебе всего семь лет. Так будет всегда. Но дело не в тебе, дело в этих ограниченных, прогнивших насквозь насекомых, совершенно не знающих, что им нужно от жизни. Но ты не такой. Поэтому ты и обречён быть одиноким наблюдателем того, как какой-то идиот развлекается за бутылкой виски с твоей любимой девушкой... до поры до времени. Потом уже она, совершая аборт и сжимая в руках окровавленный свёрток под названием "будущее", будет смотреть на тебя.

Мелки оказались выстроены в неполную радугу.

- Твоя главная цель - этот мальчик, - продолжал Харланд. - Он снова отобрал у тебя ланчбокс.

- Вы видели?

- Не важно. Он отобрал его у тебя. Вернее, ты сам его спокойно отдал, не так ли?

- Но вы же сказали, что я должен сначала справиться с братом, а лишь потом попробовать одолеть Бастера...

- Не всё ли равно, об какого ублюдка марать руки?

Снова это странное слово. Чакки оно всё больше нравилось. Он улыбнулся Харланду. Уверенность сама наполняла его вены, когда он находился в обществе этого рассудительного человека.

- Спасибо, что помогаете мне, - сказал Чакки, вспомнив правила приличия.

Харланд лишь отмахнулся.

- Меня пока рано благодарить, - сказал он. - Сначала верни свой ланчбокс и разберись со всеми, кто стоит у тебя на пути. Насилие! Как только ты научишься ему, то откроешь безграничные возможности.

Чакки зачарованно закивал головой. Харланд похвально хлопнул мальчика по плечу.

- Ты определенно не безнадежен, - сказал он. - Просто тебе нужно начать, а там уж ты поймёшь, насколько это круто и весело.

Чакки кивнул, а дома без хлопка закрыл входную дверь и прокрался через гостиную, в которой родители до сих пор, пуская слюни, пялились в уже давно потухший экран телевизора, в свою комнату. Проходя мимо комнаты Гровера, он бросил любопытный взгляд за приоткрытую дверь и увидел своего старшего брата, лежащего на кровати и мастурбирующего. Увиденное настолько потрясло Чакки своей неестественностью и странностью, что он на носочках поскорее закрылся в своей комнаты, стараясь забыть увиденное. Но перекошенное блаженной улыбкой лицо брата то и дело возникало перед ним.

Схватив одну из подушек на кровати, Чакки принялся молотить по ней кулаками, представляя, что это голова Гровера или даже Бастера. Он бил по ней неистово, выбивая перья. В его воображении эти перья были внутренностями его обидчиков. Поэтому он бил ещё сильнее, чтобы этих внутренностей вылетало как можно больше. Он обрушивался на подушку со всей накопленной яростью, позволяя бутону злобы раскрыться в своем сердце. Он бил её кулачками, крепко стиснув зубы и иногда рыча, повторяя про себя, за что именно он бьёт её. Чакки старался оправдать каждый свой удар, чтобы совесть была спокойна. Он утешал себя, что так надо. Что они с ним обращались подобным образом, а потому теперь он возвращает им должок.

Мальчик самозабвенно потрошил подушку, отрабатывая на ней удары, как боксёры делают это в спарринге, пока за его спиной в углу комнаты сидел Харланд Шимус и, сложив ногу на ногу, комментировал его удары, одобрительно кивая и улыбаясь.

- Так держать, Чакки, - сказал он покрасневшему и вспотевшему мальчику, когда разорванная подушка повалилась к его ногам, изрыгая из себя ворох белых перьев. - Осталось лишь повторить это в реальности.

 

***

 

Бастер Парсон настолько привык с лёгкостью отбирать у других детей вещи, что первый удар Чакки не просто удивил его, а ввёл в ступор. А стоило ему понять, что красная тёплая жидкость, текущая по пухлому лицу, это его собственная кровь, как он впервые ощутил настоящий страх, а следом и шок.

Чакки и сам был поражен не меньше, поскольку до конца не верил, что действительно сможет ударить Бастера. Он стоял рядом, крепко сжимая в руках ланчбокс, и с интересом наблюдал за реакцией Бастера. Тот ошеломлённо рассматривал испачканную в крови руку, будто до этого он не видел ни того, ни другого.

Первым очнулся Чакки. Вид крови врага приободрил его, поэтому мальчик вновь замахнулся ланчбоксом и со всей силы ударил тупым краем коробки Бастера по голове. Затем ещё и ещё, пока туша задиры не упала к его ногам. Под его головой асфальт быстро стал менять цвет на бордовый. А Чакки продолжал стоять над ним и бить по голове ланчбоксом, до боли закусив нижнюю губу.

Убедившись, что противник не двигается, он отдышался, сверкнул глазами и тихо произнес:

- Ублюдок...

Совершенно не зная, что делать теперь, Чакки развернулся и поплёлся обратно домой. В его руке, как палица, болтался покрытый кровью зелёненький ланчбокс.

Харланд обещал, что после акта насилия над обидчиком он обязательно почувствует себя хорошо, но Чакки чувствовал себя ужасно. Внутри него что-то оборвалось уже во время того, как он избивал Бастера. Он не получил никакого удовольствия, но его не было и грустно. Он ничего не чувствовал, совершенно ничего. Даже гордости, хотя Харланд говорил, что насилие - это весело, и что он, Чакки, обязательно войдёт во вкус. Возможно, для этого мало попробовать один раз.

Чакки вытер нос, прежде чем зайти домой. Родители по прежнему сидели в гостиной и, разинув рты неестественно широко, смотрели на гладко выбритого ведущего новостей, пляшущего внутри телевизора. Чакки поплёлся мимо них, испуганно глядя в пустые глазницы родителей, а затем заглянул в комнату Гровера - брат храпел в постели. Рядом с его кроватью стояло несколько бутылок спиртного. Накануне вечером Гровер Крофтон впервые в своей жизни напился. Ему было двенадцать лет, когда Чакки запер его комнату, а затем прошел в гостиную и ланчбоксом в ярости разбил телевизор. Тот выпустил сноп ярких искр, зашипел и развалился с неприятным скрежетом. Чакки ногой раскидал в разные стороны пластиковые куски черного корпуса и блестящие микросхемы. Взглянув после этого на родителей, он снова напоролся на пустые взгляды, пристально смотрящие туда, где уже ничего не было.

- Мама! - закричал Чакки.

Нет ответа.

- Папа!

В ответ тишина. И лишь слюни свисают с губ.

На глаза Чакки навернулись слёзы. Он хлюпнул носом, а затем вспомнил лежащего где-то на асфальте Бастера, из проломленной головы которого вытекает так много клубничного джема...

- Смелее, Чакки! - раздался знакомый голос рядом с ним.

Кто-то сунул ему в руки канистру из-под бензина. Чакки поднял глаза и увидел улыбающегося Харланда.

- Последний урок, который ты должен усвоить, - сказал мужчина. - Если ты взялся за насилие, то доводи его до конца. Я видел, как ты избивал того мальчика... У тебя отлично получается. Я бы даже сказал, что у тебя талант к насилию.

- Угу, - буркнул Чакки сам не замечая, как начинает поливать стены гостиной бензином. Неприятный запах ударил в нос. Опустевшую канистру он затем швырнул родителям на колени, но даже тогда они не вышли из транса.

- С глаз долой - из сердца вон, - прокомментировал Харланд действия мальчика. - Теперь у тебя есть весь мир, который ты можешь преображать любым удобным способом при помощи насилия. Начать можешь хотя бы с той девчонки...

Чакки разыскал коробок спичек в кармане платья матери и зажёг одну. Он долго смотрел на оранжевое пламя, колыхающиеся на кончике спички, прежде чем поднести её к пропитанной бензином стене. Огонь моментально охватил всю гостиную.

- Тебе стоит повторить такой же трюк со своей школой, - посоветовал Харланд, когда они вышли из горящего дома. - Уверен, там есть много ублюдков, которых ты был бы не прочь сжечь.

- А как же Мелани? - спросил Чакки, наблюдая за действиями огня. В руке он всё ещё сжимал запачканный кровью Бастера ланчбокс.

Харланд задумался, а затем пожал плечами и ответил:

- Возьмёшь её силой, а остальных запрешь внутри. Простая грубость и не более.

Мальчик кивнул и потёр глаза. Ему было семь лет. И за один день он убил четырёх человек.

Чакки сел на землю, решив действительно наведаться в школу, поскольку больше ему некуда идти. Возможно, он успеет ко второму уроку.

Он открыл ланчбокс и извлёк оттуда приготовленные мамой сандвичи с тунцом. Его любимые. Чакки откусил кусочек и стал медленно жевать, чувствую приятный вкус хлеба и рыбы. Да, он определенно должен заглянуть в школу. Но это потом.

Сейчас он обедает.

 

 

Мальчик Червь

- Добрый вечер, уважаемые радиослушатели. Мы рады приветствовать вас вновь на нашем вечернем шоу. Сегодня у нас в гостях известный певец и музыкант, невероятно харизматичный и эпатажный исполнитель Маршалл Мейсон. Рад видеть тебя, Маршалл.

- Это взаимно, Джордж.

- Что ж, насколько мне известно, у тебя сейчас в разгаре тур, я прав?

- Именно так. Я смог наконец вновь вернуться на сцену после двух лет затишья. В планах посетить что-то около пятидесяти городов и дать почти сотню концертов по всей стране.

- С чем же была связана столь долгая пауза?

- С протестами. В большинстве штатов люди устраивали митинги и грозились вынести меня на вилах, если я посмею сунуться к ним со своей музыкой.

- Имеет ли это какое-то отношение к стрельбе в школе Моунти-Парк?

- Самое прямое. Из-за истории с Моунти-Парком я едва не лишился работы. Всё перевернулось с ног на голову, когда прессе стало известно, что нападавший слушал мои песни. Хотя он слушал многие другие группы схожего жанра, но именно на меня решили вылить всё это дерьмо по полной, отыграться и выместить злобу за то, что случилось. Это была самая настоящая травля, два года назад мне приходилось прятаться у себя дома, потому что толпа, подгоняемая разгромными статьями, была готова повесить меня, будто это я устроил стрельбу. Продажи моих дисков ещё никогда не падали так низко, как два года назад после стрельбы в Моунти-Парк.

- Раз уж мы затронули эту тему, каково ваше мнение по поводу стрельбы в школе и отношения общественности к вам в тот период?

- Это вполне ожидаемо. Люди искали виноватых, и они их нашли. Они решили свалить всю вину на музыку, которую слушал тот парень, переложить груз ответственности, чтобы скрыть все грехи. Так и случилось - несчастье было списано на музыку. Когда мне было семнадцать, для меня музыка была побегом, способом спрятаться от реальности. Я включал что-нибудь тяжёлое, лишь бы не слышать упрёки матери и злые крики отца. Музыка помогала мне, она была и остаётся главным источником вдохновения и убежищем. Когда я слушал музыку, я чувствовал себя в безопасности. Так я ограждал себя от жестокости эгоистичного мира.

Я понимаю, почему они выбрали именно меня, почему роль козла отпущения и всемирного зла досталась мне. Ты только посмотри на моё лицо - оно ведь постоянно мелькает на телике, его легко запомнить и узнать в толпе. Я будто сошёл с какого-то постера вселенского зла. Я представляю из себя то, чего люди всегда боятся, потому что говорю и делаю что хочу, а не следую навязанным правилам. Меня легко обвинять в пропаганде самоубийства, наркотиков и насилия. А потому нет ничего удивительного в том, что два года назад люди решили растерзать именно меня - для них я был слишком уж идеальным кандидатом, в моей вине можно было убедить кого угодно, что они и делали с утра и до ночи, травили меня на каждом канале, призывали отозвать с прилавков все мои альбомы, обвиняя именно музыку в том, что трагедия произошла. Это слишком типично для нашего общества - люди не привыкли признавать собственные ошибки, вместо этого им нужно найти чучело, чтобы отвлечь от главных проблем. Неужели проблема в музыке? Только ли моя музыка подтолкнула того пацана взяться с ружьё? Насилие порождает насилие, а не музыка, но люди боятся признать это, ведь тогда государству придется развести руками и с позором признать, что они не могут предложить сходящим с ума от страха родителям пути решения. Нет, винить в произошедшем на территории Моунти-Парк два года назад стоит не музыку, а людей, в первую очередь тех, кто сидит во главе правительства и пытается постоянно переложить ответственность...

 

***

 

- Да ты и за сотню баксов не посмеешь подойти к ней, не то что заговорить!

Алек прищурился и смерил Бадди презрительным взглядом.

- Ты хочешь поспорить, Бульдог? - прошипел он, прижимая друга к стене, подальше от шныряющих по коридору школьников. - Хочешь поспорить, а?

- Может и хочу! - тявкнул Бадди и оттолкнул Алека. - И это будут мои самые лёгкие деньги, червь, поверь мне. Даррил тебя пустым местом считает.

- А ну заткнись! - сквозь зубы сказал Алек и приблизил своё лицо к Бадди. - Чего это ты сегодня так разумничался?

- Да ты себя видел? У тебя же прыщи на половину лица, а ты о первой красавице школы мечтаешь. Чувак, остынь, как друг советую. Ты ей не пара.

Алек продолжал буравить друга взглядом.

- Ну чего ты пялишься? - не выдержал Бадди. - Говорю же, она тебя кретином считает, как и вся школа. Чего зря лезть, всё равно ничего у тебя не получится...

Алек неожиданно врезал Бадди по животу, отчего тот согнулся пополам и застонал.

- Тупой придурок, - гневно поскулил Бадди. - Я же ради тебя, идиота, стараюсь, а ты...

- Поменьше говори, а то ещё получишь, - брезгливо сказал Алек. - А теперь смотри - сейчас я к ней подойду и позову куда-нибудь.

Бадди в ответ разразился руганью. Не обращая внимания на проклятия друга, Алек развернулся, рукой поправил причёску и неспешным шагом направился в сторону Даррил, стоящую в окружении подруг.

Сейчас ты подойдёшь, обопрешься об косяк двери и скажешь ей что-нибудь классное и смешное, отдавал себе команды Алек. Расстояние между ним и Даррил постепенно сокращалось. Алек облизнул губы, представляя, как сейчас он заговорит с этой красоткой, обладательницей белоснежных локонов и самой большой груди в школе. Плевать, что думает Бадди - всё это хрень собачья. Он подойдёт и спокойно начнёт разговор, а там уж до первого свидания рукой подать. Тогда можно будет подумать о презервативах.

Алек почувствовал, как вспотели его руки. Последние несколько дней, засыпая ночью, он думал только о Даррил. Он знал наизусть все изгибы её хрупкого тела, потому что в школе только и делал, что при первой возможности пялился на неё, стараясь как можно лучше запомнить. Лёжа в постели, он напрягал свою память, закрывал глаза и воспроизводил мысленно её прелестный образ. В его воображении Даррил всегда была раздета и легко подчинялась, исполняя все его страстные желания. Алек получал от этого настоящее наслаждение, ему даже становилось тяжело дышать, пока он представлял себя в объятиях Даррил. Он желал её, он мечтал о ней, пожирал глазами каждый день в школе и звал, звал к себе. К сожалению, Даррил внимала его молитвам только в мире грёз, в реальности же она, как правильно заметил Бадди, считала Алека ничтожеством.

Когда их разделяло всего несколько десятков футов, кто-то внезапно дёрнул Алека за плечо, заставив стереть с лица дурацкую ухмылку и вернуться на землю, забыв о Даррил.

- Какого...

- Воу, червяк, как жизнь? - перед ним возникла улыбающаяся, загорелая рожа Зеда. - Куда это ты намылился? Не к тем ли сочным козочкам, а?

- Пошёл к черту, какого хрена тебе надо! - огрызнулся Алек, толкая Зеда в грудь. Чёрт, он ведь был уже так близок! Ну почему, вот почему этот кретин прицепился к нему именно сейчас?

- Полегче, Алек, - серьезно сказал Зед. Он был на голову выше него и в два раза сильнее, но из-за обиды Алеку было на это плевать. - Так что, ты идёшь к ним, я прав? Признавайся - сколько раз ты уже представлял Даррил без нижнего белья?

- Заткни свой рот!

- А может мне подойти и сказать ей, как ты её раздеваешь взглядом, мечтая уложить в постель? Комплимент что надо, чувак, ей наверняка понравится. Что? Не хочешь? Да брось, я ведь шучу...

- Отвали от меня, - Алек сделал пару шагов в сторону Даррил, но тут же почувствовал, как тяжёлая рука Зеда легла ему на плечо и приковала к полу.

- Нет, ты постой, у тебя всё равно нет никаких шансов с этой швалью. Хочешь я спрошу её, с кем бы она пошла на свидание? Ставлю десятку, что она даже не плюнет в твою сторону...

Потеряв терпение, Алек резко развернулся и попытался ударить Зеда кулаком в лицо, но промахнулся и попал только в ухо. Зед только и ждал повода - размахнувшись, он врезал Алеку в лицо. Удар пришелся точно в нос. Раздался неприятный хруст, из сломанного носа брызнула кровь. В следующее мгновение Алек уже лежал на полу, дико крича от боли и прижимая руку к разбитому носу, из которого фонтаном хлестала кровь.

Зед набросился на него сверху и принялся наносить удар за ударом по костлявому телу Алека. Даже когда Алек свернулся на полу, закрывая руками изуродованное лицо, Зед продолжал избивать его. Когда руки устали, он стал бить Алека ногами по ребрам. Вокруг них быстро собрались ученики и выстроились полукругом, чтобы понаблюдать за избиением. Некоторые из зрителей улюлюкали и просили Зеда врезать сильнее, чтобы кости захрустели. Другие смеялись, наблюдая за безуспешными попытками Алека укрыться от ударов Зеда, попутно снимая избиение на телефон. Где-то слева за происходящим наблюдала Даррил в компании подружке.

- Ну что, успокоился, придурок? - тяжело дыша спросил Зед у лежащего в крови Алека. Тот лишь стонал, продолжая закрывать руками голову и прижимая ноги к груди.

Со всех сторон послышались одобрительные выкрики.

- Врежь ему ещё, Марлоу! - крикнул кто-то из толпы.

- Нет, с него хватит, - Зед покачал головой, сплюнул и, повернувшись в сторону Даррил, улыбнулся. - Как самая красивая девушка в школе, с кем бы ты пошла на свидание? Со мной или, - Зед ткнул носком ботинка в бок Алека, - вот с этим мешком дерьма?

Даррил звонко засмеялась.

- С тобой, Зед, будь спокоен, - ответила она.

- Так почему бы нам не встретиться сегодня?..

Толпа начала постепенно расходиться поняв, что больше избиений не планируется. Они быстро потеряли интерес к стонущему Алеку, а Зед поспешил увести за руку Даррил. На прежнем месте остался лежать только Алек, всё ещё сдерживая кровотечение. Его нос распух, губа оказалась разбита, как и бровь. На теле возникли первые синяки, приобретая фиолетовый оттенок. Кости ныли, а голова трещала по швам, будто ей забивали гвозди.

Кто-то принялся трясти его за плечо, а затем в ушах раздался невыносимый звон. Алек открыл глаза и увидел склонившегося над собой Бадди.

- Вставай! - кричал он. - Ну вставай же, придурок! Звонок был!

Так вот, значит, что это был за звон.

Алек проглотил сгусток крови и с помощью друга еле встал на ноги и тут же чуть не упал обратно.

- Хорошо он тебя отделал, - сказал Бадди, разглядывая распухшее лицо Алека. - Пойдём в туалет, приведёшь себя в порядок. Всё равно на урок мы опоздали...

Бадди помог Алеку добраться до мужского туалета. Оказавшись внутри, Алек облокотился об раковину и принялся харкать кровью, тут же смывая её холодной водой. Он взглянул на своё отражение, поёжился и принялся умываться.

- Я убью этого ублюдка, - сказал он через плечо Бадди, сидящему на подоконнике. - Я тебе клянусь - будет свои мозги по полу собирать.

Бадди пожал плечами.

- На твоём месте я бы не совался к Зеду, - сказал он. - Тебе ещё повезло, отделался довольно легко. Я слышал, что какому-то парню он сломал обе руки. Спустил с лестницы, бедолага потом три месяца провёл в гипсе. Тебе это надо?

- Я его убью, - тупо повторил Алек, аккуратно прикасаясь к разбитому носу. - Его и эту высокомерную суку. Застрелю обоих.

- Сдалась тебе Даррил, тебя из-за неё чуть инвалидом не сделали. А всё ты виноват, нечего было так реагировать...

- Да пошёл ты, Бульдог! - рявкнул Алек, ударив кулаком по раковине.

Выключив воду и ещё раз взглянув на себя в зеркало, Алек спросил:

- С кем у нас урок?

- С мистером Леманом.

Алек выругался. Этот горбатый старик никогда так просто не прощал опоздания, в этот раз он не сделает исключение, даже если Алек скажет, что был при смерти. Нет, ему придется стоять и минут десять выслушивать, насколько он ужасный и не пунктуальный ученик, смеющий нарушать школьный распорядок. Другим ученикам будет наплевать, ведь чем больше мистер Леман будет отчитывать провинившегося, тем меньше времени останется на сам урок. Леман был тем самым помешенным на важности образования стариком, чьи оценки будто давали пощечину и кричали: «ТЫ ПРОВАЛИЛСЯ, ИДИОТ!»

Алек ещё раз сплюнул в раковину.

- Ладно, пошли, - сказал он Бадди. Они вместе вышли в коридор и направились на урок, шаркая по опустевшим коридорам школы.

Возле двери класса Алек даже не подумал остановиться. Хуже уже не будет, так какого черта? Этот старик максимум сможет отчитать его перед классом, с кулаками он, подобно Зеду, лезть не будет.

Схватившись за стальную ручку двери, Алек почувствовал прикосновение Бадди и услышал его робкий голос:

- Может...

- Что - может? Думаешь свалить?

Нос Алека всё ещё болел, и эта тупая боль щипала ему нервы, заставляя любое слово воспринимать в штыки.

- Всё лучше, чем он наорет на нас, - буркнул Бадди. - Я и вовсе ни в чём не виноват. Если б не ты, мы бы уже сидели в классе. И ты был бы целей...

- Оставь своё сопливое мнение при себе, - зарычал Алек. - Вини этого недоумка, это он со мной сделал, - Алек ткнул в свое разбитое лицо, - Если так хочешь кинуть меня и удрать, то валяй!

Алек дернул ручку двери и зашёл в класс, представ лицом к лицу с мистером Леманом.

Принципиальный учитель, проглотив последние слова, повернулся к вошедшему Алеку, и мерзкая улыбка растянула его потресканные губы. Он внимательно разглядел изуродованное лицо Алека, не обращая внимания на его извинения за опоздание. За спиной Алека в этот момент прятался Бадди, после недолгого размышления решивший плюнуть на всё и удрать, подальше от язвительного гнева мистера Лемана.

- Так-так, - достаточно громко проговорил Леман. Он будто не говорил, а отхаркивал слова, стараясь попасть ими в самолюбие провинившегося. - Ворм.

Он несколько раз повторил фамилию Алека, пробуя её на вкус и пробуждая максимально негативные воспоминания. Мысленно он уже очерчивал его портрет, для это мистеру Леману не нужно было смотреть на ученика. Одной фамилии было достаточно, чтобы провинившийся стал для него злостным и гнусным нарушителем, не заслуживающим пощады.

- Ворм, - вновь сказал Леман. На этот раз его сиплый голос был полон презрения.

- Ну чего? - не выдержал Алек. Этот спектакль успел надоесть ему. Его бесило, что он стоит избитый перед этим старикашкой, вынужденный оправдываться и защищаться, пока на него пялился весь класс.

- И вы ещё смеете спрашивать? - чихнул старик.

Боль, ничего кроме раздражающей тупой боли, которая разделась по телу ядом. Алек против воли закатил глаза и мысленно послал старика к Дьяволу.

- Сколько раз за семестр вы пропускали мои уроки, Ворм? Сколько, а? - продолжал мистер Леман, получая истинное удовольствие от порицания. - В прогулах вам нет равных. Вы настоящая бацилла, гнилой разум, непонятно каким вообще образом затесавшийся в эту школу. Сказать вам честно? Вам здесь не место. Где угодно, но только не здесь! Из-за таких как вы учителя седеют, опускают руки, бегут из школ, отказываются от своего призвания, потому что с вами бесполезно бороться. Вы не поддаетесь воспитанию, вас не возможно изменить даже насильно. Вы олицетворяете собой все грехи современной молодежи. Вы извращены, Ворм, вы грубы, вы самовлюбленны, вы сами себе на уме, что не позволительно человеку вашего возраста. Что вы можете сказать в своё оправдание? Молчите! Ваши слова загрязняют воздух. Вы неисправимы, настоящее проклятие Моунти-Парка. Согласны?

- Да, - про себя Алек назвал старика кретином вонючим и обвёл все его софизмы в круг чуши. - А теперь я могу сесть? Или вы ещё директора позовете послушать свои пламенные речи?

- Что? - пискнул от злобы мистер Леман. - Вы вздумали смеяться?

- Конечно нет. Можно сесть?

- Нет, стойте! Стойте, Ворм! А знаете... Я действительно, наверное, позову директора. Думаю, ему будет любопытно послушать ваши оправдания и узнать от меня, сколько раз...

- Прошёл ты к черту, ясно? - не выдержал Алек. Лицо его побагровело от злобы. Его бесил этот старик. Его бесили все эти кретины, что пялятся на него, сидя за партами. Его тошнило от этой школы и от всего этого сброда. Всех их он видел в гробу, всех до единого! Но больше всего его выводила из себя боль.

Леман аж поперхнулся от такой наглости. Лицо его перекосило от удивления и растерянности. Сухие губы лепетали: неслыханная дерзость... выгнать... исключить.

- Хотите позвать директора? - заорал Алек, решив, что больше ему нечего терять, так можно хоть отыграться на этом маразматике. - Валяйте! Зовите этого упитанного козла, пусть попробует впервые по-настоящему поработать, а не деньги считать, заперевшись в кабинете. Пусть посмотрит на меня, пусть запомнит мерзкую рожу Алека Эймбрамсона! А я плюну ему в харю, этому бесу лысому! Что, испугать меня думали? Расколоть? Черта с два, вы меня совершенно не знаете! Вы меня не знаете, подонки! ВЫ НИ ЧЕРТА НЕ ЗНАЕТЕ ОБО МНЕ!

- Убирайтесь, - пролепетал Леман. Лицо его было бледным, а руки дрожали. - Проваливайте из моего кабинета и больше никогда не возвращайтесь.

Алек усмехнулся и оскалился.

- О, я уйду, не сомневайтесь, - прорычал он. - Уйду и заберу вас всех с собой, твари. Клянусь вам. Я буду для вас таким дьяволом, что вы и в аду ничего подобного не найдете.

Алек развернулся и выскочил из класса, громко хлопнув дверью. Вдогонку ему понеслись крики мистера Лемана. Оскорбленный до глубины души старик грозился позвонить родителям Алека, чтобы те поучили его хорошим манерам, говорил что-то страшное об исключении и вопиющем безобразие... Но Алек лишь слал эти угрозы куда подальше, продолжая бежать по пустым коридорам школы и проклиная, проклиная их всех снова и снова. Он ненавидел их всех, всех этих ублюдков. И он всем им ещё покажет. Он ещё вернётся. И тогда они падут на колени, будут ссать кровью от страха.

Страшная улыбка самоуверенного безумца, желающего сдохнуть, но забрать с собой как можно больше людей, не слезала с его багрового лица до самого дома.

Я вас всех убью, повторял Алек, облизывая губы. Всех до единого заставлю глотать собственную кровь. Клянусь.

 

***

 

- ...Тебе никогда не казалось, что стрельба в школах стала национальным достоянием нашей страны, Джордж? В последнее время я стал придерживаться именно такого мнения. То, что сегодня происходит с нашими подростками и правда можно назвать аттракционом насилия и самоубийства. Стрельба в школах стала новой достопримечательностью, неотъемлемой частью современного общества. Без этого безумия мы не можем быть сами собой, разве не так? Правительство мечтает закрыть это чёртово колесо, но оно же его и построило. Оно ищет виноватых по требованию обеспокоенных родителей, хотя для этого нужно просто взглянуть в зеркало - поискам придёт конец.

Мы не умеем замечать очевидное - человек постоянно хочет света там, где и так светло. Мы выдумываем врагов, хотя сами себе и вредим. Правительству легко обвинять в бедах кого-то на стороне, накидываться, подобно стае волков, сначала на одного, потом на другого. Сначала музыка, потом видео-игры, потому что в них слишком много крови, затем Интернет, потому что в нём слишком много той самой демократии. Давать обществу свободу - абсурд, ни один правитель в здравом уме не согласится на это. Итак, теперь они решили винить во всём музыку. Бедные мальчики наслушались сатанинского рока и взяли пушки, чтобы перестрелять половину школы... Звучит убедительно, по крайней мере, в суде прокатит. Но что будет дальше? Что это за страна, где правительство так решает проблемы? Что они запретят потом? Да что бы не запретили - всё равно проблема останется.

Все забывают, что два подталкивающих фактора трагедии были жестокость на телевидении и контроль оружия. И как же приятно поговорить об этих вещах накануне выборов, верно? А ещё мы забываем о бомбежках президента за морем, забываем о толпах безработных, забываем о милитаризации страны, о культе патриотического насилия, о пролитии крови ради интересов государства. Мы забываем обо всём, лишь бы найти виновников. Очень полезная амнезия, не правда ли?

Да, я плохой парень. Почему? Потому что я играю рок-н-ролл. Я просто враг номер один, корень всего зла. Но у кого больше влияния - у президента или Маршалла Мейсона? Хотелось бы мне сказать, что у меня, но мы ведь оба знаем, что это не так. Мне бы понравилось, что у меня, но всё же у президента.

- А ты знаешь, что в день стрельбы в Моунти-Парке наши ВВС совершили рекордное количество налётов и сбросили за морем больше всего бомб на вражеские базы?

- Знаю, и это иронично, потому что никто не говорит, что это президент повлиял своим жестоким поведением. Нет, потому что СМИ никогда всё так не повернут, никогда не посмеют напугать народ. Когда смотришь ящик, смотришь новости, то видишь и так много страха: там СПИД, там убийства, ограбления, насилия и реклама, везде реклама. Купите то, купите это в промежутках между репортажеми о новой болезни: если у тебя прыщи, то ни одна девчонка не ляжет с тобой в постель, поэтому купи это; с плохим дыханием никто не захочет с тобой общаться, поэтому купи новую зубную пасту. Это кампания страха и потребления, вот почему все по одну сторону баррикад. Самое главное напугать, тогда люди купят, люди поверят, люди сделают всё что угодно. Это работает безотказно.

И рейтинги, рейтинги - это самое главное для СМИ, все мы знаем, что за право первыми позвонить в колокол борится огромное количество источников информации каждый день. Внимание потребителей ценнее золота, каждая уважающая себя газета хочет, чтобы человек узнал самые свежие новости именно благодаря ей. Тоже самого хотя и телевизионные каналы. Это информационная война, где все средства хороши. После стрельбы в школе Моунти-Парк рейтинги взлетели до небес, СМИ обезумели, у них ещё никогда не было столько поводов для шума. Заголовки пестрели везде, не привлекая внимания к самой проблеме, а лишь крича: почитай меня, посмотри меня, я расскажу тебе об этих ужасах подробнее. И во всей этой шумихи люди забывают требовать у СМИ ответов на конкретные вопросы: как защитить школы? Какие правительство предпримет меры, чтобы подобного больше не произошло? Поставит турникеты на входе, через которые ученики будут перепрыгивать и проносить с собой в рюкзаках взрывчатку? Это всё, что могут предложить лидеры нашего общества? Такую безопасность заслужили дети, такую же безопасность получим и мы, ведь школы - не единственные полигоны. Но правительство предпочитает не решать проблемы. Вместо этого оно любит скорбеть по несколько дней, стараясь всё замять и переложить ответственность на что-то другое. Они дают рассерженному обществу причину, но не хотят ничего менять в сложившейся системе, дабы избежать подобного в будущем. А потому не удивляйтесь, почему стрельба в школах будет происходить снова и снова - никто не пытается этому помешать. Больше всего на это наплевать тем, кто громче всех орёт о правах человека, требуя линчевать каждого, кто подталкивает подростков к самоубийству. Но толку от этих криков? Они пусты, самоубийства продолжаются, они происходят всё чаще. Тенденции не самые радужные для правительства, но легче всё скрыть, подменить факты, а не пытаться что-то исправить. Мы вспомним об этом только после того, как услышим об очередной стрельбе в школе - в обычные дни нам наплевать. Это никуда не денется. Проблема вросла в наше общество и будет давать о себе знать время от времени...

 

***

 

Сидя в своей комнате за запертой дверью, Алек прижимал к разбитому во второй раз за день носу смоченное в холодной воде полотенце. Оно уже полностью пропиталось кровью. Кровавые капли изредка падали ему на колени. Из колонок рядом доносились строчки песни Judas Priest «Better by You, Better Than Me». Хоть Алек и знал текст песни наизусть, ему всё равно казалось, что из колонок раздается только одно слово: убей, убей, убей... Убить их всех. Вот что он должен сделать. Так приказывала музыка. Так говорил голос внутри головы - порождение боли и насилия.

Ещё у порога дома его поджидал отчим. Килан был низеньким, лысым сорока пятилетним и слегка упитанным мужчиной с вечно чем-то недовольным взглядом серых глаз. Он имел странную привычку постоянно ходить по дому и рыгать без причин, что очень сильно бесило Алека. Кроме того, он жил в доме его матери. Для Алека этого вполне хватало, чтобы ненавидеть отчима всей своей сущностью. Ненависть эта была взаимна. Килан впервые пересёк порог дома со словами, обращенными к Алеку:

- Теперь я в этом доме главный. Знаешь почему?

- Потому что ты занимаешься сексом с моей матерью? - спросил Алек, вздернув брови в не дружеском приветствии.

- Прямо в яблочко, сопляк, - ухмыльнулся Килан и для профилактики врезал ему в плечо. Возможно, он рассчитывал, что Алек проглотит это и промолчит, но вместо этого незамедлительно последовал ответный толчок. Началась драка, в результате которой Алек был отправлен в больницу с подозрением на черепно-мозговую травму, а отчиму пришлось наложить двенадцать швов на разные части тела. Их ненависть к друг другу с тех пор перестала иметь границ. При любой возможности один из них старался навредить другому. Не важно, что для этого использовалось: обидные слова или насилие. Одно всегда следовало за другим.

- Мне тут позвонил директор, - вместо приветствия сказал отчим, туша сигарету об стену дома, когда Алек поднимался на крыльцо. - Что это за хрень такую ты сегодня устроил в классе?

- Мама дома? - не глядя на Килана спросил Алек, прежде чем скрыться внутри дома.

- Ты меня вообще слышал? - спросил отчим, зайдя следом.

- А ты меня?

Алек повернулся лицом к отчиму, и тот заметил следы побоев.

- Кто это тебя так здорово уделал? - усмехнулся Килан.

- Не твое дело. Где мама?

- На работе. Тебе повезло, будь она сейчас дома, то всю душу из тебя бы вытрясла.

- Ох как страшно, - равнодушно сказал Алек, снимая куртку. Мысленно он представлял, как швыряет эту куртку в рожу отчима, лишь бы тот заткнулся.

Алек собирался зайти в свою комнату, но его остановила тяжёлая рука Килана, неожиданно оказавшаяся на его плече.

- Сегодня ты больно крутой,. - сказал отчим. - Знаешь ли ты, что за все твои трюки приходится отдуваться нам с матерью? Если эта стерва тебя нормально не воспитала, то какого черта я должен этим заниматься, придурок?

- Пошёл ты, - прорычал Алек. - Если тебе что-то не нравится, то можешь смело выметаться и избавить нас от своей ленивой задницы. Но ты, видимо, слишком тупой сегодня, чтобы понять это.

После этого Алек оказался в комнате, прижимая к разбитому носу полотенце. Большую часть крови он потерял прямо там, в коридоре, постаравшись хорошенько забрызгать ей взбешенного отчима. Килан кричал долго, выругался по полной, обещая проломить Алеку башку, если тот только высунет нос из комнаты. На протяжении всей его тирады Алек показывал закрытой двери средний палец.

Ночью, пока отчим и мать занимались сексом в соседней комнате, Алек вылез в окно и, сбегав до ближайшего магазина, купил на карманные деньги две бутылки джин тоника и вернулся в пропахшую насквозь потом комнату. Он лежал на кровати, кутался в грязные тряпки и думал о смерти, заливая в глотку алкогольный коктейль. Когда на часах было два часа ночи, Алек потянулся к телефону и совершил поисковой запрос по словам "стрельба в школе". Тут же высветилось огромное количество различных статей. За час Алек прочитал их все, начиная со статьи "Пять самых известных случаев массовых убийств в школах". Его мозг, подпитываясь кровью, алкоголем и ненавистью, жадно впитывал информацию. Алек изучил все материалы, прочёл досье на всех преступников, разобрал ошибки и отметил для себя хорошие приёмы. Особенно ему понравилась идея взорвать школу, но у него не было возможности собрать взрывчатку. Зато с оружием дела обстояли лучше: у отчима должен был быть карабин в кабинете. Не автомат, конечно, но при грамотном обращение не менее смертоносное оружие. Сойдёт, чтобы снести пару бошек...

Алек читал статьи и представлял себя с ружьём на перевес, облаченного в чёрное пальто и идущего по коридорам школы, стреляя в каждого ублюдка, который попадался ему на пути. Он стрелял без разбора, трупы падали к его ногам, заливая пол кровью. Вокруг все кричали, какие-то глупцы бежали к выходу, а он стрелял им в спины. Он шёл вперёд и хладнокровно выносил им мозги, убивал сотнями без остановки, шагал по бездыханным телам и наслаждался, представляя, что эти кретины кричат перед смертью:

- Не убивай меня, пожалуйста!!

Они будут молить о пощаде, а он будет лишь смеяться, приставлять ружье к их тупым головам и нажимать на курок. Бах! И обезглавленное тело падает к его ногам. А потом, когда он убьет их всех, о нём напишут газеты, о нём узнает весь мир... Он станет кем-то больше, чем просто червь. Никто сегодня, мертвый и известный завтра. Его имя будут произносить в страхе, а он наконец получит шанс на короткое мгновение побыть тем, кем он является. Но сначала он увидит страх в глазах этих придурков, прежде чем перестреляет всех!

Эти мысли дико возбудили Алека. Облизывая постоянно пересыхающие губы, он не мог больше усидеть на месте. Он принялся ходить по душной комнате до тех пор, пока мысли не выстроились в четкий текст. Тогда он сел, вылил в рот остатки джин тоника и написал "Манифест о ненависти и безразборной дискриминации":

1) Я ненавижу каждого ублюдка, всех без разбора.

2) Моя цель - это убить как можно больше людей, потому что я их всех ненавижу.

3) Я клянусь убивать каждого, причиняя как можно больше боли.

4) Каждый, кто посмеет остановить меня, будет убит.

5) Для меня ничего не значит человеческая жизнь.

6) Я готов сдохнуть сам, но перед этим заберу с собой как можно больше людей.

Список растянулся на десятки пунктов, смысл которых сводился к одной мысли: Алек ненавидел всех и был готов пачкать руки кровью до самой смерти. В тот день в нём умерло всё человеческое, наружу выбрался монстр, создание злобы, обиды, ненависти и жажды мести. Дикий зверь с пылающими глазами и только одним желанием: убивать.

Когда взошло солнце, Алек уже не находил себе места. Глаза его были широко раскрыты и налиты кровью. Руки тряслись, а мозги набухли и давили на стенки черепа, вызывая боль. Он был помешан на идее устроить стрельбу. Черт возьми, он просто обязан сделать это! Он должен увидеть, как все эти идиоты будут убегать от него с криками. Он сделает это, ничто не остановит его. Ничто не удержит голодного зверя.

Потеряв терпение, он тихо открыл дверь комнаты и выскользнул в коридор. По его расчетам, мать и отчим уже должны были уйти на работу. Дома никого не должно было быть.

Алек быстро прошёл в комнату отчима, открыл дверцы шкафа и достал увесистый карабин “Hi-Point 995”. Патроны он нашёл в нижнем ящике стола. Он тут же зарядил карабин, намереваясь проверить его при первой же возможности. На дело нужно было идти готовым...

- Какого чёрта ты здесь делаешь?! - раздался злобный голос за его спиной.

Развернувшись и держа карабин прижатым к груди, Алек увидел по пояс голого Килана, стоящего в проходе. Видимо, отчим принимал душь, прежде чем отправиться на работу. Но теперь это не играло роли.

Увидев карабин в руках пасынка, отчим оскалился и прошипел:

- Ты чего удумал, сопляк? А ну-ка положи это, пока цел.

- А ты заставь меня, придурок, - сквозь зубы сказал Алек, взяв поудобнее карабин. Дышал он тяжело, все его нервы были на пределе. - Но лучше отойди в сторону и дай мне выйти.

Отчим дико захохотал и сделал несколько шагов в его сторону.

- А иначе что, скотина? - спросил Килан, медленно приближаясь к застывшему на месте Алеку. - Что ты мне сделаешь, молокосос? Застрелишь меня? Да у тебя яиц для этого нет! Ты даже понятия не имеешь, как правильно обращаться с этой хернёй! Думаешь, начитался в Интернете всякой чуши и теперь можешь что-то здесь решать? Ну так давай, - отчим остановился и раскинул руки в стороны. - Стреляй, ублюдок! Сможешь ли, а? Чета с два!

Алек пожал плечами, поднял карабин и прицелился.

Прежде чем прогремел выстрел, и окровавленное тело отчима грохнулась на пол, Алек увидел в глазах Килана тот самый страх, который он так желал увидеть. Он наслаждался этим моментом, с улыбкой смотрел, как отчим ловит ртом воздух, стараясь руками дотянуться до огромной дыры в груди, из которой фонтаном хлестала кровь. Алек испытал невероятный оргазм, стоя над умирающим отчимом, который отравлял ему и матери всю жизнь. Вот как быстро, оказывается, решаются проблемы - один выстрел и готово. Почему он не сделал этого раньше?

Изо рта Килана вырывались кровавые пузыри, пока Алек перезаряжал карабин. Он стоял там и смотрел, как в глазах Килана гаснет свет жизни. Он убил человека. Убил из ненависти. И он был доволен собой. Он гордился тем, что это именно он всадил в эту тварь пулю. Он никогда ещё не испытывал такого кайфа. То ли ещё будет впереди...

Вздохнув полной грудью, Алек перешагнул через остывающее тело отчима и вышел из дома, предварительно спрятав карабин в чехол и перекинув его через плечо. На его обескровленных губах сияла холодная улыбка убийцы. В голове звенела только одно слово:

Убивать.

 

***

 

- Что бы ты, Маршалл, сказал этому мальчику из Моунти-Парка, если б у тебя была возможность пообщаться с ним до трагедии?

- Я бы ничего ему не сказал. Вместо этого я бы послушал то, что сказал бы мне он. Я сделал бы то, чего никто не сделал...

 

***

 

Алек не спеша двигался по направлению к Моунти-Парку. Он уже видел бежевые стены главного корпуса школы. Его руки вспотели, а сердце бешено билось в груди. Он чувствовал себя невероятно сильным, страх не туманил его мысли. Адреналин бил ключом, заставляя страстно продумывать план действий. Что нужно сделать в первую очередь? Убить охрану, разумеется. Сделать это будет нетрудно - этот старый пердун Хаммермейер всегда сидит на входе, даже не глядя на учеников. Он застрелит его сразу же и спокойно пройдет дальше, открыв стрельбу по всем подряд. У него будет минут пятнадцать, если на больше, прежде чем прибудет полиция. За это время будет необходимо запереться в каком-нибудь кабинете, предварительно убив как можно больше людей на своём пути. Из укрытия будет удобно вести огонь по полицейским, особенно если он сможет подняться на второй этаж. Сдержав полицейских, он сможет убить ещё кого-нибудь, прежде чем... прежде чем умереть самому.

Алек нервно сглотнул и вытер потную руку об чехол карабина. Мысль о том, что он несёт с собой оружие, ободрила его и придала уверенности. Да, он должен будет уйти эффектно, как это делали другие террористы... Но перед этими нужно убить как можно больше людей. Эта мысль не давала ему покоя, терзая пульсирующие извилины головного мозга.

Алек вспомнил о Даррил. О, он точно должен убить её. Но сначала он найдёт её дружка, Зеда. Улыбнется ему и скажет:

- Здорово, скотина, любящая совать свой член во всех девок подряд.

А когда Зед выпучит от страха глаза, он приставит ему к бошке ствол и нажмёт на курок, чтобы вышибить ему его тупые, заплывшие от похоти мозги и измазать ими все стены.

Алек облизнул губы, представив эту картину.

Затем он разыщет Даррил. По любому она будет прятаться в одном из классов. Он засунет этой суке пушку в рот, чтобы она сосала её до тех пор, пока ему не надоест. Только тогда он застрелит её, не вынимая ствол изо рта.

Да, он так и сделает.

В 11:37, на парковке возле школы, Алек встретил Бадди - в школе была долгая перемена, поэтому большинство учеников вышли на территорию возле школы подышать свежим воздухом. Тот подошёл к другу с улыбкой. Перекинутый через плечо Алека чехол нисколько не смутил его:

- Чувак, ты где пропадал? - спросил Бадди, хватая друга за плечи. - Ты пропустил утреннюю контрольную.

Алек остановился, молча смерил Бадди взглядом и, заглянув в глаза, произнес не своим голосом:

- Уходи, Бадди. Иди домой.

Улыбка сползла с лица Бадди. Он внимательно разглядел лицо друга, а когда заметил мертвый блеск в глазах, то попятился, опуская руки:

- Ты чего, Алек? - спросил он. Язык его заплетался. - Ты вчера перебрал, да? Ты пьян?

- Я трезв как никогда. А теперь уходи, Бадди, - Алек снял с плеча чехол и стал возиться с молнией. - Проваливай, пока можешь, слышишь?

Когда Алек достал черный, отливающий на солнце серебром карабин, Бадди окончательно потерял дар речи. Оттолкнув его в сторону, Алек пошёл прямо ко входу в школу, на ходу поудобнее беря оружие. В голове у него засела песня Judas Priest:

Guess I'll have to change my way of living

Don't wanna really know the way I feel

Guess I'll learn to fight and kill

Убивать, убивать, убивать... Песня требовала этого. Этого требовало сердце. Нужно было удовлетворить жажду крови. Нужно было дать свободу твари, сидящей в глубинах его разума.

- Добрый день, - спокойно обратился Алек к сидящему на входе Хаммермейеру. Щекастый охранник поднял голову и взглянул на улыбающегося одной половиной лица Алека, направляющего на него заряженный карабин. Ещё до того, как в его глазах вспыхнуло пламя ужаса, прогремел первый выстрел в стенах школы. Тело Хаммермейера отлетело назад и упало на пол. Из дыры во лбу фонтаном била кровь.

Послышались истошные вопли, но Алек не слышал ничего - настолько сильно в его венах кипела кровь. Он перепрыгнул через турникеты, крепко стиснул зубы и открыл огонь по ученикам.

Он стрелял вслепую, крутясь из стороны в сторону. Началась паника: ученики разбегались в разные стороны, спотыкались, падали, кричали ещё громче, ползли, вставали и падали замертво. Пол главного холла стал быстро залит липкой кровью. Алек даже не замечал, как ходит по стонущим ученикам. Некоторые из них были уже мертвы - лежали, истерзанные пулями и истекающие кровью. Другие мучились, поскольку Алек попал им в ноги или руки. Они хватались за кровоточащие раны и стонали, плакали, стараясь прекратить кровотечение. Многие из них скончались спустя час в госпитале, некоторых удалось спасти.

Guess I'll learn to fight and kill...

Алек не прекращал стрелять, медленно продвигаясь по коридору. Он останавливался лишь для того, чтобы перезарядиться и продолжить стрелять. Он стрелял даже тогда, когда в холле никого не осталось - кто-то успел убежать из школы, кто-то заперся в первых попавшихся кабинетах, кто-то лежал мертвый под ногами Алека.

Проходя мимо столовой, Алек почувствовал, как кто-то дотронулся до его ноги. Прекратив стрельбу, он взглянул вниз и увидел тянущего к нему руку парня лет шестнадцати, нога которого оказалась прострелена. Его лицо было бледным, а глаза полны животного страха.

- Помогите мне, - выдавил парень, продолжая тянутся к усыпанному бетонной крошкой Алеку.

- Конечно, сейчас помогу, - ответил тот и, выстрелив парню в лицо, прошёл к лестнице.

В 11:43 Алек поднялся на второй этаж, где вновь открыл стрельбу по разбегающемся в панике ученикам. Он стрелял им в спины, и они падали с короткими криками, распластавшись на полу. Идя вдоль стены, Алек заглядывал в каждый кабинет и стрелял в тех, кого замечал внутри. Так он убил ещё пятерых.

Guess I'll learn to fight and kill...

На встречу ему неожиданно выбежал перепуганный до смерти мистер Леман. Казалось, он даже не заметил Алека. Увидев бегущего старика-учителя, Алек усмехнулся и выстрелил тому в грудь. Леман подскользнулся и оказался лежащим на полу, хватая ртом воздух. Из ран на груди текла кровь.

Алек хотел подойти к умирающему учителю и пообщаться, прежде чем добить, но вовремя вспомнил, что кто-то из учительского состава наверняка уже вызвал полицию, а потому он должен действовать быстрее. Эти трусы, наверное, заперлись в каком-нибудь кабинете, подумал Алек. И конечно же приказали ученикам сделать тоже самое. Они прячутся от него, а не убегают. Глупо, но чего ещё можно от них ждать? Они ведь напуганы, они действительно боятся его.

Алек дико засмеялся, перешагнул через тело старика, перезарядил карабин и зашагал по опустевшему коридору в сторону библиотеки. Уж если они и могли спрятаться, то только там. Он чувствовал их страх. И он шёл за этими ублюдкам. Патрон хватит на всех. Никто не уйдёт отсюда живым.

В 11:50 Алек зашёл в библиотеку, ещё на входе встретившись взглядом с одним из прячущихся под столом учеником. Не раздумывая, Алек выстрелил, но попал лишь в стол. Пуля застряла в древесине.

Он был прав. Все эти кретины сидят здесь.

- Всем встать! - заорал Алек, вскинув карабин. Голос был таким громким, что потом его можно было услышать на записи звонка в службу спасения, совершенного одной из учительниц. - Это вам за всё дерьмо, которым вы кормили меня четыре года!

Когда никто не встал, Алек крикнул:

- Отлично, я всё равно стреляю.

Он запер дверь, придвинув один из стульев, чтобы никто не смог выбраться, а затем направился к стоящим у окна компьютерным столам. Под одним из них он заметил семнадцатилетнего Кайла Джеррекса, убив мальчика выстрелом из карабина в голову. В этот момент Алек пожалел, что у него нет с собой ножа - так было бы интереснее убивать.

- Сегодня миру придёт конец, - громко сказал Алек, перезаряжая карабин. - Сегодня мы все умрём.

Прячущиеся под столами ученики задержали дыхание и старались не шевелиться.

Guess I'll learn to fight and kill...

Алек подошёл к окну и, высунувшись в него, открыл огонь по выбегающим из здания ученикам, ранив несколько человек. Вдали он увидел приближающиеся полицейские машины.

Выругавшись, Алек зловеще улыбнулся и выстрелил в троих учеников, сидящих под столами рядом с ним. Затем подошёл к одному из компьютерных столов, под которым прятался четырнадцатилетний Стивен Вурнов, и застрелил мальчика, даже не взглянув, кто там сидит. Осколок пули ранил сидящую рядом Кейси Робертсон.

Удовлетворенный, Алек направился южнее. Подойдя к столу, под которым сидела Кесси Бернанд, он наклонился и произнеся "ку-ку" убил её выстрелом в голову.

К северу от этого места Алек заметил сидящую на полу и ревущую Бри Паскаль.

- Ты хочешь умереть? - спросил девочку Алек. На лице его сиял звериный оскал.

Бри пролепетала в ответ:

- Нет, пожалуйста, не стреляй в меня, у меня есть семья и жених.

Алек усмехнулся.

- Все умрут, - сказал он и собрался застрелить девушку, но заметил бегущего к выходу Патрика Аслэнда. Резко развернувшись, он выпустил в спину мальчика несколько пуль. Патрик упал с громким криком. Под его телом расползлась лужа крови.

Забыв о Бри, Алек просунул карабин под один из столов и нажал на курок, случайно убив Зеда Марлоу.

- Кто хочет умереть следующим? - заорал Алек на всю библиотеку. Он забыл о своем плане, он забыл о Даррил, он даже не заглянул под стол и не увидел разодранное в клочья тело Зеда, которого он так желал убить на пути в Моунти-Парк.

В день кровавой бойни в библиотеке школы Моунти-Парк выжили в основном те, кто притворились мертвыми, лёжа в крови своих застреленных друзей.

- Послушайте! - закричал снова Алек. - Этой дрянной школе конец!

Он выстрелил три раза в книжные шкафы, а затем направился южнее к столу в центре библиотеки, под которым прятался Марк Кивсен и две девушки: Валин Мурр и Лиза Бройтс. Юноше он прострелил плечо, а затем убил, выстрелив в голову. После повернулся к девушкам и ранил обеих одной пулей. Толкнув ногой один из стульев, Алек в бешенстве выстрелил восемь раз по соседним столам. Его девятая пуля достигла цели и убила Лорен Ноунсенд.

Он чувствовал себя намного умнее тех, кому он подрожал. Сколько людей он уже убил? Двадцать? Пятьдесят? Алек сбился со счета, но даже не думал останавливаться.

Алек прошёл в западное крыло библиотеки, по пути перезаряжая карабин. За своей спиной он услышал истеричные крики о помощи раненой Мурр. Повернувшись к девушке, Алек спросил, верит ли она в бога.

- Нет, - робко ответила Мурр, но тут же исправилась и сказала "да", стараясь дать "правильный" ответ.

- Почему? - спросил её Алек.

- Потому что это то, во что верит моя семья.

Алек усмехнулся, взвёл курок и пошёл дальше. Мурр удалось после разговора спрятаться за один из столов и там притвориться мертвой. Для этого ей пришлось лечь на бездыханное тело Стивена Вурнова.

Алек направился к другому столу, под которым прятались Николь Нодлен и Джоана Томпсон. Первую девушку ему удалось ранить, а вторую застрелить, выстрелив в спину. Сидящую вне укрытия Келли Флеминс он хладнокровно убил выстрелом в голову, испытав невероятное наслаждение, когда голова девушки разлетелась на куски, забрызгав всё вокруг кровью.

Примерно в 12:04 Алек двинулся обратно к центру библиотеки, где снова перезарядил карабин и заметил старающегося спрятаться под столом парня. Направив на него карабин, Алек потребовал парня назваться.

- Джон Сайведж... Что ты творишь, Алек?

- Да так, просто людей убиваю.

- Ты и меня убьёшь?

Алек смерил Сайведжа взглядом, а затем махнул головой в сторону двери. Сайведжу дважды повторять было не нужно - он кинулся к выходу и вскоре благополучно выбрался из школы.

Разозленный собственной добротой, Алек тут же выстрелил в один из столов рядом. Для Дэниела Мауэра этот выстрел оказался смертельным.

Алек направился к столу администратора, на ходу стреляя вокруг. Несколько его шальных пуль ранили прячущихся детей.

На подходе он заметил в панике старающегося сменить укрытие Эвана Тодсона. Алек засмеялся.

- Назови мне хотя бы одну причину, по которой я не должен тебя убивать, - попросил он, встав над юношей.

- Мне не нужны проблемы, - тупо сказал Эван, хлопая глазами и глядя на Алека снизу вверх.

- Неверно, - зарычал Алек и ударил Эвана прикладом в губы. Брызнула кровь. - Просто у меня заканчиваются патроны, а тратить их на такое ничтожество я не хочу.

Оставив Эвана валяться на полу и мучиться от боли, Алек не спеша прошёлся по библиотеке, ногами раскидывая стулья. Из окна он увидел, что полицейские уже окружили школу. Теперь ему отсюда не выйти. Он в ловушке, как животное, попавшее в капкан. Но раненый или загнанный зверь не желает сдаваться. Наоборот, он звереет ещё больше и старается перед смертью не истечь кровью напрасно.

Алек покинул библиотеку в 12:09 и прошёл в комнату отдыха, где сел на диванчик, достал из кармана телефон и запустил прямую трансляцию на своей странице в социальной сети. Глядя в камеру, он выдавил измученную улыбку и сказал:

- Привет, кретины. Я Алек Ворм, тот самый пацан, что устроил стрельбу в школе Моунти-Парк. Я перестрелял здесь всех. Море крови, вы бы это видели. Это было настоящее наслаждение, я ещё никогда так не веселился. Хочу передать привет родителям убитым - ваши детишки будут гореть в аду вместе со мной, не сомневайтесь. Я хочу, чтобы вы обсуждали меня, говорили, какое я чудовище. Я хочу, чтобы сам президент лизал мне задницу, а вы все рыдали, понятно? И да, - Алек поднял карабин, - присоединяйтесь к моему клубу ненависти. Убивать людей здорово. Это классно. Это забавно. Знаете, выносить мозги и смотреть, как вокруг тебя все кричат и молят о пощаде. А ты держишь их жалкие жизни в своих руках и чувствуешь себя по-настоящему сильным и счастливым. Ты наслаждаешься этим кровавым моментом, когда забираешь чью-то жизнь просто потому, что можешь. О да, это самая настоящая пропаганда - я призываю к насилию. И то, что я сегодня здесь устроил, - моё вам благословение... И моё проклятие.

Алек плюнул в объектив камеры, показал средний палец, швырнул телефон об стену и сунул холодное дуло карабина себе в рот, после чего спокойно нажал на курок. Пуля прошла навылет, а тело Алека сползло на пол, где его и нашли спустя пятнадцать минут в луже собственной крови.

 

---

Дата добавления: 2019-08-30; просмотров: 116; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!