Человеку, исследующему истину, необходимо хоть один раз в жизни усомниться во всех вещах – насколько они возможны 7 страница
Здесь представляется случай яснее изложить то, что нами было сказано в правилах III и VII относительно интуиции ума. В одном мы ее противопоставляли дедукции, в другом же – только энумерации, которую мы определили как собирание следствий, выведенных из многочисленных и разрозненных положений, говоря в том же месте, что простая дедукция одного положения из другого совершается посредством интуиции.
В этом различении мы основываемся на том, что предъявляем к интуиции два требования, а именно рассматриваемые положения должны быть ясными и отчетливыми и постигаться одновременно, а не последовательно одно за другим. Дедукция же, если мы будем рассматривать ее так, как это делалось в правиле III, является не одновременным действием, но как бы посредством некоторого движения мысли выводит одно положение из другого; это и давало нам право отличать ее от интуиции. Однако же, если мы будем рассматривать ее уже как завершенную, то, по сказанному нами в правиле VII, она не будет больше представлять собой никакого движения, но будет пределом движения. Поэтому мы и полагаем, что ее надлежит рассматривать как интуицию, когда она проста и очевидна, но не тогда, когда она сложна и темна. Мы называли ее в этом случае энумерацией, или индукцией, потому что она не может быть целиком охвачена интеллектом и ее достоверность в известной мере зависит от памяти, которая должна удерживать суждения, вынесенные о каждом отдельном члене энумерации, для того чтобы из всех этих суждений было возможно вывести нечто единое.
|
|
|
Декарт предлагает рассмотреть выводы из исходных простых положений в строгой последовательности, во внутреннем соотношении и максимальной полноте. Благодаря этому познание становится более достоверным. Это правило Декарт раскрывает на основе разбора основных способностей познания: интуиции, дедукции и энумерации.
Все эти различения мы приводим здесь именно в качестве пояснения к настоящему правилу, ибо в правиле IX говорилось только об интуиции ума, в правиле X – только об энумерации, между тем как настоящее правило объясняет, каким образом эти два действия способствуют друг другу и взаимно дополняют друг друга так, что кажутся слившимися в одно действие благодаря известному движению мысли, которая, внимательно вникая в один объект, одновременно переходит к другому.
В этом мы отмечаем для себя двойную выгоду, а именно: более правильно выводим заключения, которых мы добиваемся, и делаем наш ум более искусным в открытиях других истин, ибо когда память, от которой, по вышесказанному, зависит достоверность заключений, слишком сложных для того, чтобы их можно было обнять одним актом интуиции, оказывается неустойчивой и слабой, ее нужно освежать и подкреплять этим непрерывным и повторным движением мысли. Так, когда посредством многих действий я узнаю отношения сначала между первой и второй величинами, затем между второй и третьей, далее между третьей и четвертой и, наконец, между четвертой и пятой, то при этом я не могу увидеть отношения между первой и пятой величинами и не сумею его вывести из известных уже мне величин, если не вспомню их все, для чего мне необходимо мысленно снова обозревать их до тех пор, пока я не буду в состоянии настолько быстро переходить от первого отношения к последнему, что почти без участия памяти смогу охватывать их все одним актом интуиции.
|
|
|
Декарт иллюстрирует применимость методов познания примером, который приводил ранее – усмотрением закономерности в последовательности числового ряда. В одном случае принцип усматривается сразу в интуиции, в другом требует больших познавательных усилий.
Всякому ясно, что такой метод избавляет ум от медлительности, а также и расширяет его кругозор. Кроме этого нужно заметить, что огромная польза настоящего правила состоит в том, что мы благодаря обдумыванию взаимной зависимости простых положений приобретаем навык мгновенно различать, какие из этих положений более и какие менее относительны и на сколько ступеней они отстоят от абсолютных. Например, рассматривая несколько последовательно пропорциональных величин, я могу заметить, что только таким, а не более легким и не более трудным путем можно узнать об отношении между первой и второй величинами, второй и третьей, третьей и четвертой и т. д., тогда как мне не удастся с такой же легкостью уловить зависимость второй величины от первой и третьей одновременно и еще труднее будет уловить зависимость второй от первой и четвертой величин и т. п. Далее, из этого я пойму, почему я могу легко найти третью и четвертую величины и т. д., если мне даны первая и вторая, а именно потому, что я достигаю этого путем частных и раздельных представлений. Если же мне даны только первая и третья величины, то я не могу с такой же легкостью найти среднюю между ними, потому что это возможно только при помощи представления, обнимающего обе данные величины одновременно. Для данных только первой и четвертой величин еще труднее интуитивно уловить две промежуточные между ними, так как при этом нужно охватить мыслью три представления одновременно. Точно так же последовательно должно казаться еще более трудным для данных первой и пятой величин найти три средние, но есть причина, благодаря которой в этом случае дело будет обстоять иначе. Правда, здесь должны быть соединены вместе четыре представления, но, однако, их можно разделить, поскольку число четыре делится на другое число. Так, я могу отыскивать сначала третью величину по первой и пятой, затем вторую – по первой и третьей и т. д. Тот, кто привыкнет размышлять об этих и подобных вещах, при исследовании нового вопроса всегда очень быстро сообразит, в чем заключается трудность и какой способ является наиболее простым [для ее разрешения], что оказывает огромную помощь в постижении истины.
|
|
|
|
|
|
Правило XII
Наконец, нужно использовать все вспомогательные средства интеллекта, воображения, чувств и памяти как для отчетливой интуиции простых положений и для верного сравнения искомого с известным, чтобы таким путем открыть его, так еще и для того, чтобы находить те положения, которые должны быть сравниваемы между собой; словом, не нужно пренебрегать ни одним из средств, находящихся в распоряжении человека
Декарт рационалист, поэтому он считает, что истина удостоверяется только разумом. При этом воображение, чувства и память он рассматривает как вспомогательные средства для разума.
Это правило является заключением ко всему тому, что было сказано ранее, и дает общее изложение того, чему надлежало быть изложенным таким способом в отдельности.
Для того чтобы достичь познания вещей, нужно рассмотреть только два рода объектов, а именно: нас, познающих, и сами подлежащие познанию вещи. Мы обладаем лишь четырьмя способностями для этой цели, а именно: интеллектом, воображением, чувствами и памятью. Конечно, только один интеллект способен познавать истину, хотя он и должен прибегать к помощи воображения, чувств и памяти, чтобы не оставлять без употребления ни одно из средств, находящихся в нашем распоряжении. Что же касается предметов познания, то достаточно рассмотреть их трояко, а именно: сначала то, что обнаруживается для нас само собой, затем как познается одна вещь через другую и, наконец, какие выводы можно сделать из каждой вещи. Такая энумерация мне кажется полной и не упускающей ничего из того, на что могут простираться способности человеческого ума.
Итак, обращаясь к первой части, я хотел бы объяснить здесь, что такое человеческий дух, что такое тело, как первый сообщается с последним, каковы в целом способности, служащие приобретению познаний, и как они все действуют, но эта глава мне кажется слишком тесной для того, чтобы вместить те предварительные сведения, которые необходимо изложить прежде, чем это станет понятным для всех. Ибо я хотел всегда писать так, чтобы не высказывать по вопросам, вызывающим обычно споры, никаких утверждений, если предварительно я не изложил тех доводов, которые привели меня к моему мнению и могут, мне думается, убедить также и других.
Однако за неимением места я вынужден ограничиться здесь возможно более кратким объяснением того способа понимания всех наших познавательных способностей, который, по моему мнению, является наиболее плодотворным. Вы свободны не верить тому, что дело обстоит так, но что помешает вам принять эти предположения, если они нисколько не умаляют истины и даже придают большую ясность всему? И именно в геометрии вы допускаете известное количество предположений, которые нисколько не ослабляют силы доказательств, хотя в физике вы часто думаете о них иначе.
Внешние чувства, то есть органы ощущений, являются частями тела, поэтому восприятие представляет собой телесное взаимодействие с предметом. На первом этапе чувственного познания тело претерпевает воздействие предмета и тем самым изменяется, благодаря чему возникает первичное восприятие.
Итак, во-первых, нужно уяснить себе то, что все внешние чувства, поскольку они составляют части тела, хотя мы и применяем их к объектам посредством действия, т. е. местного движения, ощущают собственно лишь пассивно, подобно тому как воск воспринимает фигуру печати. Не нужно думать, что это сказано только ради аналогии, но именно так и нужно представлять процесс восприятия: внешний вид воспринимающего тела при воздействии на него объекта реально изменяется таким же образом, как поверхность воска изменяется под действием на нее печати. И это имеет место не только тогда, когда мы прикасаемся к какому-либо имеющему форму шероховатому и твердому телу, но и тогда, когда мы посредством прикосновения воспринимаем тепло, холод и т. п. Так же обстоит дело и с другими чувствами, а именно: наружная непрозрачная часть глаза воспринимает фигуру, которую отпечатывает на ней окрашенный в различные цвета луч света; внешняя кожа ушей, ноздрей и языка, непроницаемая для объекта, тоже воспринимает новый образ звука, запаха и вкуса.
Подобные представления обо всех этих вещах весьма полезны, поскольку ничто не является для нас более наглядным, чем фигура, ибо ее можно и осязать и видеть. Это предположение способно привести к ложным выводам не более, чем всякое другое, доказательством чего может служить то, что представление фигуры связано с любым объектом чувственного восприятия, настолько оно общо и просто. Мы можем, например, считать цвет всем чем угодно, но мы не будем, однако, отрицать того, что он есть нечто протяженное, а следовательно, и имеющее фигуру. Поэтому чем было бы плохо, если бы мы, остерегаясь бесполезных предположений относительно каких бы то ни было новых естеств и не отрицая и того, что иным нравится думать о цвете, стали, однако, рассматривать его только как нечто, имеющее природу фигуры, и понимать различие между белым, голубым, красным и другими цветами как различие между этими или подобными им фигурами?
То же самое можно сказать и обо всем другом, ибо ясно, что бесконечного множества фигур достаточно для изображения всех различий чувственных объектов.
В данном случае Декарт имел в виду, что проще всего воспринять фигуру так, как она дана сразу в двух формах восприятия: и для зрения, и для осязания. В соответствии с этим любое чувственное познание можно уподобить восприятию фигуры. Например, мы не можем воспринимать цвет вне протяженности, а значит, цвет всегда выражен в фигуре. При этом различие между цветами недопустимо уподоблять различию между фигурами.
Однако процесс чувственного познания не останавливается на моменте воздействия внешнего предмета на тело. Далее часть тела, будь то рука или глаз, которая претерпела на себе воздействие предмета, передает это воздействие внутренним частям тела. Благодаря этому первичное восприятие переходит в общее чувство, которое характеризует такую область тела, в которой сходятся воедино восприятия разных органов ощущений. Так проявляется неразрывная связь между всеми этими органами.
Во-вторых, нужно себе уяснить, что, после того как внешнее чувство приведено объектом в движение, воспринятая фигура моментально сообщается другой части тела, называемой общим чувствилищем, и притом так, что никакое естество не переходит реально с одного места на другое; совершенно так же теперь, когда я пишу, я понимаю, что в тот момент, когда я вычерчиваю каждую букву на бумаге, не только нижняя часть моего пера находится в движении, но она не может совершить ни малейшего движения, не сообщив его тотчас же всему перу, и верхняя часть пера проделывает в воздухе все те разнообразные движения, которые проделывает нижняя, хотя я и знаю, что нет никакого реального перехода чего бы то ни было с одного конца пера на другой. Кто же может думать, что между частями человеческого тела существует меньшая связь, чем между частями пера, и можно ли придумать более простой пример для выражения этой связи?
Общее чувство интегрирует не только впечатления органов ощущений, но и фантазию. Причем если образы внешних предметов сами по себе бестелесны, то фантазия производится не внешними предметами, а самим телом человека, и в этом смысле она неотделима от тела. Она может облекаться в образы различных фигур, которые потом переходят в память.
Вопреки традиции Декарт считает, что образы фантазии телесны, а не бестелесны. Декарт делает такой вывод из того, что тело претерпевает воздействие, воспринимая образ. Кожа пальца испытывает давление при осязании, а сетчатка глаза фиксирует падающий на нее свет. Если такой образ локализуется в теле, то он дан в протяженности, а значит, тоже телесен. По аналогии с этим можно представить и протяженные образы фантазии, которые также локализуются в теле. Надо отметить, что такое понимание телесности образов нетипично для философской традиции как до Декарта, так и после него.
В-третьих, нужно себе уяснить, что общее чувствилище действует на фантазию, или воображение (imaginatio), так же, как печать – на воск, запечатлевая фигуры или идеи, которые приходят к нам от внешних чувств чистыми и бестелесными. Это воображение есть настоящая часть тела, и она настолько велика, что ее отдельные области могут облачаться во множество различных фигур, обычно долго их сохраняя. Это – то, что носит название памяти.
По мнению Декарта, тело человека устроено таким образом, что внутренне чувство приводится в движение внешним восприятием, а движение тела – фантазией через нервы, которые берут начало в мозгу. Благодаря этому возможно управлять телом даже при отсутствии восприятия внешних вещей.
В-четвертых, нужно себе уяснить, что движущая сила, или сами нервы, имеют свое начало в мозгу, где находится воображение, возбуждающее их разными способами, подобно тому как внешнее чувство возбуждает общее чувствилище или как нижняя часть пера приводит в движение все перо. Этот же пример также показывает нам, как воображение может быть причиной многих нервных возбуждений даже при отсутствии в нем соответствующих впечатлений, лишь бы только в нем были какие-либо другие образы, из которых могли бы исходить эти возбуждения. Действительно, перо в целом движется не так, как его нижняя часть; мало того, верхняя часть его проделывает словно совсем другие, обратные движения. И именно отсюда становится понятным, как могут производиться другими животными все движения, когда мы не предполагаем у них совсем никакого познания вещей, но допускаем для них лишь чисто телесное воображение, а также как происходят в нас все те движения, которые мы совершаем без всякого участия разума.
По мнению Декарта, познающая сила, которую он называет чистым разумом или просто умом, в отличие от чувств и фантазии является чисто духовной по своей природе. Эта сила внутренне едина, но может проявляться по-разному. Сопровождая фантазию, она проявляется в виде, обозначаемом словами «вспоминать», «представлять», «воображать», а чувства – в виде, обозначаемом словами «видеть» или «осязать». Когда же она проявляется сама по себе, то обозначается словом «понимать».
Наконец, в-пятых, нужно себе уяснить, что сила, посредством которой мы собственно познаем вещи, является чисто духовной, отличающейся от всего телесного не менее, чем кровь от костей или рука от глаза, единственной в своем роде, хотя она вместе с фантазией то воспринимает фигуры, исходящие от общего чувствилища, то оперирует фигурами, сохраняющимися в памяти, то создает новые, которые так заполняют воображение, что оно часто не успевает воспринимать идеи, преподносимые ему общим чувствилищем, и одновременно переводить их в двигательную силу по чисто телесным подразделениям. Во всех этих случаях познающая сила является иногда пассивной, иногда активной, она играет роль то печати, то воска. Однако это сравнение следует понимать здесь только как простую аналогию, ибо в телесных вещах нет ничего, что было бы подобно этой способности. Это будет одна и та же сила, когда ее действия, обращенные совокупно с воображением к внешнему чувству, обозначаются словами «видеть», «осязать» и т. п.; когда они, направленные на одно только воображение, поскольку последнее облекается в различные фигуры, обозначаются словом «вспоминать»; когда они, направленные на воображение для создания новых фигур, обозначаются словами «воображать», «представлять»; когда, наконец, эта сила действует одна, ее действия обозначаются словом «понимать». Я объясню в своем месте более подробно, как совершается это действие. Будем же называть эту силу сообразно ее различным функциям, а именно: чистым интеллектом, воображением, памятью или чувством. Она собственно называется умом (ingenium), когда создает в воображении новые идеи или когда оперирует уже над готовыми. Будем пока считать ее способной на эти различные действия, а в дальнейшем рассмотрим различие всех этих наименований. Поняв, таким образом, все это, внимательный читатель легко рассудит, какую помощь он может ожидать от каждой из этих способностей и в какой мере прилежание может возместить недостатки человеческого ума.
Посредством двигательной силы воображение может воздействовать на органы ощущений, которые являются частями тела. Это можно объяснить физиологией тела, так как воображение телесно, ведь оно формирует и удерживает в памяти телесные образы. Сложнее объяснить воздействие воображения на разум и разума на воображение, потому что разум по своей природе бестелесен. Ведь он порождает идеи, но чтобы пробудить воображение, он должен предъявить саму вещь или ее образ. Такое не всегда возможно, но тогда следует воспользоваться упрощенными образами. Возможно, поэтому многие считают, что мысль невозможна без слов, ведь слова – это тоже некие упрощенные образы.
Ведь если интеллект может быть возбуждаем воображением или, наоборот, воздействовать на последнее, воображение же может воздействовать на чувства посредством двигательной силы, направляя их на объекты, или, наоборот, чувства могут воздействовать на воображение, разумеется, рисуя в нем образы тел, и если вдобавок память, по крайней мере та, которая телесна и подобна памяти животных, ничем не отличается от воображения, то из этого несомненно следует, что, когда интеллект имеет дело с объектами, не имеющими ничего телесного или подобного телесному, он не может опираться на эти способности; напротив, чтобы они не были для него помехой, нужно отстранить чувства и освободить воображение от всяких отчетливых впечатлений, насколько это возможно. Но если интеллект приступает к исследованию какой-либо вещи, которая может быть отнесена к разряду телесных, то только в воображении он может создать ее наиболее отчетливую идею. Для того чтобы облегчить это действие, необходимо предъявлять внешним чувствам самую вещь, представляемую этой идеей. Большое количество объектов не может содействовать интеллекту в отчетливой интуиции каждого из них в отдельности, но для извлечения какого-нибудь одного объекта из множества их, что приходится делать нередко, нужно отстранить от идеи о вещах все, что не требует в данный момент внимания, чтобы памяти было легче удерживать остальное. Таким же образом в этом случае не будет надобности предъявлять сами вещи внешним чувствам, для этого можно будет ограничиться упрощенными фигурами, лишь бы последние могли предохранить нас от погрешностей памяти. Чем проще они будут, тем лучше. Всякий, кто будет следовать этим указаниям, мне кажется, не упустит ничего из того, что относится к этой части нашего вопроса.
Дата добавления: 2019-09-13; просмотров: 171; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!