Война — это здоровье государства» 7 страница
Компартия, некоторые члены которой играли ведущую роль при создании профсоюзов, входивших в состав КПП, похоже, заняла такую же позицию. По некоторым сообщениям, после «сидячих» забастовок один из коммунистических вожаков Акрона сказал на встрече по планированию партийной стратегии: «Сейчас мы должны добиваться нормальных отношений между профсоюзом и работодателями, а также строгого соблюдения профсоюзных правил со стороны рабочих».
Таким образом, в середине 30-х годов вырабатывались два изощренных способа контроля над прямыми действиями рабочих. Во-первых, Национальное управление по трудовым отношениям придало профсоюзам законный статус, выслушивало их, реагировало на некоторые их жалобы.
Так, НУТО могло сдерживать волнения рабочих, направляя их энергию на выборы, так же как конституционная система стремилась разрядить потенциально опасную энергию путем участия избирателей в голосовании. Управление устанавливало границы в трудовых спорах, подобно тому как избирательная система определяла рамки в политических конфликтах. Во-вторых, сама по себе рабочая организация — профсоюз, даже занимавший радикальные и агрессивные позиции, как, например, КПП, — направляла революционную энергию рабочих на заключение коллективных договоров, переговоры с работодателями, профсоюзные заседания, пытаясь свести к минимуму забастовки, дабы создать крупные, влиятельные, даже респектабельные организации.
|
|
|
История тех лет, похоже, подтверждает выдвинутый в книге Р. Клоуарда и Ф. Пивен «Движения бедноты» тезис о том, что больше всего рабочим удалось добиться благодаря спонтанным выступлениям, до того как профсоюзы получили признание или стали хорошо организованными: «Фабричные работники имели наибольшее влияние и могли добиться наиболее существенных уступок со стороны власти в период Великой депрессии, т. е. в те годы, когда они еще не были объединены в профсоюзы. Их сила в это время заключалась не в организованности, а в разрозненности».
Р. Клоуард и Ф. Пивен отмечают, что огромный рост членства в профсоюзах происходил в 40-х годах, во время Второй мировой войны (к 1945 г. в КПП и АФТ состояло свыше 6 млн членов в каждой из этих организаций), но сила профсоюзного движения ослабла по сравнению с предыдущим периодом — завоевания, достигнутые благодаря забастовкам, постепенно сглаживались. Представители профсоюзов, назначенные для работы в НУТО, с меньшей симпатией относились к рабочим, Верховный суд объявил «сидячие» забастовки незаконными, а власти штатов принимали законы, препятствовавшие забастовкам, пикетам и бойкотам.
Начало Второй мировой войны ослабило прежнюю воинственность рабочего движения 30-х годов, поскольку экономика, работавшая на военные нужды, создала миллионы новых рабочих мест с более высокими зарплатами. Новый курс преуспел только в сокращении безработицы с 13 до 9 млн человек. В военные годы наблюдалась почти полная занятость, и война сделала кое-что еще: патриотизм, импульс единения всех классов общества в борьбе с внешним врагом усложнили выражение гнева против корпораций. Тогда КПП и АФТ обязались не призывать к забастовкам.
|
|
|
Тем не менее претензии рабочих в условиях войны (когда их зарплата контролировалась жестче, чем цены) были таковы, что они чувствовали необходимость устраивать «дикие» стачки: в 1944 г., по данным Дж. Бретера, прошло больше забастовок, чем в любом предыдущем году в истории США.
Тридцатые и сороковые годы более отчетливо, чем ранее, показали дилемму, стоявшую перед американскими трудящимися. Система реагировала на волнения рабочих, находя новые формы контроля — как внутреннего, в их собственных организациях, так и внешнего, с использованием закона и силы. Но наряду с этими новыми методами появились и новые уступки. Они не решали основных проблем. Более того, для многих они вообще ничего не значили. Однако уступки помогли достаточному количеству трудящихся ощутить прогресс и улучшить свою жизнь, а также восстановить определенное доверие к системе.
|
|
|
Закон 1938 г., по которому была установлена минимальная заработная плата, введена 40-часовая рабочая неделя и запрещен детский труд, никак не коснулся многих людей и определил очень низкий минимум зарплаты (25 центов в час в первый год действия закона). Однако этих мер оказалось достаточно, чтобы успокоить возмущенных. Жилье начали строить только для небольшого процента нуждающихся в нем. «Это было скромное, даже скудное начало», — пишет П. Конкин в своей книге «ФДР и истоки государства благосостояния», оптимизм вселял сам вид жилых кварталов, субсидируемых федеральными властями; детских площадок; квартир, свободных от паразитов и заменявших обветшалые многоквартирные трущобы. ТВА предложила впечатляющие возможности регионального планирования по созданию рабочих мест, улучшению региональной экономики и предоставлению дешевых источников энергии, которые находились бы под местным, а не общенациональным, контролем. Закон о социальном страховании предоставил пенсионное обеспечение и пособия по безработице, а также направил федеральные средства наряду со средствами штатов на помощь матерям с детьми-иждивенцами, но никак не помог фермерам, домашней прислуге и пожилым людям, не решил проблему медицинского страхования. П. Конкин отмечает: «Скудные преимущества Закона о социальном страховании были незначительны в сравнении с мерами по обеспечению безопасности для крупного, прочно стоящего на ногах бизнеса».
|
|
|
В период Нового курса федеральные средства выделялись на трудоустройство тысяч писателей, художников, актеров и музыкантов в рамках Федерального театрального проекта, Федерального писательского проекта, Федерального проекта развития искусств: на общественных зданиях появились фрески; для рабочих аудиторий, никогда не видевших спектакля, ставились пьесы; были написаны и изданы сотни книг и брошюр.
Многие люди впервые в жизни услышали симфоническую музыку. Это было время удивительного расцвета искусства, ранее невиданного в Америке и ни разу не повторившегося позднее. Однако в 1939 г., когда ситуация в стране стабилизировалась и импульс реформ Нового курса ослаб, программы помощи искусствам перестали существовать.
К моменту окончания Нового курса капитализм остался незыблемым. Богатые все еще контролировали ресурсы страны, а также ее законы, суды, полицию, газеты, церкви и колледжи. Значительная помощь была оказана достаточному количеству людей, чтобы сделать из президента Ф. Д. Рузвельта героя в глазах миллионов, но та же самая система, которая стала причиной Великой депрессии и экономического кризиса, — система расточительства, неравенства и заботы о прибылях, стоящих выше человеческих потребностей, — осталась невредимой.
Психологически Новый курс вдохновлял черное население (миссис Рузвельт относилась к чернокожим с сочувствием; некоторые из них получили должности в администрации), но проводившиеся в жизнь программы не коснулись большинства этих людей. Будучи фермерами-арендаторами, сельскохозяйственными рабочими, мигрантами и домашней прислугой, они не подпадали под действие программ социального страхования, не получали пособий по безработице, установленного законом минимума заработной платы или субсидий фермерским хозяйствам. Президент, который вел себя осторожно, чтобы не настроить против себя белых политиков-южан, в чьей поддержке он нуждался, не настаивал на принятии законопроекта, запрещающего линчевания. В Вооруженных силах США сохранялась сегрегация. Чернокожих рабочих дискриминировали при найме. Их принимали на работу в последнюю очередь, а увольняли первыми. Только когда руководитель профсоюза проводников спальных вагонов Э. Филип Рэндолф[197] пригрозил в 1941 г. массовым маршем на Вашингтон, Рузвельт согласился подписать исполнительный приказ о создании Комиссии по справедливым условиям найма. Но у этой Комиссии не было реальных контрольных полномочий, и ее появление мало что изменило.
После всех реформ Нового курса негритянский Гарлем сохранился в неизменном виде. Там жили 350 тыс. человек, т. е. плотность населения составляла 233 человека на один акр, при том что в остальной части Манхэттена этот показатель был 133 человека на акр. За 25 лет население района увеличилось в 6 раз. В кишевших крысами погребах и подвалах ютились 10 тыс. семей. Туберкулез был обычным заболеванием. Около половины замужних женщин работали в качестве домашней прислуги. Они ездили в Бронкс и собирались там на углах улиц (на «рынках рабов», как их тогда называли), чтобы получить работу. Проституция тоже становилась распространенным занятием. В 1935 г. две молодые негритянки, Элла Бейкер[198] и Марвел Кук, так писали об этом в журнале «Крайсис»:
Получается, что не только труд человека обменивается и продается по цене рабского труда, но и любовь — товар, подлежащий продаже.
Будь то работа или продажная любовь, но женщины прибывают на место уже в 8 часов утра и остаются там вплоть до 1 часа дня или до того момента, пока их не наймут. В дождь или под солнцем, в жару или стужу они ожидают работу, за которую получают 10, 15, 20 центов в час.
В 1932 г. в Гарлемской больнице умирало вдвое больше людей, чем в больнице Беллвью, расположенной в белых кварталах города. Гарлем являлся районом, плодившим преступность. В своем эссе «Негр в Нью-Йорке» Р. Оттли и У. Уитерби называют ее «горьким цветком нищеты».
Девятнадцатого марта 1935 г., в разгар реформ Нового курса, Гарлем как будто взорвался. Десять тысяч черных жителей прошли по улицам, уничтожая имущество белых торговцев. Порядок восстановили 700 полицейских. Двое чернокожих были убиты.
В середине 30-х годов молодой чернокожий поэт Ленгстон Хьюз написал стихотворение «Да будет Америка снова Америкой»:
Я — белый, живущий хуже собаки,
Я — негр со шрамами от хозяйских плетей,
Я — краснокожий, что изгнан с земли своей,
Я — иммигрант, мне надежду найти хотя бы,
А я нахожу только старый, проклятый порядок вещей:
Человек человеку — волк, сильный — хозяин над слабым!.
О, да будет Америка снова Америкой!
Страною, какой не была никогда,
Страною, принадлежащей нам,
Ведь белый бедняк, и индеец, и негр —
Все это я —
Народ, создавший Америку!
Ей отдали мы кровь и пот,
Ей отдали мы скорбь и труд,
И наши плуги — на полях,
И наши руки сталь куют,
Пусть руки эти вновь мечту себе вернут!
Мне к оскорблениям не привыкать,
Оружие Свободы не ржавеет!
А вас, людей, живущих, как пиявки,
Давно пора от тела оторвать.
Моя страна да будет вновь моею![199]
Однако в 30-х годах для белых американцев на Севере и Юге черные оставались невидимками. Только радикалы пытались преодолеть расовые барьеры. Больше всего в этом преуспели социалисты, троцкисты и коммунисты. КПП под влиянием коммунистов организовывал черных трудящихся в отраслях с массовым производством. Негров все еще использовали в качестве штрейкбрехеров, но уже были попытки сплотить белых и чернокожих в борьбе против общего врага. В 1938 г. женщина по имени Молли Льюис рассказала в журнале «Крайсис» о своем участии в забастовке сталелитейщиков в городе Гэри (Индиана) следующее:
В то время как муниципальные власти Гэри продолжают разделять детей в системе сегрегированных школ, их родители создают совместный профсоюз и его женскую ячейку… Единственная точка общественного питания в Гэри, где свободно обслуживаются представители обеих рас, — это кооперативный ресторан, который часто посещают члены профсоюза и активистки его женской ячейки…
Когда чернокожие и белые работники и члены их семей убеждены в том, что у них одни и те же основные экономические интересы, тогда следует ожидать, что они объединятся в отстаивании этих интересов…
В 30-х годах не наблюдалось широкого феминистского движения. Однако тогда многие женщины участвовали в рабочем движении. Поэтессе из Миннесоты Меридел Лесёр было 34 года, когда забастовка водителей грузовиков парализовала в 1934 г. Миннеаполис. Она приняла в ней активное участие и позднее описала свой опыт:
Раньше я никогда не участвовала в забастовке… По правде говоря, я боялась… Я с готовностью спросила: «Вам можно чем-то помочь?»
… Мы наливали кофе в тысячи чашек, кормили тысячи мужчин.
… Машины все возвращались. Диктор объявил: «Убийство!»… Я видела, как из машин вытаскивают мужчин, кладут их на больничные койки, на пол… Автомобили с пикетчиками все прибывали. Некоторые мужчины пешком вернулись с рыночной площади, пытаясь остановить лившуюся из полученных ран кровь… Много мужчин, женщин и детей собралось снаружи, образовав живой круг обороны… Наши юбки были испачканы еще теплой человеческой кровью…
Во вторник, в день похорон, в деловую часть города прибыл еще один отряд милиции численностью 1 тыс. человек.
В тени было больше 90 градусов[200]. Я отправилась в похоронные бюро. Там собрались тысячи мужчин и женщин, ожидавшие на ужасном солнцепеке. Многие женщины и дети простояли в ожидании два часа. Я пришла и встала вместе с ними. Я не знала, хочу ли я участвовать в демонстрации. Я этого не любила делать… Три женщины завлекли меня. «Мы хотим, чтобы все участвовали, — мягко сказали они. — Пойдем с нами»…
Годы спустя Сильвия Вудс обсуждала с Э. и С. Линдами свой опыт работы в 30-х годах в прачечной и в качестве профсоюзного организатора:
Надо говорить людям о том, в чем они могут убедиться. Тогда они скажут: «Да, а я никогда об этом не задумывалась» или «Я ничего подобного не видел»… Как, например, парень по имени Теннесси. Он ненавидел чернокожих. Бедный издольщик… А потом танцевал с негритянкой.
… Я видела, как люди меняются. Им надо доверять.
В те дни кризиса и бунтарства многие американцы начали менять свои взгляды на жизнь. В Европе набирал силу Гитлер. На другом берегу Тихого океана Япония оккупировала Китай. Империям Запада угрожали новые империи. Уже не за горами была война и для Соединенных Штатов.
Народная война?
«Мы, правительства Великобритании и Соединенных Штатов, от имени Индии, Бирмы, Малайзии, Австралии, Британской Восточной Африки, Британской Гвианы, Гонконга, Сиама, Сингапура, Египта, Палестины, Канады, Новой Зеландии, Северной Ирландии, Шотландии, Уэльса, а также Пуэрто-Рико, Гуама, Филиппин, Гавайев, Аляски и Виргинских островов торжественно заявляем, что данная война не является империалистической». Так звучала пародия, распространявшаяся Коммунистической партией США в 1939 г.
Два года спустя Германия вторглась в Советскую Россию, и американская Компартия, постоянно характеризовавшая войну между государствами «оси» и союзными державами как империалистическую, уже стала называть ее «народной войной» против фашизма. И в самом деле, практически все американцы: капиталисты и коммунисты, демократы и республиканцы, бедные и богатые, представители среднего класса — были едины во мнении, что война эта — народная.
Так ли это?
Судя по некоторым признакам, она, в сравнении с любыми другими войнами, которые когда-либо вели Соединенные Штаты, пользовалась среди граждан страны наибольшей поддержкой. Никогда прежде в войне не участвовала непосредственно столь значительная часть населения: 18 млн человек находились в рядах вооруженных сил (из них 10 млн за пределами США), 25 млн рабочих и служащих регулярно жертвовали известную долю заработка на приобретение облигаций военного займа. Но не было ли это искусственно вызванным патриотическим подъемом? Ибо все национальные институты — не только правительство, но также средства массовой информации, церковь и даже ведущие радикальные организации — настойчиво призывали к объединению усилий. Не существовало ли все же определенной доли скрытого нежелания и признаков неафишируемого сопротивления?
Сражение велось с противником, грозившим миру неисчислимыми бедами. Гитлеровская Германия насаждала тоталитаризм, расизм, милитаризм и использовала крайне агрессивные методы ведения военных действий, превосходившие по своей жестокости весь прежний опыт не очень-то щепетильного мира. Но представляли ли собой участвовавшие во Второй мировой войне государства: Англия, Соединенные Штаты и Советский Союз — нечто существенно другое, позволявшее ожидать, что в случае их победы будет нанесен удар по империализму, расизму, тоталитаризму и милитаризму?
Можно ли было надеяться, что при ведении войны за рубежом и при обращении с национальными меньшинствами внутри страны американское правительство станет действовать в соответствии с концепцией «народной войны»? Будет ли оно в своей политике военного времени уважать права простых граждан на жизнь, свободу и стремление к счастью? И станет ли послевоенная Америка в своей внутренней и внешней политике отдавать предпочтение ценностям, ради которых, как считалось, и велась война?
Все эти вопросы заслуживали пристального внимания, однако атмосфера того времени, слишком насыщенная патриотическим пылом, не позволяла открыто их обсуждать.
Если роль Соединенных Штатов как защитника слабых и угнетенных государств и соответствовала образу страны в американских школьных учебниках по истории, то послужной список ее практических дел на международной арене выглядел совсем иначе. В начале XIX в. США противодействовали революции на острове Гаити, добивавшегося независимости от Франции. Позднее американцы развязали войну с Мексикой и захватили половину территории этой страны. Они помогли Кубе добиться независимости от Испании, но затем сами утвердились на острове посредством военной базы и инвестиций в экономику, обеспечив себе право на вмешательство во внутренние дела. США захватили Гавайи, Пуэрто-Рико и Гуам и вели жестокую войну с целью подчинения Филиппин. Угрозами и канонерками они «открыли» Японию для своей торговли и провозгласили политику «открытых дверей» в Китае, ставшую средством эксплуатации этой страны как для США, так и для остальных империалистических держав. Вместе с другими государствами Соединенные Штаты послали свои войска в Пекин для утверждения господства Запада в Китае и держали их там более 30 лет.
Требуя «открытых дверей» в Китае, США всеми возможными способами (с помощью доктрины Монро и многократных военных интервенций) добивались от стран Латинской Америки «закрытых дверей», — закрытых для всех, кроме Соединенных Штатов. Организовав революцию в Колумбии, американцы создали «независимое» государство Панаму, что позволило построить и впоследствии контролировать Панамский канал. В 1926 г. США направили 5 тыс. морских пехотинцев для подавления революционного восстания в Никарагуа и сохраняли там свое военное присутствие на протяжении семи лет. В 1916 г. США в четвертый раз вмешались во внутренние дела Доминиканской Республики, и их войска оставались в этой стране в течение восьми лет. В 1915 г. Америка вторично вторглась на Гаити и продолжала оккупировать остров 19 лет. Между 1900 и 1933 гг. США четырежды вмешивались во внутренние дела Кубы, дважды в дела Никарагуа, шесть раз в дела Панамы, один раз в дела Гватемалы и семь раз в дела Гондураса. К 1924 г. финансы половины из 20 латиноамериканских государств в той или иной степени управлялись Соединенными Штатами. К 1935 г. более 50 % экспорта стали и хлопка из США вывозилось в страны Латинской Америки.
В 1918 г., перед самым окончанием Первой мировой войны, семитысячный американский корпус, являвшийся частью союзнических интервенционистских сил в России, высадился во Владивостоке, где находился вплоть до весны 1920 г. Другой американский контингент, численностью 5 тыс. человек, вместе с экспедиционными войсками союзников тогда же занял Архангельск, еще один российский порт, который оккупировал почти целый год. Представитель государственного департамента заявил в Конгрессе: «Все эти операции должны смягчить последствия большевистской революции в России».
Дата добавления: 2019-09-02; просмотров: 134; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!