Глава II. ГЕНЕЗИС СЕДЬМОГО ВЕКА ДО НАШЕЙ ЭРЫ 3 страница
Иранский язык сегодня следует считать родным для 80‑90 млн. человек. Это немало, но не соответствует исторической значимости иранского мира.
ИСТОРИЧЕСКАЯ ЭКСПАНСИЯ
Когда в течение VII в. до н. э. иранцы начали выходить из мрака предыстории, они, возможно, уже около пятисот лет занимали огромные земли.
Они принадлежали к большой индоевропейской семье народов, которые, продвигаясь с 2300 по 1900 г. до н. э. значительными массами на юг и запад, наводнили Северную Индию, Иранское нагорье, Европу, разоряя всё на пути, уничтожая или вытесняя аборигенов, в том числе и создавших к тому времени блистательные цивилизации, прежде всего Индскую. Иранцы составляли отдельную ветвь этой семьи, которую называют индоиранцами или ариями, но уже не были чистой расой: во время миграций они смешались как минимум с палеоазиатами, то есть в Индии – с дравидами, в Иране – с разными автохтонными народностями. Если первоначально они все говорили на одном языке, имели общие верования – древнюю индоевропейскую религию с верховными богами, одинаковый образ жизни, то постепенно эти народы стали отличаться друг от друга, эволюционировали и сохранили лишь такие черты сходства, какие во всяком роду бывают между троюродными братьями. Они стали индийцами, иранцами, как другие из их родичей стали латинянами, греками, кельтами, германцами.
Ираноязычные кочевники не сразу расселились в степях. Похоже, к концу второго тысячелетия до н. э. киммерийцы и скифы или сначала киммерийцы, а потом скифы заселили большую равнину Евразии, где они пасли овечьи отары и конские табуны, несомненно начали выращивать хлеб или требовать этого от подвластных народов, выплавляли металл. Они жили в шатрах, уже в тех, которые этнографы Нового времени вслед за русскими назовут юртами, а монгольское название этих шатров – гэр , и это же слово в форме ker можно встретить в Бретани, куда такое жилище завезли аланы, судя по описанию Геродота. Это круглое жилище в форме колокола, с гибким и подвижным каркасом из связанных жердей, покрытым войлоком, которое может иметь высоту от 1,3 до 1,5 м и занимать площадь 18‑20 кв. м. Хотя кочевники проводили всю жизнь в седле, они переезжали или, скорей, перевозили семьи и имущество на повозках, запряжённых быками (в кибитках ). В некоторых захоронениях нашли уменьшенные копии кибиток, в других – остатки, а в Пятом Пазырыкском кургане на Алтае – даже целый экземпляр. Эти свидетельства отличаются довольно большим разнообразием. Копии изображают повозки с крытым верхом, разделённые на два‑три отделения, в Пазырыке найден высокий и широкий экипаж с огромными колёсами, рассчитанными на то, чтобы не увязать в песке.
|
|
|
Пересекли ли иранцы Волгу и даже Дон в XII в. до н. э. или сделали это только в IX в. до н. э.? На этот вопрос точного ответа нет. Как бы то ни было, эти кочевые племена, скифы и прочие, в период, о котором мы говорим, к 700 г. до н. э., расселились на всех травянистых равнинах от Дуная на западе до Алтайских гор и Таримского бассейна, а может быть, и до Монголии, где тюрки и тем более монголы появятся значительно позже. Иранцы уже давно переправились через гряды гор, ограничивающие степь с юга – Кавказ, Гиндукуш, Тянь‑Шань, – или спустились в большую впадину, образующую Каспийское море. К 1200‑1100 гг. до н. э., не сразу, а последовательными волнами, они переселились в Сериндию, в высокогорные долины Афганистана, заселили всё Иранское нагорье.
|
|
|
Таким образом, крайне разбросанные, теперь совсем непохожие на индийцев, они образовали многочисленные группы, которые, конечно, были ответвлениями одного ствола, но уже чужими друг другу, и разрыв между ними усугубляли разделявшее их расстояние, необходимость приспосабливаться к новым климатическим условиям, контакты с аборигенами. Эти группы были более или менее крупными, более или менее едиными, в них входили семьи, кланы, племена и даже федерации, и каждая имела индивидуальный облик.
|
|
|
Народов, живших на территории, которая с тех пор получила возможность называться «Иранским нагорьем», видимо, было огромное множество, но мы замечаем среди них всего два, которые оба были западными и обоих ожидало более высокое предназначение, – мидийцев и персов. Те народы, которые жили восточней, в Хорасане, Маргиане, Бактрии, Согдиане, и позже сыграют столь большую роль, пока были практически неизвестны. Мы знаем, что некоторые из них вели оседлый образ жизни в речных долинах, в частности, в богатом Хорезме, и начали строить там города. Можно допустить, что они имели очень развитую цивилизацию, удивительно глубокое мышление, коль скоро, судя по многим признакам, в то время там жил Заратустра.
Мидийцы и персы как таковые упоминаются очень рано, в надписи ассирийца Салманасара III (858‑837 до н. э.), сына Ашшурнаирпала. Первые, мидийцы, тогда занимали расположенную к югу от озера Урмия территорию царства Манна, основанного в IX в., или земли в непосредственном соседстве с ним. Они делились на шесть племён, в их число входило и племя магов. Название «маги» имеет, конечно, этническую коннотацию, коль скоро её придавали ещё ахеменидские надписи, но, возможно, те, кто так назывался, уже составляли класс жрецов – служителей маздеизма. Вторые, персы, тоже сначала жили в районе озера Урмия, к западу и юго‑западу, но приблизительно в 740‑700 гг. до н. э. перебрались южней, к северному побережью Персидского залива, чтобы поселиться в Парсумаше, а потом в Аншане.
|
|
|
Для кочевников завоевание редко представляло трудность, если только они не имели дело с сильными державами, такими, как Китай или Ассирия. В остальных случаях не было других препятствий, которые бы их останавливали, кроме городов, потому что осадных орудий у кочевников не было и города приходилось брать измором. В открытом поле государства оседлых народов могли выставить против них только пехоту или колесницы, которые двигались медленно и всегда были хорошо видны противнику. Поскольку сами кочевники были всадниками, они, как правило, отличались подвижностью, появлялись внезапно, исчезали неожиданно, возвращались, когда их уже не ждали, и были неуловимыми. Прирождённые наездники с самого юного возраста до глубокой старости, они располагали несчётным количеством верховых животных, которым умели давать безупречную выучку и которые получали всё более полный комплект сбруи – поводья, удила, седло, а потом, правда, довольно поздно, кочевники изобрели стремена. Со своими конями они составляли одно целое. Их лошади были выносливы, как и сами всадники, привычные к жизни на открытом воздухе, к нагрузкам, к лишениям. Кочевники были вооружены, как никто другой – надёжными луками, стрелы которых летели дальше, чем у оседлых народов, копьями, арканами, при помощи которых они сдёргивали из седел вражеских всадников, железными мечами длиной в локоть, которые они умели ковать как хорошие металлисты, притом что их противники бились ещё бронзовыми мечами. Как можно было им противостоять? Тем более к этому были неспособны жители бедной страны, далеко не образующей единой линии сопротивления, раздробленной на мелкие княжества.
Поэтому оккупация иранских нагорий была лёгкой и быстрой. Иначе дело обстояло с ассимиляцией населения. На нагорье ещё не было высокой культуры, сравнимой с теми, какие расцвели в долинах великих рек – Нила, Тигра, Евфрата, Инда, Окса, – но и совсем некультурным нагорье назвать было нельзя. Городище Сиалк к югу от Кума представляет собой ценнейшее свидетельство существования доисторической цивилизации, а потом укреплённого поселения с дворцом, жилыми кварталами и некрополем, и того, что мы можем о нём узнать, достаточно, чтобы сделать вывод: оба общества, аборигенов и переселенцев, были слишком разными, чтобы быстро смешаться. Потребовались века, чтобы прежние хозяева этих мест иранизировались. Потребовались века, чтобы иранцы, по меньшей мере некоторые, осели в самых плодородных областях, пусть даже другие продолжали кочевать вдоль границы пустынь. Может быть, ещё раньше они построили несколько укреплённых городов по образцу городов в оседлых державах Месопотамии и Восточной Анатолии, соседних с ними странах. Впервые о существовании таких городов говорится на ассирийском рельефе VIII в., который изображает мидийскую крепость, окружённую несколькими стенами и ощетинившуюся башнями: таким, видимо, был Хамадан, поднятый через некоторое время в ранг столицы.
Там, где располагались великие державы, ситуация явно была иной. Иранцы в конечном счёте прошли бы их из конца в конец, но для этого им понадобилось бы много времени, много усилий и благоприятные обстоятельства. Прежде всего последних им и не хватило. Это их несомненно раздражало: ведь хоть климат и почва Месопотамии не годились для их поселения, эта область чрезвычайно их привлекала неслыханными богатствами, культурой, известностью. И её могущество гордые завоеватели воспринимали как вызов. Они нападали на неё, как и на соседние области. Они производили на неё сильное впечатление, как и на другие государства Ближнего Востока. Когда Тиглатпаласар III около 745‑727 гг. до н. э. отразил их натиск, он не преминул похвалиться, что победил «далёких мидийцев, могучих мидийцев», и в Библии тоже слышны отголоски их вторжений. Возможно, Иоиль говорит о нашествии саранчи на евреев, но в схожих словах китайцы или европейцы в древности и в средние века будут вспоминать и о кочевниках: «Пришёл на землю мою народ сильный и бесчисленный [...]. Опустошил он виноградную лозу мою, и смоковницу мою обломал [...]. Опустошено поле [...]. ...народ многочисленный и сильный, какого не бывало от века [...]. Пред ним пожирает огонь [...]; перед ним земля как сад Едемский, а позади его будет опустошённая степь» (Иоиль. 1 и 2).
ЗЕМЛИ ИРАНА
Земли, относившиеся к иранскому миру, огромны, но подсчитать всю их площадь, не рискуя ошибиться, почти невозможно, потому что их границы для первого тысячелетия до нашей эры точно не известны. Оценив площадь некогда иранизированных европейских степей более чем в миллион квадратных километров, а площадь степей, основная часть которых образует сегодня Казахстан и которые тоже когда‑то были иранизированы, – в три миллиона, мы не будем далеко от истины, если скажем о приблизительно девяти миллионах квадратных километров. Сегодня иранский мир – мир, где говорят по преимуществу по‑ирански, – не превышает двух‑трёх миллионов квадратных километров, и это всё ещё колоссальная площадь, равная площади Западной Европы, в пять‑шесть раз превышающая площадь Франции.
Восточноевропейская степь, имевшая отношение к Ирану только в период до нашей эры и в первые века нашей, занимает все области к северу от Чёрного моря и Кавказа и тянется до Каспийской низменности. На севере она ограничена Волгой между Самарой и Саратовом, а потом – воображаемой линией до Воронежа на Дону; далее она включает в себя излучины Днепра и Донца южней Харькова и Киева и в виде более узкой полосы продолжается до устья Дуная. Кавказ образует высокий и длинный барьер, который тянется на 1250 км, имеет максимальную высоту 5642 м (гора Эльбрус) и занимает около 440 тыс. кв. км. Каспийское море, площадь которого в течение времени сократилась, расположено на низменности, находящейся на 28 м ниже уровня открытых морей, и даже окружающие земли, на севере – до самого Урала, не поднимаются выше этого уровня.
Восточней Каспия – всё ещё степь, но её пересекают зловещие пустыни из галечника, песка и солончаков. На востоке её замыкают мощные горные массивы. Территорию этой степи когда‑то называли Западным или Русским Туркестаном, а сейчас она принадлежит пяти республикам, недавно советским, а теперь ставших государствами, границы которых не соответствуют никаким этническим, лингвистическим или географическим реалиям: Казахстану, который один только занимает 2751 тыс. кв. км, Узбекистану, Киргизии, Таджикистану и Туркмении, которые вместе простираются более чем на 1,3 млн. кв. км с тех пор как из сибирских лесов приблизительно в начале нашей эры вышли тюрки, иранцы всё время отступали перед ними и теперь живут лишь на отдельных частях прежней территории, но они знали чрезвычайно славные времена. В Хорезме, который был образован дельтой Окса, впадающего в Аральское море, как и в Согдиане, особенно в городах Бухаре и Самарканде, родились некоторые из величайших иранцев и было создано несколько прекраснейших их творений.
Узбекистан представляет собой непрерывный ряд суровых и унылых пустынь (Кызылкум, «Красные пески») и плодородных долин, исполосованных отдельными горными цепями. В центре и на востоке – древняя Согдиана с долиной Зеравшана, очень солнечная и богатая водой; на крайнем востоке – область предгорий, хорошо орошаемая и не менее плодородная. Ферганская долина, котловина длиной 300 км и средней шириной 100 км, изрезана реками, покрыта виноградниками и фруктовыми садами. Это одна из самых привлекательных областей Средней Азии. Хорезм на западе, ныне унылое место из‑за хищнического использования вод Окса (Амударьи) и высыхания Аральского моря, раньше был регионом с пышной растительностью и богатыми пастбищами, пригодными для разведения крупного рогатого скота. окружённый пустынями, он когда‑то был связан с городом Мерв в Туркмении непрерывной культурной зоной.
Туркмения – это почти исключительно пустыня, Каракумы («Чёрные пески»), расположенная в зоне грабена, который постепенно понижается в направлении Арало‑Каспийской низменности. Плодородные области – только предгорья и оазисы, появившиеся благодаря рекам. Интенсивное опустынивание, из‑за которого теряются полезные земли, похоже, сводит почти на нет результаты современной ирригации.
Таджикистан и Киргизия – маленькие, почти целиком горные республики, где высота над уровнем моря редко опускается ниже двух тысяч метров, а вершины гор образуют цепи высотой от четырёх до семи тысяч метров. Это животноводческие страны, где земледелие существует только на склонах гор, в узких речных долинах и в замкнутом бассейне Иссык‑Куля.
Огромный Казахстан в восточной части представляет собой унылую степь, вполне заслуживающую своего названия Бетпак‑дала («Голодная степь»), и горную область, внутри которой находится большой бассейн озера Балхаш. Почти всё остальное – опять‑таки голая степь, низина, более засушливая на юге, чем на севере.
Китайский или Восточный Туркестан сегодня образует обширную республику уйгуров (1646 тыс. кв. км), которую китайцы, аннексировав, назвали «Новой провинцией», Синьцзяном. Его можно разделить на две основных области, которые протянулись с востока на запад по обеим сторонам главного хребта Небесных гор, Тянь‑Шаня, имеющего длину более 1600 км. На севере – Джунгария, принадлежащая к великой степи. На юге – Таримский бассейн, огромная котловина с несколькими невысокими вершинами и впадинами с душным климатом, в том числе Турфанской впадиной, находящейся минимум на 170 м ниже уровня моря. Центр Таримского бассейна занимает пустыня Такла‑Макан, куда желтоватые воды реки Тарим, теряющейся в болотах Лобнора, озера, которое находится приблизительно на высоте 780 м, не могут принести жизнь. Последняя сосредоточена у подножия обеих горных цепей, северной (Тянь‑Шаня) и южной (Алтынтага), где процветают оазисы, и каждый – чудо, хрупкость которого трогает так же, как и стойкость; они знавали прекрасные культурные подъёмы. Кашгария на западе упирается в колоссальный горный район, из которого как будто выходят все горные цепи Центральной Азии. Тюрки массово расселились здесь после падения степной Уйгурской империи в 840 г.; они тюркизировали сначала север Таримского бассейна, а потом и всю провинцию, во всяком случае в той мере, в какой им не мешали китайцы, уже присутствовавшие здесь. Как бы то ни было, с тысячного года об иранцах здесь больше не было речи.
Коридор средней высотой 1000 м, длиной 1000 км и шириной 60‑70 км, когда‑то пустынный, а теперь орошаемый, представляет собой оживлённую часть провинции Ганьсу площадью в 530 тыс. кв. км и связывает Туркестан с Китаем как таковым. Когда‑то это была страна юэчжей, которых европейцы довольно неправильно называли индо‑скифами, которые, возможно, были тохарами древности и которые в любом случае вписали важную страницу в историю иранцев. Они покинули эту страну под натиском хунну около 170 г. до н. э.
Афганистан, занимающий 650 тыс. кв. км, созданный по политическим соображениям, находится по обе стороны Гиндукуша, области параллельных горных цепей высотой от пяти до семи тысяч метров, которые отходят на востоке от орографической сети Памира и Каракорума, разделённых высотными пенепленами (4000 м) Вахана. На востоке Афганистан возвышается над Индией; на севере расположена низкая равнина Афганский Туркестан (высотой 500‑800 м), которая тянется до Окса и – поскольку там находились Бактры, знаменитый город, пришедший в крайний упадок, – была сердцем богатой провинции Бактрии; на юго‑западе – Систан (Сейстан), низкая, сухая, душная котловина, которую когда‑то сделали плодородной за счёт ирригации реки Гильменд, но которую люди ожесточённо разоряли, и, похоже, теперь она мертва. На западе горы становятся ниже, и страна всё больше напоминает Иранское нагорье, которому служит естественным продолжением.
Современный Иран занимает 1648 тыс. кв. км. По преимуществу это высокое нагорье от 1000 до 1500 м высотой; регион не плоский, он утыкан горами и изрыт впадинами. На севере с запада на восток тянется Эльбурс (высшая точка – Демавенд, 5605 м), от восточного массива Кавказа и от Арарата до Хорасанских гор, менее высоких (высшая точка – 3350 м), описывая дугу вокруг Каспия. Его северный склон, где много влаги, покрыт лесами. Вода струится по прибрежной полосе шириной километров двадцать – по местности душной, влажной, весной иногда затопляемой, почти всегда изобилующей прудами и болотами, которая отличается особой атмосферой, какой нет в других местах иранского мира. На западе возвышается Загрос, который замыкает Месопотамскую равнину и тянется приблизительно на 1800 км. Это массив шириной в 250 км, высота которого может доходить до 4500 м, который перерезан глубокими долинами и, достигая Персидского залива, продолжается на восток до Белуджистана, теперь образуя береговую полосу. Каждая провинция в западных областях имеет индивидуальность и историю. Это Ирак‑Аджеми (персидский Ирак) между Загросом и Эльбурсом, почти совпадающий с древней Мидией, на самом северо‑западе – Азербайджан, южней которого находятся Курдистан, Луристан и, наконец, Хузистан, древняя Сузиана, широкая равнина, относящаяся уже к Месопотамии.
Центральную часть страны, сухую и голую, почти целиком образуют возвышенности (высотой около 1000 м), пересеченные горными цепями и изрытые глубокими впадинами (глубиной до 300 м). Деште‑Кевир, опускающаяся на глубину до 600 м, и Деште‑Лут, отдельные участки которой расположены ещё ниже, метров на триста, – две больших пустыни, во многих местах покрытые солончаками. Котловина иранского Систана ничем не отличается от одноимённой афганской.
РЕКИ И ИРРИГАЦИЯ
Если по степям к северу от Чёрного и Каспийского морей протекают большие и полноводные реки – Урал, Волга, Дон, Днепр, Днестр, Дунай, – впадающие в эти моря; если в самых северных областях находятся истоки других исполинских рек – Енисея, Иртыша, – текущих в направлении полюса; если Туркестан ещё орошается такими реками, как Сырдарья (античный Яксарт) и Амударья (античный Окс), как Чу, питающая Иссык‑Куль, как Или, изливающаяся в озеро Балхаш, как Тарим в Такла‑Макане, как Зеравшан в Согдиане, это не должно порождать иллюзий: в целом этим землям, особенно на Иранском нагорье, воды всегда крайне не хватает. Почти повсюду они прокалены из‑за сухости, и растительность может существовать только в речных долинах и в предгорьях. Дожди во многих местах – редкость. В Западном Ганьсу количество осадков не превышает или редко превышает 100 мм в год, в Систане и Синьцзяне – 200 мм, в Иране те же 200 мм выпадают только в предгорьях, где находится большинство городов, а в центральных частях котловин – менее 100 мм. Зато на побережье Каспия, например, в Реште, их количество достигает 1300 мм.
Дата добавления: 2019-09-02; просмотров: 155; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!