Джудит Коплон: шпион в доме любви 12 страница
Этот аргумент убедил Гарри, он продолжал верить, что Советский Союз был единственной страной, боровшейся с нацизмом и, следовательно, с антисемитизмом. Он объяснял, что суть нацизма, фашизма и антисемитизма одинакова. «Это был вековой враг, зло и кровавые побоища римских арен, средневековые гетто, инквизиция, погромы, нынешние концлагеря. Я выступаю за все, что борется с антисемитизмом».
Другие факторы раннего детства не оставили следов в характере Гарри. Его семья была бедна, но он никогда не жалел о недостатке денег. Он отказался от оплаты своей шпионской работы, хотя признал, что за все годы потратил около 7 тысяч долларов на поездки по стране, причем половина этой суммы была заплачена им самим. В 1930 году, когда депрессия коснулась их семьи, он отдал матери почти половину своих сбережений, хотя сам потерял работу.
Годы, проведенные Гарри в школе, также сыграли свою роль. Слабый мальчик был исключен из всех игр, его прозвали «Голди». Ему не давали играть в футбол, а дома он с помощью двух шахматных досок часами изобретал сложные настольные игры. Восхищение и зависть к тем, кем он не мог стать, навсегда остались с Гарри, который стал фанатичным болельщиком.
То, как работал его мозг, показывают воспоминания Голда о своей последней встрече с советским агентом 23 октября 1949 года: «Я точно помню дату, потому что после встречи с Сарычевым (его связной) купил „Дейли ньюс“, на спортивной странице которой рассказывалось об игре двух футбольных клубов: Нью‑Йорка и Сан‑Франциско. Я особенно хорошо помню фрагмент, который описывал игру двух нападающих Нью‑Йорка».
|
|
|
В натуре Гарри ощущалось стремление к славе, и он пытался удовлетворить его своей тайной деятельностью, хотя говорил, что шпионаж был самой тяжелой работой, с какой он когда‑либо сталкивался.
В старших классах мальчику наконец удалось завоевать уважение одноклассников, в этом ему помогли знания по химии. Его перестали звать «Голди». Он никогда не прогуливал уроки и не возражал учителям. В его скромном характере не было ни одной черты, свойственной обычному американскому подростку. Внешне это был тихий, трудолюбивый Гарри Голд, которому доверяли учителя.
Но в его характере уже тогда зародилось что‑то, о чем он позже говорил так: «Очень сильная склонность к принятию решительных, и даже незаконных, действий, если того требовала сложившаяся ситуация».
Однажды старшеклассника Гарри, доктор Фарбиш, преподаватель английского языка, попросил оценить часть экзаменационных работ. Голд вспоминает: «Я взял их домой, сидел до пяти часов утра, добавляя ответы, стирая неверные, иногда даже подделывая чей‑нибудь почерк. Когда я закончил проверку, оказалось, что экзамен сдали все. Утром я отдал работы Фарбишу, а днем он встретил меня в коридоре. В голосе его чувствовался сарказм: „Гарри, класс очень хорошо сдал экзамен, не так ли?“»
|
|
|
У парня тоже не было проблем с экзаменами, поэтому когда он в 1928 году закончил школу, то начал посещать курсы химической промышленности в Пенсильванском университете. Но обучение оказалось ему не по средствам, и он поступил на работу в компанию «Пенсильвания шуга компани», одновременно посещая вечерние курсы в технологическом институте в Дрекселе.
Когда Гарри на себе ощутил влияние депрессии, он начал искать ответ на вопрос: существует ли такая политическая система, которая может гарантировать экономическую безопасность? В 1932 году он публично похвалил социалистов и Нормана Томаса. Его уволили за подобный образ мыслей. За полтора месяца, что он был безработным, Гарри попал под влияние новых идей. С помощью своего знакомого Тома Блэка он устроился на фабрику, производившую мыло. Голд проработал на фабрике всего неделю, когда Блэк сказал ему: «Я коммунист и из тебя тоже сделаю коммуниста».
Гарри отправился на свою первую встречу с коммунистами частично из‑за скуки, частично из‑за долга Блэку, а также из‑за желания с кем‑нибудь подружиться.
|
|
|
То, что он увидел, потрясло его. Членами партии были люди, которых он называл «неприятными», – хулиганы, представители богемы, постоянно говорившие о свободной любви, лентяи, которые не будут работать ни при какой политической системе, и прочие болтуны. В дружбе с Блэком появилась трещина, когда Гарри после одного из многочасовых обсуждений марксизма вскочил и сказал, что, если ему дадут шесть человек, он поднимет восстание. Все эти бесчисленные разговоры показались Гарри бесполезными, поэтому он отказал настойчивым просьбам Блэка о вступлении в партию.
В сентябре 1933 года компания, в которой он работал до этого, открыла завод по очистке сахара, и Гарри с облегчением уехал из Джерси. На новой работе он был счастлив, потому что наконец‑то нашел учителя. Доктор Густав Райх, руководивший исследованиями на заводе, взял его под свою опеку. «Он как бы вырастил меня. Я начинал в лаборатории с мытья пробирок, а когда ушел из компании, был уже опытным химиком».
Вскоре после переезда в Филадельфию в жизни Гарри снова появился Блэк. Он прочитал Голду лекцию о промышленной отсталости СССР и сказал: «Эти люди до сих пор живут в XVIII веке, они едят грубую пищу. Ты можешь помочь им сделать жизнь хоть немного лучше, довести ее до уровня, при котором может жить человек».
|
|
|
Блэк настаивал. Он хотел, чтобы Гарри добыл некоторую информацию о процессах очистки сахара. «Люди Советского Союза должны знать эти процессы», – сказал он.
Это было первое шпионское задание Гарри. Он выполнил его не без удивления, но с чистым сердцем и ясным умом. Причины, по которым он сделал это, следующие: он все еще чувствовал себя обязанным Блэку, люди СССР были очень симпатичны ему. К тому же, он думал, что совершает правильный поступок. Подобное понимание вещей он отмечал у многих ученых: «Я встречал подобные чувства у других людей, особенно у тех, кто работает в науке. Они знают все о своей деятельности и думают, что если они правы в ней, то они правы и в остальном».
Гарри начал похищать документы Райха, человека, который был добр к нему. Он размножал светокопии и доклады, унося материалы домой и возвращая их утром. Его привлекала техническая сторона его тайной работы – как достать материал, скопировать его, как сделать так, чтобы его не поймали.
Он сумел сделать себе ключи от шкафов и попросил перевести его на ночную работу, чтобы облегчить себе задачу. Позже Гарри говорил: «Мы начали с простых вещей. Что такое, в конце концов, химические препараты? Но потом они усложняли задания».
Он передавал материалы вплоть до 1935 года, и Блэк рассказывал ему, как русские восхищались его работой, а однажды сказал, что один из них хочет поблагодарить его лично.
Встреча должна была состояться в Нью‑Йорке. Человек, представившийся как Пол Смит, приказал Блэку уйти. Русский сказал, что ему нужны все данные о Гарри и его семье и добавил: скоро он получит новое, более важное задание. Ему объяснили, что завод больше не представляет ценности как источник информации и что ему придется найти новую работу. До этого Гарри должен был заниматься поисками троцкистов в Филадельфии. На этот раз не было никакой двусмысленности. Но хотя Гарри знал, что будет работать на русских, он принял это предложение. Впоследствии он так объяснял свое решение: «Я потерял веру в демократические процессы, у меня было врожденное желание сделать что‑нибудь с этим удручающим положением. Однажды я уронил сушилку, в которой было 22 тигля – результат недельной работы. Я не сел на пол и не заплакал, не пошел напиваться. Я просто работал двое суток, повторяя все анализы».
С 1934 по 1945 год Гарри провел «одиннадцать очень активных лет». У него было трое связных, все они работали под прикрытием «Амторга». Связные обычно меняются раз в полтора года, но с Семеном (Сэмом) Семеновым Гарри работал 4 года – с 1940‑го по 1943‑й. Семенов был инженером, контролировавшим закупку оборудования для очистки нефти. Гарри вспоминал, что он был очень похож на мексиканца.
Семенов приехал в США в 1938 году, учился в технологическом институте в Массачусетсе. В 1940 году он закончил его со степенью магистра. Из Соединенных Штатов он уехал в 1944 году.
Семенов признался Гарри, что шпионаж был необходимой неприятностью, которая была выше их. «Смотри, – говорил он, – я математик и инженер‑химик. Мы не связаны с этим делом. Мы просто у всех просим информацию, иногда угрожая, иногда льстя. Я хочу изобретать новые вещи. Ты хочешь работать в лаборатории. Когда‑нибудь наступит тот счастливый день, и ты будешь заниматься своим любимым делом. То, что тебя поймают, неизбежно. Шпионажем нельзя заниматься всегда. Главное – уйти до того, как тебя схватят». Гарри был буквально очарован Семеновым. Он забыл все, с чем не совсем был согласен, когда Семенов сказал, что «после революции» ему дадут исследовательскую лабораторию.
В это время у Голда были разные поручения, но ни одно из них не было важным. Его готовили к будущему, а у него пропадало очарование от его работы. Гарри сам говорил, что «шпионаж – тяжелый монотонный труд. Если кто‑то думает, что в нем есть что‑то шикарное, нужно сделать так, чтобы его мнение об этой профессии никогда не менялось. Это не что иное, как тяжелый труд. Вы годами работаете, чтобы достать какую‑нибудь информацию. Иногда не везет, и тогда часами стоишь на углу улицы. Успех несоизмерим с теми усилиями, которые вы в него вложили. Еще более важно то, что я постепенно начал терять индивидуализм и даже само желание чем‑то отличаться от других. Я становился человеком, который делает все, что ему говорят».
Гарри по‑прежнему жил со своей семьей в Филадельфии, и его частое отсутствие убедили мать в том, что ее сын ведет беспорядочную жизнь. Правдой было то, что он несколько раз влюблялся, но не мог поддерживать отношения с девушками из‑за требований своей профессии. Одна из его подруг сказала даже, что у Гарри просто нет страсти.
Ко времени получения первого важного задания требования к курьерской работе уже влияли на жизнь Гарри. «Я знал, как нужно соврать родным и друзьям, чтобы объяснить свою очередную поездку. Я привык часами стоять на углах улиц – часто в городах, где мне было не место. Мне приходилось убивать время в дешевых кинотеатрах, бездумно смотря на экран и беспокоясь о том, что происходит на улице».
В 1938 году связной передал Гарри, что советское правительство хочет, – чтобы он продолжил прерванное обучение, и готово заплатить за него. Голд поступил в университет Ксавье, который и окончил в 1940 году со степенью бакалавра.
Чтобы показать своим шефам, что они не напрасно тратят деньги, он начал создавать сеть агентов, которых, предположительно, завербовал еще в университете. Он готовил сообщения о студентах, сочувствовавших коммунистам. Из университетской библиотеки он получал техническую информацию. Ясно сознавая свои поступки, Гарри говорил, что ему «приходилось иногда так много лгать, что, казалось, из ушей шел пар».
В 1942 году его призвали в армию, но, к радости его руководителей, он был признан негодный к службе из‑за гипертонии. Его брат Джозеф тоже был призван и через три года вернулся домой с тремя медалями Бронзовой звезды.
У Гарри также был орден – Красной Звезды, – которым его наградили в 1943 году. Этот орден давал право на бесплатный проезд в московском общественном транспорте, но этой привилегией он так никогда и не воспользовался. Самое известное задание Голда заключалось в передаче атомных секретов, которые Клаус Фукс похищал для русских. Однако, по мнению самого Гарри, он выполнил еще одно не менее важное задание, хотя оно и не было драматичным. В 1940 году ему было поручено войти в контакт с Альфредом Дином Слэком, работавшим в Сиракузах в компании «Истман Кодак». С 1940 по 1942 год Слэк передавал Голду информацию о разработках «Кодака» в области цветной фотографии. Все компоненты были настолько засекречены, что компания даже не запатентовала их. Русские могли получить формулы проявителей и закрепителей двумя путями: либо создав организацию, способную конкурировать с «Кодаком», либо украв их.
Гарри говорил: «Именно поэтому я считаю это более разрушительным, чем атомная бомба, потому что этот процесс нельзя скопировать… После того как стало известно, что атом можно расщепить, это может сделать кто угодно, если он обладает достаточным техническим и промышленным материалом. Это не сложно с той точки зрения, что известна теория процесса. Все относящееся к атомным разработкам было опубликовано в технических журналах. Но фотография – это та область, в которой нет теории. Здесь все зависит от знания мельчайших деталей, на открытие которых может уйти два‑три года. Примерно столько времени нужно, чтобы разработать определенный проявитель. А кроме этого, нужно разработать и эмульсии, в некоторых из которых смешиваются компоненты шести‑семи цветов».
Слэк также передавал Гарри информацию о производстве нейлона. Он был арестован в ходе расследования дела Розенбергов и приговорен к пятнадцати годам заключения.
Встречи Гарри со Слэком были прерваны в 1943 году срочным сообщением от Семенова, который сказал ему при встрече: «Появилось что‑то новое. Оно настолько огромно, что тебе придется сосредоточить на нем все свое внимание, чтобы успешно выполнить это поручение. Ты должен сконцентрироваться только на этом деле. Перед тем как действовать, подумай, и не один раз. Здесь нельзя допустить ни одной ошибки. Это задание должно быть выполнено. Но оно очень опасно. Ты уверен, что хочешь заняться им?»
Гарри был заинтригован и сказал, что сделает все, что будет зависеть от него.
Семенов продолжил: «В вашу страну приезжает ученый из Великобритании. Он и еще группа ученых будут работать в Нью‑Йорке. У этого человека будет информация о совершенно новом виде оружия, самом разрушительном. Твоей задачей будет встретиться с ним и забрать у него информацию».
Встреча с «англичанином» состоялась в Нью‑Йорке в начале февраля 1944 года. На пустыре в Ист‑Сайде встретились два человека. Один из них был невысокого роста, его шляпа почти закрывала глаза, второй был высок, он был в очках. Высокий мужчина нес в руках теннисный мяч, у второго в руках была еще пара очков и книга.
Они отправились в ресторан «Мэнни Вулф». Фукс представился и упрекнул Гарри, за то что он выбрал для встречи общественное место, и сказал: «Я работаю около Уолл‑стрит с группой ученых над проектом „Манхэттен“».
Во время следующей встречи Фукс шел по Лесингтон‑авеню, а Гарри следовал за ним и на повороте к Парк‑авеню взял у Фукса большую пачку бумаг. Ее он передал своему новому связному Джону. Связным был Анатолий Яковлев, работавший в советском консульстве.
Он организовал встречи Гарри с Фуксом с 1944 до конца 1945 года. Его руководство было довольно результатами работы, и в 1946 году Яковлева назначили вице‑консулом. Он вовремя покинул США в 1946‑ом, когда понял, что за Розенбергами стали следить. В 1950 году проходил по делу Розенбергов как соучастник. Но, поскольку он больше никогда не приезжал в Соединенные Штаты, его не осудили.
На заводе Гарри таким образом построил свое расписание, что иногда работал в сверхурочное время, а потом брал несколько выходных. «Я отдавал этим людям всю свою жизнь, душу, свое „я“, но в то время этого не понимал».
В 1944 году Голд встречался с Фуксом шесть или семь раз, и каждый раз он передавал Яковлеву объемистые пачки документов. Гарри, узнав Фукса лучше, начал восхищаться им. Он говорил, что Фукса «можно назвать одним словом – благородный». После ареста Фукса считали подверженным контролируемой шизофрении, как в случае доктора Джекила и мисс Хайд, но Гарри считал его очень уравновешенным человеком. Голд тоже понравился Фуксу, и иногда он делился с ним своими неприятностями. Фукс опасался, что ученые, с которыми он работал, узнают о его симпатиях коммунистам, потому что англичане собирались привезти в США его отца. Фукс говорил: «Мой отец будет болтать о моих симпатиях, за мной могут начать слежку, а ты знаешь, что произойдет тогда. Как мне в этом случае избежать подозрений?»
Гарри не смог ответить на этот вопрос. В их отношениях возникла пауза – они не встречались практически целый год. 1 января 1945 года Яковлев поручил Гарри срочно забрать у Фукса новые документы. Встреча состоялась в Кембридже, в штате Массачусетс. В этом городе жила сестра Фукса, и именно в ее доме возобновилось сотрудничество ученого и курьера. Фукс объяснил, что его перевели с проекта «Манхэттен» на Юго‑Запад, в лабораторию Лос‑Аламос, где шли разработки атомной бомбы. В Кембридже, говорил Гарри, он получил «огромный пакет документов».
В июне 1945 года Яковлев встретился с Гарри и сказал, чтобы он ехал в Санта‑Фе, город в 50 милях от Лос‑Аламоса, за новой информацией. Он также хотел, чтобы Гарри заехал в Альбукерк, где жил еще один человек, работавший в Лос‑Аламосе. Гарри считал, что эта поездка становится слишком рискованной. В то время он много работал, поэтому пытался «отказаться от поездки в Альбукерк».
В Санта‑Фе Фукс привез «больше двухсот страниц рукописного текста. В них были не только теоретические, но и практические материалы. Я думаю, что Фукс знал очень много о процессе разработки атомной бомбы, может быть, лишь немного меньше, чем люди, возглавлявшие этот проект… хотя, может быть, он знал больше них, потому что работал с проектом каждый день».
Гарри признавал, что плохо разбирался в том материале, который ему передавали: «Я химик и очень плохо знаю проблему расщепления атома. Я, конечно, знаю основы. Но я не специалист в ядерной физике».
Из Санта‑Фе Голд отправился в Альбукерк, где он должен был встретиться с Дэвидом Гринглассом, родственником Розенберга, входившим в его агентурную сеть. В докладе ФБР «Отчет о советском шпионаже» говорится, что встреча Гарри и Грингласса, организованная советской стороной, «нарушила одно из главных правил шпионажа, запрещающего контакты между разными шпионскими сетями. Ошибку, стоившую провала целой сети, допустил сам Розенберг. Когда он узнал об аресте Голда, он дал Гринглассу и его жене 5 тысяч долларов, посоветовав отправиться в Мексику, чтобы оттуда улететь в Чехословакию по поддельным паспортам».
В докладе также говорится, что благодаря именно этой встрече была раскрыта сеть Джулиуса Розенберга (арест в Великобритании Фукса привел к аресту Гарри Голда, затем Грингласса и других членов этой организации).
Когда Гарри прибыл в Альбукерк, в доме Грингласса никого не было. Гарри провел тревожную ночь в отеле, не выпуская из рук бумаги, полученные от Фукса. На следующий день он снова пошел к ним домой: «Я постучал, дверь открыл молодой темноволосый мужчина. Я чуть не упал на ступеньки, потому что на нем были армейские брюки, а на стене позади него я увидел форму сержанта. Я ожидал встретить гражданского. До этого у меня не было контактов с военными».
«Вам привет от Джулиуса», – сказал Гарри. Они обменялись условными знаками. Гарри передал Гринглассу пятьсот долларов. Его попросили прийти позже, потому что «доклад нуждался в окончательной обработке».
Голд был в ужасе от беспечности Грингласса. Он говорил: «Что меня больше всего расстроило, так это его наивность». Гарри задрожал от ужаса, когда тот сказал: «Вы знаете, в Лос‑Аламосе работают еще несколько человек, готовых дать информацию. Почему бы мне не поинтересоваться у них?»
«Конечно поинтересуйтесь, – ответил связной. – Только не подходите прямо и не говорите: „Послушайте, вы не могли бы предоставить мне некоторые данные об атомной бомбе?“» Грингласс, услышав подобное замечание, был похож на маленького мальчика, которого чем‑то обидели. Гарри было интересно, «кто ввел этого мальчика в такое дело и понимает ли он, что делает?» Гринглассу в это время было двадцать три года, и он работал механиком в Лос‑Аламосе. Гарри решил, что для этого молодого человека шпионаж был всего лишь игрой.
Дата добавления: 2019-09-02; просмотров: 145; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!