Глава 4. Последняя буря «Знаменосца» 12 страница



- У какого такого ведра?

       На лице Роанара вновь засветилась улыбка заговорщика, он прищурился и кивнул в сторону нижней палубы.

- Армину Дожо тоже нехорошо.

- Армин на судне?! – воскликнул я, искренне удивляясь. Разумеется, я не сомневаюсь, что капитан Сторен справился с тем, чтобы догнать нашего горе-проводника, но мне не могло прийти в голову, что после того, как этот пройдоха попытался сбежать с орденскими деньгами, его возьмут на борт.

       С другой стороны, он все еще единственный среди нас, кто бывал в Орссе и вернулся живым, поэтому…

- Он все еще наш проводник, - озвучил мою мысль Роанар, пожав плечами, - без него мы не доберемся до Fell de Arda быстрее. Капитан Сторен, хоть и не знает, куда мы направляемся после Норцинны, предусмотрительно решил, что Армина лучше будет взять на борт, но держать в надлежащих условиях.  

       Я прищурился, переводя задумчивый взгляд на воды Фальгертарга. Волны были совсем небольшими, сегодня Море Ураганов было спокойным. Хотя, несмотря на слабые волны, даже сейчас это море буквально излучало некую внутреннюю силу, которой просто было слишком скучно проявлять себя на данный момент. Все-таки Фальгертарг сильно отличается от Сезортарга, с берегов которого я недавно вернулся. Море Исцелений (Sezhortarg) спокойное, нежное, рядом с ним появляется неизменное ощущение безопасности. Море Ураганов (Fhallegertarg)  никогда не вселяло ничего подобного. В его водах любой понимает, что он – лишь гость, причем всегда не самый желанный.

- И что же это за условия? – вздохнул я, поддерживая диалог с Роанаром и стараясь не погрузиться в свои мысли.

- Его привязали к грот-мачте. Когда началась качка, Армин первым почувствовал себя плохо. Но никто не верил этому мошеннику после того, как он пытался скрыться с орденскими деньгами. Все решили, что это очередная уловка. И хотя деваться с корабля кроме открытого моря ему было некуда, капитан приказал не отвязывать Армина от мачты. Только сердобольный стюарт Тенги смилостивился и поставил Армину ведро. Впрочем, он, скорее, спас себя от ненужной уборки. Капитан Сторен сказал, что мы с тобой должны каждые два часа проверять нашего проводника. Два раза я это уже делал, так что следующие два раза твой черед.

        Роанар изучающе скользнул по мне глазами и вопросительно кивнул.

- У тебя у самого, надеюсь, нет морской болезни?

       Я усмехнулся и покачал головой.

- Нет. Мне не раз уже приходилось добираться в Норцинну по морю. Правда, через Синюю Глубь я попаду туда впервые. И впервые проделаю весь дальнейший маршрут…

       Я вновь посмотрел на Ольцига, стоящего на нижней палубе. Он опустил голову, тяжело опершись на борт и, кажется, пытался глубоко дышать, чтобы пересилить тошноту. А недалеко от него к грот-мачте действительно был привязан Армин Дожо, его тяжелый силуэт я узнал без труда. Впрочем, мне показалось, что он даже слегка осунулся из-за морской болезни. На моем лице невольно зародилась злорадная усмешка, тут же вспомнилось лицо Дайминио, который, скорее всего, посмотрел бы на меня с осуждением за такое поведение, и я поспешил одернуть себя. Думаю, несколько минут назад, когда я лежал на палубе, насквозь прогрызаемый мигренью, я с радостью бы поменялся с Армином местами.

       Роанар тем временем, кажется, понял, что его горе-собеседник все чаще погружается в свои мысли, да и интерес к разговору, на самом деле, потерял. Арбалетчик непринужденно молчал, больше ничем меня не удерживая.

       Я прочистил горло и все же решил вспомнить о некоторых правилах приличия (которые напрочь забываются, стоит мне отправиться на очередное задание).

- Если ты не возражаешь, я бы все же попытался поговорить с Ольцигом, - аккуратно произнес я.

       Роанар дружественно улыбнулся и развел руками.

- Как будет угодно, - отозвался он, - разубеждать тебя не стану.

       Я благодарно кивнул. В конце концов, нам предстоит провести на «Минующем бурю» еще две недели. Уверен, мы успеем устать от бесконечных разговоров и будем умолять капитана Сторена дать нам какую-нибудь мелкую работу.

       Кивнув Рону, я направился на нижнюю палубу, с отвращением миновав Армина Дожо. Казалось, его морская болезнь решила дать ему передышку и позволила уснуть. Пленник храпел, как чегресский боров, вызывая непреодолимое желание пихнуть его сапогом. Я сдержался, но только потому, что было жаль пачкать об этого неприятного человека подошвы.

На небольшое расстояние от Армина разносился отвратительный желчный запах, исходивший из ведра, и я понял, почему Роанар не желает простить мне дежурства за то время, пока я был без сознания: я бы тоже отказался терпеть эту вонь дольше, чем от меня требовалось.

       Не сумев сдержаться, я брезгливо поморщился и, отведя взгляд, направился к монаху. Его громкое тяжелое дыхание было слышно за несколько метров. Я осторожно подошел к нему.

- Доброго вечера, dassa, - поздоровался я.

       Dassa – еще одно из немногих слов древнего языка, которым я располагал в своем лексиконе. Это считалось официальным обращением к любому монаху, специализации которого ты не знаешь. Кажется, в кругах Ордена подобные обращения существуют для каждой отдельной специализации, но я так и не потрудился выучить их в свое время, несмотря на ворчание Дайминио.

       Монах перевел на меня взгляд, и я снова понял, что Роанар был прав: Ольцигу сейчас не до разговоров.

       В трактире я так и не успел его рассмотреть, запомнил только скуфью и черную рясу (впрочем, скуфью монах либо снял, либо потерял, потому что сейчас он стоял без головного убора).

       Это был молодой человек примерно двадцати лет от роду. Или двадцати двух, если он закончил обучение в Ордене. Впрочем, разница не столь велика. Сейчас при бледном свете звезд его можно было счесть мертвецом, несмотря на молодой возраст. Клянусь, я давно не видел такого бледного и измученного лица. Сейчас скулы монаха сильно выделялись, щеки осунулись, хотя в трактире он показался мне достаточно круглолицым, несмотря на худобу. Это было простое лицо сельского мальчика, которому бы заниматься домашним хозяйством, а не изучать магию в Ордене Креста и Меча. Выражение лица, несмотря на бледность и истощенность, казалось детским и доверчивым. Большие зелено-карие глаза смотрели почти с мольбой, словно я мог как-то облегчить его страдания.

       Ольциг оказался выше, чем я думал. Выше меня, если распрямится. Удивительным явлением была его прическа: никогда не думал, что коротко стриженые волосы могут быть такими спутанными и всклокоченными. Это придавало ему некую схожесть с изображениями духов домашнего очага в древних сказаниях времен, когда Солнечные Земли еще не были объединенным королевством. Уши были чуть оттопыренными, и прическа, несмотря на неаккуратность, достаточно умело скрывала это. Широкий нос, полноватые губы, тонкая шея, худые руки с длинными, расширяющимися к верхней фаланге пальцами.

       Смотря на него, заглядывая в его глаза, я понимал, что никогда прежде этот молодой человек не путешествовал по морю. Да он кроме родного дома и стен Ордена вообще ничего в жизни не видел. Осознав это, я лишний раз задался вопросом: зачем же Дайминио выбрал для этого путешествия именно его, а не опытного специалиста? Это ведь могло объясняться только какой-то определенной особенностью Ольцига, и мне было просто жизненно необходимо понять какой именно.

       Чрезмерно одаренный? Или наоборот?.. Вряд ли наоборот, ведь в этом случае поездку ему не пережить. Не могу представить, чтобы Дайминио, каким бы хитрецом он ни казался, рассчитывал на чью-то смерть. Он противник насилия, каких поискать, а ведь по дороге в Орсс смерть может быть только насильственной. Несчастный случай был бы слепой удачей для таких самоубийц, как мы.

       Что же такого в этом Ольциге?..

- Вы проснулись… - надтреснуто произнес монах с полувопросительной интонацией. Я едва заметно кивнул, понимая, что даже если это был вопрос, ответа он не требовал, - как голова? Его Преосвященство сказал, что вас…

       Ольциг не договорил. Он мучительно приложил ладонь к животу, после чего его скрутил рвотный позыв. Судя по всему, в желудке монаха уже давно ничего не содержалось, поэтому тошнота быстро переросла в надрывный тяжелый кашель. На висках надулись желваки, лицо и шея покраснели.

       Корабль заметно качнулся, и Ольциг устало застонал. Я уже думал поддержать его под руку: казалось, еще немного, и он начнет оползать на палубу или, не дай Бог, перевалится за борт.

       Тяжело и громко вздыхая, монах потянулся к фляге, что висела у него на поясе слева, тогда как я стоял от него по правую руку.

       Мучительно поморщившись, монах сделал несколько скудных глотков и снова тяжело опустил дрожащие руки на борт.

- Ie Ja, sara fer… - произнес он полушепотом. Я недовольно нахмурился, услышав слова на древнем языке, отношения с которым у меня довольно натянутые, хотя перевод этой фразы я знал благодаря Дайминио: «Святой Боже, храни меня». Dassa моего взгляда  не заметил. Вместо того он договорил то, что пытался втолковать мне до очередного приступа тошноты, - … кардинал говорил, что вас мучают головные боли.

       Сейчас мне было искренне жаль мальчишку. Было видно, что ему трудно поддерживать разговор, тем не менее, он, кажется, не хотел, чтобы я уходил.

- Не всегда. Но случается, спорить не стану. Ваше лекарство просто чудодейственное.

       Ольциг натянуто улыбнулся и покачнулся вместе с кораблем. Я быстро успел поддержать его под руку, и он тяжело вздохнул.

- Благодарю.

- Не нужно, - сочувственно произнес я, отступая, но держась на достаточно близком расстоянии, чтобы в случае необходимости снова удержать монаха от падения за борт, - жаль, что у меня нет ничего настолько же чудодейственного, чтобы помочь вам, dassa.

       Ольциг вновь слабо улыбнулся, вздыхая не так тяжело, как прежде, и качнул головой.

- Вам уже представили меня, мастер Лигг? – спросил он, - я Ольциг.

- Не стоит называть меня мастером Лиггом, Ольциг, - кивнул я, - мне привычнее, когда меня зовут Райдером.

       Монах смиренно кивнул.

- Если вам так… - начал он.

- Тебе, - поправил я. Измученный морской болезнью, юноша непонимающе взглянул на меня, и пришлось пояснить, - если, конечно, панибратское общение вояк у dassa не в запрете.

       Впрочем, то, что оно не в запрете, я прекрасно знал: мне ведь довелось провести в Кресте и Мече несколько лет. Последние слова были произнесены, скорее, для пояснения. 

       На этот раз он понял, о чем я, и резко кивнул. Я заметил, что все движения монаха были немного резковаты, хотя, насколько мне было известно, выпускники Ордена известны своими плавными и размеренными движениями, даже если они быстрые. Взять хотя бы Дайминио: этот старик может вскочить с кошачьей быстротой, передвигаясь при этом плавно и почти беззвучно. Пожалуй, это его умение удивляло меня до недавнего времени, пока я не узнал, что прошлое моего покровителя связано с Орденом Креста и Меча.

- Что ж, как тебе будет угодно, - интонационно нажав на местоимение, отозвался Ольциг.

- Возможно, тебе стоит попытаться поспать? – неловко предложил я, - тело должно привыкнуть к качке. Вдобавок, в трактире ты перетрудился с заклинаниями, возможно, это тоже причина.

       Ольциг сдержанно кивнул, дыхание вновь стало прерывистым и резким, и монах склонил голову, пытаясь перебороть тошноту.

- Это вряд ли причина, но сон, возможно, поможет, - вымученно произнес он, и я понял, что следует оставить его в покое. В конце концов, у меня еще будет возможность пообщаться с ним, выяснить его специализацию и вообще понять, кого именно направил с нами Дайминио. Даже, если я выясню это уже в Норцинне, на суть дела это никак не повлияет.

       Решив, что проводить остаток ночи на палубе я не собираюсь, я решил поговорить с капитаном Стореном и выяснить, где я могу разместиться. Никакой проверки у ведра Армина я, как водится, проводить не стал.  

 

***

 

       Галеон «Минующий бурю» изнутри казался еще более внушительным, чем снаружи. Казалось, в нем просто непомерно много отсеков, среди которых можно было заблудиться. В первые дни нашего плавания я не раз имел «радость» запутаться в его недрах.

       Капитан Сторен предусмотрительно поселил нас с монахом и арбалетчиком в каюте первого помощника, поставив там две дополнительные койки, но даже до нее нужно было запоминать путь, и ради этого пришлось потрудиться.

Первым помощником оказался очень добродушный простой мужчина средних лет с выгоревшими светлыми волосами, уроженец Кирланда Малкольм Гиссенн. Этот высокий широкоротый длинноносый человек всегда держался улыбчиво, никоим образом не выказывая, что мы стеснили его своим появлением (хотя за такие деньги и я бы не стал демонстрировать свои эмоции). Капитан Сторен устроил первому помощнику место в своей каюте, и, похоже, обоим было без разницы, где спать.

       Армин Дожо каюты не удостоился: так и остался пленником, привязанным к грот-мачте на всеобщем обозрении. Морская болезнь действительно благотворно влияла на его грузную фигуру: казалось, Армин существенно убавил в весе, но на этом благотворное влияние заканчивалось. Капитан Сторен отказался брать деньги за переправление человека в таких условиях, но пригрозил Армину, чтобы тот молился о благоприятной погоде, потому что в шторм он останется там же.

Корабельный врач милосердно отпаивал пленника водой, потому что есть Армин напрочь отказывался. Но Эмред Копа (именно так звали корабельного врача, корни которого, судя по имени и внешности, уходили в восточную Чегрессию) настоял на том, чтобы хотя бы заставлять пленника пить, иначе он может умереть от обезвоживания.

       Наш горе-проводник  внимал и слушался. Или был слишком слаб, чтобы перечить. Или слишком напуган. Впрочем, причина не так важна…

Нам с Роанаром поочередно приходилось проверять Армина. Он понимал, что разговаривать с нами бесполезно, и не кормил нас уверениями в собственной будущей честности. К моему приятнейшему и глубочайшему удивлению с ним оказалось мало хлопот.

       Ольциг оказался куда более упрямым. Если Армина не пришлось долго уговаривать принять какое-то лекарство Эмреда от тошноты, то монаха было не заставить поддаться на такие уговоры. Он уверял нас, что должен справиться сам.

       Я досадовал: всю первую неделю нашего плавания парень чувствовал себя настолько плохо, что мне просто не удавалось улучить момент, чтобы узнать его специализацию.

Сам не понимаю, почему этот вопрос меня настолько заботил, но в случаях, когда интуиция кричит мне во весь голос, чтобы я что-то сделал, предпочитаю идти у себя на поводу.  

       В начале второй недели плавания пришлось прибегнуть к хитрости и улучить момент, когда Ольциг впал в беспокойный сон в отведенной нам каюте. Я поговорил с Эмредом и обещал подлить его лекарство от тошноты во флягу с водой, которую монах носил на поясе.

Пробраться незамеченным в помещение, где ты уже успел все изучить, не составляет труда. Я, словно профессиональный вор, умудрился не скрипнуть ни одной половицей. Монах даже не повернулся, когда я подлил приготовленное Эмредом снадобье в его флягу.

С того дня Ольциг медленно пошел на поправку. Не знаю, что именно Эмред Копа подмешивал в свое лекарство, но оно действительно помогало от тошноты.  Интересно, возможно, он знает рецепт чего-нибудь подобного от головных болей?..

       Впрочем, пока мне эти рецепты были без надобности. За время плавания, кроме момента пробуждения на корабле, мигрени меня не мучили. Из нашей небольшой группы, собранной Дайминио и Его Величеством Иресом Десятым, только мы с Роанаром сейчас пребывали в приподнятом состоянии и настроении. День шел за днем, мы все чаще разговаривали и лучше узнавали друг друга. Я считал общение с Роанаром Мэнтом весьма полезным опытом: чем лучше удастся узнать привычки и характер друг друга, тем проще будет в дальнейшей дороге.

       Роанар весьма ревностно относился к барону Экгарду и не выносил враждебного отношения к бывшему лорду. Но когда все его подозрения исчезали, он становился интересным собеседником, верным товарищем и в принципе веселым малым, при этом хорошо знающим едва ли не дворцовый этикет Дирады.

Похоже, барон Экгард и впрямь держал Роанара Мэнта к себе достаточно близко. Рон явно считал барона другом и вел себя соответственно. От расспросов о подробностях службы у Руана Экгарда арбалетчик уходил с недовольным хмурым лицом: разговоры об этом ему явно не нравились, он словно всегда был готов получить удар в спину, ждал, что рано или поздно собеседник все же назовет барона предателем. Я не собирался этого делать, мне оставалось лишь ждать, когда Роанар это поймет.

Мы много говорили о политике, о наместниках, об Ордене, о том, где кому приходилось бывать по долгу службы. Мы оба стремились как можно больше задать вопросов, и как можно меньше ответить.  Обоих в равной степени забавляла эта игра, и оба достаточно быстро устали от нее.

Эмред Копа, проводивший с нами достаточно много времени, рассказывая о состоянии наших попутчиков (главным образом Армина, потому что Ольциг даже не догадывался, что его лечат), предложил нам сыграть с ним в «королевского шута». Это была простая карточная игра, позволяющая идеально скоротать время. Помню, во времена обучения в Ордене мы со сверстниками улучали любой удобный момент, чтобы перекинуться в карты. Рон тоже оказался опытным игроком и сильным соперником. Мы принялись играть с завидным упорством, словно бы от исхода каждого кона зависела едва ли не судьба Дирады.

Примерно за три дня до прибытия в Норцинну Ольциг, наконец, почтил нас своим присутствием. Эмред к тому моменту уже успел обрадовать нас, что аппетит к монаху понемногу возвращается, хотя морская болезнь иногда дает о себе знать, и весь обед, старательно приготовленный коком специально для непривыкшего к качке dassa, отправляется в море. Завидев Ольцига сейчас, мы с Роанаром искренне удивились тому, что он не сразу бросился освобождать желудок. Тяжко выбравшись на палубу после сна, Ольциг все еще выглядел бледным и истощенным, но уже подавал признаки жизни. Он изучающе огляделся по сторонам, и, когда его глаза замерли на нас с арбалетчиком, взгляд сделался особенно скорбным.

Увидев, как мы в отсутствие Эмреда, удалившегося по своим делам, с подростковым озорством перекидываемся картами в «королевского шута», Ольциг недовольно скривился, всем своим видом показав, что мы совершаем нечто неблагообразное.

Я усмехнулся такой реакции, арбалетчик и вовсе проигнорировал молчаливое замечание. Когда монах поравнялся с нами, я миролюбиво поинтересовался:

- Доброго дня, dassa, как здоровье?

       Лицо Ольцига выглядело одновременно страдальческим и сочувствующим.

- Через тяготы и лишения приближаются рабы Божьи к очищению, господа - чопорно отозвался он, явно цитируя Священное Писание, - вы ведь знаете, что карточные игры нечисты по сути своей?..

       Договаривать свои наставления он не стал: похоже, желудок нетерпимого монаха снова дал о себе знать, и Ольциг едва ли не согнулся пополам, но борту так и не бросился, и это уже было хорошим знаком.

- Вижу, морская болезнь отступает, - хитро прищурившись, констатировал я. Ольциг изобразил мучительную гримасу и качнул головой.

- Понемногу, - отозвался он, приблизившись к нам и присев рядом на деревянный ящик, на котором около получаса назад сидел Эмред Копа.

       Я едва не потер руки от предвкушения начать давно интересующий меня разговор.

       Роанар быстро сложил колоду карт, понимая, что продолжать игру мы пока не будем. Да и интерес к ней временно угас. За время плавания нам еще ни разу не выпадала возможность поговорить с Ольцигом. Казалось, Рон не меньше моего хотел понять, что это за человек.


Дата добавления: 2019-07-17; просмотров: 124; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!