Любовь и её распад в современном обществе
Современный капитализм нуждается в людях, которые кооперированы в большие массы и слаженно трудятся сообща; которые хотят потреблять все больше и больше; чьи вкусы стандартизированы, легко могут быть направляемы извне и предвосхищены. Он нуждается в людях, которые чувствуют себя свободными и независимыми, неподвластными какому-либо авторитету или принципу, или совести – и при этом готовы подчиняться приказу, делать то, что от них требуют; без конфликта прилаживаются к социальной машине; ими можно руководить без применения силы, вести без ведущих, заставлять двигаться без какой-либо определенной цели – за исключением цели делать товар, быть в движении, идти вперед.
Что из этого следует? Современный человек отчужден от себя, от своих ближних, от природы. Он превращен в товар, свои жизненные силы он воспринимает как инвестицию, которая должна приносить ему максимальную прибыль, возможную при существующих рыночных условиях. И сами отношения между людьми становятя сродни рыночным. И хотя каждый старается быть как можно ближе к остальным, каждый остается крайне одиноким.
Наша цивилизация предлагает человеку много паллиативов, помогающих людям не осознавать своего одиночества; так человек пытается преодолеть неосознанное отчаяние при помощи шаблона развлечений, пассивного потребления звуков и зрелищ, предлагаемых развлекательной индустрией, а также удовлетворения от покупки новых вещей и скорой замены их другими. Человеческое счастье сегодня состоит в том, чтобы развлекаться. Развлекаться это значит получать удовольствие от употребления и потребления товаров, зрелищ, пищи, напитков, сигарет, людей, лекций, книг, кинокартин – все потребляется, поглощается. Мир это один большой предмет нашего аппетита - большой пирог, большая бутылка, большая грудь; мы – сосунки, вечно чего-то ждущие, вечно на что-то надеющиеся – и вечно разочарованные. Все предметы, как духовные, так и материальные, становятся предметом обмена и потребления. В любви дело обстоит так же. Роботы не могут любить; они могут лишь обмениваться своими „личными пакетами“ и надеяться на удачную сделку.
|
|
|
Одна из самых популярных идей брака и любви фактически отчужденных друг от друга людей, это идея „команды“. В статьях о счастливом браке его идеал описывается как идеал хорошо слаженной команды. Все отношения сводятся к хорошо отлаженной связи двух людей, знающих друг друга «поверхностно» и даже не предеренимающих попыток достичь «глубинной связи», связи пропитанной духом взаимной терпимости, вежливости, внешней «правильности» и порядочности. Такое видение отношений относительно новое, так в годы после первой мировой войны ему предшествовало понятие любви и брака основанных на обоюдном сексуальном удовлетворении.
|
|
|
Тогда были убеждены, что причины множества несчастливых браков надо искать в том, что партнеры в браке не достигали «сексуального соответствия»; причину этой беды видели в незнании «правильного» сексуального поведения, то есть, в незнании сексуальной техники одним или обоими партнерами. Основополагающая идея состояла в том, что любовь дитя сексуального наслаждения, и если два человека научатся сексуально удовлетворять друг друга, то они будут любить друг друга. Считалось, что любовь является результатом адекватного сексуального удовлетворения, сексуальное счастье – даже знание так называемой сексуальной техники – это результат любви. Если бы этот тезис нуждался в ином, кроме повседневного наблюдения, доказательстве, то такое доказательство можно найти в обширном материале психоаналитических данных. Изучение наиболее часто встречающихся сексуальных проблем – фригидность у женщин и более или менее острые формы психической импотенции у мужчин – показывает, что причина здесь не в отсутствии знания правильной техники, а в торможениях, производящих эту неспособность любить. Страх или ненависть к другому полу служат причиной тех трудностей, которые мешают человеку отдаваться полностью, действовать стихийно, непосредственно и просто довериться сексуальному партнеру в физической близости. Если человек с сексуальными торможениями сможет избавиться от страха или ненависти и обретет способность любить, исчезнут и ее или его сексуальные проблемы. Если нет, то не поможет и знание сексуальной техники. Данные психоаналитической терапии указывают на ошибочность идеи, что знание правильной сексуальной техники ведет к сексуальному счастью и любви.
|
|
|
Согласно Фрейду, полное и ничем не сдерживаемое удовлетворение всех инстинктивных желаний вело бы к духовному здоровью и счастью. Но очевидные клинические факты показывают, что мужчина – или женщина – которые посвящают свою жизнь неограниченному сексуальному удовлетворению, не достигают счастья и очень часто страдают от острых невротических конфликтов или симптомов. Полное удовлетворение всех инстинктивных потребностей не только не дает основы для счастья, но даже не гарантирует психического здоровья. Все же идея Фрейда могла стать популярной в период после первой мировой войны вследствие тех изменений, которые произошли в духе капитализма, когда акцент был перенесен с самоограничения, на потребление, как на основу сверхширокого рынка, и как на главное удовольствие одержимого тревогой индивида. Не откладывать удовлетворение какого бы то ни было желания (будь то секс или материальные блага) стало главной тенденцией послевоенного социального развития.
|
|
|
Интересно сравнить понятия Фрейда с теоретическими понятиями одного из самых блестящих современных психоаналитиков покойного Г.С. Салливена. В психоаналитической системе Салливена мы находим, в противоположность фрейдовской, строгое различение между сексуальностью и любовью. По Салливену сущность любви предстанет как ситуация сотрудничества, в котором два человека чувствуют так: «Мы играем по правилам игры, чтобы поддержать наш престиж, наше чувство превосходства и наше достоинство". Это описание «эгоизма вдвоем», эгоизма двух людей, объединенных своими общими интересами и противостоящих вместе враждебному и чуждому миру. В действительности, такое описание близости, в принципе, применимо к чувству любого слаженного сотрудничества, в котором каждый «приспосабливает свое поведение к выраженным потребностям другого человека ради общих целей» (показательно, что Салливен говорит здесь о выраженных потребностях, в то время как любовь предполагает у двух людей реакцию именно на невыраженные потребности).
Любовь, как взаимное сексуальное удовлетворение, или любовь, как «слаженная работа» и убежище от одиночества это две ощепринятые «нормальные» формы любви в современном западном обществе. По сути это две им же созданные паталогии. Существует так же и много других патологий любви, которые приводят к сознательному страданию, профессиональные психиатры называют их невротическими состояниями. Некоторые из наиболее часто встречающихся невротических форм сейчас опишем:
Основу невротической любви составляет то, что один или оба «любовника» остаются привязанными к фигуре одного из родителей, и уже будучи взрослыми, переносят чувства, ожидания и страхи, которые испытывали по отношению к отцу или матери, на любимого человека. Эти люди никогда не освобождаются от образа детской зависимости и, став взрослыми, ищут этот образ в своих любовных требованиях. В плане чувств такие люди остаются детьми двух или пяти, или двенадцати лет, хотя в интеллектуальном и социальном плане они вполне соответствуют своему возрасту. Они жаждут опеки, любви, тепла, заботы сродни материнским, жаждут восхищенья и безусловной любви, любви, которая дается только по той причине, что они как дети в ней нуждаются.
Например, такие мужчины часто бывают нежны и обаятельны, если стараются возбудить к себе женскую любовь, и даже после того, как добились своего. Но их отношение к женщине (как, фактически, и ко всем другим людям) остается поверхностным и безответственным. Их цель – быть любимыми, а не любить. В мужчине такого типа обычно много пустоты, более или менее прикрытой грандиозными идеями. Если они находят подходящую им женщину, они чувствуют себя беспечными, на вершине мира, и могут проявлять много нежности и обаятельности. Вот почему эти люди часто обманчивы. Но когда, по прошествии некоторого времени, женщина перестает удовлетворять их фантастическим ожиданиям, начинаются конфликты и обиды. Если женщина не всегда восхищается им, если она делает попытки своей собственной жизни, если она хочет быть любима и окружена вниманием, и в крайних случаях, если она не согласна прощать его любовные дела с другой женщиной (или проявлять к ней восхищенный интерес), то мужчина чувствует себя глубоко задетым и разочарованным и обычно рационализирует это чувство посредством идеи, что женщина «не любит его, эгоистка или подавляет его». Все, что не согласуется с отношением любящей матери к своему очаровательному ребенку, расценивается как доказательство отсутствия любви. Такие мужчины обычно смешивают свое нежное поведение, свое желание нравиться с подлинной любовью, а затем приходят к выводу, что с ними обошлись просто нечестно; они воображают себя великими любовниками и горько жалуются на неблагодарность своих любовных партнерок. Когда такой человек предоставлен сам себе, возникают конфликты, зачастую напряженная тревога и депрессия.
Другую форму невротической патологии находим в тех случаях, где главное это привязанность к отцу. Речь о мужчинах, чьи матери были холодны и сдержанны, отец (отчасти вследствие холодности своей супруги) сосредотачивает все свои чувства и интересы на сыне. Он – «хороший отец», но в то же время он авторитарен. Всякий раз как он доволен поведением сына, он хвалит его, дарит подарки, бывает чуток; когда же сын вызывает недовольство отца, он лишает его своей нежности или бранит. Сын, для которого отеческая любовь это единственное, что он имеет, становится по-рабски привязан к отцу. Его главная цель в жизни – нравиться отцу, и когда это удается, он чувствует себя счастливым, беспечным, довольным. Но когда он допускает промахи, или что-то у него выходит не так, или ему не удается доставить отцу удовольствие, он чувствует себя упавшим в глазах отца, нелюбимым, отвергнутым. В последующей жизни такой человек будет стараться найти в ком-либо отцовский образ, чтобы привязаться к такому человеку, как к отцу. Вся его жизнь становится цепью взлетов и падений, в зависимости от того, удается или нет добиться отцовской похвалы. У таких людей социальная карьера часто бывает очень успешной. Они сознательны, надежны, усердны – при условии, что человек, избранный в качестве отцовского образа, понимает, как ими управлять. Но в своих отношениях с женщиной они остаются сдержанными и держатся на расстоянии. Женщина для них не имеет центрального значения; они обычно относятся к ней с пренебрежительной снисходительностью, часто маскируемой под отеческий интерес к маленькой девочке. Поначалу они часто производят на женщину сильное впечатление своими мужскими качествами, но когда женщина, которую взяли в жены, открывает, что ей выпало играть вторую роль после идущего впереди чувства привязанности к отцовскому образу, который в данное время является главным для мужа, то ее разочарование все возрастает; может однако случиться, что и жена остается привязанной к своему отцу – и тогда она счастлива с мужем, который относится к ней как к капризному ребенку.
Более сложный вид невротического нарушения в любви, основанного на ином виде родительской ситуации, имеет место тогда, когда родители не любят друг друга, но слишком сдержанны, чтобы ссориться или проявлять вовне какие-либо знаки неудовольствия. Отстраненность не позволяет им быть непроизвольными в своих отношениях к ребенку. Маленькая девочка живет в атмосфере «корректности», эта атмосфера не допускает близкого контакта с отцом или матерью, и, следовательно, девочка оказывается лишенной возможности разрешать свои проблемы и живет боязливой. Она никогда не знает, что родители чувствуют или думают; в этой атмосфере всегда присутствует элемент неопределенности, таинственности. В результате девочка уходит в свой собственный мир, в мечты наяву, остается отстраненной и сохраняет эту же установку в своих позднейших любовных отношениях.
Далее, эта замкнутость в себе сказывается на развитии напряженной тревожности, чувства недоверия к миру, и часто ведет к мазохистским склонностям, как единственному способу пережить напряженную возбужденность. Часто такая женщина предпочитает, чтобы муж устроил сцену и стал кричать вместо того, чтобы сохранять более нормальное и благоразумное поведение, потому что, по крайней мере, это хоть как-то может снять с нее бремя напряжения и страха; нередко такие женщины бессознательно провоцируют подобное поведение, чтобы избавиться от мучительного состояния эмоциональной нейтральности.
Далее описываются другие часто встречающиеся формы иррациональной любви, без анализа особых факторов детского развития, являющихся их источниками:
Форма псевдолюбви, которая нередко встречается и часто воспринимается (а еще чаще изображается в кинокартинах и романах) как «великая любовь», это любовь-поклонение. Если человек не развил собственного «я», совершенcтвуя свои возможности, он имеет склонность «поклоняться» любимому человеку. Он не ощущает своих собственных сил и возможностей и находит человека, в котором как ему кажется, все эти достоинства есть, а по сути просто проецирует их на любимого человека. Так он теряет себя самого в любимом человеке (вместо того, чтобы находить себя в нем). Поскольку обычно никакой человек не может в течение долгого времени жить согласно ожиданиям своего поклоняющегося почитателя, то наступает разочарование, и… отыскивается новый идол! иногда так происходит по многу раз. Что характерно, эта любовь-поклонение часто описывается как истинная, великая любовь; но хотя она, казалось бы, должна свидетельствовать о силе и глубине любви, но на самом деле она лишь обнаруживает голод и отчаяние поклоняющегося. Нередко два человека относятся друг к другу со взаимным обожанием-поклонением.
Другая форма псевдо-любви может быть названа «сентиментальной любовью». Ее сущность в том, что любовь переживается только в фантазии, а не здесь и сейчас в существующих отношениях с реальным человеком. Наиболее широко распространенная форма этого типа любви это заместительное любовное удовлетворение, переживаемое потребителем кинокартин и романов с любовными историями, песен о любви. Все неосуществленные желания любви, единства и близости находят удовлетворение в потреблении такой продукции. Для многих пар, смотрящих эти истории в кино, это единственный способ пережить любовь – пусть не друг к другу, так хоть в качестве зрителей «любви» других к другим.
Другой аспект сентиментальной любви представляет собой абстракция любви во времени. Как много помолвленных или молодоженов мечтают о блаженстве любви, которая придет в будущем, тогда как в данный момент, в котором они живут, они уже начинают скучать друг с другом. Переносится ли она из настоящего в прошлое или будущее, такая абстрактная форма любви служит наркотиком, который облегчает боль реальности, одиночества и отчуждения.
Еще одна форма невротической любви состоит в том, что для того, чтобы уйти от своих собственных проблем, сосредотачивают внимание на недостатках и слабостях «любимого» человека. Так иногда поступают не только индивиды, но и группы, и даже целые нации. Они оказываются способными прекрасно разбираться даже в мельчайших недостатках другого человека и блаженно проходят мимо своих собственных, игнорируя их, поглощенные стремлением обличать и изменять другого человека. Если два человека делают это одновременно, как это часто бывает, то отношения любви превращаются в отношения взаимной проекции. Если я излишне властен, или, допустим, нерешителен, или жаден, то из всего многообразия качеств моего партнера, я замечу в нем именно эти свои черты. И в зависимости от моего характера пожелаю или переделать его или наказать. Если и мой партнер делает то же самое по отношению ко мне, то мы оба впадем в блаженное неведение относительно собственных проблем, а стало быть вряд ли когда-либо попытаемся их преодолеть, и, что самое страшное - остановимся в собственном развитии.
Другая форма проекции это проекция своих собственных проблем на детей. Когда человек чувствует, что он не в состоянии придать смысл своей собственной жизни, он старается обрести этот смысл в ребенке. Но так можно ввергнуть в беду как самого себя, так и своего ребенка. Себя потому, что проблему существования каждый должен решать сам, а не давать доверенность на её решение; Своего ребенка потому, что такому человеку недостает качеств, необходимых для того , чтобы соориентировать ребенка в его собственных поисках ответа.
Следует упомянуть здесь еще одну часто встречающуюся ошибку. Люди привыкли думать, что боли и печали надо избегать при любых обстоятельствах. Они думают, что настоящая любовь, это отсутствие всяких конфликтов. И когда они бывают свидетилями видимых конфликтов, им кажется что эти столкновения ведут к постепенному уничтожению отношений между людьми. Но на самом же деле все эти поверхностные «конфликты» есть не что иное, как попытка избежать серьезного разговора – еще раз отложить назревший глубинный конфликт. Все что они видят это очевидное несогласие или по каким-нибудь поверхностным вопросам, или по вопросам, неразрешимым по самой своей природе, в то время как глубинные конфликты остаются нерешенными. На самом деле глубинные конфликты между двумя людьми служат не тому, чтобы спрятаться, «спроецировать» на другого или что-то разрушить - такие конфликты по своей сути не разрушительны. Они нужны, чтобы прийти к глубокому внутреннему прояснению, из которого оба человека выходят обновленными новым знанием и радостью.
Любовь возможна, только если два человека связаны друг с другом центрами существования. Любовь, переживаемая так, это постоянный риск, это не место для отдыха, это движение, рост, работа сообща. Факт того, что два человека чувствуют полноту своего существования, что в единстве друг с другом каждый из них обретает себя, является важнее того царит ли гармония или конфликт, радость или печаль. Есть только одно доказательство любви: глубина отношений и жизненность каждого из любящих.
Практика любви
Любовь это личное переживание, которое каждый может пережить только сам и для себя; в самом деле, вряд ли найдется хоть кто-то, кто не имеет или не имел этого переживания хотя бы в малой степени, по крайней мере, в детстве, юности, или в зрелом возрасте.
Практика любого искусства имеет определенные общие требования, независимо от того, имеем ли мы дело с врачебным искусством или искусством любви. Прежде всего практика любого искусства требует дисциплины. Я никогда ни в чем не достигну хороших результатов, если не буду исполнять свое дело дисциплинированно; если я делаю что-то, только когда я «в настроении», это может быть лишь приятным или забавным хобби, но я никогда не стану мастером в этом искусстве. Но проблема не исчерпывается дисциплиной только в практике какого-либо отдельного искусства (заниматься, скажем, определенное количество часов каждый день), но требует дисциплины всей собственной жизни.
Из-за того, что современный человек пребывает в напряжении восемь часов в день, используя свою энергию не для своих собственных целей а целей Компании, часто не видя результатов своего конечного труда, и работая в рамках предписанного ему режима работы, он начинает бунтовать. И бунт его принимает форму детского потворства себе. Бутуя против навязанного стиля официальной работы, он становится недоверчив, к сожалению, и ко всякой дисциплине вообще. Как к нерациональной дисциплине, навязанной сверху, так и к разумной дисциплине, установленной им самим и для самого же себя. Правда в том, что без разумной самодисциплины жизнь становится безпорядочной и рассредоточенной.
Едва ли нужно доказывать, что сосредоточенность составляет необходимое условие для овладения искусством. Всякий, кто когда-либо пытался обучиться какому бы то ни было искусству, знает это. Но наша культура склоняет к очень рассредоточенному образу жизни. Ты делаешь много вещей сразу: читаешь, слушаешь радио, говоришь, куришь, ешь, пьешь. Ты –потребитель с открытым ртом, готовый поглощать все – картины, напитки, знания. Это отсутствие сосредоточенности очевидно, если вспомнить, как трудно нам оставаться наедине с собой.
Третий фактор это терпение. Опять же всякий, кто когда-либо пытался заниматься каким-либо искусством, знает, что терпение необходимо, если вы хотите чего-то достичь. Если кто-то гонится за быстрыми результатами, он никогда не научится искусству. Вся наша современная индустриальная система содействует прямо противоположному – поспешности. Все наши изобретения предназначены для получения быстрого результата: будь то пищевой конвейер, к примеру, или скоростной поезд. Современный человек думает, что он теряет время, когда не действует быстро, однако он не знает, что делать с выигранным временем, кроме как убить его.
Последним условием обучения всякому искусству является заинтересованность в овладении им. Если искусство не является для него делом наивысшей важности, ученик никогда не обучится ему.
Прежде чем приступить к самому искусству, нужно научиться большому числу, казалось бы, несвязанных вещей. Начинающий в искусстве игры на фортепьяно начинает с гамм; ученик в дзенском искусстве стрельбы из лука начинает с дыхательных упражнений[2]. Если человек хочет стать мастером в каком-либо искусстве, ему должна быть подчинена вся его жизнь, или, по крайней мере, она должна быть связана с этим искусством.
Собственная личность становится инструментом в практике искусства, инструментом, который нужно поддерживать в таком состоянии, чтобы он мог исполнять свои особые функции. В отношении искусства любви это означает, что тот, кто стремится стать мастером в этом искусстве, должен начать с практикования дисциплины, сосредоточенности, терпения во всех сферах жизни.
Как нужно практиковать дисциплину? Вставать в определенное время, посвящать определенное количество времени в течение дня таким действиям, как размышление, чтение, слушание музыки, прогулка; не предаваться, по крайней мере сверх определенного минимума, отклоняющимся действиям вроде чтения детективов и просмотра кинофильмов не переедать и не перепивать – вот несколько ясных и простых правил. Однако сущность в том, что дисциплина не может практиковаться как какие-то извне навязанные правила. Надо, чтобы она стала выражением собственной воли человека, воспринималась как что-то приятное. Надо постепенно приучить себя к такому поведению, чтоб нехватка дисциплины сразу почувствовалась, если перестанешь ее исполнять. Восток давно осознал, что то, что хорошо для человека –для его тела и духа – должно быть приятным, хотя бы в начале и пришлось преодолеть некоторые препятствия.
Самый главный шаг в обучении сосредоточенности это научиться оставаться наедине с собой, без чтения, слушания радио, курения и выпивки. Да, быть в состоянии сосредоточиться это значит быть в состоянии оставаться наедине с собой, – и эта способность является необходимым условием способности любить. Если человек привязан к другому человеку, потому что не могу стоять на собственных ногах, он или она могут быть моим спасением в жизни, но это отношение не будет отношением любви. Парадоксально, но способность оставаться наедине с собой является условием способности любить. Каждый, кто попытался оставаться наедине с собой, убедится, как это трудно. Он почувствует беспокойство, возбужденность или даже испытает чувство сильной тревоги. Он будет склонен рационализировать свое безволие в продолжении этой попытки мыслью, что сосредоточенность не имеет ценности, что она просто глупа, отнимает слишком много времени и т. д. и т. д. Он к тому же заметит, что ему приходят в голову и овладевают им всевозможные мысли. Он словит себя на том, что думает о планах на день или о каких-то трудностях в предстоящей работе, думает, куда пойти вечером, или о каких-либо других вещах, которые приходят в голову вместо того, чтобы в ней наступила пустота. В этом может помочь выполнение нескольких упражнений. Например, сесть в свободную позу (не слишком расслабившись и не слишком напрягаясь), закрыть глаза и попытаться увидеть перед собой белое пятно, а потом постараться удалить все рассеянные образы и мысли; попытаться следить за своим дыханием, не думать о нем и не управлять им, а следить за ним – дыша, чувствовать его; далее, попытаться почувствовать свое «я»; я – это я сам, центр своих сил, творец своего мира.
Нужно научиться быть сосредоточенным во всем, что бы ни делалось: в слушании музыки, в чтении книги, в разговоре с человеком, в рассматривании чего-либо. То, что делается в данный момент, должно быть единственной вещью, которой следует отдаваться целиком. Если сосредоточиться, то не имеет значения, что делать; как важные, так и неважные вещи получают новое измерение, потому что на них сосредоточено все внимание. Обучение сосредоточенности требует избегать, насколько это возможно, тривиальных разговоров, т. е. разговоров несущественных. Так получается, когда два человека говорят штампами, когда они не вкладывают душу в то, о чем говорят. Я должен здесь добавить, что насколько важно избегать тривиального разговора, настолько же важно избегать дурной компании. Под дурной компанией я разумею не только озлобленных людей, но и компанию людей, чьи мысли и разговоры тривиальны; которые болтают вместо того, чтобы говорить, и которые изрекают мнения – штампы вместо того, чтобы думать.
Однако не всегда возможно и даже не всегда обязательно избегать компании таких людей. Если отвечать им не так, как они ожидают – общими и пустыми фразами, а прямо и искренне, нередко можно увидеть, как такие люди меняют свое поведение. Случиться этому помогает их удивление и неожиданность.
Быть сосредоточенным в отношениях с другими людьми это значит, в первую очередь, быть в состоянии слушать. Большинство людей слушают других или даже дают советы, фактически не слушая. Они не принимают слова другого человека всерьез, они не принимают всерьез и свои собственные советы. В результате, разговор утомляет их. Им кажется, что слушая осредоточенно они устанут еще сильнее. Но истина в противоположном. Всякая деятельность, если она осуществляется сосредоточенно, – возбуждает человека (хотя впоследствии и наступает естественная и полезная усталость). В то же время всякая несосредоточенная деятельность – нагоняет тоску и сон.
Быть сосредоточенным это значит жить полностью в настоящем, в здесь – и – сейчас, а не думать о том, как сделать предстоящее дело, в то время, когда нужно правильно делать что-то именно сейчас. Больше всего сосредоточенности должно быть у тех, кто любит друг друга. Они должны научиться быть близкими друг другу, не разбрасываться по многим направлениям, как это обычно бывает. Если забыть, что всему свое время и торопить время, то, действительно, никогда не достичь успеха ни в обретении сосредоточенности, ни в искусстве любви. Чтобы понять, что такое терпение, надо только посмотреть, как ребенок учится ходить. Он падает, падает, и снова падает, и все же продолжает делать попытки, совершенствуется, пока однажды не пойдет, не падая. Чего мог бы достичь взрослый человек, если бы обладал терпением ребенка и его сосредоточенностью на важных целях!
Нельзя научиться сосредоточенности, не умея чувствовать себя. Если бы хотели объяснить, что значит чувствовать машину, это было бы проще. Ум водителя находится в состоянии релаксированной бдительности, открытый всем изменениям ситуации, на которой он сосредоточен, – безопасно вести автомобиль.
Если мы хотим узнать, как чувствовать другого человека, то самый лучший пример даст нам чувствительность и отзывчивость матери к своему ребенку. Она чувствительна ко всем проявлениям жизни ребенка, она не тревожна и не беспокойна, а находится в состоянии бдительного равновесия, восприимчива ко всякому малейшему сигналу, идущему от ребенка. Таким же образом можно чувствовать самого себя. Например, вы спрашиваете себя: «В чем дело? Почему я подавлен?». Самое важное в каждый из таких моментов осозновать происходящее, а не рационализировать в тысяча и одном возможном варианте. Если прислушиваться к своему внутреннему голосу, то часто он сам достаточно быстро скажет нам, почему мы тревожны, подавлены, раздражены.
Обычный человек восприимчив к своему самочувствию: он замечает перемены в организме и даже незначительную боль. Иметь такую чувствительность к своему организму легко, потому что большинство людей знают, что такое хорошее самочувствие. Такая же чувствительность к своим душевным процессам затруднена, потому что многие люди никогда не знали с чем сравнивать -что значит хорошее душевное самочувствие. Они принимают за норму психическую жизнь своих родителей и близких или социальной группы, в которой рождены, но пока они сами не отличаются от них, то чувствуют себя нормально и не заинтересованы в каких-либо наблюдениях. Есть много людей, которые не видели, например, любящего человека или человека честного, отважного, сосредоточенного. Вполне очевидно, что чтобы стать восприимчивым к себе, надо иметь образ полной здоровой человеческой жизни. А как достичь такого переживания, если его не было ни в детстве, ни в позднейшей жизни?
Хотя мы учим знанию, мы оставляем без внимания такое обучение, которое в высшей степени важно для человеческого развития: обучение посредством простого присутствия зрелого, любящего человека. В современном же капиталистическом обществе, как и в русском социалистическом обществе – людьми, достойными для подражания, являются кто угодно, но только не носители выдающихся духовных качеств. Общественного внимания удостаиваются те, кто дает обычному человеку чувство суррогатного удовольствия: кинозвезды, исполнители песен, обозреватели, важные деловые и правительственные фигуры. Хотя есть много возможностей познакомить нашу молодежь с живущими ныне и историческими личностями, жизнь которых доказывает, чего могут достичь настоящие люди, а не увеселители в широком значении этого слова, если вспомнить о великих произведениях литературы и искусства всех времен, то окажется, что есть шанс создать представление о настоящей человеческой жизни. Если же нам не удастся способствовать такому представлению о зрелой жизни, тогда мы действительно станем лицом к лицу с вероятностью, что вся наша культурная традиция, основанная на передаче определенных видов человеческих черт, прервется.
Пока что я рассматривал необходимое для практики любого искусства. Теперь я собираюсь рассмотреть те качества, которые имеют особое значение для способности любить.
Главное условие в достижении любви составляет преодоление собственного нарциссизма (см. выше). При нарциссистской ориентации человек воспринимает как реальность только то, что существует внутри него самого, явления же внешнего мира имеют для него реальность не сами по себе, а только с точки зрения их полезности или опасности для него. Полюс, противоположный нарциссизму, это объективность; она представляет собой способность видеть людей и вещи как они есть, объективно, а также способность отделять эту объективную картину от картины, сформированной собственными желаниями или страхами человека. Все формы психозов показывают доходящую до крайности неспособность объективности. Для безумца единственная реальность та, которая существует внутри него, реальность его страхов и желаний. Явления внешнего мира он видит, как символы своего внутреннего мира, свое творение. Со всеми нами происходит то же самое, когда мы спим.
Все мы в большей или меньшей степени имеем необъективный взгляд на мир, взгляд, искаженный нашей нарциссистской ориентацией. Привести примеры? Например, женщина звонит врачу и говорит, что она хочет придти к нему на прием в полдень. Врач отвечает, что в полдень он не свободен, но может принять ее в следующий день. Она отвечает: «Доктор, но я живу всего в пяти минутах ходьбы от вашей клиники». Она не может понять его объяснение, что ее близкое местонахождение к клинике не сэкономит ему время. Она воспринимает ситуацию нарциссистски; поскольку она экономит время, то значит и он экономит время; единственная реальность для нее это она сама. Как много родителей реагирует только на то, послушен ли их ребенок, является ли он их гордостью, вместо того, чтобы воспринять и заинтересоваться тем, что чувствует сам ребенок? Как много мужей считают своих жен деспотичными только потому, что привычка к материнской снисходительности заставляет воспринимать любое требование как ограничение их собственной свободы. Как много жен считают своих мужей глупыми и неумелыми только потому, что они не соответствуют фантастическому образу блестящего принца, созданному ими в детстве?
Общеизвестно, как необъективно судят о других народах. С каждым днем в другом народе открываются все новые черты испорченности и жестокости, в то время как свой народ олицетворяет все хорошее и благородное. Всякое действие врага судят по одной мерке, всякое свое действие – по другой. Даже хорошие поступки неприятеля считаются признаками дьявольской хитрости, чтобы обмануть нас и весь мир, в то время как наши дурные поступки вызваны необходимостью и оправдываются нашими благородными целями. В самом деле, если изучить отношения между народами, можно прийти к выводу, что объективность это исключение, а нарциссизм в той или иной степени - норма.
Дата добавления: 2019-07-17; просмотров: 142; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!