Сократ как религиозный эксперт – профет и мантис
Применимы ли понятия мантис и профет к образу Сократа? Можно ли найти в образе Сократа черты инспирированной богом персоны? На наш взгляд, да. Платон в Федре прямо характеризует своего учителя как мантиса. Он вкладывает в уста Сократа следующие слова: «Я хоть и прорицатель (μάντις), но довольно неважный, вроде как плохие грамотеи – лишь поскольку это достаточно для меня самого». (Федр , 242с. Перевод А. Н. Егунова. Сравните с переводом на английский Гарольда Фаулера: «Now I am a seer, not a very good one, but, as the bad writers say, good enough for my own purposes» (tr. by Harold N. Fowler) [«Я – прорицатель (мантис), не очень хороший, но, как выражаются плохие писатели, достаточно хороший для моих собственных целей»].)
Как известно, образ Сократа связан с божественным (δαιμόνιον). (В классической прозе δαιμόνιον – не существительное [28, c. 106]). Даймонион передавал Сократу знаки, интерпретируя которые мудрец мог пророчествовать о своем будущем и будущем своих друзей, понимал, что ему нужно или не нужно делать (У Платона, – что не нужно делать; у Ксенофонта – что нужно и не нужно делать). О даймоне Сократа Платон упоминает неоднократно (Феаг 128, Федр 242b-с, Евтидем 272e, Теэтет 151a, Алкивиад I 103a, Апология 19, 31d и т.д.). Часто в русских переводах говорится о «божественном голосе». Также есть указание на то, что Сократ впадал в трансовые состояния (Пир 220 c-d). Всё это могло связывать Сократа, в глазах его современников, с мантикой. Он мог восприниматься не только как философ, но и как богоизбранный пророк-мантис. (С точки зрения современной медицины у Сократа, скорее всего, была эпилепсия [15, с. 208–211]. Обзор других вариантов медицинского объяснения поведения Сократа см. [37, с. 80–84]).
|
|
|
На наш взгляд, отношения Сократа с его даймоном не являются чем-то уникальным для греческой религии и могут быть объяснены в рамках религиозно-мантической модели познания. Вальтер Буркерт пишет, что из контекста употребления слова даймон древними авторами, можно сделать вывод, что даймон – скрытое лицо божественного действия [22, с. 312]. Гасан Гусейнов, на основании исследований текстов Гомера и Эсхила, приходит к выводу, что слово даймон (которое неоднократно в них встречается) характеризует явление человеку божества и божественной воли, характеризует «божество в момент встречи со смертным». Даймон может «действовать» через какие-то определенные формы (царь, человек, жрица), а может «действовать» через безличные природные стихи (воздух или море, например, во время шторма) [29, с. 538].
Однако в литературе существует распространенное мнение, что у Платона сократовский даймон – это внутренний голос [33, с. 694]. У современных читателей может возникнуть соблазн рассматривать внутренний голос как совесть , т. е. чувство моральной ответственности за своё поведение. И в этом случае история с даймоном будет относиться скорее к теории религиозной этики, чем к мантике и теории познания. Однако внутренний голос, вероятно, – это троп или устоявшаяся формулировка религиозного дискурса. Возможно, под внутренним голосом имеется в виду «духовный голос», «другому неслышный глас». Слово φωνή, которое можно перевести как «голос», в оригинальном тексте Апологии Сократа упоминается только один раз (31d) и упоминается в мантическом контексте. И это, на наш взгляд, божественный, то есть внешний по отношению к Сократу, φωνή. И возможно, даже не голос, а божественный звук (знак или сигнал). (Проблема интерпретации и перевода слова φωνή требует более детального исследования).
|
|
|
Словарь The Liddell-Scott-Jones Greek-English Lexicon поясняет, что φωνήимеет несколько значений и первое из них – speech, voice, utterance преимущественно для людей, но в общем случае sound, tone [19]. Если предположить, что в данном случае Платон описывает взаимодействие Сократа с потусторонними силами, описывает мантический процесс, то, может быть, φωνή точнее было бы переводить как «звук». Например, в Додонском мантеоне, где пророчествовал Зевс, бог вещал через священный дуб. Мантисы во время ритуала слушали звук листьев и объясняли, что «говорит» тем самым Зевс вопрошавшему. Хотя ясно, что дуб ничего не говорил в смысле speech, voice, utterance, ашумел на ветру в смысле sound, tone. Однако древние авторы называли этот звук ìερà φωνή, т. е. «священный шелест» [32, с. 84–94]. Платон мог бы использовать понятие λóγος, которое близко по значению, но имеет стойкий набор коннотаций с членораздельной и сознательной речью. Но он использует φωνή. (Любопытно, что в Федре 275a-c Платон использует производные слова логос . Когда Сократ рассуждает о связи истинного знания с устным словом, а мнимого знания с письмом, Платон приводит в пример Додонский оракул, первыми прорицаниями которого были слова дуба – λόγους μαντικοὺς).
|
|
|
Сократ понимал сам и толковал другим знаки богов, т. е. был профетом. В платоновской Апологии Сократ трактует оракул пифии, (данный на вопрос о том, есть ли кто мудрее Сократа), ее знаменитое высказывание: «Никого нет мудрее» (Апология , 21а-23с). После объявления приговора платоновский Сократ спонтанно, интуитивно прорицает будущее своим обвинителям (Апология , 39 c-e). Всё это показывает, что ксенофонто-платоновский образ Сократа имеет признаки, которые позволяли современникам идентифицировать его как религиозного эксперта, практикующего искусственную и интуитивную мантику.
Дата добавления: 2019-03-09; просмотров: 170; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!