Методологические принципы и подходы
Сократ как пророк. Архаические черты ксенофонто-платоновского образа Сократа
Воробьев Дмитрий Николаевич
Http://e-notabene.ru/fr/article_20933.html
Аннотация.
Объектом исследования является традиционный образ философа Сократа, созданный Платоном и Ксенофонтом. Автор меняет контекст исследования, отталкиваясь от идеи о том, что философия в Древней Греции во времена Сократа еще не отделилась от религии. Особое место в греческой религии занимает мантика - ритуальное искусство толкования знаков, которые посылаются сверхъестественными силами. Эксперт в области мантики называется мантисом или профетом. Для этих экспертов были характерны пророческие способности, вдохновленный транс, магические способности, бесписьменный характер учения. Расширение контекста, рассмотрение образа Сократа в контексте идей и практик традиционной греческой религии, позволяет по-новому интерпретировать основные черты образа Сократа (даймон Сократа, впадание в транс, предсказание будущего и др.). Исследование показывает, что современники Сократа могли воспринимать его как религиозного эксперта, вдохновенного пророка, мантиса, который осознает и осуществляет свою особую религиозную миссию. Такая трактовка образа Сократа вносит вклад в решение проблемы Платона и имеет выход на теорию познания Платона, а также позволяет расширить основания платоновского противопоставления философа и софистов.
|
|
|
Введение
Эта статья посвящена неконвенциональной (низзя, в академический договорняк не вписывается) интерпретации образа Сократа с позиций близких к позициям социального антрополога и социолога знания. О Сократе написано необъятное количество литературы. За прошедшие столетия он стал символом настоящего философа, своеобразной особо почитаемой иконой западной философии. Однако кем был исторический Сократ и чему он учил остается неясным.
Анализ литературных источников и осмысление сведений в условиях отсутствия письменного наследия Сократа, – при том, что данные о мудреце носят обрывочный характер и зачастую противоречат друг другу; авторы, писавшие о Сократе, были ангажированы, а иногда вкладывали в его уста свои мысли, превратив мудреца в протагониста своих драматических произведений, – породили ситуацию, которая получила название «проблема Сократа» (Socratic problem). Суть проблемы состоит в следующем. Попытки раскопать исторического Сократа под слоями текстов тех, кто писал о нём, не приводят к убедительным результатам [18, с. 1].
Задача этой статьи состоит не в том, чтобы дать ещё один вариант ответа на вопрос «кем был исторический Сократ», а попытаться представить, как мог восприниматься современниками тот литературный образ Сократа, который нарисовали его сторонники и последователи, а именно Платон и Ксенофонт. Произведения этих авторов я буду воспринимать как художественную литературу, как произведения в жанре fiction, написанные после смерти Сократа. Как отмечают А. А. Глухов и Ю. А. Шичалин даже самые ранние произведения Платона, такие как, например, «Апология Сократа», не являются стенограммами разговоров. Апология скорее всего она была написана через семь лет после казни мудреца, и является одной из нескольких апологий. Кроме Платона апологии Сократа писали Ксенофонт, Лисий, Теодект, Деметрий Фалерский, Феофан Антиохийский, Плутарх, Либаний. [27, с. XII].
|
|
|
Для решения этой задачи я намерен сменить привычный контекст рассмотрения образа Сократа и показать, что на фоне религиозных взглядов и практик древних греков в привычном образе Сократа, нарисованном его сторонниками, проступают неожиданные черты.
Главный тезис статьи состоит в утверждении, что ксенофонто-платоновский образ Сократа содержит в себе некоторые черты характерные для иконографии архаических греческих «мудрецов», соединявших в себе функции прорицателя, целителя, поэта, религиозного и политического эксперта. Такие эксперты имели статус боговдохновенных (инспирированных) персон, «знавших толк в божественной любви» (психоделики употребляли) и получавших абсолютное знание напрямую от высших сил (ну, как сказать, «кум» на зоне однозначно выше любого сидельца, будь он хоть академиком, хоть некогда царем).
|
|
|
Прежде чем перейти к изложению аргументов я считаю необходимым обозначить свою методологическую позицию, эксплицировать основные идеи, понятия и подходы, которые определяют контекст и принципы исследования.
Методологические принципы и подходы
Доминирующая в литературе трактовка мифогенной концепции происхождения греческой натурфилософии утверждает идею возникновения философии в ходе преодоления или рационализации мифа. Согласно этой трактовке ко времени Сократа философия уже выделилась в самостоятельную область знаний, в особую сферу интеллектуальной деятельности, автономную от религии. Например, Жан-Пьер Вернан пишет, что это отделение произошло в досократический период, и уже первые античные «физики», объясняли мир чисто рациональными причинами в отрыве от ритуальных обрядов и священных сказаний [23, с. 13]. Подобная точка зрения мне представляется упрощенной. Более эвристичной мне представляется точка зрения выраженная, например, в работах Мориса Корнфорда [3] [4], Питера Кингсли [12]. Согласно их трактовке, греческая натурфилософия явилась органичным продолжением греческой религии. Натурфилософы концептуализировали идеи и практики греческой религии и не противопоставляли ей философию. Их современники часто не видели разницы между жрецом, философом или магом. Например, если обратиться к жизнеописанию (иконографии) Эмпедокла (V в до н.э.), то мы увидим, что он описывается одновременно как мудрец, целитель, прорицатель, чудотворец, оратор, поэт, «естествоиспытатель» [21, с. 58–73],[12].
|
|
|
Религию я буду понимать антропологически. Религия, как пишет Клиффорд Гирц, – это «(1) система символов, которая способствует (2) возникновению у людей сильных, всеобъемлющих и устойчивых настроений и мотиваций, (3) формируя представления об общем порядке бытия и (4) придавая этим представлениям ореол действительности таким образом, что (5) эти настроения и мотивации кажутся единственно реальными» [26, с. 108] Противопоставление древней религии и древней магии, в духе Джеймса Фрэзера, мне представляется нерелевантным. Мне близка позиция, изложенная Арнольдом ван Геннепом, согласно которой религия и магия это две части одного целого: магия – практическая часть, религия – теоретическая часть [25, с. 17–18].
Важным элементом практической части традиционной греческой религии была мантика. Божественное откровение у греков носило перформативный характер и происходило в обрядово-ритуальных действах, в ходе которых любое природное явление, человеческое действие, артефакт начинают играть роль божественного знака (σημεῖον). Искусство толкования знаков, которые посылаются сверхъестественными силами, называлось мантика (μαντική), намного позднее, – дивинация (англ. the craft of divination). (О связи толкования знаков и философии см: [24, с. 75–87],[10, c. 29–42]).
Специалистов по почитанию богов и мантике (или религиозных экспертов) греки называли по-разному. Чаще всего использовались следующие именования: мáнтис (μάντις или προμáντις), профéт (προφήτης) и хресмόлог (χρησμολóγος) [35, с. 29].
Мантисом считался боговдохновенный пророк, человек, заявлявший об особой связи с богом, прорицатель, способный получать знаки и волю бога. Часто мантис был и пророком, и целителем-врачевателем (ἰατρόμαντις) одновременно [9, с. 54–98]. Профетом называли человека, способного понимать и толковать людям волю бога, выраженную через знаки. Хресмолог – это специалист по божественным знамениям, по их трактовке, составитель сборников предсказаний оракулов.
По мнению Е. В. Приходько, греки верили в то, что чаще всего мантический и профетический дар идут рука об руку. Человек получал «двойное сокровище пророческого дара» (Пиндар, Олимпийская ода VI, 64–70): 1) «способность слышать голос (φωναν), не знающий лжи», т. е. внимать богу, быть боговдохновенным пророком»; 2) «умение в доступной для понимания форме являть смертным частицы высшего знания, воплощая волю бога» [35, с. 138]. Если у человека был только дар «слышать голос, не знающий лжи», но не было способности понимать эти знаки и убеждать в этом людей, то это могло обернуться несчастьем, как в случае с легендарной Кассандрой, пророчества которой люди не понимали [35, с. 152–162].
Мантисы служили при храмах и полководцах (жрецы или «профессионалы») либо занимались частной практикой (говоря по-современному были «фрилансерами»), т. е. совершали ритуалы на дому, приглашались по некоторым случаям, как легендарный пророк Эпименид (Плутарх, Солон, XII, 7–12) в различные общины [31, с. 110–130]. «Профессиональных» мантисов было меньше, чем «фрилансеров» [11, c. 177]. Состав «фрилансеров» был неоднороден: к ним можно было отнести «кочующих» религиозных экспертов из Персии, которых греки называли магами [1, с. 41–87].
Мне представляется продуктивной точка зрения, изложенная в трудах Вальтера Буркерта, Мориса Корнфорда и Мартина Уэста, согласно которой теории первых греческих философов развивались в тесной связи с религиозными идеями Ближнего Востока, а первые греческие философы соединяли в себе признаки мага, поэта, прорицателя, целителя. Например, Уэст – обнаруживая значительное культурное влияние восточных соседей на эллинский мир, сопоставляя идеи первых греческих философов с ближневосточными религиозными идеями – пишет о влиянии прото-иранской религиозной теории и практики «магов» на Ферекида, милетцев, Пифагора, Гераклита, Парменида [20, с. 203–242]. Последний в своей поэме «О природе» – в которой протагонист рассказывает о путешествии в высший мир, встрече с богиней и о содержании разговора с ней – выступает с риторических позиций схожих с позициями шамана [20, с. 220].
Архаические черты греческих «мудрецов» и религиозных экспертов, – сближающие последних с образами шаманов, ведунов, поэтов, прорицателей [2] [16], – описаны в работах Майкла Флауэра [7], Питера Кингсли [14] [13], Жана-Поля Вернана [23, с. 96–101], Эрика Доддса [30, с. 199–258], Мартина Нильссона [34, с. 165–190], Мирчи Элиаде [38, с. 379–387]. Например, Элиаде в своем фундаментальном исследовании по истории религий описывает «шаманские» черты легендарных древнегреческих мантисов: Орфея, Пифагора, Абариса, Эпименида, Гермотима. С точки зрения Элиаде они имели статус служителей или пророков Аполлона, статус людей, которые избраны и инспирированы этим божеством. Считалось, что именно «посылаемые Аполлоном видения будят разум, склоняют его к медитации, а в конце концов приводят к мудрости» [38, с. 338].
Для служителей Аполлона характерны:
1) пророческие способности. Они изрекают волю бога, предсказывают будущее, «видят» и «слышат» на больших расстояниях и т.д.;
2) вдохновленный транс, который можно спутать со смертью, способность покидать тело на некоторое время;
3) магические способности. Они практиковали очищающие и исцеляющие обряды, обряды вызывания дождя, заявляли о способности находиться в нескольких местах одновременно, спускаться в подземный мир, летать на стреле, терпеть лишения (обходиться без пищи, воды) и т.д. [38, с. 335–338].
Также этих служителей Аполлона объединяет другая черта – 4) они ничего не писали. Сами они не записывали собственных пророчеств, толкований спорных вопросов, не излагали теоретических систем.
Дата добавления: 2019-03-09; просмотров: 167; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!