Система психологической защиты



Г77

Грановская Р. М., Крижанская Ю. С.

Творчество и преодоление стереотипов. 1994. — 192 с.

СПб: OMS,

Книга известных петербургских психологов, посвященная проблемам творчества самораскрытия личности и снятия психологических барьеров, открывает новую серию «Авторитеты». В эту серию войдут научные, научно-популярные  и методические работы, авторитетных социологов, психологов, педагогов, посвященные  актуальным проблемам гармоничного развития личности в условиях современного общества

Издание ориентировано на широкий круг читателей.

ISBN 5-83-080080-2

@ 1994, Р. М. Грановская, Ю. С. Крижанская © 1994, Издательство ОМС, оформление при содействии АОЗТ «Дорваль»

В оформлении книги использованы работы С. Красаускаса оригинал-макет выполнен в системе TеX

Введение

Мы все более и более недовольны обществом, в котором живем. Это понятное недовольство вызывает критику, которая, однако, во многих случаях не проясняет, а затемняет суть проблем, стоящих перед нами. Нередко распространенные схемы критики служат своего рода коллективной психологической защитой для нас всех, не давая возможности осознать истинные причины наших неудач (дабы мы не думали о себе слишком плохо) и в то же время не предоставляя шансов на изменение ситуации.

Причину многих, если не всех, недостатков мы склонны видеть в истории нашего общества. Мы объясняем их длительным господством тоталитарной идеологии, разнообразными пережитками прошлого. Углубляясь в историю, мы прослеживаем становление «национального характера», находя истоки современных проблем в татаро-монгольском иге или крепостном праве. Пытаясь истолковать сегодняшнее положение дел, мы

4                                                            

сравниваем влияние на сознание людей социализма и капитализма, православия и протестантизма и т. д.

Подобные исследования, безусловно, интересны и продуктивны. Однако они неспособны указать нам выход из создавшегося положения, так как, с одной стороны, историю не изменить, а с другой — неясно, какие конструктивные выводы может сделать из них конкретный человек, который, по-видимому, и должен преобразовывать ситуацию.

В то же время большую часть критики, звучащей сейчас в нашем обществе, можно сформулировать в терминах оскудения творческого начала, острой нужды в интеллектуально инициативных личностях, способных к творческим преобразованиям.

Мы недовольны растущей унификацией нашей частной — семейной и индивидуальной — жизни, вынужденно одинаковой одеждой, пищей, развлечениями, мыслями, стереотипами, явственной враждебностью общества к любой форме оригинальности или просто отличности от общепринятого.

Мы недовольны всепроникающей массовой культурой, вытесняющей культуру подлинную, несовместимой с какой бы то ни было духовностью и индивидуализмом в любых его проявлениях.

Мы недовольны нашей системой образования, которая порождает конформистов и вдалбливает в головы стереотипы, формируя людей с «законченным» во всех смыслах образованием вместо того, чтобы воспитывать оригинальных мыслителей.

Мы недовольны застоем и отставанием в нашей науке, редкостью оригинальных и продуктивных ученых, отсутствием смелых идей и масштабных проектов.

Нам недостает инициативных, духовно свободных людей со свежими подходами к актуальным проблемам. Мы остро нуждаемся в их творческих идеях, смелых проектах и новых представлениях о жизни. Мы повсюду наталкиваемся на стереотипы: в мышлении, поведении, общественной жизни — и не умеем их преодолевать. Если бы мы могли стать чуть более открытыми и раскованными, чуть менее подверженными стереотипам, чуть более непосредственными — насколько меньше было бы у нас проблем! Нам не хватает творческого начала, творческого подхода к жизни, творчества во всех его формах.

Увеличить количество творчества «на душу населения», вероятно, можно было бы с помощью специального обучения или воспитания. Возможно ли это? И что для этого нужно? В первую очередь необходимо хоть сколько-нибудь ясное представление о внутренней природе процессов творчества, о тех препятствиях, которые обычно мешают творческим проявлениям человека. Однако здесь и обнаруживаются главные трудности.

Когда говорят о творчестве, редко можно услышать сочетания «более» или «менее творческий», хотя говорят же «более общительный» или «менее умный». Похоже, что в нашем обыденном представлении творческие проявления не бывают относительными, они всегда абсолютны: творчество либо есть, либо нет, третьего не дано. Такое отрицание «континуума» творческих проявлений приводит к ложному убеждению, что невозможно развить, расширить имеющиеся творческие способности, что «творчеству не научишь». В то же время это свидетельствует о полной неподвластности процесса творчества субъективному восприятию и рефлексии, которое также способствует убеждению в его полной неуправляемости, неожиданности и непредсказуемости.

То же обыденное представление лежит, по всей видимости, и в основе трудностей профессиональных исследователей творчества — когда они хотят дать ему определение. В

5

большинстве известных дефиниций творчество определяется не как процесс, а через описание свойств результата, т. е. как некая деятельность, в результате которой получаютогновые знания, формы поведения и т. п., с дальнейшим определением их «новизны».

Вместе с тем очевидно, что если мы не сможем хотя бы схематично и упрощенно представить себе механизм возникновения творческих решений и условия, в которых этот механизм может работать, а будем думать исключительно о результатах творчества, то мы не сможем предложить и какие-либо способы повышения творческого потенциала личности и уж тем более какие бы то ни было способы обучения творчеству.

Представляется разумным рассмотреть следующую схему. То новое, что считается обычно результатом творчества, кажется новым, неожиданным или маловероятным с некоторой точки зрения, в определенной системе координат. Чувство удивления, которое всегда сопровождает восприятие чего-либо неожиданного и маловероятного, служит часто субъективным признаком новизны результата. Однако маловероятное событие в одной системе может с позиции другой системы выглядеть как средне-вероятное или даже обычное. (Так, например, человек, который в некоторой чужой области «изобрел велосипед», будет считать свое решение новым и творческим, хотя с точки зрения специалиста оно может быть вполне стереотипным.)

Для творчества необходима возможность выхода за пределы «своей» системы координат, привычных способов решения задачи, своего представления о мире, возможность перехода, хотя бы кратковременного, на другую платформу, другую точку зрения, с которой человек сможет увидеть невидимое из «своего мира» решение. Однако такие переходы из одного субъективного мира в другой очень непросты, им многое сопротивляется в человеке. С другой стороны, существуют ситуации и условия, з которых такие перемещения существенно облегчаются. Описанию этих ситуаций, психологических приемов и организационных условий, делающих возможным временный отказ от привычных стереотипов и, следовательно, облегчающих поиск новых решений в различных областях деятельности, и посвящена настоящая книга.

В первой главе подробно описаны структура и механизм функционирования модели мира — главной системы координат, определяющей восприятие человеком окружающего мира.

Во второй главе рассматривается система психологической защиты — механизм поддержания целостности и неизменности модели мира, который блокирует информацию, несоответствующую представлениям человека о мире, а иногда и препятствует порождению новых решений, если они могут как-то противоречить существующим на данный момент представлениям.

Третья глава описывает разновидности поведения, которые могут помочь человеку преодолеть давление индивидуальной цензуры, ослабить собственные подсознательные установки, повысить чувствительность к новому и неожиданному и доверие к собственным решениям. Здесь внимание сконцентрировано на том, как человек может сам помочь себе преодолеть наиболее распространенные барьеры мышления и поведения.

В четвертой главе раскрывается ряд наиболее распространенных стереотипов мышления, препятствующих творчеству, и описываются приемы, позволяющие снизить их влияние. Все они связаны с разнообразными способами формирования нового ракурса, иного взгляда на ситуацию, позволяющего отстраниться от давления привычных и общепринятых подходов.

6

Пятая глава книги посвящена обучению способам борьбы со стереотипами, но не индивидуальным, а групповым. Показано глубинное психологическое влияние группы, облегчающее и ускоряющее «сброс фасада», раскрепощение, которое позволяет вырабатывать разнообразные новые стратегии решения задач. Выдвигается и обосновывается гипотеза, что возникновение новых групповых методик и их эффективность тесно связаны с их нацеленностью на преодоление конкретных видов психологических барьеров.

В шестой главе излагаются групповые методы решения творческих задач. Показано, насколько развитие творческих возможностей личности зависит от стиля мышления.

Седьмая глава иллюстрирует на конкретной задаче — обучении взрослых — тормозящую роль совокупности стереотипов и барьеров в процессе творческого развития. Описаны приемы преодоления возрастных и профессиональных стереотипов.

Восьмая глава — также иллюстративная. Она демонстрирует значение нейтрализации психологической защиты на примере проблемы национальных конфликтов. Вскрываются положительные и отрицательные грани этнических стереотипов, их чрезвычайная устойчивость и инерционность, нарушения логики и восприятия под давлением этноцентризма.

В целом книга представляет дальнейшее развитие идей авторов относительно механизмов творчества, трудностей общения и структуры психологических барьеров, изложенных в их предыдущих книгах: Р. М. Грановская, «Элементы практической психологии» [16]; Р. М. Грановская, И. Я. Березная, «Интуиция и искусственный интеллект» [15]; Ю. С. Крижанская, В. П. Третьяков, «Грамматика общения» [26].

Модель мира

Элементы модели мира

Прошлое невозможно

уничтожить без того,

чтобы не разрушить

настоящее и будущее.

Вольфсон

Модель мира, как представление о мире и себе в нем, составляет центральную часть психической жизни человека. Эту модель человек формирует всей своей жизнью, всем своим опытом.

Представление о функционировании модели мира позволяет понять, почему и как получается, что объективно живущие в одном мире люди мыслят и действуют так, как будто живут в совершенно различных. Причина этого заключается в том, что психика каждого конкретного человека образует совершенно особый субъективный мир, а

8                                                            

поступки управляются по большей части не объективными обстоятельствами, а нашими субъективными представлениями о них.

Способность к взаимопониманию, представления о возможном и невозможном, о вероятном и невероятном определяются мерой общности или близости этих персональных миров. Оценка чего-либо как неожиданного или невероятного зависит поэтому от дистанции между мирами двух людей — мира человека, породившего это «что-то» и мира человека, это «что-то» воспринимающего. Миры, далекие от нашего, обычно не только непонятны, но (и это очень важно!) часто вообще не замечаются или отрицаются в принципе. Человек способен «правильно» воспринимать только то, что организовано по законам его внутреннего мира. Поэтому люди нормально себя чувствуют и успешно работают лишь в контакте с близкими мирами. Выход за пределы своего мира, связанный с желанием не только воспринять, но и принять нечто новое, дается тяжело. Для этого требуются либо специальные усилия, либо особые побуждающие ситуации. Однако пережитое напряжение почти всегда вознаграждается новыми, творческими решениями, обновлением поведения.

Картиной мира мы будем называть мгновенный (на данный момент) срез модели мира.

Из каких элементов состоит картина мира? Как считают многие исследователи, основными ее компонентами являются мотивы. Мотив представляет собой психическое напряжение, обладающее не только величиной, но и направленностью. Поэтому мотив может побуждать к активности, нацеленной на удовлетворение определенных потребностей. Функция мотивации — смыслообразующая. Это оценка, взвешивание конкретных жизненных обстоятельств и предполагаемых в них действий, придание им личностного смысла. Можно сказать, что изменение мотивов преобразует, деформирует все поле готовности к различным событиям. Поэтому мотивация и порождает целенаправленное поведение. Основными функциями мотива являются инициация, селекция и переключение действия.

Личность характеризуется не просто совокупностью мотивов, но и их организацией — системой, в которую они объединены. Среди разнообразия систем первенство принадлежит иерархии. Что выступает в роли фактора, подчиняющего мотивы друг другу? Прежде всего — конечность жизни человека. Именно осознание этого фундаментального ограничения заставляет психику организовывать себя в соответствии с некоторыми основополагающими идеями. Учет своего жизненного ресурса вынуждает выстраивать мотивы, цели и ценности в иерархию, определяя для себя их приоритеты. Обнаружена определенная динамика этой системы, зависящая от субъективного представления о том, сколько времени еще осталось. Чем меньше этот ресурс (например, в экстремальных обстоятельствах), тем более жесткой становится система ценностей, т. е. тем сильнее выражена ее иерархичность и тем меньше число ее элементов.

Мотивы, занимающие в системе ведущее положение, т. е. находящиеся на вершине иерархии, определяют общую направленность личности и ее нравственную устойчивость, Это могут быть мотивы, направленные на себя, на других людей, на дело. Обычно на вершине находится цель жизни, вблизи нее — другие, достаточно сильные и устойчивые мотивы, на нижних уровнях — мотивы кратковременные и неустойчивые.

Мотивы могут быть осознанными (цели) и неосознанными (установки). При этом индивидуальные ценностные шкалы осознаваемых и подсознательных мотивов разделены и даже могут противоречить друг другу. Это позволяет понять, как возможно одновременное домит нирование мотивов разных направленностей. Некоторые люди могут осознанно стремиться

9

к одному (и совершенно искренне провозглашать соответствующие мотивы), а действовать в соответствии с мотивами противоположной направленности, доминирующими на подсознательном уровне. Так, осознанно человек может высоко ценить щедрость — но при этом, под влиянием подсознательной мотивации, на деле проявлять совершенно обратные качества.

Из сказанного ясно, что факты отбираются и упорядочиваются человеком в соответствии с некоторыми личными ценностями. Поскольку для человека факт — это интерпретация события, которая зависит от уровня заинтересованности, то становится понятным, что мера объективности восприятия определяется системой ценностей человека. (Именно ценности упорядочивают действительность, вносят в нее оценочные — осмысленные — моменты. Отсюда фундаментальное отличие субъективного подхода от научного, отражающего максимально достижимый людьми уровень объективности подхода к действительности.) Факты соотносятся не с истиной, а с персональными представлениями об идеале, личными желаниями и социальными нормами.

Мотив определяет появление цели как чего-то желаемого в будущем. Цель — образ того, к чему направлен мотив. Поэтому цель и способна осуществлять связи между будущим и настоящим. Возникновение таких связей позволяет цели, как образу будущего, влиять на .настоящее и формировать его. Возникает цепочка: возникновение потребности, развитие на ее основе доминирующей мотивации, целенаправленная деятельность по удовлетворению данной потребности. Здесь будущее выступает как форма опережающего отражения, посредством которого человек приспосабливается к еще не наступившим событиям. Временная перспектива, таким образом, структурируется, в нее включаются мотивы и намерения, которые могут осуществиться в будущем.

Считается, что в физическом мире будущее не влияет на прошлое. В психике этот принцип причинности нарушается: в нем ожидаемое (предполагаемое) будущее может воздействовать на настоящее. Чтобы подчеркнуть это фундаментальное отличие, Рубинштейн [39] ввел понятия времени физического и исторического, пространства физического и пространства организма, предполагая, что они подчиняются разным законам.

На восприятие настоящего, конечно, влияет и прошлое, причем разные события прошлого воздействуют на нас в разной степени; при этом сильнее всего — не то, что было наиболее существенным для своего времени, а то, что по ассоциации или по контрасту связывается с сегодняшним днем, с его проблемами и удачами. Кроме того, люди с течением времени могут менять свои взгляды на события прошлого, не только вследствие приобретения новых знаний и, соответственно, иных его оценок, но и с утратой старых.

Таким образом, взаимное влияние прошлого, настоящего и будущего осуществляется через прямые и обратные связи в иерархии мотивов и целей. Поляризация находит отчетливое выражение в понятии «временной перспективы», которая предстает как напряженность между сущим и должным. Модель мира пронизана силовыми линиями, связывающими прошлое и будущее. Сила и напряженность этих связей видоизменяют поведение человека в настоящем. Это изменение зависит от индивидуальных особенностей, возраста и ряда других факторов. Например, чем сильнее направленность человека в будущее, тем охотнее он соглашается на «отложенное вознаграждение». При прочих равных условиях молодые люди легче удовлетворяются временной работой, чем пожилые, так как более ориентированы на будущее: «еще успеется». В картине мира молодого человека будущие перспективы его развития занимают более значимое место, чем у пожилого.

Иногда развитие личности приводит к отсутствию необходимой гармонии между прошлым и будущим, перекосу временных координат. Так, исключительная концентрация человека на прошлом, непрерывное обдумывание того, как могла бы сложиться его жизнь, выбери

10                                                    

он себе другую профессию или другую жену, деформирует его поведение в настоящем. Другой человек — мечтатель, прожектер — может полностью сосредоточиться на своих планах на будущее, что провоцирует его уход от полноценного контакта с настоящим и приводит к снижению ответственности за него.

В одной из последующих глав, рассматривая групповой тренинг, мы покажем, что особым образом организованная групповая деятельность может исправлять такие перекосы. Специальные упражнения «втягивают» прошлое, со всеми его проблемами, в настоящее и провоцируют его переосмысление, другие корректируют доминирование мыслей о будущем. По мере обучения и накопления опыта человек приобретает не только новые навыки и способы реагирования, но и новые мотивы. Они занимают свое место в системе, сдвигая тем самым всю иерархию. При этом возможно изменение удельной значимости целей, выход на первый план одних и затушевывание других. Преобладающее направление трансформирующих влияний внутри системы мотивов — сверху вниз. Высший уровень выполняет роль лидера: если изменилась ведущая жизненная цель, то перестраиваются все нижележащие уровни. Установки верхнего уровня иерархии определяют специфику восприятия мира человеком, неповторимость личности, ее характер.

Постановка целей, формирование эскизов будущего как проектов преобразования себя и мира предполагает, что желание достигнуть чего-то достаточно стабильно, подразумевает непрерывное поддержание некоторого уровня психической напряженности на весь период приближения к цели. Чем же обеспечивается эта долговременность усилий? Необходимая напряженность достигается с помощью особого состояния, называемого «фиксированной установкой». Активизация таких установок вызывает и сохраняет определенную тенденцию преобразовывать своими действиями существующую ситуацию в желательную. Только реализация цели — выполнение соответствующего действия — снижает исходное напряжение. Поэтому установку рассматривают как психическую напряженность, которая, в отличие от мотива, обладающего направленностью, характеризуется еще и мерой готовности действовать в заданном направлении. Установка может быть понята как занятая личностью позиция, определенное отношение к стоящим перед ней целям, выражающееся в избирательной мобилизации и готовности к деятельности, направленной на их осуществление. Неудивительно, что если человек шел к цели многие годы и это движение обеспечивалось мощными установками, то при ее достижении могут возникать патологические состояния, «болезни реализации» — как следствие резкого падения мобилизирующего напряжения.

Среди целей, структурирующих модель мира, выделяются особо ценные — идеалы. Идеал занимает господствующее, верховное положение в иерархии целей, поэтому он способен подчинить все нижележащие и монополизировать поведение человека. Идеал, как сверхценная идея, собирает, концентрирует в себе огромную энергию. Идеалы включают представления и о желаемом будущем, и о личных перспективах в социальном и нравственном отношении. Воплощение идеалов или субъективное ощущение приближения к ним сопровождается мощнейшими положительными эмоциональными переживаниями, совершенно необходимыми каждому человеку.

Одной из значимых характеристик психики является ее устойчивость, связанная с тем, какого уровня мотивами и установками она поддерживается в большей мере. На нижнем уровне иерархии — мотивы и установки неосознанные, находящие отражение только в переживаниях человека и потому соотносимые им с самочувствием и эмоциональным отношением к себе. Они могут довольно долго поддерживать какое-либо состояние психики, но не управляемы сознанием. Если опора идет на более высокий, осознанный уровень, на значимые

11

оценки своих свойств и качеств, то устойчивость может стать осознанной, а частные самооценки собираются в относительно целостный образ. И, наконец, на самых высоких уровнях установок сам «Я-образ» вписывается в общую систему ценностных ориентации личности. Этот последний уровень связан с осознанием целей своей жизни и средств, необходимых для их достижения. Когда из всей иерархии установок актуально представлена лишь ведущая тенденция, то психика наиболее устойчива. Следовательно, когда возникает вопрос: «Чем руководствовался человек в своих поступках — разумом или чувствами?», то по существу выясняется, направляли ли его частные, временные мотивы или долговременный идеал. В последнем случае высший уровень дает приказ низшим, и те изменяются под его направляющим влиянием.

Значимость верхнего уровня можно проиллюстрировать следующим примером. В одной из школ психолог с помощью тестов исследовал уровень развития интеллекта у учеников. После завершения тестирования он и ученикам, и учителям объявил имена наиболее способных, т. е. тех, кто имеет максимальный интеллектуальный индекс IQ. На самом деле среди названных им имен был ряд учеников с весьма невысоким IQ, поскольку в действительности отбор был случайным. Итак, все «узнали», кто в классе самый перспективный. Эти знания сместили оценки поведения и учеников, и учителей. Через год, придя в ту же школу, психолог обнаружил, что все, кому он создал репутацию «наиболее умных», являются лучшими учениками класса. Можно предположить, что в этом случае новоприобретенная репутация создала и у самых слабых учеников, и у их учителей иной «образ Я», побудивший первых с интересом и старанием относиться к учебе, а вторых — терпеливо ждать проявления объявленных способностей, что и дало свои результаты [67].

На высшем уровне иерархии ценностей находится смысл жизни. Жизнь становится непереносимой для тех, кто не имеет цели, для которой стоило бы жить, которой стоило бы добиваться. Утрата смысла жизни порой равносильна смерти. Если человек плохо понимает, для чего он живет, то он не способен устоять в жизненной борьбе, оценить свои возможности. Изучая пациентов, предпринявших суицидальные попытки, психологи обнаружили, что к решению покончить с жизнью их привела негативная оценка перспектив и потеря способности управлять своими делами.

Значение смысла жизни как синтеза высших целей и идеалов можно показать, рассматривая воздействие на поведение человека страха смерти. Возникающий страх иногда обостряется переживанием того, что нависла серьезная угроза не успеть воплотить жизненные планы. Страх усиливается непременным желанием успеть сделать самое главное в отпущенный срок. Это значит, что человек рассматривает свою жизнь как нечто целостное — некий творческий акт: курс обучения, который надо завершить, или дом, который надо достроить.

Ощущение полноты жизни возникает у человека, когда он самореализуется, т. е. воплощает свои идеалы, используя свои таланты и способности, и при этом его не вынуждают поступать против своих убеждений, своей системы ценностей, против того, что имеет для него особый субъективный смысл. Избыточная инерционность системы ценностей проявляется как косность, психическое затвердение убеждений: человек слишком многое считает для себя невозможным, отгораживая себя тем самым от изменяющейся действительности. С другой стороны, слишком подвижная, неустойчивая система ценностей отражается в обесценивании общепринятых норм, во вседозволенности.

Структура установок и мотивов осознается человеком как личные ценности и субъективные смыслы. Однако ценности имеют и общую для многих, социально значимую часть,

12

которая приобщает каждого к человеческому роду, позволяя преодолеть конечность, временность своего существования за счет достижения общечеловеческих целей.

Совокупность норм и ценностей определяет для человека так называемый «допустимый мир», который в дальнейшем служит ему линзой для фокусирования внимания и формирования новых оценок. Усвоение социальных норм в процессе воспитания приводит к тому, что подсознательно управляемое поведение человека в значительной степени автоматизируется, что позволяет ему экономить интеллектуальные ресурсы. По этой причине хорошо воспитанный, порядочный человек не должен каждый раз осознанно принимать решение о том, как поступить в конкретном данном случае.

модель «я»   .

Похоже, что часто тело догадывается о

большем, чем душа, и человек спиною

рассчитывает дальше, чем головой.

Гейне

Важной частью модели мира является модель «Я». Понимание себя, представление о себе и отношение к себе сопоставляются обычно с двумя подструктурами модели мира: «Я-образ» и «Я-концепция». Если у человека нет целостного образа мира, он не может увидеть себя со стороны: ведь он — часть этого мира. Только в зеркале собственной картины мира он имеет возможность увидеть себя целиком и предстать перед самим собою. В этом смысле картина мира выступает как система ориентации, позволяющая составить представление о своем месте в окружающем мире и на этом основании предсказывать последствия своих поступков. «Я-образ» в значительной мере формируется подсознательно. Он характеризуется мерой гармоничности и устойчивости (инерционности). Как известно, устойчивость — одно из наиболее охраняемых качеств личности. При угрозе ее нарушения автоматически включаются защитные механизмы. Чтобы снизить их влияние, преодолеть, изменить чувственно закрепленное восприятие себя и перевести владельца данного «Я-образа» в «другую веру», необходимо приложить дополнительные усилия, затратить энергию на преодоление инерционности. Порой усилия нужны весьма значительные. Они расходуются на расшатывание быстро застывающих, теряющих подвижность структур, определяющих догмы и стереотипы восприятия.

Вместе с инерционностью субстанция «Я-образа» обладает и определенной хрупкостью. До некоторого момента образ противостоит ударам судьбы, а затем внезапно ломается, причиняя страдания его владельцу. Только у внушаемых людей обнаруживается повышенная его пластичность.

Если «Я-образ» в большей мере отражает эмоционально окрашенные представления о себе, то «Я-концепция» в значительной степени включает в себя осознанные оценки, результаты анализа и прогнозы, то есть то, как человек смотрит на свои действия, возможности и их развитие в будущем. Существует глубинная зависимость между положительной «Я-концепцией» и успешностью самореализации, а также между негативной «Я-концепцией» и недостаточной реализацией своих потенциальных возможностей. Эти корреляции обнаружены прежде всего у алкоголиков и истероидов.

Возрастное становление «Я-образа» и «Я-концепции» осуществляется под влиянием требований, предъявляемых ребенку со стороны взрослых. Оно реализуется за счет подра-

13

жания, а в дальнейшем — присвоения и погружения (интериоризации) этих требований. На ранних стадиях развития ребенок строит «Я-образ» и «образ мира» путем переноса своих впечатлений и ощущений (воспринятных через телесные состояния) на внешние объекты На этом этапе понимание осуществляется как перенос известного на неизвестное, т. е. как метафора. Далее следует этап не метафорического, а мифического мышления, предполагающего уже более развитые формы переноса и схватывания целостности. Для этого этапа характерно понимание через антропоморфный перенос свойств человека на мир. Наконец, следует этап преодоления антропоморфизма.

На этом пути ребенок переходит от привычки считать хорошим и плохим то, что он воспринимает в свете оценок, навязанных извне в готовом виде (от взрослых), к пониманию «добра» и «зла» в моральном смысле. Постепенно его понимание того, в какой мере он оправдывает ожидания окружающих, усложняется и превращается в достаточно стабильное представление о себе. Часть модели мира, связанная с представлением о себе, подвержена возрастной динамике. Сначала возникает ощущение, что «Я» — это тело. К трем годам понимание своего «Я» у ребенка расширяется, включая уже не только собственное тело: «мой папа», «моя мама», «моя игрушка», «моя собака». Развиваясь, личность все больше объектов втягивает в свое «Я» — одежду, семью, домашний очаг, имущество, результаты своего труда, деньги. В модели мира, соответственно, происходит структурирование ценностей. Это отражается в расслоении ее пространственных и временных критериев. Поскольку не все компоненты, ответственные за самовосприятие, созревают одновременно, то только к концу дошкольного периода у ребенка возникает относительно устойчивая иерархическая система мотивов. Ее активация и превращает его постепенно из существа ситуативного, подчиненного непосредственно воздействующим на него раздражителям и сиюминутным побуждениям, в человека, обладающего внутренним единством, организованного, способного руководствоваться устойчивыми желаниями Считается, что образ и концепция «Я» созревают к 9~10 годам, а к 13-и в них включается информация о собственных планах на будущее. С этого времени подросток придает особое значение результатам собственной деятельности, организующей это будущее.

В процессе социализации личность все больше изменяет представление о своем «Я», расширяя и распространяя его за пределы собственного тела. Прежде всего в круг «Я» попадают члены семьи. Любовь к родным вызывает переживание и понимание того, что радости или беды другого человека могут восприниматься как тождественные своему благополучию или страданию. Поэтому любовь к ближним становится тем этапом в развитии личности, который знаменует ее социализацию за пределами семьи. Дальнейшее развитие личности в историческом плане выражается, с одной стороны, в расширении ею своей идентичности до масштаба человечества («Я — человек»), а с другой — в углубленном понимании своей уникальности.

Если главную ценность для человека составляет он сам, то его мораль находится на низком уровне — эгоцентрическом. Когда в роли главной ценности выступает не только он сам, но и совокупность людей, объединяемая понятием «свои» (семья, община), уровень развития морали становится групповым. На следующем, более высоком уровне — социальном — главной ценностью считается не только «свой», но и любой человек, как представитель человечества. В наше время общество движется к той стадии развития моральных принципов, когда главной ценностью считаются не только все люди, но и все живое, — к экологическому уровню. Ощутить свое место в мироздании можно лишь по отношению к его высшей точке. В большинстве культур в качестве такой точки отсчета выступает представление о Боге. Если

14

человек не боится Бога, не испытывает стыда перед высшей инстанцией, перед истиной, то в его сознании не вырабатывается нормальная иерархия, не организуется система ценностей. Поведение человека, который руководствуется такими общественными ценностями, как правила морали, считается нравственным. Еще С. Л. Рубинштейн [40] выделил два типа такого поведения. Первый — нравственность как невинность, как неведение зла, как естественное, природное состояние человека. В этом случае законы морали воспринимаются как изначальные, закрепленные в традициях и обязательные для всех. Второй появляется в ситуации ломки сложившегося уклада жизни, когда рождается сознание, что есть нормы справедливые, которым надо следовать и подчиняться, и несправедливые, которых уже не следует придерживаться. Человек стоит перед выбором, какими из норм руководствоваться в дальнейшем и от каких отказаться. Отказ от старых норм всегда ведет либо к душевной пустоте, нигилизму и цинизму, либо к построению нравственной жизни на базе новых ценностей. И в том и в другом случае особенностью нравственных критериев является их предельная обобщенность. Поэтому они позволяют человеку принимать целенаправленные решения в обстановке максимальной неопределенности.

Представление о себе («Я-образ» и «Я-концепция»), связанное с иерархией мотивов, цепей и установок, образует ядро персонального мира. Вокруг этого ядра организуется представление о внешнем мире — «модель мира». Сейчас для нас важно подчеркнуть, что она представляет собой систему, включающую как компоненты обыденные, черпаемые из опыта, так и фантастические, т. е. наравне с образами реальности в нее входят образы несуществующих объектов и явлений. Этот конгломерат реальных и фантастических компонентов определяет и понимание мира, и построение временной перспективы поведения.

Временные перспективы, вызревающие в модели мира, включают стратегии поведения (с учетом возможного развития событий в будущем) и совокупность планов. Опыт показывает, что жизненные планы очень редко реализуются полностью, во всех деталях, без неизбежных корректив. Понимая это, человек резервируется — заготавливает для достижения одной цели несколько жизненных сценариев, а иногда и проживает, проигрывает их s своем воображении.

В жизни человека создание «библиотеки» подобных сценариев связано с наблюдением поведения окружающих. Очень рано ребенок перенимает и накапливает соответствующие схемы поведения. Однако не только наблюдательность является источником новых способов решения проблем. Совокупность типичных жизненных ситуаций, в доступной ребенку форме, обобщена в сказках. Знакомясь со сказками, он усваивает этот опыт и обращается к нему впоследствии, как к личному реестру ролей и сценариев. Как личный опыт, так и другие возможности знакомства с разновидностями поведения определяют формирование предпочтительных жизненных ролей

Роль — это программа поведения человека, соответствующая ожидаемому от чего поведению, т. е. набор поступков, которые он обязан выполнять как член определенной социальной группы. Исследуя разнообразие человеческих взаимоотношений, Берн [5| обобщил их в трех ключевых сценариях; «ребенок», «родитель», «взрослый».

По сценарию «ребенок» человек выступает как существо слабое, непосредственное, капризное, ищущее опеки. «Ребенок» склонен очень легко прощать себе свои недостатки Он откровенен и значительно чаще других демонстрирует в поведении радость и огорчение, бунт и подчинение. Защищаясь, он обычно оправдывает свои поступки. Преимуществом этой роли, с позиции творческих возможностей, является то, что «ребенок» повышенно эмоционален,

15

свободен от догм, алогичен, непредсказуем и даже безудержен. Он очень легко выходит за  пределы бессмысленных условностей и бурно радуется успеху самому по себе.

По сценарию «родитель» человек зачастую действует как педант, который знает, как следует себя вести. Он провозглашает нормы поведения, поучает, делая замечания типа: «глупо», «безответственно», «легкомысленно», «безнравственно». Навязывая советы, «родитель» ведет себя серьезно и значительно. Неудивительно, что окружающие быстро утомляются от его нравоучений и сверхсерьезного отношения к себе. Эта роль предполагает доминирование в психике человека критериев и оценок, присущих его собственным родителям. Они обнаруживаются в виде угроз, запретов, упреков, адресованных и другим и себе. Рассматривая эти особенности с позиции развития творческих способностей, надо отметить, что «родитель» склонен помогать, опекать, утешать и защищать. Совершенно очевидно, что это полезные качества, особенно при групповой работе над проблемой.

В роли «взрослого» человек все логически анализирует, тщательно взвешивает, трезво обо всем рассуждает. Он не слишком радуется достигнутому и мало поддается настроениям окружающих. «Взрослый» ориентирован на восприятие текущей реальности и объективной информации. Он находчив, хорошо оценивает свои возможности и спокойно рассчитывает шаги. В группе «взрослые» стремятся направлять других, оценивают, осуждают, мало в чем сомневаются. Со своим резонерством и рациональными суждениями они — не слишком гибкие участники групповых занятий. Нужны значительные усилия для развития у них творческих способностей, интуиции.

Важно подчеркнуть, что в роли «взрослого» человек в состоянии проверять и оспаривать чрезмерные, иррациональные требования и «родителя», и «ребенка». Он демонстрирует положительный багаж навыков и способностей, помогающий ему объективно оценить себя и действительность. Роль «взрослого» предусматривает отношения равноправия между партнерами, что очень важно в групповых приемах развития творческих возможностей. Кроме способности к реалистическому взвешиванию ситуации, их характеризует умение идти на компромисс и хорошее предвидение результатов.

Перечисленные роли мало связаны с физическим возрастом. Например, «ребенок» стремительно становится «родителем», когда, после какой-нибудь трагедии, он вынужден взять на себя ответственность не только за свои поступки, но и за младших братьев и сестер. В разных ситуациях человек может играть разные роли, но одной из них он отдает предпочтение: так, один до старости остается «ребенком», а другой с раннего детства выступает в роли «взрослого».

На основании всего изложенного в этой главе можно убедиться, что общение между людьми не сводится только к обмену информацией, но представляет собой взаимопроникновение их понятий о себе и о мире. Чем более сходны их модели мира, тем глубже такое проникновение и тем быстрее и легче достигается согласие партнеров по общению. При этом происходит как бы обмен перспективами, основанный на сходстве установок, целей и ценностей.

Любопытно, что мерой того, чего намеревается достичь человек, отражением его ценностных критериев является тот, с кем он себя сравнивает. Ведь каждый избирательно подходит к оценке успехов близких или далеких ему людей и к тому, в какой области лежат эти успехи — значимой для него или не значимой. Большинство охотно оценивает достижения других позитивно, если это успехи в далекой области или если они принадлежат малознакомым людям. К успехам в значимой области и у близких — отношение существенно более ревнивое и негативное.

16                                                     Почему так происходит? Каждый человек из совокупности внешней информации выуживает только ту, которая может быть усвоена его картиной мира, не разрушая ее и не внося существенного разлада в его душевную жизнь. Используя совокупность психологических барьеров для защиты от представлений о. мире, мы строим различные отражения внешней среды. С другой стороны, столь тщательная охрана старого и порой даже окостенелого представления о мире препятствует творческому процессу, обращенному к пониманию объективных законов и механизмов внешнего мира. Поэтому возникает задача — как осуществить максимально возможное освобождение человека от влияния защиты, деформирующей поступающие к нему информационные потоки?

Отбор информации, используемой для построения индивидуальной модели мира, реализует цензура. Механизмы влияния и способы функционирования цензуры непостоянны. Они меняются со временем, зависят от возраста, пола, воспитания и социального окружения. Цензура, анализируя поступающую извне информацию, фильтрует ее, пропуская ту, которая не разрушает созданную на данный момент картину мира. Остальная, потенциально опасная информация преобразуется с помощью одного из механизмов психологической защиты и лишь в таком урезанном или переработанном виде оказывает влияние на картину мира.

Вся информация, поступающая из внешней и внутренней среды человека, цензурируется (процеживается) системой ценностей и барьеров. Здесь структура ценностей выступает как призма, преломляющая информацию под углом личных ценностей, интересов и идеалов. Цензура — окно, через которое мы смотрим в мир. Его размер и прозрачность поддаются сознательному и бессознательному контролю, который направляется стремлением человека оградить свою психику от вторжения травмирующих сведений. Информация, пропущенная цензурой, взаимодействует с наличной картиной мира, и, в зависимости от занимаемого ею там места, каждому событию придается некая личная значимость — на подсознательном или осознанном уровне. Когда в результате накопленного опыта основные ценности оказываются погруженными в глубины подсознательного, т. е. как бы забыты до наступления необходимости их актуализации, это свидетельствует о зрелости духовной жизни.

Наряду с индивидуальной, модель мира обладает и общечеловеческой составляющей. По ней проверяется правдоподобие и непротиворечивость новых фактов. Когда человек обдумывает предстоящий день или год, он неизбежно воспринимает себя находящимся в определенной жизненной позиции, отражаемой в «образе мира». Он пытается взвешивать и оценивать разные аспекты свой деятельности так, чтобы избежать конфликтов восприятия, поскольку при их возникновении ощущает диссонанс, порождающий негативные эмоциональные переживания. Поэтому возникает стремление так преобразовать поступающую информацию, чтобы устранить или минимизировать противоречия.

Из сказанного следует, что новые сведения не обязательно сами по себе приводят к дополнению или преобразованию модели мира: ключевую роль в этом процессе играет совместимость нового опыта с уже существующим. Кроме того, компоненты внутреннего мира человека характеризуются инерцией, т. е. склонны стабилизировать предыдущие состояния. Человек не готов расстаться с тем своим образом, в рамках которого он уважает себя. Живя в соответствии со своими схемами, он с их помощью ориентируется в ситуациях, а при их разрушении теряет ориентировку, успешность действий и, как следствие, — уважение к себе. Тогда он ощущает разрушение своего внутреннего мира. Возрастные, профессиональные, статусные стереотипы — это результат определенной психологической закрытости модели мира, которая препятствует пониманию новых ценностей.

17

Общая для многих людей, социально обусловленная часть индивидуальной модели ми-па формирует то, что называется тактичностью. Поступок, совершенный с тактом, предполагает, что человек усвоил определенную концепцию мира, традиции, ритуалы и нормы. Среди (Ьакторов, направляющих подобные поступки, есть и такие, к которым критерий разумности неприложим. Тактичность позволяет оценивать ситуацию с одного взгляда, воспринимать ее синтетически и не столько анализировать, сколько чувствовать, регулируя свое поведение множеством неявных принципов, часть из которых выводится из реальных ценностей, а другие порождены иррациональными церемониями. Естественно, что в подобных обстоятельствах человек не склонен к критике. Если бы он начал оценивать общественные нормы и церемонии критически, то неизбежно попал бы в конфликт и должен был бы выбирать: либо переинтеграция личности со сменой части ценностных ориентиров, либо преобразование травмирующей ситуации в нейтральную с помощью механизма психологической защиты. Такие коллизии особенно тяжелы для людей тонко чувствующих, но мало расположенных к активной деятельности, реализации своей жизненной позиции.

Итак, мы рассмотрели некоторые составляющие целостной модели мира, формируемой у человека. Эта модель состоит из двух взаимодополняющих частей. Первая строится через изменение мотивационных отношений в период воспитания — путем подражания, заражения, имитации и моделирования. Она определяет жизнеощущение и переживание событий. В ней накапливаются критерии в форме целостного идеала, образца для подражания. Такой синтетический идеал определяет мировоззрение как определенный тип жизнеощущения и переживания мира. Вторая система получает информацию через направленное, осознанное обучение, включающее социальные нормы и правила, и на этом пути организует свою иерархию ценностей. Она отличается фрагментарностью представлений о мире, которая поддерживается самой структурой нашего языка, выделяющего субъект, объект и их взаимные отношения.

Модель мира интегрирует человека как личность и служит ему универсальным персональным инструментом, незаменимым при решении любых жизненных задач. Она же выступает как целостная система ожиданий, где берут свое начало все выдвигаемые человеком гипотезы, помогая ему, тем самым, предвосхищать события и быть готовым поступать в соответствии с ними. Рассмотрение модели мира в единстве логического и исторического позволяет подойти к ней кок к обобщенному внутреннему полигону, где отрабатываются все проблемные ситуации.

Мобильность модели мира, возможности своевременной перестройки и коррекции субъективной иерархии ценностей и критериев определяют творческие перспективы человека, так как позволяют, с одной стороны, лишить значимости и обезвредить то, что стало травмировать человека, а с другой — включить в «модель мира» новые, актуальные ситуации, новые критерии и ценности. Так идет подстройка модели мира и трансформация ее воздействия на поведение. При определенном изменении сознания — раскрепощении — снимаются типичные для него ограничения мышления и оно обретает практически неограниченные возможности творчества.

II

система психологической защиты

Когда дело доходит до самооправдания, тут все мы гении.

Фрейд

Пока поступающая извне информация поддерживает сложившееся у человека представление о мире, он живет в согласии с самим собой. Но стоит наметиться расхождению, как возникает внутреннее напряжение, побуждающее человека либо к изменению идеального представления о себе, либо к попыткам пресечь поток информации, вызывающей дисбаланс представлений. В последнем случае начинает действовать система защитных механизмов.

С накоплением жизненного опыта у человека формируется система, ограждающая сознание от информации, способной разрушить его внутреннее равновесие, повлиять на его модель мира, — система защитных психологических барьеров. Цензура, как таможенник, инспектирует все поступающее на вход сознания, тщательно контролирует малейшее душевное движение и задерживает опасные сигналы. Она же препятствует удо-

19

влетворени ю антисоциальных инстинктивных потребностей и заставляет влечения искать обходные пути, частичные способы реализации или символические формы. Итак, психологические барьеры представляют собой систему защиты от травмирующей информации и контроля за социально неодобряемыми побуждениями.

Совокупность целей человека, организующая мышление и поведение, определяется усвоенными ценностями, а вновь поступающие сведения могут потребовать серьезных кор-ректив этих ценностей и даже всей иерархии в целом. Когда защита не допускает глубинных нарушений модели мира, она выступает как система стабилизации личности. Ее благотворное влияние проявляется в устранении или сведении к минимуму отрицательных эмоций — страха, тревоги, угрызений совести, неизбежных при критическом рассогласовании собственных представлений о мире с новой информацией.

Чтобы своевременно дезактивировать травмирующие психику сведения, обеспечить покой и душевный мир, защита должна прежде всего выявить «возмутителей спокойствия» в общем потоке информации. Роль фильтра при этом выполняют уровни самоуважения, которые определяют допустимость некой информации или необходимость ее блокировки. Как уже отмечалось, представления человека о себе и окружающем мире отливаются в систему ценностей. Текущее поведение строится по результатам соотнесения нового факта с действующими ориентирами. Система ценностных критериев постоянно влияет на восприятие, запоминание, суждение, принятие решения — на все стадии продвижения информации от сенсорных входов к двигательной или ментальной реакции на нее.

Общая черта всех видов защиты — их неосознанность, поэтому наблюдать можно только внешние проявления работы защитных механизмов. Обычное поведение искажается: может появиться немотивированная робость, неуверенность в себе, мнительность. Получив неприятную информацию, человек может отреагировать на нее по-разному — срочно умалить ее значимость («Не очень-то и хотелось»), снизить уровень своих притязаний вслед за осознанием невозможности их реализации или даже вообще проигнорировать факты, как-либо связанные с его неудачей.

Описанные в предыдущей главе структуры — «модель мира», «Я-образ» — сначала, в процессе возрастного развития, формируют самоотношение, а затем, с помощью психологической защиты, начинают играть стабилизирующую роль. Наиболее изученные виды психологической защиты получили специальные названия: отрицание, подавление, рационализация, вытеснение, проекция, идентификация, отчуждение, замещение, сновидения, сублимация, катарсис. Ниже мы подробно рассмотрим эти 11 типов психологической защиты.1

Отрицание

Он буде m отрицать одни факты, искажать

другие, признав лишь некоторые из  них, и

все  равно будет считать свою позицию

логичной и последовательной.

Э. Фромм

Отрицание — стремление избежать новой информации, несовместимой со сложившимися представлениями. Оно проявляется в игнорировании потенциально тревожной информации,

20

уклонении о нее. Этот барьер расположен прямо на входе воспринимающей системы и сразу отсекает, нежелательную информацию, которая в результате необратимо теряется для человека и не может быть впоследствии восстановлена. При отрицании человек становится невосприимчив к тем сферам жизни и граням событий, которые для него чреваты неприятностями, могут его травмировать. Возникает своеобразная «внутренняя эмиграция» (например, когда транссексуал рисует человека, то, как правило, в его рисунках отсутствует прорисовка, половой принадлежности фигуры).

Отрицание приводит к тому, что человек старается о чем-то не думать, отгоняет от себя мысли об этом. Сюда можно отнести изменение поведения, обусловленное страхом перед неудачей, когда человек старается избегать ситуаций, грозящих ему поражением. Если уклониться полностью невозможно, поведение становится внешне парадоксальным: чтобы не касаться предмета тайных страхов (например, отсутствия у себя способностей), усилия прикладываются не к тому объекту или заведомо недостаточные, а неудача объясняется нехваткой времени, или неблагоприятными условиями. Вместо того чтобы шаг за шагом, медленно, упорно приближаться к разумной цели, бывает весьма удобно избрать для себя цель восхитительно возвышенную, но абсолютно недостижимую.

Восприятию травмирующих сведений обычно сопутствуют и могут быть зарегистрированы определенные физиологические изменения. Они реально обнаруживаются при всех других видах защиты, кроме отрицания. Это говорит о том, что при отрицании информация не проходит в сознание, отметается прямо с порога. Оценка потенциальной опасности информации, еще не воспринятой сознанием, происходит на самом раннем этапе — при предварительном, обобщенном восприятии ситуации. После «вынесения приговора» внимание мгновенно перестраивается, и последующая детальная информация об опасном событии полностью исключается из обработки.

Например, утверждение «я верю» обозначает особое состояние психики, при котором то, что входит в конфликт с предметом веры, часто просто не воспринимается. Верующий, сам того не осознавая, подвергает всю поступающую информацию тщательной предварительной сортировке, отбирая только то, что не противоречит его вере.

Нередко отрицание развивается при опасных заболеваниях — тогда больные или их родственники либо вообще игнорируют болезнь, либо делают акцент на наименее тяжелых симптомах.

Механизм отрицания напоминает переключатель, который переориентирует внимание так, что кого-то или что-то мы «в упор» не видим и не слышим. Столкнувшись с трудностями, человек активизирует фильтр отрицания, пытаясь сохранить свой внутренний мир от деформации и разрушения. Но, в отличие от других защитных механизмов, отрицание осуществляет селекцию сведений, а не их трансформацию из неприемлемых в приемлемые.

Подавление

Часто люди гордятся чистотою сваей

совести только потому, что они обладают

короткой памятью.

Л. Н. Толстой

При подавлении, как и при отрицании, защита проявляется в блокировании неприятной, нежелательной информации, но эта блокировка осуществляется либо при ее переводе из

                                                                 21

воспринимающей системы в память, либо при выводе из памяти в сознание. Нежелательная информация снабжается как бы специальными «метками», что затрудняет последующее произвольное ее вспоминание, — хотя сама информация, маркированная таким образом, в памяти сохраняется.

Показано, что при вводе информации и переводе ее из кратковременной памяти в долговременную не требуется осознанной концентрации внимания — этот процесс может быть подсознательным, хотя для закрепления сведений в долговременной памяти они должны стать на какое-то время объектом внимания и, как следствие, получить эмоциональную окраску. Например, когда детям запрещают шумные и опасные игры, они вскоре начинают сами предваряя внешнее запрещение, подсознательно подавлять такие формы поведения. Так возникает хроническое подавление — человек перестает обращать внимание на то, что он что-то себе не разрешает, процесс становится подсознательным.

Только эмоциональная окраска (оценка) определяет последующую доступность следов произвольному воспоминанию, которое никогда не бывает совершенно случайным. Если человек усилием воли старается забыть о чем-то пережитом или отталкивает нечто от себя, устраняя намерение или мысль, это вызывает диссоциацию следов в памяти, т. е. разделение их на разрешенные к произвольному вспоминанию и неразрешенные. Подавление обнаруживается в прерывистости воспоминаний: травмирующая их часть становится со временем все менее доступной, образуя «провалы в памяти». Отметим, что не все негативные события подавляются в равной мере. Чаще других подавляется переживание сексуальных побуждений, страха, собственной слабости, агрессивных намерений против родителей и других авторитетных лиц.

Сведения подавленные, не разрешенные к воспоминанию, но сохраняемые в бессознательном, не абсолютно недоступны для сознания. Бывают моменты, как писал Л. Н. Толстой, когда сознание «угадывает глухую и невнятную их речь». «Только в самой, самой тайной глубине души своей Пьер говорил себе, объясняя свою распущенную жизнь, что сделался таким не оттого, что природа влекла его к этому, а оттого, что он влюблен несчастливо в Наташу и подавил в себе эту любовь»

Когда человек устраняет мысль о том, что он не может что-либо сделать, он говорит себе: «Не так уж и нужно было», «Есть вещи поважнее», тем самым обнаруживая негативную эмоциональную маркировку. Порой в подобной ситуации он отодвигает дело на неопределенный срок и погружается в подготовительные мероприятия: «семь раз отмерь — один раз отрежь», «поспешай медленно», «прежде надо найти самый эффективный подход к задаче».

Подавленное ранее влечение к алкоголю или наркотику, не доходящее до сознания, но пробивающееся туда, выдает себя мыслями о том, что «хорошо бы испытать свою твердость», попробовать наркотик еще разок, чтобы убедиться, что «теперь-то уж все в порядке».

Поскольку подавление воздействует на информацию, когда она уже продвинулась до систем памяти, то эта информация успевает обрасти физиологическими (вегетативными) компонентами. Они могут проявляться в обмолвках, описках, неловких движениях, навязчивых состояниях и т. п. Эти симптомы в символической форме отражают связь между реальным поведением и подавленной информацией. Если удастся создать условия для осознания причин конфликта, то возможно возвращение возбуждения из физиологической сферы в психическую, чтобы ослабить или совсем нейтрализовать внутренний конфликт с помощью сознательной деятельности — перестройки иерархии ценностей.

22

 

Рационализация

В своих бедствиях люди склонны винить судьбу, богов и все e , что угодно, но только не    самих себя.

Платон

Человеку нетрудно действовать неразумно, но

для него  почти невозможно отказать своему

поступку в видимости разумной мотивации.

Э. Фромм

Рационализация — это защита, связанная с осознанием и использованием в мышлении только той части воспринимаемой информации, в соответствии с которой собственное поведение выглядит как хорошо контролируемое и не противоречащее объективным обстоятельствам. При этом неприемлемая часть ситуации удаляется из сознания, особым образом преобразуется и после этого осознается уже в измененном виде. Например, Фрейд считал, что ко всем желающим отложить лечение надо относиться с недоверием, даже когда мотивировка отсрочки кажется безупречной, ибо обычно истинная причина отсрочки — это страх, а приводимые резоны — рационализация.

Рационализация преобразует знание о некоторой части реальности, которое, будь оно осознано, сделало бы жизнь слишком трудной и травмирующей. Этот вид защиты использует убедительные доводы для оправдания своих личностно или социально неприемлемых качеств, желаний и действий.

Главная особенность рационализации состоит в попытке создать гармонию между желаемым, и реальным положением «постфактум» и тем сам«м предотвратить потерю самоуважения. Решение, как поступить, принимается подсознательно, и человек не осознает стоящих за ним подлинных сил, но когда поступок уже совершен, человек закрывает глаза на расхождение между причиной и следствием и берет на себя задачу найти для него оправдание, убедив себя и других, что он действовал в соответствии с реальной ситуацией.

Рационализация может противоречить фактам и законам логики, но может быть вполне разумной и логичной. В этом случае ее иррациональность заключается только в том, что объявленный мотив деятельности не является подлинным, а лишь подкрепляет эмоциональные предубеждения, существующие у человека. Например: «Я управляю вами потому, что точно знаю, что для вас лучше» (а не потому, что мне это приятно и выгодно), или: «Я сделал для вас так много, что теперь вправе требовать от вас то, чего хочу». Иногда человек утверждает, что его профессиональная некомпетентность проистекает из физического недомогания: «Избавиться бы от головных болей — я бы тогда сосредоточился на работе». Очевидно, что советы подлечиться, не перегружаться, расслабиться здесь не помогут. Этот человек потому и болен, что в работе от него нет никакого толку

Продукт рационализации — осознаваемые мотивы поведения — представляют собой смесь ложной информации (трансформированных мотивов — предубеждений, предрассудков) и включенных в нее островков истины (констатации реальных событий). То приемлемое («благопристойное»), что рассудку удается извлечь из этой смеси, и переходит в сознание.

23

а в дальнейшем вербализуется. Поэтому нужно различать аргументы, которыми человек оправдывает свои поступки, и его действительные психологические мотивы.                     

Редко кто на вопрос о мотивах своего поступка скажет «не знаю», — и хотя сознание зачастую не имеет об этих мотивах ни малейшего представления, произвольный, а скорее всего социально-похвальный мотив изобрести удается всегда. Например, не желая признаваться себе, что потерял хорошую должность по собственной вине, человек убеждает себя в том, что ушел с работы добровольно. Чувствуя себя неуверенно, страшась общения с незнакомыми людьми, человек защищается, заявляя, что принципиально не одобряет «излишней свободы» коммуникации. Возникшее противоречие в своих чувствах он устраняет с помощью специальной конструкции, отражающей идею, прямо противоположную общепринятой, и таким способом осуществляет самооправдание.

В обстоятельствах, когда люди чувствуют себя несчастными и связывают свои неприятности с историческими катаклизмами, у них возникает искушение найти виновников, на которых можно было бы свалить все несчастья, ненавидеть их и мстить им. Тогда они успокаиваются и даже испытывают удовлетворение: «Не могли же мы ошибиться!»

Рационализация — это всегда индульгирование, т. е. оправдательное отношение к своему поведению и своим принципам. Обычно считается, что если человек верит в свои слова, то он говорит правду. Однако субъективная убежденность в собственной искренности ни в коем случае не служит критерием правдивости. Мотив поступка не обязательно совпадает с причиной, предшествовавшей действию, поскольку часто оправдательные мотивы выдвигаются и осознаются после совершения действия. Например, непосредственной причиной драки с хулиганом была необходимость самозащиты, но в дальнейшем выдвигается мотив сохранения человеческого достоинства, убеждение в социальной вредности хулиганства и т. п.

Один из видных специалистов по теории решения изобретательских задач, Б. Л. Злотин отмечает [22, 23], что ему никогда в жизни не случалось слышать, чтобы специалист просто сказал, что чего-то не знает, не понимает — «почему так», «что это такое». Вместе с тем обнаруженное незнание, непонимание его тревожит, создает дискомфорт. Поэтому, находясь в таком неудобном для себя состоянии, он излишне легко принимает на веру (и даже начинает защищать) первое попавшееся объяснение — чем и достигает внутреннего равновесия.

Гармонии между реальным поведением человека и его представлением о должном можно достигнуть с помощью двух вариантов рассуждения: либо повышением ценности совершенного поступка, полученного результата, либо понижением ценности поступка, который совершить не удалось, результата, который не достигнут. Например, как осуществить выбор между амбивалентными целями — приобретать ли товар хороший, но дорогой или похуже, но дешевый; обращаться ли за помощью к неприятному для вас человеку и т. д. И в том и в другом случае изменения направлены на уменьшение диссонанса между желаемым и действительным в соответствии с личной системой ценностей.

Если бы защита по типу рационализации не включилась своевременно, возникший диссонанс переживался бы человеком как тревога, сожаление. Когда, не получив желаемое и огорчаясь по этому поводу, он утешает себя, говоря «не очень-то и хотелось», он использует вариант рационализации, названный «зелен виноград», который побуждает обесценивать или дискредитировать недоступные блага: при нехватке сил и воли для совершения намеченного человек уговаривает себя, преувеличивая трудности своего положения, что делать го и не стоит. Другой вариант рационализации — «сладкий лимон» — направлен на преувеличение значимости достигнутого.

24

Приведем примеры рационализации в варианте «зелен виноград». Наташе Ростовой необходимо освободиться от мысли об измене своей любви к князю Андрею. «После этого вечера Наташа не спала всю ночь и к утру решила в самой себе, что она никогда не любила князя Андрея... Внутренняя психологическая работа, подделывающая разумные причины под совершившиеся факты, привела к этому».

Если задачу, которая в момент решения воспринималась как интересная и актуальная, решить не удалось, отношение к ней меняется. Теперь, играя на понижение, человек склонен оценивать ее как несодержательную и неактуальную [45]. Когда человек демонстрирует пренебрежительное отношение к высшему образованию, не исключено, что он защищается от огорчения в связи с упущенной возможностью учиться. Такая версия укрепляется, если этот человек одновременно не жалеет усилий и денег, чтобы дать высшее образование своим детям. Аналогичные механизмы рационализации вмешиваются и в таких, например, случаях, когда полная девушка, не игнорируя самого факта избыточного веса, трактует его как преимущество (женственность). Во многих случаях эмоциональная несдержанность, приводящая к частым конфликтам в общении, представляется их виновникам как принципиальность, или как душевная тонкость, или как нежелание перекладывать свои беды на плечи друзей и близких, т. е. как своеобразный вид альтруизма.

Итак, рационализация — это поиск ложных оснований, когда реальное состояние дел подвергается содержательному анализу и ему дается объяснение, позволяющее сохранить иллюзию, что человек действует из других — разумных и достойных — мотивов Она превращает нужду в добродетель. Например, в обычных объяснениях алкоголиков используются мотивировки, приемлемые для окружающих и самого пьющего, позволяющие ему представить себя как жертву неблагоприятных обстоятельств и почувствовать себя правым. Похвальба альковными подвигами также может выступать как защита от страха сексуальной неполноценности («сладкий лимон»).

Идет ли рационализация по типу «зеленый виноград» или «сладкий лимон», в любом случае в ней проявляется неудовлетворенность собой и своими поступками, потребность в уклонении от ответственности и самооправдание. Для уменьшения переживаний по поводу диссонанса люди прибегают к мысленному перебору вариантов объяснения своих действий, подбирая те из них, которые помогают оправдать себя в собственных глазах.

Вытеснение   

Человек обладает иллюзией свобод»

постольку, поскольку он осознает гнои

желания, но не свои мотивы.

Спиноза

Вытеснение представляет собой сглаживание внутреннего конфликта путем активного выключения из сознания — забывания — не информации о случившемся в целом, а только истинного, но неприемлемого мотива своего поведения. Вытеснение направлено на то, что раньше было осознано, хотя бы частично, а запрещенным стало после и потому удерживается в памяти.

Условие вытеснения — сравнение новой информации с идеалом «Я», При неблагоприятном для личности результате сравнения некоторые влечения выделяются и задерживаются на низших ступенях движения к реализации, т. е, на некоторое время для них исключается

25

возможность удовлетворения. Вытеснение, как форма сохранения переживания, отсутствующего в сознании, впервые описано Фрейдом. Исключение из сознания мотива данного переживания приводит к его забыванию, чтобы избежать неудовольствия, которое вызывается данным воспоминанием.

Анализируя материал, относительно которого у человека обнаруживается постоянная рассеянность или упорная забывчивость, можно увидеть его скрытые побуждения. Ошибкаиприпоминания возникают в результате внутреннего напряжения, исходящего из чего-то вытесненного.

Любопытный пример вытеснения (из собственного опыта) приводит Фрейд. Поссорившись с одним семейством, он неосознанно обходил их дом во время прогулок, но заодно он не мог найти дом по соседству, в котором была нужная ему лавка. «Я не мог вспомнить название улицы, но был уверен, что стоит мне пройтись по улице, и я найду лавку, потому что моя память говорила мне, что я проходил мимо нее бесчисленное множество раз. Однако, к моей досаде, мне не удалось найти витрины со шкатулками, несмотря на то, что я исходил эту часть города во всех направлениях» [50].

Здесь уместно вспомнить, что бессознательное неподвластно времени. Событие, ранее вытесненное и через много лет вновь введенное в сознание, не теряет своего эмоционального заряда и действует на сознание с прежней силой. В этом смысле и говорят о непоправимости, некорректируемости того, что вытеснено позднейшими переживаниями. Разрядка напряжения наступает только тогда, когда сознательный мыслительный процесс проникает до места, где хранится нечто ранее вытесненное, и преодолевает его сопротивление.

События, вытесненные в бессознательное, сохраняют эмоциональный энергетический заряд и поэтому постоянно ищут выхода наружу. Вытеснение есть не освобождение от нежелательного груза, а постоянное, выматывающее, требующее непрерывного расхода энергии держание его под спудом. Когда вытесненное влечение делает попытку пробиться в сознание, возникает тревога, беспричинный страх. Поэтому, хотя вытесненным влечениям закрыт путь к реализации, они накапливают в подсознании энергетический заряд, провоцирующий повышение общей эмоциональности, а иногда и заставляющий человека менять логику поведения. Возникает особая, аффективная логика, логика крайностей в оценке действительности. Типичный пример вытеснения — стремление отца, путем чрезмерных нагрузок и закаливания, сделать из сына «настоящего мужчину», что нередко объясняется вытесненными из сознания опасениями отца за свою собственную мужественность.

Забывание при вытеснении сводится к изолированию тревожащих мыслей, т. е. к разрушению связей в памяти, что может привести к непониманию причинно-следственных связей событий. Это — проявление той же общей тенденции: при сильном эмоциональном возбуждении, защищая свою психику, человек допускает в сознание только ограниченный круг фактов и впечатлений

Когда есть шанс частично вернуть вытесненное в сознание? Это может произойти при условии, что отрицается не сам. факт, но лишь его логичность, правильность, справедливость т. п.. «Да, это было, но я не согласился». Таким образом вытесненное частично получает рава гражданства» в сознании, но доступ при этом свободен только к его образному Держанию, а эмоциональное наполнение вытесненного — по-прежнему под запретом.

 

Типично вытеснение тягостных сведений, связанных с возникновением страха смерти. Так врач-рентгенолог заболела раком легких. От нее долго прятали рентгеновские снимки, но все же их нашла — и, будучи специалистом по рентгенодиагностике легочных опухолейс тридцатилетним стажем, воскликнула: «Ну зачем же вы их от меня прятали? Явная

26

 

картина пневмосклероза!» [19]. Другой пример приводит академик Н. М. Амосов: «Умирал Федоровский. Академик Шалимов прооперировал: опухоль неудалима, как и предполагали Конечно, больному сказали, что все сделано радикально... И он поверил. Что значит инстинкт жизни! Опухоль явно прощупывалась, рвоты продолжались, и кахексия нарастала, а он, опытный, здравомыслящий профессор, хирург, надеялся на близкое улучшение почти до самого конца» [3].

Вытеснение может осуществляться не только полностью, но и частично, когда в сознании остается невытесненным отношение к истинному мотиву. Трансформируясь, оно проявляется в виде чувства немотивированной тревоги, иногда сопровождающейся соматическими явлениями. Например, у ученика, испытывающего отвращение к обучению игре на фортепиано, вдруг могут появиться спазмы или судороги в руках.

Характерный пример из своей жизни описывает Н. П. Бехтерева: «Я увидела у очень близкого мне человека признаки, как казалось, опасной болезни. Увидела на миг. Не усомнилась в диагнозе и мгновенно забыла то, что увидела. Две недели меня преследовало чувство, что что-то произошло. Тяжелое, страшное. Но что? Эти две недели я была вне контакта с больным. Не вспомнила, и встретив его. И только вновь увидев признаки болезни, уже усилившиеся, вспомнила все» [6, с. 66].

Интересный случай неполного вытеснения с соматическим сопровождением приводит Фромм [54]. Писатель пришел к психотерапевту с жалобами на головные боли и приступы головокружения. Перед этим он уже побывал у терапевта, но тот ничего не обнаружил — организм в порядке, однако самочувствие остается плохим. История писателя была такова За два года до визита к психотерапевту он получил работу, очень привлекательную с точки зрения денег. В житейском плане это было настоящим успехом. Однако теперь ему приходилось писать вещи, противоречащие его убеждениям. Писатель потратил огромное количество энергии, пытаясь согласовать свои действия с совестью, изобретая сложные логические доказательства того, что в действительности эта работа не затрагивает его интеллектуальной и моральной честности — но все было безуспешно. Начались головные боли, головокружения. Нетрудно видеть, что появившиеся недомогания служили симптомом неразрешимого конфликта между тягой к деньгам, престижу — с одной стороны, и моральным ценностям — с другой. Как только писатель избавился от этой работы и вернулся к образу жизни, при котором он мог себя уважать, его состояние нормализовалось.

Повышенная тревожность, возникающая в результате неполного вытеснения, может привести либо к новой оценке травмирующей ситуации (чем конфликт обычно снимается), либо к подключению других защитных механизмов.

Проекция

Если человек стал сам хуже, то все ему хуже кажутся.

М. Ю. Лермонтов

Проекция — вид психологической защиты, сущность которой — бессознательное отвержение собственных неприемлемых чувств, желаний и стремлений и перенос их на другое лицо. Это своего рода перекладывание ответственности за то, что происходит внутри «Я», на

окружающий мир. Обычно для проекции выбирается подходящий объект — люди, обладаюющие определенными чертами, которые помогают «нагружать» их отрицательными качествами самого проецирующего.

При этом границы «Я», ощущение которых обычно помогает личности осознавать свою отдельность от окружающего мира, сдвигаются так, что неприемлемые аспекты своего «Я» считаются принадлежащими другим. Объем «Я» либо сжимается (часть принадлежащего личности отвергается), либо расширяется (захватывается что-то чужое — идентификация). Крайние патологические случаи проекции — садизм и мазохизм. Если садист бежит от одиночества, поглощая другое лицо, превращая его в свою часть, то мазохист эту же задачу решает, становясь частью другого, полностью подчиняясь ему.

Проекция — форма защиты «Я», приписывающая, для ослабления чувства вины, собственные пороки и слабости — другим. Смещение границ дает возможность относиться к внутренним проблемам так, как если бы они происходили снаружи, и, соответственно, применять к ним (обычно гораздо лучше развитые] способы решения «внешних» проблем.

Как бы ни был человек неправ, он будет скорее обвинять всех, кроме самого себя. Следы проекции обнаруживаются, когда, столкнувшись с собственным неблаговидным поступком, нежелательным качеством, человек частично урезает информацию об этом, искренне не сознавая, что это его собственный поступок или качество. Пропуская в сознание информацию о существовании неблагоприятного факта как такового, человек меняет его принадлежность — относит его не к себе, а к другому лицу или объекту, изменяя и дополняя тем самым вытесненную часть информации.

Термин «проекция» ввел Фрейд, который понимал ее как приписывание другим людям' того, в чем человек не хочет сознаться себе самому, и уподобление окружающих людей себе, своему внутреннему миру. Появляясь еще в раннем детстве, проекция является наиболее частой формой защиты и у взрослых. Проявления ее общеизвестны: старая дева, подавившая свои сексуальные стремления, возмущается распущенностью нравов; злой человек не верит в доброту других людей и т. п. Это явление отражено во множестве пословиц и поговорок: «клятвопреступник не верит клятвам», «вор каждого подозревает», «вор свою дверь запирает» и т. д.

Распространенная форма проекции — перенос собственных проблем на детей или супруга. Так женщина, не умея придать смысл своей жизни, решает завести ребенка. Проекция нередко деформирует супружеские отношения, превращая одного из супругов б вечного «воспитателя» другого, бичевателя его недостатков. Нередко приписывание одним человеком своих неблаговидных поступков или свойств другому либо оборачивается для первого саморазоблачением, либо приводит его к разочарованию во втором.

Глубинные механизмы проекции и ее последствия описаны А. А. Ухтомским, Теория доминанты, разработанная им, позволила объяснить феномены «двойника» и «заслуженно собеседника». «Двойник» образуется через проецирование на образ другого человека их собственных плохих качеств, а «заслуженный собеседник», наоборот, формируется  идентификации в виде интереса и уважения к другой личности. Ухтомский писал. «Когда люди осуждают других, то тем только обнаруживают своего же таящегося в себе двойника; грязному в мыслях все кажется грязным; завистнику и тайному стяжателю чудятся в других стяжатели, эгоист, именно потому, что он эгоист, объявляет всех принципиальными эгоистами». « Нет ничего обычнее, чем самоуверенно-циничные глаза торговца, которыми присматриваются друг к другу соседи: дескать, меня не надуешь, я-то тебя вижу насквозь, ибо ключ к

28

тебе я всегда ношу с собою: это я сам... Вот это и есть великая проблема Двойника в своих интимных источниках, когда собеседник заперт за семью печатями, и нет выхода к лицу человеческому как оно есть, с его потребностями и исканиями» [48, с. 101].

Здесь важно обратить внимание на то, что человек с преобладанием защиты по типу проекции видит в других прежде всего самого себя. При общении с «двойником» человек, по сути, разговаривает сам с собой, замыкаясь в скорлупе своего внутреннего мира. Достоевский писол, что только когда человек пробьет эту скорлупу, у него появится истинный собеседник [35].

Итак, при проекции информация трансформируется таким образом, чтобы помочь человеку убедить себя, что не он, а кто-то другой враждебно настроен, агрессивен, жаден. Обобщая, можно сказать, что при этом формируется образ врага. Тот, кто повсюду видит врагов, лишь подчиняется своему защитному механизму, проецирующему ответственность за собственные промахи и ошибки на «них».

Благоприятные условия для проекции создает алкоголь. Как считает Б С. Братусь [8], он потому и приобрел столь значительное место в человеческой культуре, что располагает к проекции. На начальных фазах опьянения границы личности размываются, возникает особое состояние — снижение способности различать свойства собеседника и свои собственные, что временно «уравнивает» их и облегчает проецирование на собеседника своих качеств.

Обладая положительной самооценкой, человек, как правило, уверен в себе и не нуждается в непрерывной демонстрации своих особых достоинств. У него нет желания постоянно самоутверждаться. При низкой самооценке, напротив, человек хронически недоволен собой вследствие конфликта между желаемым и реальным образами «Я». Этот конфликт запускает механизм проекции и тем самым ведет к формированию установки отрицательного восприятия окружающих. Поэтому низкая самооценка — ключевое звено, повышающее вероятность возникновения проекции, а проекция, в свою очередь, играет заметную роль в формировании различных предрассудков — сословных, расовых, возрастных.

Как и другие психические механизмы, проекция может выполнять и полезные функции — кроме снижения внутренней напряженности, она способствует успешному предвидению и планированию, когда человек расширяет временные границы своего «Я», проецирует себя в будущую ситуацию.

Механизм проекции позволяет понять, почему тот, кто помог человеку, испытывает к нему большую симпатию, чем те, у кого не было повода это сделать, так как при этом на другого проецируются собственные положительные качества и похвальные поступки. С другой стороны, зло, причиненное другому человеку, снижает привлекательность пострадавшего в глазах обидчика.

Отчуждение

Множество грехов отпадает, если рядом с

колеблющимся стоит свидетель ею

поступков.

Эпикур

Отчуждение представляет собой изоляцию, обособление внутри сознания особых зон, связанных с травмирующими факторами. Оно часто ведет к расщеплению, диссоциации личности. При этом некоторые совокупности событий воспринимаются по отдельности, а связи между ними не актуализируются и не анализируются. Изоляция провоцирует нарушение нормального функционирования сознания. Вызывает расщепление обычно сильное переживание, аффект, который склонен становиться автономным комплексом, отрываться от иерархии сознания и тащить за собой «Я». Так возникают отдельные, обособленные сознания, каждое из которых может обладать своим собственным восприятием, памятью, установками.

Диссоциация психики — состояние, позволяющее комплексу «Я» перемещаться из одной изолированной зоны в другую и при этом наблюдать за самим собой «со стороны». Отчуждение, таким образом, осуществляет защиту личности путем «отстранения» от собственных переживаний. Психика при этом расщепляется на несовместимые и четко разграниченные области, каждая из которых обладает непротиворечивой внутренней организацией, своим набором проблем, форм внимания к миру, к себе, к своему прошлому-. В каждый момент субъект отождествляет себя только с одной из этих личностей, а другие могут восприниматься как чужие, опасные, грозящие захватить власть над поведением.

Вследствие отчуждения могут возникать состояния деперсонализации, дереализации, галлюцинаций и бреда. Деперсонализация связана с расстройством самосознания, нарушением механизма восприятия чувств, мыслей, воспоминаний как «своих». Она может порождать чувство душевного онемения, которое защищает от острой психической травмы. Дереализация нарушает восприятие внешних явлений и предметов, вызывает ощущение чуждости и нереальности мира. Галлюцинации и бред также связаны с трансформацией восприятия, искажающей или прерывающей контакт с опасной ситуацией: «Это не имеет отношения ко мне», «Эта ситуация какая-то необычная, ее невозможно понять», «Это объект, но не тот, о котором говорят другие», «Это надо понимать так, а не эдак».

При отчуждении неприемлемая информация инкапсулируется в отдельной, автономной части сознания, блокируясь тем самым от доступа к остальным зонам сознания. В результате возникает отрыв вызывающих беспокойство мыслей и чувств от их абстрактных или логических аспектов, нарушается связь между травмирующими событиями и их эмоциональной оценкой, хотя реальность этих событий осознается. Все это происходит, но словно бы с кем-то другим.

В состоянии расщепления сознания одна из его частей, ответственная за сохранение тождества личности с протекавшими ранее процессами мысли, уклоняется от этой своей обязанности (так как тогда функционировала другая часть сознания), теряет большие промежутки времени в прошлом, путает порядок событий.

Отчуждение, как ярко выраженная изоляция друг от друга отдельных частей личности, «доводит до абсурда» нормальную способность выйти за пределы собственного «Я», связанную со сменой ролей в совместной деятельности. Ограниченное отчуждение часто имеет положительный эффект, позволяя постигать новое с разных точек зрения.

Ощущение свободы также предполагает способность к самоотстранению. Если человек не в силах все время терпеть самого себя, он может от чего-то в себе отмежеваться. Тогда возникает необходимая внутренняя дистанция между приемлемой и неприемлемой частями «Я», позволяющая занять новую позицию по отношению к какому-то своему состоянию или качеству.

Таким образом, отчуждение имеет и негативные, и позитивные грани. В своей защитной роли оно выступает как внутренняя анестезия, дающая возможность отключиться от душераздирающих физических или психических страданий. Неоднократно отмечено, что в момент пыток, при ощущении сильной боли подчас возникает чувство некоторого удаления, отстранения от себя: «Это происходит с моим телом, но не со мной».

30

Эффекты деперсонализации могут быть получены и в экспериментальных условиях —при сенсорной депривации (искусственном ограничении ощущений). Одиночество и порождаемый им дефицит информации провоцируют раздвоение «Я»: человек выделяет из себя партнера по общению и взаимодействует с ним. Страх, тревога, вызванные длительным одиночеством, ищут и находят себе разрешение в общении с «вынесенной наружу» частью собственной личности.

В следственной практике известны ситуации, когда человек, совершивший тяжкое преступление в состоянии аффекта, не может осознать собственного участия в содеянном, не может вспомнить хоть что-нибудь из того, что делал в том состоянии, ибо тогда им управляла другая часть сознания. Человек опознает предметы, с помощью которых было совершено преступление, как свои, не отрицает и своего присутствия в тот момент, но вопреки всякой очевидности и несмотря на вещественные доказательства, утверждает, что не совершал этого поступка, поскольку не переживает его как собственный — вторгается защита по типу отчуждения.

Отчуждение связано с отмежеванием одной части личности человека, неприемлемой и травмирующей его, от другой части его же личности, которая вполне для него приемлема. Пока существует такое расщепление, достойная часть личности не страдает по поводу поступков недостойной, самоотстраняется от нее. Проблема преодоления подобной отчужденности и обретения внутреннего единства, гармонии, душевного равновесия тесно связана с осознанием своей греховности, с признанием отвергаемых частей своей личности. Грех концентрирует в себе страх, вину, стыд, отвращение Сам факт отчуждения Гегель [13] рассматривал как необходимый момент развития, считая, что в акте отчуждения есть положительные элементы — становление самосознания, поляризация добра и зла, возникновение нравственной вменяемости.

Таким образом, отчуждение расширяет возможности человека, создавая ему условия для осмысления своих поступков. Подобное отстранение от чего-либо позволяет обрести внутреннюю свободу и четче осознать свои нравственные устои.

Замещение

Лучшее облегчение (юли а том, чтобы ее

выкричать, вьиказать ее целиком. Только а

выражении она, осознается, а то, что

осознается, патом уходит.

Гегель

Замещение — психологическая защита, осуществляющая перенос действия, изначально направленного на недоступный объект, на объект доступный. Тем самым разряжается напряжение, созданное неудовлетворенной потребностью. Механизм замещения выступает как защита тогда, когда реализация замещающей деятельности хотя бы отчасти разрешает проблемы недостижимой.

Сущность замещения связана с переадресацией реакции. Если желаемый путь реагирования оказывается закрытым, то отвергаемое желание находит другой выход. Тогда можно наблюдать специфические реакции разрядки: «плюнуть с досады», «топнуть ногой», «ударить кулаком по столу»... Аналогично действует смещение агрессии на «козла отпущения». Все заменители служат отведению возбуждения, не способного найти нормальный выход. Однако возможность переориентировать свои поступки с недопустимых на допустимые или с социально неодобряемых на одобряемые у человека ограничена. Ограничение определяется тем, что наибольшее удовлетворение от действия, замещающего желаемое, возникает тогда, когда близки их мотивы, т. е. когда мотивы обоих действий размещены на соседних или близких уровнях его мотивационной системы.

Возникающие от невозможности реализовать желаемое действие чувства неуверенности, бессилия, беспомощности могут обернуться стремлением к разрушению. Подобные агрессивные формы «замещения» учащаются в стрессовых ситуациях, в обстановке кризиса. Характер поступка при замещении часто совершенно случаен, так как для человека важно лишь, чтобы действие обеспечило ему определенную «разрядку». Следует отметить, что объектом разрушительных тенденций может стать и сам человек (автоагрессия). Кроме того, замещение может иметь вид «ухода с поля» — например, в работу, в религию.

Частичное замещение может проявляться в обращении к новым ценностям Не редкость мужчины, которые испытывают к своему автомобилю большую нежность, чем к своей жене, — гордятся им, ухаживают, моют, дают ласковое имя, внимательно следят за его состоянием и тревожатся при малейших признаках нарушений. Машина для них — объект любви. Жизнь без машины для них невыносимее, чем жизнь без женщин.

Замещение более эффективно (т. е. внутреннее напряжение лучше разряжается), если с его помощью удалось хотя бы частично достичь исходной цели. Например, при желании наказать другого человека неприемлемое действие — побить его — замещается нелицеприятными словами в его адрес. Любопытно, что если, несмотря на приложенные усилия, достичь желаемого не удалось — человек начинает ругать то, к чему только что стремился. Другой распространенный способ замещения наблюдается, когда, исчерпав аргументацию, человек приходит в ярость и срывается на крик

Если невозможно не только побить или обругать обидчика, но даже как-либо обнаружить свое отношение к нему, то напряжение разряжается заменой жертвы агрессии — человек направляет свои действия на другого человека или предмет. При прочих равных условиях замещение одного действия другим эффективнее, чем замещение его разговором.

В структурах замещения особую роль играют ритуалы (как социально принятые виды действий-заместителей) и навязчивые действия. Они позволяют человеку удовлетворить запретное, бессознательное желание окольным путем — слишком тревожные воспоминания уступают место действию. Например, ненормально частое мытье рук может замещать чувство вины и порождаемые им разрушительные импульсы.

Стандартной формой замещения грубых действий, нацеленных на наказание или оскорбление, служит брань. Она используется как предохранительный клапан для выхода переполняющих человека чувств, предотвращая физическое воздействие. Показано, что у человека, привыкшего решать свои проблемы с помощью грубой силы, запас слов-табу меньше, чем у не склонного к дракам завзятого сквернослова. «Человек, которому наступили на мозоль, либо ударит вас, либо обругает. Одновременное обращение к тому и к другому происходит редко... Так что верно мнение, что тот, кто первым на свете обругал своего соплеменника вместо того, чтобы, не говоря худого слова, раскроить ему череп, тем самым заложил основы нашей цивилизации» [57, с. 314].

Защита по типу замещения может осуществляться не только заменой объекта или самого действия, но и переводом их в иной план — из реального мира в мир утешительных

33

фантазий. Всякий раз, когда действительность разочаровывает нас, угрожает нам, мы пытаемся вернуться в страну фантазий, где можно без труда достичь всего. Фантазии замещают реальность, ослабляя горечь страданий и ощущение неполноценности. В фантазии любая мечта — свершившийся факт. Достижение цели заменяется грандиозными замыслами, которые освобождают человека от непереносимого чувства собственного ничтожества, дают ему чувство своей значительности.

Но иногда фантазии могут быть очень опасными. Например, ребенок, родившийся после смерти родного брата или сестры, в психике матери иногда оказывается «заменой» умершего. Его жизнь может стать очень трудной, если мать в душе не оплакала своего первого ребенка, мысленно не рассталась с ним. Тогда создаются условия для подсознательной фантазии — идентификации нового ребенка с умершим. Так, Ван Гог, родившийся через год после смерти брата, тоже Винсента, оказался в этой роли. В его семье было запрещено говорить о смерти первого Винсента. А Сальвадор Дали, который тоже имел старшего брата Сальвадора, умершего до его рождения, свои эксцентрические выходки прямо объяснял желанием доказать родителям, что он ничуть не похож на брата, что он — особая личность.

Сначала человек тратит на свои фантазии так много энергии, что начинает ощущать их как полноценную реальность, а затем и ведет себя так, как будто это действительно реальность. Поэтому мечты и фантазии не безобидны. Внедряя в сознание определенные образы, мы делаем первый шаг к их осуществлению в реальности. Так, например, ребенок, которому все время говорят: «Одевайся теплее, простудишься!» — болеет чаще других, потому что привык считать себя слабым, болезненным. Обычно фантазии восполняют недостатки человека, уводят от суровой реальности в мир обманчивых, но успокоительных иллюзий.

Если стоящая перед человеком задача слишком трудна и ему не под силу сохранять поведение, достойное взрослого, он замещает его низшими, детскими формами — эгоистическими и безответственными, когда допустимы и капризы, и истерики. Известный психолог Жане обратил внимание на то, что человек откатывается к ранним, низшим формам поведения, когда он не выдерживает напряжения, связанного с «взрослой» жизнью. Появляющиеся детские формы демонстративны и призваны замаскировать, заместить, отодвинуть то, чего человек все же не может себе позволить.

Другие разновидности психологической защиты, в отличие от уже рассмотренных, обладают более «конструктивным» характером. Если при рационализации, вытеснении, замещении цензура всегда «побеждает», то в некоторых видах подсознательной работы результат оказывается другим — человек находит пути преодоления цензуры. Эти формы бессознательной «борьбы с цензурой» и стереотипами будут рассмотрены ниже.

Сновидение

Для бодрствуюшнк существует единый,

всеобщий космос. Из спящих  же каждый

отвращается в свой собственный.

Гераклит

Сновидение — вид замещения, также переносящий недоступное действие в иной план — из мира реального в мир сновидений. Действия-заместители, которые «конструируются» в процессе обработки накопленной информации, разворачиваются в сюжете сновидения. Однако специфика замещения через сновидение в том. что события при этом не связаны ограничениями реальности: временем, пространством, силой тяжести, необратимостью явлений, смертью.

Задача сновидения — показать сложные чувства в картинках и дать человеку возможность пережить их, осуществляя замещение реальных ситуаций. Однако чувства прямо изображены быть не могут. Зрительно представимо только действие, отображающее это чувство. Невозможно изобразить страх, но его можно заместить таким выражением страха, как бегство. Невозможно показать чувство любви, но демонстрация сближения — достижима.

Исполнение желаний, неудовлетворенных в бодрствовании, в сновидениях имеет явную форму и скрытое за ней содержание. Мысль, которую человек не может додумать до конца, боится допустить в сознание, часто приходит к нему во сне, ибо и во сне подсознание продолжает свою работу, сводя воедино намеки, неосознанные ощущения и представления. Поэтому изучение сновидений, как считал Фрейд [53], — «королевская дорога» в бессознательное. Он обнаружил, что обычно несколько сновидений в течение одной ночи представляют собой попытки различными способами изобразить одно и то же содержание, самые сильные влечения человека.

Обратимся к. классическим примерам Библии. Сон Иосифа: «Вот мы вяжем снопы среди поля: и вот мой сноп встал и стал прямо; и вот ваши снопы стали кругом и поклонились моему снопу. И сказали ему братья его: неужели ты будешь царствовать над нами?» (Быт. 37:7-8). Сон Навуходоносора, истолкованный Даниилом (Дан. 2:31~34): «Истукан громадный и страшный Голова из золота, грудь и руки из серебра, чрево и бедра — из меди, голени железные, ноги глиняные. Камень оторвался от горы и разбил ноги исполина на мелкие части». Даниил предсказал падение царства Навуходоносора вследствие постепенного дробления на мелкие государства. Уже на этих примерах очевидна символичность сновидений.

Приведем другие, более обыденные примеры. Однажды 34-летняя женщина увидела во сне, что она убила мужа и дочь большим кухонным ножом. С этого дня, стоило ей увидеть нож, как ее охватывал ужас, начинались приступы тоски и даже обмороки. Лишь сон помог ей осознать глубину своего конфликта с семьей. Известно, что лица с ориентацией на социальный успех достигают в сновидениях желаемого поведения. Длительно видят сюжеты выздоровления тяжело больные. Острое состояние голода вызывает сны, связанные с употреблением пищи.

Во время сна цензура ослабляется, и из подсознания в ткань сновидений проникают истинные влечения и мотивы, вплетая в сюжет сна соответствующие образы. Важно подчеркнуть, что реализация в сновидениях осознаваемых или неосознанных желаний — истинное замещение, поскольку переживания, сопровождающие сновидение, могут приводить к нормализации состояния во время бодрствования

Наиболее отчетливо переориентация обнаруживается в сновидениях детей. Это хорошо видно на примере из коллекции Фрейда [50], Мальчик двух лет подарил любимому дяде корзину вишен. Вишни были очень вкусные, он успел съесть лишь немного, о чем, очевидно, жалел. Утром он проснулся с радостным сообщением: «Герман (т. е. он сам) съел все вишни!»

К работе сновидения относится превращение понятий и состояний, незрительных по своей природе, в зрительные образы. Видящий сновидение вовлечен в ситуацию, он — действующее лицо и активно ее переживает. Поэтому суть ситуации ясна ему и без слов. Рассказ же сновидения требует усилий, связанных с трансляцией образов в слова. Наоборот, перевод понятий и эмоций в образы сновидения призван скрыть, зашифровать истинный смысл

34

мотивов, превратить скрытые желания, в невинный по своему содержанию сюжет с целью обхода, цензуры.   

Анализируя сновидения, Фрейд разделил их на три группы [52]. К первой он отнес сновидения, в которых вытесненные желания появляются в  незамаскированном виде. Такие сны типичны для детей (корзина с вишнями). Во вторую группу вошли такие, где вытесненные желания замаскированы, а в третью — сновидения с недостаточной маскировкой, дефицит которой обнаруживается и а фабуле, и в ощущениях страха, который может сохраняться и после пробуждения,                    

Пример проявления в сюжете сновидения неудовлетворенного желания в недостаточно замаскированном виде красочно описан в рассказе М. М, Коцюбинского «Сон» [по 2, с. 19]. «Что-то мутное оседало на. сердце. Это начиналось дома, а заканчивалось здесь, в бесцветной городской скуке, словно длинная ржавая цепь., По утрам... он выслушивал женины сны, прозаичные и скучные, как действительность, наскоро пил чай за столом, покрытым крошками хлеба, со следами мокрых стаканов и посудой, оставшейся там еще от ужина, и спешил на службу, провожаемый нечесаной женой в старом халате. И так день за днем. И вот однажды он увидел сон о далекой, почти экзотически красивой стране, где встретил чуткую к красоте женщину, без слов понимавшую его тоску по прекрасному».

Подобные «непосредственные» сновидения возникают у человека и в ситуации сенсорной недостаточности. Вот пример из книги космонавта В. И. Лебедева [31], «Необычность наших условий жизни сказывается на всем, даже на снах», — записал в дневнике А. Бложко. «На днях, когда обострились наши отношения с Германом, мне приснилось, будто в термокамеру входит Виктор Потапов и заменяет его». «В другой раз я ясно видел, как мы выбираемся из термокамеры на крышу, покрытую снегом. Сны здесь воспринимаются по-другому: во сне можно покинуть эти серые стены, повидать близких, вообще узнать что-нибудь новое».

Среди средств маскировки истинного желания в сновидениях выделяют такие разновидности, как сгущение, смещение и символизация.

Сгущение — это объединение, слияние нескольких желаний в единую сцену, целостный образ. Так, Анна Каренина почти каждую ночь видела один и тот же сон — что Каренин и Вронский оба были ее мужьями, расточали ей свои ласки. Каренин плакал, целуя ее руки, и говорил о том, что ему теперь хорошо. Вронский был тут же, и он тоже был нежен с ней. Она удивлялась себе, что прежде ей казалось это невозможным, объясняла им, смеясь, что так все гораздо проще и что они оба теперь довольны и счастливы. Толстой показывает здесь, как несовместимые желания Анны, породившие у нее душевный конфликт, — жить в семье, сохранив сына, и жить с любимым — слились в общей сцене. Психологическая защита, реализованная через такое «сгущенное» сновидение, дала возможность разрядить душевное напряжение.

Всякая ситуация имеет свою психологическую предысторию, которая может быть скрыта от нас. Мы часто не осознаем работы своего подсознания, и конечный результат может не иметь другого выхода наружу, кроме как через «вещий сон». Джеймс Уатт, известный как создатель паровой машины, сделал еще одно замечательное изобретение — во сне: открыл способ изготовления свинцовых пуль и дроби. В течение недели ему снился один и тот же сон — будто он идет под проливным дождем, но вместо капель воды на него сыплются свинцовые шарики и катятся под ноги. Он задумался: не означает ли это, что капли расплавленного свинца в свободном падении затвердевают в шарики? Он провел опыт, который полностью подтвердил его догадку. С тех пор свинцовую дробь получают именно таким

методом. В этом случае важны два момента: во-первых, повторяемость сновидения, свидетельствующая о том, что подсознательный процесс поиска решения пришел к успешному концу, и, во-вторых, способность изобретателя не только поверить себе, но и организовать экспериментальную проверку идеи, возникшей в сновидении.

Смещение — это замена в сновидении желания или объекта, которые не пропускаются -цензурой, на другие, ассоциативно связанные с маскируемыми, менее тревожные и потому пропускаемые: переход от самой вещи к фетишу, символу или от одной части объекта к другой. Пропущенные цензурой и появившиеся в сновидении образы через ассоциации создают намек на отсутствующие в фабуле недоступные желания. Так, первое время после смерти матери нередко возникает конфликт между страстным желанием увидеть ее, хотя бы во сне, и травмирующими воспоминаниями о ее смерти. Этот конфликт разрешается с помощью смещения, и в сновидении появляется не сам образ матери, а какая-нибудь из любимых ею вещей или что-то другое, связанное с ней по ассоциации.

Распространенной формой маскировки в сновидениях является символизация. Фромм [54] выделяет три типа символов: условные, случайные и универсальные. Первые опосредованы, социально; они возникли как результат соглашения, и для них характерно отсутствие глубинной связи между самим символом и тем, что он обозначает. Случайные символы субъективно связаны с некоторой ситуацией, важной лишь для данного лица, а универсальные — общие для всех — характеризуются объективной, реальной связью символа и обозначаемого им предмета.

Универсальность символов языка сновидений, как и языка мифов, связана с особенностями человеческого тела, общностью многих ощущений и представлений. В «Преступлении и наказании» Раскольников, терзаемый сомнениями в своем праве убить старуху-процентщицу, видит сон: пьяные мужики беспощадно бьют слабую лошаденку, впряженную в тяжелый, сверх меры нагруженный воз. Он — ребенок — бросается к ним, умоляет не мучить лошадку, но в ответ мучители только смеются и еще яростнее избивают несчастную лошадь. В конце концов она падает и издыхает под их ударами. Проснувшись, Раскольников чувствует себя так, будто били его самого. Образ избиваемой лошади он сразу воспринимает как символ своей души, своей совести, которую он обрек на непосильное бремя. Отметим, что конь, как символ души, универсален для многих мифов и сказок.

В эксперименте Ломбарда участникам предлагались особого рода «подсказки»: испытуемый смотрел на свое отражение в полупрозрачном зеркале, помещенном на крышке ящика, внутри которого (с помощью лампы-вспышки) на долю секунды появлялась некая картина, рассмотреть которую подробно он не успевал. Невоспринятые части этой картины перерабатывались подсознательно и прорывались затем в сновидениях.

Словесная инструкция испытуемым в этом опыте была такой: «Сегодня или завтра вы увидите сновидение. Незабываемое сновидение, связанное с вашим образом (картина видна через изображение собственного лица). Вы увидите себя в символическом, таинственном, абсурдном и, возможно, неузнаваемом виде. Вы увидите свой истинный образ. Необычный, сокровенный и глубоко правдивый автопортрет. Когда проснетесь, вспомните сновидение полностью». Среди предъявляемых картин было, например, изображение бабочки, в контуре которой нарисована птица. Сновидения испытуемых отражали главное — соотношение внутреннего и внешнего. Сон: находка внутри горы, обнаружение сердцевины. Все это на отрицательном эмоциональном фоне. Другой сон: «Я нахожусь в центре алмаза, вокруг порхает тысяча золотистых бабочек. Ощущение счастья». Таким образом, подсказка меняла фабулу, но сохраняла личный эмоциональный фон.

37

Когда у человека возникают внутренние трудности, он ищет выход из положения — пытается организовать деятельность, направленную на реальное изменение ситуации. Если это ему не удается, включается один из видов защиты — например, желаемое замещается символами сновидения, и, тем самым, бремя психической перегрузки до некоторой степени облегчается.

 

Катарсис

Искусств, есть необходимый разряд нервной

Энергии  и сложный прием уравновешивания

организма и среды в критические минуты

нашего поведения.

Л. С. Выготский

Катарсис (греч. katharsis «очищение») — вид психологической защиты, приводящий к изменению системы ценностей с целью ослабить влияние травмирующего фактора. Для этого может использоваться некая внешняя, универсальная система ценностей, с точки зрения которой травмирующая ситуация теряет в своей значимости. Катарсис может наступать только при значительных эмоциональных напряжениях, в накале страстей, которые изменяют обычные соотношения ценностей и мотивов. Так, переживание сильного страха иногда приводит к нравственному перерождению, пробуждению совести, духовному обновлению. Резко изменяется структура установок, появляется решимость действовать в новом направлении. Сравнимое по силе и результатам воздействие может произвести любовь, которую недаром называют «землетрясением души». Она наделяет человека новой жизненной позицией, преобразуя всю шкалу его ценностей и идеалов.

Для катарсиса ключевым моментом является эмоциональный всплеск. Еще св. Августин писал, что чем интенсивнее переживание, тем больше душа утрачивает господство над собой, а в экстазе она лишается всякой проницательности и бдительности. Очевидно, такое состояние необходимо для перераспределения ценностей.

Установлено, что одновременно испытываемые близкие эмоции, накладываясь одна на другую, взаимно усиливаются. Например, при восприятии произведения искусства чувство восхищения совершенством его формы усиливает удовлетворение от оценки нравственной его ценности. Морено различал два вида катарсиса: «катарсис действия», испытываемый участником события, и «катарсис интеграции», вызванный чувством сопричастности с другими действующими лицами. В этом случае эмоциональное отношение к герою драмы непроизвольно актуализирует аналогичные составляющие личного опыта зрителя, усиливая сопереживание. Сочувствуя герою, человек одновременно переживает собственное — важное, болезненное или тревожащее — событие. Сопереживая страданиям героев трагедии, зритель иногда испытывает такой страх, ужас, горе, что в кипении этих эмоций рождается катарсис — преодолевается, разрешается душевный конфликт и нормализуется его собственное психическое состояние.

Ярко описал воздействие театра через механизм катарсиса Шиплер: «Театр развертывает перед нами разнообразную природу человеческих страданий. Он искусственно вводит нас в сферу чужих бедствий и за мгновенное страдание награждает нас роскошным приростом мужества и опыта... Все то, что чувствует наша душа в виде смутных, неясных ощущений,

преподносит он нам в громких словах и ярких образах., сила которых поражает нас. Искусство оказывает нравственное действие не только потому, что доставляет наслаждение, но и потому, что -наслаждение, доставляемое искусством, служит само путем к нравственности» [55, с. 223].

 

Творческое вдохновение художника есть, в сущности, тот же катарсис — в этом состоянии происходит гармонизация «Я», его синтезирование, преодоление дезинтеграции. Вадим Шалимов говорил: «Для художника записать — это значит отделаться от боли, ослабить боль». При этом творец считается от внутренних конфликтов, возвышается над своими предрассудками, становится способным преодолеть субъективность. Через катарсис искусство реализует особые, высшие формы общественного сознания, достигая социально значимых целей нравственного преобразования и совершенствования личности.

Человек особенно близок к пониманию истинных ценностей в момент, когда рискует лишиться их полностью. Тогда ломается и перестаивается многое из прежнего отношения к миру и к самому себе, устанавливается новая система ценностей — изменяются критерии решений. Одна из пациенток Московского кризисного стационара так описывает свои впечатления: «У меня произошла переоценка ценностей. За короткий срок врачи сумели помочь мне в ситуации, которую я считала трагически неразрешимой». Как показано Толстым в «Исповеди», выход человека из кризиса всегда связан с обретением им другого места в жизни, новых духовных ценностей. Аристотель, который ввел термин «катарсис», понимал его как процесс очищения человека от дурных эмоций, аффектов путем воздействия на самые социально значимые эмоции — страх и сострадание.

Фрейд рассматривал катарсис через призму любви и веры, формирования религиозных культов и обрядов. У истинно верующего или преданно любящего человека меняются мотивы и установки: воля к самоутверждению и желание настоять на своем сменяются готовностью сбыть ничем», чтобы раствориться во Всевышнем., любимом. В этом состоянии резко меняется шкала ценностей. Прибежищем безопасности человека становится то, чего раньше он больше всего боялся. Наступает состояние счастья и наслаждения новоприобретенной свободой.

Сублимация

Великий Леонардо был ч/ловеком, в

тчрасте превратившим свою сексуальность

в стремение к знанию.

Фрейд

Сублимация — это защита, осуществляющая переориентацию сексуального или агрессивного потенциала человека, реализация которого входит в конфликт с личностными и социальными нормами, в приемлемые и даже поощряемые обществом формы творческой активности. Это — наиболее адаптивная из форм защиты, поскольку не только снижает чувство тревоги, но и приводит к социально одобряемому результату. Важно, что при сублимации замещается не сам объект (неприемлемый — приемлемым), а способы взаимодействия с ним.

Способность большинства людей отвлекаться от первоначальной цели и находить удовлетворение в объекте, допустимом с социальной точки зрения, т. е. сублимировать свои влечения, ограничена. Сублимация часто связана с десексуализацией, но последняя не всегда

38

является порождением защиты, так как, в норме, возникновение «сверх-Я» также предполагает десексуализацию.

Сублимация — процесс, ведущий к переориентации реагирования с низших, рефлекторных форм — на высшие, произвольно управляемые, разрядка энергии инстинктов в неинстинктивных формах поведения. Она включает перенаправление энергии от объекта инстинктивных влечений к объектам иного рода и сопутствующую трансформацию эмоций. Благодаря исключительной силе сексуального в человеке, его переадресация в другие области приводит к значительному повышению работоспособности и творческой отдачи.

Сублимацией Фрейд объяснял как научную деятельность, так и и художественное творчество, которые, по Фрейду, суть лишь разные способы снятия напряжения. Следствием творческого акта является разрядка накопленных эмоций, что разрешает конфликт или ослабляет его до допустимого уровня. Разрядка психического напряжения наблюдается в момент «озарения». Фрейд писал: «Часто исключительное чувство ясности в мыслях, чувство просветления заменяют собой сексуальное удовлетворение» [51].

Хотя абсолютное подавление сексуальности, несомненно, снижает творческую активность и способность к эффективным решениям, многим удается перевести значительную часть полового влечения в профессиональную деятельность. Ньютон не знал половой жизни, как и Грегор Мендель. Превращение сексуальной энергии в творческий потенциал невозможно без личностных потерь. Человек, вставший на путь сублимации и запрещающий себе половую любовь, откладывающий ее до момента, когда «хорошо узнает партнера», не способен уже на сильные чувства. Он остается «по ту сторону» любви и ненависти, так как заменяет страсть исследованием.

Половое влечение особенно пригодно для сублимации, так как оно сравнительно легко поддается подмене своей цели на другую (в том числе и несексуальную). Важно заметить, что если нечто, например сексуальная любознательность, сублимируется в стремление к познанию вообще, то таким способом оно избегает вытеснения. Образование идеала «Я» и повышение требований к себе провоцирует вытеснение, но сублимация позволяет осуществить эти неприемлемые устремления и обойтись без вытеснения.

Идентификация

Мы должны отыскать себе благородного

мужа, которого мы имели бы всегда перед

глазами, чтобы жить, точно он всегда

смотрит на нас, и поступать, точно он

видит наши поступки.

Эпикур

Идентификация — разновидность проекции, неосознаваемое отождествление себя с другим человеком и перенос на него желательных для себя чувств и качеств. Это — возвышение себя до другого через расширение границ своей индивидуальности: человек, «включив» другого в свое «Я», заимствует его мысли, чувства или действия. Вообразив себя на месте «образца», т. е. переместив центр своего «Я» в этом, теперь уже общем пространстве, он может испытать сочувствие, соучастие, эмпатию, почувствовать другого через себя и тем самым глубже его понять, а сочувствие или сопереживание, в свою очередь, предполагают «слияние» индивидуальностей через общие чувства и переживания. Фрейд рассматривал идентификацию как самоотождествление человека со значимой личностью, по образцу которой он сознательно или подсознательно старается действовать.

Идентификация реализуется не только при отождествлении себя с кем-то, но и при причислении себя к определенному роду, классу, психологическому типу. В любом случае она облегчает осознание, понимание своей сущности, расширяет «Я», включая в него не только конкретных людей, но в отдельных случаях и мир, общество в целом. Еще Фрейд отмечал возникновение особой формы идентификации — «океанического» чувства, состояния полного слияния со вселенной, единения, разрушающего любые преграды между «Я» и остальным миром. Растворяя себя в чем-то большем, человек преодолевает свои границы, приобретает единство с природой, с Богом. Это не формирование дополнительных границ внутри, а утрата границ внешних. В общем случае граница «Я», помогающая личности ощутить свою нетождественность с остальным миром, смещается, в результате чего либо отвергается то, что принадлежит нам самим, либо принимается принадлежащее другому человеку или миру в целом. Состояния транса и гипноза — разновидности межличностного слияния.

Идентификация как один из механизмов самопознания начинается с детских ролевых игр («дочки-матери», «пожарники», «космонавты»). Она приносит чувство единства и гармонии через сопричастность с кем-то или с чем-то. Дети идентифицируются с теми, кого больше любят, кого выше ценят, создавая тем самым основу для самоуважения. С помощью сублимации ребенок усваивает нормы поведения значимых для него людей, т. е. активно социализируется. Идентификация опосредует принятие женской или мужской роли, позиции взрослого, т. е. участвует в формировании «сверх-Я».

Отсюда ясно, насколько важна для развития ребенка возможность общаться с такими взрослыми, с которыми он мог бы идентифицироваться, перенося на себя их положительные качества. Включая в свой внутренний мир нормы, ценности и установки любимых и уважаемых им людей как свои собственные, человек из этих элементов формирует свой идеал — внутреннее представление о том, каким он бы хотел стать.

Для идентификации с кем-то нужна определенная мера сходства с ним, усиливающая чувство симпатии, близости и инициирующая процессы отождествления. Стремление к идентификации тем больше, чем ближе образ героя смыкается с представлениями об идеальном варианте себя самого. Вспомним, что обижаемся мы только на того, кого любим, ибо только в этом случае у нас имеются ожидания, установки — мы знаем, как «он» должен вести себя, ведь это «часть нас самих».

Идентификация с героем помогает человеку принять его способы восприятия окружающего и разделить его представления о приемах разрешения конфликтов. Она дает возможность не столько понять, сколько почувствовать то, что чувствует герой, и таким образом научиться интерпретировать сходные состояния у себя. Идентификация — это состояние, в котором человек сливается с объектом, с тем, что он делает, говорит, чувствует, желает, с тем, во что он верит. Это отождествление изменяет его ощущения и организацию внимания настолько, что он теряет способность со стороны, непредвзято посмотреть на объект идентификации.

Осознание своих недостатков, особенно в сравнении с достоинствами других людей, вызывает у человека внутреннюю напряженность. Этот конфликт можно разрешить по-разному: закрыть глаза на свои недостатки, возненавидеть идеал, который служит прямым укором, или же, наоборот, полюбить этот идеал. Способность восхищаться и любить тех,

40

кто лучше нас, способность создавать себе идеалы предрасполагает к идентификации и тем самым формирует чувство собственного достоинства, повышает самоуважение, так как человек чувствует себя причастным к чему-то, что выше, лучше его. Это помогает преодолеть индивидуальную слабость, беззащитность, ощущение бесцельности своей жизни. Идентификация служит средством самовоспитания, а ее основу составляет эмпатия как ощущение эмоциональной общности с чувствами и состояниями притягательного человека.

Проекция и идентификация имеют и свои отрицательные стороны. Как исключительная центрированность человека на себе, так и полное уподобление другому, принятие его ценностей означают прекращение развития собственной индивидуальности. Только уравновешенность взаимодополняющих форм защиты способствует гармонии внутреннего мира человека.

Заканчивая анализ различных видов защиты, необходимо подчеркнуть, что не все они примиряют человека с самим собой за счет отвержения неприемлемой новой информации. Три из них — идентификация, катарсис и сублимация — приводят к включению части этой новой информации в собственную систему ценностей, изменяют модель мира и таким образом ослабляют конфликт между «хочу» и «могу».

Социальные барьеры

 Мы рождены, чтобы жить вместе.

 Экзюпери

Мы рассмотрели те защитные механизмы, которые определяются индивидуальным опытом человека, теми трудностями и проблемами, которые, став для него непосильными, провоцируют развитие определенных форм защиты для снижения уровня тревожности и восстановления душевного равновесия. Однако глубинные процессы подсознательного организуются не только в индивидуальном плане. Многие базовые структуры определяются историей народа, к которому принадлежит человек, и даже историей всего человечества, оставившей свои следы в психике каждого человека. Социальная защита — это способы поведения, порождаемые противоречиями и конфликтами, существующими в обществе. Влияние этого общего фундамента на психическую жизнь человека двойственно. С одной стороны, все формы психологической защиты до некоторой степени изначально определены общей историей, а с другой — конкретные социально-культурные условия придают специфический вес и окраску каждому переживанию человека, соотнося его с современностью.


Дата добавления: 2019-03-09; просмотров: 199; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!