Из «Биографического словаря Державы» 21 страница



       – Сможем ли мы убежать от веревок? – спросила Амара.

       То есть смогут ли они убежать от них внутрь пещеры, в лабиринты туннелей, пробитых в камне в древние времена настоящими гигантскими змеями.

       – Вряд ли, но я могу сжечь их, если подберутся слишком близко.

       При условии, что они не окажутся в тупике. Столько опасностей может подстерегать, если они в отчаянии, не зная пути, ринутся вглубь...

       Кашкари выругался:

       – Что-то приближается изнутри!

       Фэрфакс, всегда отличавшаяся отменной реакцией, тут же обрушила достаточно камней, чтобы перекрыть проход.

       Они едва успели отвернуться, чтобы их не посекло осколками рухнувшего свода. Их окружили. Перекрыли все пути, даже темную, опасную и полную неизвестностей нору.

       У входа зазмеилась первая волна охотничьих веревок. Фэрфакс не стала сжигать их, а отбросила шквальным ветром. Но что бы они ни делали, это лишь оттягивало неизбежное. Снаружи перекликались атланты, предупреждая друг друга, мол, скалоходы почти на позиции. Тит прокрался поближе к зеву пещеры и понял, что «скалоходом» называлось нечто, с виду похожее на бронированную колесницу, но державшееся на вертикальной стене благодаря клешням, которые вкручивались в камень. Как их сюда притащили, не на драконах ли, которых слышала Амара?

Тит поспешно отошел, и Фэрфакс обрушила вход в пещеру. Они оказались в самой настоящей ловушке. С одной стороны шумели скалоходы, расчищая завал. С другой с металлическим лязгом пробивался кто-то невидимый – то ли «змея-гигант», то ли что-то подобное.

       Минута-другая – и с какой-нибудь стороны до них доберутся.

       Вспыхнула гирлянда огня, в свете которого решительно блестели глаза Фэрфакс.

       – Похоже, мой путь завершен. Знаю, Тит не способен убить меня, да и Кашкари, вероятно, тоже. Богиня Дурга, не откажите в услуге – не дайте меня поймать.

– Да, я окажу вам услугу, – сказала Амара голосом хриплым, но с ноткой торжества. – Только не ту, о которой вы попросили.

Она коснулась Фэрфакс ладонью. И через секунду в центре пещеры стояли две совершенно одинаковые девушки, две Фэрфакс. Та, что была Амарой, сбросила теплое пальто, засучила рукав, и показался изящный рубиновый браслет.

«А на левом предплечье виднелся золотой филигранный браслет с рубинами», – так описывал Кашкари в маяке свой пророческий сон.

«Но я не ношу драгоценности, – запротестовала тогда Фэрфакс, – у меня их вообще нет».

Амара же молча сидела среди них. Давил ли ей на руку браслет, чувствовала ли она невыносимую тяжесть будущего, высеченного в скрижалях?

Ошеломленный Тит невольно отступил на шаг, в затылке словно молотком застучало.

Настоящая Фэрфакс ахнула:

– Ты… ты многоликая!

Кашкари же только полупридушенно стонал, словно смертельно раненный зверь. Не Фэрфакс, а Амару в ее обличье вещий сон показал ему бездыханной!

– Вы спрячетесь в Горниле, – приказала Амара, оплот спокойствия и разума в той беспорядочной куче, в которую превратилась пещера. Все будущее, в которое они верили, оказалось вывернуто наизнанку. – Знаю, там должно быть неспокойно, но ненадолго вы с этим справитесь. Я спрячу книгу под видом камня.

       – Я пойду с тобой, – услышал Тит свой голос.

       – Почему? – воскликнула Фэрфакс.

       Даже смертельный страх не мог заглушить его радость от того, что навстречу гибели идти ему, а не любимой. Тит повернулся к ней:

       – Они знают, что я здесь. И будут искать, пока не найдут. Но если меня поймают, я смогу убедить их, что все остальные погибли в Люсидиасе. Если они поверят, то будут менее бдительны. Вдвоем у вас больше шансов достичь дворца незамеченными. Кроме того, Богиня Дурга хоть и выглядит, как ты, но голоса у вас разные – и Лиходей твой знает. Я буду говорить за нас обоих и оттяну момент обнаружения подмены настолько, насколько смогу.

       – Но…

       – Не трать время на споры. Нам дали шанс. Используй его.

       Он обменялся с ней палочками – не хотелось, чтобы в руки Лиходея попала та, которой владели когда-то Гесперия и его мать. Потом поцеловал Фэрфакс в губы и потряс впавшего в ступор друга:

       – И ты тоже, Кашкари. Идите!

       Амара поцеловала деверя в щеку:

       – Не думай о том, как можно было бы что-то изменить. Украшение я ношу на руке с самого лета. Так предназначено.[4]

Дрожащий Кашкари так и не двинулся с места. Фэрфакс пришлось схватить его ладонь и силой положить ее на Горнило. Оба исчезли внутри. Тит замаскировал книгу и спрятал как можно лучше.

       – Ты не против, если я тебе оглушу? – спросил он Амару голосом, звеневшим и от страха, и от признательности. – Так я смогу притвориться, будто пытался убить тебя заклинанием казни. Лиходей должен ожидать, что я предпочту тебя убить, чем отдать ему.

       И тогда голос Амары – ее собственный – не выдаст подмены.

       Она кивнула. Тит знал, что это Амара. Знал, что настоящая Фэрфакс спрятана внутри Горнила. Однако смотревшие на него глаза – расширенные от страха, но светящиеся решимостью – были глазами Фэрфакс.

       Он крепко обнял ее:

       – На случай, если я не смогу сказать этого потом: что бы ни случилось, мы навсегда в долгу перед тобой.

       Амара печально улыбнулась:

       – Вот я и прожила достаточно, чтобы меня обнял властитель Державы. Да хранит Фортуна каждый ваш шаг, ваше высочество.

       Тит не понял, что же она имела в виду, но времени спрашивать не осталось. Он направил на нее палочку, и не успела Амара упасть, как механические когти продрали вход в пещеру.

 

Глава 21

На лугу перед замком Спящей красавицы царил хаос: твари всех мастей, огнедышащие драконы, мечи и булавы смешались в один обезумевший хоровод. Над холмами вздымалась Небесная башня.

К беглецам кинулся огр, но тут же попрощался с головой, стоило Кашкари взмахнуть палочкой. Циклопа из «Хранителя Башни Быка» постигла та же участь.

Иоланта еще никогда не видела Кашкари в такой ярости.

Предоставив ему разбираться с угрозами, она развернула палатку, что прихватила из лаборатории, и покрыла ткань слоем дерна, дабы защитить от острых предметов и скрыть от бесчинствующих животных. Подготовив укрытие, Иола затащила Кашкари внутрь и с шумом втянула воздух при виде его пропитавшихся кровью шаровар.

Затем поспешно очистила и перевязала его рану.

– Не смей вести себя так небрежно, Мохандас Кашкари. Уяснил?

Кашкари отшвырнул палочку и сжался в комок. Лицо его было мокрым от слез.

Иоланта присела рядом:

– Мне жаль. Очень, очень жаль.

– Я послал ее на смерть. Рассказал свой сон во всех подробностях, даже описал украшение на руке. Наверное, тогда она узнала себя. Вот почему вышла за моего брата и в тот же день отправилась на наши поиски. Не из-за резни в Калахари, а из-за моего сна.

Иоланта вспомнила, что сказала Амара в то утро на маяке, мол, предсказанные события не столько неизбежны, сколько неодолимы. И молитва, что она пела – Амара просила храбрости, чтобы ей хватило духу поступить как дόлжно, когда настанет время.

А ее спокойный, искренний ответ, всего пару часов назад, на том каменном гребне, когда Иоланта спросила, зачем Амара явилась в Атлантиду? «Чтобы помочь вам».

Чтобы помочь.

И она помогла. А по пути спасла Иолу, спасла их всех. Но какой ценой для себя? Какой ценой для того, кто любил ее?

Иоланта обняла Кашкари и тоже заплакала. За него, за Амару, за ее супруга, что остался позади.

Кашкари уронил голову ей на плечо и тихо заговорил, будто сам с собой:

– Я впервые увидел ее во сне, когда мне было одиннадцать. Словно вокруг ночь, повсюду факелы, а она танцует. На ней была изумрудно-зеленая юбка и серебристая шаль с такими тяжелыми бусинами на бахроме, что они звенели точно капли дождя всякий раз, как Амара поворачивалась. Она танцевала в толпе, улыбалась и смеялась. Обнимала всех женщин, целовала всех детей. Я никогда не видел никого столь же счастливого. Оказалось, мне приснилась ее помолвка. Амара танцевала ночь напролет, и мой брат ни на миг не отвел от нее взгляда. – Голос Кашкари сорвался. – А теперь он больше никогда ее не увидит.

В детстве многоликий мог принимать облик другого, а затем с легкостью возвращаться к своему. Но взрослый, изменившись, оставался таким навсегда. В жизни и в смерти Амара отныне будет точной копей Иоланты.

Никто более не увидит ее удивительно красивого лица. Никогда.

Иола закрыла глаза и представила себе помолвку Амары и Васудева. Огни, музыку, притопывание танцоров, витающий в воздухе аромат специй и цветов. И Амару, полную любви и жажды жизни, когда она еще пребывала в блаженном неведении о поджидающем ее смертельном пророчестве.

На плечи обрушилось отчаяние. Судьба – жесточайший из господ. Каждый избранник нес на себе груз проклятия. Даже те, кого просто прибивало к ним волной, чаще всего шли на дно.

Иоланта открыла глаза. Ее приветствовали безликие серые стены палатки, озаренные призванным магическим огнем. Все такое холодное, унылое и сугубо практичное. Никакой радости, музыки или праздника, только рев хаоса снаружи.

Иола подняла палочку, желая… сама не зная чего. И только сейчас заметила: магический предмет изменился. Словно во сне она вспомнила, как Тит забрал у нее простую палочку и вручил взамен свою.

Иоланта никогда не видела подобной – из рога единорога, украшенную символами четырех стихий и словами «Dum spiro, sperо».

Пока дышу – надеюсь.

Впервые она увидела эти слова в день, когда призвала молнию. И вот вновь они, перед самым концом.

Что это, божественный промысел или насмешка судьбы?

Теперь уже неважно. С надеждой или без, у них все равно оставалось незавершенное дело.

– Ну же, – позвала Иола, тряхнув Кашкари за плечо. – Ты ведь не веришь в неизбежность пророчеств. Идем. Если вскоре доберемся до дворца главнокомандующего, может, все еще закончится хорошо.

Пылкие заверения, однако какие же пустые. Возможно, когда Кашкари явилось видение, судьба еще не решилась. Но теперь…

Он поддался на утешения:

– Ты права. Сделаем, что сможем.

Голос его прозвучал столь же измученно, как ее собственный, но глаза вспыхнули огнем последней отчаянной надежды.

Иола взяла его за руки и произнесла пароль, всей душой молясь, что не ошиблась:

– И жили они долго и счастливо.

 

* * *

Дюжины охотничьих веревок ворвались в пещеру и крепко связали Тита и Амару. Маги с настоящими щитами в руках отобрали у него палочку, что еще несколько минут назад принадлежала Фэрфакс. А затем не только завязали Титу глаза, но еще и заткнули рот кляпом – вероятно, Лиходей не желал, чтобы принц поведал кому-либо о склонности лорда главнокомандующего к жертвенной магии. Тита поместили под временный сдерживающий купол, дабы он уж точно не создал проблем атлантийским солдатам.

Тит опасался, как бы ему и уши не заткнули, однако этим захватчики утруждаться не стали, и он по-прежнему прекрасно слышал, что происходит вокруг.

– Она без сознания, но жизненные показатели сильны, – отчитался кто-то. – Устанавливаем астральный проектор, сэр.

Астральный проектор мог передавать изображение пленницы – и ее слова, будь она способна говорить – на довольно большое расстояние. Эту магию атлантов никому еще не удавалось скопировать.

Похоже, слушателей по ту сторону рапорт удовлетворил, поскольку раздалась команда убрать проектор и доставить «мага стихий» со всей возможной осторожностью.

Кляп выдернули изо рта.

– Где книга?

– В ее сумке, под заклятием маскировки.

Амара носила с собой книгу молитв. Титу оставалось надеяться, что атланты купятся на уловку.

– Сними его.

– Это ее заклятие, я не знаю, как его снять.

– А где остальные, кто пришел с тобой?

– Погибли в Люсидиасе.

Рот снова заткнули. Вокруг торса сомкнулось что-то вроде металлического обода.

– Ладно. Давайте быстрее, – приказал тот же солдат, что допрашивал Тита.

Его оторвали от земли. Похоже, обод был прикреплен к скалоходу. На миг Тит ощутил прохладу открытого воздуха, а в следующую секунду уже снова стоял на ногах. Железная хватка на теле ослабла и пропала. Закрылась дверь. А несколько мгновений спустя скалоход взмыл в воздух.

Тит заметался по клетке – а это определенно была она, – но Амару не нашел. Голова разрывалась от сомнений. Отбросить ли эмоции и вспомнить, что эта девушка, так похожая на Фэрфакс, на самом деле другой человек, или сдаться и позволить инстинктам взять верх?

Пророческий сон Кашкари не касался настоящей Фэрфакс. Что с ней станется до тех пор, пока все они не соберутся вновь? Будет ли она держаться позади индийца, или?..

То, что Кашкари видел Амару, не гарантировало безопасность Фэрфакс. Лишь означало, что ее не используют в жертвенной магии. В целом же участь ее оставалась неизвестной. Возможно все, даже худшие варианты.

Вскоре – слишком скоро – дверь тюрьмы распахнулась, и его рывком поставили на ноги.

Где-то до неприятного близко раздался рев виверны. Однако огонь не опалил кожу, и когти не впились в плоть, лишь ноздри обожгло запахом серы.

Внезапно у Тита разыгралось воображение. Атлантида ведь самое геологически активное место из всех королевств, не так ли? А вдруг неподалеку притаился вулкан? Лиходей мог счесть его потухшим, а тот лишь дремал, ожидая, когда его разбудит сила магии. Какое вышло бы зрелище для Ангелов, утони дворец главнокомандующего в лаве, поглоти его сама земля!

Увы. В пустыне тоже воняло серой, когда над головой кружил батальон виверн. И если где-то рядом и находился вулкан, он никак себя не проявил.

Тит поднялся по длинной лестнице, и слабый запах тухлых яиц вовсе пропал. Воздух стал жестче – в нос ударил резкий соленый аромат моря. Или только показалось? Однако пока Тит шел дальше, а эхо его шагов и грохот сапог стражи отскакивали от высокого потолка и далеких стен, запах становился все сильнее.

Лиходей вырос у воды и, покинув Люсидиас, обосновался на другом побережье. Но дворец находился далеко от моря, и тот, кто не мог покидать эти стены, кому приходилось прятаться в недрах крепости, скучал по любимому аромату, аромату тех дней, когда был целостен и свободен.

Жутковато было думать, что Лиходей по-прежнему человек – это делало его только большим монстром. По словам миссис Хэнкок, впервые он прибегнул к жертвенной магии, чтобы излечиться от ужасной болезни. Значит, должен помнить страх и муки перед лицом неминуемой смерти. И все же Лиходея ничуть не трогало, что этот самый страх он взрастил в промышленных масштабах.

Его человечность ограничивалась лишь собственной личностью.

Звук шагов изменился. До сих пор сапоги Тита стучали по твердому гладкому камню. Но теперь он шел по чему-то другому, вроде… дерева.

Они остановились. С Тита сняли повязку и вынули кляп. Новая камера, на сей раз прозрачная. Пол действительно был из дорогой золотистой древесины, что привозили из Понивиса. Стены вместо картин, фресок или гобеленов закрывали огромные резные панели. Кессонный потолок тоже перекрывала решетка из дорогого дерева.

Как там говорила миссис Хэнкок? « Атлантида никогда не страдала избытком древесины, большую часть изначальных лесов давно вырубили, а привозить дрова для костров со стороны почти никто позволить себе не мог». Для Лиходея символом роскоши был не мрамор, а как раз дерево, что так дорого стоило во времена его юности.

Впрочем, Тит мгновенно обо всем позабыл, когда заметил неподалеку Фэрфакс, скрючившуюся на полу другой клетки.

«Это не…»

Он отбросил рациональность, инстинкты взяли свое. Тит кинулся к стене камеры:

– Фэрфакс. Фэрфакс! Ты в порядке? Ты меня слышишь?

– Могу ли я узнать, что такое приключилось с Фэрфакс?

На долю секунды Титу показалось, что перед ним стоит Уэст, захваченный Лиходеем игрок в крикет из Итона. Но хоть мужчина и безумно на него походил, все же был как минимум вдвое старше.

Итак, Лиходей в нынешнем теле.

– Как-то не в вашем духе лишаться дара речи, ваше высочество. Будьте так любезны, ответьте на мой вопрос.

Тит посмотрел на неподвижную девушку в соседней камере. Лгать придется так или иначе, но надо определиться. Кого изображать: хладнокровного приспособленца или обезумевшего влюбленного?

– Она умоляла убить ее, лишь бы не попасть в твои лапы. Но я… – Голос сорвался. Она лежала там, целиком во власти врага. – Но я что-то напутал.

– Ох уж эта самонадеянность молодых. Решили, будто могут мне помешать и выжить. – Лиходей почти сочувствующе покачал головой. – Кстати говоря, а где остальные?

– Остались в Люсидиасе… все трое вложили силы в «последнее заклинание».

– Дешево же они оценили свои жизни.

– Это лучше, чем цепляться за нее всеми способами.

– Вы, принц, полны юношеского ханжества.

– Надеюсь, когда столь умудренный годами лорд главнокомандующий отправляется на боковую, то видит один лишь сон – свою собственную ужасную смерть, снова и снова.

Тит хотел задеть его за живое. Но судя по тому, как яростно вспыхнули глаза Лиходея, перестарался и попал слишком точно. Впору было дать самому себе по шее. Чем дольше он забалтывал Лиходея, тем дольше тот не вспоминал про Фэрфакс.

Но теперь он шагнул к ее камере. Прозрачные стены защищали стоявшего снаружи, но не наоборот.

Revivisce forte, – произнес Лиходей.

Пленница не выказала никаких признаков жизни.

Revivisce omnino.

Это заклинание должно было пробиться сквозь то, что применил Тит, но Фэрфакс оставалась неподвижной – ни шевеления пальцем, ни движения ресниц.

– Как непредусмотрительно с вашей стороны, – заметил Лиходей. – Для того, что я ей уготовил, было бы намного лучше, оставайся она в сознании.

Тит ощутил себя так, будто его заперли в гроб, утыканный изнутри гвоздями.

– Я думал, нужно лишь, чтобы у нее билось сердце.

– Верно, но жертвенная магия намного сильнее, если человек полностью сознает происходящее, вплоть до момента извлечения мозга из черепа. Я знаю превосходное заклинание, чтобы она все это время оставалась жива, пока не останется лишь последний шаг.

От того, как непринужденно Лиходей расписывал эти ужасы, у Тита перехватило горло. Скованные руки сами собой сжались в кулаки и затряслись.

– Вижу, вы неравнодушны к моей гостье. Значит, останетесь здесь, чтобы лицезреть ее последние минуты на земле. Это меньшее, что вы можете для нее сделать. И меньшее, что могу сделать я для пары молодых влюбленных.

– Нет! – Тит врезался плечом в стену клетки. Она поглотила силу удара, но не сдвинулась ни на волосок.– Нет! Ты ее не тронешь.

– И как вы намереваетесь меня остановить без помощи своей волшебной книжки? Вы в моих владениях, Тит Элберон. Здесь меня не застать врасплох.

– Она тебя победит.

– Стены этих камер способны сдержать даже мою магию. Можете считать нашу гостью кем угодно, но ей со мной не тягаться. – Лиходей повернулся к Фэрфакс и направил на нее палочку: – Fulmen doloris.

Тит поморщился. Это заклинание могло поднять даже мертвого и заставить его кричать от боли.

Она не пошевелилась, не издала ни звука. Невероятно. Неужто Тит нечаянно ввел ее в состояние комы?

– Когда вы напутали с заклинанием казни, то по-королевски перестарались, молодой человек, – пробормотал Лиходей.

Затем повернулся к Титу, и его охватила такая боль, будто все тело запылало огнем. Он закричал.


Дата добавления: 2019-02-26; просмотров: 146; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!