Погибших и умерших военнопленных вермахта
На территории Волгоградской области
Прежде чем приступить к рассмотрению истории мест захоронений и кладбищ военнопленных, имевших место на территории Сталинграда и его окрестностей, представляется необходимым предварительно проанализировать имеющие к ней прямое отношение данные об общем количестве погибших и умерших, а также перспективах их персонального учета. Как оказалось, они необычайно противоречивы и запутаны. Очевидно, что в условиях военного времени, причины для этого были достаточно объективными. Как это уже упоминалось, поступавшие на приемные пункты и в лагеря группами и в одиночку военнопленные противника, как правило ни сопроводительных, ни личных документов не имели. Учет пленных, крайне сложный в таких условиях, усугублялся еще и отсутствием среди их персонала переводчиков. Использовать в качестве последних самих военнопленных избегали, в виду их крайне болезненного состояния и “по оперативным соображениям”.
Не лучшим образом обстояло дело с учетом пленных непосредственно в лагерях и на приемных пунктах. Если судить по их документации, то можно прийти к выводу, что надлежащим оформлением таковой, их руководство занялось лишь в августе 1943 года, после получения директивы заместителя наркома внутренних дел СССР С.Н. Круглова № 413 о восстановлении персонального учета военнопленных. В период становления лагерей и одновременно массового наплыва в них военнопленных, никаких учетных материалов на них не заводилось, поскольку ни одного необходимого для этого бланка не было. Начальником 98-го ФППЛ, к примеру, до этого времени актами о смерти были оформлены только 500 умерших военнопленных. Однако, учитывая их смертность в целом, И.П. Бардадым потребовал у руководства еще 1100 бланков актов о смерти и 2 тысячи актов о погребении[241]. С учетом этого об истинных масштабах смертности пленных во всех лагерях можно лишь догадываться. Органами внутренних дел официально была принята версия о 27078 военнопленных, умерших в Сталинградских лагерях с момента их организации и по 10 июня 1943 года[242]. При этом замалчивалось, прежде всего, количество пленных, погибших и умерших в прифронтовой полосе, приемно-пересыльных пунктах и госпиталях Красной Армии.
|
|
|
Также не претендуя на исчерпывающий ответ и используя периодику Сталинградской битвы, все же предпримем попытку сделать некоторые обобщения по этому поводу. Данные по лагерю-распределителю в селе Горный Балыклей свидетельствуют только о 10 умерших пленных. Что же касается армейских сборных пунктов, то добыть достаточно полные сведения с них на этот счет, до настоящего времени не удалось. Отчетность частей Красной Армии о поступлении военнопленных с фронта свидетельствует лишь о единичных случаях смерти вражеских военнопленных от ран. Таким образом, ввиду отсутствия необходимых данных, провести соответствующий анализ применительно к оборонительному периоду Сталинградской битвы не представляется возможным.
|
|
|
Из приведенных данных по наступательному периоду, наиболее достоверной представляется упомянутая цифра в 55228 военнопленных, умерших на 15 апреля 1943 года (включая умерших во фронтовой полосе, сборных пунктах и госпиталях Красной Армии). Однако очевидно, что она относится лишь к периоду ликвидации Донским фронтом Красной Армии окруженной группировки Паулюса, то есть к январю и февралю 1943 года. Помимо этого, имеются достаточно достоверные данные о том, что с 10 апреля по 5 июня 1943 года в госпиталях НКО умерли 3894 военнопленных. В 108-м лагере в апреле умерли 422 заключенных, в мае - 24, в июне 11 и в июле 6. В сумме, таким образом, общее количество погибших и умерших военнопленных на данном этапе составляет 59585.
Об общем количестве погибших и умерших в предшествующий период, т.е. с 19 ноября 1942 года по 1 января 1943 года достаточно полных сведений пока не обнаружено. Имеются лишь данные начальника УПВИ НКВД СССР П.К. Сопруненко, содержащиеся в его спецсообщении “о поступивших военнопленных за время с 19 ноября 1942 года по 5 января 1943 года”[243], направленном Л.П. Берия и И.С. Серову. Однако им было зафиксировано лишь состояние, имевшее место в лагерях НКВД, либо на пути к ним. В соответствии с рассматриваемым сообщением, за период наступления частей Юго-Западного, Донского и Сталинградского фронтов, с 19 ноября 1942 года, а также частей Красной армии, действовавших в районе Среднего дона с 16 декабря 1943 года, по состоянию на 5 января 1943 года всего было принято 61141 военнопленный. В числе учтенных оказались “до 5000 раненых и эвакуированных с фронтов, 693 убитых и раненых при бомбежке эшелона и 2317 умерших при эвакуации с фронтов”. Какие-либо сведения с армейских сборных пунктов в спецсообщении отсутствуют. Вполне вероятно, что подобные подсчеты и не велись. Судя по переписке и отчетности органов внутренних дел, даже компетентные сотрудники УПВИ НКВД СССР касаясь этой темы, прибегали к использованию разницы между данными оперативных сводок с фронтов (приводимых в частности в сводках Советского информбюро) и количеством фактически принятых лагерями НКВД военнопленных[244].
|
|
|
Поскольку прямые данные на этот счет отсутствуют, то не остается ничего другого, как воспользоваться этим же методом. Если отбросить предположения о том, что органы советской пропаганды преувеличивали успехи РККА на фронтах, то он представляется вполне допустимым для получения хотя бы общего представления о масштабах смертности гитлеровских военнопленных, захваченных в районе Сталинграда.
|
|
|
Упомянутая выше январская 1943 года справка майора госбезопасности П.К. Сопруненко сообщает, что из указанных Совинформбюро 144150 военнопленных УПВИ НКВД СССР на 15 января 1943 года фактически было принято лишь 78547 человек. Последней цифрой можно воспользоваться лишь с большой натяжкой, поскольку этот же документ содержит оговорку о том, что в число фактически принятых входят также умершие и убитые при бомбежке (очевидно уже в лагерях НКВД).
Таким образом, даже результаты весьма приблизительных подсчетов с использованием косвенных данных, содержащих значительные погрешности, позволяют предположить, что общее количество военнопленных противника, погибших и умерших с 19 ноября 1942 года по июль 1943 года достигает 125 тысяч человек (144150 - 78547 + 59585). Если же принять во внимание данные о количестве военнопленных вермахта, вывезенных из района Сталинграда (ориентировочно оно оценивается в 85 тысяч человек) в стационарные лагеря, то вполне вероятно увеличение этой цифры до 150 тысяч.
13 августа 1943 года, в целях восстановления персонального учета военнопленных противника, умерших за все время войны, заместителем наркома внутренних дел СССР С.Н. Кругловым были изданы приказ № 413 и соответствующая инструкция[245]. Подчеркивая исключительно важное значение данной работы, С.Н. Круглов возложил ее своевременное и доброкачественное проведение на начальников Управлений НКВД краев и областей, а также республиканских наркомов внутренних дел. Таким образом, с этого времени личность каждого умершего и погибшего военнопленного вермахта, учтенного статистикой, подлежала оформлению персональным документом.
21 августа 1943 года, в соответствии с указанной директивой было начало восстановление персонального учета гитлеровских военнопленных, умерших в Сталинградском лагере № 108. Продолжалось оно вплоть до 20 сентября 1943 года. Для проведения учета были мобилизованы сотрудники как Управления всего лагеря, так и его отдельных участков. В результате большая их часть, до начальников отделений включительно, целый месяц, до глубокой ночи занималась подсчетом умерших военнопленных и выяснением их установочных данных (т.е. данных, позволяющих установить личность). В среднем, в течение 2-х десятидневок на этой работе были заняты 30 лагерных работников. Проверкой были охвачены 13 пунктов. Причем только 2 из них на момент проверки являлись действующими лагерными отделениями лагеря № 108. В лагерях №№ 50 (Фролово), 60 (Астрахань) и 98 (Капустин Яр) учет умерших военнопленных производился самостоятельно.
Органы НКВД подвергли исследованию все архивные материалы, причем не только действующих лагерных отделений, но и уже ликвидированных лагерей. В результате было установлено, что с момента приема вражеских военнопленных от армии (с 25 февраля 1943 года) и по 5 сентября 1943 года, по упраздненным участкам Сталинградского управления лагерей НКВД и действующим лагерным отделениям лагеря № 108, умерло в общей сложности 17342 человек. В тоже время от НКВД СССР, который очевидно располагал иными сведениями на этот счет, в Сталинград поступило указание о восстановлении персонального учета в отношении 29301 умерших, т.е. включая 11959 пленных, умерших до их приема от армии лагерями НКВД.
Путем тщательной проверки всех материалов, на 13266 умерших удалось составить поименные списки и, кроме того, дополнительно, - 12171 учетных карточек. На 12197 человек были заведены учетные дела военнопленных[246]. На остальных 16035 умерших заключенных, на которых никаких установочных данных добыть не удалось, были составлены 32 групповых акта о смерти и погребении.
По отношению к общему количеству военнопленных, умерших с момента их приема лагерями НКВД от частей Красной Армии, персонально было установлено 76,4 % заключенных. Когда сравнили эту цифру с количеством пленных, умерших со дня захвата и до их передачи частями РККА лагерям НКВД, этот показатель упал до 45 %. Из приведенной выше статистики органы НКВД пришли заключению о том, что число умерших военнопленных, учтенных статистикой, но персонально оставшихся неизвестными в первом случае составило 23,6 %, а во втором 54,8 %[247].
Как это было отмечено органами НКВД, смертность военнопленных противника целиком относилась к начальному периоду их захвата, т.е. ко времени нахождения сначала в распоряжении частей Красной Армии, а затем, к первым месяцам после их принятия лагерями НКВД. В это время чрезвычайно высокая смертность заключенных сочеталась с отсутствием их персонального учета, что и предопределило столь высокий процент безымянности умерших. Коменданты армейских частей, в распоряжении которых пленные находились до передачи их лагерям НКВД, их персонального учета не вели совершенно, никаких установочных данных умерших не выясняли. Аппарат же лагерей НКВД, на момент их организации и в первые месяцы существования, испытывал крайний дефицит кадров. Имевшиеся сотрудники с правилами учета знакомы не были и наладить персональный учет умерших военнопленных не смогли. Захоронения последних производились в массовом порядке, большими партиями. После этого составлялись только групповые акты. Установочные данные на погребенных в них не заносились.
Были и другие обстоятельства, которые существенным образом повлияли на то, что персональный учет погибших и умерших военнопленных налажен не был. Как отмечалось, пленные в большинстве случаев принимались лагерями НКВД от воинских частей не по спискам, а счетом. Какие-либо персональные данные на них в составляемых при этом документах отсутствовали. Наличие среди военнопленных большого количества раненых, обмороженных и резко истощенных, привело к тому, что “лежачие” заключенные по большинству лагерей достигали 50 %, а иногда и больше. По этой причине указанный контингент пройти регистрацию оказался не в состоянии. Поскольку личные документы у них в большинстве случаев отсутствовали, то установить их личность после смерти было невозможно.
Параллельно персональному учету военнопленных, умерших в лагерях, по поручению областного УНКВД была проделана работа по восстановлению персонального учета пленных, умерших в 5 госпиталях: № 4950 (Бекетовка), № 6 (Таловая балка), № 2836 (Гродище), № 47 (Каменный буерак и Гумрак). По госпиталю № 4950, учетные данные были установлены на 2429 человек (97,2 %), на 62 человека (2,5 %) был составлен групповой акт.
По остальным госпиталям, из числа указанных выше, на 1261 умерших было персонально установлено всего 116 человек (9,2 %), а на остальных 1145 (90,8 %) были составлены только групповые акты. В качестве объяснения этого явления, органы НКВД выступили с утверждением о том, что госпитали были организованы еще немецким командованием и захвачены Краской Армией вместе с находившимися в них тяжелобольными и раненными вражескими солдатами и офицерами. В момент пленения и последующего нахождения в тех же самых госпиталях, военнопленные противника по причине их тяжелого болезненного состояния регистрации не подвергались и умерли, персонально оставшись неизвестными. Также сотрудниками 108-го лагеря был произведен учет пленных, умерших в других спецгоспиталях: №№ 2, 6 (Сов.больница Сталинграда), 1787, 2149, 3246, 4937 и 4939. Здесь были “персонально учтены” 1689 человек. После завершения всех работ по проведению персонального учета умерших военнопленных, в НКВД СССР были направлены итоговые данные на 36015 заключенных умерших в Сталинградских лагерях и спецгоспиталях после разгрома 6-й армии вермахта. Среди них персонально были установлены только 18773 человек[248]. Разумеется, итоговые данные относительно общего количества умерших и погибших военнопленных из группировки Паулюса, полученные в ходе работы указанной счетной группы, следует рассматривать критически. Как представляется, они не совсем точно отражают действительность. Если сопоставить некоторые составленные при указанных обстоятельствах групповые акты о массовых захоронениях военнопленных, со сведениями, полученными из других источников, разница оказывается весьма ощутимой. Например, акт по лагерю № 108/15 (Дубовка), свидетельствует о захоронении в общей могиле за его зоной 648 пленных, умерших в феврале – марте 1943 года. Если же обратиться к “Сведениям о захоронении вражеских солдат и офицеров по Сталинградской области”, составленным органами военного управления на 15 апреля 1943 года, то выяснится, что в прифронтовой Дубовке, в которой кроме военнопленных, никаких гитлеровцев не было, их погребено 1264 человек[249].
Места массовых захоронений военнопленных, относящиеся к 1942 – 1943 годам, несмотря на то, что были отмечены соответствующими знаками, надлежащим образом не обустраивались и не сохранялись. По свидетельству очевидцев, вплоть до конца 40-х годов они служили своего рода свалкой останков вражеских солдат и офицеров, погибших в ходе Сталинградской битвы, а затем в основном были застроены частными жилыми домами и бытовыми постройками.
В последующий период, т.е. во 2-й половине Великой Отечественной войны и первые послевоенные годы, на территории Сталинграда и в области было организовано 18 официальных кладбищ военнопленных. В основном они располагались на склонах оврагов, либо в местах, близко расположенных к стройкам промышленных объектов. На склоне оврага “Веселая балка”, что в Кировском районе Сталинграда, располагалось кладбище военнопленных 2-го, 4-го и 9-лагерных отделений лагеря № 108. На отведенной под него площади в 1665 кв. м. насчитывалось 357 могил, сведенных 5 квадратов. Насколько можно судить по архивным данным, там были захоронены 322 умерших заключенных.
3 крупных кладбища военнопленных размещались в городе Урюпинске Сталинградской области. Одно из них принадлежало лагерю № 123 и насчитывало 3675 могил. Кладбища спецгоспиталей №№ 5770 и 5771 имели по 1196 и 906 могил.
В 6 километрах от станции Котлубань Сталинградской железной дороги, у “Исторического вала”, находилось кладбище военнопленных отдельного рабочего батальона № 412. На отведенной площади в 675 кв. м. там было погребено 65 заключенных.
В Камышине располагалось кладбище военнопленных спецгоспиатля № 5772, лагерей №№ 409 и 362/7. Общее количество могил на них составляло 764.
В Краснооктябрьском районе Сталинграда, в районе “Вишневой балки” было устроено кладбище спецгоспиталя № 5771, 1, 2, 3, 9 и 11 лагерных отделений 362-го лагеря, площадью 1076 кв. м. На нем насчитывалось 660 могил. Здесь же производились захоронения осужденных военнопленных 1 – 4 лагерных отделений ОПВИ (142 могилы).
В поселке Старая Отрада Кировского района Сталинграда было развернуто кладбище военнопленных спецгоспиталя № 2102, общей площадью 480 кв. м. Количество могил на нем составляло 2972.
В “Верхнем поселке” Тракторозаводского района Сталинграда находилось кладбище военнопленных лагеря № 163 (1 и 2 лагерных отделений), а в последствии 5 и 6 лагерных отделений лагеря № 362. Его общая площадь составляла 3 тысячи кв. м. Количество могил – 192.
Вблизи поселка Дар-гора, у лесомелиоративной станции Ворошиловского района Сталинграда, располагалось кладбище военнопленных лагерей № 108 (лагерные отделения №№ 14 и 15), а также № 361. На площади 734 кв. м., имелось 314 могил.
На южном склоне Мамаева кургана в Дзержинском районе Сталинграда располагалась кладбище военнопленных 2-го лагерного отделения лагеря № 361 и 11-го лагерного отделения лагеря № 108. На отведенной площади в 149 кв. м. там было захоронено 70 заключенных.
Рядом с заводом имени Ермана в Кировском районе Сталинграда, находилось кладбище 3-го лагерного отделения лагеря военнопленных № 108. На площади в 679 кв. м. насчитывалось 57 могил.
В поселке Ельшанка Ворошиловского района Сталинграда (на территории завода имени Куйбышева) существовало кладбище военнопленных лагерей № 108 и 361. Его площадь составляла 787 кв. м., на которой имелось 73 могилы.
На территории завода имени Петрова в Ворошиловском районе Сталинграда, было организовано кладбище заключенных отдельного рабочего батальона интернированных № 2021, площадью 2700 кв. м. По имеющимся данным, на нем было захоронено 425 человек.
В поселке Сакко и Ванцетти (Красноармейский район Сталинграда) имелось кладбище военнопленных лагерей №№ 361 и 108 (1-го лагерного отделения). По одним данным оно насчитывало 484 могилы, по другим - 481.
В пределах гражданского кладбища “Северного городка” в Краснооктябрьском районе Сталинграда, находилось кладбище военнопленных лагеря № 163, площадь которого составляла 2417 кв. м. Общее количество захороненных на нем военнопленных не установлено.
В городе Фролово располагалось кладбище военнопленных лагеря № 50, 9-го лагерного отделения лагеря № 108 и 18-го лагерного отделения лагеря № 361. На отведенной под него площади в 4500 кв. м. были погребены 1447 (по другим данным 1485) заключенных.
11 немецких военнопленных, умерших в 6-м лагерном отделении лагеря № 108, были захоронены на станции Котельниково Сталинградской железной дороги, на специально отведенном участке, вблизи гражданского кладбища[250].
Помимо этого, в архивных источниках можно встретить упоминания о захоронениях военнопленных, производившихся в рассматриваемый период в других местах Сталинграда и его окрестностей. В частности, речь идет о несанкционированных кладбищах в Ерманском районе Сталинграда (“Собачья бойня” – лагерь № 361), в районе Красноармейской пристани (лагерь № 108/5), у озера Цаца Красноармейского района (лагери №№ 163, 362 и 108), в поселке Паньшино Иловлинского района Сталинградской области (подсобные хозяйства лагерей №№ 163 и 362) и др.
Данные о местах захоронений военнопленных, несмотря на строгие приказы на этот счет, составлялись администрацией лагерей и спецгоспиталей небрежно, содержали массу неточностей. Самыми распространенными, были расхождения в данных о количестве погребенных, а также их принадлежности к различными местам содержания пленных. В ряде лагерей и спецгоспиталей военнопленных захоронения умерших осуществлялись в разных случайных местах, без специального отвода участков земли. Эти недостатки были отмечены в приказе заместителя начальника УПВИ НКВД СССР полковника Яковца, изданном по этому поводу 24 августа 1944 года[251]. Для их преодоления было предложено отводить в непосредственной близости от лагерей или спецгоспиталей свободные участки земли для захоронения умерших пленных и огораживать их колючей проволокой; разбить кладбища на квадраты по 25 могил в каждом, квадратам присвоить номера и производить в них захоронения в порядке их нумерации.
В каждом квадрате предписывалось делать по 5 рядов могил, по 5 могил в каждом ряду. Захоронения в квадратах надлежало начинать от верхнего ряда, слева на право. На каждой могиле требовалось устанавливать опознавательный знак в виде прочного кола с прибитой к нему в верхней части, тоже прочной дощечкой (предпочтительно из фанеры). На дощечках несмываемой краской наносился номер могилы (в числителе) и номер квадрата (в знаменателе).
В соответствии с указанной директивой, для учета умерших военнопленных и мест их захоронений заводились особые кладбищенские книги по следующей форме: а) номер по порядку; б) фамилия, имя и отчество умершего; в) национальность; г) год рождения; д) воинское звание; е) дата смерти; ж) дата захоронения; з) номера могилы и квадрата захоронения. В кладбищенскую книгу в обязательном порядке надлежало включать изготовленный на плотной бумаге план кладбища с разбивкой на квадраты, с указанием их номеров и уже имеющихся могил, а также с обозначением появляющихся вновь. Кроме того, с целью быстрого наведения необходимых справок о месте захоронения того или иного военнопленного, к кладбищенским книгам прилагались алфавитные книги, в которые по порядку заносились имена и фамилии умерших, а также их номера в кладбищенской книге. Директивой строжайшим образом предписывалось ограждать территории кладбищ военнопленных от проникновения скота и от растаскивания окрестным населением могильных знаков.
Серьезные нарушения правил производства захоронений военнопленных, а также их учета, были отмечены 17 декабря 1945 года заместителем начальника ГУПВИ НКВД СССР И.А.Петровым[252]. Из-за отсутствия контроля за этим, чрезвычайно серьезным делом, розыск могил военнопленных становился невозможным. Отведенные под кладбища земельные участки не охранялись, опознавательные знаки на могилах не устанавливались, кладбищенские книги велись небрежно, а акты о смерти зачастую не содержали в себе указания ее причин.
В этой связи, по приказу заместителя наркома внутренних дел СССР С.Н.Круглова, из состава оперативных работников НКВД - УНКВД были организованы специальные комиссии, которым поручили в декадный срок тщательно проверить состояние дел в данной сфере, а также обязать руководство мест содержания военнопленных устранить все выявленные недостатки в конкретно установленные сроки. В отношении лиц, допустивших нарушения соответствующих директив ГУПВИ НКВД СССР были предприняты серьезные дисциплинарные меры.
Начальники ОПВИ местных УНКВД были обязаны до 15 января 1946 года представить в ГУПВИ НКВД СССР копии планов всех кладбищ военнопленных. Впредь было запрещено захоронение трупов умерших в общих могилах и без нательного белья. Трупы пленных офицеров предписывалось хоронить не только в нательном белье, но и в верхней одежде. Персональная ответственность и повседневный контроль над производством захоронений, а также учетом умерших военнопленных, были возложены непосредственно на начальников управлений и отделов по делам военнопленных и интернированных НКВД - УНКВД.
В конце 1947 года, ряд недействующих кладбищ военнопленных в Сталинградской области был передан коммунальным органам местных властей. Так, 12 декабря 1947 года, техник районного коммунального отделения и госсанинспектор Ворошиловского райсовета Сталинграда, в присутствии представителя городского управления коммунальных предприятий, с одной стороны и начальник лагеря военнопленных № 108/15, инспекторы по учету лагеря, с другой стороны, действуя на основе разъяснений начальника Главного управления благоустройства городов Министерства коммунального хозяйства РСФСР от 7 мая 1947 года, а также ГУПВИ МВД СССР от 20 мая 1947 года, осуществили прием - передачу недействующего кладбища военнопленных бывшего отдельного рабочего батальона № 2021, находившегося на территории завода имени Петрова[253].
К сожалению, в подавляющем большинстве случаев местным властям, было присуще крайне безответственное отношение к местам погребений пленных. К примеру, в акте обследования кладбища на территории завода имени Петрова в Ельшанке, от 27 июня 1949 года, было отмечено, что оно пришло в неудовлетворительное состояние и нуждалось в восстановлении изгороди, оградительного рва, кладбищенских знаков и могильных холмиков. Поскольку кладбище никто не охранял и порядка на нем не поддерживал, конюх Пяткин, с ведома начальника ЖКО Исаченкова разрушил могильные холмики, выбросил кладбищенские знаки и превратил место захоронения в свой огород.
Первоначально, когда кладбища еще находились в ведении администрации лагерей военнопленных, то они сами занимались уходом за ними. Именно в это время кладбища военнопленных достаточно хорошо контролировались и содержались в порядке. По требованию администрации лагерей и спецгоспиталей военнопленных, власти города и области отводили под кладбища военнопленных необходимые участки земли[254].
Лагеря военнопленных обязаны были соорудить на данных участках ограждения, окопать территорию и обнести ее колючей проволокой. По решению Сталинградского горсовета на кладбища военнопленных распространялись все требования действовавшего Положения о содержании кладбищ. Контроль над состоянием мест захоронений пленных осуществляло ГУПВИ МВД СССР, а впоследствии Тюремное управление МВД СССР, через соответствующие органы внутренних дел.
25 мая 1949 года, распоряжением МВД СССР № 324 “О сдаче кладбищ военнопленных и интернированных для осуществления надзора местными органами МВД”, была подтверждена необходимость дальнейшего сохранения в надлежащем состоянии всех мест их захоронений, организованных при лагерях, лагерных отделениях, спецгоспиталях и отдельных рабочих батальонах[255]. В этой связи было предложено впредь (при расформировании мест содержания военнопленных), организованные при них кладбища обозначать на схемах и сдавать для осуществления дальнейшего надзора местным органам МВД - городским и районным. Начальникам управлений лагерей МВД для военнопленных предписывалось привести все кладбища в надлежащий порядок (поправить ограды, опознавательные знаки, намогильные холмики и др.). Занятие кладбищ под посевы или строительство, без санкции МВД СССР не допускалось.
Внимание к кладбищам военнопленных резко возросло в 1949 году, в связи с принятием Женевской конвенции “Об обращении с военнопленными”, участником которой стал и СССР. Поскольку данное международное соглашение требовало сохранения могил военнопленных, а также в связи с возможным посещением отдельных захоронений представителями иностранных государств, МВД СССР приняло решение о сохранении на территории Сталинграда семи кладбищ. Соответствующее предложение было внесено на рассмотрение Облисполкома. Это было вызвано тем, что все кладбища уже находились в ведении местных органов власти. Выбор пал на места захоронений, расположенные в Урюпинске, Камышине, поселке Старая Отрада и на территории Веселой Балки в Кировском районе, а также на территории Вишневой балки в Краснооктябрьском районе Сталинграда.
Как выяснилось, кладбища военнопленных к тому времени остались практически без присмотра и пришли в плачевное состояние. Главным образом это объяснялось тем, что районные и городские отделы внутренних дел, прежде надзиравшие за ними, были ликвидированы, а местные органы власти практически сразу же бросили их на произвол судьбы.
Приняв во внимание реальную возможность международных осложнений, начальник ГУПВИ МВД СССР отдал начальнику УМВД по Сталинградской области распоряжение о восстановлении кладбищ. Для этой цели было выделено 96820 рублей. Стимулированные таким образом мероприятия по уходу за местами захоронений военнопленных возобновились. За лето 1951 года были приведено в порядок кладбище, расположенное на территории Верхнего поселка Тракторозаводского района Сталинграда. В том же году начались работы по приведению в порядок кладбищ, расположенных в Камышине и Урюпинске, но в связи с начавшимися дождями и заморозками, работы пришлось приостановить до следующей весны[256].
Тем временем обследование мест захоронений военнопленных показало, что многие из них пришли в такое состояние, что их восстановление стало не целесообразным. Например, при осмотре кладбища на станции Котельниково, расположенного на окраине рабочего поселка, вблизи гражданского кладбища, было найдено лишь 2 могилы. В результате работы по восстановлению этого кладбища так и не начались. На кладбище отдельного рабочего батальона № 412, что на станции Котлубань, большинство могил также оказались разрушенными, а остальные опознавательных знаков не имели. Поскольку данное место захоронения находилось в степи, вдали от населенных пунктов, осуществление надзора за ним было признано невозможным. Не стали восстанавливать и кладбище в Кировском районе Сталинграда, расположенное на склоне Веселой балки, поскольку из-за сильных дождей могильные холмики были полностью разрушились. Еще более печальная участь постигла кладбище военнопленных в Ворошиловском районе Сталинграда, - на окраине поселка Дар-гора. Прямо по территории захоронения была проложена автотрасса Сталинград - Красноармейск. Летом 1951 года начались работы по приведению в порядок кладбища военнопленных спецгоспиталя № 2102, расположенного в поселке Старая Отрада, но поскольку могилы быстро заносило песком, работы до конца доведены не были. В силу изложенных обстоятельств, ОПВИ УМВД по Сталинградской области обратился в МВД СССР с ходатайством о ликвидации перечисленных кладбищ.
К этому времени по распоряжению последнего, целый ряд кладбищ уже был ликвидирован. Это сделали после того, как установили, что они практически прекратили свое существование[257]. Кладбище в районе заводи имени Петрова пришло в полную негодность: могильные холмики разрушены, опознавательные знаки отсутствуют. Кладбище на территории завода имени Куйбышева, у обрыва берега реки Волги, частично обвалилось и требовало переноса останков. На кладбище, расположенном на территории завода имени Ермана, отсутствовали всякие его признаки как места захоронения. Кладбище на западной окраине поселка Сакко и Ванцетти, размещенное на восточном склоне горы сыпучих песков, в результате действия ветров оказалось полностью занесенным песком.
Характерна судьба кладбища военнопленных на южном склоне Мамаева Кургана в Дзержинском районе Сталинграда. К несчастью его устроили всего лишь в 30 метрах от братской могилы советских солдат - защитников Сталинграда. По этой причине Горсовет решительно выступил против восстановления кладбища. Захоронения военнопленных, расположенные на окраине Северного городка в Краснооктябрьском районе Сталинграда, оказались в центре закрытого гражданского кладбища и пришли в полную негодность. Как и в других местах, могильные холмики там сровнялись с землей, а опознавательные знаки отсутствовали. Кладбище во Фролово, оказалось в артиллерийском парке войсковой части, командование которой категорически возражало против его реставрации[258].
Согласно распоряжению УПВИ МВД СССР от 29 августа 1954 года, перечисленные кладбища были закрыты, а их территории переданы Горсовету и дирекциям заводов для использования по их усмотрению. Остальные кладбища, состоявшие на учете в УМВД по Сталинградской области, решили привести в надлежащий порядок и оградить их от разрушений и грабежей. С этой целью Управлению МВД на 1952 год были выделены 25080 рублей. В частности, эти средства предназначались для восстановления захоронений военнопленных в Урюпинске и в поселке Старая Отрада Кировского района Сталинграда. Прочие кладбища было предложено оставить на учете УМВД и организовать за ними наблюдение, не затрачивая, однако, на это никаких денежных средств[259].
“Ликвидация” кладбищ военнопленных не всегда означала их уничтожение. Их просто бросали на произвол судьбы. Например, 12 января 1952 года, представители коммунального отдела и ОПВИ УМВД по Сталинградской области составили акт о том, что при обследовании кладбища, расположенного на южном склоне Мамаева кургана, было установлено:
- Кладбище с захороненными на нем военнопленными находится в 30 метрах от братской могилы советских воинов, его могильные насыпи разрушены, опознавательные знаки отсутствуют. На этом основании и в соответствии с указаниями МВД СССР, данное кладбище было признано ликвидированным[260]. В некоторых случаях, могильные холмики ликвидированных кладбищ военнопленных подлежали заравниванию и распахивались.
К концу 1955 года из 18 кладбищ пленных в Сталинградской области сохранилось только 2 – на территории Вишневой балки Краснооктябрьского района, с захоронениями 889 военнопленных лагеря № 362 и спецгоспиталя № 5771; в Тракторозаводском районе Сталинграда, на котором было погребено 192 заключенных лагерей №№ 163 и 362. Из Тюремного управления (на попечении которого оказались кладбища после ликвидации УПВИ), ответа на ходатайство о закрытии 5 кладбищ военнопленных: на станциях Котельниково и Котлубань, на склоне Веселой балки и в поселке Старая Отрада в Кировском районе, на окраине поселка Дар-гора в Ворошиловском районе Сталинграда, не поступило. Поэтому в июне 1955 года было произведено повторное обследование указанных мест захоронений, а в октябре того же года - в третий раз. В итоге органы внутренних дел пришли к выводу о том, что восстановить эти кладбища невозможно, т.к. там совершенно не сохранились опознавательные знаки и могильные холмики и, кроме того, на кладбища была утрачена вся учетная документация[261].
Вскоре перед Тюремным управлением МВД СССР вновь было возбуждено ходатайство о закрытии кладбищ. Но и на этот раз вопрос об их ликвидации окончательно решен не был. Кладбища в Краснооктябрьском и Тракторозаводском районах Сталинграда еще сохранялись некоторое время, в то время как в области они были преданы забвению. Восстановление кладбища в Камышине было признано невозможным в связи с тем, что оно было размещено на территории гражданского кладбища, в 50 метрах от братских могил погибших защитников Сталинграда. Места захоронений в Урюпинске не обследовались вовсе, документация на них оказалась утраченной.
В апреле 1957 года, вопрос о состоянии кладбищ военнопленных и мерах по приведению их в надлежащий порядок, было решено обсудить на коллегии МВД СССР[262]. Это было вызвано сообщением Министерства иностранных дел СССР о том, что в правительственных кругах и общественных организациях Японии, ФРГ и ГДР, указанным местам захоронений уделяется большое внимание. Летом 1957 года ожидалось посещение кладбищ, как официальными делегациями, так и туристическими группами. Предполагалось также, что в СССР поступят ходатайства об эксгумации и отправке на родину останков умерших военнопленных и интернированных.
В этой связи, 18 марта 1957 года, заместителем министра внутренних дел СССР полковником Холодковым, было дано указание на места о направлении в Тюремное управление МВД СССР подробных донесений о состоянии кладбищ военнопленных и интернированных[263]. В них надлежало указывать: количество кладбищ военнопленных, имеющихся на территории республики, края или области, количество погребенных на них; состояние кладбищ (сохранность могильных холмиков, наличие изгороди, опознавательных знаков и т.д.); наличие и состояние учетной документации о кладбищах, а также их схем, кладбищенских книг и списков захороненных; эффективность использования специальных ассигнований на восстановление мест захоронений. Одновременно МВД СССР обратило внимание местных руководителей органов внутренних дел, на необходимость приведения в порядок в первую очередь кладбищ с наибольшим количеством погребенных.
В 1957 году на содержание кладбищ военнопленных Тракторозаводском и Краснооктябрьском районах Сталинграда было ассигновано 15 тысяч рублей. На эти средства расчистили их территорию, частично восстановили могильные холмики, обновили значительное количество опознавательных знаков, привели в порядок окружавшие кладбища рвы, для повседневного надзора за состоянием кладбищ выставили охрану. Вместе с тем, начальник Тюремного управления МВД СССР, выразил пожелание принять меры по восстановлению всех кладбищ военнопленных и интернированных, имевшихся в Сталинграде и его окрестностях, а также организации повседневного контроля за их состоянием[264].
Неожиданную остроту, проблема кладбищ военнопленных приобрела в связи с получением летом 1957 года ноты посольства ФРГ в Москве. Нота содержала просьбу предоставить посольству право на восстановление и содержание в порядке немецких военных кладбищ, расположенных в Сталинграде. В ее основу легло сообщение одного из германских туристов, заметившего вблизи Тракторного завода захоронение военнопленных. Посольство ФРГ намеревалось взять на себя содержание этого кладбища и восстановить его. Уже до получения соответствующего разрешения оно выразило готовность направить в Сталинград своих сотрудников, для принятия на месте мер по восстановлению данного места захоронения[265].
В ответ на запрос руководства по этому поводу, начальник УМВД по Сталинградской области сообщил, что данное кладбище находится в надлежащем порядке и каких-либо капитальных работ по восстановлению не требует. Относительно существа просьбы посольства ФРГ, было высказано мнение, что удовлетворять ее не следует, поскольку захоронения пленных расположены в районе трех крупнейших предприятий, имеющих оборонное значение.
Работы по сохранению и благоустройству кладбищ в Краснооктябрьском и Тракторозаводском районах Сталинграда продолжались в 1958 году. Были расчищены от засорения их территории, полностью отремонтированы могильные холмики, углублены рвы, значительное количество опознавательных знаков заменено новыми[266].
О каких либо практических мероприятиях по сохранению кладбищ военнопленных в последующий период, архивные материалы не упоминают. Напротив, последние из них заканчиваются сообщениями об изъятии части отпущенных на это средств, для других целей. Поднятый было вопрос о переносе останков военнопленных в иные, более приспособленные места, был снят, поскольку при подсчете оказалось, что эксгумация каждого из погребенных обойдется не менее чем в 192 рубля, а всех вместе, в полмиллиона рублей.
В 60-х годах оставшиеся 2 кладбища военнопленных, вследствие большого промышленного и гражданского строительства, оказались в центре жилого массива. К 80-м годам на месте кладбищ были построены индивидуальные гаражи и дачи. Дважды (в 1986 и 1988 годах) по указанию МВД СССР, производились обследования мест захоронений военнопленных. Констатировав их плачевное состояние, сотрудники органов внутренних дел неизменно приходили к выводу о невозможности ремонта и восстановления. Основу для этих обследований, как правило, составляли воспоминания старожилов, поскольку какие-либо ориентиры на местности были утрачены. Представители областного УВД и работники Тракторозаводского и Краснооктябрьского райисполкомов выезжали на места расположения кладбищ. В Тракторозаводском районе при помощи жителей удалось установить местонахождение погребений (было обнаружено несколько бугорков и ям). Кладбище оказалось на дне глубокого оврага, так как вокруг него насыпали горы шлака с заводов Тракторный и Красный Октябрь. Окружающая территория также оказалась занятой индивидуальными гаражами. Какие-либо подходы к кладбищу отсутствовали. Кладбище в Краснооктябрьском районе также оказалось застроенным гаражами и дачами[267].
Поскольку в 40-х годах кладбища передали в ведение коммунальных отделов местных райисполкомов, которые были обязаны поддерживать их в надлежащем порядке, комиссия по обследованию мест захоронений военнопленных обратилась туда. Однако никаких сведений на этот счет там не оказалось. Аналогичные результаты дало обследование мест захоронений военнопленных в области. Осмотр в 1988 году бывшего кладбища военнопленных в Камышине позволил установить, что на его месте уже расположен жилой массив.
К проблеме розыска и восстановления кладбищ военнопленных, наряду с местами захоронений останков солдат и офицеров вермахта погибших в ходе Сталинградской битвы, компетентные органы вернулись лишь в начале 90-х годов, когда было подписано Российско - Германское соглашение об уходе за воинскими захоронениями. Ныне их эксгумацией и перезахоронением в специально отведенном месте (в поселке Песчанка Городищенского района Волгоградской области), занимаются уполномоченная на то ассоциация “Военные мемориалы” совместно с работниками германского общества по уходу за воинскими захоронениями “Народный союз”, имеющие в Волгограде свое постоянное представительство.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Гитлеровские оккупанты находились на территории Сталинградской области на протяжении 6 месяцев. За это время они до основания разрушили сам Сталинград и многие другие населенные пункты области, уничтожили и разграбили народное хозяйство, совершили чудовищные злодеяния в отношении мирного населения и советских военнопленных. Сталинградская битва, как известно, явилась началом коренного перелома в Великой Отечественной войне. Одним из ее последствий в данном качестве стал захват в плен, впервые за годы войны, огромных масс вражеских войск.
Организация приема, содержания, лечения и эвакуации вражеских военнопленных в районе Сталинграда происходила в условиях чрезвычайно сложной обстановки прифронтовой полосы (созданной самими гитлеровцами), в отсутствие необходимых опыта, специалистов и средств, а также крайнего дефицита времени. Данные условия значительно усугублялись неблагоприятными климатическими и погодными условиями, суровым временем года. Советская сторона, для которой жизненно важным было развить свой военный успех и не допустить деблокады окруженных, не могла позволить себе проявлять особую заботу о вражеских военнопленных настолько, чтобы это могло нанести ущерб интересам собственных военных операций и положению солдат и офицеров Красной Армии, которые также испытывали немалые тяготы и лишения.
Сложности работы с военнопленными вермахта усиливали систематические враждебные проявления с их стороны, естественным образом вызывавшие ожесточение советских военнослужащих, и без того разъяренных фактами нарушения законов и обычаев войны со стороны оккупантов, гитлеровской агрессией в целом. Гитлеровские военнопленные не были безвинными жертвами сталинской тоталитарной деспотии, доставленными на расправу из далекой страны. Напротив, это были агрессоры, оккупанты, продолжавшие со слепым фанатизмом отстаивать нацистские идеалы даже на краю гибели. Их схватили прямо на месте своих чудовищных злодеяний, следы которых оставались повсюду и красноречиво взывали к возмездию. Тем не менее, компетентные органы Советского государства руководствовались в своей работе с вражескими военнопленными отнюдь не соображениями отмщения, зачастую преодолевая справедливые ненависть и отвращение к поверженным захватчикам, еще вчера надругавшимся над советскими людьми, грабившими и уничтожавшими народное хозяйство.
Следует признать, что физическое состояние контингента вражеских пленных было существенно подорвано еще в период их нахождения в 76-дневном окружении, в результате ненадлежащего снабжения, медицинского, вещевого и продовольственно обеспечения. Именно это, в свою очередь, явилось главной причиной их тяжелого положения, высокой заболеваемости и смертности в плену.
Невзирая на перечисленные обстоятельства, советские органы военного управления, внутренних дел, прилагали все силы и использовали имевшиеся возможности для сохранения жизней и здоровья пленных противника, какими бы безнадежными они не являлись. Издержки и недостатки в организации приема, транспортировки и размещения военнопленных, хотя и довольно распространенные, носили как правило, частный характер (т. е. вызывались недобросовестным исполнением обязанностей отдельными военнослужащими и должностными лицами) и влекли за собой строжайшие меры воздействия, вплоть до уголовной ответственности. Руководство советских вооруженных сил и органов НКВД, не оставалось безучастным к нарушению правил приема и содержания вражеских военнопленных, настойчиво боролось с ними, применяя соответствующие санкции к виновным, невзирая на их звания и ранги.
Следует признать, что имевшие место проявления дурного обращения по отношению к вражеским военнопленным, представляли собой лишь эксцессы со стороны отдельных недисциплинированных солдат и офицеров, которые систематически преследовались за это в уголовном и дисциплинарном порядке. Кроме того, командование частей и соединений Красной Армии, а также администрация лагерей военнопленных, невзирая на экстремальные условия прифронтовой полосы, настойчиво изживали причины и условия, способствовавшие подобным преступным деяниям, налаживая прежде всего порядок приема, содержания и этапирования пленных, контроль за их движением в лагерях, а также за деятельностью лиц, работающих по их обеспечению.
В результате самоотверженных действий компетентных органов Советского государства, НКВД прежде всего, большая часть военнопленных, несмотря на их критическое состояние на момент захвата, была доставлена в спецгоспитали и лагери и в конечном счете эвакуирована из Сталинграда, на руинах которого существование больных и ослабленных было практически невозможным. Советские люди, солдаты и офицеры РККА, сотрудники и военнослужащие органов и войск НКВД, медицинские и санитарные работники, предприняли все возможное, нередко жертвуя своей жизнью, для облегчения участи военнопленных противника.
На завершающем этапе Великой Отечественной войны и в первые послевоенные годы основное содержание работы с военнопленными противника, доставленными из других регионов СССР и из-за рубежа, определяли задачи последующего улучшения условий их содержания, медико-санитарного обеспечения, совершенствования внутренней организации лагерей и спецгоспиталей, форм и методов использования и стимулирования труда пленных; подготовки и проведения их репатриации на родину.
Несмотря на послевоенные разруху и голод, бедственное положение собственного населения, администрация лагерей находила возможности для надлежащего размещения пленных, их обеспечения продуктами питания, обмундированием, медикаментами и т.п. Как и прежде, органы внутренних дел беспощадно боролись со всеми проявлениями дурного обращения с военнопленными, любыми нарушениями порядка их содержания и обеспечения.
В этот период лагеря военнопленных играют важную роль в восстановлении и развитии народного хозяйства Сталинградской области. Большинство пленных добросовестно отнеслись к порученной им работе. Многие из них добились на производстве высоких показателей, оставив о себе самую добрую память. Советские власти стремились привить пленным социалистические принципы организации труда. С одной стороны это было призвано обеспечить достижение максимального эффекта от трудоиспользования военнопленных, возмещение нанесенного войной материального ущерба. С другой стороны, это способствовало справедливому вознаграждению пленных за их труд, насколько это было возможным в условиях военного времени и восстановительного периода.
Осуществляя трудовое использование военнопленных с максимальной отдачей, лагерная администрация в то же время создавала им необходимые условия для укрепления здоровья и развития культурной жизни. Заключенные имели в лагерях свой досуг, а также возможность приобщиться к достижениям как советского, так и зарубежного искусства.
Репатриация военнопленных, содержавшихся в пределах Сталинградской области, отразила все особенности этого процесса, свойственные для лагерей и спецгоспиталей Советского Союза. При ее подготовке и проведении получили свое развитие такие смежные проблемы, как организация режимных лагерей для пленных, отведенных от репатриации и уголовное преследование гитлеровских военных преступников. Последнее осуществлялось в Сталинграде на протяжении длительного промежутка времени и с привлечением значительных сил и средств.
В целом следует признать, что сталинградские чекисты проделали огромную работу по установлению и расследованию злодеяний, совершенных нацистскими преступниками на оккупированной территории, как в СССР, так и за рубежом. Им удалось выявить и привлечь к заслуженной ответственности значительное количество виновников военных преступлений. Однако в условиях крайнего дефицита времени, квалифицированных специалистов и надлежащих средств, а также под воздействием политических установок, оказалось невозможным обеспечить необходимое качество оперативно-розыскной и следственной работы в отношении гитлеровских военных преступников из числа военнопленных. Это неизбежно повлекло за собой массовые нарушения законности в их уголовном преследовании и, как следствие, необоснованное осуждение многих людей по обвинению в нарушении законов и обычаев войны. Наряду с этим следует однозначно признать, что поводом и основанием для указанных репрессий военнопленных вермахта, в том числе необоснованных и совершавшихся по политическим мотивам, послужили прежде всего массовые зверства и злодеяния, совершенные гитлеровскими оккупантами в годы Великой Отечественной войны и нашедшие свое бесспорное подтверждение на следствии и в суде.
Организация и деятельность лагерей для осужденных военнопленных, отразила то двойственное положение, в котором оказалось советское руководство и его органы внутренних дел после отправки основной части военнопленных на родину и привлечения определенной их части к уголовной ответственности. С одной стороны, необходимо было обеспечить отбывание наказания и изоляцию осужденными, многие из которых являлись злейшими врагами, представлявшими в то время большую опасность для Советского государства. С другой стороны оказалось невозможным игнорировать мнение зарубежных правительственных и общественных кругов, обеспокоенных судьбой своих соотечественников. Поэтому они оказались не до конца последовательными в проведении своей карательной политики. Осужденные военнопленные в большинстве своем не только возвратились домой до истечения назначенных им сроков лишения свободы, но и содержались в более благоприятных условиях, чем советские заключенные.
Кладбища военнопленных, возникшие на территории Сталинградская области разделили печальную судьбу основной части воинских захоронений, оставшихся в Советском Союзе после войны. Вместе с тем, нельзя не отметить ту заботу, которую органы внутренних дел все же проявляли о их содержании вплоть до второй половины 80-х годов. Эксгумация и перенос останков военнопленных требовали слишком больших затрат, а территории кладбищ в большинстве своем оказались в неприспособленных местах, подлежащих застройке.
Настоящее исследование не претендует на создание исчерпывающей картины истории пребывания гитлеровских военнопленных на территории Сталинградской области, во всем ее многообразии. Не навязывая своей точки зрения, эта работа призывает к дальнейшему продолжению дискуссии по наиболее принципиальным вопросам положения военнопленных вермахта на территории как Сталинградской области, так и СССР в целом.
[1] См.: Российский государственный военный архив (далее РГВА). – Ф. 1/п. – Оп. 37а. – Д. 1. – Л. 35 – 37.
[2] До начала наступления частей Красной Армии под Сталинградом, начавшегося 19 ноября 1942 года, в лагерях и спецгоспиталях НКВД СССР содержалось в общей сложности 10528 военнопленных противника (см.: РГВА. – Ф. 1/е. – Оп. 01. – Д. 6. – Л. 1).
[3] См.: Там же. – Ф. 1/з. – Оп. 4. – Д. 3. – Л. 133 – 134.
[4] См.: Центральный архив Министерства обороны Российской Федерации (далее ЦАМО РФ). - Ф. 206. - Оп. 299. – Д. 7. - Л. 118.
[5] См.: РГВА. - Ф.1\з. - Оп 4. - Д. 3. - Л. 95.
[6] По отдельным лагерям, например в Актюбинске и Спасозаводске, смертность военнопленных составляла 40 – 50 % (см.: Там же).
[7] См.: РГВА. – Ф. 1/а. – Оп. 7. – Д. 2. – Л. 28.
[8] См.: РГВА. – Ф. 1/а. – Оп. 7. – Д. 2. – Л. 240.
[9] См.: ЦАМО РФ. – Ф. 206. – Оп. 299. – Д. 7. – Л. 68.
[10] См.: Там же. – Л. 117.
[11] См.: Там же. - Ф. 232. - Оп. 612. - Д. 90. - Л. 91.
[12] См.: Там же. - Л. 105
[13] По другим данным, в котел были отпущены 330 “пленных антифашистов”, которые вернулись в свои подразделения и привели оттуда свыше 2 тысяч солдат и офицеров (см.: Хилько Б.В. Организация психологической борьбы с войсками противника в ходе Сталинградской битвы//Сталинградская битва. Материалы научных конференций, прошедших в Москве и Волгограде к 50-летию сражения. - Волгоград, 1994. – С. 147.
[14] Там же.
[15] См.: ЦАМО РФ. – Ф. 232. – Оп. 612. – Д. 102. – Л. 92.
[16] См.: РГВА. – Ф. 1е. - Оп. 01. – Д. 6. – Л. 60.
[17] См.: Там же. - Л. 6.
[18] Архив Информационного центра Главного управления внутренних дел (далее ИЦ ГУВД) Волгоградской обл. – Ф. 6. – Оп. 1. – Д. 267. – Л. 2.
[19] См.: РГВА. – Ф. 47/п. – Оп. 21. – Д. 6. – Л. 7.
[20] См.: Маршал Советского Союза А.И.Еременко. Сталинград. Записки командующего фронтом. - М., 1961. – С. 355.
[21] См.: РГВА. – Ф. 1\з. - Оп. 4. – Д. 3. - Л. 97.
[22] См.: ЦАМО РФ. - Ф. 201. - Оп. 439. – Д. - 8. - Л. 4.
[23] См.: ЦАМО РФ. – Ф. 201. – Оп. 439. – Д. 8. - Л. 1 – 3.
[24] См.: РГВА. - Ф. 1\з. - Оп. 4. – Д. 3. - Л. 78 - 83.
[25] См.: ЦАМО РФ. - Ф. 201. - Оп. 439. - Д. 8. - Л. 3.
[26] См.: РГВА. - Ф. 1\е. - Оп. 01. - Д. 6. - Л. 41.
[27] См.: Там же. - Л. 46.
[28] В некоторых спецсообщениях называются 300 – 400 км (см. например: РГВА. - Ф. 1\е. - Оп. 01. - Д. 6. - Л. 104).
[29] См.: Там же. - Л. 41.
[30] См.: А.И.Воронин. Щит и меч Сталинграда. – Волгоград, 1982. – С. 171.
[31] См.: А.С.Чуянов. На стремнине века. - М., 1976. – С. 252.
[32] См.: ЦАМО РФ. - Ф. 201. - Оп. 439. - Д. 8. - Л. 7.
[33] В полосе действия Донского фронта были определены пункты приема военнопленных: для 21 армии в поселке Гумрак - № 52; для 65 армии на хуторе Бабуркин - № 58; в городе Дубовка для 66 армии - № 56, для 24 армии в поселке Паньшино - № 51; для 57 армии в Бекетовке - № 54; под тем же номером для 64 и 62 армий в поселке Сакко и Ванцетти. В качестве пунктов погрузки пленных в железнодорожные эшелоны были определены станции Иловля-1 и Заплавное. (См.: Там же. - Ф. 62. - Оп. 355. - Д. 1. - Л. 131).
[34]См.: ЦАМО РФ. - Ф. 201. - Оп. 439. - Д. 8. - Л. 4.
[35] См.: Там же. - Л. 1.
[36] См.: Там же. - Л. 5.
[37] См.: ЦАМО РФ. - Ф. 206. - Оп. 299. - Д. 7. - Л. 133.
[38] См.: Там же. - Л. 132.
[39] См.: ЦАМО РФ. - Ф. 62. - Оп. 355. - Д. 1. - Л. 224.
[40] РГВА. – Ф. 1/п. – Оп. 15. – Д. 116. – Л. 83.
[41] См.: ЦАМО РФ. - Ф. 62. - Оп. 355. - Д. 1. - Л. 112.
[42] См.: Там же. - Л.111
[43] См.: Там же. - Л. 178.
[44] См.: Там же.
[45] А.И.Воронин. Щит и меч Сталинграда. – Волгоград, 1982. – С. 186.
[46] См.: ЦАМО РФ. – Ф. 62. – Оп. 355. – Д. 1. - Л. 200.
[47] См.: РГВА. - Ф. 1\з. - Оп. 4. – Д. 3. - Л. 16.
[48] См.: РГВА. - Ф. 1\з. - Оп. 4. - Ед. 3. - Л. 19.
[49] См.: ЦАМО РФ. - Ф. 232. – Оп. 612. - Д. 102. - Л. 20.
[50] См.: Российский государственный военный архив (далее РГВА). - Ф. 38700. - Оп. 1. - Д. 13. - Л. 372 - 373.
[51] Чуянов А.С. На стремнине века. - М., 1976. - Л. 264.
[52] См.: РГВА. - Ф. 1\з. - Оп. 4. - Д. 3. - Л. 26.
[53] См.: РГВА. – Ф. 1/з. – Оп. 4. – Д. 3. – Л. 26 – 27.
[54] См.: Там же. - Л. 8.
[55] См.: РГВА. – Ф. 1/з. – Оп. 4. – Д. 3. - Л. 9.
[56] См.: Там же. - Ф. 47/п. – Оп. 22. – Д. 4. – Л. 36.
[57] Там же. – Ф. 1а/п. – Оп. 9. – Д. 24. – Л. 16.
[58] См.: РГВА. - Ф. 1\е. - Оп. 01. - Д. 9. - Л. 40.
[59] Там же. – Ф. 1/п. – Оп. 15. – Д. 116. – Л. 83.
[60] ЦАМО РФ. - Ф.62. - Оп. 355. - Д. 1. - Л. 225.
[61] См.: РГВА Ф. - 1\е. - Оп. 01. - Д. 9. - Л. 47.
[62] См.: Там же. - Л. 49.
[63] А.И.Воронин. Щит и меч Сталинграда. – Волгоград, 1982. – С. 192 – 197.
[64] См.: РГВА. - Ф. 47\п. - Оп. 22. - Д. 3. - Л. 163.
[65] См.: РГВА. - Ф. 38700. - Оп. 1. - Д. 13. - Л. 350 - 357.
[66] См.: РГВА. - Ф. 38700. - Оп. 1. - Д. 13. - Л. 46.
[67] См.: РГВА. – Ф. 1/а. – Оп. 15. – Д. 116. - Л. 134.
[68] См.: Волгоградский областной центр хранения и изучения документов новейшей истории (далее ВОЦХИДНИ). – Ф. 113. – Оп. 14. – Д. 275. – Л. 57.
[69] По имеющимся сведениям, при помощи военнопленных в изложенном порядке, в период со 2 февраля по 10 мая 1943 года в Сталинграде и его окрестностях было собрано и погребено 125816 трупов вражеских солдат и офицеров (см.: ВОЦХИДНИ. – Ф. 113. – Оп. 14. - Д. 292. - Л. 25).
[70] См.: РГВА. – Ф. 1/а. – Оп. 15. – Д. 116. - Л. 134.
[71] См.: РГВА. – Ф. 1/з. - Оп. 4. - Д. 22. - Л. 210.
[72] См.: РГВА. – Ф. 1/з. - Оп. 4. - Д. 6. - Л. 6.
[73] См.: Там же. - Ф. 1/п. - Оп. 37а. - Д. 2. - Л. 78.
[74] См.: РГВА - Ф. 1 а/п. - Оп. 9. - Д. 24. - Л. 118 - 119.
[75] См.: РГВА. - Ф. 1/з. - Оп. 4. - Д. 6. - Л. 6 - 9.
[76] См.: Архив ИЦ ГУВД Волгоградской обл. - Ф. 6. - Оп. 1. - Д. 17. - Л. 34.
[77] См.: ЦАМО РФ. – Ф. 341. – Оп. 5341. – Д. 35. – Л. 21.
[78] См.: РГВА. - Ф. 47/п. - Оп. 14. - Д. 5. - Л. 70.
[79] См.: Там же. - Л. 73.
[80] См.: Там же. - Л. 76.
[81] См. Архив ИЦ ГУВД Волгоградской обл. – Ф. 32. – Оп. 1. – Д. 235. – Л. 11.
[82] См.: РГВА. – Ф. 1/з. – Оп. 4. – Д. 22. - Л. 222 – 223.
[83] См.: Там же. - Л. 186.
[84] См.: РГВА. – Ф. 1/з. – Оп. 4. – Д. 22. - Л. 222.
[85] См.: Там же. - Ф. 47/п. - Оп. 14. - Д. 5. - Л. 72.
[86] См.: Там же. - Л. 73.
[87] См.: Там же. - Л. 75.
[88] См.: РГВА. - Ф. 47/п. - Оп. 14. - Д. 5. - Л. 68.
[89] См.: Там же. - Л. 76.
[90] См.: РГВА. - Ф. 47/п. - Оп. 14. - Д. 5. - Л. 68.
[91] См.: Там же. – Л. 98.
[92] См.: Там же. - Ф. 1/е. - Оп. 01. - Д. 9. - Л. 321.
[93] См.: РГВА. – Ф. 1/е. – Оп. 01. – Д. 9. – Л. 25.
[94] См.: Архив ИЦ ГУВД Волгоградской обл. – Ф. 6. – Оп. 1. – Д. 267. – Л. 47.
[95] См.: РГВА. – Ф. 1/п. – Оп. 15. – Д. 116. – Л. 83.
[96] РГВА. – Ф. 1/е. – Оп. 01. – Д. 6. – Л. 60.
[97] См.: РГВА. - Ф. 1\з. - Оп. 4. – Д. 3. - Л. 16.
[98] См.: Архив ИЦ ГУВД Волгоградской обл. - Ф. 6. - Оп. 1. - Д. 252. - Л. 1.
[99] См.: Архив ИЦ ГУВД Волгоградской обл. – Ф. 32. – Оп 1. – Д. 235. – Л. 110.
[100] РГВА. – Ф. 1/п. – Оп. 15. – Д. 116. – Л. 91.
[101] См.: Там же. – Ф. 47/п. – Оп. 24. – Д. 16. – Л. 31.
[102] См.: РГВА. – Ф. 1/п. – Оп. 15. – Д. 116. - Л. 29.
[103] См.: Архив ИЦ ГУВД Волгоградской обл. – Ф. 6. – Оп. 1. – Д. 286. – Л. 129 – 132.
[104] См.: РГВА. - Ф. 1/п. - Оп. 15. - Д. 116. - Л. 85.
[105] См.: РГВА. – Ф. 1/п. – Оп. 15. – Д. 280. - Л. 33.
[106] См.: Там же. – Ф. 47/п. – Оп. 14. – Д. 76. – Л. 32 – 38.
[107] См.: РГВА. – Ф. 47/п. – Оп. 14. – Д. 76. – Л. 52.
[108] См.: Архив ИЦ ГУВД Волгоградской обл. – Ф. 6. – Оп. 1. – Д. 357. – Л. 32.
[109] См.: РГВА. - Ф. 1/п. - Оп. 15. - Д. 116. - Л. 91.
[110] См.: Там же. - Д. 280. - Л. 33.
[111] См.: Там же. - Оп. 37а. – Д. 3. – Л. 18.
[112] См.: РГВА. – Ф. 1/п. - Оп. 37а. – Д. 3. – Л. 20.
[113] См. например: РГВА. - Ф. 47/п. – Оп. 14. – Д. 64. – Л. 74 – 76.
[114] См.: РГВА. – Ф. 1/п. – Оп. 37а. – Д. 3. – Л. 92 - 94.
[115] См.: РГВА. – Ф. 1/п. – Оп. 37а. – Д. 3. - Л. 150 – 157.
[116] См.: РГВА. - Ф. 1/а. - Оп. 15. - Д. 280. - Л. 36.
[117] См.: Архив ИЦ ГУВД Волгоградской обл. – Ф. 6. – Оп. 1. – Д. 273. – Л.87 - 88.
[118] См.: РГВА. - Ф. 47/п. - Оп. 14. - Д. 76. - Л. 24.
[119] См.: Там же. – Л. 34.
[120] См.: РГВА. - Ф. 47/п. - Оп. 14. – Д. 105. - Л. 157.
[121] См.: Там же. - Л. 158 - 160.
[122] См.: РГВА. – Ф. 47/п. - Оп. 24. - Д. 16. - Л. 32.
[123] См.: Архив ИЦ ГУВД Волгоградской обл. – Ф. 6. – Оп. 1. – Д. 286. – Л. 1 – 5.
[124] См.: РГВА. – Ф. 47/п. – Оп. 24. – Д. 16. - Л. 50.
[125] См.: РГВА. – Ф. 47/п. – Оп. 14. - Д. 105. – Л. 107 – 109.
[126] См.: Архив ИЦ ГУВД Волгоградской обл. – Ф. 6. – Оп. 1. – Д. 361. – Л. 6.
[127] См.: Архив ИЦ ГУВД Волгоградской обл. – Ф. 6. – Оп. 1. – Д. 369. – Л. 129.
[128] См. например: В.Б.Конасов. Судьбы немецких военнопленных в СССР: дипломатические, правовые и политические аспекты проблемы. Очерки и документы. – Вологда, 1996.
[129] См.: Архив ИЦ ГУВД Волгоградской обл. – Ф. 6. – Оп. 1. – Д. 262. – Л. 266 - 267.
[130] См.: Архив ИЦ ГУВД Волгоградской обл. – Ф. 6. – Оп. 1. – Д. 369. – Л. 25.
[131] Архив ИЦ ГУВД Волгоградской обл. – Ф. 6. – Оп. 1. – Д. 369. – Л. 29.
[132] См.: Архив ИЦ ГУВД Волгоградской обл. – Ф. 6. – Оп. 1. – Д. 361. – Л. 6.
[133] См.: Там же. – Д. 370. – Л. 1 – 111.
[134] См.: Архив ИЦ ГУВД Волгоградской обл. – Ф. 6. – Оп. 1. – Д. 370. – Л. 2.
[135] См.: РГВА. - Ф. 1/п. - Оп. 37(а). - Л. 224.
[136] См.: Там же. – Ф. 47/п. – Оп. 14. – Д. 105. - Л. 47 - 48.
[137] РГВА. - Ф. 47/п. - Оп. 3. - Д. 27. - Л. 2.
[138] См.: Архив ИЦ ГУВД Волгоградской обл. - Ф. 6. - Оп. 1. - Д. 17. - С. 87.
[139] А.С.Чуянов. Кровавые злодеяния гитлеровцев в селе Алексеевка Сталинградской области. – Сталинград, 1943. – С. 72.
[140] Архив Управления Федеральной службы безопасности (далее ФСБ) по Волгоградской обл. – Оп. 68. – П. 9. – Л. 85 – 89.
[141] См.: Там же. – Л. 63 – 66.
[142] Подробнее о ее организации и деятельности см.: А.Е. Епифанов. Счет за Сталинград. – Волгоград, 1993.
[143] См.: Архив ИЦ ГУВД Волгоградской обл. – Ф. 6. – Оп. 1. – Д. 272. – Л. 31 – 33.
[144] См.: Там же. – Л. 1 – 27.
[145] См.: Государственный архив Волгоградской обл. (далее ГАВО). – Ф. 6088. – Оп. 1. – Д. 20. – Л. 321 – 325. По мнению современных исследователей, результаты расследования указанной комиссии не точны и в действительности количество жертв гитлеровских злодеяний среди мирного населения Сталинградской области и советских военнопленных, превышает приведенные цифры в несколько раз (см. например: А.А. Шевяков. Жертвы среди мирного населения в годы Отечественной войны//Социологические исследования. – 1992. - № 11.
[146] См.: ГАВО. – Ф. 6088. – Оп 1. – Д. 12. – Л. 89.
[147] См.: Архив ИЦ ГУВД Волгоградской обл. – Ф. 6. – Оп. 1. – Д. 294. – Л. 40.
[148] Там же. – Л. 47.
[149] См.: Архив ИЦ ГУВД Волгоградской обл. – Ф. 6. – Оп. 1. – Д. 17. – Л. 138.
[150] Подробнее см.: А.Е. Епифанов. Ответственность гитлеровских военных преступников и их пособников в СССР (историко-правовой аспект). – Волгоград, 1997.
[151] Архив ИЦ ГУВД Волгоградской обл. – Ф. 6. – Оп. 1. – Д. 262. – Л. 146.
[152] Подробнее о ее организации и деятельности см.: А.Е.Епифанов. Ответственность гитлеровских военных преступников и их пособников в СССР (историко-правовой аспект). – Волгоград, 1997. – С. 81 – 170.
[153] Архив ИЦ ГУВД Волгоградской обл. – Ф. 6. – Оп. 1. – Д. 343. – Л. 7 – 8.
[154] См.: Архив ИЦ ГУВД Волгоградской обл. – Ф. 6. – Оп. 1. – Д. 343. – Л. 36 – 83.
[155] См.: Архив ИЦ ГУВД Волгоградской обл. – Ф. 6. – Оп. 1. – Д. 343. – Л. 112 – 116.
[156] Архив ИЦ ГУВД Волгоградской обл. – Ф. 6. – Оп. 1. – Д. 343. – Л. 84 – 98.
[157] Впервые перечень категорий военных преступников из числа военнопленных и интернированных немцев был установлен директивой МВД СССР № 285 “О выявлении среди военнопленных и интернированных немцев военных преступников”, изданной 3 декабря 1946 года. Приказом МВД СССР № 00919 от 2 августа 1948 года, данный перечень был изменен.
[158] См.: Архив ИЦ ГУВД Волгоградской обл. – Ф. 6. – Оп. 1. – Д. 343. – Л. 84 – 98.
[159] См.: Там же. – Л. 120 - 128.
[160] Архив ИЦ ГУВД Волгоградской обл. – Ф. 6. – Оп. 1. – Д. 343. – Л. 125.
[161] См.: Архив ИЦ ГУВД Волгоградской обл. – Ф. 6. – Оп. 1. – Д. 343. – Л. 120.
[162] См.: Архив ИЦ ГУВД Волгоградской обл. – Ф. 6. – Оп. 1. – Д. 357. – Л. 216 – 217.
[163] См.: Архив ИЦ ГУВД Волгоградской обл. – Ф. 6. – Оп. 1. – Д. 352. – Л. 92 – 95.
[164] См.: Архив ИЦ ГУВД Волгоградской обл. – Ф. 6. – Оп. 1. – Д. 361. – Л. 6.
[165] “Окраска” – термин из оперативно-розыскной работы, означающий вид (категорию) оперативного учета.
[166] См.: Архив ИЦ ГУВД Волгоградской обл. – Ф. 6. – Оп. 1. – Д. 357. – Л. 207 – 208.
[167] См.: Архив ИЦ ГУВД Волгоградской обл. – Ф. 6. – Оп. 1. – Д. 343. – Л. 118.
[168] См.: Архив ИЦ ГУВД Волгоградской обл. – Ф. 6. – Оп. 1. – Д. 361. - Л. 24 - 28.
[169] См.: Архив ИЦ ГУВД Волгоградской обл. – Ф. 6. – Оп. 1. – Д. 361. – Л. 111 – 125.
[170] См.: Архив ИЦ ГУВД Волгоградской обл. – Ф. 6. – Оп. 1. – Д. 361. – Л. 126 – 134.
[171] См.: Архив ИЦ ГУВД Волгоградской обл. – Ф. 6. – Оп. 1. – Д. 369. – Л. 40 – 44.
[172] См.: Центральный архив МВД России. – Уголовное дело № В-6866.
[173] См.: Архив ИЦ ГУВД Волгоградской обл. – Ф. 6. – Оп. 1. – Д. 369. – Л. 43.
[174] См.: РГВА. – Ф. 1/п. – Оп. 37а. – Д. 1. – Л. 222 – 224.
[175] См.: Архив ИЦ ГУВД Волгоградской обл. – Ф. 6. – Оп. 1. – Д. 369. – Л. 55 –57.
[176] См.: Архив ИЦ ГУВД Волгоградской обл. - Ф. 6. – Оп. 1. – Д. 369. – Л. 45.
[177] См.: Архив ИЦ ГУВД Волгоградской обл. – Ф. 6. – Оп. 1. – Д. 344. – Л. 14 – 17.
[178] См.: Архив ИЦ ГУВД Волгоградской обл. – Ф. 6. – Оп. 1. – Д. 352. – Л. 191.
[179] См.: Архив ИЦ ГУВД Волгоградской обл. – Ф. 6. – Оп. 1. – Д. 352. – Л. 84.
[180] См.: Архив ИЦ ГУВД Волгоградской обл. – Ф. – 6. – Оп. 1. – Д. 352. – Л. 107 – 110.
[181] Подробнее об этом см.: В.Б. Конасов. Судебное преследование немецких военнопленных в СССР. Внешнеполитический аспект проблемы. – М., 1998.
[182] См.: Архив ИЦ ГУВД Волгоградской обл. – Ф. 6. – Оп. 1. – Д. 361. - Л. 43.
[183] См.: Архив ИЦ ГУВД Волгоградской обл. – Ф. 6. – Оп. 1. – Д. 361. – Л. 59.
[184] См.: Архив ИЦ ГУВД Волгоградской обл. – Ф. 6. – Оп. 1. – Д. 361. – Л. 62.
[185] См.: Архив ИЦ ГУВД Волгоградской обл. – Ф. 6. – Оп. 1. – Д. 361. – Л. 60.
[186] См.: РГВА. – Ф. 1/е. – Оп. 17. – Д. 33. – Л. 3 – 7.
[187] См.: РГВА. – Ф. 47/п. – Оп. 14. – Д. 76. – Л. 40.
[188] См.: РГВА – Ф. 1/а. – Оп. 15. – Д. 16. – Л. 54.
[189] См.: Воспоминания Д.А. Тюленева из личного архива автора.
[190] См.: Воспоминания Л.А. Беляковой из личного архива автора.
[191] РГВА. – Ф. 1/а. – Оп. 9. – Д. 10. - Л. 122 – 129.
[192] См.: Архив ИЦ ГУВД Волгоградской обл. – Ф. 6. – Оп. 1. – Д. 262. – Л. 94 –95.
[193] См.: Архив ИЦ ГУВД Волгоградской обл. – Ф. 6. – Оп. 1. – Д. 361. – Л. 6.
[194] См.: Архив ИЦ ГУВД Волгоградской обл. – Ф. 6. – Оп. 1. – Д. 361. – Л. 7.
[195] См.: Там же. – Д. 370. – Л. 107.
[196] См.: Архив ИЦ ГУВД Волгоградской обл. – Ф. 6. – Оп. 1. – Д. 361. – Л. 7.
[197] См.: Архив ИЦ ГУВД Волгоградской обл. – Ф. 6. – Оп. 1. – Д. 361. – Л. 7.
[198] Архив ИЦ ГУВД Волгоградской обл. – Ф. 6. – Оп. 1. – Д. 361. – Л. 70.
[199] Архив ИЦ ГУВД Волгоградской обл. – Ф. 6. – Оп. 1. – Д. 361. – Л. 127 - 128.
[200] Архив ИЦ ГУВД Волгоградской обл. – Ф. 6. – Оп. 1. – Д. 361. – Л. 129.
[201] См.: Архив ИЦ ГУВД Волгоградской обл. – Ф. 6. – Оп. 1. – Д. 361. – Л. 134.
[202] См.: РГВА. – Ф. 1/п. – Оп. 15. – Д. 280. - Л. 55.
[203] См.: РГВА. – Ф. 1/п. – Оп. 15. – Д. 280. – Л. 57.
[204] См.: РГВА. – Ф. 1/а. – Оп. 15. – Д. 280. – Л. 55 – 79.
[205] Воспоминания Н.Г. Волгина из личного архива автора.
[206] См.: РГВА. – Ф. 1/а. – Оп. 15. – Д. 280. – Л. 81 - 83.
[207] См. : Архив ИЦ ГУВД Волгоградской обл. – Ф. 6. – Оп. 1. – Д. 19. – Л. 87.
[208] См.: В.Б. Конасов. Судебное преследование немецких военнопленных в СССР. Внешнеполитический аспект проблемы. - М., 1998. - С. 66.
[209] Приказ МВД СССР № 831с “О разрешении переписки и получения посылок осужденными военнопленными бывшей германской армии” был издан 14 октября 1950 года. Порядок переписки и получения посылок осужденными военными преступниками из числа военнопленных регулировался приказом МВД СССР № 138сс от 6 февраля 1951 года.
[210] См.: Там же. – Ф. 1/а. – Оп. 9. – Д. 10. - Л. 135 – 143.
[211] См.: РГВА. - Ф. 1/а. - Оп. 9. - Д. 10. - Л. 165-170.
[212] Там же. - Л. 172 - 180.
[213] См.: РГВА. – Ф. 1/а. – Оп. 21. – Д. 4. – Л. 64 – 65.
[214] См.: Архив ИЦ ГУВД Волгоградской обл. – Ф. 6. – Оп. 1. – Д. 19. – Л. 104.
[215] Совместная работа осужденных военных преступников с “другой рабсилой” была запрещена приказом МВД СССР № 180сс от 19 февраля 1951 года.
[216] См.: РГВА. – Ф. 47/п. – Оп. 15. – Д. 3. – Л. 4 - 9.
[217] Государственный архив Российской Федерации (далее ГАРФ). – Ф. 9401. – Оп. 12. – Д. 433. – Л. 31.
[218] Контроль за работой осужденных военных преступников регулировался приказом МВД СССР № 389с от 13 апреля 1951 года.
[219] См.: РГВА. – Ф. 47/п. – Оп. 15. – Д. 3. – Л. 147.
[220] См.: Архив ИЦ ГУВД Волгоградской обл. – Ф. 6. – Оп. 1. – Д. 19. - Л. 122.
[221] См.: Воспоминания Е.Е. Юрепина из личного архива автора.
[222] См.: РГВА. – Ф. 1/а. – Оп. 15. – Д. 280. – Л. 38.
[223] См.: РГВА – Ф. 1/п. – Оп. 21а. – Д. 4. – Л. 26 – 31.
[224] См.: Воспоминания А.И. Абросимовой из личного архива автора.
[225] Архив ИЦ ГУВД Волгоградской обл. – Ф. 6. – Оп. 1. – Д. 17. – Л. 166.
[226] См.: Архив ИЦ ГУВД Волгоградской обл. – Ф. 6. – Оп. 1. – Д. 19. – Л. 139 – 142.
[227] См..: Архив ИЦ ГУВД Волгоградской обл. – Ф. 6. – Оп. 1. – Д. 19. – Л. 92.
[228] См.: Архив ИЦ ГУВД Волгоградской обл. – Ф. 6. – Оп. 1. – Д. 420. – Л. 5.
[229] См.: ГАРФ. – Ф. 9401. – Оп. 12. – Д. 497. – Л. 292.
[230] См.: Воспоминания А.П. Емельяненко из личного архива автора.
[231] Архив ИЦ ГУВД Волгоградской обл. – Уголовное дело № 955-РО по обвинению Аничкина И.С.- Л. 41.
[232] Архив ИЦ ГУВД Волгоградской обл. – Ф. 6. – Оп. 1. - Д. 437. – Л. 2.
[233] Там же. – Д. 19. – Л. 71.
[234] Там же. – Л. 60.
[235] Там же.: Архив ИЦ ГУВД Волгоградской обл. – Ф. 6. – Оп. 1. - Д. 437. – Л. 2.
[236] См.: РГВА. – Ф. 1/п. – Оп. 34а. – Д. 9. – Л. 14 - 16.
[237] См.: Там же. – Л. 17 – 19.
[238] 24 июля 1954 года МВД СССР был издан приказ № 00576 “О разрешении переписки с родственниками и получения посылок и денежных переводов осужденным бывшим военнопленным и интернированным, а также иностранным гражданам, осужденными военными трибуналами Советской Армии за границей”.
[239] К этому времени места содержания осужденных военных преступников в связи с ликвидацией УПВИ МВД СССР оказались в ведении Тюремного управления последнего.
[240] См.: Воспоминания Т.С Тыщенко из личного архива автора.
[241] См.: Архив ИЦ ГУВД Волгоградской обл. – Ф. 6. – Оп. 1. – Д. 267. – Л. 47.
[242] См.: РГВА. – Ф. 1/п. – Оп. 15. – Д. 116. – Л. 83.
[243] РГВА – Ф. 1/е. – Оп. 01. – Д. 6. – Л. 60.
[244] См.: РГВА. - Ф. 1\з. - Оп. 4. – Д. 3. - Л. 16.
[245] См.: РГВА. – Ф. 1/п. – Оп. 37а. – Д. 1. – Л. 226.
[246] См.: РГВА – Ф. 47/п. – Оп. 22. – Д. 4. - Л. 8.
[247] См.: РГВА – Ф. 47/п. – Оп. 22. – Д. 4. - Л. 9.
[248] См.: РГВА – Ф. 47/п. – Оп. 22. – Д. 4. – Л. 6.
[249] См.: ЦАМО РФ. – П. 36544. – Д. 8. – Т. 1. - Л. 126.
[250] См.: Архив ИЦ ГУВД Волгоградской обл. – Ф. 6. – Оп. 2. – Д. 12. – Л. 31.
[251] См.: РГВА. – Ф. 1/п. – Оп. 37а. – Д. 1. – Л. 230.
[252] См.: РГВА. – Ф. 1/п. – Оп. 37а. – Д. 1. – Л. 233.
[253] См.: Архив ИЦ ГУВД Волгоградской обл. – Ф. 6. – Оп. 3. – Д. 40. – Л. 24.
[254] См.: Архив ИЦ ГУВД Волгоградской обл. – Ф. 6. – Оп. 2. – Д. 12. – Л. 12.
[255] См.: РГВА. – Ф. 1/п. – Оп. 37а. - Д. 1. – Л. 36 - 37.
[256] См.: Архив ИЦ ГУВД Волгоградской обл. – Ф. 6. – Оп. 2. – Д. 12. – Л. 4.
[257] См.: Архив ИЦ ГУВД Волгоградской обл. – Ф. 6. – Оп. 2. – Д. 12. – Л. 34 – 35.
[258] См.: Там же. – Л. 9.
[259] См.: Архив ИЦ ГУВД Волгоградской обл. – Ф. 6. – Оп. 2. – Д. 12. – Л. 11.
[260] См.: Там же. – Л. 7.
[261] См.: Там же. – Оп. 3. – Д. 40. – Л. 17 – 21.
[262] См.: РГВА. – Ф. 1/п. – Оп. 37а. – Д. 1. – Л. 235.
[263] См.: Там же. – Д. 4. – Л. 84.
[264] См.: Архив ИЦ ГУВД Волгоградской обл. - Ф. 6. – Оп. 3. – Д. 40. – Л. 2.
[265] См.: Там же. – Л. 3.
[266] См.: Там же. – Л. 5.
[267]См.: Архив ИЦ ГУВД Волгоградской обл. - Ф. 6. – Оп. 3. – Д. 40. – Л. 10 - 11.
Дата добавления: 2019-02-22; просмотров: 628; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!