Проблема сознания, социальной структуры и насилия 24 страница
Теизм представляет себе Бога как существо исключительно Нематериальное. Определять же Бога как нечто нематериальное равносильно взглядам на материю, как на ничтожную вещь, как на нечто несуществующее; ведь только Бог есть мера действительности, только Бог есть бытие, истина, сущность; только то, что имеет силу от Бога и в Боге, то существует; что отрицается Богом, того пет. Выведение материи из Бога равносильно поэтому желанию обосновать ее бытие через небытие; ибо вывести значит привести основание, основать. Бог создал материю. Но как, для чего, из чего? На это теизм не дает ответа. Для теизма материя – совершенно необъяснимая наличность, т.е. она составляет границу, предел теологии, на материи теология терпит крушение как в жизни, так п в мысли. Следовательно, каким же образом я из теологии могу вывести конец, отрицание теологии, не отрицая ее самой?
Каким образом можно искать объяснения, искать выхода там, где теология теряет разум? Если сущность теологии сводится к отрицанию материи или мира, то как из этого отрицания, как из положения о несуществовании материи извлечь утверждение материн, положение о ее бытии, притом наперекор теологическому Богу? Как этого можно достигнуть, если не путем простой фикции? Материальные вещи могут быть выведены из Бога только в том случае, если сам Бог определяется как материальное существо. Лишь таким образом Бог из причины, дайной только в представлении, воображении, превращается в действительную причину мира. Кто не стыдится шить башмаки, тот не должен стыдиться быть сапожником и так называться. Ведь был же Ганс Сакс одновременно сапожником и поэтом. Но его башмаки были делом его рук, а его стихи – делом его головы. Каково действие, такова и причина. Материя же не есть Бог, она, скорее, есть нечто конечное, внебожественнос, отрицающее Бога, - безусловные почитатели и приверженцы материи оказываются атеистами. Таким образом, пантеизм соединяет с теизмом атеизм, соединяет с Богом его отрицание: Бог есть материальная, – если пользоваться выражением Спинозы, - протяженная сущность.
|
|
|
Пантеизм есть теологический атеизм, теологический материализм, отрицание теологии, но все это с точки зрения теологии; ведь он материю, отрицание Бога превращает в предикат или атрибут божественного существа. А кто превращает материю в божественный атрибут, тот делает материю божественной сущностью. Реализация Бога имеет вообще своей предпосылкой божественность, т.е. истинность и подлинность действительности. А сущностью нового времени и является обожествление действительного, материально существующего, отрицание теологии, – таков материализм, эмпиризм, реализм, гуманизм. Поэтому пантеизм есть не что иное, как сущность нового времени, возведенная в божественную сущность, в религиозно-философский принцип. [...]
|
|
|
Поэтому своим парадоксальным положением, что Бог есть протяженная, следовательно, материальная сущность, Спиноза попал в точку. Для новой материалистической тенденции он нашел настоящее философское выражение, во всяком случае для своего времени; он узаконил, он санкционировал эту тенденцию: сам Бог – материалист.
Философия Спинозы была религией, сам же он был человеком с цельным характером. В отличие от бесчисленного количества других мыслителей, для него материализм не находился в противоречии с образом нематериального, антиматериалистического Бога, – такой Бог последовательно вменяет человеку в обязанность антиматериалистические, небесные тенденции и занятия. Ведь Бог есть не что иное, как прообраз и идеал человека: каков Бог, таким должен и таким желает быть человек или, по крайней мере, таким он надеется когда-либо стать. Но только там мы находим цельный характер, истину и религию, где теория не идет вразрез с практикой, а практика – с теорией.
Спиноза есть Моисей для современных вольнодумцев и материалистов. [...]
|
|
|
Завершением новейшей философии является философия Гегеля. Поэтому историческая необходимость и оправдание новой философии по преимуществу связаны с критикой Гегеля.
С точки зрения исторических исходных положений, новая философия имеет по отношению к прежней философии ту же задачу, занимает тоже положение, которое последняя имела в отношении теологии.
Новая философия есть реализация гегелевской, вообще предшествующей философии, но реализация, которая одновременно является ее отрицанием, притом отрицанием, свободным от противоречий.
Противоречие новейшей философии, в особенности пантеизма, заключающееся в том, что пантеизм представляет собой отрицание теологии с точки зрения теологии или такое отрицание теологии, которое само опять-таки оказывается теологией, это противоречие по преимуществу характеризует философию Гегеля.
Нематериальная сущность, сущность, как чисто рассудочный объект, как чисто мысленная сущность, является для новейшей философии, а также и для Гегеля, истинной, абсолютной сущностью – Богом.
Даже материя, которую Спиноза превращает в атрибут божественной субстанции, – вещь метафизическая, это – чисто мысленная сущность; ведь у этой материи отнято существенное определение ее в отличие от разума, от мыслительной деятельности – определение, но которому она является пассивной сущностью. Но Гегель тем отличается от предшествующих философов, что он иначе определяет отношение материальной, чувственной сущности к нематериальной. Прежние философы и теологи усматривали в истинном, божественном существе сущность, освобожденную от природы, отмежеванную от чувственности, пли материи; они в самих себя переносили все усилия и работу абстракции по освобождению себя от чувственности, чтобы прийти к тому, что само по себе свободно от чувственности. В этом свободном бытии они усматривали божественное блаженство, в этом освобождении себя – добродетель человеческого существа. Гегель же превратил эту субъективную деятельность в самодеятельность божественного существа.
|
|
|
Бог сам должен себя вовлечь в эту работу; он, подобно языческим героям, должен через добродетель отвоевать свою божественность.
Только таким способом свобода абсолюта от материи становится действительной и истинной, являясь вне этого только предположением, только представлением. Но это самоосвобождение от материи может быть только тогда перенесено в Бога, если вместе с тем усматривать в нем материю. А каким образом материя может в него внедриться?
Только тем, что он ее сам полагает. Но в Боге находится только Бог. Таким образом, необходимо, чтобы он сам себя полагал как материю, как не-Бога, как свое другое. Следовательно, материя не есть непонятным образом предположенная противоположность Я, духу: она есть самоотчуждение духа. Тем самым материя сама становится духовной и разумной, она включается в абсолютное существо как момент его жизни, образования и развития; вместе с тем материя опять-таки полагается как сущность ничтожная, неистинная, поскольку завершенной сущностью в ее подлинном облике и форме объявляется только сущность, образующаяся из этого отчуждения, а именно сущность, сбрасывающая с себя материю и чувственность. Итак, естественное, материальное, чувственное и здесь есть нечто подлежащее отрицанию, подобно природе, отравленной первородным грехом, согласно теологическим взглядам; при этом чувственность берется здесь не в обычном, моральном, а в метафизическом смысле. Правда, материальное принимается в разум, в Я, в дух, но оно есть неразумное в разуме, не-Я в Я, отрицательная его сторона, подобно тому как у Шеллинга природа в Боге есть небожественная сторона в Боге; будучи в нем, она существует вне его; так и тело картезианской философии хотя и связано со мной, с моим духом, все же находится вне меня: не принадлежит мне, моей сущности, поэтому безразлично, связано ли со мной тело или нет. Итак, материя пребывает в противоречии с той сущностью, которая в философии предполагается как подлинная сущность.
С одной стороны, материя полагается в Боге, т.е. полагается в качестве Бога, а полагание материи как Бога равносильно отрицанию Бога, следовательно, равносильно упразднению теологии, признанию истинности материализма. Но одновременно предполагается, однако, истинность сущности теологии. Поэтому мы снова приходим к отрицанию атеизма, к отрицанию отрицания теологии; таким образом, через философию теология восстанавливается в своих правах. Бог только потому есть Бог, что он преодолевает, отрицает материю, отрицает это отрицание Бога. Истинным утверждением, по Гегелю, оказывается отрицание отрицания. Итак, мы в конце концов оказываемся снова там, откуда мы первоначально исходили, – в лоне христианской теологии.
Таким образом, мы уже в высшем принципе гегелевской философии имеем принцип и результат его религиозной философии, а именно, что философия не упраздняет теологических догматов, но только отрицанием рационализма снова их восстанавливает, только их опосредствует.
В результате тайна диалектики Гегеля сводится к тому, что он в философии отрицает теологию и затем снова посредством теологии отрицает философию. Начало и конец образует теология; в середине пребывает философия как отрицание первого положения; отрицанием же отрицания является теология. Сначала все опрокидывается, а затем все снова восстанавливается на старых местах, как у Декарта.
Философия Гегеля – последняя грандиозная попытка восстановить утраченное, погибшее христианство с помощью философии; попытка эта сводится к тому, что отрицание христианства, как вообще это делается в новое время, отождествляется с самим христианством. Прославленное спекулятивное тождество духа и материи, бесконечного и конечного, божественного и человеческого - не что иное, как злосчастное противоречие новейшего времени: тождество веры и безверия, теологии и философии, религии и атеизма, христианства и язычества - на его высочайшей вершине, на вершине метафизики. Это противоречие у Гегеля перестает резать глаза, смягчается тем, что отрицание Бога, атеизм, становится объективным определением Бога, – Бог определяется как процесс, а атеизм - как момент этого процесса. Но если эта восстановленная из неверия вера не оказывается подлинной верой, поскольку в ней неизменно вновь присутствует ее противоположность, то столь же мало Бог, восстановленный из своего отрицания, оказывается подлинным Богом, скорее, это раздираемый противоречиями, атеистический Бог. [...]
Божественная сущность есть не что иное, как человеческая сущность, освобожденная от природных ограничений, так же точно сущность абсолютного идеализма есть не что иное, как сущность субъективного идеализма, освобожденная от границ субъективности, а именно – разумных границ, т.е. освобожденная от чувственности или предметности вообще. [...]
Философия Гегеля есть вывернутый наизнанку теологический идеализм, подобно тому как философия Спинозы есть теологический материализм; она вынесла сущность Я за пределы Я, отмежевала от Я, превратила эту сущность в предмет в виде субстанции, в виде Бога, но этим она опять-таки провозгласила божественность Я, при этом косвенным, извращенным образом. Этого она добилась тем, что она превратила Я в атрибут пли форму божественной субстанции, как это сделал Спиноза с материей; таким образом, человеческое сознание Бога оказывается самосознанием Бога. Это значит: сущность принадлежит Богу, знание - человеку. Между тем божественная сущность для Гегеля фактически не что иное, как сущность мышления, или мышление, абстрагированное от Я, от мыслящего. Философия Гегеля превратила мышление, иначе говоря субъективную сущность, но взятую без субъекта, в божественное, абсолютное существо; таким образом, она представляет себе мышление как сущность, отличную от субъекта.
Итак, тайна “абсолютной” философии есть тайна теологии. Эта последняя превращает определения человека в определения Бога, лишая их той определенности, в которой они суть то, что они есть; совершенно также поступает и абсолютная философия. “Разумное мышление свойственно каждому. Чтобы мыслить разум как нечто абсолютное, чтобы таким образом достигнуть постулируемой мною точки зрения, следует отвлечься от мыслящего. Для погруженного в абстракцию разум непосредственно перестает быть чем-то субъективным, каким он представляется большинству; его даже нельзя мыслить и как нечто объективное, поскольку объективное, или предмет мысли, возможен лишь в противоположность мыслящему, а от мыслящего мы здесь всецело отвлекаемся. Таким образом, путем этой абстракции разум становится истинным в себе [сущим], которое утрачивает различие субъективного и объективного” (Шеллинг). То же самое у Гегеля (с той лишь разницей, что на место напыщенных фраз Шеллинга он поставил определенные понятия). Сущность “Логики” Гегеля сводится к мышлению. лишенному своей определенности, в которой оно является мышлением, деятельностью субъективного начала. Третью часть “Логики” составляет “субъективная логика”, как она выразительно называется, и все же субъективные формы, являющиеся предметом этой части “Логики”, не должны быть субъективными. Понятие, суждение, умозаключение, даже отдельные формы умозаключений и суждений, каковы проблематические, ассерторические суждения, не являются нашими понятиями, суждениями и умозаключениями; нет это объективные в себе и для себя сущие абсолютные формы. Так абсолютная философия отчуждает и отнимает у человека его собственную сущность, его собственную деятельность! Этим объясняется то насилие, то мучение, которые абсолютная философия причиняет нашему духу. Мы должны свое мыслить не своим, мы должны отвлечься от определенности, в которой нечто составляет то, что оно есть, иначе говоря, мы должны мыслить это нечто без смысла, мы должны его взять в бессмыслице абсолюта. Бессмыслица есть глубочайшая сущность теологии, как обычной, так и спекулятивной. [...]
Существо, которое только мыслит, и притом мыслит абстрактно, не имеет никакого представления о бытии, существовании, действительности.
Бытие есть граница мышления, бытие как бытие не есть предмет философии, во всяком случае абстрактной, абсолютной философии.
Спекулятивная философия сама это косвенно утверждает тем, что для нее бытие равносильно небытию, что бытие для нее - ничто. Между тем ничто не есть предмет мышления. Бытие в качестве объекта спекулятивного мышления есть нечто безоговорочно непосредственное, т.е. неопределенное, таким образом, в нем ничего нельзя различать, ничего нельзя мыслить. Но спекулятивное мышление есть для себя мера всякой реальности, для него только то есть нечто, в чем оно деятельно, в чем оно находит материал для мышления. Поэтому для абстрактного мышления бытие есть ничто в себе п для себя, поскольку оно составляет ничто мысли, т.е. ничто для мысли, – нечто непричастное мысли. Именно поэтому и бытие в том виде, в каком его вовлекает в свою сферу спекулятивная философия и каком оно приписывается понятию, есть голый призрак, который находится в полном противоречии с действительным бытием и тем, что под бытием понимает человек. А именно, под бытием человек в соответствии с реальностью п разумом понимает наличность, для-себя-бытие, реальность, существование, действительность, объективность.
Все эти определения или названия с различных точек зрения выражают то же самое. Бытие in abstracto, бытие без действительности, без объективности |без реальности], без для-себя-бытия есть, разумеется, ничто, но в этом ничто я выражаю только ничтожность этой моей абстракции. [...]
Бытие не есть общее понятие, которое можно отделять от вещей. Оно едино с тем, что существует. Его можно мыслить лишь опосредствованно - через предикаты, определяющие сущность вещи. Бытие есть утверждение сущности. Что составляет мою сущность, то и есть мое бытие. Рыба существует в воде, но от этого существования нельзя отмежевать ее сущности. Самый язык отождествляет бытие и сущность. Лишь в человеческой жизни бытие и сущность отделимы, но и то в ненормальных, несчастных случаях; бывает иногда, что мы находимся не там, где находится наше бытие, где находится наша сущность, но вследствие этого расщепления мы на самом деле и не присутствуем там, мы душой своей не находимся там, где мы пребываем реально своим телом. Только там, где находится твое сердце, только там ты существуешь. Но, за исключением противоестественных случаев, все существа охотно пребывают там, где они существуют, такими, каковы они есть, и охотно составляют то, чем они являются в действительности, иначе говоря - их сущность не отмежевана от их бытия, и их бытие не отмежевано от сущности. Поэтому-то ты и не можешь фиксировать бытие как безоговорочно тождественное в отличие от многообразия сущности, какова она для себя. Бытие, если снять с него все существенные качества вещей, окажется только твоим представлением о бытии, искусственным, вымышленным бытием, бытием без сущности бытия. [...]
Новая философия опирается на истину любви, на истину чувства. В любви, вообще в чувстве всякий человек признает истинность новой философии. Новая философия в отношении своих основ есть не что иное, как сущность чувства, возведенная до сознания; она только подтверждает в уме и при помощи ума то, что исповедуется сердцем каждого человека - действительного человека. Она есть возведенное к разуму сердце. Сердцу не нужны абстрактные, метафизические или теологические объекты, ему нужны подлинные, чувственные объекты и существа.
Прежняя философия утверждала: что не мыслится, того нет, а новая философия утверждает: чего мы не любим, чего нельзя полюбить, того нет. А чего нельзя полюбить, тому нельзя молиться. Только то, что может быть объектом религии, является объектом философии. И объективно, и субъективно любовь служит критерием бытия – критерием истинности и действительности. Где пет любви, там нет и истины. Только тот представляет собою нечто, кто что-то любит – быть ничем п ничего не любить – то же самое. Чем больше бытия в человеке, тем больше он любит, и наоборот.
Исходной позицией прежней философии являлось следующее положение: я - абстрактное, только мыслящее существо; тело не имеет отношения к моей сущности; что же касается новой философии, то она исходит из положения: я – действительное, чувственное существо: тело входит в мою сущность; более того, тело в полноте своего состава и есть мое Я, составляет мою сущность. Прежний философ, чтобы защититься от чувственных представлений, чтобы не осквернить отвлеченных понятий, мыслил в непрестанном противоречии и раздоре с чувствами, новый же философ, напротив, мыслит в мире и согласии с чувствами. Прежняя философия признавала истинность чувственности - даже в понятии Бога, заключающем в себе бытие, поскольку это бытие должно же было быть одновременно бытием, отличным от бытия в мысли, должно было быть бытием вне духа, вне мышления - подлинно объективным, т.е. чувственным бытием, но прежняя философия признавала чувственность только тайно, только абстрактно, бессознательно и против своей воли, только потому, что ей приходилось считаться с чувственностью, между тем новая философия с радостью, сознательно признает истинность чувственности. Она - откровенно чувственная философия. [...]
Дата добавления: 2019-02-22; просмотров: 116; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!