ЧЕРТА КАК ГЕНЕРАЛИЗОВАННАЯ РЕАКЦИЯ 1 страница



Под влиянием, бихевиоризма в Соединенных Штатах появилось много сторонников третьей концепции черты. Утверждение Уотсо-на, в котором отразилась его уверенность в том, что из одного и того же ребенка можно сделать как преступника, так и гения, высказанное им в его фундаментальном изложении теории бихевио­ризма, приобрело большую известность. Это утверждение предпо­лагает отрицание детерминирующих черт личности с самого нача­ла ее становления. Если бихевиорист и говорит о черте, то толь­ко как об ответе, наблюдаемом в нескольких ситуациях и имеющем некоторые общие элементы, т. е. в смысле генерализованной реак­ции. Если же в результате повторных подкреплений определенный ответ распространяется на различные ситуации, то можно говорить о черте. Газри (1944), сформулировавший теорию личности с по­зиций ассоциативного научения, приводит в качестве примера профессиональную деятельность, где человек очень часто ока­зывается в аналогичных ситуациях, требующих реакции с его сто­роны.

Согласно этой теории вероятность того, что ответ станет гене­рализованным, не слишком велика и, стало быть, не может сущест­вовать слишком много генерализованных черт.

Б. ИЗОЛИРОВАННЫЕ ЧЕРТЫ

В характерологической литературе издавна принято описывать и анализлровать черты личности, показывая их различные аспекты и вариации, в зависимости от их сосуществования с другими чер­тами, а также от той или иной ситуации в жизни индивида. Ха­рактеры Теофраста и Лабрюйера — классические примеры та­кого подхода. Эти авторы показали, что они обладали острой на­блюдательностью, глубокой и тонкой психологической интуицией, которыми совершенно напрасно пренебрегает современная научная психология. Между тем такой подход позволяет развивать способ­ность к наблюдению и наводит на размышления, которые могут послужить толчком для последующих психологических исследова­ний.

В современной экспериментальной психологии существует мно­жество исследований, посвященных конкретным чертам личности. В то время как Хейманс и Вирсма еще надеялись охватить всю совокупность черт, с тем чтобы выделить наиболее фундаменталь­ные из них, и факторный анализ, основанный на гораздо более совершенных методах, также был направлен на решение подобной задачи, исследования, к рассмотрению которых мы сейчас присту­паем, преследовали значительно более узкие цели. Их цель заклю­чалась в том, чтобы исследовать и определить как можно более полно и точно некоторые черты или переменные личности, рассмат­риваемые как наиболее важные либо с практической, либо с тео­ретической точки зрения.

В этих исследованиях чаще всего употреблялся метод корреля­ции с целью определения влияния изучаемой переменной на другие черты или конкретные поступки индивида, а также изучения ее связи с некоторыми факторами среды. С развитием наших знаний изучаемые качества все больше и больше отличаются от класси­ческих черт характерологии и превращаются в переменные, описы­вающие динамику личности. Это предполагает, в свою очередь, необходимость предварительных теоретических гипотез; таким об­разом, все эти исследования являются отражением различных направлений современной психологии, к которым они относятся (би­хевиоризм, психоанализ, гештальтпсихология).

Следствием различия концепций, лежащих в основе этих ис­следований, является то, что они не приводят к выработке согла­сованных точек зрения на структуру личности; тем не менее они позволяют уточнить некоторые частные моменты и достаточно глу­боко проследить сплетение переменных. Одна из основных труд­ностей, возникающих при проведении этих исследований, состоит в том, что операциональное определение переменных неминуемо сводит их к конкретным поведенческим реакциям или ответам на вопросы анкеты и таким образом они сразу же теряют свой тео­ретически предполагаемый более общий характер. На результатах это отражается таким образом, что получаемые значения корреля­ции, как правило, очень малы, непостоянны и тем самым с трудом поддаются интерпретации. По этой причине мы ограничимся тем, что очень кратко представим некоторые наиболее изученные черты, чтобы читатель смог составить себе представление о направлении этих исследований.

а) Индивидуальный стиль. Типологи уже давно заметили, что люди отличаются друг от друга, помимо всего прочего, характе­ром восприятия и мышления, и попытались построить соответст­вующие тесты. Эта идея вдохновила Роршаха, создавшего тест с чернильными пятнами, и Вартегга, предложившего тест на завер­шение рисунка (1953; см. также Biedma, 1955). Они полагали, что некоторые формальные характеристики, каково бы ни было их происхождение, должны проявляться в самых различных действиях индивида; спустя несколько лет для обозначения этих черт был предложен термин «индивидуальный стиль». Наиболее изученной чертой является, видимо, «ригидность» — тенденция к сохранению своих установок, принципов, способов мышления и неспособность к изменению своей точки зрения, переструктированию форм и т.. д. (см. Oleron, 1955). В исследовании авторитарной личности, осу­ществленном Адорно и др. (1950), ригидности отводилось доволь­но заметное место, однако едва ли правомерно сводить различные формы проявления этой черты к одной-единственной первопричине, поскольку значения корреляции между различными измерениями часто очень малы; к тому же ниже мы покажем, что фактор ри­гидности не существует вообще. Однако, хотя мы и вынуждены отказаться от идеи существования генерализованной черты «ри­гидность», нельзя отрицать, что некоторым людям в определен­ных ситуациях свойственна выраженная ригидность. Психологов интересуют и другие черты того же порядка, такие, как внушае­мость, устойчивость и персеверация (последняя является, видимо, одной из форм ригидности). Обзор важнейших работ, посвящен­ных изучению этих черт, принадлежит Айзенку (1960).

о) Мотивационные черты. Поскольку речь о мотивации идет в другой главе, мы ограничимся тем, что упомянем только наиболее изученные черты. Едва ли удивительно, что объектом многочисленных исследований стала тревожность, этому способствовало, впрочем, создание Дженет Тейлор (1953) шкалы «выраженной тревожности». Насколько мне известно, общего обзора работ, по­священных тревожности, не существует. Как правило, тревожность рассматривают в психоаналитическом плане как результат внут­ренних конфликтов, однако проблема большей или меньшей пред­расположенности к именно такому способу реагирования до сих пор является неизученной. В генетических исследованиях Мейли (1957) и Пулвера (1959) можно, видимо, обнаружить отправную точку для исследований в этом направлении (см. также ниже). Де Кастро (1958) предложил на основе экспериментальных ис­следований бифакторную теорию тревожности, согласно которой одним из решающих факторов является неуверенность; таким об­разом, мы, видимо, снова подходим к проблеме неопределенности, о которой уже говорилось выше.

Еще одна черта, оказавшаяся в центре многочисленных иссле­дований, — это агрессивность. Благодаря книге Доларда, Дуба, Миллера, Маурера и Сирса (1939), в которой был сформулирован тезис о том, что агрессивность является реакцией на фрустрацию, выделение агрессивности в качестве самостоятельной черты стало общепризнанным. Не следует, однако, пренебрегать и психоанали­тической концепцией агрессивности, подчеркивающей ее импульсив­ную природу, на что указывает Басе (1961), работа которого яв­ляется обзором различных точек зрения по этому вопросу. Мэн-дел (1960), подвергший факторному анализу результаты весьма многочисленных непосредственных наблюдений агрессивных по­ступков школьников, обнаружил 4 фактора, из которых наиболее важным является желание господствовать, что приближается к точке зрения Пьерона (1959), объединявшего агрессивность и склон­ность к господству.

Тот факт, что у разных индивидов агрессивная реакция на фрустрацию бывает выражена в различной степени, вызвал к жизни понятие сопротивляемости фрустрации. Эта черта, особен­но часто изучавшаяся с помощью теста на фрустрацию, предло­женного Розенцвейгом (1954), как правило, интерпретируется в плане психологии Я, поскольку, видимо, существуют индивидуаль­ные различия в отношении стойкости к стрессу вообще; возможно также, что эта черта имеет физиологическое происхождение. Зна­чение фрустрации для понимания личности людей, страдающих физическими недостатками, было показано в работе Ван Роя (1954), использовавшего тест Розенцвейга. Крамер (1959) изучал эту черту у различных профессиональных групп, особенно у летчи­ков и военных.

Вдохновленное Левином исследование Хоппе эффекта успеха и неуспеха деятельности привело к возникновению понятия «уро­вень притязаний».

В то время как в начале развития характерологии на первом плане, как это явствует из книги Олпорта (1937), являющейся в известном смысле поворотным пунктом в эволюции этой дисципли­ны, были такие черты поведения, как честность, стремление к по­рядку или господству, инициативность и прочие установки, те чер­ты, несколько примеров которых мы только что привели, имеют иную направленность. Они уже не являются больше качествами поведения,' понимаемого как последовательность поступков, а становятся качествами психических процессов. Таким образом, мы имеем право говорить о прогрессе наших знаний, хотя нам еще не удается об-наружить явные связи между этими качествами и поведением.


3. ФОРМИРОВАНИЕ И РАЗ­ВИТИЕ ЛИЧНОСТИ (в норме и патологии)

А. Н. Леонтьев ФОРМИРОВАНИЕ ЛИЧНОСТИ1

                      1 Леонтьев А. Н. Деятельность, сознание личность. М., 1975.

Ситуация развития человеческого индивида обнаруживает свои особенности уже на самых первых этапах. Главная из них — это опосредствованный характер связей ребенка с окружающим миром. Изначально прямые биологические связи ребенок мать очень скоро опосредствуются предметами: мать кормит ребенка из чашки, надевает на нега одежду и, занимая era, манипулирует игрушкой. Вместе с тем связи ребенка с вещами опосредствуются окружающи­ми людьми: мать приближает ребенка к привлекающей его вещи, подносит ее к нему или, может быть, отнимает ее у него. Словом, деятельность ребенка все более выступает как реализующая его связи с человеком через вещи, а связи с вещами — через человека.

Эта ситуация развития приводит к тому, что вещи.открываются ребенку не только в их физических свойствах, но и в том особом качестве, которое они приобретают в человеческой деятельности — в своем функциональном значении (чашка — из чего пьют, стул — на чем сидят, часы — то, что носят на руке, и т. д.), а люди — как «повелители» этих вещей, от которых зависят era связи с ними. Предметная деятельность ребенка приобретает орудийную структу­ру, а общение становится речевым, опосредствованным языком2.

В этой исходной ситуации развития ребенка и содержится зерно тех отношений, дальнейшее развертывание которых состав­ляет цепь событий, ведущих к формированию его как личности. Первоначально отношения к миру вещей и к окружающим людям слиты для ребенка между собой, но дальше происходит их раздвое­ние, и они образуют разные, хотя и взаимосвязанные, линии разви­тия, переходящие друг в друга.

В онтогенезе эти переходы выражаются в чередующихся сменах фаз: фаз преимущественного развития предметной (практической и познавательной) деятельности — фазами развития взаимоотноше­ний с людьми, с обществом3. Но такие же переходы характеризуют движение мотивов внутри каждой фазы. В результате и воз­никают те иерархические связи мотивов, которые образуют «узлы» личности.

 2 См.: Леонтьев А. Н. Проблемы развития психики. М., 1972.

3 См.:ЭльконинД. Б. К проблеме периодизации психического развития со­ветского школьника. — Вопр. психологии, 1971, № 4.

Завязывание этих узлов представляет собой процесс скрытый и на разных этапах развития выражающийся по-разному.

Действительную основу личности составляет то особое строение целокупных деятельностей субъекта, которое возникает на опре­деленном этапе развития его человеческих связей с миром.

Человек живет как бы во все более расширяющейся для него действительности. Вначале это узкий круг непосредственно окру­жающих его людей и предметов, взаимодействие с ними, чувствен- ное их восприятие и усвоение известного о них, усвоение их значе­ния. Но далее перед ним начинает открываться действительность, Лежащая далеко за пределами его практической деятельности и прямого общения: раздвигаются границы познаваемого, представ­ляемого им мира. Истинное «поле», которое определяет теперь era действия, есть не просто наличное, но существующее — сущест- вующее объективно или иногда только иллюзорно.

Знание субъектом этого существующего всегда опережает era превращение в определяющее его деятельность. Такое знание выполняет очень важную роль в формировании мотивов. На извест­ном уровне развития мотивы сначала выступают как только «зна-емые», как возможные, реально еще не побуждающие никаких дей­ствий. Для понимания процесса формирования личности нужно непременно это учитывать, хотя само по себе расширение знаний не является определяющим для него; поэтому-то, кстати говоря, воспитание личности и не может сводиться к обучению, к сообще­нию знаний.

Формирование личности предполагает развитие процесса целе-образования и соответственно развития действий субъекта. Дейст­вия, все более обогащаясь, как бы перерастают тот круг деятель­ностей, которые они реализуют, и вступают в противоречие с ,,. породившими их мотивами. Явления такого перерастания хорошо . известны и постоянно описываются в литературе по возрастной психологии, хотя и в других терминах; они-то и образуют так ч называемые кризисы развития — кризис трех лет, семи лет, под­росткового периода, как и гораздо меньше изученные кризисы зре­лости. В результате происходит сдвиг мотивов на цели, изменение их иерархии и рождение новых мотивов — новых видов деятель­ности; прежние цели психологически дискредитируются, а отве­чающие им действия или вовсе перестают существовать, или превращаются в безличные операции.

Внутренние движущие силы этого процесса лежат в исходной двойственности связей субъекта с миром, в их двоякой опосре­дованное™ — предметной деятельностью и общением. Ее развер­тывание порождает не только двойственность мотивации действий, но благодаря этому также и соподчинения их, зависящие от открывающихся перед субъектом объективных отношений, в которые он вступает. Развитие и умножение этих особых по своей природе соподчинений, возникающих только в условиях жизни человека в обществе, занимает длительный период, который может быть назван этапом стихийного, не направляемого самосознанием складывания личности. На этом этапе, продолжающемся вплоть до подросткового возраста, процесс формирования личности, од­нако, не заканчивается, он только подготавливает рождение сознающей себя личности.

В педагогической и психологической литературе постоянно указывается то младший дошкольный, то подростковый возраст как переломные в этом отношении. Личность действительно рожда­ется дважды: первый раз — когда у ребенка проявляются в явных формах полимотивированность и соподчиненность его действий (вспомним феномен «горькой конфеты» и подобные ему), второй раз — когда возникает его сознательная личность. В последнем случае имеется в виду какая-то особая перестройка сознания. Возникает задача — понять необходимость этой перестройки и то, в чем именно она состоит.

Эту необходимость создает то обстоятельство, что чем более расширяются связи субъекта с миром, тем более они перекре­щиваются между собой. Его действия, реализующие одну его дея­тельность, одно отношение, объективно оказываются реализую­щими и какое-то другое его отношение. Возможное несовпадение или противоречие их не создает, однако, альтернатив, которые решаются просто «арифметикой мотивов». Реальная психологи­ческая ситуация, порождаемая перекрещивающимися связями субъекта с миром, в которые независимо от него вовлекаются каждое его действие и каждый акт его общения с другими людь­ми, требует от него ориентировки в системе этих связей. Иными словами, психическое отражение, сознание уже не может оставаться ориентирующим лишь те или иные действия субъекта, оно должно также активно отражать иерархию их связей, процесс происходя­щего подчинения и переподчинения их мотивов. А это требует особого внутреннего движения сознания.

В движении индивидуального сознания, описанном раньше как процесс взаимопереходов непосредственно-чувственных содержа­ний и значений, приобретающих в зависимости от мотивов дея­тельности тот или иной смысл, теперь открывается движение еще в одном измерении. Если описанное раньше движение образно представить себг как движение в горизонтальной плоскости, то это новое движение происходит как бы по вертикали. Оно заклю­чается в соотнесении мотивов друг с другом: некоторые занимают место подчиняющих себе другие и как бы возвышаются над ними, некоторые, наоборот, опускаются до положения подчиненных или даже вовсе утрачивают свою смыслообразующую функцию. Ста­новление этого движения и выражает собой становление связной системы личностных смыслов — становление личности.

Конечно, формирование личности представляет собой процесс непрерывный, состоящий из ряда последовательно сменяющихся стадий, качественные особенности которых зависят от конкретных условий и обстоятельств. Поэтому, прослеживая последовательные его сечения, мы замечаем лишь отдельные сдвиги. Но если взгля­нуть на него как бы с некоторого удаления, то переход, знаме­нующий собой подлинное рождение личности, выступает как собы­тие, изменяющее ход всего последующего психического развития.

Существуют многие явления, которые отмечают этот переход. Прежде всего это перестройка сферы отношений к другим людям, к обществу. Если на предшествующих стадиях общество открыва­ется в расширяющихся общениях с окружающими и поэтому пре­имущественно в своих персонифицированных формах, то теперь это положение оборачивается: окружающие люди все более начи­нают выступать через объективные общественные отношения. Переход, о котором идет речь, и начинает собой изменения, опре­деляющие главное в развитии личности, в ее судьбе.

Необходимость для субъекта ориентироваться в расширяющей­ся системе его связей с миром раскрывается теперь в новом своем значении: как порождающая процесс развертывания общест­венной сущности субъекта. Во всей своей полноте это развертыва­ние составляет перспективу исторического процесса. Примени­тельно же к формированию личности на том или ином этапе развития общества и в зависимости от места, занимаемого индиви­дом в системе наличных общественных отношений, перспектива эта выступает лишь как эвентуально содержащая в себе идеальную «конечную точку».

Одно из изменений, за которым скрывается новая перестройка иерархии мотивов, проявляется в утрате самоценности для под­ростка отношений в интимном круге его общения. Так, требования, идущие со стороны даже самых близких взрослых, сохраняют те­перь свою смыслообразующую функцию лишь при условии, что они включены в более широкую социальную мотивационную сферу, в противном случае они вызывают явление «психологического бун­тарства». Это вхождение подростка в более широкий круг обще­ния вовсе, однако, не означает, что интимное, личностное как бы отходит теперь на второй план. Напротив, именно в этот период и именно поэтому происходит интенсивное развитие внутренней жизни: наряду с приятельством возникает дружба, питаемая взаимной конфидентностью; меняется содержание писем, которые теряют свой стереотипный и описательный характер, и в них появ­ляются описания переживаний; делаются попытки вести интимные дневники и начинаются первые влюбленности.

Еще более глубокие изменения отмечают последующие уровни развития, включительно до уровня, на котором личностный смысл приобретает сама система объективных общественных отношений, ее выражения. Конечно, явления, возникающие на этом уровне, еще более сложны и могут быть по-настоящему трагическими, но и здесь происходит то же самое: чем более открывается для личности общество, тем более наполненным становится его внут­ренний мир.


Дата добавления: 2019-02-22; просмотров: 188; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!