ГРУППИРОВКИ В ЛЕВОЙ ОППОЗИЦИИ 5 страница
1. Об англо-русском комитете мне пришлось писать очень много. Я не знаю, что именно из этого было опубликовано заграницей. Мне передавали, будто заграницей распространялись слухи о том, что я сопротивлялся разрыву англо-русского комитета и лишь уступил Зиновьеву и Каменеву. На самом деле было наоборот. Сталинская политика в англо-русском вопросе останется навсегда классическим образцом политики центризма, сползающего вправо, поддерживающего стремя прямым изменникам и получающего от них за это пинки и синяки. Для европейского коммуниста китайский и русские вопросы представляют, в силу своеобразия условий Китая и России, большие трудности. Другое дело вопрос о политическом блоке с вождями английских тред-юнионов. Здесь мы имеем перед собой основную проблему европейской политики. Сталинский курс в этом вопросе был самым вопиющим, самым циничным и самым гибельным попранием основ большевизма и теоретической азбуки марксизма. Эксперимент англо-русского комитета почти свел на нет воспитательное значение великих стачек 1926 года и задержал развитие английского рабочего движения на ряд лет. Кто этого не понял до сих пор, тот не марксист, не революционный политик пролетариата. Если он при этом протестует против сталинского бюрократизма, это не имеет в моих глазах никакой цены. Оппортунистический курс англо-русского комитета можно проводить только в борьбе с подлинными революционными элементами рабочего класса. А это в свою очередь, немыслимо иначе, как путем зажима и репрессий, особенно в партии с таким революционным прошлым, как большевистская партия. О китайском вопросе я также писал за последние два года очень много. Может быть мне удастся собрать написанное в отдельной книге. Изучение проблем китайской революции есть необходимое условие воспитания оппозиции и идейного размежевания в ее рядах. Те элементы, которые в этом вопросе не заняли ясной и отчетливой позиции, обнаруживают тем самым национальную ограниченность, которая сама по себе есть безошибочный признак оппортунизма. Наконец, русский вопрос. В силу условий, созданных октябрьской революцией, три классические тенденции социализма: 1) марксистское течение, 2) центристское и 3) оппортунистическое, выражены в советских условиях наиболее ясно и отчетливо, т. е. наполнены наиболее бесспорным социальным содержанием. Мы видим в СССР правое крыло, связанное с квалифицированной интеллигенцией и мелкими собственниками; центр, балансирующий на веревке аппарата между классами, и левое крыло, представляющее авангард пролетарского авангарда в эпоху реакции. Этим я не хочу, разумеется, сказать, что левое крыло свободно от ошибок, или что мы можем обойтись без серьезной и открытой внутренней критики. Но эта критика должна иметь ясную классовую основу, т. е. опираться на одну из трех названных выше исторических тенденций. Попытка отрицать наличие этих тенденций и их классовый характер, попытка стать над ними, неизбежно закончится жалким крушением. Чаще всего на этот путь становятся правые элементы, которые еще не осознали себя или же которые заинтересованы в том, чтоб не отпугивать от себя преждевременно свой собственный левый фланг. Брандлер и Тальгеймер, насколько знаю, считали все эти годы, что политика ЦКВКП в хозяйственных вопросах совершенно правильна. Так было до сталинского зигзага влево. По существу они должны сейчас сочувствовать той политике, которая велась наиболее открыто в 1924 - 27 г.г. и которую представляют теперь крыло Рыкова, Бухарина и др. По-видимому в эту сторону склоняется и Суварин. Я, разумеется, не могу здесь поднимать хозяйственную проблему СССР во всем ее объеме. Сказанное в нашей платформе остается во всей своей силе. Было бы только полезно, если бы правая оппозиция дала ясную и точную критику нашей платформы в этом вопросе. Чтоб облегчить ей эту работу, я здесь выдвину некоторые основные соображения. Правые считают, что если дать больше простора индивидуальному крестьянскому хозяйству, то нынешние трудности могут быть преодолены. Этого я не собираюсь отрицать. Ставка на капиталистического фермера (европеизированного или американизированного "кулака") несомненно даст плоды, но это будут капиталистические плоды, которые на одном из довольно близких этапов приведут к политическому крушению советской власти. Ставка на капиталистического фермера в 24-26 г. делала только первые шаги. Тем не менее она привела к чрезвычайному повышению самосознания мелкой буржуазии города и деревни, к захвату ею многих низовых советов, к повышению силы и самосознания бюрократии, к нажиму на рабочих, к полному подавлению партийной демократии. Кто не понимает взаимозависимости этих фактов, тот вообще ничего не понимает, в революционной политике. Курс на капиталистического фермера абсолютно несовместим с диктатурой пролетариата. Тут надо выбирать. Возьмем, однако, чисто экономическую сторону вопроса. Между промышленностью и крестьянским хозяйством существует диалектическое взаимодействие. Но движущим фактором является промышленность, как несравненно более динамическое начало. Крестьянину нужны в обмен на хлеб промышленные товары. Демократическая революция под руководством большевиков дала крестьянину землю. Социалистическая революция под тем же руководством все еще дает крестьянину меньше товара и по более дорогой цене, чем давал в свое время капитализм. Именно поэтому, социалистическая революция, в отличие от ее демократической базы, стоит под ударом. На недостаток промышленных товаров крестьянин отвечает пассивной сельскохозяйственной стачкой: он не вывозит на рынок наличное зерно и не увеличивает посева. Правые считают, что надо дать больше простора капиталистическим тенденциям деревни, меньше с нее брать и понизить темп развития промышленности. Но ведь это будет значить, что количество сельскохозяйственных товаров на рынке возрастет, а количество промышленных товаров еще больше уменьшится. Диспропорция между ними, лежащая в основе нынешнего хозяйственного кризиса, еще больше возрастет. Возможный выход будет состоять в том, чтобы вывозить фермерское зерно заграницу и ввозить в обмен на него европейские готовые изделия для фермеров, т. е. более богатых крестьян. Это значит, другими словами, вместо смычки между кооперированными крестьянским хозяйством и социалистической промышленностью устанавливать смычку между экспортирующим фермерским хозяйством и мировым капитализмом. Государство превращается не в строителя социалистического хозяйства, а в посредника между внутренним капитализмом и мировым. Не может быть сомнения, что оба контрагента очень быстро вытеснят этого посредника, начав, разумеется, с монополии внешней торговли. Ибо свободное развитие фермерского хозяйства, получающего из заграницы то, что ему нужно в обмен на хлебный экспорт, предполагает свободный товарообмен, а не монополизованный в руках государства внешний оборот. Правые иногда говорят, что Сталин применил платформу оппозиции и показал ее несостоятельность. Верно то, что Сталин испугался, наткнувшись эмпирически лбом на последствия "фермерского" (кулацкого) курса, который он столь слепо насаждал в 1924-27 г.г. Верно то, что сделав скачок влево, Сталин пользовался осколками оппозиционной платформы. Платформа оппозиции исключает прежде всего линию на замкнутое, изолированное хозяйство. Нелепо стремиться отделить советское хозяйство от мирового рынка каменной стеной. Судьбу советского хозяйства решит общий темп его развития (включая и земледелие), а вовсе не степень его "самостоятельности" от мирового разделения труда. Все хозяйственные планы сталинского руководства строились до сих пор на уменьшении внешнего товарооборота в течении ближайших 5-10 лет. Иначе, как мелкобуржуазным кретинизмом этого назвать нельзя. С оппозицией такая постановка не имеет ничего общего. Зато она полностью вытекает из теории социализма в отдельной стране. Стремление Сталина повысить индустриализацию внешним образом сближает его с оппозицией. Но только внешним образом. Социалистическая индустриализация предполагает большой, всесторонне продуманный план, где направление внутреннего развития тесно связано со все возрастающим использованием мирового рынка, при непримиримой охране монополии внешней торговли. Только на этом пути можно - не ликвидировать, не устранить, а смягчить противоречия социалистического развития в капиталистическом окружении, упрочить экономическую мощь советской республики, улучшить хозяйственные отношения города и деревни и упрочить диктатуру пролетариата. Сталинская политика эмпирических зигзагов только ухудшает положение. Таковы три основных критерия для внутреннего размежевания оппозиции. Эти три критерия взяты из жизни трех стран. Разумеется, каждая из остальных стран имеет свои собственные проблемы, отношение к которым будет определять позицию каждой отдельной группы и каждого отдельного коммуниста. Некоторые из этих новых вопросов могут выдвинуться завтра на передний план и отодвинуть все остальные назад. Но сегодня три названных вопроса кажутся мне решающими. Не занявши ясной и отчетливой позиции по этим вопросам, нельзя себе найти места в основных группировках коммунизма. Вот все, что я могу пока сказать по поставленным вами вопросам. Если бы оказалось, что, в силу недостаточного знакомства с литературой, я неправильно понял Брандлера, Суварина и их единомышленников, то я, разумеется потороплюсь внести в свою оценку поправки, вытекающие из фактов и документов, на которые мне укажут. Л. Троцкий. 31 марта 1929 г. Бюллетень оппозиции (большевиков-ленинцев) N 1-2. Л. Троцкий. ПИСЬМО Л. Д. ТРОЦКОГО Т. СУВАРИНУ 25 апреля 1929 г. Константинополь. Дорогой товарищ Суварин, Я получил ваше письмо от 16-го апреля. Оно несколько удивило меня. Вы пишите, что ожидали от меня другого поведения по отношению к группам иностранной оппозиции. Я должен был бы, по вашему, не высказываться сразу, а наблюдать, изучать и стремиться собрать группы и людей, способных марксистски мыслить и действовать. Вы меня упрекаете в том, что я не оставил себе времени для того, чтобы "изучать, размышлять и дискутировать". И вы предупреждаете меня, что мне придется пожалеть о моей поспешности. Я думаю, что в вашей критике, совершенно дружеской по тону, что я с удовольствием констатирую, обнаруживается вся неправильность вашей нынешней установки. Вы не можете не знать, что я не высказывался до сих пор ни по одному из спорных внутренних вопросов, которые разделяют французские, немецкие, австрийские и другие оппозиционные группировки. Я был слишком оторван в течение последних лет от внутренней жизни европейских партий, и мне действительно нужно время для более детального ознакомления, как с общей политической обстановкой, так и с оппозиционными группировками. Если я все же высказался по поводу этих последних, то лишь в связи с теми тремя вопросами, которые являются основными для нашего периода: внутренняя политика в СССР, руководство китайской революцией и курс англо-русского комитета. Не странно ли, что как раз по этим трем вопросам вы предлагаете мне не торопиться, выгадывать время, информироваться и размышлять. Одновременно, вы сами вовсе не отказываетесь от своего права публично высказываться по этим трем вопросам, в духе прямо противоположном тем решениям, которые составляют самую основу левой, ленинской оппозиции. В печати я заявил о полной своей готовности исправить или изменить свою оценку группы Брандлера или вашей, если мне будут сообщены какие-нибудь новые факты или документы. Группа Брандлера после того прислала мне, очень любезно, комплект своих изданий. В номере "Арбейтер Политик" от 16-го марта, я прочитал доклад Тальгеймера о русской дискуссии. Поистине мне не нужно было много времени для "изучений" и "размышлений", чтобы сказать, что группа Брандлера - Тальгеймера стоит по другую сторону баррикады. Давайте вспомним факты. 1. В 1923 году эта группа не сумела ни понять, ни использовать исключительную революционную ситуацию. 2. В 1924 году Брандлер пытался видеть революционную ситуацию непосредственно впереди, а не позади. 3. В 25 году он заявил, что никакой революционной ситуации не было, а была "переоценка" Троцкого. 4. В 25-26 г.г. он считал, что курс на кулака, тогдашний курс Сталина - Бухарина, есть правильный курс. 5. В 1923-25 году Тальгеймер, как член прогрессивной комиссии, поддерживал Бухарина против меня в вопросе о характере программы (голая схема национального капитализма вместо теоретического обобщения мирового хозяйства и мировой политики). 6. Брандлер и Тальгеймер нигде, насколько знаю, не подняли голоса против теории социализма в отдельной стране. 7. Брандлер и Тальгеймер пытались пробраться к руководству партией, принимая покровительственную сталинскую окраску (как делает Фостер в Америке). 8. По вопросу о китайской революции Брандлер и Тальгеймер плелись за официальным руководством. 9. То же самое в вопросе об англо-русском комитете. Таким образом я имею пред собою опыт шести лет. Вы не можете не знать, что я не торопился с осуждением Брандлера. После ужасающего провала немецкой революции 1923 года, я взял Брандлера условно под защиту, доказывая, что недостойно превращать его в козла отпущения, тогда как за немецкую катастрофу ответственно зиновьевско-сталинское руководство Коминтерна в целом. Отрицательную политическую оценку Брандлера я сделал лишь тогда, когда убедился, что он не хочет или не умеет учиться, даже на величайших событиях. Его ретроспективная оценка немецкой ситуации 1923 года совершенно аналогична той критике, которую меньшевики развивали по отношению к революции 1905 года в годы реакции. Над всем этим я имел достаточно времени "размышлять". Весь доклад Тальгеймера о русской дискуссии резюмируется в одной фразе: "программа Троцкого требует более сильного финансового нажима на крестьянство". Эту фразу Тальгеймер варьирует на протяжении всего доклада. Может ли быть для марксиста более постыдная позиция? Самый вопрос для меня начинается с отрицания крестьянства, как целого. Дело идет о борьбе классов внутри крестьянства. Оппозиция выдвинула требование освободить 40-50 процентов крестьянства от налогов вообще. Начиная с 1923-го года оппозиция предупреждала, что отстаивание промышленности будет означать ножницы цен и следовательно самую глубокую и гибельную эксплуатацию низших слоев деревни кулаками, посредниками и торговцами. Среднее крестьянство представляет собою социальную протоплазму. Она оформляется неизменно и непрерывно в двух направлениях: в капиталистическом - через кулаков, и в социалистическом - через полупролетариев и батраков. Кто игнорирует этот основной процесс, кто говорит о крестьянстве вообще, кто не видит, что у "крестьянства" есть два враждебных лица, тот погиб безвозвратно. Проблема термидора и бонапартизма есть в основе своей проблема кулака. Кто отмахивается от этой проблемы, кто преуменьшает ее значение, отвлекая внимание к вопросам партийного режима, к бюрократизму, к нечистым приемам полемики и прочим внешним проявлениям и выражениям напора кулацкой стихии на диктатуру пролетариата, тот похож на врача, который гоняется за симптомами, за прыщиками, игнорируя функциональные и органические расстройства. В то же время Тальгеймер повторяет, подобно дрессированному попугаю, что выдвинутое нами требование тайного голосования в партии есть "меньшевизм". Он не может не знать, что рабочие партийцы в ВКП бояться говорить и голосовать по совести. Они боятся аппарата, передающего давление кулака, чиновника, спеца, мелкого буржуа, иностранной буржуазии. Конечно, и кулак хочет тайного голосования в Советах, ибо ему тоже мешает аппарат, который как никак находится с другой стороны под давлением рабочих. Это и есть элементы двоевластия, прикрытого центристской бюрократией, которая маневрирует между классами и именно поэтому все более подкапывает позиции пролетариата. Меньшевики хотят тайного голосования для кулака и мелкого буржуа в Советах, - против рабочих, против коммунистов. Я хочу тайного голосования для рабочих-большевиков в партии против бюрократов, против термидорианцев. Но так как Тальгеймер принадлежит к тем, которые не видят классов, то он отождествляет требование ленинской оппозиции с требованием меньшевиков. Таким вздором он хочет замаскировать свою чисто буржуазную позицию в крестьянском вопросе. Разумеется, тайным голосованием в партии попытаются воспользоваться не только рабочие-большевики, но и их враги, проникшие в партию. Другими словами, классовая борьба внутри коммунистической партии, придавленная ныне крышкой бонапартистского аппарата, прорвется наружу. Этого нам и нужно. Партия увидит себя такой, какой она является на деле. Это будет действительное самоочищение партии - в противовес той бюрократической фальсификаторской чистке, которую снова затевает аппарат в интересах своего самосохранения. Только очистив партию указанным выше путем можно перенести тайное голосование в пролетарские профессиональные союзы. После нескольких лет бюрократического обезличения профессиональных организаций только таким путем и можно будет определить, какова сила меньшевистских, эс-эровских и черносотенных влияний. Без серьезного прощупывания всего класса невозможно поддерживать действительную диктатуру пролетариата. Сейчас болезни настолько загнаны внутрь, что вывести их наружу можно только чрезвычайными мерами. Одной из них - конечно не единственной - и должно явиться требование тайного голосования в партии, а затем и в профсоюзах. Что касается советов, то этот вопрос мы решим лишь после опыта, проделанного в партии и в пролетарских производственных организациях. Брандлер и Тальгеймер по всем основным вопросам мировой революции и классовой борьбы присоединялись к Сталину-Бухарину, которых в этих именно вопросах (Китай, английские тред-юнионы, крестьянство) поддерживала социал-демократия. Требование же тайного голосования для пролетарского авангарда против аппарата, проводящего меньшевизм методами террора, Тальгеймер объявляет... меньшевизмом. Можно ли себе представить более жалкое идейное банкротство? Я не сомневаюсь, что в группе Брандлера и вокруг этой группы есть много рабочих, отброшенных от партии грязным хозяйничаньем Тельмана и компании и попавших не в ту дверь. Этим рабочим ленинская оппозиция должна помочь разобраться в обстановке. Но этого можно достигнуть только методами непримиримой и беспощадной борьбы против политического курса Брандлера-Тальгеймера, и всех тех группировок, которые солидаризуются с ними или их фактически поддерживают. Сталинский курс в Коминтерне еще не сказал своего последнего слова. Мы только входим в полосу кризисов, расколов, группировок и потрясений. Предстоит работа многих годов. Не всем она окажется по плечу. Вы сообщаете о колебаниях Радека, Смилги, Преображенского. Я об этом знаю достаточно хорошо. Они колеблются не первый день, не первый месяц и даже не первый год. В высшей степени замечательно, что эти товарищи колебались или занимали неправильную позицию по основным вопросам международной революции. Радек защищал ошибочную линию в вопросах Китая, англо-русского комитета и, до 1927 года, сомневался, возможен ли вообще другой экономический курс, кроме курса Сталина - Бухарина. Преображенский занял явно неправильную позицию в китайском вопросе и в вопросе о программе Коминтерна (примиренческое отношение к национал-социализму). Смилга вместе с Радеком был против выхода компартии из Гоминдана и против лозунга диктатуры китайского пролетариата в период революции, а затем против лозунга Учредительного Собрания в период контрреволюции. Нынешние партийно-организационные колебания названных товарищей вытекают из неясности и половинчатости их общей теоретической и политической позиции. Так было всегда и так всегда будет. Ленин научил нас не бояться отходов, отколов, перебежек, даже очень влиятельных и почтенных товарищей. Решает в последнем счете правильная политическая линия. Уметь удержаться на правильной линии в период политического отлива, наступления буржуазии, социал-демократии и право-центристского блока в Коминтерне (это все явления одного и того же порядка) - таков сейчас главный долг пролетарского революционера. Правильная оценка эпохи и ее движущих сил, правильное предвиденье завтрашнего дня, заставят все подлинно-революционные элементы рабочего класса перегруппироваться и сплотиться под большевистским знаменем. Вот как я смотрю на вопрос.
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 140; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!