Фрэнки : проблемы школьного обучения



 

Фрэнки был очень смышленым. Коэффициент его умственное» развития был равен 125, в три года он начал читать, а к пяти годам звал столицы всех европейских государств. В детском саду его звали «маленьким профессором». Его родители Майк и Дафни, образованные люди, рассчитывали на большие успехи сына в школе, и поначалу надежды оправдывались. Благодаря навыкам чтения первые школьные годы Фрэнки прошли без проблем. Он быстрее всех в классе мог пересказать алфавит, а пока остальные добирались до десяти, Фрэнтки успевал сосчитать до 50. Он быстро запомнил флаги всех государств мира. Местная школа гордилась Фрэнки, и учителя наперебой восхищались его способностями, тем более что все они знали, что мальчику поставлен диагноз «синдром Аспергера». Однако сейчас Фрэнки, учась уже в третьем классе, оказался среди самых отстающих учеников. И дело было вовсе не в том, что у мальчика не было способностей: его одаренность признавали все. Проблема заключалась в том, что Фрэнки был одержим флагами государств мира, и эта одержимость целиком завладела всеми его интересами и всем его вниманием. Он знал цвета и дизайн всех флагов мира и мог часами читать книги о них. У него была потрясающая зрительная память на дизайны такого типа. Но в классе он не запоминал ничего из того, что изучалось по программе.

То, что в четырехлетнем возрасте казалось забавным, теперь уже раздражало. Учителя жаловались, что назавтра он уже не помнил ничего из того, что выучивал сегодня. Он редко обращал внимание на происходящее в классе; обычно он бродил по комнате и через окно рассматривал висевший во дворе флаг. Вместо того чтобы отвечать на вопросы учителя, он спрашивал о цветах разных флагов, которые можно было увидеть в городе.

«Какие цвета у флага над городским советом? Какой флаг висит над автомобильной фирмой?» — спрашивал он и широко улыбался.

Хотя учителя знали, что ответы на эти вопросы прекрасно известны Фрэнки, они терпеливо отвечали ему. Но количество вопросов от этого не уменьшалось. Если Фрэнки не получал ответы незамедлительно, к концу дня он становился весьма агрессивным. Он мог ударить кого-нибудь из одноклассников, бросить книги на пол, отчаянно завопить. Учителя деликатно предложили родителям Фрэнки подумать о том, чтобы обучать сына на дому. Администрация школы с удовольствием порекомендует им хорошего наставника.

Ситуация с сыном приводила Майкла и Дафни в отчаяние. Они обратились ко мне в надежде на то, что я найду способ улучшить его поведение и академические успехи. Домашнее обучение будет означать лишение Фрэнки возможности общаться с другими детьми и улучшить за счет этого свои социальные навыки. В первые годы Фрэнки был в восторге от школы, у него появились несколько приятелей, которые приходили играть к нему домой и в свою очередь приглашали его на свои дни рождения. Казалось, что чем больше времени он проводил в обществе сверстников, тем меньше внимания уделял дома своим эксцентричным интересам. Теперь он уже предпочитал играть не в одиночестве, а с товарищами. Родители полагали, что эти позитивные изменения были следствием их решимости учить сына в нормальной местной школе, а не в специальной школе для детей с аутизмом. Но сейчас ему было плохо в школе, и это было очевидно. Он совершенно не интересовался предметами школьной программы, ему было скучно на уроках. Его интересовали только флаги. Его успехи в чтении и в арифметике были более чем скромными. Он не проявлял никакого интереса ни к социальным, ни к естественным наукам. Учителя говорили, что симптомы аутизма и одержимость флагами Фрэнки мешают постигать школьную программу не только ему самому, но и другим ученикам. И дети больше не хотели приходить к Фрэнки домой и играть с ним. Однако учителя считали, что мальчик достаточно способный и может освоить школьную программу в стенах школы.

Я знаю Фрэнки с раннего детства. Его всегда интересовало то, что колышется на ветру. Я помню, как его мама рассказывала о том, с каким восторгом мальчик бегал вокруг нее, когда она развешивала выстиранное белье и простыни полоскались и хлопали на ветру. Он любил ходить в парк и пускать с отцом змей — больших синих змей с длинными хвостами, которые сначала мотались на ветру из стороны в сторону, а потом, поймав восходящий поток воздуха, взмывали прямо в небо. Все это было прелестно и мило, доставляло ребенку и родителям массу удовольствия, и они этим гордились. Но теперь интерес Фрэнки к тому, что полощется на ветру, стал источником больших неприятностей и волнения и мешал мальчику усвоить школьную программу. Над ним нависла опасность быть исключенным из школьного коллектива и оказаться в изоляции.

Одна из проблем, с которыми сталкиваются учителя, общающиеся с детьми с синдромом Аспергера и с аутизмом, заключается в том, что им трудно привлечь их внимание или побудить их делать в школе хоть что-нибудь. Как правило, они не заинтересованы в том, чтобы следовать стандартной программе обучения, изучать математику, писать сочинения или играть с другими детьми в школьном дворе. Учитель, стоящий во главе класса, не привлечет внимании такого ребенка, как Фрэнки. Совсем не обязательно, что он будет смотреть на учителя, думать над тем, что он говорит или следовать его указаниям. Фрэнки может грезить наяву, проигрывая в своей голове мультики или фильмы, увиденные много лет тому назад, вспоминая видеоигры, в которые играл накануне, или мысленно перебирал домашнюю коллекцию флагов. Его тело здесь, в классе, но мысли явно где-то в другом месте. Происходящее в социальном контексте классной комнаты не имеет никакого смысла для ребенка с аутизмом и совершенно не захватывает его.

Вторая трудность заключается в том, что стиль обучения детей с аутизмом отличается от стиля обучения обычных детей. У Фрэнки потрясающая память на факты и на визуальные детали. Чтобы выучить что-либо, ему может потребоваться некоторое время, но если уж он выучит, то выучит очень хорошо. Проблема заключается в там, что он не может делать обобщения, переходить от фактов к более абстрактным или концептуальным правилам; ему трудно категорировать свой опыт и свои знания. Например, Фрэнки может выучить, как решаются арифметические задачи с яблоками и апельсинами но если в аналогичной задаче вместо них будут туфли и носки у него возникнут проблемы. Он может выучить, что значит, например, слово «история» по отношению к ранним поселенцам Канады, но не по отношению к ранним поселенцам Южной Америки. Фрэнки может понять, почему нельзя бить ребенка за то, что тот взял что-то, что принадлежит ему, но не сможет воспользоваться своими знаниями, когда другой ребенок не захочет делиться с ним какой-нибудь игрушкой. Он может выучить конкретные правила, но не может применить их к новым ситуациям.

Дома родители Фрэнки уже поняли, что все нужно разложить я» фрагменты и каждый фрагмент следует изучать отдельно. Затем эти фрагменты один за другим можно компоновать вместе и формировать новое понятие. Родители учили Фрэнки чистить зубы «помощью фотографий, на которых запечатлены все стадии этого процесса: взять в руки зубную щетку, выдавить на нее пасту, чистить зубы и сплевывать в раковину. После того как была изучена каждая стадия в отдельности, Фрэнки нужно было научиться выполнять их последовательно. В конце концов он стал чистить зубы гораздо лучше и более тщательно, чем его братья и сестры!

Третья проблема заключается в том, что вызвать у Фрэнки интерес к школьным занятиям еще труднее, чем у обычных детей. Что интересует Фрэнки и служит для него источником мотивации? Столицы европейских государств, флаги стран мира, марки (но только те, на которых изображены флаги) и старые географические карты; его совершенно не интересует то, чем увлекаются типичные восьмилетки, — спорт, японские анимации, роботы, трансформеры. Поэтому, когда к Фрэнки домой приходят играть другие дети, ему хочется показать им свою коллекцию флагов, которая привлекает их внимание минут на пятнадцать, не больше. Потом им хочется играть с теми игрушками Фрэнки, на которые он сам не обращает внимания, — с машинами и с электрической железной дорогой. Фрэнки остается в своей комнате, погружается в свои книги' и не обращает никакого внимания на гостей. Его родители в отчаянии вздыхают и не знают, что им делать. Вскоре дети перестают приходить к ним.

Однако иногда дети с разными формами аутизма попадают в школы, которым удается извлечь пользу из их экстраординарной способности схватывать и запоминать визуальные детали. Когда такое случается, творческим и одаренным педагогам удается превратить обучение и участие в жизни школы одновременно и в терапию, и в возможность для роста. Учитель может смотреть на аутистическую неспособность не как на симптом, от которого нужно избавляться, а как на дар, талант, который нужно использовать. Подобная проницательность рождается из глубокого уважения к внутреннему миру ребенка с ASD и из интуитивной способности понять и представить себе образ мыслей другого человека. Не все необычные интересы можно трансформировать подобным образом, но когда это происходит, возникают замечательные возможности для обучения. К сожалению, найти такие школы и таких учителей нелегко, но они есть. Лучший способ найти школу, гибко подходящую к детям с разными формами аутизма, — узнать, есть ли у нее опыт работы с такими детьми, прибегает ли она при этом к помощи консультантов и специалистов и нравится ли им работать с детьми-аутистами. Школ, для которых такие дети — тяжелый груз, лишняя работа, следует по возможности избегать. В попечительских советах многих школ есть специальные команды, которые проконсультируются с администрацией конкретных школ об обучении у них ребенка с той или иной формой аутизма и помогут разработать такую программу обучения, которая примет во внимание особенности стиля обучения этого ребенка. Школы, директора и учителя которых прислушиваются к местным специалистам и внедряют их рекомендации в своих классах — лучшие школы для детей с аутизмом. То, что ребенок имеет индивидуальный учебный план, еще не значит, что школа готова пригашать во внимание эти стили обучения или имеет необходимые для этого специальные знания. В своем «образовательном портфеле» школа может иметь самую лучшую для ребенка индивидуальную программу, но если в ее реализации не участвуют эксперты, мало шансов на то, что она будет использована успешно. Готовность учиться и принимать новые вызовы — самые важные предпосылки успеха. Такие школы рассматривают родителей как важных членов образовательной команды, а не как потенциальных критиков, которых лучше держать на расстоянии. Они сообщают родителям не только о плохих событиях, но и о том хорошем, что было с ребенком в школе. Я вспоминаю одну школу, где учительница писала родителям примерно следующее: «Нужно научить Тересу, что портить воздух в классе нельзя». Это пример школы, не желающей конструктивно работать с родителями. Если у родителей есть возможность выбирать школу для своего ребенка, полезно сравнить и противопоставить друг другу несколько школ и отдать предпочтение той, которая имеет наибольший опыт работы с детьми-аутистами, или той, которая более других готова проявить гибкость, приспособиться к ребенку и воспринимать его родителей как членов команды.

По поводу Фрэнки в школе состоялось собрание, которое прошло очень хорошо. Директор и учительница проявили искреннюю заинтересованность в том, чтобы понять, как помочь мальчику, и готовность выслушать консультантов по проблемам образования, психолога, учителя-дефектолога и специалиста по патологии речи. Все они имели опыт работы с детьми, страдающими аутизмом, и были в курсе последних достижений науки в области обучения таких детей. Учитель-дефектолог, присутствовавшая на этом совещании, внесла много полезных предложений. Она поняла, что ключ к решению проблемы лежит не в том, чтобы заставить Фрэнки следовать стандартной программе, не в том, чтобы сосредоточить внимание на том, чего он не может делать, а в том, чтобы сделать ставку на его сильные стороны и способности — на его способность запоминать детали, воспринимать образцы и раскладывать такие сложные визуальные фигуры, как буквы и цифры, на более простые фрагменты. Значительно эффективнее сосредоточиться на том, что эти дети могут делать, чем на том, чего они делать не в состоянии.

Консультант предложила учительнице Фрэнки использовать его интерес к флагам в качестве средства обучения математике. У тебя два флага. Если ты умножишь это число на пять, сколько флагов у тебя будет? Фрэнки без труда мысленно проигрывал этот сценарий, и оказалось, что учить его математике таким образом значительно легче, чем используя традиционные примеры из учебника. Она также предположила, что Фрэнки станет читать более бегло, если давать ему тексты про флаги разных стран, про флаги, существовавшие в разные исторические эпохи, и про флаги, которые используются в тех или иных ситуациях. Вскоре Фрэнки заинтересовался и геральдикой, что не только стало прямым следствием реализации этих предложений, но и привело к разнообразным последствиям, доставившим ему и его одноклассникам огромное удовольствие. Вскоре после этого Фрэнки начал рисовать гербы для своих друзей, и они облепили ими всю школу. Каждый класс превратился в замок, отличный от всех других, и у каждого был свой собственный герб. В конце концов увлечение геральдикой переросло в интерес к средневековым рыцарям, и Фрэнки вместе с друзьями часами играли у него дома в рыцарей Круглого стола, которые сражались с драконами и спасали прекрасных девушек.

Я вспоминаю также и Бена, увлеченного спортивной статистикой. Каждый день он вставал в шесть часов утра. Его день начинался с того, что он спускался вниз и включал спортивный канал, чтобы узнать результаты последних матчей. Он мог сказать счет каждой игры, в том числе и в таких видах спорта, которыми, похоже, вообще никто не интересовался (например, результаты матчей между австралийскими футбольными командами и положение английских команд 4-го дивизиона по соккеру). В ту зиму, когда Бен учился во втором классе, учительница попросила его громко назвать в классе счет последнего матча хоккейной команды Toronto Maple Leafs . Это увлечение сделало Бена канадской знаменитостью. Вскоре он начал издавать на компьютере небольшую газету для школы, где публиковал собственные рассказы о своих любимых хоккеистах и приводил всевозможные статистические расчеты (в том числе статистику забитых и пропущенных шайб). Эта информация предназначалась для его одноклассников. Один из учеников Бена пришел от этой затеи в полный восторг и начал проводить с ним больше времени. В конце концов у Бена появилось несколько друзей, которые стали приходить к нему домой, и они создали свой клуб фанатов Toronto Mapie Leafs . Все это нашло полную поддержку у учительницы, разрешившей мальчику и в классе заниматься тем, что ему интересно, а не следовать стандартной программе обучения. Он изучал тот же материал, что и остальные ученики, но делал это по-своему, исходя из своих собственных интересов и из своей одержимости. Такие одаренные учителя — редкость, но при наличии правил и инструкций, касающихся специального образования, и при необходимости индивидуализированных программ обучения для таких детей открывается всё больше и больше возможностей найти именно творческого педагога Подобная обстановка может побудить Фрэнки и других детей с аутизмом учиться, быть внимательными в классе и сделать посещение школы интересным для них. Модифицируя программы обучения за счет учета эксцентричных интересов ребенка и его поглощенности ими, можно сделать обучение детей с аутизмом более эффективным.

Эксцентричные интересы и поглощенность ими имеют высокую мотивационную ценность как способы завладеть вниманием ребенка и создать условия для увеличения числа его социальных контактов со взрослыми и с другими детьми. Начав с интересов ребенка и опираясь на них, можно также создать благоприятные условия для формирования более приемлемых социальных и коммуникативных навыков. Например, многие дети с аутизмом любят смотреть, как летят крученые мячи. Удовольствие, которое доставляет это занятие, может стать основой для социальных контактов: взрослый подает кручений мяч, несколько детей сначала наблюдают за ним, потом по очереди сами подают крученые мячи, родитель или учитель могут поговорить о расцветке и обратить внимание детей на то, как летит мяч, они могут подтолкнуть ребенка к тому, чтобы он попросил помочь ему подать крученый мяч, и использовать слова «быстро» и «медленно» для описания скорости полета мяча и т. п. У ребенка есть стимул для участия в таком мероприятии, он счастлив и весел. Это возможность проникнуть в мир ребенка на его собственном уровне и продвинуть вперед его развитие, неожиданный урок в естественной обстановке; для некоторых детей с аутизмом это очень эффективная форма обучения.

Было время, когда Хизер (маленькая девочка с купальником из главы 2) с трудом ходила в школу. С той минуты, как она просыпалась, и до той минуты, когда оказывалась в школьном дворе, она все делала через силу. Хизер нехотя одевалась, по дороге все время останавливалась и рассматривала каждую сломанную ветку и наконец как вкопанная останавливалась у входа в школу, отказываясь переступить порог. Оказавшись в классе, она залезала под парту и поднимала шум, чтобы учительница отправила ее к директору, который на время сажал ее в «тихую» комнату, а затем либо заставлял вернуться в класс, либо, если она была неуправляемой, отправлял домой. По мере того как Хизер все чаше и чаще отправляли домой, посещение школы стало превращаться в серьезную проблему, сильно осложнившую жизнь матери Хизер, единственной кормилицы в семье, которая не могла не работать. Во время очередного собрания в школе мать Хизер предложила учительнице разрешить девочке в начале каждого школьного дня рисовать пасхальные поздравительные открытки, поскольку она любит поздравительные открытки всех видов. Дома для Хизер это было весьма стимулирующим занятием, за которым она проводила много часов, рисуя в зависимости от времени года разные поздравительные карточки. Возможно, если девочке предоставят такую возможность в классе, ей будет легче собираться и приходить в школу по утрам, у нее улучшится настроение и она будет более внимательной на уроках.

И вот в течение недели, как только Хизер просыпалась, мама начинала говорить ей, что в школе, до начала занятий, она сможет рисовать пасхальные поздравительные открытки. Хизер вопросительно смотрела на маму, не веря своему счастью. Всю неделю Хизер трудилась в школе сама по себе, она нарисовала поздравительные открытки для всех своих одноклассников, для учительницы и для директора. Она работала внимательно и с большим энтузиазмом. Теперь у мамы не было никаких проблем с проводами дочки в школу. Девочка вставала и собиралась в школу без всяких осложнений. Сломанные ветки по-прежнему привлекали ее внимание, но она уже не замирала перед входом в школьное здание и не упиралась, когда ее буквально вталкивали в класс. Ежедневно Хизер старательно трудилась над поздравительными открытками, и когда все были готовы, раздала их своим одноклассникам. Она явно гордилась собой, а дети были в восторге от столь раннего пасхального поздравления — ведь стоял только март. Учительница была несколько смущена, ибо не знала, чем дальше занять Хизер, но оказалось, что за Пасхой следуют День матери, День отца и еще много праздников. Воистину, индустрия поздравительных открыток не знает кризисов, потому что ее продукция нужна круглый год! Какое везение! Когда Хизер рисовала поздравительные открытки, у нее было хорошее настроение, и она была вполне счастлива в классе. Она больше не забиралась под пар-

ту, не устраивала шумных сцен, не дерзила учительнице и не отказывалась от ее помощи. У нее было настолько хорошее настроение, что она заметно продвинулась в чтении и в арифметике, и этот прогресс стал в том году ее основным достижением.

Однажды Гарри гордо вошел в мой офис, демонстрируя нарисованную на его футболке рыбу. Я спросил, нравятся ли ему рыбы.

— О да, — ответил он. — Очень нравятся.

— У тебя есть дома аквариум?

— О да, у нас пятидесятигаллонный аквариум, в котором полно рыб, — ответил он.

— А какая самая любимая?

— Рыба-собака, — ответил он.

— Что это за рыба? — спросил я.

— Рыба-собака водится в тропических и в субтропических регионах Атлантического, Индийского и Тихого океанов. Известно около 120 видов этой рыбы, — не совсем точно ответил он на мой вопрос, но я был потрясен его знаниями о рыбах.

Гарри 15 лет. У него темные волосы до плеч, и нередко за ними не видно глаз. Он разговаривает со мной, опустив голову; нельзя сказать, что он совсем не смотрит мне в глаза, но явно избегает это делать. Он всегда носит футболки с изображениями тропических рыб. Он любит животных, особенно тех, которые покрыты чешуей, и очень много знает об истории и разведении различных видов рыб и рептилий. У него на кровати не менее пятидесяти разных мягких, игрушек — динозавров, рептилий и рыб. Прежде чем лечь спать, он расставляет их в определенном порядке. Хоть это и очень симпатичное занятие, но не совсем подходящее для подростка. Действительно, одноклассники весьма жестоко издеваются над ним из-за его детского увлечения.

В свое время Гарри попал ко мне с диагнозом «невербальная неспособность к обучению». Этим термином обозначают детей, неплохо читающих и разговаривающих, но не успевающих по математике, имеющих плохую координацию всех движений и не умеющих рисовать. Невербальная неспособность к обучению контрастирует с классической неспособностью к чтению (дислексией), при которой дети плохо обучаются чтению, фонетике и (часто, но не всегда) математике, несмотря на хороший общий интеллект и адекватные возможности для обучения. Проблема заключалась в том, что с течением времени Гарри все больше и больше отставал от своих одноклассников по самым трудным предметам средней школы. Сейчас самой главной  проблемой была организационная проблема: он не мог работать самостоятельно, бродил по классу, не мог дома сесть за уроки, домашние задания легко обескураживали его. Он все более и более отдалялся от своих одноклассников и чувствовал себя несчастным, потому что все они уже ходили на свидания с девочками, а он сидел дома с родителями и со своим аквариумом!

На самом деле поведение Гарри полностью соответствовало синдрому Аспергера, и неспособность к обучению была лишь частью проблемы. В истории его болезни отмечалось, что он всегда был сам по себе, стремился играть в одиночестве и избегал вовлечения родителей в свои игры, имел плохие вербальные навыки, никогда не был слишком разговорчивым и обожал животных. Он нередко выстраивал свои мягкие игрушки в линию, которая тянулась из его комнаты через гостиную и далее в подвал. Однако в трехлетнем возрасте он уже умел читать. Мама Гарри вспоминает, что в пятилетнем возрасте он читал отцовские книжки (отец Гарри был бухгалтером). Он любил читать и даже по сей день любит книги, состоящие из отдельных глав, хотя нередко они предназначены для детей более младшего возраста. Он хорошо учился в школе до четвертого класса, потом у него начались проблемы с математикой. Психологическое обследование выявило классические признаки невербальной неспособности к обучению, и он стал получать дополнительную помощь. Но в средней школе ему стало все труднее и труднее успевать не только по математике, но и по всем остальным предметам. Особые трудности вызывали предметы, требовавшие большой работы дома и самостоятельного выполнения.

В том, что ребенку с синдромом Аспергера ставят и второй диагноз — «невербальная неспособность к обучению», нет ничего необычного. Эти два диагноза перекрываются, но это не одно и то же. Невербальная неспособность к обучению — это диагноз, основанный на результатах академических тестов и тестирования общих умственных способностей; в него не входят проблемы, связанные с социальными навыками, с коммуникацией или со всепоглощающими интересами. Когнитивные проблемы возникают у многих детей с синдромом Аспергера, но не у всех. Кроме того, есть немало детей с невербальной неспособностью к обучению, у которых нет синдрома Аспергера. Тем не менее в литературе не прекращается путаница.

После того как мы разобрались с диагнозом, родители Гарри попросили помочь им — проинструктировать их о том, что можно сделать, чтобы улучшить его успеваемость. Для этого было важно объяснить, какие трудности выявляются у детей с разными формами аутизма в результате тестирования их когнитивных способностей Этот вопрос был тщательно изучен, и результаты исследований заслуживают доверия. Действительно, некоторые исследователи рассматривают ASD прежде всего как нарушение процесса обработки информации; такое объяснение заслуживает доверия в той мере, в какой оно включает также и обработку социальной информации. Наиболее хорошо известным фактом о разных формах аутизма является противоречие между вербальными и невербальными когнитивными навыками. Иными словами, считается, что дети с аутом имеют хорошие невербальные и плохие вербальные навыки. Это находит отражение в результатах тестирования их умственных способностей: нередко результаты тестирования вербальных навыков значительно хуже результатов тестирования невербальных навыков, полученных в ходе проведения тестов подбора пары, узнавания образа, повторения и т. д. Как отмечалось выше, у детей с синдромом Аспергера ситуация может быть диаметрально противоположной: у них могут быть хорошие вербальные и относительно скромные невербальные навыки. Это может показаться парадоксальным, поскольку оба диагноза — лишь разные формы аутизма. На самом деле, вероятно, более удачное объяснение когнитивных трудностей при разных формах аутизма, чем несоответствие вербальных и невербальных навыков, может быть получено за счет отделения навыков механического запоминания от более сложных навыков интеграции и использования контекстуальных признаков. Дети с разными формами аутизма (и дети с аутизмом, и дети с синдромом Аспергера) имеют сравнительно неплохие навыки механического запоминания как в вербальной, так и в невербальной сферах. Именно поэтому некоторые из них, как, например, Гарри, учатся читать в очень раннем возрасте: у него были исключительные навыки механического запоминания в обработке визуальной пространственной информации (благодаря чему он мог распознавать группы букв и складывать из них фонемы или слоги) и базовые вербальные навыки механическое го запоминания (благодаря чему он мог идентифицировать фонемы). И хотя он не мог понять большую часть того, что читал, у него была исключительная способность идентифицировать буквы и слоги. В результате Гарри и другие дети с разными формами аутизма хорошо распознают слова, но плохо понимают содержание параграфа или предложения. Пока задания просты и базируются на навыках механического запоминания, ребенок может учиться без проблем.

Но по мере того как он взрослеет, качество выполнения более сложных заданий (как вербальных, так и невербальных) быстрее ухудшается у детей с ASD , чем у обычных детей. Это приводит к неэффективности обучения, недостаточному использованию контекстуальных признаков для понимания проблемы и к невозможности использовать организующие стратегии для обработки новой информации. Иными словами, детям с разными формами аутизма трудно механически запомненное в одной ситуации использовать в другой. Возможно, это является следствием проблем либо с исполнительной функцией, либо с переключением внимания у детей с разными формами аутизма, о которых говорилось выше.

Следовательно, образовательные стратегии должны воспользоваться этими относительно сильными сторонами механического запоминания и применить их в ситуациях, когда обучение требует более сложных организующих принципов. Поскольку визуальная презентация изучаемого материала часто воспринимается легче, чем вербальная, эффективными средствами обучения детей с разными формами аутизма служат всевозможные рисунки, фотографии и чертежи. Эта визуальная информация помогает «организовать» ребенка. Она также дает учителю возможность разбить сложное задание на составные части, работать с каждой из них в отдельности, а потом механически объединить их для решения более сложных задач обучения. Мы составили и прикрепили к столу Гарри специальную инструкцию, которая должна была напоминать и сигнализировать ему, как нужно работать самостоятельно. Если речь шла о домашнем задании, стадия 1 заключалась в выделении каждого его компонента, стадия 2 — в составлении заметок к каждой части, стадия 3 — в объединении заметок в один параграф и стадия 4 — в редактировании готового параграфа и в улучшении изложения. Каждый раз, когда он выполнял домашнее задание, ему нужна была эта инструкция, а поначалу ему даже требовалась помощь наставника, который шаг за шагом «вел» его от одной стадии к другой. В конце концов, когда работа подходила к завершению, наставник мог отойти и не подталкивать Гарри. Но в начале работы, для того чтобы тот сел за стол, посмотрел на инструкцию и начал делить задание на части, ему всегда нужна была помощь. Принципиальная разница между Гарри и его одноклассниками заключалась в том, что помимо изучения содержания школьной программы ему нужно было научиться еще и организовывать свою работу, решать возникающие проблемы. Каждое задание, будь то чтение, письмо, математика, история или естественные науки, нужно было сначала переформулировать таким образом, чтобы изучение можно было начать с механического запоминания которое смогло бы обойти его более слабые организационные стратегии.

Нередко более простым способом решить эту задачу является обучение с помощью компьютера. Дети с ASD любят проводить время за компьютерами и могут часами сидеть возле, них. Порой бывает настолько трудно оторвать их от этого занятия, что увлечения компьютерами начинает казаться чем-то вроде пагубной привычки. К счастью, сейчас есть много компьютерных программ, которые могут научить маленьких детей с аутизмом читать и выполнять простые арифметические действия. Результаты нескольких исследований свидетельствуют о том, что с помощью компьютера дети с ASD обучаются быстрее, чем с помощью вербальных инструкций. Возможно, причина этого заключается не только в том, что компьютер способен дольше удерживать их внимание, но и в том, что он использует принцип презентации с помощью визуальных средств, которые менее сложны и не требуют глубокого понимания контекста. Обучение с помощью компьютера сыграло огромную роль в жизни Захарии (глава 4), когда он учился в начальных классах. Он научился метать, складывать, вычитать и умножать исключительно благодаря компьютеру, используя лишь те программы, которые есть в продаже. Все они основаны на том, что разбивают сложное задание по чтению или по другому предмету на его составные части. Так, обучаясь чтению, ребенок снова и снова учится соотносить знак и звук и складывать звуки в слова, а слова — в предложения.

Понимание того, как дети с аутизмом думают, — важная часть «искусства» обучения их в школе. В действительности это понимание есть необходимое условие начала любого воздействия на них, ибо оно создает границы для понимания целей обучения и позволяет определить методы, с помощью которых эти цели могут быть достигнуты. В доброжелательной обстановке и Фрэнки и Хизер смогли продемонстрировать очень неплохие результаты. И тем не менее дли? них процесс обучения — не то же самое, что для обычных детей,» именно осознание этого факта (и следующая за этим осознанием аккомодация родителей и учителей) позволяет развиться таким когтивным навыкам. И учительница Фрэнки, и мама Хизер смогли понять преимущества использования эксцентричных интересов детей в качестве средства изучения стандартной программы, необходимость разложения сложного на составные части, использования навыков механического запоминания для изучения более простых понятий и использования визуальных презентаций образовательных понятий (и прежде всего компьютеров) для более глубокого понимания. Подобный подход — и это важно понять — есть прежде всего приспособление к расстройству, а не его лечение, приспособление, основанное на понимании нарушения во всех его многочисленных проявлениях. Подобные стратегии не устранят тех недостатков, которые сопутствуют разным формам аутизма, но благодаря им эти недостатки не смогут помешать ребенку с нарушением учиться. Если учителя и родители используют сильные стороны личности ребенка и работают над его недостатками, поддерживая его и создавая благоприятную обстановку для обучения, возлагают на него надежды, соответствующие его возможностям, ребенок с ASD может ходить в школу с не меньшим удовольствием, чем обычные дети. Дополнительная выгода, которую приносит это удовольствие, заключается в том, что социальные и коммуникативные навыки ребенка также - улучшаются. Иногда я прихожу в яблоневый сад, расположенный над той самой станцией, на которой Тревор и его дедушка наблюдают за прибывающими и отправляющимися поездами (см. главу 9). Я тихо сижу на старой скамье на самой вершине холма. Сквозь ветви деревьев дует ветер, и кажется, что листва прямо на глазах меняет свой цвет. Я вспоминаю Фрэнки и его воздушных змей. Такой ветер доставляет ему огромное удовольствие. Он подхватывает змея и уносит его прямо в небо. Радостно сознавать, что сейчас он гораздо лучше чувствует себя в школе. Школа оценила его таланты, не обращает внимания на его раздражающую эксцентричность и в известной мере приспособилась к нему, одновременно не давая ему расслабиться. Хизер тоже в конце концов создали такую обстановку в школе, в которой ее способности оказались признанными, и теперь по утрам она отправляется туда с удовольствием. Сегодняшний день резко контрастирует с тем мрачным временем, когда хождение в школу было сущим адом и для детей, и для их родителей, когда они конфликтовали с самой организацией дел в школе, когда там никто не понимал, что такое аутизм, и не приспосабливался ни к талантам детей с аутизмом, ни к их эксцентричности.

У аргентинского писателя Борхеса есть замечательный короткий рассказ, прекрасно показывающий, что происходит, когда окружающие не приспосабливаются к трудностям ребенка. Рассказ называется «Фьюнс, который ничего не забывает». Его герой — молодой человек с поразительной памятью, который ничего не забывает. Он помнит во всех деталях все обстоятельства своей жизни и полностью поглощен созерцанием окружающего мира. Он остро осознает уникальность всего того, что видит, и не в состоянии ни категорировать, ни обобщать. Собака, которую он увидел сейчас, отличается от нее же, увиденной им минуту спустя. И по сути он прав, как сказали бы предшественники Сократа. Его стиль обучения лишен организующих стратегий, возможности использовать контекстуальные признаки для категоризации, и он не может применять одну и ту же концепцию в нескольких ситуациях. Память Фьюнса бросает вызов нашим привычным представлениям об уникальном и отличном от другого, о том же самом и о повторении. Но очевидно, что за это нужно платить, что ему трудно учиться и думать. «Думать — значит забыт!» о различии, обобщать, абстрагироваться», — пишет А. Борхес. Поскольку Фьюнс не способен забывать, он не может и обобщать. Ночной разговор с Фьюнсом произвел на автора рассказа глубокое впечатление: «Я понял, что каждое мое слово (и каждый мой жест) навсегда останутся в его неумолимой памяти; я оцепенел от страха, что позволяю себе слишком много ненужных жестов». Фьюнс парализован множеством лишних жестов, которые отравляют его память,? и его когнитивная система быстро перегружается, поскольку он, подобно ребенку с аутизмом, запоминает все и ничего не забывает.

Этот короткий рассказ прекрасно отражает не только внутренний мир детей с аутизмом, их необыкновенную память, их восхищеие тем, что они видят, их любовь к фактам и к деталям, но и те трудности, которые они испытывают, когда нужно обобщать, абстрагироваться и мыслить концептуально. Чтобы учить детей с аутизмом в школах, важно понимать этот стиль обучения и этот взгляд на мир. И учительница Фрэнки, и Джэнис, мать Хизер, поняли это интуитивно, сумели использовать свое понимание для того, чтобы проникнуть во внутренний мир ребенка, с которым они работали, и настроить его на достижение более высокого уровня развития. Ключ к этому не в том, чтобы ожидать от Фрэнки и Хизер следования стандартным школьным программам или традиционным родительским наставлениям, а в том, чтобы взрослые сначала приспособились к характеру мышления ребенка, а затем повели его по его собственному пути развития.

Каково это — помнить все флаги государств мира, все флаги, висящие в городе? Фрэнки торжественно объявил мне, что каждый флаг уникален. Я полагаю, что так оно и есть, но у меня не настолько хорошая память, чтобы я мог наглядно представить себе эти различия во всех деталях. Я слышу голос Фрэнки, который спрашивает меня, с лёгкой насмешкой, тот ли я человек, который сидел здесь, в яблоневом саду, неделю назад, или другой. Поднявшись со скамейки, чтобы идти домой, я твёрдо решаю не делать никаких лишних жестов. Это очень трудно, но как только мне это удаётся, вдруг становится очень тихо. И я представляю себе, что Фрэнки и Хизер уже знакомы с этой тишиной, - именно в такой тишине они рассматривают и разглядывают картины, невидимые для нас. Им уже известно правило о чрезмерной жестикуляции. И школе не пришлось учить их этому.

 

Софи : принятие без смирения

 

По главной улице небольшой деревушки маленькая девочка и ее мама идут в библиотеку. Они проделывают этот недлинный дуть ежедневно, потому что ребенок так любит смотреть на книги! Сейчас утро, стоит замечательная осенняя погода, и солнце ярко освещает две фигурки, идущие по улице, вдоль которой растут дубы и клены. Скоро День всех святых, Хеллоуин, и дома уже украшены тыквами и ведьмами на метлах. Клены стоят во всей своей красе: солнечный свет струится сквозь красные, желтые и оранжевые листья. Пожылой джентльмен сгребает со своей лужайки опавшие листья в аккуратные кучки, но легкий ветерок постоянно мешает ему закончить работу, словно смеясь над его усилиями и не давая ему вернуться в дом и сварить очередную порцию кофе. Когда женщина и ребенок проходят мимо, джентльмен приветствует их: «Доброе утро!» — приподнимает шляпу и улыбается девочке. Женщина вежливо, хоть и несколько скованно, отвечает на приветствие, но девочка смотрит в другу» сторону и никак не реагирует на него.

У женщины под мышкой несколько книг, которые нужно вернуть в библиотеку. На ней легкий свитер — защита от ветра — и красиое платье из набивной ткани. У нее прекрасная кожа и темные волосы. Мать с волнением смотрит на девочку, которая идет так, словно твердо решила не терять ни минуты. Малышке лет пять, у нее оливковый цвет лица, мягкие вьющиеся каштановые волосы, она в очках. Она одета во все красное, это ее любимый цвет. В одной руке она держит несколько птичьих перьев, а в другой — огромную ветку дерева, которую тащит за собой по земле. Чтобы избежать столкновения с этой веткой, идущие навстречу люди вынуждены отступать в сторону. Мать старается не показать своего смущенна, но это маленькая деревня, и все знают, что малышка Софи, которую взяли в одном из приютов Румынии, немного «странная». Она повсюду таскает за собой ветки деревьев и с большой неохотой расстается с ним перед входом в библиотеку или в свой дом. Она никогда не здорвается и не отвечает на приветствия. В библиотеке она отказывается от помощи библиотекарши, всегда бежит к одной и той же полке день за днем снимает с нее одну и ту же книгу — рассказ о маленькоой девочке, которая любила носить только красную одежду. Если по какой-то причине книги не оказывается на месте, Софи расстраивается и начинает бегать по библиотеке и бегает до тех пор, пока библиотекарша не находит другую книгу, в которой много картинок с разными красными вещами. Матери нередко приходится бегать за дочерью, чтобы не дать ей помешать другим читателям. Выйдя из библиотеки вместе с мамой, Софи подбирает оставленную у входа ветку и идет домой, выискивая по дороге птичьи перья и другие ветки. Если что-то привлечет ее внимание, она бросит то, что держала в руке, и возьмет в руки приглянувшуюся ей вещь. Руки у нее никогда не бывают свободными. Мать думает лишь о том, чтобы побыстрее вернуться домой и заняться приготовлением ланча. Она с нетерпением ждет того момента, когда днем отвезет Софи в город, в Центр развития ребенка, и сможет немного расслабиться.

У Грэга и Марианны была обеспеченная и вполне благополучная жизнь. Она работала в государственном учреждении, он — в земельном кадастре. Они полюбили друг друга еще в школе, вместе окончили университет, прошли разные должности и наконец поселились в небольшой деревушке, откуда ежедневно ездили на работу в город. Много лет тому назад они решили, что детей у них не будет. Они любили свободу, и им нравилось иметь лишние деньги. Отсутствие детей давало им и то и другое. В этой деревушке Грэг и Марианна поселились десять лет тому назад. У них появилось много друзей, они с удовольствием принимали их у себя в доме и болтали с соседями. Каждые два года они летали в Европу и часто ездили в город за покупками.

В 1990 г., когда в странах Восточной Европы рухнули коммунистические режимы, по телевидению был показан сюжет о бедственном положении детей в сиротских приютах Румынии. Так случилось, что Грэг и Марианна увидели эту передачу — истощенных, плачущих, обритых наголо малышей, неподвижно лежавших в своих кроватках. И Марианна решила, что они должны взять на воспитание одного из них. Причины, побудившие ее принять это решение, были неясны ни ей самой, ни Грэгу. Дело не в том, что в ней внезапно проснулись материнские чувства; кроме того, они не были особенно религиозными людьми и не были склонны ни изменять миропорядок, ни спасать детей из некого чувства долга. Причина скорее лежала в другом: вид умирающих детей заставил их подумать о собственной смерти. «Я не хотела думать о том, что могла что-то сделать, но не сделала. Я не хотела ни о чем сожалеть, когда придет время умирать. Взять на воспитание ребенка означало сделать нечто полезное. В конце концов, мы с мужем нужны только друг другу, никто из нас больше никому не нужен», — так однажды объяснила мне свой поступок Марианна. Единственное ограничение, которое они мысленно поставили себе, заключалось в том, чтобы не брать младенца, истому что у младенцев трудно выявляется ВИЧ-инфекция, и ребенка с инвалидностью, поскольку растить такого ребенка очень тяжело.

В конце концов их намерение усыновить ребенка было одобрено властями Канады, но конкретных планов на поездку в Румынию у них не было. В один прекрасный день они случайно услышали по радио о том, что правительство Румынии намерено ограничить усыновление детей иностранцами. Если они не поторопятся, то могут вообще лишиться такой возможности. Через 48 часов Марианна ужебыла в самолете, взявшем курс на Бухарест. Она будет там к воскресенью, в течение нескольких дней выберет ребенка, оформит все документы и на следующей неделе вернется домой.

В то время как правительство Румынии балансировало на грани краха, Бухарест кишел гражданами Северной Америки, жаждущими усыновить детей. В аэропорту к каждому потенциальному усыновителю был приставлен переводчик. Найти жилье оказалось трудно, поскольку ни в одной из гостинице было свободных номеров, а заказать номер из Канады Марианна не смогла. Многие переводчики сдавали приезжим свои собственные квартиры, требуя за это более высокую плату, чем отели. Переводчица Марианны, худощавая женщина в старомодной одежде, оказалась настолько добра, что привезла ее в собственную квартиру в городе и не стала претендовать на непомерную оплату. Марианна была в шоке от той нищеты, в которой жила эта женщина: грязная квартира, продавленный диван с рваной обивкой, свисавшие с потолка электрические лампочки без планов, пятна сырости на стенах и вздувшиеся от этой сырости обои. Переводчица отправилась на поиски ребенка, которого можно было бы усыновить, и Марианна осталась одна. Компанию ей составляла только мышь, которая скреблась на кухне, равнодушная к присутствию в доме человека.

Через три дня переводчица вернулась с рассказом о «замечательном ребенке», которого она нашла. Девочка была «красавицей, очень сообразительной и очень смышленой». Готова ли миссис взглянуть на нее?

«Да, конечно. Что вам известно про нее?»

На этот вопрос переводчица ответила, что трехлетняя девочка по имени Софи в течение последних двух лет жила в большом приюте, расположенном в центре города. Марианна видела это здание из окна такси по дороге из аэропорта: массивное, внушительное сооружение с огромными ставнями, вокруг которого не было никакой зелени. Тогда Марианна подумала, что в нем вполне могла бы располагаться штаб-квартира секретной полиции. Однако оно оказалось «домом» для сотен младенцев и малышей, у большинства из которых практически не было шансов на усыновление. Марианна вспомнила ту самую телепередачу. На каждом этаже — ряды детских кроваток. Большую часть времени дети проводили, лежа в кроватках, их редко вынимали оттуда, чтобы они могли поиграть, и редко выносили на прогулки. Дети из беднейших семей и цыганские дети обычно лежали в конце комнаты, и им уделяли еще меньше внимания, чем тем, которые лежали ближе к сестринскому посту. От переводчицы Марианна узнала, что мать девочки — цыганка, отказавшаяся от дочери вскоре после ее рождения.

На следующий день переводчица принесла Софи, завернутую в одеяло, в свою квартиру. Встреча с ней была для Марианны шоком. Девочка была покрыта болячками и дрожала. Ее голова была обрита наголо во избежании педикулеза, и она была завернута в пеленки. Она не держала головы, у нее была диарея, и пеленка была испачкана испражнениями. Она весила около 15 фунтов и казалась истощенной. Переводчица спросила у Марианны, не хочет ли она покормить Софи. И протянула ей огромную алюминиевую банку с какой-то немыслимой соской, поскольку Софи еще не умела жевать твердую пищу. В банке было молоко, срок годности и цвет которого определить было невозможно. Софи сосала с большим трудом, и Марианна заметила, что ее глаза обращены в одну сторону. Она попыталась поговорить с девочкой, но та даже не взглянула на нее.

Марианна привезла с собой кое-какие игрушки. В аэропорту в ожидании переводчицы она успела поговорить с другими родителями и получила от них несколько советов относительно игрушек, с помощью которых можно оценить уровень умственного развития ребенка. Софи посадили на ковер, обложили со всех сторон подушками, и Марианна расставила возле нее привезенные игрушки. Но Софи не стала играть с ними. Каждую из них она пощупала, повертела в руке и поднесла близко к глазам. Она была настороже, но не участвовала в происходящем. Марианна попыталась пообщаться, поговорить с ней, но Софи, дрожавшая всем телом и покрытая с ног до головы болячками' существовала в своем собственном мире. Другие приемные родители говорили Марианне, что «сообразительные дети» в качестве средства защиты создают для себя другой мир.

И Марианна подумала, что Софи будет долго выбираться из своего мира, если вообще когда-нибудь выберется из него. Посмотрев на девочку, она сказала себе: «Именно таких, как ты, мы решили не брать». В этот момент раздался телефонный звонок. Звонил Грэг.

— Ну как дела? — возбужденно спросил он.

— Мы не можем взять ее. Ты даже не представляешь себе что это такое! Это не ребенок, у нее нет души!

— Что значит «нет души»? — удивленно спросил Грэг.

Он не мог понять Марианну. А она говорила ему о том, как ужасно Софи выглядит, что она не разговаривает, не ходит и живет в своем собственном мире. Если они удочерят ее, им придется забыть обо всех своих планах на будущее и не будет вообще никакого будущего. Они будут жить как в тюрьме, заботясь о своем тяжелобольном ребенке. Им придется забыть о себе раз и навсегда.

Грэг внимательно выслушал жену, задумался на мгновение и спросил:

— Почему ты не хочешь взять ее?

Марианна снова начала объяснять, описывая, как выглядит Софи — болячки, дрожащее тело, обритая наголо голова.

— Мы не можем. Это совершенно исключено.

Но чем энергичнее Марианна протестовала, тем отчетливее понимала, что должна взять этого ребенка.

— Куда же ей возвращаться? Черт, она же умрет в этом приюте — сказала она в трубку.

И расплакалась. Она оплакивала несчастного ребенка, сидящего в окружении трогательных игрушек на ковре в этой ужасной квартире, в центре города, находившегося на грани уничтожения, А наблюдавшая за ней переводчица глупо улыбалась, не понимая, почему эта несчастная странная женщина всхлипывает в трубку.

И Грэг, находившийся на расстоянии десяти тысяч миль от нее, прошептал так отчетливо, словно стоял рядом: «Возьми ее. Слышишь? Возьми. Обещай мне, пожалуйста».

Бюрократическая волокита, связанная с выездом Софи из Румынии, оказалась чудовищной. Марианна наняла опытного адвоката и они отправились в суд оформлять документы. Марианну интервьюировали, интересуясь, намерена ли она стать хорошей матерью Софи осмотрели врачи. Всю свою жизнь она пролежала в кровати из-за того, что ее пеленали, у девочки был вывих тазобедренных суставов. Доктора тоже были озабочены ее состоянием, но небольшие взятки сделали их более сговорчивыми. Медицинское начальство подписало последние документы, и дело было сделано. Пришло время возвращаться домой.

Грэг встретил их в аэропорту. Истощенность Софи вызвала у него шок. Она сидела в ходунке, закутанная в одеяло, голова моталась из стороны в сторону, глаза были опущены. Они усадили ее в машину и повезли домой, почти не разговаривая друг с другом: каждый был погружен в собственные мысли. Когда они въехали на свою улицу, все соседи вышли из своих домов, чтобы приветствовать новых родителей. На дубе возле их дома висел огромный плакат: «Добро пожаловать домой, Софи!» Все пили шампанское, поздравляли Грэга и Марианну, праздновали появление на своей улице нового ребенка, нового друга всех местных детишек, которым не терпелось принять Софи в свою компанию. Но трехлетняя Софи еще не умела ходить, с трудом сидела и переворачивалась и весила всего 15 фунтов. Соседи ожидали увидеть симпатичную малышку, воркующую и улыбающуюся взрослым, смотрящим на нее влюбленными глазами. Вместо этого они увидели дрожащую девочку, которая ни на кого не смотрела и решительно отказывалась признавать своих новых соседей.

Марианне пришлось быстро научиться ухаживать за ребенком, который, несмотря на свой возраст, требовал такого же ухода, как младенец. Большую помощь в этом ей оказала команда из местного Центра развития ребенка, в состав которой входили специалисты разных профилей. Они приходили домой и учили Марианну тому, как нужно заниматься с Софи гимнастикой, как заставить ее разговаривать, обращаться с разными предметами, двигать конечностями и т. д. Марианне пришлось научиться кормить девочку и правильно пеленать ее, чтобы вправить вывихнутые тазобедренные суставы. Софи не умела жевать, поскольку ее кормили только жидкой пищей, так что завтрак продолжался больше часа. Девочка много спала, а когда просыпалась, Марианна выносила ее на свежий воздух. Она кормила и перепеленывала ее по часам. Она и Грэг выполняли с ней упражнения, развивавшие руки и ноги. Софи набрала вес, и, судя по всему, ее моторные навыки развивались совсем неплохо. Она перестала дрожать, начала держать голову, сидеть и даже вставать на ноги.

Вскоре Софи начала ежедневно посещать Центр развития ребенка, где ей делали физиотерапевтические процедуры и где она могла общаться с другими детьми. Все были убеждены в том, что любовь, хорошее питание и стимулирующая обстановка способны вытащить девочку из этой тяжелой ситуации. Но Софи не вознаграждала за эти усилия, ей не нравилось, когда ее обнимали, она отталкивала от себя и Грэга и Марианну и никогда не смотрела на них. Она никогда не плакала ни по какому поводу, даже тогда, когда была мокрой, голодной или когда ей было холодно. Она любила подползать к стене и раскачиваться возле нее вперед-назад, иногда ударяясь об нее головой. Она могла начать раскачиваться и сидя в кроватке. Или встав в кровати на ноги, уставиться на дверь, не произнося ни звука! Марианна и Грэг объясняли это друг другу тем, что Софи предпочитает жить в своем собственном мире. И потребуется много времени, чтобы выманить ее оттуда. Но месяц проходил за месяцем, а этого не происходило, напротив, она все больше и больше отдалялась от них. Софи также начала издавать странные звуки. После целого года молчания она по-прежнему не разговаривала, и ее педиатр стал задумываться над тем, действительно ли депривация является причиной задержки речи и развития социальных навыков девочки иди ее прогрессу мешает какая-то другая причина.

«Вы когда-нибудь слышали слово "аутизм''? — спросил он однажды у Марианны. — Я не утверждаю, что у нее аутизм, но считаю, что мы должны рассмотреть эту возможность. Софи до сих пор не разговаривает и ни с кем не общается».

Марианна практически ничего не знала про аутизм и спросила у врача, может ли он быть следствием того, что девочке пришлось пережить в приюте. Если да, значит, от него можно излечиться? Ведь любовь и забота способны преодолеть любые преграды, не так ли?

Тогда-то меня и попросили посмотреть Софи, чтобы решить что именно — депривация или аутизм — является причиной ее неконтактности и отсутствия у нее социальных навыков. Ответить на этот вопрос было трудно. Сначала нужно было понять, какие поведенческие характеристики можно объяснить тем, что первые три года жизни девочки прошли без надлежащего питания и стимуляции, и какие, если таковые имеются, — аутизмом. Готовясь к встрече я освежил в памяти сведения о ранней депривации и о ее влиянии на развитие ребенка. Оказалось, что в литературе описано несколько интересных и информативных случаев ужасающей депривации в первые годы жизни детей. После того как дети были наконец вызволены из этих тяжелейших условий, у них действительно обнаруживалось немало аутистических характеристик. Нередко у них наблюдалась задержка речи, они практически не контактировали с окружающими и не умели играть, были исключительно замкнутыми. Однако благодаря благоприятной обстановке эти качества, похожие на проявления аутизма, постепенно сходили на нет. Но некоторые из симптомов полностью не исчезали. Речь совершенствовалась, но кое-какие социальные странности оставались. Казалось, социальные и коммуникативные навыки таких детей приближаются к навыкам детей более младшего возраста, что соответствовало общему уровню их развития. Моя задача заключалась в том, чтобы понять, действительно ли задержка развития социальных навыков Софи еще более серьезна, чем задержка ее общего когнитивного развития. Если это так, то придется поспорить с теми, кто считает, что ранняя депривация — единственная причина ее нынешних трудностей. Социальная и пищевая депривация не могут быть причиной такого неравномерного развития, когда одни навыки примерно соответствуют возрасту (например, умение ходить и есть), а другие (такие как социально-коммуникативные) находятся на столь низком уровне.

И вот я увидел Софи. Она была в очках, одета во все красное и стрелой носилась по комнате. Она была слишком миниатюрной для своего возраста, и густые, вьющиеся каштановые волосы волнами спадали ей на плечи. Ее родители принесли целую сумку палок и перьев, чтобы ей было чем заняться, но вместо этого она предпочла изучать комнату. Она вытаскивала из коробок игрушки, бросала на них быстрый взгляд, потом клала их обратно и поворачивалась к чему-то другому. Во время нашего свидания она почти не общалась со мной, но не рвалась уйти. От Грэга и Марианны я узнал, что она говорит около шести слов, но преимущественно удовлетворяет свои потребности следующим образом: кладет родительскую руку на желаемый предмет, показывает пальцем на вещи, которые находятся поблизости, или просто протестует. Чаще всего родителям приходится догадываться о том, чего она хочет. Она практически не смотрит в глаза, улыбается только тогда, когда едет на такси в Центр развития ребенка на процедуры и преимущественно играет одна. Она не обращается за помощью, когда ей что-то нужно, и не приглашает поиграть с ней. Играя, она ни с кем не делится своей радостью, а если у ее мамы что-то болит или она плачет, Софи, вместо того чтобы утешить ее, злится и раздражается. Иногда во время разговора она может посидеть на коленях у родителей, но никогда не обнимает их и реагирует лишь на несколько человек, которые приходят к ним домой заниматься с нею. Она не проявляет никакого интереса к другим детям в Центре развития ребенка и не участвует в их играх. Она любит пристально рассматривать предметы. Она может приблизить свои глаза чуть ли не вплотную к глазам собаки, человека в очках или с повязкой на поврежденном глазу. Ей нравится вертеть в руке такие предметы, как птичьи перья и соломины. Она таскает за собой прутья, детали конструктора «Лего» и ветки деревьев. Ей также нравится бегать кругами и раскачиваться в машине и перед телевизором.

Софи может быть также и весьма агрессивной, хотя во время вашей встречи я этого не заметил. Из-за этого ее временно исключили из детского сада. Она провела там не более четырех дней, прежде чем воспитательница и директор начали звонить Марианне и попросить у нее помощи. Иногда они звонили уже в начале десятого, когда Марианна еще не успевала вернуться домой, оставив дочь в саду. Нередко она вообще боялась уходить из дома на тот случай, если воспитательница позвонит и скажет, что ей нужно забрать Софи, потому что та ведет себя агрессивно или потому что она ударила кого-то из детей. В конце концов Марианна решила не отвечать утром на телефонные звонки, чтобы иметь возможность хотя бы принять душ. Сравнительно недавно возникла новая проблема — ужасные вспышки раздражения, во время которых она могла часами вопить, если ей не разрешали держать что-то в руке, иногда она кусала себя, царапала родителей, разбрасывала по комнате вещи. Грэг и Марианна воспринимали крики Софи как выговор в свой адрес, подтверждающие их неспособность воспитать эту неполноценную маленькую девочку.

Было очевидно, что состояние Софи — нечто более серьезное, чем просто отставание в развитии, вызванное ранней депривацией, Она была не в состоянии продемонстрировать навыки, которые обычно демонстрируют младенцы в возрасте шести месяцев. Ей не хватало стимулов для общения, и ее интересы были чрезвычайно ограниченны, глубоки и по своей природе в высшей степени сенсорны. Я не сомневался в том, что помимо задержки развития, вызванной депривацией, у девочки также есть и аутизм, хотя и трудно было определить, какие именно задержки развития являются следствием аутизма, а какие — следствием депривации. Кто знает, какой нейрологичеекий вред причинили ей первые три года жизни, проведенные в приюте? Возможно ли, чтобы экстремальные формы депривации вызывали аутизм, в частности, у тех детей, которые имеют генетическую предрасположенность к этому недугу? Сейчас мы располагаем информацией о детях из румынских сиротских приютов, страдающих равными формами аутизма. Нет ничего невероятного в том, что в контексте генетической уязвимости биологические удары, нанесённые отсутствием нормального питания и человеческого тепла, могут стать одними из факторов, вызывающих у детей аутизм. Сказанное вовсе не означает, что в нормальных обстоятельствах причиной аутизма может стать «ненадлежащее исполнение родителями своих обязанностей»: на долю Софи выпала экстремальная депривация, а известно, что плохое питание и отсутствие тактильных контактов — это факторы, способные вызвать изменения в мозге и повлиять на поведение животных в лабораторных условиях. На основании случая Софи нельзя делать никаких обобщений и переносить их на большинство детей с аутизмом, живущих в развитых странах.

Сделав глубокий вдох, я попытался изложить все это Грэгу и Марианне. Мне хотелось сказать им, что у Софи нет аутизма и что их сострадание и мужество будут вознаграждены здоровым ребенком, который в конце концов догонит своих сверстников, если они будут и впредь продолжать развивать и поддерживать его. Но я знал, что это, возможно, неправда; аутизм был дополнительным грузом к ранней депривации. Их жизнь будет еще труднее, чем они думали во время того телефонного разговора. Я ожидал, что это сообщение о пределах прогресса Софи приведет их в отчаяние. К моему удивлению, они почувствовали облегчение. Как часто мои опасения, связанные с необходимостью сообщать плохие известия, оказывались напрасными! Марианна и Грэг резонно ответили мне, что по крайней мере отсутствие прогресса у Софи не связано с тем, что они недостаточно любят ее и плохо о ней заботятся. Огромный груз свалился с их плеч. Теперь они хотя бы понимают, почему Софи отталкивает их и отказывается войти в их мир. Эта причина имеет название, и они могут вступить в следующую фазу своей жизни, в фазу противостояния аутизму.

В течение многих лет я с интересом наблюдал за прогрессом Софи. Для меня это была прекрасная возможность узнать, как родители примиряются с тем, что у их ребенка ASD . В семье Грэга и Марианны этот процесс был тем более драматичным, что они выбрали Софи из чувства сострадания. Немецкий поэт Рильке, имея в виду личное горе, писал своему молодому другу: «Возможно, все ужасное есть, по своей сути, нечто беспомощное, требующее нашей заботы. Эта же мысль приложима и к обычной супружеской паре, столкнувшейся с реальностью диагноза своего ребенка: вызов, который бросает им судьба, заключается в том, чтобы лелеять свое горе, но не потонуть в нем, не быть парализованным им и не отрицать его. Иногда Грэгу и Марианне было трудно иронизировать по поводу своего невезения, по поводу того, что они выбрали именно Софи, но по большей части они были в состоянии принять это без отчаяния, без чувства безнадежности. Это позволило им двигаться вперед и понять благодаря Софи, что даже у самого уязвимого человека есть скрытые таланты. Большинство семей так или иначе проходят через необходимость принять этот диагноз, хотя каждая семья делает это по-своему. Однако одни семьи отчаянно стремятся докопаться до причины и найти способ лечения; другие бывают настолько потрясены непониманием того, что же им теперь делать, что не делают ничего и не в состоянии следовать плану лечения, которое может продлиться месяцы, прежде чем появятся какие-то результаты. Все это примеры разных форм отрицания, неприятия диагноза и безрадостного результата, которого по большей части можно избежать. Да, у ребенка аутизм, да, есть нарушения на всю жизнь, но это не значит, что нужно обречь себя на нескончаемое ожидание чудесного исцеления, поиски некой причины, которую легко можно устранить, или кого-то другого, кто спасет ребенка от этой напасти. Есть немало методик лечения, доказавших свою полезность, и многие из них предполагают совместную работу родителей и специалистов, цель которой — облегчение социального и коммуникативного развития. Более того, принятие диагноза превратит родителей в ярых защитников своего ребенка перед лицом официальных учреждений, от которых зависят оказание помощи, перед лицом учителей и соседей, поскольку им придется требовать для него большей помощи, лучшего понимании и большей вовлеченности в общественные дела.

Как Грэг и Марианна пережили это тяжелое испытание? Как они пришли к тому, что приняли диагноз Софи? Почему не отказались от нее? Почему не опустили руки, а продолжали помогать ей, хотяситуация наверняка временами казалась им бесперспективной? В основном это стало возможным потому, что они понимали Софи; понимали, откуда она пришла, что думала и чувствовала, хотя у нее и был очень ограниченный словарный запас. За аутизмом они смогли разглядеть ребенка, понять, что ее симпатии и антипатии ничем не отличаются от симпатий и антипатий других детей, хотя, по общему признанию, некоторые все-таки немного отличались. Но, как и любому другому ребенку, Софи нужны были режим и заведенный порядок, понятный набор ожиданий, и ей также было нужно, чтобы родители проявляли гибкость. Исполнение родительских обязанностей и ожидаемые за них вознаграждения, конечно же, были иными чем в семьях, где растут обычные дети, но заботы о ребенке и сам процесс его воспитания ребенка были точно такими же. Приняв, что Софи нужно тащить за собой эту ветку в библиотеку, что ей нужно смотреть на определенные книжки и что не имеет значения, что другие думают о ее странном поведении, они смогли понять: эти поступки никак не связаны с ними, с их способностью быть родителями. Грэг и Марианна поняли, что иногда лучше не делать ничего, чем исступленно делать что-то. Одно время Софи кричала по ночам, но они не могли установить причины. И чем больше они старались успокоить ее, укачивая на руках или отвлекая игрушками, тем было хуже. И они перестали паниковать. Стоило им выйти из комнаты, как крики затихали, а вскоре и вовсе прекращались и девочка успокаивалась. Они также поняли, что должны интерпретировать ее простые слова как значительно более емкие по смыслу: слово «еда», произнесенное с явным нажимом,, иногда означало «чипсы*, а иногда — «мороженое». Не приходилось надеяться, что Софи станет играть или рассказывать о том, как прошел день, так же, как другие дети. От нее следовало ожидать непростого поведения, и школе и другим общественным учреждениям следовало подготовиться к тому, чтобы справиться с ним, не прибегая к его оценке с точки зрения морали.

Грэг и Марианна поддерживали друг друга и порой даже находили в действиях Софи нечто забавное, например ее любовь к птичьим перьям и веткам или то, как, должно быть, выглядят со стороны мать и дочь, которые идут в библиотеку и тащат за собой огромную ветвь. Они поняли, что стало бы с Софи, не забери они ее из бухарестского приюта. Чтобы понять все это, нужно было посмотреть на происходящее с разных точек зрения, нужна была способность представлять себе будущее и то, как воспринимают их другие. Это способность видеть без предрассудков и без метафор, которые связывают. Поддерживать друг друга, смеяться над собой и принимать во внимание все альтернативы — все это требует воображения и понимания другого человека или других обстоятельств, будь то супруг, окружение, в котором человек живет, или будущее его ребенка. Всегда была надежда, даже если это была и очень хрупкая, ускользающая надежда в конце длинного дня, проведенного в одиночестве. «Софи покорила больше гор, чем вы способны увидеть», — сказала как-то Марианна одной не симпатизирующей им школьной учительнице, которая в ответ на неадекватное поведение девочки в школе высказала мнение, что она избалована и что неплохо бы привить ей некоторые манеры. Меня всегда поражает, что люди, наиболее горячо критикующие детей с аутизмом, сами обычно страдают отсутствием сострадания, отличаются негибкостью, сопротивляются переменам и не умеют эффективно общаться. В этом тоже есть своя ирония.

Софи нужно было научиться многому более важному: ходить в магазины без страха и в школу — без чувства мучительного беспокойства. Манеры были не самым главным. В течение, этих нелегких первых школьных лет, когда Софи упорно не хотела ходить в школу, утро было особенно трудным временем дня для Марианны. Ей приходилось бороться с Софи, одевать ее, убеждать съесть завтрак и выпроваживать девочку за дверь, навстречу школьному автобусу. Часто девочка сопротивлялась особенно упорно и опаздывала на него, тогда Марианне приходилось самой везти ее в школу. Отчасти проблемы Марианны были связаны с тем, что она нервничала, ибо практически ничего не успевала делать по утрам, тратила уйму времени попусту, и многое из того, что планировала сделать, приходилось откладывать на другое время. Но как только она перестала думать об этом и рассталась с мыслью успевать как можно больше, она немного расслабилась, и Софи стала более сговорчивой. Теперь у Марианны появилась возможность провожать Софи в школу в хорошем настроении, и для обеих это стало основным достижением.

Грэг и Марианна приспособились смотреть на мир глазами Софи. Они научились понимать ее сигналы и реагировать на едва заметные невербальные сообщения — на ее бормотание, тыканье пальцем, раскачивание и хождение кругами. Так она сообщала родителям о своих желаниях или потребностях. Они прекрасно знали ее режим дня, ее любимые игрушки, любимую еду, любимые занятия, так что могли предполагать, что именно ей в данный момент нужно. Иногда они уступали требованиям Софи, понимая, что у нее нет другого способа сообщить о своем горе, кроме вспышки раздражения, и, уступая ей, одновременно учили Софи понимать ценность коммуникации. Все это часть трудностей, которые испытывает Софи, корректируя свои эмоции сообразно обстановке. Когда ее родители это поняли им стало легче выдерживать случавшиеся время от времени потрясения. Они также усвоили, что процесс можно оценивать по таким незначительным изменениям, которые посторонние просто не замечают. Однажды она перестала подбирать ветки по дороге в библиотеку. В другой раз показала пальцем на лошадь в поле, когда они ехали на машине домой. Эти достижения и перемены были для них огромную радостью. Нередко эти маленькие шаги вперед были не видны Другим, но родители видели и использовали их в качестве источника поддержки в минуты отчаяния, которое они иногда переживали. Они никогда не сомневались в том, что Софи их любит, хотя она никогда не могла сказать об этом традиционным способом. Она могла обвить рукой маму и папу, прижаться к ним в незнакомой и странной обстановке, устроиться перед ними, когда они смотрели телевизор или когда ей было не по себе. Даже если в какой-то момент им казалось, что она их отталкивает, они все равно не сомневались в ее любви. Она ни разу не сказала им «Я люблю вас», но они были уверены в ее чувствах. Они были в состоянии представить себе ее любовь и ее потребность в них. Но самое важное — это то, что они смогли относиться к Софи с улыбкой, причем не только к ее эксцентричности, но и к ее мужеству: девочка шла в школу, даже если учительница относилась к ней с пренебрежением. В эти первые годы было немало трудных моментов. Однажды в универсальном магазине Софи разделась догола. Потом ее родители не могли без улыбки вспоминать выражения лиц жеманных и чопорных жителей маленького городка, с недоумением смотревших на маленькую девочку, которая голышом бегала между прилавками. Можно не сомневаться в том, что в тот момент родителям было не до смеха, но время изменяет восприятие событий, а с течением времени приходит и возможность улыбаться.

Софи медленно продвигалась вперед. Хотя девочка все еще почти не разговаривает, она демонстрирует большую мотивацию к общению с использованием знаков и системы обмена картинками и, кажется, больше понимает. Она по-прежнему любит птичьи перья и палки, ей нравится вкладывать такие предметы, как карандаши, в пружинки. Ей также нравится рисовать птичьими перьями и смотреть на книги. Без книги о Симпсонах она ни за что не пойдет в ванную комнату. Ей нравится малышка Мэгги, потому что она часто плачет. Софи с удовольствием слушает родительские пластинки 70-х гг., на которых записан рок-н-ролл, особенно альбом группы Woodstock . Она берет несколько аккордов на пианино и высиживает всю службу в церкви до конца, если потом ей разрешают поиграть на пианино. Ей нравится быть в обществе людей, особенно взрослых родственников, нравится прикасаться к ним и обнимать маму за талию, хотя она по-прежнему не любит, когда прикасаются к ней. Мама говорит про нее: «По-своему она любящий ребенок». Именно вот это «по-своему» и отличает процесс принятия без сопротивления. Родители Софи способны толковать эти действия как выражение любви, даже не-смотря на то что другие могут воспринимать их не так. Но это не имеет значения. Способность видеть поведение, не только то, которое традиционно связывается с чувством любви, но быть способным представить себе, разглядеть назначение такого поведения именно в этом контексте — вот что важно. Именно это питает надежду и помогает избежать неприятия и отчаяния. Если код разгадан, в таких действиях появляется смысл — коммуникация и язык. Родители расшифровали этот код, когда приняли сам факт существования другого языка.

Недавно Софи участвовала в спектакле. Она исполняла роль няни, присматривающей за плачущим младенцем. Она кормила куклу, укачивала ее и заворачивала в одеяло. Когда учительница и её одноклассники поняли, что перед ними нечто новое и особенное, они не могли сдержать улыбок. По окончании представления они наградили Софи дружными аплодисментами. Девочка излучала восторг и не хотела покидать самодельную «сцену». Новой учительнице Софи пришлось увести ее, чтобы дать возможность выступить другим детям, но она с энтузиазмом описала этот эпизод в отчете, который послала ее родителям. Марианне и Грэгу хватило радости не на один день, и они специально позаботились о том, чтобы не забыть рассказать об этом мне.

Если бы это была волшебная сказка, у нее непременно был бы счастливый конец. Поступок, продиктованный мужеством, отвагой и состраданием, был бы вознагражден появлением нормального ребенка, который играет на улице с другими детьми, ходит в местную школу и в разные заведения «быстрого питания» есть гамбургеры и чипсы. Но ничего этого нет. Софи рисует птичьими перьями, таскает за собой по земле огромные ветки и не разговаривает. Но тем не менее это счастливый конец. Софи не разочаровала своих родителей. Они ни на секунду не пожалели о своем том судьбоносном решении удочерить ее. Этот единственно возможный выбор был сделан мгновенно, с полным пониманием его последствий если не для нее, то уж для них — точно.

Каждая семья, в которой растет ребенок, страдающий аутизмом, переживает свое собственное решающее мгновение, и в действительности таких мгновений у нее много. Это мгновения, когда принимаются решения, когда становятся заметными результаты усилий, когда прошлое с его наивными надеждами и мечтами уступает место будущему, воспринимаемому с невозмутимостью, спокойствием и решительностью. Иногда первым таким мгновением становится мгновение, когда родители узнают диагноз, иногда оно наступает через много лет, когда не оправдываются надежды на ожидаемое исцеление или выздоровление. Это решающее мгновение заключается в том, чтобы принять тяжесть биологического жребия, но не подчиниться

тем границам, которые он очерчивает. В конце концов все семьи осознают, что уготовила им жизнь, и оказываются в состоянии это принять, но они не прекращают борьбы и за то, чтобы судьбы их детей сложились как можно лучше, и за более активную и разностороннюю помощь всем детям. Акт спасения, совершенный Грэгом и Марианной, был именно таким решающим актом, совершенным по взаимному сердечному согласию в начале пути двумя людьми, разделенными тысячами миль, во время телефонного разговора. У них хватило мужества выбрать эту беду, они взвалили ее на себя, лелеяли ее, а потом бросили ей вызов и победили. По ходу дела они сами изменились. Ежедневно продвигаясь вперед маленькими шагами и, изучив тайный язык Софи, они познали ценность новой точки зрения, проникновения в такой таинственный и непонятный внутренний мир своего ребенка и возможности разглядеть таланты внутри неспособности. Софи дала им мужество познать такое чувство, как сострадание, которое в наше время едва ли не то же самое, что добродетель. Воистину, в каждом маленьком поступке, совершаемом ежедневно самыми обычными людьми в неожиданных обстоятельствах, заключено мужество. Кто-то может сказать, что эти поступки — проявления глупости, но тогда глупость — это прерогатива мужественных.

В известном смысле все дети с аутизмом — выходцы из приютов, потому что для нас они — чужаки. Выбор, который пришлось сделать Грэгу и Марианне в той бухарестской квартире, приходится делать всем родителям, когда они решают принять неизбежность диагноза, когда осознают, что их будущее будет не таким, как они планировали, когда перестают доискиваться причины, когда прекращают поиск безотказного способа лечения. Каждое из этих мгновений — решающее; оно требует мужества и способности смеяться над самонадеянностью, будто можно строить планы, будто жизнь, подобно реке, течет по предсказуемому руслу, будто она имеет определенное направление и определенный смысл, который заключается в чем-то ином, а не в том, чтобы просто жить день за днем и чтобы Софи уходила в школу в хорошем настроении.

 

 

Ресурсы Интернет-сайты

Канадское общество аутизма ( Autism Society Canada — АSC) оcовано в 1976 г. группой родителей для поощрения создания обществ, занимающихся проблемами аутизма, и оказания помощи людям, занимающимся ими в Канаде. Сегодня ASC — единственная национальная благотворительная организация, занимающаяся защитой прав аутистов, их государственным образованием, информированием консультированием и оказанием помощи на местах, www . autismsociety -canada.ca

Аутизм, синдром Аспергера, всестороннее нарушение развития МААР-ресурсы (Американский союз, занимающийся проблемами синдрома Аспергера, объединил ресурсы со службой МААР по аутизму и синдрому Аспергера).

Служба МААР, занимающаяся разными формами аутизма — некоммерческая организация, которая обеспечивает информацией родителей высокофункционирующих индивидов с аутизмом, синдромом Аспергера и глубоким нарушением развития, а также консультирует эти семьи, www.maapservices.org.

Американское общество аутизма ( Autism Society of America ) Американское аутистическое общество основано в 1965 г. небольшой группой родителей, работающих в качестве волонтеров вне дома. За последние 35 лет общество превратилось в основной источник информации и консультирования по аутизму. Сегодня компьютерная сеть объединяет около 200 филиалов практически во ввек штатах. www.autism-society.org

Центр CanChild по изучению детей с нарушениями. В центре Can - Child работают специалисты разных профилей, изучающие проблематику детей с нарушениями. Основное внимание исследовательских программ Центра направлено на детей и молодых людей, имеющих нарушения, и на их семьи, www.fhs.mcmaster.ca/cfnchild

Исследование аутизма. Самая последняя информация о генетических исследованиях аутизма, www.exploringautism.org

Национальное общество аутизма Великобритании ( National Autistic Society UK ). В качестве благотворительной организации Национальное общество аутизма Великобритании ( NAS UK ) оказывает помощь людям с аутизмом в получении ими образования, лечения, социальной поддержки и ухода, www.nas.org.uk.

Информация о синдроме Аспергера и поддержка в режиме онлайн — OASIS . OASIS — организация, предназначенная для семей, в которых есть дети с таким диагнозом, для педагогов, обучающих детей с синдромом Аспергера, для специалистов, работающих с индивидами, которым поставлен этот диагноз, и самим людям с синдромом Аспергера, которым нужно помочь получить доступ к информации, www.udel.edu.bkirby/asperger.

Профессиональная сеть, посвященная синдрому Аспергера (Великобритания) — ASPEN . ASPEN — это группа профессионалов, ока-зывающих помощь детям и взрослым с синдромом Аспергера. www. 9as.0rg.uk/profs/aspen.

В IO МЕ — сетевые устройства, обеспечивающие доступ к прошедшим экспертизу, качественным интернет-ресурсам по биологии и медицине, предназначенным для студентов, исследователей, ученых-теоретиков и практиков. В IO МЕ — создание команды специалистов по информационным технологиям и ученых из Медицинской библиотеки Ноттингемского Университета (Великобритания), www.bio-me.ac.uk.

Национальный союз по изучению аутизма (National Alliance for Autism Research — NAAR). NAAR — первая организация в США, занимающаяся финансированием и ускорением исследований разных форм аутизма, www.naar.org.

Национальный институт психического здоровья (США) ( National Institute of Mental Health NIMH ). Страница "Аутизм" www. Bimh.nih.gov/publicat/autimmenu.crm.

PsychDirect — общеобразовательный сайт факультета психиатрии и бихевиоральной нейрологии Университета Макмастера, который содержит авторскую исследовательскую страницу, на которой описаны не только исследования, проводимые в настоящее время, но и представлены глоссарий по аутизму, информационный бюллетень, часто задаваемые вопросы и ответы на них, факты, опровергающие мифы, перечень аутистических обществ и групп поддержки в разных уголках Канады, а также ссылки на другие ценные ресурсы, www. psychdirect.com.


Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 178; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!