РУКОВОДСТВО ДЛЯ НАЧИНАЮЩИХ НАБЛЮДАТЕЛЕЙ

Которые жильцы неопределенных занятий, тем опреде­ленно теперь худо. Про них даже в газетах сказано:

При исчислении квартплаты с этой категории съемщиков необ­ходимо исходить из наблюдений за образом их жизни.

Одним словом, эта отпетая категория людей, видимо, допрыгалась. А только, между прочим, наблюдение — дело

крайне умственное. Нельзя с кондачка решать, как и чего. Надо подходить психологически, чтоб, знаете, не впасть в ошибку. Даем для примеру такие житейские неувязки.

Подъехал, предположим, наблюдаемый жилец на извоз­чике. «Эге, — думает управдом, — на извозчиках катается! Сейчас пойду обложу твою богатую личность». А между тем, жилец, может быть, серьезно захворавши. Может, у него, я извиняюсь, живот схватило или что-нибудь другое, и он поторопился подъехать. И, может, он плачет, а извозчика на­нимает.

Или, предположим, такой мелкий бытовой случай. Вер­нулся домой наш наблюдаемый жилец поздновато. Ну, ска­жем, в час ночи. Управдом думает: «Ага, треплется по раз­ным веселым местам и ведет легкую ночную жизнь...» А между тем, наш жилец как раз, может быть, наоборот. Мо­жет, он, я извиняюсь, дрова рубил или на улице пел и тем са­мым зарабатывал.

Или, скажем, такое положение. Идет наш голубчик жи­лец под мухой. Одним словом, выпивши. Управдом думает: «Ого, вкапался, молодой человек. Обложим, как богатого». А, может, этот человек, уважаемые товарищи, набрался с го­ря! Может, он горюет, что за ним наблюдают. Может быть, он через это пьет. Это понимать надо!

Тоже и наоборот. Скажем, одевается наш жилец бедно. И через это управдом ему сочувствует и берет с его души по копейке за сажень. А, может, как раз у этого фрукта делиш­ки неплохие, и, может, в его ватнике шестьдесят целковых зашито или серебряная ложка. Это все понимать надо.

 

 

«ПУШКА» — ПУШКИНУ

Опять Пушкин. Вот беспокойная личность. То у него шляпу с памятника слямзили, то мебель из заповедника украли, то годовщину недавно справляли. А теперь опять не слава богу. Фонари у памятника прохожих беспокоят. Обжигают.

Дело, знаете, происходит в Москве. На Тверском буль­варе.

Газета пишет, что там один из четырех «фонарей не­исправен — вечером к нему невозможно прикоснуться без риска получить хорошую памятку в результате удара током».

Это грубо! Это что же получается? Это, значит, уж коло памятника нашего славного поэта не пройди. И это называ­ется культурная революция! Мило.

А ежели, я извиняюсь, в этом месте свидание с барышней назначено? Это, значит, фонарь может одну сторону заживо угробить. Чего же, я извиняюсь, глядит московский отком-хоз или как там он называется?

Стой, братцы! Погоди, не надо эти фонари чинить. Они пригодятся.

Даем небольшой проект, как наличными силами предох­ранить дорогостоящий памятник от расхищения разных его ценных частей.

На рисунке наглядно видно, как и чего.

Провод отходит от неисправного фонаря через ручку по­эта Пушкина. И если какая-нибудь отпетая личность захочет

отбить чугунную часть памятника, то силой тока она отго­няется на пушечный выстрел.

Глупо, но здорово. А ну вас, ей-богу, с Пушкиным. Своих делов по горло, а вы с Пушкиным.

 

 

КОМУ ЧТО, КОМУ НИЧЕГО

Ленинграду против Москвы нипочем не устоять. Уж очень Москва крупно шагает. Это прямо европейский го­род. То, знаете, они проект утвердили — будут скоро под­земную дорогу строить. То пятиэтажный дом закончили. Так сказать, фантазию Уэллса превратили в действитель­ность.

А вчера читаем: вскоре московские трамваи будут отап­ливаться. Правда, скоро ли это будет — они сами еще не знают. Но предполагают. В газетах уже брякнули. Уж отка­заться будет неловко. Вот, наверное, дровец подкопят и нач­нут самосильно отоплять.

Немцы-то, пожалуй, локти станут себе кусать.

Эва, скажут, отсталая страна, а нас, скажут, догоняет. Будьте любезны!

Все-таки культура — великое дело. А главное, культуру можно завсегда использовать. Так сказать, приспособить по мере надобности. Скажем, дома прохладно. Скажем, част­ник за дрова дерет. Покупать неохота. А тут за небольшую плату сиди себе в трамвае и грейся. Читать можно. Писать. Портянки можно развесить посушить. Валенки.

Этой Москве до чего прет! Когда еще наш Ленинград дождется такой благодати? Даже несправедливо как-то. Ко­му что, кому ничего.

Однако, примите привет и поздравление.

Между прочим, которые в Москве комнаты не имеют, тем форменно счастливые горизонты открываются.

Поздравляем!

 

ТРЕЗВЫЕ МЫСЛИ

Я не говорю, что пьяных у нас много. Пьяных не так что­бы много. За весь месяц май я всего одного влежку пьянень­кого встретил.

А лежал он поперек панели. И чуть я на него, на черта, в потемках не наступил.

Гляжу — лежит выпивший человек, ревет и шапкой мор­ду утирает.

— Вставай, говорю, дядя! Ишь, разлегся на двухспальной. Хотел я его приподнять — не хочет. Ревет.

— Чего, говорю, ревешь-то, дура-голова?

— Да так, говорит, обидно очень...

— Чего, говорю, обидно?

— Да так, говорит, люди — какая сволота.

— Чем же сволота?

— Да так, мимо шагают... Прут без разбору... Не могут то­же человеку в личность посмотреть: какой это человек ле­жит — выпивший, или, может, несчастный случай...

— Да ты же, говорю, — выпивший...

— Ну, да, говорит, конечно, выпивший. А мог бы я и не выпивший упасть. Мало ли... Нога, скажем, у меня, у невы-пившего, неаккуратно подогнулась... Или вообще дыханье у меня сперло... Или, может, меня грабители раздели... А тут, значит, так и шагай через меня, через невыпившего, так и при, так и шляйся по своим делам...

— Фу ты, говорю! Да ты же выпивши.

— Да, говорит, конечно, не трезвый. Теперича-то еще ма­ленько протрезвел. Два часа нарочно лежу... И чтобы за два часа ни один пес не подошел — это же помереть можно от ос­корбленья. Так, значит, тут и околевай невыпивший под про­хожими ногами? Это что же выходит? Это выходит — сердца у людей теперича нету. Бывало, раньше упадешь — настановят-ся вокруг. Одеколон в нос суют. Растирают. Покуда, конечно, не увидят в чем суть. Ну, увидят — отвернутся. А теперича что?

Поднял я моего пьяненького, поставил на ноги. Пихнул его легонько вперед, чтобы движение ему дать. Ничего — пошел.

Только прошел шагов пять — сел на приступочек.

— Нету, говорит, не могу идтить. Обидно очень. Слезы, говорит, глаза застилают. Люди — какие малосердечные.

 

 

ЧТО ДЕЛАЕТСЯ!

Москва до чего быстро шагает. Прямо у нас, у ленинград­ских жителей, голова кружится.

Недавно мы писали — трамваи будут отапливаться, а те­перь опять не слава богу, — финиковые пальмы будут в Мос­кве посажены. На бульварах.

Очень в Москве темп отчаянно быстрый. Через два года, небось, из Африки попугаев выпишут или обезьян. Очень уж там быстро техника шагает.

Главное, в газетах определенно сказано:

Сухумский питомник МКХ предназначается для выращивания субтропических растений, которые будут отсюда перевозиться в Москву. Первая партия растений сухумского питомника будет получена в Москве летом будущего года. В эту партию войдут 4000 финиковых пальм и другие растения. Часть финиковых пальм предназначается для продажи населению, а остальные будут рассажены на бульварах и скверах.

Мы, ленинградцы, прямо загрустили от такого сооб­щения. Все Москве и Москве. И пальмы Москве, и попугаи Москве. А у нас только и экзотики, что «Ленинградодежда».

А только вот что. Из такой большой партии благородных деревьев прилично бы и нам хотя бы 200 пальм уделить. У нас, в Ленинграде, и климат мягче. У нас скорее пальмы привьются. И, может, даже начнут плоды давать — государ­ству на пользу, пищетресту на удивление.

А то в Москве чертовские морозы зимой бывают. Завянут же пальмы. Или их ватином будут обкладывать? Все можно ожидать.

Между прочим, «Пушка» решила в складчину купить себе три пальмы. Посадим их перед входом. На Фонтанке. Смехота.

 

 

НЕПРИЯТНОСТЬ

Вот довольно поучительный факт. Необходимо знать каждому гражданину.

Один наш знакомый человек всыпался в историю.

А была у него небольшая квартира. Первоначально это была большая квартира. А после раздела наш знакомый имел одну комнату, кухню и переднюю.

А знакомый был очень такой подвижной, характерный человек. Вообще энергичный. А главное — ему с семьей ма­ло было одной комнаты.

И начал он прикидывать в уме, чего ему сделать. И вдруг придумал.

«Передняя комната — это, думает, излишняя роскошь. Я не нэпман. Гости могут не раздеваясь сидеть. Или пущай польты под себя подкладывают. Дай, думает, из этой про­сторной передней я себе две комнаты сочиню. Столовую комнату и детскую».

Очень загорелся наш знакомый на это дело. Однако, че­ловек бывалый — побежал до правления и попросил разре­шения воздвигнуть стенку.

Там очень обрадовались.

— Пожалуйста, говорят, об чем речь!

И с этим согласием наш знакомый в ударном порядке за­нялся строительством и в скором времени заимел симпатич­ную квартирку из трех комнат.

И только он обжился в этом помещении, вдруг правление заявляется.

— Так что, говорят, как известно, у вас теперича три ком­наты. Так что, говорят, образовались внутрикомнатные из­лишки. Вам, говорят, как удобнее — вселить к вам или, на­оборот, вы будете платить в тройном счете?

— За что же, говорит, платить? Ведь это передняя.

— Была, говорят, передняя, а теперича наглядно видать две комнаты.

Очень загрустил наш друг. И через день собственными силами сломал злополучную стенку. И снова теперь имеет переднюю.

А только он снова имеет неприятность. Зачем сломал стенку без разрешения и тем самым нанес ущерб жилищно­му строительству. И вообще возникает уголовное дело.

Давеча мы встретили нашего знакомого. Идет скучный.

— Лучше бы, говорит, не рыпался. Пожалуй, верно.

 

 

ВСЕ В ПОРЯДКЕ

Вот говорят — спецеедство. Спецов, дескать, заедают. Дескать, им дыхнуть не дают. Это — грубые слова и ничего больше.

Вон в Славянске специально для них дом отгрохали. Спе­циально для инженеров. Пущай живут. Пущай не страдают. Пущай работают.

Теперь является вопрос — кто этот дом производил? Кто его строил? Надо полагать — его строили сами товарищи инженеры. Какие-нибудь, наверное, гражданские инжене­ры с высшим образованием. Хотя если на дом со стороны по­глядеть, то высшего образования не можно увидеть. Потому небольшой изъян в глаза бросается.

Нам в Славянске не приходилось бывать. Так сказать, вы­ражаясь старым языком, господь Бог оберег нас от этого грустного путешествия. И в силу этого нам не пришлось по­любоваться на инженерский домик. Но «Рабочая газета» пишет:

На Харьковской улице построен дом для инженеров. Но выдви­нули его на целую сажень на тротуар, поэтому дом придется пе­рестраивать.

Первоначально у нас мелькнула идея — в Славянске гнойник открылся. И появились вредители. Потом ви­дим — нет. Домишко построен для себя. Так что подозре­ния излишни.

И потом, в чем дело? Чего такое значит одна сажень в об­щем государственном строительстве? Если бы они домик поперек улицы поставили, тогда действительно трудновато пришлось бы пешеходам и гражданам (гляди рисунок).

А так — в чем дело! Маленько небрежно выдвинули впе­ред, а уж кругом недовольны. Перестраивать велят.

Зачем перестраивать? Пущай так живут. Небось, самим будет противно.

Не надо обижать славянских инженеров. Они сами себя обидели.

 

НЕ СОГЛАСЕН

А вот я, братцы мои, не согласен с этой поговоркой: «Го­товь летом сани...»

Я ничего не говорю. Эта народная поговорка или там по­словица довольно мудрая. Но только не на все случаи жизни она годится.

В самом деле, вот уже сколько раз эта симпатичная пого­ворка не оправдывала своего назначения и вообще вводила в заблуждение публику.

Вот сейчас расскажу, чего в связи с этим вспомню.

1. Нэпман не угадал

Тут, в Ленинграде, был такой нэпман. По фамилии С. Яков. Очень такой, говорят, башковитый, предусмотри­тельный господинчик.

Он в прошлом году, не дожидаясь генеральной линии, взял да и построил себе небольшую дачку под самым Ленинградом.

«А то, думает, мало ли чего в революцию бывает. Нажмут на нашу категорию — и податься будет некуда. Или за сорок верст угонят. Ездить будет неудобно».

Вот он взял и построил домик. Поближе к центру. Так ска­зать, заготовил сани летом... А только сейчас эти сани по де­крету у него отбирают, как у лишенца. А вы говорите — го­товь сани...

2. Домик не удался

Или вот в нашем доме. Захотело наше домоуправление прикоснуться к строительству. Видит — стоит во дворе дву­хэтажный флигель. «Ах, так, думает. Ладно. Дай, думает, тре­тий этаж надстроим. Тем более, небо дозволяет тянуться в высоту». Очень такие радужные перспективы рисовались нашим строителям.

Вот навезли они, заметьте себе, строительного материа­ла. Пригласили за крупные деньги инженера. Сочинили план. Согласовали. Ну, одним словом, продумали все до ме­лочей. Тем более, помнят, такая есть мудрая поговорка: го­товь сани заранее... Вот они заранее все и обмозговали... За полгода. Или за год.

Наступило лето. Надо строиться. Вызывают с биржи ра­бочих.

Биржа говорит:

— Да, говорит, действительно, безработных у нас пока до черта, тем более конторщиков и парикмахеров, но, говорят, штукатуров и кровельщиков как раз нету на ваше такое не­счастье. Погодите, может, скоро они освободятся.

Но наши строители ждать не стали и обратно продали материал. А сейчас, говорят, штукатуры понаехали.

3. Химия не дозволяет

Моя квартирная хозяйка купила бумазеи к зиме. Не могу ска­зать, где она купила. Кажется, у частника. А, может быть, и нет.

Одним словом, купила она, как запасливая дама, еще ле­том бумазею и положила ее в комод.

Только подходит зима, разворачивает хозяйка эту бума­зею, хочет из нее пошить себе разные теплые предметы и юбки, а бумазея, как бисер, рассыпается.

Что? Почему? Откуда такая напасть?

Да, говорят, в другой раз попадается такая едкая химиче­ская краска, которая нипочем не переносит ткани. Или

ткань ее не переносит. Только, одним словом, они вместе не уживаются.

Таким образом, иногда качество продукции не дозволяет заранее планы строить.

4. Дядя Петя ошибается

Или вот с нашего же дома — извозчик Петр Антонович Горелов. Или дядя Петя, как его называют.

Он, сердечный человек, совсем с ног сбился с этой черто­вой поговоркой.

А взял он летом и отдал сани в ремонт.

Довольно крупную сумму на это ухлопал. Но зато саноч­ки починили ему на славу.

«Ладно, думает, хотя, думает, коляска у меня — дерьмо, но зато санки славненькие. Как-нибудь доезжу до зимы, а зимой фасон давить буду и свои финансы поправлю».

Вот подходит ноябрь месяц. Потом декабрь. После январь наступает, а снегу нету. Сами знаете, какая у нас в Ленингра­де зима в этом году. Горе, а не зима. Фиалки в Левашове за­цвели. Пчелки по воздуху порхают.

Дядя Петя прямо волком воет. Главное — коляска у него еле-еле держится, а санки во дворе, как новенькие, сияют.

Хочет дядя Петя санки продать, чтобы коляску ремонти­ровать. Санки он завтра продаст, а послезавтра, глядишь, к марту месяцу, снежок выпадет. Вот вам и чертовы санки.

Я ничего не говорю: поговорка довольно мудрая, но толь­ко она на всякий житейский случай поправку себе требует...

 

 

«ВЫДВИЖЕНЕЦ»

Эта грубая история произошла у ворот завода.

Главным героем этого дела оказался Кузьмин, рабочий железнокотельного цеха.

А пришел этот Кузьмин на работу 4 сентября.

Ну, немного поработал чего-то там такое и, значит, ви­дит — папирос у него нет.

Пошарил по карманам — нету, выкурил.

«Дай, думает, смотаюсь за ворота, приобрету в киоске».

А было, конечно, рабочее время. Половина одиннадцатого.

Ну, потерпи до перерыва. Ну, стрельни у приятеля. Ну, поработай энергичней заместо куренья. Так нет, приспи­чило ему, видите ли, немедленно за ворота пойти.

Сунулся он к воротам. Охрана не пускает.

Начал наш Кузьмин кричать разные грубые слова, кула­ками размахивать, начал охрану оскорблять. И дело неожи­данно дошло до зубочистки. Кузьмин размахнулся и ударил сторожа Воробьева по зубам.

Ну, свели его к коменданту. Он и там не оставил свой гру­бый характер и ругался почем зря и кричал:

— Я и мой брат — выдвиженцы... Мы вам покажем... Мы еще поговорим, где следует.

Что он собирался поговорить и о чем — не сказал. И что хотел показать — тоже не выяснилось. А только показывать ему, товарищи, абсолютно нечего. Ну, в лучшем случае, он может бумагу показать, в которой будет, наверное, сказано: уволен с завода за хулиганский поступок.

А больше и показывать ему нечего.

 

 

СПЕШНОЕ ДЕЛО

Теперь поговорим, братцы мои, о внутренних делах.

Ну, случись, для примеру, пожар на заводе. Надо дать сиг­нал. Ну, начнется беготня, суетня и так далее. Начнут сиг­нальный аппарат искать.

А только сдается нам, что его не найдут. Или назавтра за кустом отыщут. Очень уж эти сигналы в незаметных и скромных местах расположены.

Или надо какие-нибудь стрелки нарисовать или указате­ли, куда бежать.

Или еще чего-нибудь.

А если стрелки рисовать затруднительно, то, в крайнем случае, можно неподалеку от сигнала портрет повесить. Скажем, человек в полной пожарной форме. Наилучше все ­го взять портрет того самого человека, который не доду­мался насчет сигнализации. Народ, скажем, посмотрит на портрет и сразу сообразит, что сигнал надо где-то тут по­близости искать.

А то можно еще, конечно, перенести сигналы на более видные места.

Одним словом, надо не пожалеть мозгов и подумать, по­ка над нами не каплет.

 

 

НА ЗАВОДЕ

(Из записной книжки)

За последние два месяца я побывал на нескольких заво­дах с ударной бригадой писателей, и с «буксиром» «Красной газеты», и просто так, как любопытный.

Здесь я хочу напечатать кое-какие заметки из моей за­писной книжки. В этих заметках я ничего не придумал, и многое записано буквально.

Должен сказать, что я видел на заводе большую муже­ственную работу и настоящий труд, однако в этих заметках я буду касаться только лишь недостатков. У меня, как и у каждого юмориста, так устроено зрение, что я главным об­разом замечаю отрицательные явления, то есть те недочеты и упущения и те мелкие смешные и забавные черточки, ко­торых, вероятно, другой человек и не увидит.

В силу этого заметки мои несколько односторонни, и я прошу читателя учесть это обстоятельство, прежде чем де­лать из этого материала какие-либо выводы.

1. Точка зрения

Мастер говорит на собрании:

— Считаю, товарищи, своим долгом информировать вас насчет труддисциплины. Со всей своей откровенностью я должен сказать, что труддисциплина у нас в цехе всецело рас­шатавши. Я сколько лет мастер. Я каждого рабочего пони­маю. Но пущай же и меня рабочий понимает. Я скажу для примера: я хожу по цеху — рабочий курит. Я прохожу около него, он на меня ноль своего внимания. Он курит. Он сидит и курит. И меня он видеть не хочет. Он не встает и за работу не берется. Он не берется, товарищи, за работу при виде меня.

Голос с места: А ты хочешь, чтоб перед тобой дрожали? Старая закваска.

Мастер: Вы совершенно не те слова пущаете, товарищ. Мне не нужно дрожания. Я не нуждаюсь в вашей вытяжке. Но меня затрагивает другое. Меня то затрагивает, что он не вска­кивает работать. Ну возьми какую-нибудь гаечку в руки. Ну верти чего-нибудь, если ты сознательный член профсоюза. Нет, он только курит. И меня он видеть не хочет. Это не есть труддисциплина, товарищи. От такого рабочего результат, как от моего пальца. Отсюда, я так понимаю, идут прогулы, халатное отношение и появляются разные другие явления.

2. Разговор

Формовщик объясняется с заведующим цехом:

— Товарищ заведующий, чего я вас попрошу — дайте пропуск за ворота.

— А что?

— Да я домой хочу идти...

— То есть как домой, когда рабочее время? Ты болен?

— Я не больной. Только я сейчас работать не умею. У меня сегодня нету настроения. Говорю это в интересах производства.

— Не могу пропуска дать. Вставай на работу.

— Я встать могу... Только в интересах же производства... Мое дело предупредить... У меня сегодня не на то мысли на­правлены. Я могу чего-нибудь не то сделать.

3. Грамматика хромает

Меня иногда упрекают за то, что я коверкаю язык, приду­мываю смешные словечки и беру слова в другом значении, чем они есть. Это неверно. Я просто стараюсь более или ме­нее правильно передать язык, который есть на самом деле.

Вот дословно записанная фраза. В столовой, кушая вине­грет, рабочий рассказывает своему соседу:

— ...Вдруг он подходит до мене и говорит: «Поделись хоть ты моим состраданьем. От этих делов выходит, что я один и есть сострадавший». Я ему говорю: «Видел, говорю, этих со­страдавших. Раз тебе, говорю, сменили чин за хаотическое отношение к работе, то ты, говорю, вроде как и есть сам се­бе сострадавший».

Другая фраза.

Рабочий у станка упрекает товарища, выронившего из пальцев инструмент:

— Такое мягкое существо, как язык, и то, кажись, удер­жит от уронения.

Еще фраза:

— В недалеком будущем это было на днях...

4. «Безвыходное положение»

Высококвалифицированный токарь. Прогульщик. Зараба­тывает в час 1 р. 60 к. На него поступила письменная жалоба:

...Поскольку он такой токарь и ему нету другого, и его нечем заменить, то он весь ходит развинтившись и к работе имеет смутное отношение. В том месяце он прогулял шесть дней. В этом он прогулял четыре. В июле он поехал на Кавказ со сво­ей женой. С Кавказа он на работу сразу не вернулся. Он неделю с Кавказу отдыхал. На все претензии он имеет привычку гово­рить: пожалуйста, пусть меня увольняют, меня с моей работой каждый возьмет. Что про него придумать, является загадкой для меня.

Загадка была вскоре разрешена: токаря уволили. Однако через неделю его снова приняли.

 

---

Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 52; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!