БЫСТРЫ, КАК ВОЛНЫ, ВСЕ ДНИ НАШЕЙ ЖИЗНИ

Что ж, художник не человек, что ли? Художнику тоже дру­гой раз надоедает рисовать диаграммы и карикатуры. Мо­жет, иной раз художнику охота изобразить чего-нибудь ли­рическое. Какой-нибудь этакий пейзаж заместо дурацкой морды. Раз однажды стоит наш художник, притулившись у окна, в печальном раздумье и соображает, чего бы ему изо­бразить.

«Эге, думает, изображу-ка я городской пейзаж из окна... Тут, скажем, тумба... Тут ванька на санях... Лошаденка эта­кая корявенькая... Снег мурашит... Народ ходит... Тут част­ный паучок развернул свои сети — лавчонку открыл... Пре­восходная, думает, картина получается. Меньше, как за четыре рубля, нипочем не продам. Это вам не Айвазовский».

Цельный день работал наш гениальный художник. Са­мую малость только не закончил. «Завтра, думает, закончу». Начал он назавтра работать. Видит, черт побери, не та музы­ка получается, не тот пейзаж. Снег растаял. Извозчик на ко­лесах выехал. Публика с зонтиками шляется. Вон соседний домишко трещинку дал. Частный паучок свернулся — лав­чонка стоит заколоченная... Начал художник сызнова изо­бражать. Тоже, конечно, не худо получается. «За трешку, ду­мает, такой пейзаж завсегда загнать можно будет».

На третий день стал заканчивать наш славный художник свое произведение искусства. Глянул на пейзаж — и обо-

млел. Видит — опять не та музыка. Опять снежок выпал. Тумба, правда, стоит, но у тумбы домишко развалился. Вон кооперация развернулась... Банька опять же. «Черт побе­ри! — думает художник. — За три рубли, думает, такое твор­ческое беспокойство. Изображу, думает, как есть». Так и на­рисовал. Хотел загнать за полтинник, — давали четвертак. Так и не продал. Себе оставил — для выставки. Художествен­ные критики теперь будут писать об этом произведении: мол, новое течение в живописи — «невозможный изображе-низм». А нам наплевать!

 

 

ГРАФОЛОГИЯ

За границей-то до чего докатились! Какую счастливую новость придумали! Вот наши газеты пишут насчет этой но­вости. Одно, говорят, довольно крупное лондонское учреж­дение взяло к себе на службу известного графолога — то­варища Роберта Заудека, чтобы он определял по почерку характеры служащих и клиентов. Вот бы нам тоже так устро­ить! Мы бы развернулись! Мы бы тоже определили жуликов и растратчиков!

Впрочем, глаз у нас острый и наметанный, мы вполне предвидим, что произойдет.

Ну, взяли, скажем, на службу графолога. Отвели ему ка­бинет. Дали ему разные почерки.

— Вот, говорят, милый, действуй! Вылавливай!

Засел графолог в своем кабинете. Начал определять.

 «Это, думает, чей такой канальский почерк? Чья это явно мошенническая подпись?»

— А? Председателя? Какая, знаете, благородная, энер­гичная подпись! Даже сразу не разобрать. («Вот, думает, влип. На председателя наскочил. Потом, думает, неприятно­стей не оберешься, ежели чего худое скажешь».)

«Что ж, — думает графолог, — председателя мне не с руки ронять. Посмотрим дальше. Какие такие жулики тут работа­ют? Вот, не угодно ли, какая еще жуликоватая подпись. Фор­менно канальская подпись! С такой подписью обыкновенно родных мамаш убивают. Что за сукин сын расписался!»

— Ась? Управдел?... Гм... Сейчас через лупу посмотрю. Может, оно и ничего. Ну да, ничего. Обыкновенно скромная подпись. Буквы благородно закруглены. Честный почерк. («Что ж, думает, топить человека. Потом будет ежедневно ссориться и затирать по службе».)

«Я на себя не сердит, — думает графолог. — Начальников мне неудобно опрокидывать. После коситься будут. Дай, дума­ет, заурядную подпись посмотрю. Эге! Это чей крест? Чей такой жуликоватый крест? Кто это заместо подписи фигурки ставит?»

— Феклуша! Какая Феклуша? Уборщица? Что ж, доволь­но благородная подпись. («Тоже, думает, неловко против пролетарского элемента выступать. Несозвучно с эпохой».)

«Однако, — думает графолог, — хотя бы одного мошен­ника надо определить.

А то скажут — ни черта не делает, баклуши бьет, даром жалованье огребает. Вот хотя бы этот почерк. Форменный бандит. Сейчас возьмем на учет...

Те-те-те, — думает графолог. — Да это же мой почерк. Фу, черт, туман нашел. Не признал. Оно, конечно, канальская подпись...»

И написал графолог похвальный отзыв о всех сотруд­никах.

А через месяц графолога сократили за ненадобностью.

— Раз, говорят, все благородно и жуликов нету, то вам, значит, и делать тут нечего.

Пущай лучше без графологов!

 

 

БЕРЕГИТЕ ЗДОРОВЬЕ!

Говорят — зимний спорт очень благоприятно на ор­ганизм действует. Это, действительно, верно. Я сам на се­бе испытал.

Этой зимой я слегка захворал. Аппетита лишался — жрать совершенно не хотелось. Бессонница наступила.

Похудел тоже очень отчаянно. Даже блохи меня перестали кусать. Истинная правда.

Врач осмотрел меня и говорит:

— Это, говорит, у вас нервы расшатавшись. Катайтесь ежедневно на коньках — и всю вашу нервную систему как рукой сымет. И снова блохи начнут кусать.

Болезнь я не стал запущать, заскочил в спортивный мага­зин и приобрел себе специальные сапоги с коньками.

И все это удовольствие стоило мне 19 целковых!

А это, надо сказать, очень дешево. Потому что коньки попались хорошие, почти стальные. И сапоги очень вы­дающиеся. Московской работы. Специальные сапоги для коньков.

Каблучишко-то, это верно, на второй день отлетел от них во время катанья. Но нельзя же, конечно, требовать какой-нибудь вечный золотой каблук.

А потом, хотя каблук и отлетел, но сапог остался. И день­ги, можно сказать, не пропали.

А что я ногу себе сломал через этот факт, то я бы мог эту ногу и раньше сломать, с целым каблуком. Мало ли. Могли бы меня опрокинуть. За скамейку я бы мог головой заце­питься во время катанья. Мало ли...

Но, главное, не в этом дело. А дело в здоровом спорте. Всего пару дней я катался на коньках — и результаты пора­зительные. Очень поправился. Пополнел. И нервной систе­мы как не бывало.

Некоторые говорят, что коньки тут ни при чем, а что про­сто я в больнице со сломанной ногой отлежался. Это бук-

428

вально глупые речи. Что значит — коньки ни при чем? Да если б я не катался, может, я и в больницу бы не попал.

Как ни говори, а зимний спорт — громадная вещь.

Вот дайте починю ногу — за лыжи возьмусь. Может, еще чего-нибудь себе отломаю.

 

 

НЕПРИЯТНОСТЬ

Давеча на радиофронте у меня развернулась крупная не­приятность.

Есть у меня имеется небольшой радиоприемник. Обык­новенно — детекторный. Без антенны. На электрическую сеть.

Слышимость довольно хорошая. Слов-то, конечно, не ра­зобрать без антенны. Но гул идет довольно явственный. Да­же в другой раз голоса можно различать — которые муж­ские, которые дамские.

И в зимние вечера очень, знаете, приятно послушать раз­ные культурные звуки. Главное — легко, без хлопот, бесплат­но ткнул в штепсель один провод — и наслаждайся.

Собственно, на почве этого штепселя и развернулась не­приятность.

Надо сказать — я проживаю в коммунальной квартире. У нас шесть комнат. Восемьдесят четыре жильца. И на всю эту братию имеется один электрический счетчик. Так что скандалы бывают у нас каждый месяц из-за этого счетчи­ка — кому сколько платить.

Так вот давеча приходит до меня уполномоченный нашей квартиры и говорит:

— Что, говорит, ежедневно слушаете аппарат?

— Слушаю, говорю.

— Через электрическую сеть?

— Да, говорю.

— Ловко, говорит. Либо, говорит, сымай свой аппарат к козлиной бабушке, либо, говорит, я тебе свет сейчас обрежу. Я, говорит, буквально эти ночи не сплю, страдаю и не знаю, сколько с тебя за энергию теперь брать.

Я говорю:

— Никакой энергии не беру. Это, говорю, электрическая сеть — заместо антенны.

— Э, говорит, брось ваньку валять. Я, говорит, не слепой пес. Я, говорит, вижу, что провод до штепселя доходит.

— Так, говорю, это один провод, в одну дырку.

— А я, говорит, не знаю. Может, я уйду, а ты и во вторую воткнешь. Сымай свои радиозвуки или, говорит, плати семь целковых в месяц жильцам за моральное спокойствие.

Платить, конечно, я не стал, а снял свой аппарат и тепе­рича снова живу некультурной жизнью. А так остальное все благополучно.

 

 

ЦЫГАНСКИЙ МОТИВ

Оказывается — цыгане допрыгались. Но это им к счастью.

Был это народ кочевой. Ходили они с места на место. Морочили публике голову. Пели и на картах гадали. Но те­перича вовремя за ум взялись.

Газеты про них пишут, будто только в одной Ленинград­ской области 400 цыган уже получили землю. Наверное, займутся хлебопашеством.

Это, можно сказать, здорово! Это надо вполне привет­ствовать. Потому уж очень нехорошо было: кругом культу­ра, а тут наряду с этим какие-то непрописанные люди ходят и вообще за коммунальные услуги не платят. Нехорошо! Не­прилично как-то!

Но теперь этот грустный мираж рассеялся. Цыгане сели на землю.

Так что из кочевников кто же у нас теперича остался?

Киргизы вот. Да еще наши учреждения. Наши учреж­дения ведут еще пока вольную кочевую жизнь. Можно ска­зать — порхают с места на место и меняют свои поме­щения.

Не знаем, как в других городах, а у нас в Ленинграде это так.

Так что нашему великому гениальному поэту Александру Сергеевичу Пушкину пришлось бы размахнуться на такие цыганские стишки:

Некоторые наши учреждения шумною толпою

По ленинградским улицам кочуют,

Они сегодня над Невою

В домах разрушенных ночуют.

Эти стишки были бы напечатаны в вечернем выпуске «Красной газеты».

Так про что ж это я?

Да, касаемо кочевой жизни. Кочуют киргизы и учрежде­ния. Ну, а остальные граждане, можно сказать, плотно сидят на своих местах и не рыпаются.

 

 

РАБОТЯГИ

Наиболее всего работы достается Луганскому отделу труда. Уж очень этот отдел старательный. Входит в каждую мелочь.

Другие учреждения перед этим отделом — форменные бездельники.

Вот чего пишут газеты про этот геройский отдел:

Он требует ежемесячного представления сведений о площади в раздевальнях мужских и женских бань, по каждой отдельно. Кро­ме того, о числе крючков на вешалке, о количестве окон и т. д.

Сначала мы даже удивились — зачем требуются такие сведения ежемесячно?! Неужели в банях окна убывают и прибывают и площадь от сырости уменьшается?!

Но потом сообразили. Может, домишко-то под банями ветхий. Может, он ежемесячно разрушается по частям. А, может, отдел труда как раз этим и интересуется — оста­лось ли площади, чтоб сходить в баньку — помыться.

Но, может быть, тут есть какие-нибудь другие соображе­ния? Зря, одним словом, запрашивать не будут.

А, может быть, и зря запрашивают.

А только заместо таких глупых вопросов насчет окон за­просили бы лучше ту же городскую баньку — есть ли там, дескать, среди сотрудников годовые подписчики на «Пушку» и сколько их?

А то спрашивают о всякой ерунде, а о солидных вещах по­забывают.

Кстати, сообщаем несчастным луганским жителям, что ихнее прискорбное существование весьма может быть скра­шено разносторонней «Пушкой».

В журнале масса юмора, петита и безобидной сатиры.

Цена номера, во всяком случае, дешевле, чем сходить в ту же луганскую баньку. Цена пять копеек. А в баньку, небось, гривенник берут.

До свиданья! Будьте здоровы!

 

КРАСОТА!

Давеча, товарищи, я в газете вычитал очень даже инте­ресное сообщение. Насчет Америки.

Оказывается, в этой удивительной стране многие автомо­били и вагоны железнодорожные имеют свои названия. И хо-

дят не под номерами, как у нас, а под заглавием. И, конечно, выбираются заглавия все больше красивые и поэтические. Как, например, — «Пульмановский вагон», «Рогнеда» или ав­томобиль — «Ласка любви». Ей-богу, не вру! Так и пишут.

Прочитал я это сообщение — и тоже красоты мне захо­телось.

Пущай бы у нас тоже на транспорте такое же начинание ввели. А то пароходы имеют свои названия, а вагоны — нет. Нехорошо. Несимметрично.

Трамвай можно бы назвать как-нибудь поэтически — «Утренняя прохлада» или хотя бы научно — «Масло жмут».

Железнодорожный вагончик хотя и имеет свое загла­вие — «Максим Горький», но это заглавие несколько устаре­ло. Не худо бы назвать такой вагон — «Луч солнца» или ре­волюционно — «Бывшая баррикада».

Этот жуткий экипаж частника следовало бы назвать поэ­тически — «Галоша» или — «Надгробное рыдание».

Конечно, все эти заглавия даны для примера. И если наш проект пройдет в жизнь, то можно расстараться — приду­мать чудные названия и тем самым заткнуть за пояс свобод­ную Америку.

 

 

БРАЧНЫЙ АППАРАТ «ТУСТЕП»

Хотя браки и разводы происходят у нас довольно быстро и, можно сказать, без задержек, однако желательно полностью механизировать эти домашние процедуры.

В летнее время для удобства публики необходимо поста­вить специальные автоматы, которые за небольшую сумму могли бы выдавать гуляющей публике удостоверения о бра­ке и разводе.

Скажем, познакомился человек с дамочкой, подошел к автомату, опустил туда гривенник и — получай брачное удо­стоверение. Или муж. Поссорился, скажем, со своей супру­гой: кому нести бутылку пива, — взял и без всяких драм и трагедий развелся у аппарата.

Для удобства населения желательно эти автоматы ста­вить на бульварах, в общественных садах, в театрах, кино и так далее.

 

 

ВАНЬКУ ВАЛЯЮТ

За границей ваньку валяют. Кругом, можно сказать, столько серьезных делов, а они пустяками занимаются. Не угодно ли, чего пишут в газетах:

В Сан-Франциско (Америка) бездельничающая буржуазия устроила конкурс на людей с веснушками. Первый приз получи­ла шестнадцатилетняя ученица, портрет которой напечатан во всех газетах.

А, впрочем, любопытно бы и у нас такой же конкурс устроить. А то мы знаем одного изобретателя тов. Е. — вся рожа у него в веснушках. Уши — и то в рыжих пятнышках.

И такой, можно сказать, чемпион мира пропадает и бу­квально голодает — никак не может пристроить свое безу­словно гениальное изобретение — какой-то там дизель. Да­ли б ему хоть за веснушки, что ли, первую премию, если нельзя за другое. Жалко же — человек пропадает.

 

КАЖДЫЙ САМ СЕБЕ — ЗАГРАНИЦА

Многие насчет заграницы мечтают. Многим желательно съездить — посмотреть на разные заграничные достоприме­чательности. На разные венецианские каналы, римские раз­валины и американские небоскребы.

Ерунда, товарищи! Не советуем ехать. Все это добро у нас тоже имеется. Не надо напрасно тратиться на заграничный паспорт.

Каналы? Венеция? Пожалуйста. В одном Ленинграде эт­их каналов — чертова уйма. Крюков канал. Обводный. Ека­терининский. Опять же река Таракановка. Плыви — не хочу. А вы говорите — Венеция.

Рим? Древние развалины? Ерунда! У нас в Ленинграде по некоторым улицам идешь, как по окрестностям Рима. Не то, думаешь, развалины Форума, не то развалины какой-то по­стройки более поздней эпохи. А вы говорите — Рим.

Монте-Карло! Знаменитая рулетка и «три листика». По­жалуйста — тоже. Есть. Присаживайтесь. Есть одно свобод­ное место. Игра сделана. Четыре сбоку — ваших нет. А вы говорите — Монте-Карло.

Ну, а которые ребята непременно хотят посмотреть на громадные дома, на разные, знаете, американские небо­скребы — тоже ехать в Америку не требуется. Вышел за го­род, в какое-нибудь холмистое место — и гляди без визы на отечественный небоскреб! А вы говорите — Америка!

 

 

ПОМЫТЬСЯ ЗАХОТЕЛОСЬ

Этот вопрос довольно серьезный. Особенно, знаете, пе­ред праздниками.

Ежели, для примеру, в трамвае публики масса и податься, скажем, решительно некуда, кондуктор обыкновенно дает сигнал, и вагон трогается и лишняя публика сама отпадает. А некоторые более сознательные кондуктора кричат:

— Местов нету! Куды лезешь, собачья голова!

Одним словом, на трамвайном фронте стараются не до-пущать перегрузки.

Та же картина наблюдается и в театрах. В театрах даже еще интеллигентней поступают. Там, ежели набрали пол­ный комплект публики, вывешивают плакат, — дескать, билеты, извиняюсь, все проданы.

Одним словом, тут тоже сверх нормы публику не допу-щают.

Теперь возьмем баню. Как в этом культурном учрежде­нии поступают?

Оказывается, в банях с этим вопросом не считаются. А загоняют людей мыться безо всякого учета и беспредель-

но. Подобный случай был на станции Бологое. В Торговой бане. Один парнишка помылся в этой бане и, помывшись, пишет: Местов уже не было, а публика все подходила и подходила мыться. Кассирша продавала билеты, не считаясь, так что пуб­лики набралось до того, что давили и нельзя было поднять руку — намылить голову. И меня наградили чесоткой от при­косновения.

Этот небольшой случай в провинциальном масштабе довольно характерно определяет создавшееся положение. Что делать? И как быть? И как ограничить наплыв пуб­лики?

С одной стороны, каждому охота помыться, а с другой стороны, ту же публику награждают чесоткой. А на праздни­ках ходить с чесоткой тоже мало интересу. Открываем по этому поводу широкую дискуссию.

 

СТАРАЯ ИСТОРИЯ

Дозвольте для ради первомайского праздника поделить­ся счастливой новостью. В Константиновке дом построи­ли — поликлинику. Новое здание для этой медицинской це­ли оттяпали. «Химуголь» расстарался.

Ах, это очень мило с ихней стороны! И как раз, знаете, к празднику.

Доктора и разные ученые ботаники, наверное, очень этим фактом растроганы. Некоторые, наверное, даже прослези­лись — дескать, не забывают медицину в таком громадном строительстве.

И, между прочим, постройка, говорят, очень даже при­личная вышла. Совершенно, то есть, по последнему слову довоенной техники — фундаменты не дрожат, и потолки не осыпаются. Американцы небось локти себе кусают от зависти.

Но, конечно, некоторый небольшой дефект случился при этом строительстве. Этого скрывать не надо. Самокритика обязательно требуется в таком поганом деле.

А дефект открылся в самую последнюю минуту. Уже дом стоял готовенький.

Строители отошли шагов на тридцать, чтоб издали полю­боваться на дело своих рук.

Вдруг один из строителей побледнел и говорит:

— Матушки мои! Канализацию позабыли устроить. Другой говорит:

— И отопление, кажись, тоже позабыли. Тут снова закипела работа.

В газетах об этой срочной работе так сказано:

Когда здание было уже закончено, покрыто крышей и отштука­турено, — вспомнили о канализации и отоплении. Пришлось выламывать стены, отбивать штукатурку и даже разбирать крышу для того, чтобы установить котел.

Одним словом, расстраиваться не приходится. Дефект оказался поправимым. Котел всунули. Трубы провели. Жизнь снова заиграла в этом прелестном здании.

Все в порядке!

 

 

ГРУБО

Еще мы не остыли, можно сказать, от первомайских праздников, а уже приходится о всяких пустяках говорить. О какой-то Мурзинке.

И пес ее знает, где это такая Мурзинка находится. Спра­шивал постового милиционера — не знает. Хотел еще оштрафовать на полтинник.

— Зачем, говорит, не по правилу подошел — наискось, а не прямо.

Грубая жизнь.

Некоторые говорят, что Мурзинка — это небольшое ме­стечко около Ленинграда.

А мне все равно. Я теперь любопытства не имею к этой Мурзинке. И жить в ней не собираюсь. Там неважно жить.

Там человеку, прямо скажем, неинтересно жить.

Там извозчикам — хорошо. Извозчикам там форменно райское житье.

Там извозчики прямо по пешеходным мосткам дуют. Безлошадным жителям в силу этого, наверное, и податься некуда.

Оно, конечно, мостовая, наверное, там неважнецкая. При хорошей мостовой извозчик не сунется на тротуар. Но дело от этого не меняется. Население страдает. Жалобы пе­чатает в газете:

В Мурзинке извозчики нарушают порядок уличного движения. Часто едут по мосткам, и жителям приходится спасаться от из­возчиков, чтобы не быть задавленными лошадьми.

А действительно, скучновато, небось, в этой Мурзинке жить. Дышлом в рот заезжают.

Грубо! Это очень грубо поступают с безлошадными граж­данами.

 

НЕ ЗАБАВНО

Оно, конечно, борьба с алкоголем — это передовой вопрос.

Слов нет — бороться надо.

Оно, конечно, серьезному алкоголику эта борьба особо­го беспокойства не доставит. Ну, предположим, в одном месте пивнушку закрыли — можно, скажем, в другую смо­таться, ежели у кого ноги есть и в кармане ежели кое-чего гремит.

Ну, а другим прочим гражданам, слабовольным и начи­нающим алкоголикам, такие меры прямо, можно сказать, необходимы. И через это безусловно уменьшится потребле­ние напитка.

Хотя, как сказать. Где уменьшится, а где и нет. В г. При-луках, например, определенно не уменьшится. Там не с че­го уменьшаться. Там почва не дозволяет. Там само аптеко­управление пивом торгует. И чего смотрит товарищ Семашко?

Московская газета «Правда» (№ 178) отметила этот факт. Только, к сожалению, отметила сухо и малохудожественно. Главное, не указано, как торгуют — распивочно или навынос.

И ежели распивочно, то полагается ли горох? Или, мо­жет, заместо гороха посетителей одурманивают какими-нибудь пилюлями? Может быть, каломель всучивают заме­сто снетков.

Опять же является другой вопрос. Есть ли в аптеке раки? И почем берут за пару?

А ежели навынос, то свободно ли отпущают? Может быть, навязывают ассортимент из разных лекарств? А это покорнейше благодарю, спасибо.

Одним словом, надо выезжать в этот счастливый город При луки.

Кому что! Один город, можно сказать, догнивает почти без алкоголя, а в другом городе хоть залейся.

Аптекоуправлению наше нижайшее! Жмем ручки. Скоро приедем.

 

 

КАРМАННАЯ КРАЖА

В настоящее время очень уж воры плачутся.

— Очень, говорят, суровая эпоха подошла, — хоть закры­вай лавочку.

И карманники и бандиты в один голос это заявляют.

А это верно: чего красть в наше время? Богачей у нас не­ту. Народ все безлошадный. Руку в какой-нибудь дырявый карман сунешь — и сам не рад.

Которые говорят: пальто с прохожего снято — опять-таки мало интересу. Польта пошли дешевенькие. Нерентабельно.

Одним словом, кому-кому, а ворам определенно худо. Брать нечего.

Конечно, некоторые ребята ухитряются на разные шту­ки. Как давеча было отмечено в печати:

Кража панельных плит. На петроградской набережной неиз­вестными ворами похищены панельные плиты.

Всего уперли 51 плиту. И продали в жакт по Кронверкско­му проспекту по сходной цене — по семь гривен штука. Ито­го, сами считайте, — 35 р. 70 к.

Эта карманная кража произошла в Ленинграде.

Товар вывозили на подводе.

Одним словом, жуликам в настоящее время довольно туговато приходится.

МУЗЫКАНТЫ ДОПРЫГАЛИСЬ

Надо будет, товарищи, хоть балалайку, что ли, купить. Или гармошку. Одним словом, какой-нибудь музыкальный инструмент. В запас.

А то мало ли чего случится.

Вон газеты уже стращают. Пишут:

Продажу инструментов предполагается передать коопе­рации.

Теперь, небось, осторожное население кинется запасать музыкальные инструменты — раз так дело обернулось. И че­рез месяц-два паршивой балалайки не достанешь.

Пущай бы уж «Музтрест» продолжал бы свою плодотвор­ную деятельность. Зачем же среди населения поддерживать панику?

 

 

РАЗДУЛИ КАДИЛО

Конечно, вкус у самогонки малоочаровательный. Даже неизвестно, чем эту жидкость закусывать.

Нету такого острого продукта, который бы перешиб этот отчаянный вкус.

А пьющие граждане, между тем, с этим фактом не счита­ются и самосильно покупают, невзирая на запах. Потому как кидаются на дешевку.

И, конечно, в силу этого самогонные дела идут на ять и процветают.

Не знаю, врут или нет, но собственноручно читал в газе­тах такое сообщение:

В с. Триполье (50 верст от Киева) образовался объединявший долгое время многочисленные самогонные «предприятия» «са­могонный трест» с выборным правлением, техническим отде­лом, отделами снабжения, сбыта и бухгалтерией.

Нехудо идет работишка. Нельзя пожаловаться.

Интересно, где они развернули свою канцелярскую дея­тельность? То есть какое у них помещение для треста? Не­бось, неважное. Здание скорей всего — избушка.

Ну да через пару лет, если начальство не встрянет в это дело, сей почтенный трест разрастется, разбогатеет и по­строит собственное здание по слову последней техники.

Это здание мы себе мыслим в таком виде. Гляди рисунок.

Надо полагать, что в 1931 году здание будет закончено.

 

 

ОБМИШУРИЛИСЬ

Оно, конечно, насчет пароходов сейчас не время гово­рить. Потому осень наступила, зима на носу и вообще скоро речки и каналы замерзнут.

Однако дозвольте под закрытие навигации сообщить са­мые последние южные известия с берегов Днепра.

Еще покойный писатель Гоголь что-то намекал насчет этой речки. «Чуден, говорит, Днепр при тихой погоде». Так оно и вышло. В дело замешано как раз Днепровское госпароходство.

При тихой погоде или при бурной — неизвестно, но толь­ко был построен на Днепре пароход. Газеты пишут:

Вновь выстроенный, роскошно отделанный пароход «III Интер­национал» не проходит ни под один мост...

До чего обидно. Такой хороший пароход — и хоть бросай. Главное — такая досадная мелочь: под мост не подходит.

Около моста довольно свободно плавает и не тонет, а под мост не лезет.

Чего теперь делать с этим пароходом? Мосты, что ли, ликвидировать? Или в Атлантический океан пароход пере­бросить? Там, говорят, совершенно мостов нету.

А то, в крайнем случае, можно сделать из него пристань или плавучий санаторий для престарелых днепровских ко­раблестроителей.

Одним словом, — не бросать же.

 

 

ЛОМБАРДИЯ

Очень ужасная волокита происходит у нас в ломбардах. Которые граждане хотят чего-нибудь срочно заложить, — то это, ах, оставьте! Это не сразу бывает. Надо ждать и ждать. И все бока намнут в очереди. И так далее.

Тут один наш знакомый парнишка задумал свое пальтецо заложить. Ему трешка до зарезу понадобилась. Экстра слу­чилась. Взял он тогда пальтишко на руку и стал в очередь. Стоит, как миленький.

Стоял, стоял, после думает:

«Покуда, думает, я, братцы мои, стою, — может, осень произойдет. Это, думает, я напрасно осеннее пальто закла­дываю. Вернее зимнее заложить».

Побежал он до своего дома, принес зимнее и надел осен­нее. И стоит, как миленький.

После думает:

 «Получается не того. Покуда до меня очередь дойдет, — может, зима ударит. Дай, думает, лучше зимнее надену, а осеннее заложу».

Так, значит, и сделал. Надел зимнее, а в ручки взял осен­нее и стоит, как миленький.

Так он и теперь еще стоит. То одно пальто наденет, то дру­гое. А то оба скинет. Смотря по временам года. И не знает, которое ему заложить.

А мы советов не даем. Мы не можем, знаете, за пятачок и рисунки рисовать, и бесплатные советы давать.

 

 

ПОРА ВСТАВАТЬ

Протри свои очи, дорогой читатель, и обрати благо­склонный взор на этот приличный рисунок.

Тут, как видишь, художник по мере сил и возможностей изобразил раннее утро в провинции. А именно: Минераль­ные Воды. Рабочий поселок Госстеклозавода.

Еще довольно темно, но уже пора вставать на работу. По­ра идти на этот самый стеклозавод. Гудок еще не гудел. И не скоро загудит. По той простой причине, что гудка на заводе не имеется. А, как сообщают газеты:

...вместо гудка имеется целый штат кричальщиков, содержание которых обходится 2160 рублей в год.

Обязанность кричальщиков состоит в том, что они, стуча ду­бинкой в окно, будят рабочих на работу.

Нами как раз тут и зафиксирован славный и ответствен­ный момент пробуждения. Вот кричальщики ходят, постуки­вают своими дубинками. Вот замелькали огоньки в халупах. Пора, братишки, вставать! Пора! Утро начинается. Вспоми­нается классическое изречение, кажется, что Пушкина, или, в крайнем случае, баснописца Крылова: «Дети, в школу соби­райтесь, петушок давно пропел». Кстати, насчет петухов. Де­ло происходит на Кавказе, и, может, там петухов не водится. Только, одним словом, петухи там не использованы для этой цели. А работает там штат кричальщиков, которые и огреба­ют, как мы указали, 2160 рублей.

В век пара и электричества прилично было бы устроить на заводе гудок. Оно, конечно, обслуживать его стоило бы немного дороже (поломка, починка, утечка пара и т. д.), но зато — красота.

А кричальщиков можно бы поставить на более полезное дело — бутылки выдувать или, еще лучше, какие-нибудь более порядочные стеклянные вещи — блюдечки или рю­мочки.

Так что надо бы гудок схлопотать. Извиняюсь.

 

 

ТЯГА К ЧТЕНИЮ

В библиотеках-то что делается! Это ужасти! Ежедневно масса книг гибнет. Пропадают ценные экземпляры. Разные дорогостоящие учебники — Малинин и Буренин. Разные уники — физика Краевича и так далее.

Кроме пропажи, читатели вырывают особо нужные страницы. Выдергивают рисунки. Пишут на полях разную муру.

Все это, может, срывает культурное начинание. Все это, может, разрушает транспорт. Или не то, что транспорт, а во­обще не оправдывает своего назначения.

И, может быть, до того дошло, что читателя и писателя допущать до книг не приходится. Газета так и пишет, — дес­кать, сейчас очень много развелось книжных вредителей и жучков-читателей.

Чего делать на этом фронте — неизвестно. Или по рецеп­там книги выдавать? Или еще как.

Тут у нас мелькнула одна идея. Не знаем только, что Нар-компрос скажет. А идея вполне жизненная.

Это, как видите, читальное зало. И сидят читатели. И близко к книгам их не допущают. Книги сами по себе, а читатели и писатели тоже сами по себе. А дают им би­нокли и подзорные трубки, и через это они со стороны глядят в книги. И, таким образом, происходит массовое чтение.

Специальная боковая барышня страницы перелисты­вает. Тут стоит охрана. Тут барьер. Чтоб народ не кидался.

Таким образом, за цельность книги можно поручиться.

Хотя является вопрос: как же бинокли? Не уперли бы эти дорогостоящие инструменты? Хотя, в крайнем случае, би­нокли можно будет к столам привинчивать, а библиотеку оцеплять охраной.

Надо же на что-нибудь решиться. Жалко же.

 

 

ЧЕРТ ВОЗЬМИ!

Баньки у нас не шикарные. Надо в этом сознаться. Ска­жем, в том же Донбассе. Специальная комиссия делала об­следование. Оказалось, знаете, безобразно худо. Грязь. Тес­но. Темно. Водицы мало... Так эта горемычная комиссия, не помывшись, и отбыла в центр.

А это досадно. Чистота — святое дело. Ежели человек чисто помытый, ежели у него вдобавок галстух на груди бол­тается, то и мыслишки у него не те. Он более солидно дер­жится и в грязь на улице не ложится. Одним словом, чисто­та и банька — это три кита нашей культурной жизни.

А в Донбассе это невозможно худо. Единственно, там в од­ном месте расстарались. Это в Артемовском округе. Там по­строили «дворец-баню». Так и газеты пишут: «Дворец-баня».

Нас-то на открытие не пригласили, так что мы не можем поделиться впечатлениями от этой бани.

Но уж, наверное, шикарная баня, раз дворец. Вход, не­бось, очень чистый. Может, даже со швейцаром. И, навер­ное, шаек много. По шайке, небось, на человека. И банщи­ки, небось, ходят не голые, а тряпочкой прикрыты. Не мелькают голым пузом.

Это достижение. Но есть и недостатки. Водица в эту ба­ню-дворец поступает... Одним словом, пущай газета берет на себя такую смелость говорить такие слова:

...вода поступает прямо из канав, у которых расположены уборные.

Так что мыться в такой бане, сами понимаете, мало ин­тереса. Брезгливая публика, небось, и не моется. Наш ху­дожник полагает, что публика прямо во дворе моется. За баней. Однако не знаем. Не беремся утверждать. Может быть.

Это плохо, черт возьми!

 

 

РАССУЖДЕНИЕ ОБ ИНОСТРАНЦАХ

Рассуждение первое

Между прочим, насчет немцев и насчет иностранцев, насчет ихней хваленой чистоты.

Чуть что — нам завсегда в нос тычут ихнюю чистоту. И которые товарищи приезжают с германских городов — те все очень ахают.

— Очень, говорят, чисто! Прямо по улицам ходить непри­ятно. Сору нет, окурков не видать, и лошади вроде как приу­чены терпеть — не марают улицу.

А на наш ничтожный взгляд, это просто, знаете, брехня. Подумаешь! Окурков не видать! А чего немцы курят? Немцы безмундштучные папироски курят и сигарки сосут. Откуда у них могут быть окурки?

А восторженные товарищи этого не учитывают. Нахвали­вают.

Тоже и лошади. У них заместо лошадей все больше таксо­моторы ходят. Тут и пачкать нечем.

Вообще, знаете, брехня и брехня. Ну, скажем, довольно чистовато у них, но чтобы до того восторгаться — это прямо непонятно.

Поглядите лучше на этого молодца. На этого иностранца. Это у них такая последняя мода. Брючки-то — обратите вни­мание! Брючки-то закатил аж до колен. Мода модой, а тоже, наверно, в смысле чистоты не так уж у них сверхъестествен­но чисто. Материю-то подвертывают. Побаиваются, небось, забрызгать или запылить. Мода, знаете, зря не бывает.

Одним словом, придется как-нибудь самому проехаться в Германию — поглядеть, как и что.

 

 

ВСЮДУ ЖИЗНЬ

Это что за разворот? Это откуда такое оживление и такая чересчур сильная давка?

Что это, скажите, народ толкается и куда это прут разную домашнюю утварь и прочее барахлишко?

Может, это, извиняюсь, пожар или, может, дармовая раз­дача слонов и разных носильных вещей?

Или, может, каналья художник заврался и начертил не то, что надо?

Я извиняюсь, все тут указано правильно. Это, видите ли, происходит выдача зарплаты на заводе «Ока». Это заместо жалования выдают разные вещицы. Это промторг Кашир­ского уезда выдает. Так сказать, чем придется. Сеном. Соло­мой. Гвоздями. Слонами. И так далее.

Я извиняюсь, художник, может быть, слонов-то дей­ствительно зря вывел. Мы хотели послать художника на место происшествия, чтоб срисовать с натуры и чтоб неу­вязки не было, но в последний момент, знаете, испуга­лись. Как бы, думаем, его заместо платы не всучили бы ка­кому-нибудь зазевавшемуся пролетарию. В Кашире это могут.

Одним словом, извиняемся за слонов, может, действи­тельно чего-нибудь не так нарисовано. То извините. А факт указан в «Рабочей Москве».

С получкой, ребятишки!

 

 

---

Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 51; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!