Часть сто четырнадцатая (Опустевшая Айодхья)

⇐ ПредыдущаяСтр 15 из 47Следующая ⇒

С неистовым грохотом Бхарата гнал колесницу

И въехал на ней в Дашаратхи пустую столицу,

Был совам да кошкам приют — ненавистницам света

В Айодхье, покинутой ныне мужами совета.

Так Гохини, мир озаряя сияньсм багровым,

При лунном затменье окутана мрака покровом.

Столица была, как поток, обмелевший от зноя:

И рыба, и птица покинули русло речное!

Как пламя, что, жертвенной данью обрызгано, крепло —

И сникло, подернувшись мертвенной серостью пепла.

Как воинство, чьи колесницы рассеяны в схватке,

Достоинство попрано, стяги лежат в беспорядке.

Как ширь океана, где ветер валы, бедокуря,

Вздымал и крутил, но затишьем закончилась буря.

Как жертвенник после свершения требы, что в храме,

Безлюдном, немом, торопливо покинут жрецами.

Как в стойле корова с очами печальными, силой

С быком разлученная... Пастбище бедной немило!

Как без драгоценных камней — ювелира изделье, —

Свой блеск переливный утратившее ожерелье.

Как с неба на землю низвергнутая в наказанье

Звезда, потерявшая вдруг чистоту и сиянье.

Как в роще лиана, что пчел опьяняла нектаром,

Но цвет благовонный лесным опалило пожаром.

Казалось, Айодхъя без празднеств, без торжищ базарных

Под стать небесам без луны и планет лучезарных.

Точь-в-точь как пустой погребок: расплескали повсюду

Опивки вина, перебив дорогую посуду.

Как пруд, от безводья давно превратившийся в сушу

И зрелищем ржавых ковшей надрывающий душу.

Как лука пружинистая тетива, что ослабла,

Стрелой перерезана вражьей, и свесилась дрябло.

Как воином храбрым оседланная кобылица,

Что в битве свалилась, — была Дашаратхи столица.

...Почтительный Бхарата в царскую входит обитель.

Как лов из пещеры, он уда ушел повелитель!

Лишенный солнца день —

Так выглядел дворец.

И Бхарата слезам

Дал волю наконец.

Книга третья. Лесная

Часть семнадцатая (Встреча с Шурпанакхой)

Под стать святожителю, в хижине, листьями крытой,

Безгрешный царевич беседовал с братом и Ситой,

Оп притчу рассказывал Сите и сыну Сумитры,

Блистая, как Месяц, в соседстве сияющей Читры.

Одна безобразная ракшаси в поисках дичи

Туда забрела — и прервалось течение притчи.

С рожденья звалась Шурпанакхой она за уродство, —

За когти, ногам придававшие с веялкой сходство.

И взору ее луноликий представился Рама,

Прекрасный, как тридцать богов, как пленительный Кама,

И мягкие кудри, и мощь благородной десницы,

И блеск удлиненных очей сквозь густые ресницы,

И смуглое, схожее с лотосом синим, обличье,

И царские знаки, и поступи юной величье,

Что плавностью напоминала походку слоновью,

Увидела ракшаси — и воспылала любовью

Уродина эта — к прекрасному, как полполунье,

К нему, сладкогласному,— скверная эта хрипунья

Противноволосая с дивноволосым равнялась.

Противноголосая с дивноголосым равнялась.

Сама медно-рыжая — с ним, темнокудрым, равнялась

И, дура бесстыжая, с великомудрым равнялась.

С красавцем равнялась она — при своем безобразье,

И с лотосоглазым таким — при своем косоглазье.

С таким тонкостанным и царские знаки носящим

Равнялась она, страхолюдная, с брюхом висящим.

Приблизившись к Раме, палима любовною жаждой,

Сказала ему Шурпанакха: «Решится не каждый

Избрать этот лес для жилья, если ракшасов племя

Сюда без помех прилетает во всякое время.

Эй, кто вы, с собой прихватившие луки и копья,

Да деву-отшельницу, — шкура на ней антилопья?»

На это отвечал он учтиво и чистосердечно: «Я — Рама, старшин сын покойного царя Дашаратхи, что могуществом был равен богам. Со мной здесь преданный и добросклонный брат Лакшмана и верная супруга Сита, царевна Видехи. Я поселился в лесу Панчавати, выполняя отцовскую волю и свой долг».

Догадавшись по устрашающему облику своей собеседницы, что перед ним ракшаси, он осведомился об ее имени и спросил, с какой целью явилась она сюда. Неожиданная гостья ответила так:

«Прозванье мое Шурпанакха. Под стать чародею —

Искусством свой облик менять я с рожденья владею.

Брожу и пугаю святых обитателей чащи.

Ты Равану знаешь? Он брат мой великоблестящий!

Другой — Кумбхакарна, что в сон погружен беспробудный,

А третий — Вибхишана, праведный, благорассудный.

Четвертый и пятый — отважные Душана с Кхарой,

Считаются в битвах свирепой, воинственной парой.

Я доблестью их превзошла. Разве есть мне преграда?

Своим изволеньем по воздуху мчусь, если надо.

А Сита? Что толку в уродце таком неуклюжем!

О Рама прекрасный, ты должен мне сделаться мужем.