Концептуализация и лексикализация эмоций
Профессор Оксфордского университета Джин Эйтчисон сетовала на то, что лингвисты боятся эмоций и мало о них пишут. До середины 1970-х гг. проблема языковой концептуализации и вербализации, равно как и категоризации эмоций, действительно, была довольно экзотической и опасной: работы, изредка появлявшиеся в лингвистике на эту тему, чаще вызывали неприятие, чем интерес. Но позже начали зарождаться контуры новой лингвистической парадигмы — гуманистической с пристальным вниманием к создателю, носителю и пользователю языка, к его психологии, лингвисты уже не могли обойти сферу эмоций как самый человеческий фактор в языке. На смену общеизвестному категоричному звегинцевскому «это не язык» приходит осознание того, что Ш. Балли во многом был прав, провозглашая приоритет аффективного в языке.
Как резюмируется в диссертации Я.А. Покровской, эмоции — универсальная сущность. Они являются одной из главных составляющих невербального аспекта языковой личности. Именно поэтому адекватно выразить эмоцию словами, т.е. через их лексикализацию, невероятно трудно, и вербальное выражение эмоций представляет собой лишь верхушку айсберга.
Природа невербального выражения эмоций интересовала ученых и мыслителей начиная с древнейших времен. Одна из первых развернутых теорий сущности эмоциональных явлений, предложенная Ч. Дарвином, провозглашала наличие связи между анатомо-физиологической организацией живых существ и внешним выражением их эмоциональных проявлений. Современными сторонниками взглядов Ч. Дарвина было показано, что при анализе эмоционально-экспрессивного поведения людей, принадлежащих к никогда не соприкасавшимся ранее культурам, прежде всего бросается в глаза единообразие невербального проявления некоторых из их эмоциональных состояний, таких как гнев, радость, печаль, удивление, страх и некоторые другие, которые тоже концептуализуются, но, не лексикализуясь, выражаются авербально.
|
|
|
Учет данных общей, возрастной, социальной психологии и этнопсихологии важен для различных направлений исследования языка эмоций в лингвистике. К такому выводу с неизбежностью приходишь, знакомясь с трудами талантливого исследователя языка эмоций А. Вежбицкой. А. Вежбицкая внесла большой вклад в толкование эмоциональных концептов, используя понятия семантических примитивов. В течение более 20 лет она создавала «естественный семантический метаязык», который позволил ей построить четкие, непротиворечивые и ясные толкования эмоций. Критикуя используемые ее предшественниками «измерения», или «основные признаки» значения, такие как оценка (evaluation), потенция (potency), деятельность (activity) [87; 84], как сложные и туманные, не имеющие никакого ясного и интуитивно воспринимаемого значения, А. Вежбицкая предлагает определять эмоциональные концепты «с помощью слов, которые были бы интуитивно понятны и не являлись бы сами именами эмоций и эмоциональных состояний».
|
|
|
В одной из своих последних статей А. Вежбицкая [71] убедительно показывает роль языка в номинации и интерпретации эмоций для их адекватного межкультурного восприятия и понимания. Автор доказывает, что язык проникает во внутреннюю структуру названий человеческих эмоций, тем самым опредмечивая, т. е. концептуализируя и лексикализируя их. Автор утверждает, что существуют универсальные «когнитивные сценарии», позволяющие людям осознавать свои собственные и чужие эмоции — эмоции речевых партнеров. Эти «сценарии» являются гидом, облегчающим межкультурный обмен эмоциями и позволяющим их сравнивать и опознавать в межкультурном общении.
Через анализ, представленный в упоминаемой статье А. Вежбицкой и ее соавтора, она пытается показать, что такое культурно независимое средство описания и толкования доступно в естественном семантическом метаязыке NSM (от английского названия ‘Natural Semantic Metalanguage’). Это средство, как показано в статье, многократно протестировано, в том числе и в сфере концептуализации и лексикализации — номинации одних и тех же эмоций в разных лингвокультурах.
|
|
|
Статья детально обсуждает польское название эмоции «żal», выкристаллизовывая его два значения, не переводимых дословно на другие языки. Например, в статье показывается несоответствие этого польского слова английским номинациям соответствующих эмоций: grudge, sadness, sorrow, grief.
Семантический анализ имен эмоций сопровождается в статье обсуждением той роли, какую могут играть для понимания имен человеческих эмоций личные автобиографические «показания» людей. И прежде всего тех, которые одновременно пользуются двумя языками и культурами, включая и свидетельства билингвокультурных писателей.
Статья подтверждает теоретически результаты собственного практического опыта авторов в кросскультурном общении при описании и назывании анализируемых эмоций в разных языках. Все это делает данную
статью А. Вежбицкой оригинальной и открывающей новые перспективы в исследовании концептуализации и лексикализации универсальных человеческих эмоций в национально-этническом аспекте.
|
|
|
Разносторонне изучена система эмотивных знаков и способов «упаковки» концептов с разным эмоциональным наполнением. Важным этапом в достижении новых знаний о концептуализации и вербализации сферы человеческих чувств стало изучение текстообразующего потенциала эмоций, их мотивирующей и реализующей функции.
На современном этапе изучения реализации категории эмотивности в лексике возможно выявление следующих направлений исследований:
1) изучение отдельных эмотивных лексем; 2) изучение лексико-семантических групп эмотивной лексики; 3) изучение синонимических и антонимических отношений эмотивной лексики; 4) изучение семантических/тематических полей, охватывающих эмотивную лексику; 5) изучение роли метафоры в семантическом представлении эмоций.
Моделирование концептов, в частности концептов эмоций, представляет одно из наиболее интересных, перспективных и продуктивных направлений когнитологии — отрасли языкознания, в центре внимания которой находится язык как общий когнитивный механизм, оказывающий влияние на процессы получения, хранения, переработки и трансляции эмоциональной информации.
Монография Б. Волек посвящена сложной и актуальной проблеме эмотивности языка [92]. Вплоть до начала 80-х гг. эмотивность считали «несемантической» сферой языка, относили к маргинальным явлениям, якобы нарушающим систему и грамматические нормы. В лучшем случае эмотивность упоминалась в научной литературе лишь как стилистическая и фоностилистическая черта языка. С начала 80-х гг. стали делаться попытки рассмотреть с позиции семантики, синтактики и прагматики эмотивное поле языка как некую семиотическую по своей функции систему.
Б. Волек сумела вывести давнюю и чрезвычайно перспективную проблему эмотивных знаков языка из узких рамок генеративной лингвистики в области антропологической (роль человеческого фактора в языке), прагматической (взаимоотношение языковых знаков с говорящими-слушающими в конкретных речевых ситуациях), социальной (зависимость средств выражения эмоций от национальной специфики языковых обществ) и когнитивной (эмоции и познание) лингвистик. Решение такой задачи позволило Б. Волек внести определенный вклад в интегральное описание языка и вербального общения.
Прежде всего, Б. Волек пытается разграничить эмотивность и экспрессивность с семиотической точки зрения. Надо сказать, что попытки развести эти две взаимосвязанные категории предпринимаются в лингвистике давно и пока довольно безуспешно, поскольку до сих пор остается невыясненным, что же собой представляет экспрессивность как лингвистический феномен.
По ее мнению, в науке возможно сосуществование двух пониманий экспрессивности: по одному из них экспрессивность — это прямое и намеренное выражение эмоционального опыта человека с помощью специальных семиотических средств языка и символических индексов. По другой концепции экспрессивность — это ненамеренное самовыражение эмоций говорящего с помощью симптоматического использования соответствующих кодированных языковых средств. Свое дальнейшее исследование Б. Волек строит на первой концепции экспрессивности, подчеркивающей тесную взаимосвязь экспрессивности и эмотивности.
Б. Волек предлагает типологию эмотивов, среди которых особое внимание уделяет символическому типу эмотивных знаков. По мнению автора, большинство эмотивных знаков являются символическими индексами, поскольку они «помимо своего понятийного содержания выражают еще и эмотивность без представления ее в обобщенном концепте» [92: 119]. Символический характер эмотивных знаков Б. Волек объясняет тем, что выражаемая эмоция всегда принадлежит конкретному говорящему, а используемый им для этого эмотивный знак относится к этому говорящему как к носителю данной эмоции. Говорящий при этом выступает вторичным десигнатом такого слова и экзистенционально относится к нему: говорящий и носитель эмоции выступают в этих символах как одно и то же лицо.
Для выработки концепции эмотивных знаков языка Б. Волек в качестве практического материала избрала русские диминутивы, которые наиболее рельефно отражают всю специфику эмотивности как семантической категории языка. Автор признает факт существования языковой категории эмотивности и трактует ее как «определенные психофизические ощущения и отношения говорящего (не обязательно оценочные), которые он испытывает во время говорения и которые он выражает в речи без трансформирования их в понятийные знаки» (Там же: 12). Представляется, однако, что в такой трактовке речь идет не о языковой категории эмотивности, а о психической (психологической) категории эмоциональности, которая, только пройдя языковую «переработку», становится эмотивностью, т.е. языковой категорией.
Ю.А. Сорокин считает, что сочетание «эмоция и когниция» является нонсенсом на том основании, что «коня и трепетную лань вместе запрячь не удавалось еще никому» (подробнее об этом см. подразд. 2.4.3).
Репрезентация эмоций
Особое место в изучении эмотивности принадлежит исследованиям, в которых эмотивность изучается на уровне высказывания. Здесь следует прежде всего назвать исследование Л.А. Пиотровской «Эмотивные высказывания как объект лингвистического исследования (на материале русского и чешского языков)» [39] и работу М.Д. Городниковой «Эмотивные явления в речевой коммуникации» [17].
Из всего множества высказываний, в содержание которых входит выражение эмоционального состояния или отношения субъекта речи к чему-либо, Л.А. Пиотровская исследует те, в которых, согласно Ш. Балли, «выражение чувств преобладает над выражением чисто логической мысли» [3: 298]. Л.А. Пиотровская приходит к выводу о том, что дифференциальным признаком, отличающим эмотивные речевые акты от других классов речевых актов, является прежде всего их иллокутивная цель [39: 31]. В духе времени звучит и ее утверждение о том, что особый интерес представляют психолингвистические исследования, учитывающие типы эмоционального взаимодействия партнеров по акту коммуникации, их социальный статус и особенности межличностных отношений [39: 129].
М.Д. Городникова посвящает свою работу рассмотрению эмотивных единиц немецкого языка в трех ипостасях: в языке, в высказывании и в тексте. Она также касается проблемы речевых актов, типология которых, по ее мнению, несовершенна, но и она специально выделяет эмотивные речевые акты в этой типологии, т.е. вопрос о выделении эмотивных речевых актов М.Д. Городниковой не подвергается сомнению [17].
Монография И.В. Труфановой теоретически и фактуально подтверждает наличие таких речевых актов [51]. Напомним, что ни Дж. Р. Серль, ни Д. Вандервекен, ни Дж. Л. Остин не выделяли такие речевые акты в своих типологиях (Там же: 204—238).
В литературе было принято называть эмотивные речевые акты экспрессивами, с чем И.В. Труфанова не согласна. Она предлагает следующую классификацию эмотивных речевых актов (РА): 1) эмотивы — речевые акты, существенное условие которых — выражение говорящим своих эмоций («Освобождений! Долгожданное освобождение финдиректора от этого бедствия в лице Лиходеева!» (Булгаков М.А. Мастер и Маргарита);
2) эмотивно-оценочные — речевые акты, производимые ради выражения эмотивно-оценочного отношения говорящего («Пять месяцев… И мне хочется твердо и определенно сказать себе, что я очень глупо провел эти пять месяцев» (Бунин И.А. Без роду-племени]); 3) речевые акты эмоционального воздействия на слушающего (Там же: 205).
И.В. Труфанова указывает также на условия успешности эмотивов в человеческом общении [51: 207—208]. Среди них важнейшее условие — когда говорящий не может не выразить эмоцию. В основу типологии
частных эмотивных речевых актов должно быть положено, по мнению И.В. Труфановой, количество выражаемых ими эмоций: сколько эмоций выражается эмотивами, столько существует частных эмотивных речевых актов.
Приводит И.В. Труфанова и индикаторы речевых актов, например, междометные высказывания, «фигуры» эмотивного синтаксиса, эмоциональные паузы, восклицания и др. [51: 211—239]. Различая прямые, косвенные и эмотивно-оценочные речевые акты, каждый из которых также имеет свои индикаторы, И.В. Труфанова дает подробную классификацию даже самых мелких разновидностей речевых актов, которая трудно воспринимается в целостном виде, настолько она дробная.
Общепризнано, что эмоция является сложным процессом: с одной стороны, она выступает как «конкретная психическая форма существования потребности»; с другой стороны, она механизм оценки ситуации с точки зрения потребностей индивида; с третьей стороны, эмоция — механизм перенастройки организма, подготовки его к необходимому действию; и, наконец, эмоция — стимул к действию. Этим, а также целеполаганием говорящего и объясняется многообразие типов эмотивных речевых актов.
Интересны результаты, проливающие свет на репрезентацию эмоций в высказываниях, достигнутые некоторыми исследователями, не ставящими перед собой специальных задач изучения эмотивности, а исследующими какие-либо аспекты функционирования высказываний в речи. Существование таких находок естественно, поскольку эмоции пронизывают язык, и, какой бы проблемой ни занимался лингвист, можно с уверенностью сказать, что на каком-то этапе исследования он сталкивается с определенным проявлением в языке эмотивной функции. В современной лингвисти-
ке проделана огромная плодотворная работа по изучению стилистики
эмоций в трудах И.В. Арнольд, И.Р. Гальперина, Ю.М. Скребнева,
В.А. Кухаренко, В.К. Чаковской, В.К. Тарасовой, Т.В. Юдиной, Т.И. Воронцовой, И.А. Щировой и многих других исследователей.
Естественно, что наибольшую репрезентацию эмоции получают в художественной литературе: в эмотивной прозе, поэзии, драматургии, т. к. именно эти тексты представляют собой депозитарий категориальных эмоциональных ситуаций межличностного человеческого общения, имен эмоций, способов и средств их языкового/речевого/текстового выражения и описания, телового эмоционального поведения и его вербализации, различных способов моделирования эмоций и эмоциональных манипуляций.
Как утверждал Л.Н. Толстой, вся художественная литература предназначена для воспитания эмоций человека и, от себя добавим, этики их демонстрации, симуляции, имитации и маскировки. И все эти знания об эмоциях, черпаемые человеком говорящим из художественной литературы и обыденного речевого общения в течение определенного коммуникативного опыта, формируют у него эмотивную/эмоциональную компетенцию как специфическую компоненту коммуникативной компетенции.
Трудность выражения своей мысли на иностранном языке зависит прежде всего от трудности выражения на нем эмоций. Особенно трудно по этой причине свидетельствовать в суде на иностранном языке. Этому надо специально обучать через научающую коммуникацию на иностранном языке.
Для успешной коммуникации как моно-, би-, так и поликультурные коммуниканты должны обладать адекватной эмоциональной/эмотивной компетенцией, которая помимо вышеперечисленных компонентов включает в себя следующие:
1) знание общих лингвокультурных кодов эмоционального общения;
2) знание эмоциональных доминант этих кодов в форме эмоциональных концептов;
3) знание правил code switching и их корреляцию с общечеловеческими/национально-культурными ценностями;
4) знание маркеров эмоционально-этнической идентификации речевых партнеров и правил эмоционального общения с ними;
5) знание и владение средствами номинации, экспрессии и дескрипции своих и чужих эмоций в обоих семиотических лингвокультурных кодах, участвующих в конкретном общении.
При этом признается, что даже внутри одного языка (и одной культуры) общение двух языковых личностей уже является межкультурным, в том числе и за счет различия их эмоциональных дейксисов и эмоционального интеллекта.
Эмоциональная компетенция языковой личности приобретается через жизненный опыт и в реальной коммуникации, а эмотивная компетенция — через научающую и художественную коммуникацию.
Итак, эмоции культурно обусловлены, они навязываются языковому коллективу этноса различными когнитивными сценариями, ассоциирующимися с тем или иным терминопонятием эмоции [5: 118]. Все когнитивные сценарии эмоций сформированы не универсальной человеческой биологией и психологией, а культурой конкретного этноса и его национально обусловленными рефлексами [7].
Все вышеобозначенные моменты влияют на форму и качество презентации/экспликации эмоций в различных типах эмотивных высказываний/речевых актов и на их коммуникативную эффективность.
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 481; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!