ПЛОХИЕ ДЕЛА, КОТОРЫЕ Я СОВЕРШИЛ 23 страница
— Не знаю!.. — Меня била крупная дрожь. — За все! За то, что все так по-идиотски устроено!
— Ну что ты как маленькая? — фыркнул обескураженный Кидзима. — Ладно, я пойду. А ты давай поосторожней, Кадзуэ. Уж больно далеко зашла.
Бездушно махнув рукой, он быстро зашагал по переулку, выходившему на главную улицу.
Я крикнула ему в спину:
— Слишком много на себя берешь! Хочешь сказать, я ненормальная? Чушь какая! До тебя никто мне такого не говорил! Слышишь, ты?
Мимо пролетела стайка парней и девчонок — похоже, студенты возвращались домой после вечеринки. Смотрели на меня как на диковину, во все глаза. Молодые женщины при виде меня шарахались в сторону, готовые в любой момент пуститься наутек. Я видела в их глазах страх и бросала на них злые взгляды. Чего они все боятся? В молодости я была такая же. Думала как они. Сочувствовала слонявшимся по улицам проституткам: вот несчастные.
Несчастная… Теперь это мое ключевое слово? Я ахнула и прижала руку ко рту. Почему несчастная? В чем? Я все делаю в свое удовольствие. Телом зарабатываю. На днях встретила на улице якудзу, который предлагал мне заплатить за «крышу». Парень решил на меня не наезжать. Больше того, поглядел с болью и покачал головой. С какой стати? Неужели даже у таких типов я вызываю жалость?
От этих мыслей на меня напала хандра. Я поняла, что на «Сочную клубнику» можно не рассчитывать и ловить клиентов на Догэндзаке бесполезно. Плотнее запахнула плащ: надо скорее возвращаться к Дзидзо. Лучше стоять тихонько в темном переулке и дожидаться, пока кто-нибудь не появится.
|
|
|
Проходя по Маруяма-тё, я заметила у одного лав-отеля мужика средних лет, который, по всем признакам, вышел на охоту. Засунув руки в карманы плаща, он топтался на месте, пытаясь согреться. Мужиков, которым захотелось потрахаться, сразу видно — смотрят нагло, особо не церемонятся. Это как раз то, что надо.
Указав на отель, я предложила:
— Хорошее гнездышко, старичок. Может, позабавиться хочешь?
— Ты чего это? Тебе самой-то сколько? Чего это я вдруг старичок? А, старушка? — негромко отозвался он.
У него была лисья морда — прямо как у моего шефа. Я окончательно вышла из себя:
— Старый хрен! Вот расскажу про тебя браткам, которые меня крышуют! Они с тобой быстро разберутся!
— А чего такого я сделал?
— Дурачить меня вздумал?! Ты где работаешь? В какой фирме? Я вот в архитектурно-строительной. Компания G. Слыхал про такую?
Мужик нахмурился и был таков.
— Козлина! Стоит с деревянной рожей. Бабу ему, видишь ли, захотелось! — орала я ему вслед и никак не могла остановиться.
Вдруг как из-под земли передо мной возникла тетка лет сорока, видимо наблюдавшая из тени за нашей разборкой, и робко тронула меня за руку:
|
|
|
— Можно вас на несколько слов?
Тетка была в белой вязаной шляпе и перчатках. Поверх серого ворсистого пальто повязана цветная синтетическая шаль, лежавшая на плечах как матросский воротник. Увидев этот нелепый наряд, я невольно хмыкнула. Тетка, скроив сочувственную мину, крепко сжала мои руки в своих, затянутых в перчатки, и зашептала высоким голосом:
— Вам не следует заниматься этим низменным промыслом. Нельзя опускаться до такого. Божья милость, конечно, безгранична, но вам не следует забывать, что вы сами должны приложить усилия, чтобы подняться. Тогда вы непременно сможете начать все сначала. Ваша боль — это моя боль. Ваша покорность — моя покорность. Я буду молиться за вас.
Озябшим рукам было приятно под перчатками, но я все-таки освободилась от ее рукопожатия.
— Ты о чем? Я из кожи вон лезла, чтобы подняться. Между прочим, была отличницей в университете.
— Понимаю. Понимаю. Если бы вы знали, как я вас понимаю. До боли в сердце.
Она дохнула на меня мятой.
— Что ты понимаешь? — Я холодно усмехнулась. — Я прекрасно обхожусь без твоей помощи. Днем работаю в фирме.
Я быстро показала ей удостоверение. Однако она даже не взглянула на него. Вместо это достала из сумки книжку в черном переплете и прижала к груди.
|
|
|
— Вам доставляет удовольствие так жить — торгуя собой?
— Конечно. Меня вполне устраивает.
Тетка тряхнула головой, выражая категорическое несогласие:
— Этого не может быть. Ваша ложь глубоко ранит меня. Разве можно позволять мужчинам так грубо обращаться с собой? Когда я смотрю на вас, у меня сердце кровью обливается. Какая же вы глупышка! Я так переживаю за несчастных женщин, как вы. Мало того что вас в фирме обманывают, так еще вечерами приходится терпеть обман от мужчин. Это же настоящее мучение! Вы жертва своих собственных страстей. — Она погладила меня по голове рукой в перчатке. — Бедная вы, несчастная. Ну откройте же глаза скорее!
От ее ласки у меня съехал парик. Я сердито отпрянула в сторону:
— С чего это я несчастная? Какое тебе дело?
Не ожидавшая такой реакции, тетка сделала шаг назад. Я вырвала из ее рук Библию и с размаху швырнула в белые крашеные блоки стены, что отгораживала лав-отель от улицы. Библия смачно шмякнулась о стену и упала на асфальт. Резко вскрикнув, тетка бросилась поднимать свое сокровище, но я оттолкнула ее и наступила на Библию, распоров острым каблуком тонкую, как луковая шелуха, бумагу. Я знала, что этого делать нельзя, но остановиться уже не могла — мне доставляло удовольствие топтать Библию.
|
|
|
Я бросилась бегом в темноту переулка. Щеки холодил прохладный северный ветерок, стук каблуков громким эхом отражался от стен. Здорово я приложила эту святошу! Проходя мимо круглосуточного магазина, купила банку пива и пакетик сушеного кальмара. Открыла пиво, пошла дальше. Ледяная жидкость освежила горло, и сразу полегчало. Я подняла голову к темному ночному небу. Плевать! Пусть будет, как будет! Теперь я стройнее и красивее, чем прежде, и могу наслаждаться свободой.
Ежиться от холода у Дзидзо больше не было сил, и я сбежала по каменной лестнице к станции Синсэн и оказалась на том самом пустыре, где обслуживала бомжа. Стояла, пила пиво, жевала кальмар и тряслась от холода. Вдруг так приспичило, что я тут же присела в сухую траву и, вспомнив загаженную уборную Чжана, рассмеялась. Здесь, на пустыре, куда приятнее.
— Эй, сестричка! Чем ты там занимаешься?
Наверху, на лестнице, стоял мужик и смотрел на меня. Он был как следует под градусом — ветерок доносил до меня запах перегара.
— Делом.
— Ого! Может, давай вместе?
Мужик нетвердыми шагами спустился ко мне.
— Знаешь, старичок, я тут замерзла как собака. Зайдем куда-нибудь? — предложила я.
Он кивнул как-то неопределенно, но я немедленно подхватила его под руку и потащила обратно в Маруяма-тё до ближайшего лав-отеля. Мужик — с виду типичный сарариман, под пятьдесят, а может, и больше. Физиономия опухшая. Сразу видно, выпить не дурак. Смуглый. Ноги у него заплетались, и я еле втолкнула его в номер.
— Будет стоить тридцатку.
— У меня столько нет.
Мужик неуверенно пошарил по карманам и извлек на свет божий какую-то квитанцию и сезонку на электричку. Чтобы не оставить ему шансов на отступление, я толкнула его на кровать и впилась губами в рот. От него несло как от винной бочки. Он поспешно отстранился и, внимательно посмотрев на меня, сказал:
— Извини. Давай не будем, а?
— Постой-постой, как же так? Сам меня сюда затащил… Нет уж, гони тридцатку!
Я ни за что не хотела упустить клиента, первого после такого долгого перерыва. С обреченным видом тот выудил из бумажника несколько тысячных и опустил голову:
— Вот три тысячи. Больше нет. А я пойду. Мне ничего не надо. Хорошо?
— Послушай! Я работаю в большой компании. Хочешь знать, почему я по вечерам этим занимаюсь? — спросила я, присаживаясь на кровать и стараясь держаться с достоинством.
Он спрятал бумажник и быстро накинул плащ. Стараясь не отставать, я тоже стала собираться. Сейчас потребуют деньги за номер, а за что платить-то?
Протрезвевший клиент начал торговаться у стойки:
— Номером мы совсем не пользовались, ничего не трогали. Давайте за полцены. Мы и были-то минут десять, не больше.
Черноволосый человек за стойкой мельком взглянул на меня сквозь очки от дальнозоркости. Несмотря на солидный возраст, он был абсолютный брюнет, из чего я сделала вывод, что он тоже в парике.
— Ладно! С вас полторы тысячи.
У клиента будто камень с души свалился. Он отдал две тысячи, получил на сдачу пятисотиеновую монету, но подвинул ее человеку за стойкой:
— Извините. Это вам за беспокойство.
Я тут же протянула руку:
— Это мое. В конце концов, я тебя целовала. Всего за какие-то три тысячи.
Клиент и человек за стойкой ошеломленно уставились на меня, но я хранила олимпийское спокойствие. Все-таки монета досталась мне.
До последней электрички оставалось совсем немного. Я выпила еще банку пива, снова спустилась по каменным ступеням и зашагала к станции Синсэн. Сегодняшняя выручка — три тысячи. Точнее, три с половиной, если прибавить чаевые администратору в лав-отеле, которые я у него отобрала. При этом потратилась на пиво и кальмаров. Так что почти в дефиците. По пути к станции мне попался дом, где жил Чжан. Я поглядела на его окно на четвертом этаже. В квартире горел свет.
— Ну вот и снова встретились. Как дела? — услышала я за спиной.
Чжан! Я швырнула в сторону пустую пивную банку, она со звоном покатилась по мостовой. Чжан был в той же кожаной куртке и джинсах; вид у него был очень серьезный. Я посмотрела на часы.
— У меня еще есть чуть-чуть времени. Твои сожители не захотят сейчас позабавиться? Как думаешь?
— Ты, конечно, прости, — протянул Чжан, словно извиняясь, — но ты им не очень показалась. Говорят, больно тощая. И Дракон, и Чэнь И. Всем дамы в теле нравятся.
— Ну а тебе?
Чжан закатил большие глаза. У него были густые брови, пухлые губы. Мне все в нем нравилось, если б не наметившаяся лысина. Мой тип. Как раз то, что нужно.
— Мне любая подойдет, — засмеялся Чжан. — Я со всеми могу. Кроме сестры.
— Тогда обними меня.
Я прильнула к Чжану. Как раз в этот момент к платформе подошел поезд на Сибуя, из вагонов стали выходить люди. Шли мимо и глазели на нас, но мне было на них наплевать. Чжан растерянно обхватил меня руками, а я невольно прижималась к нему все сильнее. На меня вдруг напала тоска.
— Ты пожалеешь меня? — спросила я ласково, чтобы угодить ему.
— Ты чего хочешь: трахаться или чтоб тебя жалели?
— И то и другое.
— Ну уж нет. Придется выбирать. Или так, или эдак, — холодно проговорил он, грубо отцепляя мои руки и глядя мне в лицо.
— Чтобы жалели, — пробормотала я и тут же спохватилась: «Ой, что-то я не то сказала». Ведь мне хочется заработать. Иначе какого черта я торчу на улице? Что мне нужно от клиента? Доброе отношение? Нет, конечно. У меня голова пошла кругом, как после хорошей выпивки.
Я прижала руку ко лбу.
— Хочешь, чтобы я пожалел тебя? Тогда плати.
Я в изумлении подняла глаза на Чжана. В темноте его ухмыляющаяся физиономия показалась зловещей.
— Я должна платить?! А не наоборот?
— Нет, подумай, чего ты просишь. Ты же никого не любишь. Ни себя, ни других. Вот тебя и гнобят.
— Гнобят?
Я наклонила голову набок, не понимая, что он имеет в виду. Разыгрывать с ним паиньку больше не хотелось.
— Вот именно: гнобят, — весело продолжал Чжан. — Я это словечко недавно узнал. Ну это когда дурят, вертят как хотят. Тебя гнобят в твоей фирме, гнобят мужики. А раньше отец гнобил, и в школе тоже.
Я прикинула, что моя последняя электричка уже вышла с конечной в Сибуя. Чжан говорил и говорил, а я смотрела на рельсы. Ничего не оставалось, только ехать домой. А завтра — на работу. От этого тоже никуда не денешься. Выходит, меня все гнобят? Я вспомнила, что сказала та тетка, с Библией: «Когда я смотрю на вас, у меня сердце кровью обливается. Какая же вы глупышка!»
8
[Месяц][день]
С наступлением сезона дождей мой бизнес замирает. Мокнуть на улице нет желания. К тому же из-за низкого давления глаза сами закрываются, все время клонит в сон. Вставать по утрам не хочется — катилась бы эта фирма куда подальше. Борьба с искушением прогулять работу изматывает. Почему так: есть дух, воля, а тело подводит, не подчиняется? Сегодня я проснулась позже обычного, села за стол, прислушиваясь к шуму дождя. Мать, накормив сестру завтраком и проводив на работу, удалилась в спальню, и в доме воцарилась полная тишина. Я вскипятила в чайнике воду, всыпала в чашку растворимый кофе. Вместо завтрака разгрызла таблетку «джимнемы». Темно-синяя юбка болталась на мне, как на вешалке. Я похудела еще больше. Чем легче я становилась, тем сильнее охватывала меня радость. Если так дело пойдет, я просто растаю в воздухе. Несмотря на мерзкую погоду, я чувствовала себя на седьмом небе.
Дождь за окном лил как из ведра, пластая в саду мамашину гордость — гортензии, рододендроны, розы, понатыканные тут и там мелкие цветочки… Обернувшись, я заглянула в сад: «Чтоб вы сдохли, проклятые!» Но дождь кончится, и вся эта поросль, напитавшись влагой, еще выше поднимет голову. Вот ведь какое гадство! Мать носилась со своим садом, как курица с яйцом, а я его ненавидела.
При взгляде на небо стало ясно, что сегодня тоже рассчитывать не на что. В июне я была при деле всего неделю и собрала всего сорок восемь тысяч. С четырех клиентов. Тридцать тысяч содрала с Ёсидзаки, десятку — с какого-то пьянчуги. Еще было два бомжа. Один — знакомый, который засек меня на пустыре, а с другим — в первый раз. С обоими на том же пустыре, под небом, грозившим в любую минуту пролиться дождем. Я дошла до такого состояния, когда на мелочи — помочиться на улице, пристроиться с клиентом на пустыре — внимания уже не обращала. При этом я страшно устаю на работе. Сижу за столом и ни на чем не могу сосредоточиться. Сижу и целый день режу газеты. А в последнее время даже перестала различать, что важно, а что нет. Развлекаюсь тем, что вырезаю телепрограммы. Шеф, конечно, на меня косится, но ничего не говорит. В офисе я постоянно ловлю на себе чужие взгляды, слышу, как народ шушукается у меня за спиной. Мне все равно. Я сильная.
Открыв утреннюю газету, я посмотрела, какая будет погода, и переключилась на хронику событий. Глаз остановился на прилипшей к бумаге хлебной крошке. Ее оставила сестра, перед уходом просматривавшая газету. Тут же я увидела заголовок: «В доме обнаружен труп женщины». Погибшая — Юрико Хирата. Юрико! В последнее время она что-то пропала из виду. А оказывается, ее убили! «Что ж, как ты сама предсказывала, так и вышло. Поздравляю!» — воскликнула я про себя и в то же мгновение услышала у самого уха чей-то смешок. Я огляделась.
Под закопченным потолком над самым обеденным столом, заваленным всяким барахлом, парил дух Юрико и смотрел на меня. В мертвенно-белом свете люминесцентного светильника была различима только верхняя часть тела. Уродливое лицо Юрико — расплывшееся и постаревшее — куда-то делось, к ней вернулась прежняя ослепительная красота.
— Ну что? Получила, что хотела? — заговорила я.
Юрико улыбнулась в ответ, обнажив белоснежные зубы:
— Твоими молитвами. Вот, обогнала тебя, раньше на тот свет отправилась. А что ты теперь будешь делать?
— Что делала, то и буду. Мне надо денег заработать.
— Завязывай с этим, — рассмеялась Юрико. — Тебе всегда будет мало. Ты же прорва. И потом, рано или поздно он тебя тоже убьет. Тот человек, что меня укокошил.
— Кто?!
— Чжан.
Ответ — яснее не бывает. Но как Юрико познакомилась с Чжаном? Я быстро сообразила, как у них получилось. Она притягивала его. Юрико — чудовище, Чжан — любитель чудовищ. Пусть так, но с какой стати Чжану убивать меня? Ведь он обнял меня, когда я к нему прильнула. Мне хотелось, чтобы он жалел меня, обнимал. Юрико резко покачала передо мной тонким пальнем.
— Нет, Кадзуэ! Нет! Не надо тешить себя надеждами. Никто тебя жалеть не будет. И денег никто платить не хочет. Таких старых шлюх вроде нас с тобой мужики могут только ненавидеть, потому что мы вскрываем их настоящую суть.
— А в чем она? — Я сама не заметила, как приложила руку к подбородку и наклонила голову набок.
— Хватит девочку из себя строить! — настаивала Юрико. — Бесполезное дело. Ты совершенно не понимаешь, что с тобой происходит.
— Понимаю. Я стала худая и красивая.
— Это кто же тебе такое сказал?
Я совсем запуталась. Действительно, кто? Худая — значит красивая… Когда же это было? В школе? Сестра Юрико?
— Твоя сестра мне сказала.
— И ты в это веришь? Сказали сто лет назад, а ты до сих пор веришь? — Юрико вздохнула. — Святая простота! Какая же ты доверчивая!
— Ладно, Юрико. Скажи: что такого я вскрываю в мужиках?
— Пустоту. У них за душой ничего нет.
— А у меня?
Задав вопрос, я обняла себя руками. У меня за душой ничего. Все! От меня ничего не осталось. Одна оболочка — университет Q., строительная компания G. Вот и все. А внутри — пустое место. Хотя кто бы мне сказал, что есть внутреннее содержание. Тут только я заметила, что залила газету кофе. Быстро вытерла стол, но коричневое пятно на газете осталось.
— Кадзуэ! Что происходит?
Обернувшись, я увидела на пороге гостиной мать. Ее лицо без всяких следов косметики перекосилось от страха.
— С кем ты сейчас разговаривала? Я услышала голос, подумала, здесь кто-то есть.
— Разговаривала! Вот с кем! — Я ткнула пальцем в газету, однако из-за кофе, залившего маленькую заметку, разобрать, что в ней написано, было нелегко.
Ничего не говоря, мать зажала рот ладонью, чтобы не закричать. Не обращая на нее внимания, я резко дернула застежку своей сумки, лежавшей на стуле.
— Мне надо позвонить!
Я вытащила записную книжку; на пол вывалились скомканная бумажная салфетка, которой я вытирала нос, и грязный носовой платок. Мать впилась в меня взглядом, и я махнула на нее рукой:
— Что ты уставилась?! Иди отсюда!
— На работу опоздаешь.
— Не сгорит моя работа. Шеф вчера на целый час позже пришел, и ничего. Позавчера одна секретарша опоздала. Все делают, как им удобно. А я чем хуже? Почему я должна за всех отдуваться? Сколько я уже тебя кормлю?! Сил моих больше нет!
— Значит, это я во всем виновата? — запинаясь, проговорила мать, с беспокойством глядя на меня.
— Ни в чем ты не виновата. Просто я хорошая дочь.
— Да, — еле слышно промямлила мать. Она не хотела уходить, но моя мрачная физиономия все-таки заставила ее удалиться.
Я покопалась в записной книжке, нашла телефон сестры Юрико. Мы с ней не общались много лет, но я вдруг почувствовала, что обязательно должна позвонить ей, услышать ее голос. Медленно набирая номер, я пыталась сообразить, зачем она мне понадобилась. Я была как будто не в себе.
— Алло? Кто это? — послышалось из трубки. Голос был неприятный — мрачный и настороженный.
Без церемоний я сразу перешла к делу:
— Это я. Кадзуэ Сато. Я слышала, Юрико убили?
— Угу. — Голос ее звучал подавленно, но в то же время я уловила в нем и что-то вроде облегчения.
— Как же так?
Из трубки донеслись странные звуки. Низкое гудение на одной ноте, будто на холостом ходу работал мотоцикл. Сестра Юрико смеялась. Я слышала смех успокоения, смех радости от того, что она в конце концов освободилась от Юрико. У меня было такое же ощущение. Первая красавица в школе, во всем была выше меня — и превратилась в шлюху, покушавшуюся на мою территорию. Теперь мы были свободны от нее, и в то же время что-то нас к ней привязывало.
— Ну и что смешного? — с упреком проговорила сестра Юрико.
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 98; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!